- Но сама красотка могла заподозрить такое. Кто знает? Во всяком слу-
чае, в Марселе тотчас же послали к стюарду. Через несколько минут они
должны сюда позвонить.
Таркен тоже решил, что все это глупости, но Жоржетта вполне могла
ошибиться и подумать, что забеременела.
Таркен сидел за своим столом в пиджаке, в шляпе, и перед ним лежала
целая гора папок из отделов криминалистики и информации, где имелись
сведения обо всех случаях кражи и исчезновения револьверов. Он перехва-
тил взгляд Грацци и сказал: нечего ломать себе голову, я человек разум-
ный, я затребовал это еще утром и сейчас как раз просматриваю. Он доба-
вил, что и сам потрясен тем, сколько оружия исчезает и переходит из рук
в руки.
- Тащат оружие даже у нас, просто невероятно. В феврале забрали одно-
го жулика, он стащил "пушку" у регулировщика из комиссариата
Сен-Сюльпис, когда тот возвращался домой. К счастью, револьвер не был
заряжен, а то бы он всадил ему в башку его же собственную пулю, а так
ограничился ударом свинцовой трубки.
Он похлопал ладонью по лежавшим перед ним папкам и сказал, что эти
штуковины многому могут научить, просто с ума сойти, ну, а ты откуда
пришел?
Грацци опустился в кресло напротив него, расстегнул пальто и расска-
зал о встрече с Эриком Гранденом.
- Эти ребята тоже многому могут научить, - заметил Таркен. - Надо бы
тебе как-нибудь в субботу пообедать с моим оболтусом. Уж скоро двадцать
два, а ума не больше, чем в тот день, когда я впервые сказал ему "гу-
ли-гули" в родильном доме Сент-Антуана. Желаю тебе от души, чтобы твой
сын тебя радовал.
- Мы тоже были такими, - отозвался Грацци.
- Ты шутишь? Ты мог позволить себе курить одну за другой такие доро-
гие сигареты? Тебе тоже не давали покоя живопись или ферма в Австралии?
Ты бы мог после ужина делить свою подружку с приятелем, который в кабач-
ке играет танго? Мы тоже были такими, но только с той разницей, бедный
мой простофиля, что они с другой планеты.
В 15 часов 50 минут Малле снова связался по телефону с Марселем. Пьер
Бекки не мог припомнить тот разговор в среду вечером, говорил, что Жор-
жетта Тома, как и все, попадала в разные передряги, и он не обратил на
это внимания.
Впрочем, помнил он или нет, уже не имело значения, так как у инспек-
тора-корсиканца, звонившего сейчас из Марселя, того самого, который пе-
редал первое сообщение, появились новые сведения и он изложил их со сво-
им корсиканским акцентом без излишнего энтузиазма, так как еще не знал,
скажут ли ему за это спасибо или обзовут болваном.
У Малле, он сам не знал почему, то ли от усталости - ведь он три ночи
не спал, - то ли от сознания, что ему сообщили нечто очень важное, зак-
ружилась голова. Он проговорил: "спасибо, старина", уцепившись отяжелев-
шей рукой за край стола, потом посидел с минуту, уставившись в пустоту,
сжав пальцами переносицу. Семьсот тысяч старых франков! Цена дешевого
автомобиля. Разве можно убить человека ради семисот тысяч франков?
Он встал, направился к двери, обернулся к Алуайо, который оставался в
комнате один и сидел, прижав трубку к уху, и сказал:
- Жорж, Жорж, говорю тебе, не стоит тратить нервы, оставь это, думаю,
мы напали на след.
Он вошел в кабинет к шефу, где сидели Грацци и Таркен, и проговорил:
простите меня, может, я и скажу сейчас глупость, но красотка, актриса и
шофер не стоят каждый и двухсот пятидесяти тысяч старых франков. На
прошлой неделе в одном марсельском кафе был продан лотерейный билет. Он
выиграл семьсот тысяч старыми. Понятно, выигрыш не самый крупный, но что
вы на это скажете?
На губах у шефа сразу заиграла улыбка, отвратительно самодовольная
улыбка. Грацци же, соображавший куда медленней, еще секунды две сидел,
повернувшись к двери, глядя на Малле, ничего не понимая. Потом он вско-
чил и протянул руку к телефону.
Таркен уже успел схватить трубку и попросил соединить его с кем-ни-
будь из компании Национальной лотереи, и побыстрее, а также заказал два
разговора с Марселем, с префектурой и с кафе на улице, как ее там (Фе-
ликса Пиа, подсказал Грацци), на улице Феликса Пиа. Не знаю я, как это
пишется, и номера телефона тоже не знаю, не лезьте ко мне со своими глу-
пыми вопросами.
Номер билета был 51 708 (разряд 2). Он был в продаже в кафе на улице
Феликса Пиа в последний четверг сентября вместе с двадцатью тремя други-
ми билетами полного номинала.
Хозяин кафе считает, что нечего поднимать столько шума из-за такой
мелочи. В 1935 году он продал билет с главным выигрышем, в пять миллио-
нов тогдашних франков. Можете себе представить... А сейчас билетов, вы-
игрывающих до миллиона старыми, он продает в год больше полусотни. Попу-
лярности ему они не принесли. "Билет-убийца - конечно, такой заголовок
мог бы произвести впечатление, но господа из Парижа не дети, они сами
должны понимать, что он предпочел бы обойтись без подобной рекламы.
Кто купил билет, он не знает. Как, впрочем, не знает и кто именно его
продал. В кафе их трое: сам хозяин, хозяйка и официант, Роже Трамони,
славный парень, страдающий астмой.
К шести часам вечера в среду, когда служащий из Национальной лотереи
пришел за непроданными билетами, шестнадцать билетов разошлись, в том
числе и счастливый.
Жоржетта Тома заходила в кафе во вторник вечером, чтобы встретиться с
Пьером Бекки. Он играл в карты с другими посетителями.
Ожидая, пока они закончат свою партию, она выпила аперитив, перекину-
лась несколькими словами с хозяйкой.
Может быть, как раз тогда она и купила лотерейный билет, но ни сам
Ламбро, ни его супруга продать ей его не могли, так как она вскоре отп-
равилась готовить ужин, а он не отходил от стойки в течение всего вече-
ра.
Следовало бы выслушать показания официанта Роже, но бедняга как раз
сейчас отдыхает в Приморских Альпах, может быть, он что-нибудь и припом-
нит. Они постараются найти его и допросить, но на это понадобится время.
Во всяком случае, господам из Парижа следовало бы понять: ради семисот
тысяч франков никто не станет убивать человека. Согласен, они не нужда-
ются в моих советах. И все-таки.
- Убивают и ради гораздо меньших сумм, - сказал Таркен. - Точно, это
она купила билет, тут все сходится. Во вторник вечером, ожидая, пока ее
стюард закончит партию в белот, она пропускает стаканчик за стойкой, за-
тем перекидывается несколькими словами с хозяйкой, а потом подходит к
стойке, где лежат сигареты и где официант продает кому-то почтовые мар-
ки, просит дать ей пачку сигарет или там еще чего-то и добавляет: пока-
жите-ка мне, какие у вас лотерейные билеты, может быть, у вас случайно
есть "мой" номер.
Таркен вытащил из верхнего кармана пиджака сигарету, поискал спички,
сказал: огня, пожалуйста, и добавил, что он, Грацци, может ему поверить,
он так ясно видит эту сцену, как если бы сам присутствовал при этом,
настоящее широкоэкранное кино.
- В среду вечером, дружок, она отправляется со своим прохвостом пере-
кусить в пиццерию на улице, никак не запомню названия...
- Феликса Пиа, - подсказал Грацци.
- Да, именно так. Я все это вижу так ясно, как если бы сам там был.
Неяркий свет, оркестр играет медленный вальс, в общем, все как полагает-
ся.
- В пиццерии Сен-Морон нет оркестра. Я это знаю, сам там был.
Таркен поднялся, наставил указательный палец на галстук Грацци, обо-
шел стол и проговорил:
- Эх ты, недотепа, вот ты и попался, а я соображаю, работаю головой,
тут недостаточно просто куда-то ездить. Может быть, там и нет оркестра,
но будь уверен, играло радио или был включен телевизор.
- Не понимаю.
- Да ты никогда ничего не понимаешь. Тебе случалось в среду вечером
слушать радио? Как ты думаешь, какое сообщение добрая половина людей
ожидает по средам? Результатов последнего тиража Национальной лотереи,
недотепа.
Грацци ответил: пожалуй, так, но не следует из этого раздувать целую
историю, какой тут вывод?
- Она, конечно, не подпрыгнула от радости, - продолжал Таркен, - она
сохраняла невозмутимость, даже не пикнула, только вид стал мечтательный.
Так что ее дружок почти и не обратил внимания, только спросил: "Что это
с тобой? Ты устала? ". А она ответила: "Да нет, малыш, пустяки. И потом,
я не совсем уверена". Потому что она и впрямь не была уверена. Она, ви-
димо, дождалась, когда окажется в номере. И пока этот тип спокойно укла-
дывался в постель, взглянула на свой билет. Говорю тебе, я все это вижу
так, как если бы сам там был.
Он притушил окурок, взглянул на часы, взял трубку - как раз зазвонил
телефон - и успел бросить Грацци:
- Она личность, твоя красотка.
Он постучал себя по груди, сказал: "алло". Грацци грыз ноготь большо-
го пальца, думая о белье, которое было помечено буквой "Ж", о молодой
черноволосой женщине, которая в четверг, выходя из гостиницы, купила га-
зету, желая убедиться, что выиграла достаточно денег и может купить себе
новый "дофин" со своими инициалами на дверцах, о тридцатилетней женщине
с серьезной и внимательной улыбкой, сумевшей скрыть от посторонних глаз
и удивление, и радость, и то, что ей никак не удается уснуть, но не су-
мевшей сохранить свои семьсот тысяч франков.
16 часов 20 минут.
Лотерейный билет номер 51 708 был предъявлен к оплате неизвестным ли-
цом 5 октября около 11.30 в отделении Национальной лотереи на улице
Круа-де-Пти-Шан в Париже.
Кассиры запомнили человека, который явно нервничал, пряча свои семь
тысяч новых франков в новеньких купюрах в старый кожаный бумажник. Они
наверняка смогли бы его опознать. Память на лица - обязательное требова-
ние к людям их профессии.
Приметы: 35-40 лет, лицо длинное, нос длинный, шатен, волосы зачесаны
наверх, чтобы казаться выше, рост приблизительно метр семьдесят, худой,
цвет лица бледный, серое пальто, без головного убора.
16 часов 30 минут.
Жуй позвонил из бара неподалеку от дома, где жило семейство Гароди.
После обеда он не спускал глаз с молодой женщины, неотступно следовал за
ней. Она отправилась за покупками в магазины "Галери Лафайет", "Лувр" и
на авеню Опера, покупала она все очень быстро, прекрасно зная, что хочет
приобрести: кофточку из джерси, туфли, показавшиеся Жуй очень красивыми,
две пары нейлоновых трусиков, одни сиреневые, другие белые.
- Она наверняка тебя заметила, раз ты сумел все это разглядеть, -
сказал Грацци.
- Да, в "Лувре". Мы с ней немного поболтали. Я ее здорово напугал,
когда сказал, что охраняю ее.
- Ты рассказал ей о Риволани и Даррес?
- Пришлось.
- Что она тебе ответила?
- Что это ужасно, что она сейчас же вернется домой. И вернулась. Я
нахожусь напротив ее дома.
- Ну и оставайся там.
16 часов 35 минут.
Теория комиссара Таркена: Жоржетта Тома узнает, что выиграла семьсот
тысяч старых франков в Национальную лотерею, но не уверена, что пра-
вильно расслышала номер по радио в одной из марсельских пиццерий. На
следующий день она, купив утреннюю газету, проверяет номер, но никому
ничего не говорит.
Вопрос следователя Фрегара: почему не говорит?
Ответ инспектора Грацциано: надо вспомнить ее инициалы на белье, ини-
циалы на дверцах ее "дофина", ее махровый эгоизм. Да и зачем об этом го-
ворить?
Теория Таркена: кто-то каким-то образом узнает в четверг или в пятни-
цу, что у Жоржетты Тома имеется лотерейный билет, выигравший семьсот ты-
сяч франков. Он садится в "Фокейца", который отходит в пятницу вечером,
чтобы последовать за ней. Она почему-то задерживается в купе после ухода
других пассажиров, и этот "кто-то" входит в купе, а, может, уже находит-
ся там, убивает ее, забирает лотерейный билет и получает деньги на улице
Круа-де-Пти-Шан.
Вопрос Фрегара: зачем было убивать ее в поезде, подвергая себя подоб-
ному риску?
Ответ инспектора Грацци: да у него просто не было другого выхода.
Этот "кто-то" знал, что она может поехать за деньгами прямо с вокзала. И
тогда все пропало.
Теория Таркена: этот "кто-то" убивает ее, получает деньги и либо хра-
нит новые банкноты при себе, если не догадывается, что их номера зафик-
сированы, либо пытается как можно скорее их разменять.
Вопрос Фрегара: зачем было убивать затем еще двух пассажиров из того
же купе?
Ответ Грацциано: этот "кто-то" допустил ошибку, из-за этой ошибки он
может попасться, и потому он убирает двух мешающих ему свидетелей.
Фрегар с сомнением качал лысой головой; он знавал преступников, кото-
рые могли убить из-за какой-то чепухи, просто чтобы купить себе пачку
сигарет. Однако хитрый трюк с лифтом у Элианы Даррес плохо вяжется с
людьми подобного склада.
16 часов 48 минут.
Префектура Марселя: хозяйка "Отель де Мессажери" на улице Феликса Пиа
обнаружила в пепельнице на ночном столике Жоржетты Тома после ее отъезда
в пятницу двенадцать таблеток аспирина.
Габер позвонил около пяти часов. Он обошел все конторы по найму, но
безрезультатно. У него возник новый план, как отыскать девушку из
Авиньона, он возвращается в контору.
Грацци сказал, что здесь его ждет много интересного. Жан Лу выказал
по телефону вежливый интерес и узнал все новости. Добавил:
- Ладно, приятель, мне кажется, все идет как надо, надеюсь, успею
явиться еще до того, как вы поставите точку.
- Возьми такси и возвращайся побыстрее.
- Это уж само собой, патрон. Небо словно прорвало. Ты разве не ви-
дишь, что творится на улице?
Грацци увидел, что за окном стемнело, солнце исчезло, льет проливной
дождь.
Допрос мужа Жоржетты Тома, Жака Ланжа.
Высокого роста, старше, чем думал Грацци, представительный мужчина в
хорошо сшитом костюме, он не старался выказать больше горя, чем испыты-
вал на самом деле, но видно было, что он искренне огорчен. Сидел на сту-
ле и курил "Кравен", он тоже ничего не знал.
Он говорил, что Жоржетта в ту пору была еще ребенком, что он был на
двадцать лет ее старше и никогда не таил зла на нее. Однако он очень
страдал, когда узнал, что она ему изменяет. Коммерческий директор, зани-
мавшийся теперь торговлей автомобилями, не нравился ему. Он сказал о
нем: "одноклеточный". Грацци, у которого создалось точно такое же мне-
ние, лишь кивнул головой. С этим все было ясно.
- Случалось ли ей покупать лотерейные билеты, когда она была вашей
женой?
- Иногда покупала, как и все.
- Полного номинала?
- Это в какой-то степени зависело от наших финансов.
- Вы знакомы с Бобом Ватским?
- Нет. Но она мне говорила о нем, ведь мы иногда виделись. Я продол-
жаю работать у "Жерли", а она перешла к "Барлену". По работе нам прихо-
дилось иногда встречаться.
- А с Эриком?
- О нем она мне тоже говорила. С ним, мне кажется, все было куда
серьезнее.
- Почему?
- Если бы вы слышали, как она говорила о нем, вы бы не стали меня
спрашивать почему. Он молод, он почти ребенок, и по уму он совсем дитя.
Это трудно объяснить человеку, который ее не знал. Эрика она любила, как
самое себя, он похож на нее.
- Не понимаю.
- Я так и знал, я же об этом сам вам сказал.
- Вы полагаете, он имеет отношение к убийству Жоржетты?
- Я этого не говорил. Но это убийство бессмысленно. А то, что не име-
ет смысла, очень подходит и для Жоржетты, и для юного Эрика.
- Вы же никогда его не видели.
- Поверьте мне, она очень хорошо мне его описала. У него свои предс-
тавления и о людях, и о животных, он мечтает создать нечто вроде лабора-
тории в сельской местности, он много и громко рассуждает о вещах, кото-
рых не знает: о людях, о ничтожестве нашего мира, о чем угодно... Приб-
лизительно полгода назад она пришла к "Жерли" поговорить со мной о ка-
ком-то исследовательском центре в Южной Африке, что-то вроде того. Она
ничего не понимала в таких делах. Хотела, чтобы я вложил деньги в их
предприятие. Говорила, что я должен сделать это ради нее.
- Какое предприятие?
- Сам не знаю. Они все такие! Исследовательский центр в Южной Африке,
они уезжают в Южную Африку, там у них начнется настоящая жизнь, они все
такие. А на следующий день они об этом уже и не вспоминают.
- Не повезло ему, что она умерла, - заметил Грацци. - Возможно, сей-
час у нее и в самом деле было бы на что купить два билета на самолет.
Теперь уже Ланж ничего не понимал.
- Вам сейчас все объяснят, - сказал Грацци.
Он немного устал и, сам не зная чем раздосадованный, уступил место за
столом Жоржу Алуайо.
Парди напал на след Кабура в 17.50. Но уже стемнело, а в этот день
события развивались с такой поразительной быстротой, и всем казалось,
что они так далеко продвинулись в своем расследовании, что директор от-
дела сбыта фирмы "Прожин" успел умереть во второй раз, не вызвав даже
удивления, которого вполне заслуживал.
В комнате инспекторов Малле уже подсчитывал, сколько каждый покойник
принес убийце. Он даже составил "курс покойника" на розовом листке бума-
ги, на который все приходили взглянуть, так как он прикрепил его кнопка-
ми к подоконнику за столом Грацци. Когда же к этому прибавилось убийство
Кабура, курс резко понизился, упав с 233 333 старых франков (плюс 33
сантима) за каждого убитого до 175 000. Все инспекторы сходились на том,
что при таком курсе игра не стоит свеч, даже если бы речь шла о полдюжи-
не людей, которых они сами охотно бы отравили.
Грацци, которому явно было не по себе, как раз смотрел на этот курс,
когда зазвонил телефон и он узнал от Габера последние новости.
- Кто еще?
- Кабур. Держись, старина, тут действительно можно упасть. Парди обо-
шел все больницы и полицейские комиссариаты, а оказывается, чтобы обна-
ружить его, надо было заглянуть к ребятам Буало. Это тот тип, которого
подстрелили в туалете Спортзала. Никаких бумаг. Никто не знал, кто это.
Ребятам Буало наконец удалось обнаружить отпечатки его пальцев в комис-
сариате Восточного вокзала. Несколько месяцев назад он выправил себе
паспорт.
Отдел Буало находился на том же этаже, что и отдел Таркена, чуть ли
не соседняя дверь.
- Когда его убили?
- В субботу вечером, около одиннадцати часов.
- Пулей с надпилом?
- Да. В затылок.
- А что дало расследование?
- Ничего. Никаких следов. Думали, тут сводили счеты. Что ты собира-
ешься делать?
- Где ты находишься?
- В отделе криминалистики. Я нашел способ отыскать девицу из
Авиньона.
- Что ты придумал?
- Такси.
Грацци провел рукой по щеке, почувствовал, как колется проступившая
щетина. Он не знал, как передать девушку из Авиньона Парди, который
справился бы с этим куда быстрее, не обидев при этом Габера.
- Послушай, ты нужен мне здесь и сейчас.
- Это нехорошо с твоей стороны, патрон. Она уже у меня в руках, уве-
ряю тебя, я обязательно ее найду.
Грацци, стоя у телефона, кивнул головой в знак согласия и подумал: я
пожалею об этом, ее успеют убить.
- Она мне очень нужна, понимаешь? - сказал он умоляющим тоном. - Ты
должен ее найти! Он же ненормальный, его теперь не остановишь.
- Я найду ее, - заверил Жан Лу. - Не порть себе из-за нее кровь, пат-
рон.
В ту же минуту во все комиссариаты департамента Сена было передано
самое подробное описание примет девушки: около двадцати лет, блондинка,
хорошенькая, когда ее видели в последний раз, на ней было голубое
пальто.
Было 18 часов 05 минут.
МЕСТО 223
Бенжамина Бомба, которую все звали Бэмби, с клубничной карамелькой во
рту, пустым спичечным коробком в руках - она вскоре бросила его на мос-
товую - и вкусом поцелуя на губах стояла в своем голубом пальто у выхода
на перрон к поездам дальнего следования, слушала свистки локомотивов на
Лионском вокзале и про себя повторяла: "Как же мне все это осточертело,
как же мне это все осточертело, чем я так провинилась перед Господом Бо-
гом, чтобы такое со мной приключилось?"
Было шесть часов вечера и еще сколько-то там минут на городских ча-
сах, она заметила это, когда вышла на улицу. Она не плакала, и за это
спасибо. Выплакаться она успеет завтра, когда ее вызовут в кабинет мсье
Пикара и он скажет ей: "Мадемуазель, вы очень милы и печатаете грамотно
и очень быстро, я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности и обосно-
ванности ваших доводов, но, к сожалению, вынужден сказать, что вам сле-
дует подыскать себе другое место".
Конечно, мсье Пикар не станет разговаривать с ней подобным образом,
но ее выставят с работы на второй же день, как самую последнюю дуреху,
как глупую тетерю, как чокнутую девицу, каковой она и является.
"Чокнутый - любимое словцо Даниеля. Он говорит: "чокнутый тип", "шо-
фер совсем чокнутый", "тут мне навстречу попалась совершенно чокнутая
девица". У него это означает: сумасшедший, тупица, человек, у которого
не все дома, который ничего вокруг себя не замечает.
Она не плакала, но глаза ей как бы застилал туман, и она плохо разли-
чала здание вокзала, автомобильную стоянку перед вокзалом, автобусы,
отъезжающие в сторону площади Бастилии, весь этот город, о котором она
долгие месяцы мечтала, как глупая тетеря, как чокнутая провинциалка.
Завтра ее уволят. Вернее всего, заберут и комнату. Все, вероятно,
кончится, так и не успев начаться. Три дня назад, всего три дня, она ри-
совала себе свой приезд в Париж, у нее был аппетит маленькой хищницы,
крепкие зубы, которые два раза в день она чистила пастой "Сельжин", луч-
шей лечебно-профилактической пастой, голубое Пальто, купленное всего
лишь месяц назад, чудесные белокурые волосы, красивые ноги, большие го-
лубые глаза, от взгляда которых у нее самой замирало сердце, когда она
смотрелась в зеркало, она умела грамотно и быстро печатать, в чемодане у
нее лежали диплом Школы Пижье, три платья и три юбки, а в сумочке -
пятьдесят тысяч франков.
А вместо всего того, что ее ждало, она встретила этого парня, этого
недотепу, который, верно, еще даже и не брился ни разу, этого избалован-
ного мальчишку, который считает себя одним из чудес света и думает, что
вокруг все чокнутые, который шага не может ступить, чтобы не попасть вам
под ноги и не разорвать вам чулки, мой малыш, мой дорогой, мой любимый,
мой Даниель.
Она вдруг осознала, что едет в автобусе в сторону площади Бастилии и
ей следует взять билет. Она купила билет до самой площади, Боже, как все
это ей надоело, дальше она пойдет пешком, куда глаза глядят, с кара-
мелькой во рту и вкусом поцелуя на губах, вот тогда она даст волю сле-
зам, никто не увидит, как я плачу, он разорвал мне три пары чулок, и я
хочу умереть, клянусь жизнью, я хочу умереть, раз я больше его никогда
не увижу.
На площади Бастилии, когда она уже вышла из автобуса и шла, размахи-
вая руками, потому что забыла сумочку в четыре часа в конторе, она впер-
вые подумала: "Я уже была здесь, но тогда он был рядом со мной, это было
и ужасно, и чудесно, если бы мама об этом узнала, она бы упала в обмо-
рок, но мне наплевать на все, наплевать, тем хуже для меня, я плачу".
Она плакала, проходя через площадь, плакала, как последняя дура, нас-
тоящая тетеря, мне наплевать, а те, кому это не нравится, могут на меня
не смотреть, мне наплевать, какая огромная площадь, черная и блестящая,
окруженная со всех сторон далекими огнями фонарей. Дала ли я ему денег,
чтобы он смог хотя бы поесть в поезде?
Здесь она уже была вместе с ним. В каком бы месте этого сырого про-
мозглого города она теперь ни оказалась, она будет вспоминать, что уже
побывала здесь с ним в эти два дня. Когда же это было? В субботу. В так-
си.
"Не стану прямо сейчас возвращаться домой, - решила она. - Пойду пеш-
ком до Пале-Руаяль, найду какое-нибудь не очень ярко освещенное кафе,
закажу глазунью из двух яиц, буду есть и читать газету, а потом отправ-
люсь пешком на улицу Бак. Поднимусь к себе, приведу в порядок комнату,
словно ничего и не случилось. Или же зайду в какой-нибудь бар и буду ва-
лять дурака. Буду болтать с парнями, танцевать, выпью что-нибудь покреп-
че, чтобы закружилась голова и я смогла бы обо всем позабыть, но что мо-
жет заставить меня позабыть Даниеля?"
Три дня назад, в пятницу вечером, она расцеловалась с матерью и млад-
шим братишкой на вокзале в Авиньоне. Села в поезд, у нее были крепкие
зубы маленькой хищницы и счастливая улыбка, при виде которой мама сказа-
ла:
- Тебе совсем не жаль, что ты расстаешься с нами?
А она ответила:
- Мы скоро увидимся! На Рождество! Всего через три месяца, это же
пустяки. А что значат три дня?
Он стоял, вытянувшись, как солдат на посту, в тамбуре возле туалета,
у самой "гармошки", ведущей в соседний вагон, готовый перейти туда, как
только появятся контролеры, светловолосый, с перекинутым через руку пла-
щом, в мятом твидовом костюме, у него были глаза побитого пса и на ред-
кость дурацкий вид.
Поезд уже отправляли. Он наклонился, чтобы помочь ей поднять в вагон
чемодан, потерял равновесие и вот тогда-то и порвал ей первую пару чу-
лок.
Она сказала ему со злостью: "Пустите, я уж как-нибудь справлюсь са-
ма". У нее еще болела лодыжка, по которой он ее стукнул. Петли на чулке
поползли, и закрепить их было уже невозможно. Не стоило даже доставать
лак для ногтей, чтобы склеить края дырки.
Он не извинился, он не умел извиняться. Он стоял рядом, дурак дура-
ком, и сказал:
- А он тяжелый. - И, глядя своими печальными глазами, как она припод-
нимает подол, чтобы взглянуть на порванный чулок, добавил (этого ей
только не хватало): - Теперь только на выброс. У меня на подошвах желез-
ные штуковины, мне их мама поставила, я всем рву чулки.
Поезд уже шел полным ходом, и она, придерживая платье и прижав смо-
ченный слюной палец к порванному чулку, подняла на него глаза и по-нас-
тоящему разглядела его. Красивое лицо, лет пятнадцать или шестнадцать,
вид как у побитого пса, и тогда она сказала, что все это не имеет значе-
ния, все это ерунда. И сама донесла чемодан до купе.
В середине коридора у открытого окна стояла женщина, Жоржетта Тома, и
длинноносый мужчина, Кабур. Женщина, чтобы пропустить ее, слегка втянула
зад, взглянула на нее, и глаза ее. Бог знает почему, она никогда не за-
будет (может быть, потому, что та умерла); она смотрела как человек, ко-
торый ее, Бэмби, знает, глаза эти словно говорили: "А вот и она".
В купе была особая атмосфера, было душно и жарко. Нижнюю полку справа
занимала женщина, нижнюю слева - мужчина.
Бэмби легла на свою полку, думая о маме, о своих трех платьях, кото-
рые неплохо было бы достать из чемодана и повесить на плечики, о разор-
ванном чулке. Она под одеялом стянула с себя чулки, а затем, поворачива-
ясь с боку на бок, и платье. "Не могу же я спать одетой, интересно, как
поступают другие?"
Блондинка, мадам Даррес, про которую Даниель сказал ей позднее, что
она актриса, была в розовой пижаме и розовом халатике. Она читала ил-
люстрированный журнал и время от времени поглядывала на Бэмби. И, нако-
нец, сказала:
- У вас есть лампочка над головой.
Бэмби включила свет, ответила: спасибо, теперь все хорошо продумано в
поездах.
По правде говоря, она впервые ехала в подобном вагоне. Она аккуратно
уложила свое платье у самой стены, поставила сумку в ногах, спрятала
чулки под подушку и, засунув в рот вишневую карамельку, принялась читать
взятую с собой книгу. Чуть позже, широко распахнув дверь, в купе вошли
контролеры.
- Есть. Бегу! - сказал официант. - Глазунья из двух яиц и к ней круж-
ка пива.
Бэмби сидела одна за столиком в небольшом кафе на Пале-Руаяль.
Она во второй раз перечитала статью во "Франс Суар", но не нашла ни-
чего нового. Лишь более многословно было изложено то, о чем уже сообща-
лось в утренних выпусках. Говорилось, что уголовная полиция очень сдер-
жанна, что в ближайшее время преступник будет арестован. Она напрасно
искала имя инспектора Грацциано, о котором Даниель сказал ей: "Вот ему я
доверяю". У нее, верно, были красные глаза, потому что официант, подавая
глазунью, пристально посмотрел на нее, а уходя, дважды оглянулся. Ей за-
хотелось достать из сумочки пудреницу, но тут она вспомнила, что забыла
ее в конторе, на улице Реомюра. Кошелек, к счастью, был у нее в кармане
пальто вместе с мокрым от слез платком "Понедельник" и конфетами, кото-
рые Даниель отказался взять.
Мысль вышить на носовом платке "Понедельник" пришла в голову ее маме.
Так она вышила на платках все дни недели. В поезде, когда она впервые
встретилась с Даниелем, случилась целая история с платком "Пятница",
красным в мелкую зеленую клетку.
Ей пришлось приподняться и, придерживая на груди одеяло, чтобы не по-
казаться в бюстгальтере, протянуть руку к своему голубому пальто. Она
подала билет тому из контролеров, который стоял к ней ближе. Второй
контролер проверял билет крашеной блондинки. Потом они разбудили мужчи-
ну, спавшего внизу под полкой Бэмби, и он, ворча, с трудом открыл глаза.
Воспользовавшись тем, что никто на нее не смотрит, она натянула голу-
бое пальто и спустилась вниз. Сунув ноги в туфли, она вышла в коридор.
Жоржетта Тома и Кабур все еще болтали, стоя рядом у открытого окна. Мо-
лодая красивая брюнетка курила, выпуская большие клубы дыма, которые ве-
тер гнал обратно в коридор. По черному небу проплывали черные деревья.
Туалет был занят. Она перешла через "гармошку" в соседний вагон, но
там в туалете тоже кто-то был, и она вернулась. В "гармошке", где пол
ходил ходуном у нее под ногами, как в аттракционе на ярмарке, ей приш-
лось, чтобы сохранить равновесие, обеими руками держаться за стены, и
она испачкала пальцы.
Она подождала еще немного. Она слышала, как контролеры по очереди
входят в другие купе: "Простите, дамы-господа... ". В конце концов она
подергала дверь за ручку, как это делают в школе, когда ждать невмоготу,
а туалет никак не освобождают.
Внезапно дверь отворилась, и стоило ей увидеть его испуганные глаза,
его затравленный вид, как она сразу все поняла. И впрямь, как в школе,
когда она еще не сдала экзамен на бакалавра, она как бы вернулась на три
или четыре года назад: лагерь преподавателей и лагерь учеников, секреты,
фискальство, страх перед надзирателями.
- Что вам надо? Он вскинулся, как маленький задорный петушок, увидев,
что это не контролеры (надзиратели). Она ответила:
- Всего лишь сделать пи-пи! Это был тот самый мальчишка, который пор-
вал ей чулок, у него были светлые волосы и совершенно растерянный вид,
