ли не единственная мерзость, за которую действительно можно отправлять
на гильотину, тут уж действительно можно лопнуть со смеху. А уж вообра-
зить, что он, Боб, способен выставить себя в смешном свете, совершив по-
добное преступление, да еще в вагоне второго класса, тут уж, право, мож-
но заплакать. Инспектор - как его там зовут, Грацциано, да, в свое время
был такой боксер Грацциано - должен был бы просто рыдать.
Он пришел, потому что ему больно видеть, что фараоны роются в вещах
Жоржетты. Он побывал накануне вечером на улице Дюперре, и ему не понра-
вилось, ну совсем не понравилось, как они там все перевернули. Если не
можешь поставить все на свои места, то и трогать ничего не надо.
Ну и что из того, что он в полиции, он будет говорить таким тоном,
каким ему хочется. А если инспектор такой умный, то ему следовало бы его
выслушать. И нечего тут обижаться, об этом следовало подумать, когда он
выбирал себе такую профессию, правда, в возрасте инспектора это звучит
уже несерьезно.
Во-первых, Жоржетту не ограбили, потому что у нее нечего было взять.
Даже полицейский должен был бы это сразу уразуметь.
Затем, она была человеком слишком порядочным, чтобы завести зна-
комство с каким-нибудь подонком, который был бы способен ее убить. Он
надеется, что инспектор - как его там зовут, черт побери? - Грацциано,
да, так, благодарю, - он надеется, что инспектор понимает, что он хочет
сказать.
И наконец, если верить мерзкой фразе этого мерзкого журналиста, пона-
добилось три минуты, чтобы задушить Жоржетту. Пусть он вобьет себе в
башку, этот, как его там зовут, инспектор, что это-то и есть самое важ-
ное, даже если это важно только для него, Боба, потому что, когда он ду-
мает об этих трех минутах, ему хочется взорвать весь Париж. Потому что
не стоило посещать вечерние курсы при полицейской префектуре, чтобы со-
образить, что три минуты - это слишком долго для профессионала и что
этот негодяй, этот сукин сын, этот подонок-дилетант. Бездарный дилетант
самого худшего толка.
Если бы он. Боб, который не верит в Бога, мог молиться, он попросил
бы Его, чтобы это было делом рук профессионала, хотя это явно не так,
или же журналист просто сморозил глупость, и Жоржетта не мучилась.
И еще одно: он видел, как отсюда выходили эти двое, эта отврати-
тельная особа и этот жалкий тип, сестра и зять Жоржетты. Так вот, не в
обиду инспектору будь сказано, лучше фараонам сразу отказаться от всей
этой ерунды, которая дорого обходится нашим налогоплательщикам. Это
ужасные люди. Хуже того, благонамеренные. И болтливые. Их словам можно
доверять не более, чем Апокалипсису. Они не понимали Жоржетту. Нельзя
понять тех, кого не любишь. Что бы они там ни говорили, все это пустое.
Так вот. Он надеется, что инспектор, которому, вероятно, надоело на-
поминать ему свое имя, усек главное. Впрочем, он и в самом деле ужасно
расстроен и просит извинить его, он никогда не запоминает имен.
Грацци смотрел на него ничего не видящими глазами, от его слов у него
кружилась голова, и он был даже немного напуган тем, что до сих пор не
вызвал дежурного из коридора, чтобы отправить этого одержимого в тюрьму
предварительного заключения при Префектуре, чтобы он там немного остыл.
Он был огромного роста, на целую голову выше Грацци, лицо было безоб-
разное, ужасающе худое, но голубые беспокойные глаза невольно притягива-
ли к себе.
Грацци совсем иначе представлял себе любовника Жоржетты Тома. Теперь
он уже и сам не знал, каким он себе его представлял. Вот он сидит перед
ним. Он оказался лучше, чем торговец автомобилями. Но он раздражает
Грацци, потому что все время перебарщивает, и от этого парня у него,
Грацци, раскалывается голова.
Но накануне, в то время, когда было совершено убийство, он находился
у друзей в пятидесяти километрах от Парижа, в одной из деревень департа-
мента Сена и Уаза, и все шестьсот жителей этой деревни могут подтвердить
его слова, его невозможно было не заметить.
Габер позвонил в четверть первого. Он только что побывал у Гароди. И
звонит из табачной лавки на улице Лафонтена. Он разговаривал с невест-
кой, и надо признаться, она чертовски хороша.
- Она ничего не знает, ничего не заметила, ничего не может сказать.
- Ее описания совпадают с тем, что говорил Кабур?
- Она никого не стала описывать. Уверяет, что легла, как только села
в поезд, и сразу же уснула. Она едва помнит убитую. Вышла из вагона, как
только поезд остановился, потому что свекровь встречала ее на вокзале.
- Она должна была запомнить других пассажиров... А потом, тут что-то
не так. Кабур утверждал, что верхняя полка до двенадцати или до половины
двенадцатого не была занята.
- А может, он ошибся?
- Я жду его. Как она выглядит?
- Красивая, брюнетка, длинные волосы, большие голубые глаза, ма-
ленький вздернутый носик, как раз в меру, тоненькая, рост метр шестьде-
сят, неплохо сложена. Все эти разговоры ей неприятны, тут сомнений нет.
Она все время уходит от ответа, ты представляешь, как это бывает. Она
хочет только одного: чтобы ее оставили в покое. Она придет завтра утром
дать показания.
- Она не заметила ничего особенного во время пути?
- Ничего. Говорит, что ничем не сможет быть нам полезной. Она села в
поезд, сразу же легла и уснула, потом вышла из поезда, свекровь ждала ее
на вокзале. Вот и все. Она никого не знает, ничего не заметила.
- Она что, дура?
- По виду этого не скажешь. Ей это допрос неприятен, вот и все.
Чувствуется, она не хочет, чтобы ее впутывали в такого рода историю.
- Ладно. Поговорим о ней после обеда.
- Что я должен сейчас делать, патрон? Я бы хотел пообедать с одной
подружкой.
- Обедай себе на здоровье. А потом отправляйся в Клиши и переговори с
водителем грузовика, Риволани. А я еще немного подожду Кабура. После
обеда поедем к актрисе.
В три часа дня Таркен уже сидел за столом в своем кабинете. Пальто он
не снял. Вид у него был довольный.
Он поднял глаза на Грацци, но остановил свой взгляд на уровне его
галстука и сказал:
- Ну, мистер Холмс, как самочувствие? Он печатал на машинке свой от-
чет. Составлял он их очень ловко. Главное, уметь подать, понимаешь, что
я хочу сказать?
Грацци остановился около стола, ожидая, когда Таркен допечатает до
конца фразу, работал он обеими руками, как заправская машинистка. А
Грацци так неуютно чувствовал себя за машинкой, что всегда составлял
черновики от руки.
Шеф сказал, что дела идут хорошо. Он откинулся на спинку кресла и
достал мятую сигарету из кармана пальто, расправил ее и попросил: дай,
пожалуйста, огня, у меня всегда уводят спички. Затянувшись, он что-то
удовлетворенно пробурчал, затем сказал, что он, вероятно, со всем этим
распутается дня через три, в среду утром встретится с самим патроном, "а
потом я смогу, милый мой, немного и побездельничать".
А как идут дела у него, Грацци? Он думал об этой девице сегодня ут-
ром, когда принимал ванну. Сейчас он сделает ему, Грацци, подарок. Пусть
слушает внимательно.
Как обычно в таких случаях, он встал и, приняв театральную позу, ска-
зал, что тут нечего ломать себе голову. Красотку могли задушить, во-пер-
вых, из-за того, что произошло еще до отъезда в Марсель. Во-вторых,
из-за того, что произошло во время ее пребывания в Марселе. В-третьих,
из-за того, что произошло после ее отъезда из Марселя, уже в самом поез-
де. Главное - выяснить мотив преступления, тогда ты сразу увидишь, куда
это ведет.
Грацци буркнул что-то невнятное о простоте и упрощенности, но шеф от-
ветил: та-та-та, если ты во всем разберешься, не выяснив прежде мотива
преступления, сообщи мне, а то я человек темный.
Он добавил, что Грацци достаточно умен и, конечно, понял, что два
предположения из трех не выдерживают критики. А именно, первое и второе.
Если подонок, совершивший это, знал жертву до того, как сел в поезд, то
нет и одного шанса из десяти тысяч, что он выбрал бы подобное место и
подобное время, чтобы ее укокошить. Будь у него даже не все дома, он,
раз уж был с ней раньше знаком и дал себе труд последовать за ней до Па-
рижа, скорее выбрал бы для убийства зал "Мютюалите", где собирается до
пяти тысяч человек, а то и просто площадь Согласия, если ты понимаешь,
что я этим хочу сказать: даже там все было бы не так заметно.
Таркен, засунув руки в карманы пальто, покружил по комнате, затем вы-
нул одну руку и, уставившись в галстук Грацци, дотронулся до него пожел-
тевшим от никотина пальцем.
- Нет, все произошло в поезде, мистер Холмс! Надо хорошенько разоб-
раться в том, что произошло той ночью. С 22 часов 30 минут пятницы до 7
часов 50 минут субботы, от этого нам не уйти.
Он трижды коснулся указательным пальцем груди Грацци и проговорил,
чеканя каждое слово:
- Единство времени, единство места, единство всего, что пожелаешь,
это же классика. Если ее придушили в поезде, значит, этот подонок прежде
с ней не был знаком и не мог выбрать другое место, значит, он торопился,
все решилось тут же, на месте.
Теперь он коснулся пальцем своего лица, уперся им в лоб.
- Уж поверь, - убежденно проговорил он. - Если я что и умею делать,
так это соображать.
Есть ли у него что-нибудь новое?
Грацци ответил: нет, ничего особенного, он допросил несколько чело-
век, но все они находились слишком далеко от места, где было совершено
убийство, чтобы их можно было заподозрить. Надо будет еще проверить, чем
занимался в это время ее бывший муж, Жак Ланж, а также один жилец с ули-
цы Дюперре, с которым Жоржетта Тома была знакома.
Он ожидает также первого сообщения из Марселя.
- А что остальные пассажиры купе?
- Кабур сегодня утром не явился. Но он, похоже, сообщил по телефону
все, что знал. Мы отыскали еще троих: актрису, шофера грузовика и жену
одного типа, который занимается электроникой. Габер должен встретиться с
ними.
- Кто еще остается?
- Пассажирка с полки напротив той, которую занимала убитая, 223-й.
Если Кабур не ошибся, это молодая девушка, которая села в Авиньоне. Фа-
милия ее Бомба. Но в справочнике Боттена она не значится.
- А что нового о самой красотке? Грацци ответил, что пока нового ни-
чего нет, но теперь он уже лучше ее понимает. И в то же время ему было
не по себе, потому что сам-то он знал, что это не так, что он никого не
может понять, что дела идут своим чередом: свидетельские показания, мно-
жество людей, различные версии, а победа достанется этому самоуверенному
толстяку с ускользающим взглядом и примитивным карьеризмом, который сей-
час, засунув руки в карманы пальто, снова усаживается за свой стол.
Неужели Таркен оказался прав?
На своем столе Грацци нашел записку Габера. Из Марселя получены пер-
вые сведения. Ничего существенного. Тамошнему инспектору, корсиканцу,
которого Грацци хорошо знал, удалось выяснить, что делала жертва в тече-
ние четырех дней, предшествовавших ее смерти. Первое сообщение будет пе-
редано по телефону около четырех часов дня.
Он ждал, прижавшись лбом к стеклу, у окна, которое находилось позади
его стола. В красных спортивных костюмах по Сене плыли двенадцать греб-
цов, и двенадцать маленьких облачков пара одновременно вырывались у них
изо рта.
Габер сам принес свой отчет: шесть страниц, отпечатанных на машинке в
трех экземплярах. Он успел побывать в Клиши. Повидал Риволани, его жену
и ребятишек. Все они ему очень понравились. Предложили ему кофе и ста-
канчик арманьяка. Поболтали немного, потолковали даже об убийстве.
- Ладно, оставим пока. Прочти-ка сначала вот это. Затем мы отправимся
к актрисе. А потом к Кабуру: он так и не явился.
Они стали читать. Габер жевал при этом свою жвачку.
Жоржетта Тома прибывает в Марсель во вторник, 1 октября, в 8 часов 57
минут. Около девяти часов она приезжает в "Отель де Мессажери" на улице
Феликса Пиа в районе Сен-Мартен, где она останавливалась во время пос-
ледних своих приездов. Это рабочий район, живут здесь в основном
итальянцы или же семьи выходцев из Италии.
С этого времени и до своего отъезда в пятницу вечером, 4 октября,
днем она демонстрирует товары своей фирмы в центре города в косметичес-
ком салоне Жаклины д'Арс, на Римской улице. Около девятнадцати часов она
обычно покидает салон и проводит все вечера, включая первый, в обществе
некоего Пьера Бекки, стюарда корабля "Виль д'Орлеан", принадлежащего
Всеобщей Трансатлантической компании.
Приметы Пьера Бекки: высокого роста, брюнет, одевается элегантно, до-
вольно плотного телосложения, тридцати пяти лет. Сведения о судимостях:
дважды отбывал наказание в Тулоне в военно-морской тюрьме во время про-
хождения службы за нанесение побоев и ранений во время драки, после это-
го никаких проступков не числится. В начале ноября должен отбыть на бор-
ту "Виль д'Орлеан", который отправляется в десятинедельное плавание на
Дальний Восток. С Жоржеттой Тома познакомился несколько месяцев назад во
время одного из ее приездов в Марсель. Он жил тогда вместе с ней в
"Отель де Мессажери". С тех пор он больше с ней не встречался и не имел
от нее никаких известий.
Во вторник 1 октября после полудня Жоржетта Тома звонит из салона
Жаклины д'Арс в одно кафе на улице Феликса Пиа, которое обычно посещает
Пьер Бекки, когда находится на берегу. Поскольку стюарда в это время нет
в зале, Жоржетта Тома просит хозяина кафе мсье Ламбро передать ему, что
она будет ждать его вечером около двадцати часов.
Около двадцати часов Жоржетта Тома встречается с Пьером Бекки в кафе
на улице Феликса Пиа, где он, ожидая ее, играет в карты с завсегдатаями
заведения.
Они ужинают вместе неподалеку от кафе в одной из пиццерий на бульваре
Насьональ и в двадцать два часа вместе возвращаются в "Отель де Мессаже-
ри".
Все последующие дни после работы Жоржетта Тома встречается со своим
любовником в том же кафе и в тот же час, затем они ужинают все в той же
пиццерии, и только в четверг они отправляются в кино, а затем ужинают в
ресторане на берегу моря.
По утрам она первой покидает "Отель де Мессажери", садится в автобус
на углу улицы Феликса Пиа и бульвара Насьональ и едет на работу. Обедает
она всегда вместе с остальными служащими Жаклины д'Арс в кафе самообслу-
живания на Римской улице. Пьер Бекки покидает номер после полудня.
Ни один из тех, кого за несколько часов удалось опросить, не заметил
в поведении Жоржетты Тома ничего необычного.
Пьер Бекки, допрошенный в воскресенье утром, не может сообщить ника-
ких полезных для расследования сведений. Он был знаком с Жоржеттой Тома
в общей сложности дней десять, пять дней в феврале и четыре дня в октяб-
ре, он ничего не знает о ее жизни в Париже, не знает, есть ли у нее вра-
ги, не знает, каковы могли быть мотивы убийства. В пятницу вечером после
того, как они наспех поужинали в пиццерии, он проводил Жоржетту Тома на
вокзал Сен-Шарль. Они попрощались за две минуты до отхода поезда у выхо-
да на перрон. Весь следующий день, когда Жоржетта Тома была задушена в
Париже, он находился в Марселе. Все сказанное им подтверждается собран-
ными материалами.
Полиция продолжит сбор свидетельских показаний всех, с кем встреча-
лась Жоржетта Тома. Если удастся получить новые сведения, они будут не-
медленно сообщены.
В течение всех четырех дней в Марселе стояла прекрасная погода. Зво-
нивший по телефону инспектор-корсиканец сказал, что солнце светит
по-прежнему ярко.
Прежде чем выйти вместе с Габером из здания префектуры, Грацци загля-
нул в кабинет комиссара Таркена, но того уже не было. Он положил ему на
стол сообщение, полученное из Марселя, и увидел там адресованную ему за-
писку:
"Грацци, если все произошло в поезде, значит, налицо ограбление. В
любом случае он псих".
Грацци подумал, что еще неизвестно, кто из них двоих псих, и так да-
лее и тому подобное, и все-таки безапелляционные утверждения Таркена
всегда производили на него впечатление. Он еще раз перечитал записку,
пожал плечами: у Жоржетты Тома нечего было взять.
Он догнал Габера на лестнице. Засунув руки в карманы своего "дафлко-
та", со жвачкой во рту Жан Лу внимательно слушал сетования троих инспек-
торов соседнего отдела, но по выражению его лица нельзя было понять,
слушает он их уважительно или с издевкой.
Все трое стояли, прислонившись к перилам, на несколько ступенек выше
него, и рассказывали, сколько ночей уже не спят. На этой неделе им приш-
лось обшарить весь Париж в поисках паренька, которого сейчас ищут в доб-
ром десятке департаментов: он то ли убежал из дому, то ли похищен, то ли
с ним еще что-то приключилось. Теперь этим мальчишкой займутся другие, а
их срочно перебрасывают на убийство, которое произошло ночью в туалете
Спортзала, надо же было выбрать такое место!
Сам Габер еще накануне вместе с Грацци занимался этим пареньком, так
как речь шла о сыне муниципального советника из Ниццы. Засады были уст-
роены в Сен-Жермен-де-Пре, в Латинском квартале, во всех аэропортах и на
вокзалах. Он согласился: это, конечно, подлость, но что тут поделаешь?
Они стали спускаться вниз, Грацци впереди, Габер следом за ним, покачи-
вая головой с огорченным и понимающим видом.
В машине, которую вел Грацци, Жан Лу вытащил из кармана свою голово-
ломку. Они проехали по набережной левого берега Сены по направлению к
площади Альма.
- Что ты об этом думаешь?
- О чем?
- О Марселе.
Габер, не отрывая глаз от головоломки, ответил, что надо бы самим ту-
да съездить, разузнать на месте. Доклад ни о чем еще не говорит, все это
лишь болтовня.
- Этим ребятам, в общем-то, можно доверять, - возразил Грацци. - Раз
они ничего не нашли, значит, там ничего и не было. Шеф уверяет, что все
произошло в поезде.
Не стесняясь в выражениях, Габер в двух словах высказал все, что ду-
мает о шефе и на что годятся его идеи. Они въехали в туннель напротив
парка Тюильри и вынырнули из него на красный свет. Грацци резко затормо-
зил и достал носовой платок.
- Ты можешь себе представить типа, который встречается с женщиной раз
в полгода, проводит с ней четыре ночи (он высморкался), затем они расс-
таются добрыми друзьями (он снова высморкался), и так до следующего при-
езда?
Жан Лу ответил, что прекрасно может это себе представить, тут нет ни-
чего сложного. Грацци спрятал платок в карман, провел тыльной стороной
руки под носом. И сказал, что никогда не встречался с женщинами подобным
образом.
- Впрочем, я вообще-то знал не слишком много женщин. Женился в двад-
цать лет.
Жан Лу ответил, что сейчас не время рассказывать ему свою жизнь, вон
зеленый свет уже загорелся. Машина тронулась. Над берегами Сены низко
нависало небо, а под мостом Согласия стелился легкий туман.
- На сколько ты назначил прийти Риволани и той дамочке?
- На утро, - отозвался Габер. - Но могу заранее сказать, это пустое
дело. Она ничего не знает, да и он знает не слишком много.
- А он помнит, кто еще находился в купе?
- Очень плохо. Говорит, что сразу заснул и ни на кого не обратил вни-
мания. Но в общем его описания совпадают, если не считать пассажирки с
верхней полки, Гароди. Он тоже ее не видел, эту Эвелину, и не знает, ле-
жала ли она уже на своей полке, когда он уснул, или вошла в купе позже.
Это может служить подтверждением как того, что сказала она, так и того,
что сказал Кабур, на выбор.
- А как она выглядит?
- Только не как женщина, которая способна кого-то придушить.
Грацци заметил, что Жоржетта Тома тоже не похожа на женщину, которая
встречается с мужчиной раз в полгода, проводит с ним несколько ночей, а
в остальное время о нем и не вспоминает. Однако дело обстояло именно
так.
- Откуда нам известно, что она о нем больше не вспоминала? - возразил
Жан Лу. - На свете многое переменилось, патрон, с тех пор, когда тебе
было двадцать, надо шагать в ногу со временем.
Было пять часов, когда они захлопнули за собой дверцы машины под ок-
нами дома, где жила Эвелина Даррес, возле знака, запрещающего стоянку
автомобилей. В конце узкой и тихой улицы они увидели как бы висящее в
небе светло-желтое крыло дворца Шайо.
Дом был весьма респектабельный, добротный, на лестнице ни души, лифт
работал.
- Нам еще повезло, - заметил Грацци.
Он чувствовал себя очень усталым, он устал от напряженных раздумий.
Он никак не мог влезть в шкуру этой несчастной девицы, не понимал ее и
даже не пытался понять. Допрашивать свидетелей, делать записи, быть
простым трудягой-муравьем, который возвращается вечером домой, вот и
все. Если дело затянется, за работу возьмутся другие муравьи. В конце
концов они что-нибудь да раскопают, если будут трудиться вместе.
Пока лифт бесшумно и быстро поднимал их наверх, он смотрел на Габера,
но тот не глядел на него: вероятно, думал о чем-то своем, о своей под-
ружке или еще о чем-нибудь, - в общем, ему наплевать было на всю эту ис-
торию. Грацци завидовал ему, его недовольному виду, презрительной грима-
се. Жан Лу никогда не станет муравьем, у него нет ни малейшего желания
что-то раскапывать, ему не нужны ни продвижение по службе, ни указания
начальства. Он поступил в полицию три или четыре года назад, потому что,
как он сам говорил, его отец просто помешан на правительственной адми-
нистрации, помешан до одури и к тому же упрям, и он, Жан Лу, подчинился,
чтобы его оставили в покое. Его отец, должно быть, важная шишка в ка-
ком-нибудь министерстве, может, даже в Министерстве внутренних дел, а
раз так, то он потихоньку протолкнет своего сынка.
Открыв дверцу лифта на четвертом этаже, Габер сказал, что надеется,
что долго они здесь не задержатся. У него свидание на Елисейских Полях
ровно в восемь, а если придется еще заезжать к Кабуру, ему никак не ус-
петь.
Перед двухстворчатой дверью, уже позвонив, Габер аккуратно застегнул
свое пальто на все пуговицы, пригладил ладонью волосы.
- А она какая? - спросил Грацци.
- Кто?
- Та, с которой у тебя вечером свидание.
- Ба, - успел произнести Жан Лу, - такая же малахольная, как и все
остальные.
И дверь отворилась.
На Элиане Даррес был розовый халатик, на ногах - отороченные белым
мехом розовые туфли без задника. Грацци полагал, что не знает ее, потому
что имя актрисы ему ничего не говорило, но стоило ему ее увидеть, как он
тут же узнал ее, потому что видел в добром десятке фильмов, где она ис-
полняла небольшие, очень похожие друг на друга роли, вероятно, без слов,
так как голос ее его удивил.
Высокий голос, очень жеманный, звучавший с какой-то неприятной игри-
востью, голос женщины, которая не знает, на что употребить свое время, у
которой нет служанки, чтобы открыть посетителям дверь, но считающей сво-
им долгом сказать, что у нее через десять минут назначена встреча и что
в наши дни совершенно невозможно держать прислугу.
Они последовали за ней через маленькую переднюю, стены которой были
выкрашены в розовый цвет, в розовую комнату, где на низеньких столиках
горели электрические лампы. У нее были длинные обесцвеченные перекисью
волосы, собранные в тяжелый узел на затылке, и когда она обернулась,
чтобы указать им на кресла, они разглядели ее узкое лицо с большими тем-
ными глазами, лицо сорокапятилетней женщины, которая выглядит старше от-
того, что желает казаться моложе, и портит себе кожу, злоупотребляя кос-
метикой.
МЕСТО 222
Элиана Даррес, чуть не потерявшая свою туфельку без задника у входа в
гостиную, не успела отодвинуть подальше требующее ремонта кресло-то, что
скрипело, оттого что треснула ножка.
И именно в это кресло, расстегнув пальто, опустился инспектор, кото-
рого звали то ли Грацио, то ли Грацино. Его товарищ, намного моложе его,
с безразличным видом уселся на диван и спокойно вынул из кармана голово-
ломку.
Она услышала одновременно, как заскрипело кресло и как застучали ме-
таллические фишки игрушки. Молодой светловолосый инспектор, вероятно,
даже не взглянул на нее.
Она хорошо знала молодых людей этого типа: они входят к вам, как к
себе домой, непринужденно усаживаются, охотно выпивают стаканчик предло-
женного им вина, не сказав при этом даже "спасибо". Обычно они где-то
подолгу учатся, на каком-то там факультете, на юридическом или восточных
языков. Они спокойны, хороши собой, не отличаются особой вежливостью,
немногословны, они нравятся женщинам, даже когда не обращают на них вни-
мания, им достаточно один раз заняться с вами любовью, и вы уже теряете
голову, а затем они отговариваются тем, что занятия отнимают у них слиш-
ком много сил - а ведь учеба для них главное, уверяют, что все будет
иначе, когда сдадут экзамены; порой они на ходу целуют вас безразличными
и мокрыми губами или касаются пальцем вашего колена, когда вы возвращае-
тесь от парикмахера, и говорят вам ласковые слова, а потом наступает ко-
нец, и вы сходите с ума.
Этот-полицейский инспектор, но совсем не похож на него. Он не отрывал
глаз от своей головоломки и передвигал фишки с быстротой, которая и
раздражала, и завораживала, словно экран телевизора, который притягивает
к себе, даже если не хочешь смотреть.
- Мы вас долго не задержим, - сказал тот, которого звали Грацио или
Грацино. - Мы уже имели возможность допросить троих пассажиров вашего
купе. К сожалению, хотя это вполне объяснимо, их показания не во всем
совпадают. Ночью в поезде людям хочется спать и каждый замечает что-то
свое.
Она сказала, что это действительно так, и, сев боком в кресло напро-
тив него, аккуратно расправила на коленях халатик.
- Я вижу, у вас обручальное кольцо, - сказал высокий инспектор с кос-
тистым лицом. - Вы замужем?
- Была замужем. Я потеряла мужа много лет назад.
Он достал из кармана пальто небольшой красный блокнот, открыл его на
страничке, заложенной карандашом, и начал что-то записывать, совсем как
в фильмах. Спросил, не будет ли с его стороны нескромным задать ей спер-
ва несколько касающихся лично ее вопросов, чтобы побольше узнать о ней.
Он записал, что она актриса, вдовствует уже восемь лет, что настоящая
ее фамилия Дартетидес, ей сорок семь лет и она провела неделю в
Экс-ан-Провансе, где была занята на съемках.
Она надеялась, что он не станет спрашивать ее, вернулась ли она в Па-
риж сразу по окончании съемок, но он спросил. Она знала, что слова ее
нетрудно будет проверить на студии, и ей пришлось сказать, что она на
несколько дней задержалась в Марселе в надежде сняться еще в каком-ни-
будь фильме. Она добавила, что так поступают все, даже самые известные
актеры, когда выезжают на натурные съемки: стараются разом убить двух
зайцев.
Наступило молчание, потом худой высокий инспектор сказал не слишком
уверенно, что он это понимает.
- Вы забронировали место 222 в четверг 3 октября, я не ошибаюсь?
- Да, это была нижняя полка справа. Когда я села в поезд, в купе уже
находились два пассажира.
Марсель. Улицы Марселя в десять вечера. Маленький бар на Афинском
бульваре внизу у длинной лестницы вокзала Сен-Шарль, она попросила при-
нести ей чай и печенье. Ярко освещенный шумный перрон. И тяжелый чемо-
дан.
Когда она вошла в купе, почти одновременно с мужчиной в кожаном пид-
жаке, второй пассажир укладывал наверху свои вещи, встав прямо в ботин-
ках на нижнюю полку. Она не осмелилась сделать ему замечание, она никог-
да на такое не осмеливалась. Впрочем, он помог ей затем поднять и ее че-
модан.
Ее огорчило, что в купе были мужчины. Она даже прикинула в уме,
сколько ей придется доплатить, чтобы пересесть в вагон первого класса.
Но понадеялась, что в купе будут и другие женщины. Однако никто не при-
ходил. Она ясно представила себе, как сидела боком на своей полке, слег-
ка наклонившись вперед, потому что над головой было слишком мало места,
делая вид, что ищет что-то в своей сумочке, ожидая, когда наконец тро-
нется поезд, закончится комедия прощания и коридор опустеет.
- Жертва, значит, вошла в купе после вас?
- То есть та женщина, которая, как я полагаю, была убита, вошла в ва-
гон перед самым отходом поезда. Вторая же пассажирка, молоденькая девуш-
ка, села ночью в Авиньоне.
Накануне "У Андре", после звонка из полиции, она вернулась к столу,
где ее друзья уже перешли к десерту. Они прямо ушам своим не поверили,
кто-то сразу сбегал на улицу Франциска Первого купить "Франс Суар". Их
за столом сидело человек семь или восемь, среди них начинающая актриса,
роковая женщина со светлыми глазами, которая в этот день озвучивала ко-
роткометражный фильм о Мадагаскаре, они все склонились над лежавшей на
столе газетой. Посетители за соседними столиками вытягивали шеи, прислу-
шивались.
- Жертва-брюнетка в темном костюме, - сказал инспектор Грацио или
Грацино.
- Да, это она. Я видела фотографию вчера вечером и очень ясно себе ее
представляю. Просто ужасно, что я ее так хорошо запомнила. Я всю ночь
только об этом и думала.
- Встречали ли вы ее прежде, до того как увидели в поезде? Ее зовут
Жоржетта Тома.
- Нет. Никогда.
- Вы в этом уверены?
- Совершенно. Ее полка была прямо над моей.
- Вы разговаривали с ней?
- Да. Знаете, обычный разговор в поезде. Она сказала, что живет в Па-
риже, занимается духами, если не ошибаюсь. Она узнала мои духи, и мы
несколько минут поболтали.
- Это было сразу же после отправления?
- Нет, позднее.
- Попытайтесь описать нам как можно подробнее вашу поездку, начиная с
той минуты, как вы вошли в купе.
Она кивнула, взглянула на второго инспектора, светловолосого, который
так и не поднял на нее глаз. Она подумала, не следует ли ей предложить
им чашечку кофе или стаканчик портвейна, но, может быть, им запрещено
принимать во время работы подобные предложения.
- Когда я вошла в купе, там уже находились двое мужчин. Один из них
занимал верхнюю полку справа от входа. Он был похож на государственного
служащего, если судить" по его серьезному и чуть печальному виду. В об-
щем, не знаю, почему я вам это говорю. Мне показалось, что он госу-
дарственный служащий. Может, из-за поношенного костюма, который стал ему
немного тесен... Не знаю.
Она невольно взглянула на темно-синее пальто сидящего напротив нее
инспектора, слишком узкое пальто с потертыми рукавами. Он тоже в ка-
ком-то смысле государственный служащий. Теперь он ничего не заносил в
свой блокнот. Смотрел, как она все больше запутывается.
Однако она знала, что ей следует ему сказать. Она не спала всю ночь и
утром в кухне все время думала об этом путешествии, подбирала слова, ко-
торые могли ей понадобиться, чтобы описать эту поездку.
- Есть одно важное обстоятельство, - сказала она внезапно. - У него
