Неразговорчивый курьер - мужчина пенсионного возраста в старом
драповом пальто - взял у него папку, положил ее в свой портфель, а Виктору
передал другую. Кивнул и поспешил вниз по лестнице.
Посмотрев ему вслед, Виктор вернулся в квартиру. Бросил папку на
кухонный стол. В гостинной подошел к телефону и снова растерянность
овладела им. Что-то останавливало его.
- Надо звонить. - Шептал он себе и не двигался с места. Только
смотрел на телефон, словно аппарат мог сам позвонить куда надо и что надо
сказать.
Наконец он набрал номер лечебницы. Попросил к телефону Илью
Семеновича и с удивительным облегчением вздохнул, услышав, что Илья
Семенович вышел.
В этот день он больше не звонил. Он сел за работу и к приходу Нины с
Соней написал три "крестика". Оставалось написать еще два и можно будет
звонить главному. Пускай увидит, как он теперь быстро работает!
На следующее утро позвонил Леша.
- Старик. Завтра очень серьезные похороны, - сказал он.
- Боюсь, что эти похороны пройдут без пингвина, - проговорил в трубку
Виктор и вздохнул. - Он как раз на последних похоронах простудился и
теперь неизвестно - выкарабкается или нет...
Виктор рассказал обомлевшему от новости Леше все, что произошло.
- Послушай, - сказал Леша. - Если я виноват, дай мне с этим
разобраться. Где он сейчас?
Виктор продиктовал Леше телефон Ильи Семеновича.
- Добро, я тебе позвоню! - сказал на прощанье Леша. - Не грусти!
Вечером он действительно позвонил.
- Все будет в порядке, - обнадеживающе сказал он. - Ребята берут на
себя финансовую сторону и все, что касается операции. Твой Илья Семенович
- нормальный мужик. Он теперь будет сам каждый день тебе звонить и обо
всем рассказывать... Кстати, может ты сходишь со мной завтра на похороны?
Потом посидим на поминках... - неожиданно спросил Леша.
- Я что - пингвин? - грустно произнес Виктор.
Вернувшись на кухню к пишмашинке, Виктор вместе с внезапно
появившейся надеждой ощутил и тревогу. Какие-то ребята - вообщем он
догадывался, что это за ребята - решили заплатить за операцию и, судя по
всему, взяли на себя поиски донорского сердца...
Виктор не любил фильмов ужасов, но нынешняя ситуация вызывала в нем
ощущения именно такого фильма.
Мотнув головой, Виктор отогнал от себя эти ассоциации и его мысли
снова вернулись к "ребятам". Почему они решили все взять на себя? Они что,
такие добрые? Или очень любят животных?.. Они в чем-то перед ним,
Виктором, в долгу? Или в долгу перед пингвином?...
Вопросительные знаки быстро утомили Виктора и он решил думать о
чем-то другом. Но мысли все равно крутились вокруг больного пингвина.
Вспомнилась телепередача, в которой смазливая ведущая призывала
спонсоров дать деньги на отправку самолета с продуктами в Антарктиду, на
украинскую научную станцию. Виктор отыскал бумажку с записанными с экрана
номерами банковского счета и телефона.
Внезапная мысль обрадовала его. "Если Миша выживет, - думал Виктор. -
Надо будет отправить его с этим самолетом в Антарктиду, на родину. Сделать
им спонсорский взнос с условием, чтобы они выпустили его там, среди льдов
- они не откажутся..."
Обрадованный этой идеей, Виктор с вдохновением засел за оставшиеся
"крестики" и в течении двух часов "добил" их.
А вечером позвонил Илья Семенович.
- Вы знаете, что все в порядке? - спросил он.
- Да, - сказал Виктор.
- Ну что могу сказать... У вас хорошие друзья... Состояние у пингвина
стабильное. Начинаем готовиться к операции.
- А что, уже все для операции есть? - спросил Виктор.
- Нет, еще не все. Но думаю, что это вопрос двух-трех дней. Я вам
позвоню завтра.
Через полчаса, когда Соня, поужинав, спросила Виктора: "Как Миша?",
он с облегчением ответил: "Выздоравливает."
67
Он долго не ложился спать. Уже и Соня, и Нина видели, должно быть,
сны, а он все еще сидел на кухне при выключенном свете и наблюдал как одно
за другим гасли окна дома напротив.
Ему не хотелось спать. Бессоница здесь была не при чем. Он просто
наслаждался тишиной и покоем, наблюдая за засыпающим городом. И тиканье
будильника, снова стоящего на своем месте на подоконнике, больше не
раздражало его. Волнения были позади. Мысли замедлили свой ход, тоже
подпав под влияние этого покоя. И текли они свободно, словно неторопливая
река перед глазами.
Казалось, что после всех этих потрясений, неприятных открытий,
порождающих темные подозрения и просто моментов, которые легче забыть, чем
понять и принять за обыденное, жизнь его снова входила в нормальное русло.
И только в таком состоянии он мог заглядывать в будущее. Свое будущее,
достигнуть которого он мог только стремясь вперед, не останавливаясь для
того, чтобы раскрыть какую-то тайну, не вникая в изменение сущности самой
жизни. Жизнь - дорога, и если идти "по касательной" - она окажется
длинней. А длинная дорога - это длинная жизнь. Как раз тот случай, когда
процесс важнее результата, ведь конечный результат жизни всегда один и тот
же - смерть.
Он и шел "по касательной", обходя наощупь закрытые двери, но оставляя
на них следы своих прикосновений. Но эти следы все равно оставались с ним,
в его памяти, в его прошлом, которое уже не отягощало мысли.
В доме напротив только в трех окнах горел свет, но это были другие
окна. Люди, копошившиеся за этими окнами, Виктора не интересовали. Он
хотел бы увидеть ту женщину, за которой наблюдал прошлой бессонной ночью.
Но даже ее отсутствие не нарушало его покой.
Он словно разгадал тайну долголетия. Долголетие зависело от покоя.
Покой был источником самоуверенности, а самоуверенность позволяла очищать
жизнь от ненужных волнений и поворотов. Самоуверенность позволяла
принимать решения, удлинняющие жизнь. Самоуверенность вела в будущее.
Виктор заглянул туда, в будущее. Казалось, первый раз в жизни он так
четко увидел все, что мешало его спокойному пути. Как ни странно, все это
было косвенно связано с его любимцем Мишей. И хотя сам Миша был здесь не
при чем, но именно он стал невольной причиной усложнившейся жизни Виктора.
Миша как бы втянул Виктора в траурный круг людей с повышенной смертностью
и только сам Миша теперь мог освободить Виктора от этих людей. Стоит Мише
исчезнуть, думал Виктор, и исчезнет Леша со своим биноклем, исчезнут из
его жизни дорогие гробы с позолоченными ручками по бокам. Из двух зол его
жизни останется только одно - его работа. Но это зло, с которым Виктор
давно смирился. Чужое зло, которому Виктор за триста долларов в месяц
придавал философский смысл. В этом зле он был человеком косвенным, не
важным.
Виктор улыбнулся, представив себе Мишу на фоне белых антарктических
льдов. Вот оно - решение. Решение, несущее пользу им обоим. Пользу и
свободу. Лишь бы операция прошла удачно... И даже если эти "ребята",
взявшие на себя все расходы, будут очень недовольны исчезновением
пингвина, что они смогут сделать? Что они смогут сделать против Виктора, у
которого есть та неведомая ему самому "защита", о которой с таким уважение
когда-то говорили и покойный Миша-непингвин, и его враг-друг Сергей
Чекалин.
В ушах он услышал спокойный и размеренный ритм своей будущей жизни.
И снова улыбнулся.
В доме напротив погасло последнее окно и стал виднее рассеянный свет
луны, падавший во двор.
68
Прошло несколько весенних дней. Каждый вечер звонил телефон и Илья
Семенович докладывал Виктору о самочувствии Миши. Самочувствие было
"стабильным". Самочувствие Виктора тоже было стабильным, как и погода за
окном. Нина с Соней исчезали с самого утра - Нина придумала показывать
девочке весну. Они "изучали" весну, как какой-то школьный предмет. Эта
игра, казалось, нравилась им обоим. А Виктору нравилось их отсутствие. Он
мог спокойно работать. "Крестики" писались быстро и легко и он уже ждал
звонка от главного. Думал, что главный похвалит его. Но Игорь Львович пока
не звонил. Вообще никто кроме Ильи Семеновича ему не звонил.
Сергей-участковый был далеко - единственный человек, чьи звонки ни к чему
не обязывали. Кто там еще прятался в тени его жизни? Леша - охранник
"серьезных" похорон? Он еще позвонит. В этом у Виктора сомнений не
возникало. Но и Леша казался Виктору неплохим человеком. Он, вроде, тоже
жил "по-касательной". Просто нашел свою нишу и занял ее. В нынешнее время
это, пожалуй, было большим достижением - найти нишу и занять ее. И
желательно при этом не вызывать ни у кого зависти. Иначе, не дай бог,
кто-то может подумать, что эта ниша слишком хороша для тебя...
Илья Семенович позвонил около трех.
- Операцию сделали ночью, - сказал он. - Пока все отлично. Реакции
отторжения нет.
Виктор, услышав новость, обрадовался.
- Спасибо... Когда можно будет его забрать?
- Думаю, что не скоро, - ответил Илья Семенович. - Реабилитационный
период - недель шесть... Но я вас буду держать в курсе... Может быть, и
пораньше получится... Посмотрим.
После телефонного разговора, Виктор сварил себе кофе. Вышел с
чашечкой на балкон. Солнечный луч дотронулся до его лица, заставил
прищурить глаза. Удивительно нежный прохладный ветерок пронесся мимо,
задев его своим движением. Приятное ощущение свежести и еще по-детски
неустойчивого, раннего солнечного тепла. Удивительное ощущение. Сочетание
хрупкости легкого ветерка и непрерываемости солнечного луча. Тепло и
свежесть. Это то, что пробуждает жизнь, вызывает ее на поверхность земли.
Кофе был некрепкий, но Виктору и не хотелось крепкого кофе. Крепкий
кофе теперь казался ему чем-то зимним. Необходимостью борьбы с зимней
спячкой, с коротким световым днем, с усталостью от ожидания тепла.
"Теперь можно звонить в этот комитет "Антарктида", - думал Виктор. -
И пусть мне, теплолюбивому, будет хорошо здесь, а ему - там."
Вернувшись в гостиную, Виктор остановился на минутку у висевшего в
стеклянной рамке рисунка Сони - "семейного портрета с пингвином".
Улыбнулся и вздохнул, ощутив некую гордость за самого себя, за
принятое решение.
И тут же подумал, что решать чью-то судьбу намного легче, чем свою
собственную.
Тем более, что всякая попытка изменить свою судьбу все равно
приводила к нежелательным последствиям, лишь далее ее отягощавшим. И
выходило, что всякие изменения - к худшему, независимо от их сути.
69
Комитет "Антарктида" распологался на втором этаже админздания
авиазавода, в двух смежных комнатах за дверью с ностальгической табличкой
"ПАРТБЮРО".
Виктор приехал туда около одиннадцати утра, предварительно позвонив и
договорившись о встрече. Говорить по телефону о пингвине было бы глупо -
его приняли бы за шутника или идиота. Поэтому он просто представился
потенциальным спонсором.
На проходной авиазавода ему пришлось подождать минут пять, пока за
ним не спустился худощавый мужчина лет сорока пяти в сером костюме. Это
был председатель комитета "Антарктида" - Валентин Иванович. Он был любезен
и приветлив - видимо необходимые качества при работе, связанной с поисками
денег. Сначала угостил кофе. Потом открыл дверь в соседнюю комнату.
- Чаще нам предлагают продукты, вот, смотрите! - он жестом обратил
внимание Виктора на ряды картонных ящиков и просто консервные банки
россыпью заполнявшие дальний угол комнаты. - Все берем, хотя срок хранения
давно вышел. И то хорошо, что предлагают... Иногда дают деньги. Вот
Южстройбанк дал триста долларов. Нам, конечно, лучше бы деньги. Надо
керосин для самолета, летчикам заплатить - они ж без работы сидят...
Виктор слушал и кивал.
Вернувшись в первый кабинет, Валентин Иванович достал бумаги с
подробным перечислением уже собранных продуктов и сумм.
Виктор пролистал их, обратив внимание на огромное количество
китайской тушенки, переданное каким-то очередным спонсором.
- В той комнате еще не все, что у нас есть, - добавил Валентин
Иванович. - Оборудование и собранную теплую одежду мы складируем отдельно.
Есть еще две бочки подсолнечного масла.
- А когда вылетаете? - спросил Виктор.
- Должны девятого мая, в бывший день победы, - сказал председатель
комитета. - Мы же с посадками. Надо было заранее предупредить аэропорты...
Извините, что спрашиваю, а вы нам как хотите помочь? Валютой или
продуктами?
- Валютой, - ответил Виктор. - При одном условии...
- Слушаю! - Валентин Иванович уставился на потенциального спонсора
пронзительным взглядом.
- Год назад я взял в зоопарке пингвина, когда зоопарку нечем было
кормить животных... И теперь я хотел бы его отправить в Антарктиду, в
нормальные для него условия... Вот, собственно, то, что я хочу от вас...
В светлоголубых глазах председателя комитета промелькнула искорка
иронии. Но выражение лица оставалось серьезным, таким же как и у Виктора.
Они смотрели друг на друга, словно играя в "кто кого пересмотрит", но
через пару минут председатель опустил задумчивый взгляд на стол перед
собой.
- Ну и сколько вы можете дать за этого пассажира? - не отрывая
взгляда от стола, спросил Валентин Иванович.
- Пару тысяч долларов, - стараясь звучать как можно тверже,
проговорил Виктор.
Ему не хотелось, чтобы вдруг возник торг. Пока же все шло хорошо и
даже промелькнувшая в глазах председателя комитета искорка то ли иронии,
то ли недоверия никак не повлияла на деловой ход разговора.
Валентин Иванович помолчал с минуту, размышляя.
- То есть две тысячи наличными? - переспросил он, глядя Виктору в
глаза.
Виктор кивнул.
- Хорошо, - сказал председатель комитета. - Возьмем вашего
пассажира... Я могу вас попросить привезти деньги на днях? А пингвина
подвезете в день вылета утром, к девяти. Вылет будет около двенадцати.
Возвращаясь домой по освещенной солнцем улице, Виктор чувствовал
себя, как ни странно, немного тревожно. Легкость, с которой определилась
судьба Миши, заставила Виктора снова задуматься о своей судьбе. Девятого
мая он останется один. И хотя рядом с ним будут Нина и Соня, но их
присутствие, автономное и от него, кажется, независимое, не заставит его
забыть о Мише.
Он не ждал от Нины и Сони привязанности, как и сам не был к ним
привязан. Была ли это просто затянувшаяся игра в семью? Может быть. Но,
похоже, она устраивала и Нину. Девочка, конечно, ничего не понимала.
Присутствие взрослых в ее жизни было чем-то естественным. О своих
родителях она словно и не помнила вовсе. Может, надо попробовать полюбить
и Нину, и Соню? Чтобы они ответили взаимностью и их странный союз стал
настоящей семьей?
70
Апрель приближался к концу. Позеленевший от тепла город готовился к
цветению каштанов. Но жизнь Виктора как бы замедлила ход. Последний раз
приехавший курьер забрал папку с готовыми "крестиками", ничего не оставив
взамен. Виктор позвонил главному и Игорь Львович сказал, что временно
работы не будет. Внезапно наступившая пауза застала Виктора врасплох.
Жизнь словно сбилась с шага. Все до этого шло по плану: и две тысячи
долларов он давно отвез Валентину Ивановичу, и Илья Семенович ежедневно
звонил, сообщая о состоянии поправляющегося Миши. И вдруг эта пауза.
Нина снова заговорила о покупке дачи и стала приносить газеты с
объявлениями. Виктор терпеливо прочитывал все отмеченные ею объявления.
Ему казалось, что надо собраться и как можно быстрее купить какой-нибудь
домик с садиком, чтобы летом всем им было хорошо. Но одновременно с этими
мыслями его одолевала какая-то пассивность.
- После девятого мая все пройдет, - думал он, связывая свое странное
состояние с отсутствием работы и ожиданием отлета Миши.
Соня все реже спрашивала про пингвина и это тоже радовало Виктора.
Теперь он был почти уверен, что исчезновение пингвина из ее жизни
обойдется без драмы. На самом деле он больше боялся за себя. Именно себя
ему было жалко. Он легко представлял себе, какие моменты скоро покажутся
ему поводом для ностальгии.
Но принятое решение, как нечто уже не зависящее от него самого,
удерживало Виктора от преждевременной жалости к себе.
Как-то позвонил Леша.
- Все отлично! - сказал он. - Через пару недель выпьем на чьих-нибудь
поминках за здоровье пингвина!
"Да, - подумал тогда Виктор и первый раз за долгое время улыбнулся. -
Выпьем, обязательно выпьем!"
Вернувшись в очередной раз от Сережиной мамы, Нина принесла почтовую
квитанцию на посылку.
Они сидели за ужином. Был ранний вечер, что-то около шести.
- Странно, - говорила Нина. - Вроде от Сережи, но почерк не его... И
видишь, двадцать долларов по курсу - пошлина! Как из-за границы.
- Это и есть заграница, - грустно проговорил Виктор, отрезая
туповатым ножом кусок отбивной.
- Жесткое! - пожаловалась на мясо Соня.
- Давай, я тебе на мелкие кусочки порежу! - Виктор наклонился над
тарелкой девочки и принялся "распиливать" ее отбивную.
- Надо ножи наточить, - сказала Нина.
- Наточу, - пообещал Виктор.
Потом они пили чай.
- Сходишь завтра со мной на почту? - спросила Нина. - Вдруг посылка
тяжелая?
- Хорошо.
В этот вечер Соня опять заснула перед телевизором. Они ее уложили на
диван, накрыли одеялом и приглушили громкость. А сами досмотрели очередной
боевик с Мелом Гибсоном до кровавого конца и только потом пошли спать.
Утром, заплатив двадцать долларов по курсу, получили на почте посылку
- довольно тяжелый картонный ящик с наклеенной по диагонали надписью
"Осторожно! Хрупкое вложение!"
- Это не его почерк! - уже совершенно уверенно сказала Нина, глядя на
написанный на картонной коробке адрес.
Взяв посылку в руки, Виктор услышал, как внутри что-то звякнуло.
Еще разок посмотрев на предупреждающую надпись, Виктор покачал
головой.
- Кажется, там что-то разбилось... - сказал он.
- Значит, мы зря заплатили двадцать баксов! - недовольно произнесла
Нина. - Ладно, сначала дома посмотрим. Какой смысл нести сразу? Если там
что-то разбилось - она только огорчится...
Вернувшись домой и похвалив новые рисунки Сони, Виктор и Нина
распаковали на кухонном столе ящик и вытащили оттуда странную темнозеленую
четырехгранную вазу с крышечкой, обмотанную клейкой лентой.
- Медная? - сам себя спросил Виктор, рассматривая вазу.
- Там что-то внутри, - сказала Нина. - О! Смотри, письмо!
Она взяла сложенный вдвое лист бумаги, развернула.
В наступившей паузе Виктор следил за Ниной, читавшей письмо. Ее губы
шевелились. Лицо словно окаменело. Руки задрожали. Она молча передала
письмо Виктору.
"Уважаемая мама Сергея!
Краснопресненский отдел милиции поручил мне написать вам это письмо.
Наверно потому, что я тоже приехал сюда с Украины, из Донецка. А также
потому, что мы с Сергеем дружили. Он был отличным парнем. Я не знаю, что
еще вам написать. К сожалению, Сергей погиб при исполнении служебных
обязанностей. Это случилось не в Москве. Он не хотел туда ехать, но
приказы не обсуждают.
Финансовая часть горотдела МВД поставила нас перед сложным выбором -
они могли оплатить или только похороны, но довольно далеко, за
Орехово-Зуево, или кремацию. Мы, ребята, приехавшие с Украины, решили, что
кремация лучше - все-таки можно будет похоронить его на родине.
Примите наши соболезнования.
Николай Прохоренко и Краснопресненский отдел милиции."
Дочитав, Виктор снова посмотрел на четырехгранную вазу.
Нина вышла в коридор. Было слышно, что она плачет.
Виктор осторожно взял тяжелую вазу в руки и легонько встряхнул ее -
изнутри послышался странный глухой и "рассыпчатый" звук. Он опустил вазу
на стол.
- Грустная погремушка, - подумал он мрачно. - Все, что осталось от
Сереги...
Из ванны донеслось журчание воды. А через минуту в кухню вернулась
Нина. Ее лицо было мокрым, глаза - красными.
- Светлане Федоровне я ничего не скажу... Это ее убьет... -
произнесла она твердо. - Сами похороним.
Виктор кивнул.
71
Прошло несколько дней. Вяло-текущее время продолжало угнетать Виктора
и не смотря на солнечную теплую погоду он сидел дома. Пару раз, вытащив
из-под стола пишмашинку, он пытался что-то писать, но вид белого листа
бумаги словно вызывал у Виктора паралич и мысли, и воображения.
- Может, надо газеты почитать? - Думал он, вспоминая популярный
газетный жанр криминального репортажа. - Там и сюжеты можно найти, и
героев...
Он вспомнил, как "выуживал" из газет героев своих первых "крестиков".
Интересно, где они теперь, эти герои?
Четырехгранная темнозеленая ваза стояла на подоконнике - на том же
месте, куда он переставил ее, чтобы пообедать за столом в день получения
посылки. Время от времени он останавливал на ней свой взгляд, вспоминал
Сергея, вспоминал Новый год на его даче и зимние ледовые пикники с
пингвином. Странное ощущение навсегда потерянного счастья возникало у
Виктора. Он смотрел на эту темную зелень искусственной патины, на эту
странную вазу и просто не верил, что перед ним была новая оболочка
остатков земной жизни Сергея. Нет, этот предмет оставался для Виктора
просто странным предметом, словно молчаливым пришельцем из другого мира. И
его присутствие в кухне одновременно и озадачивало Виктора, и не вызывало
у него протеста. Бархатистая зелень патины казалась живой, и сама ваза
была словно одушевленным предметом, не смотря на свое содержимое. И не
верилось Виктору, просто не верилось, что эта ваза имеет какое-то
отношение к Сергею, к его жизни или смерти. Нет, думал Виктор, если Сергея
больше нет, значит его нет больше ВООБЩЕ. И тем более - в этой вазе.
Ближе к вечеру вернулись Нина и Соня.
- А нас один дядя про тебя спрашивал! - переобуваясь, сказала девочка
вышедшему в коридор Виктору.
- Какой дядя? - удивился он.
- Молодой и толстый! - сказала Соня.
Виктор перевел удивленный взгляд на Нину.
- Какой-то твой знакомый, - в ответ на взгляд проговорила Нина. -
Просто интересовался, как ты сейчас поживаешь, что делаешь...
- Он нас мороженым угостил! - добавила Соня.
На ужин Нина поджарила курицу. А потом, за чаем, достала из сумочки
страницу из газеты объявлений.
- Вот, смотри! - протянула она эту страницу Виктору. - Кажется то,
что надо - Конча-Заспа, десять соток и недорого!
Виктор прочитал объявление: двухэтажная дача, четыре комнаты, десять
соток, молодой сад, двенадцать тысяч долларов.
- Да, - Виктор кивнул. - Надо позвонить...
Но сразу после ужина позвонил Илья Семенович и Виктор тут же забыл о
даче.
- Ваш питомец уже бродит по палате! - сказал ветеринар.
- Можно его забирать? - спросил Виктор.
- Ну, я думаю еще дней десять пускай побудет под нашим присмотром...
- Но числа седьмого-восьмого мая можно уже будет его забрать?
- Думаю, что да...
Опустив трубку, Виктор с облегчением вздохнул. Оглянулся в сторону
балкона - на улице было еще светло.
- Я выйду на минут десять, прогуляюсь, - крикнул он из коридора,
обувая кроссовки.
72
Еще два дня прошли, приближая бывший день победы.
Виктор таки позвонил по поводу дачи в Конче-Заспе и договорился
посмотреть ее на ближайшее воскресенье. Нина была уверена, что дача им
сразу понравится.
- В такую погоду любая дача покажется райским уголком, - думал
Виктор, стоя на балконе и держа в руке чашечку кофе.
Солнце, не смотря на полуденное время, жарило вовсю. Слабый ветерок
едва ощущался, но даже он был теплым, словно долетал сюда из огромного
фена.
- После девятого мая позвоню главному, - думал Виктор. - Пускай дает
работу, а то скучно... Или, может быть, сорваться и всем втроем поехать в
Крым на пару недель? Что тогда с дачей? Нет, придется сначала разобраться
с дачей и если купим - тогда зачем Крым?!.
Нина с Соней вернулись к пяти.
- Что делали? - поинтересовался Виктор.
- В Гидропарке были, - ответила Нина. - На лодке катались...
- Да! - добавила Соня. - Там уже купаются!
- Опять твоего приятеля видели, - сказала Нина. - Странный он
какой-то...
- Какой приятель? - спросил Виктор.
- Ну тот, что нас мороженным угощал и о тебе расспрашивал...
Виктор задумался.
- А какой он из себя? - после минутной паузы спросил он.
- Толстенький, лет тридцать... - Нина пожала плечами. - Никакой...
Подсел к нам в кафе возле входа в метро.
- Он спрашивал: любишь ты меня или нет! - сказала Соня. - И я ему
сказала, что не очень!..
Виктор ощутил нарастающее беспокойство. Даже среди его старых
знакомых вроде не было никого толстого лет тридцати.
- А что он еще спрашивал?
Нина наклонила голову, припоминая.
- Ну, про твою работу: нравится тебе она или нет... Потом спрашивал,
пишешь ли ты еще рассказы... Сказал, что они ему раньше очень нравились.
Да, он просил, если я соглашусь, дать ему что-нибудь из твоих рукописей...
Так, чтобы ты не знал... Сказал, что писатели не любят давать читать
рукописи...
- И что ты ему сказала? - спросил Виктор, глядя холодным взглядом на
Нину.
- Она сказала, что поищет! - ответила за Нину Соня.
- Нет, - сказала Нина. - Он сказал, что Киев - город маленький и еще
увидимся. А про рукописи я ему ничего не говорила...
- Кто же это может быть? - Думал Виктор. - И к чему ему обо мне
расспрашивать?..
Он пожал плечами из-за отсутствия ответа на свои вопросы. Вышел на
балкон, облокотился о перила и посмотрел вниз, на двор. На квадратной
заасфальтированной площадке, на веревках, натянутых между белыми
железобетонными столбиками, сушилось белье. Рядом игрались дети. Слева
стоял покрашенный белой краской мусорник, под стеной которого лежали
старые жестяные баки. За ним, с балкона этого уже не увидеть, там слева
был пустырь и на нем - три голубятни, возле которых они с Мишей и Соней
гуляли иногда зимой. Знакомый пейзаж, весенний вид сверху.
Мысли Виктора снова вернулись к этому любопытному молодому и толстому
человеку.
- Может, он следит за ними? - подумал вдруг Виктор и снова всмотрелся
в двор. - Да и откуда он может иначе знать, что мы - как бы семья?
У парадного на скамейке сидела пара старушек, у соседнего парадного
тоже сидели какие-то люди. Мимо дома напротив шла кампания подростков,
громко споря о чем-то.
Ничего и никого подозрительного.
Виктор успокоился. Вернулся в комнату.
73
Ночью ему не спалось. В темноте спальни, слушая спокойное дыхание
Нины и ощущая ее тепло, он думал об этом любопытном человеке,
интересующимся его жизнью. Кто он? Откуда? Зачем? И этот странный вопрос
Соне: любит ли он ее?
Тревога постепенно проникала в его мысли, еще дальше отталкивая его
от спокойствия и сна.
"Кто-то наверняка следит за ними, - думал он. - Кто-то, должно быть,
следит и за мной... Я просто редко выхожу на улицу..."
Стараясь не разбудить Нину, Виктор выбрался из-под одеяла, набросил
халат и вышел на балкон.
Приятная прохлада словно опускалась сверху, с усеянного звездами
неба. Напряженная тишина спящего города давила на уши. Все окна в доме
напротив были темны. И внизу, во дворе, остановившийся на ночь пейзаж
напоминал покинутые актерами театральные декорации.
"Нет, - подумал Виктор. - Если бы всерьез следили, то и сейчас
где-нибудь у соседнего парадного стояла бы машина с выключенными
фарами..."
Он перегнулся через перила и посмотрел вдоль своего дома. И увидел
две машины, оставленные перед въездом на дорожку, ведущую к парадным. Тут
же улыбнулся сам себе - так недалеко и до мании преследования.
Вернулся в спальню, но так и не заснул до рассвета.
Утром, отпоив себя крепким кофе до состояния "раздраженной бодрости",
он принял ванну и побрился.
После завтрака Нина с Соней стали собираться в город.
- Куда сегодня? - спросил Нину Виктор.
- Снова в Гидропарк, - ответила она. - Там хорошо. И аттракционы уже
работают...
Как только Нина с Соней вышли из квартиры, Виктор приник к оконному
стеклу на кухне. Он внимательно осмотрел двор, потом опустил взгляд на
свое парадное. Дождался, пока из него вышла Нина с девочкой и снова
осмотрел двор. Заметил, как со скамейки у дома напротив поднялся невысокий
парень плотной наружности и медленно пошел за Ниной и Соней к остановке.
Пройдя метров двадцать, он остановился и оглянулся назад. К нему подъехала
машина - "Москвич-комби", он сел рядом с водителем и машина тронулась.
Озадаченный увиденным, Виктор быстро обулся и вышел из квартиры.
На автобусной остановке никого не было - видно автобус только-что
ушел. Виктор остановил попутную машину и через пять минут уже опускался на
эскалаторе в метро.
Чем больше он думал об этой странной слежке и расспросах, тем более
озадаченным себя чувствовал. И этот парень в какой-то мешковатой футболке,
и машина, в которую любой "крутой" побрезговал бы сесть. Все это как-то не
увязывалось в голове у Виктора с ощущением тревоги и опасности, возникшим
после второго упоминания Ниной о любопытном молодом толстяке.
Но все-таки, насколько бы все это не выглядело странным, кто-то
действительно следил за Ниной для того, чтобы разыграть где-нибудь в
городе очередную "случайную" встречу и задать новые вопросы о нем,
Викторе. Значит, кто-то действительно интересовался им. И единственное,
что могло успокаивать его, это отсутствие в этом загадочном процессе ребят
в спортивных костюмах с бритыми затылками, подъезжающих на новеньких
иномарках.
А раз таких ребят здесь не было, значит и бояться было Виктору
