поколения в поколение передавался бы закон "земли и крови" и
гордость за родину предков. Таким образом культивировалась
почва для вероятного переворота изнутри.
Кто знает, во что бы претворились эти устремления на уже
созданном в Штатах к сороковым годам базисе, если бы не крах
Рейха, кто знает...
Звонок телефона прозвучал мягкой, вкрадчивой трелью.
Краузе снял трубку.
- Магистр, - доложил голос, - за объектом заехал его
знакомый, видимо, коллега... Они направились в Бруклин, но
по дороге мы их потеряли...
- Почему? - вопросил Краузе бесстрастно.
- Мы... могли обнаружить себя излишней настойчивостью.
К тому же, свою машину объект оставил в Лонг-Айленде. Он
собрал сумку...
- Та-ак, - произнес Краузе заинтересованно.
- Ничего особенного, - ответил собеседник на
невысказанный вопрос. - Безделушки, документы... Все то, что
мы уже видели. Теперь. У меня есть... скажем, странная
новость. Я только что говорил с нашей вашингтонской группой.
Они не могут подойти к его квартире. Там... В общем, его
"пасут"...
- Кто? - удивился Краузе искренне.
- По первым впечатлениям - люди из его же профсоюза...
И в этой связи позволю себе вывод: кажется, у объекта
служебные неприятности...
- А здесь?.. Никаких хвостов?
- Чисто, - отрубил собеседник.
- Возьмите его сегодня, - приказал Краузе. - В багажник
и - в Пенсильванию. На базу.
- Накануне похорон?
- Плевать!
- Магистр, учитывая информацию из Вашингтона, я
рекомендовал бы проанализировать ситуацию более тщательно.
Учтите, его могут "вести" электронными средствами. Мы можем
здорово подставиться.
- Да, - вздохнул Краузе. - Вы правы. Я постоянно
забываю, что на пороге уже двадцать первый век. Хорошо.
Здесь я вам не советчик. Действуйте по своему усмотрению.
Откинувшись в кресле, он закрыл глаза, пытаясь преодолеть жгучую,
исступленную злобу. Опять неудача! Опять препятствие, словно
созданное кем-то свыше! Или лучше сказать - извне!
А ведь цель, казалось, была так близка, когда он вошел в
этот дом на окраине Нью-Йорка! Он даже не сомневался, что
вот-вот, и сбудутся его многолетние ожидания, и сокровище
вернется к нему, ведь недаром, конечно же, недаром!- им было
преодолено и безнадежно-тяжкое ранение, и страдания
эвакуации, и тропические лихорадки в джунглях Латинской
Америки; и, наконец, долгое становление той организации, о
которой он мечтал еще тогда, когда бомбы противника падали
на горевший Берлин...
Спокойно, приказал он себе, подождем. После десятилетий
ожидания не так и трудно потерпеть еще несколько дней...
Главное - не давать волю эмоциям.
Впрочем, в слабости духа он вряд ли мог бы себя
укорить.
Уверенность не покинула его даже после внезапной смерти этого
болвана Гюнтера. Безраздельная уверенность, что, покуда не
выполнена предначертанная миссия, он, Краузе, не может ни
умереть, ни позволить себе жить подобно миллионам других, в
том числе - бывшим соратникам, усердно забывающим прошлое.
Именно эта уверенность заставляла его на протяжении долгих
лет планомерно искать следы сгинувшего шофера в различных
странах, отрабатывать сотни версий, пока, наконец, не
состоялась долгожданная и столь нелепо завершившаяся их
встреча...
Кто думал, что идиот перепугается вот уж действительно -
до смерти? Как будто кому-то была нужна его жалкая жизнь!
Нужен был портфель; даже не портфель, а древний колдовской
кинжал, камень и несколько нерасшифрованных обрывков
тибетской рукописи, каждый из которых, тщательно
переложенный папиросной бумагой, хранился между страницами
рабочей тетради.
Даже в нередкие минуты черного отчаяния, когда, казалось,
поиски шофера заходили в безнадежный тупик, Краузе верил:
раритеты не могли сгинуть в послевоенной круговерти, и он
обязательно вернет их! Вернет!
Безрезультатный обыск дома в Лонг-Айленде, где проживал Гюнтер,
заставил пережить Краузе известное разочарование, хотя
обнаружилась новая ниточка: у Валленберга, чью фамилию
Роланд присвоил, был особняк в Карлсхорсте, и теперь не
существовало ни тени сомнения, что окончание войны шофер
пересидел в тихом районе Берлина, под носом у гестапо, что
рыскало в его поисках по всей стране.
Возникло естественное предположение: может, портфель до сих пор
находится в особняке?
Однако начать проработку такой гипотезы Краузе не спешил,
полагая, что раритеты могли быть подарены отцом сыну -
Гюнтеру-младшему, или уже Валленбергу - черт их всех
разберет... Во всяком случае, хоть что-то о содержимом
портфеля парню наверняка известно, а если он и есть нынешний
владелец искомых ценностей, то хранит их либо дома, либо в
банковском сейфе...
Так или иначе, сынок покойного шофера должен в любом
случае предстать перед его глазами и подвергнуться
пристрастному допросу. А если потребуется, - то и допросу с
устрашением. Хотя очень сомнительно, чтобы взрослый
благоразумный человек не отдал бы добровольно забавные,
однако бесполезные предметы, чью стоимость ему компенсируют
в пятикратном размере от цены, назначенной любым независимым
антикваром. Впрочем, размер цены - категория несущественная.
Его, Краузе, никогда не интересовали деньги. Всю жизнь он
удовлетворялся лишь самым необходимым, глубоко презирая
стяжателей всех мастей. В деньгах он нуждался всего лишь как
в инструменте для физического воплощения Идеи, и те, кто
располагал деньгами, остро чувствовали в нем
целеустремленность духа, а не страстишку к наживе, и
открывали ему неограниченный и бессрочный кредит с
единственным обязательством с его стороны: вхождением их в
очерчиваемый им круг приближенных, не более. И когда он
очутился здесь, в Америке - нищий, больной, бездомный, то,
ничуть не смущенный ни видом своим, ни финансовой
стесненностью, сразу же отправился к тем зеркальным дверям,
за которые мало кто допускался и по внушительным
рекомендацим.
Он знал, к кому и с чем идти. Знал, что сказать охраннику
на входе, что - секретарю и что, наконец, - ключевой фигуре,
восседавшей за музейным письменным столом...
Ему было достаточно лишь остановить свои неподвижные
гипнотизирующие зрачки на чьем-либо лице, чтобы сразу
установился контакт... После же - взвешенные слова,
магические интонации, жесты, а порою - и невнятная
скороговорка коротких фраз, заставляющих собеседника
напрасно напрягать слух, тут же проскальзывающих мимо его
сознания, чтобы, однако, намертво запечалеться в нем кодом,
известным лишь древним египетским жрецам и посвященным ламам
Тибета.
Здесь правил еврейский капитал, но бастионы Круппа,
Гугенберга, Тиссена, Стиннеса и других тоже стояли
незыблемыми обелисками германского могущества, прочно
вросшими в заокеанскую почву. А в том, чтобы обелиски не
пошатнулись, а только ширились и росли, он, Краузе, принимал
живейшее участие.
И сейчас, на одном из этажей небоскреба в центре
Манхэттена находился старый, согбенный годами человек,
иссохший плотью, что тоже имел свою частицу власти и над
этим великим городом, и над страной, которую город
олицетворял, и... над миром, чей князь с черными крылами,
неустанно примечавший суету легиона своих рабов, порою
выделял среди них и вассалов.
РИЧАРД ВАЛЛЕНБЕРГ
Следующим утром в мотель приехал Алан и - закрутилась круговерть
с похоронами, передачей дома лэнд-лорду, продажей яхты,
аннулированием банковского счета отца...
К вечеру Ричард уже садился в свой "Форд", намереваясь
отбыть в Вашингтон.
Провожавший его Алан стиснул мощными ладонями плечи приятеля.
- Будь... осторожен, - произнес самым серьезным тоном.
Ричард понуро кивнул.
На том и расстались.
Уже спускались сумерки, когда Ричард, притормозив у будки
контролера на Стейтен-Айленде, чтобы заплатить за проезд
через мост, узрел в зеркале заднего обзора через три машины
от своего "Форда" как бы притаившийся "Кадиллак" пепельного
цвета, который он заметил еще на трассе, идущей вдоль
бруклинского побережья.
Хвост?
Он механически бросил на сиденье полученную с десятки
сдачу, и резко тронул с места, выжимая из двигателя всю
мощь, однако "Кэдди", поневоле застрявший в очереди, легко
наверстал упущенное благодаря восьми цилиндрам своего
пятилитрового мотора, и теперь отчетливо маячил сзади,
двигаясь по второй правой полосе. Ни водителя, ни пассажиров
за его затемненными стеклами Ричард не различал.
Созрел план: сбавить скорость, рассмотреть цифры номерного
знака, и прямо из машины позвонить знакомым полицейским,
чтобы установили, кому "Кэдди" принадлежит.
Однако мысль таковую Ричард тут же отринул, ибо если и "вели"
его, то уж никак не вражеские агенты, а свои ребята, у кого
концы и с номерами, и с типом автомобиля обязательно
сойдутся, как и у вражеских, впрочем, агентов, а потому,
если и затевать проверочный маневр, то уж лучше свернуть с
трассы к дорожной закусочной, тем более, ему действительно
не мешало бы сжевать какой-нибудь гамбургер, запив его
ледяной пепси-колой...
Включив сигнал поворота, он ушел в крайний ряд, съезжая с
трассы, а "Кадиллак" же, напротив, переместился влево,
стремительно унесшись вперед и растаяв вдали.
Поливая кетчупом лист салата, Ричард подумал, что все его
ухищрения - бессмыслица и дурость. Профессиональные
радиофицированные бригады, сменяющие друг друга на
протяжении маршрута, в ночное время на подобной трассе
практически не выявляются, да и пусть бы за ним следили все
секретные службы мира - что это меняет на день сегодняшний?
Ничего.
Через несколько часов он приедет домой, как следует
отоспится, а вот завтра, вероятно, начнется серьезная
игра...
Только стоит ли ее начинать?..
Об этом он думал всю прошедшую ночь, проведя ее в
сомнениях и воспаленных воспоминаниях, покуда не утвердился
в окончательном безрадостном выводе: произошел провал.
На пути в Эмираты он совершил остановку в Тунисе, где
встретился со связником русских, и встречу эту,
подготовленную наспех, наверняка отследили. Наверняка, ведь
уже к тому времени от Алана потребовали написать отчет, где
фигурировали прежние поездки в Северную Африку, а значит, по
сути своей командировка в Эмираты с транзитом через Тунис,
представляла этакого аппетитного "живца", на которого он к
полному восторгу контрразведки и клюнул...
Далее - подопечный араб. Фигура - в свете последних открытий
- немаловажная. Скорее всего, араб - превосходно
подготовленный провокатор. Основная ценность выданной им
информации касается утечки в мусульманский мир военных
русских технологий. Сведения горячие, а посему Ричарду,
конечно же, надлежит поспешить связаться с
заинтересованнымиыми в них инстанциями.
Этого-то с нетерпениеми от него и ждут. И когда сбудутся
ожидания, ему мгновенно предъявят обвинения по эпизодам
четко зафиксированного контакта с русским агентом в Африке и
выхода на оперативную связь с противником на территории США.
Одновременно русские заполучат "дезу", преподнесенную
Ричарду на блюдечке ЦРУ "иракским перебежчиком". Так кто же
кого разрабатывал, а? Ну, араб!
Что же касается дезинформации, не планируется ли здесь
сколь-нибудь долговременной игры? Вряд ли. Громоздкий проект
выстроить в данной ситуации маловероятно, а "ослиные уши" им
распознаются быстро, так что рисковать попусту никто не
станет. И единственное, что сейчас от него ждут - выхода на
связь...
Провал же на связи - вариант самый распространенный, даже
банальный и... л о г и ч н ы й.
Вот в чем заковыка! Вот что его так неосознанно мучило, но
сейчас-то он абсолютно уверен: его предали, у русских
завелся "крот" на высоком уровне, и он-то, "крот", и сделал
погоду...
Теперь - о выходе из ситуации. Вернее, о том, как избежать
прикосновения к запястьям стали наручников.
Тактическая сторона действий в таком направлении особенных
размышлений не требует; теоретически отшлифован десяток
вариантов исчезновения с горизонта, но вот вопрос: а стоит
ли подаваться в бега?
На сегодняшний момент ему может быть инкриминирована лишь
встреча с русским связником, что, конечно, серьезно, но не
смертельно. Встречу он помнит в деталях, все было
обставлено, как случайный контакт; ни одной фразы никем не
произносилось; связник благополучно с места контакта убыл, и
как бы не чесались руки у ЦРУ, подобраться к нему было
небезопасно: контрразведка Туниса ни с кем особенно не
церемонится, и надо еще поискать охотников попасть в ее
лапы, чтобы затем очутиться на дне бетонной ямы в песках
Сахары.
Кстати, связник по национальности тоже являлся арабом,
а не российским представителем "Аэрофлота", что лишний раз
подтверждало версию о "кроте".
Итак, пока ему, Ричарду, могут быть предъявлены лишь
косвенные обвинения, хотя неоспоримо, что фактор утраты
доверия в данной ситуации закономерен, и в Лэнгли агент
Валленберг уже не жилец.
Потягивая через соломинку из объемистого пластикового стакана
пепси-колу, смешанную с шариками льда, Ричард гнал "Форд",
вспоминая обстоятельства "грехопадения", приведшего его к
краю сегодняшней пропасти.
Что же способствовало его измене великим северо-
американским штатам?
Сам он усматривал целый комплекс мотивов, главный из
которых можно было определить, как глубочайшее разочарование
в своей работе. Занимаясь русскоязычными эмигрантами, он
поневоле начал постигать хитросплетения жизни чуждого ему
общества, постепенно приходя к заключению, что, по сути
своей, две противостоящие друг другу державы отличаются
весьма мало по абсолютной величине, а претензии на мировое
господство у них аналогичны. КГБ, ЦРУ, ФБР являлись всего
лишь исполнителями политических заказов. И ему, Ричарду
Валленбергу, не вменялись в служебные обязанности раздумья,
на чьей стороне историческая правда. Ему вменялось только
слепое служение Америке - самому справедливому и гуманному
государству в мире, щедро оплачивающему услуги своих
защитников, каждодневно совершенствующихся в искусстве
нападения. Империалистический спрут и коммунистический
динозавр, что говорить, стоили друг друга! И бесы стояли над
их схваткой, теша себя противоборством гигантов, ни одному
из которых Ричард предпочтения не отдавал. Беззаветное же
служение подонкам-политикам вдохновения в нем не поселяло.
Они платили ему, - роботизированному профессионалу, деньги,
и он их отрабатывал, пропуская мимо сознания всякую
патриотическую муру различного рода установок, чему в
немалой мере содействовал и отец, прививший ему критическое
отношение к несомненности каких бы то ни было постулатов.
Потом появилась Элизабет, которую явно не устраивала
зарплата офицера контрразведки; обстановка на службе тоже не
радовала: новый шеф Ричарда - низкорослый, слюнявый еврейчик
с дегенеративной нижней челюстью, вечно суетящийся,
крикливый, с непомерным апломбом отрыгивающий свои
гениальные измышления, явно недолюбливал агента Валленберга
то ли за происхождение, то ли за отсутствие подобострастия,
то ли - за самостоятельность решений.
Как полагал Ричард, шеф страдал манией величия, и
одновременно мучался комплексом неполноценности, что
представляло, возможно, интерес с точки зрения психиатрии,
но никакого положительного воздействия на подчиненных не
оказывало.
У руководства, тем не менее, шеф пользовался
благосклонностью, ибо в начальственных кабинетах его
постигала чудесная метаморфоза: он становился воплощением
деликатности и заинтересованной любезности; почтительно
выпячивая толстенькую задницу, с чувствительностью радара
впитывал каждое слово, и этой же задницей растворяя дверь,
убывал исполнять высочайшие распоряжения, на обратном пути
претерпевая возвращение к естественному своему облику и
манерам.
При одном взгляде на шефа Ричард испытывал приступ слепой
ярости, однако ничем таковую не проявлял, вел себя
безукоризненно корректно, хотя вопрос: кто - кого?- стоял
уже ясно и определенно.
Выйдя на контакт с русскими, Ричард буквально в течение
месяца разрешил служебные неурядицы, с треском провалив ряд
непосредственно курируемых шефом мероприятий, причем, его,
Валленберга позиция, касающаяся предварительных разработок и
- напрочь отвергнутая, в итоге оказалась единственно верной.
Шеф отправился на почетную пенсию, обстановка разрядилась,
но теперь Ричард уже жил двойной жизнью, поначалу его
смущавшей, а затем вошедшей в привычную колею.
Он отдавал должное КГБ: неукоснительным и щедрым
расчетам, хитроумным операциям прикрытия, мгновенным
реагированием на все его просьбы или же пожелания и
тщательной конспирации.
Ему открытили счет в швейцарском банке; на случай
чрезвычайных ситуаций он располагал аварийными каналами
связи и, кроме того, уже по своей личной, несущей в себе
известный риск инициативе, обзавелся тремя европейскими
паспортами и парой комплектов подлинных американских
документов, хранящихся в надежных тайниках вместе с наборами
всякого рода спецсредств.
Конечно, его мучили теперь уже неактуальные сомнения в
правомерности содеянного, но тут зачастую выручал отец
своими замечаниями и комментариями. К примеру:
- Слушай, Рихард, а ведь в КГБ евреев не принимают.
Проявили они себя при Сталине, хватит. Хотя... кто знает,
может, он их специально поставил на самую кровавую работу. А
потом же друг друга они и перестреляли. Папа-Джо многое
делал с дальним прицелом. С Израилем он промахнулся,
обманули его. Не получился у Советов плацдарм на Ближнем
Востоке. Но резервацию еврейскую у себя он устроил,этакое
супер-гетто, хотя дело и не довел до конца... А все-таки,
думаю, кое-что для себя полезное он перенял у фюрера. Хотя
бы - идею расового закона; ведь есть нации, чей тип мышления
генетически предопределен. И ничего, кроме вреда, ждать от
них не приходится. Потому после войны он и занялся
переселением народов... А кто был переселен? Вечные носители
вечной смуты, умеющие только грабить и убивать, потомки
кочевников - бескультурные, агрессивные варвары. Другое дело
- этим надо было заниматься планомерно и до конца, а он
ограничился полумерами. А что такое полумеры? Это посеянные
семена грядущей мести и ненависти.
Когда к власти в Союзе пришел Андропов, отец сказал:
- Русские опоздали. У генсека не хватит дыхания. Ему бы
скинуть хотя бы десяток лет... И тогда люди бы гордились
страной, в которой живут. Наверняка. Нет, ему не успеть,
крах близко.
- Крах? - переспросил тогда Ричард со смешком.
- Конечно. Посмотри, кто сидит в Кремле. Паралитики,
подпираемые шпаной. А шпану вы сами и научите, как все
развалить... Купите, подскажете, создадите определенные
обстоятельства...
- А КГБ будет на это взирать и умиляться, да?
- Умиляться не будет, - заметил отец. - Но, как только
сдвинутся общественные ориентиры, а это зависит всего лишь
от нескольких людей, в КГБ начнутся сбои, и механизм
разладится, я это уже проходил.
- То есть?
- То есть в карательных органах работают люди из мяса и
костей, и люди эти более всего заинтересованы в собственном
благополучии. Кроме того, что тебе КГБ, или ЦРУ, или гестапо
- все они представляют тот или иной коллектив. А в любом
коллективе существует зависть, интриги, фальшь и, конечно
же, стремление к лидерству. Порою, кстати, и к дурацким
новшествам тоже. Но нигде, как в спецслужбах не развито
столь остро чувство конъюнктуры. Оно естественно, ибо
строится на конкретной информации и профессиональном
анализе. Вот и возьми теперь ту же РСХА. После войны шеф
всех наших шпионов Шелленберг утверждал, будто начальник
гестапо Мюллер мыслил в прокоммунистическом направлении,
боготворил Сталина и еще в сорок третьем году стал русским
агентом. А сразу после войны был вывезен в Москву НКВД, где
и окончил свои дни в достатке и почете со стороны тех, с кем
он так усердно боролся. Враки? Не знаю. Шелленберг с ним
вечно враждовал, хотя склока между разведкой и
контрразведкой, как понимаю, интернациональна. С другой
стороны, то, что после войны чешские агенты выкрали Мюллера
из Кордовы и отдали его русским - факт неоспоримый. И
понятный. Очутись шеф гестапо в руках союзников и прознай
пресса о его сотрудничестве с большевиками - поднялся бы оч-
чень нездоровый шумок... И даже не в силу одиозности фигуры
Мюллера или же такового альянса.
- А почему?
- Объясню. Но сначала вернемся к Шелленбергу. Мюллер
считал, что это змея, пригревшаяся в СС. И не без оснований.
Форму тот одел по чисто практическим соображениям; самого же
его всегда тянуло к Западу, а в самый горячий момент он
решил без боя сдать Германию американцам - якобы для ее же
блага. И начал сепаратные переговоры, втянув в них
деморализованного дурака Гиммлера, которому вообще ни на что
рассчитывать не приходилось. А важен был Шелленбергу не
результат переговоров, а сам процесс. Ибо он, Шелленберг,
предполагал грядущие судебные неприятности. Предполагал еще
тогда, когда ощутилась лишь тень поражения, лишь малое
сомнение в победе... А потому все дела, связанные с кровью,
заблаговременно распределил по своим подчиненным. И их не
касался. В результате - его заместитель Зандбергер
приговаривается к виселице, а мистер Шелленберг получает
шесть лет тюрьмы и то - по исключительному настоянию
советского прокурора. А поскольку заключенный активно
сотрудничает с англичанами, условия отсидки у него
комфортабельные - хотя, конечно, и не такие, как в Швеции,
где он, умник, переждал конец войны, правильно опасаясь, что
за шуры-муры с американцами будет разжалован и расстрелян. А
сорвал переговоры не кто иной, как Мюллер, в чем я не
сомневаюсь. Возможно, по конкретному заданию Советов. И
таким образом шеф гестапо во многом определил раздел Европы
на два лагеря. Вот так-то. Но добровольно сдаться своим
покровителям из НКВД все же поостерегся, закономерно
опасаясь, что его незамедлительно пристрелят. Однако как
понимаю, два других палача - Сталин и Берия, решили судьбу
собрата по крови самым парадоксальным образом. И пощадили
его за исторические заслуги в деле строительства мирового
коммунизма на планете. Короче, все запутано в этом мире, ибо
- лукав, увы, человек... И обстоятельства сильно меняют
мировоззрение. Кстати. Посмотри на Америку. Она чернеет,
желтеет, деградирует экономически, ибо все хотят
пробавляться комиссионными и мало кто жаждет работать... И
рано или поздно она падет, поверь. И если в то же самое
время у русских дела заладятся, что хотя и маловероятно, то
неизвестно, сколько твоих коллег-бандитов согласится перейти
на службу во враждебный лагерь...
- Бандитов, - повторил Ричард утвердительно.
- Конечно, - сказал отец. - В такие ведомства
отбираются авантюристы и гангстеры. Правда, хорошо
воспитанные и образованные. Но крокодилы по сути.
- Спасибо, папа.
- Не стоит. А кто создавал ЦРУ? Ну? Компания бесов.
Аллен Даллес, бывший компаньон адвокатской фирмы,
субсидировавшей, кстати, наших фашистов и оформлявшей
германо-американские картельные соглашения. Славный генерал
вермахта Гелен, хотя вместо него кое-кто предлагал
кандидатуру того же Шелленберга, но она не прошла -
побоялись шума, - все-таки, заместитель Гиммлера... Но куча
консультантов без громких имен из имперского управления
безопасности, включая гестаповцев, фигурировала. Кроме того,
специалисты из английской разведки с Кимом Филби в
арьергарде, - ответственным буквально за весь шпионаж в
соцлагере и по совместительству - агентом КГБ. Боевая
команда! А вернее, паноптикум. И заведеньице они
организовали под стать себе, как понимаю.
Отец оперировал фактами и возразить ему было трудно. Хотя
Ричарду и не хотелось пускаться в какие-либо возражения.
После таких разговоров он уже не испытывал никаких уколов
совести, и все неприятные эмоции сводились исключительно к
опасению перед маловероятным разоблачением.
Однако - сбылись худшие ожидания.
И сейчас, паркуя "Форд" на подземной стоянке под домом,
он, доставая из багажника сумку, подумал, что содержимое ее
вряд ли ему пригодится. За исключением, разве, старых
немецких документов.
Оказавшись у себя в квартире, он методично обследовал контрольные
метки, которые именовал "капканчиками".
Так и есть, в его отсутствие квартиру навестили искушенные
в проведении тайных обысков дяди.
Подняв вверх раму окна, он долго и грустно смотрел на
знакомую тихую улочку, вдыхая морозный ночной воздух и
рассеянно слушая сообщения с автоответчика, накопившиеся за
его отсутствие.
Он принял решение.
И теперь прощался с Америкой.
...Мировая война привела к дальнейшему уменьшению
нордических элементов в жизни России. Их последние остатки
были сметены революцией и большевизмом.
Надо заметить, что уничтожение высшего, нерусского слоя
осуществлялось не только самой славянской расой. Для этого
ей понадобились новые лидеры - евреи. Еврейство, стремящееся
к мировому господству, уничтожило высший чужеродный слой с
помощью славянского расового инстинкта. Таким образом,
совершенно понятен процесс захвата еврейством ведущих
позиций во всех сферах русской жизни, произошедший в
результате большевистской революции, ибо само по себе
славянство не обладает организационными способностями и
вместе с ними - государство-формирующей и государство-
охраняющей силами. Если изъять из славянского мира все
неславянские элементы, немедленно произойдет распад
государства...
Россия наших дней имеет хозяином еврейство, которое,
уничтожив бывший высший слой, должно теперь доказать, что
обладает собственными государство-формирующими силами. В
истории еврейство всегда было разрушительной силой, поэтому
можно предположить, что и в России оно явится "ферментом
разложения".
Неизбежно придет день, когда панславянская идея восстанет против
большевистско-еврейской государственной идеи. Это восстание
закончится гибелью еврейства. Но то, что останется от
России, будет иметь жалкое, малоспособное правительство...
Настанет эпоха непрекращающихся волнений и беспорядков, ибо
чисто славянское государство лишено высшего, государство-
цементирующего слоя. Бескрайние земные просторы окажутся в
жутком смятении. Вместо стабилизации в отношениях между
государствами наступит период самых тревожных перемен.
АДОЛЬФ ГИТЛЕР
АЛЕКСЕЙ ТРЕПЕТОВ
За оконцем служебного автомобиля в ранних ноябрьских
сумерках зажигала дробящиеся в мороси огни Москва времени
упадка - очередного, пост-советского. И время это, он,
Алексей Трепетов, ощущал, как неотступную зубную боль -
ежеминутно и - обреченно, ибо никакой дантист с болью такого
рода не справился бы.
Время упадка, время крушения всех былых ценностей. Впрочем,
как и сотни других сотрудников КГБ, он уже напрочь
освободился от ностальгии по коммунистической эпохе, и
удручали его не столько перемены, сколько тот стабильный
бардак, что безраздельно воцарился в стране.
Конечно, прежняя система давала элитарные дивиденды
тем, кто охранял незыблемость ее устоев. Однако дивиденды
более походили на незначительные подачки, хотя в начале
своей карьеры молоденький лейтенант Трепетов расценивал их,
как специальные коммунистические блага за особые заслуги -
опять-таки специально, но очень справедливо распределяемые.
И адекватно со звучанием своей фамилии - то есть, трепетно,
- относился ко всем ценностям развитого социализма: как к
духовным, или же на некую духовность претендующим, так и к
материальным, означавшим комфортабельное жилье,
государственную дачу, продуктовые пайки, загранпоездки и уж,
конечно, - высокий статус индивидуума с удостоверением
карательной организации.
Ныне - все в прошлом. Всемогущий КГБ раскололся, как
березовое поленце под колуном на морозе, и первый его главк
- разведка, превратился в отдельную бюджетную организацию
едва ли не полугражданского типа. Ему же, Трепетову, от
прошлых государственных благ осталась лишь служебная
"Волга", да и то благодаря его относительно серьезному
должностному положению, а все остальное ушло в область
приятных воспоминаний.
И все-таки сейчас, рассеянно глядя на размытые огни
новостроек вдоль Рублевского шоссе, он радовался - странно и
усмешливо, - своей брезгливости к сладенькому, никчемному
былому.
Развал системы, которой он прислуживал, обернулся для него
внезапным благом: самооправданием той второй, тайной жизни,
которую он вел, возможностью крутого решения и началом,
вероятно, абсолютно нового этапа своего бытия.
И начинался этот этап с завтрашнего дня. С субботы. С
выходного, что станет для него тяжелейшим рабочим буднем.
Датой "икс".
"Волга" притормозила у подъезда многоэтажки.
- В понедельник, в девять, как обычно?.. - Шофер скорее
не спрашивал, а утверждал.
- Естественно. Спасибо, Саша.
Квартира встретила его темнотой и тишиной. Жена еще не
приходила. Слава Богу. Некоторое время он может побыть один,
не выслушивая истерик по поводу нехватки денег, его
неучастия в серьезнейших бытовых проблемах, как-то: некому
отвезти белье в прачечную, купить мешок каждодневно
дорожающей картошки, доставить теще в далекий район Митино
целебный мед из экологически чистой уссурийской тайги, а
внуку - витамины... У нее же, начальника налоговой
инспекции, зарабатывающей куда больше мужа-полковника,
