Детектив

немного... Познакомились на юге, когда я там отдыхала... Потом неожидан-
но встретились в Москве:  я узнала, что он будет работать в нашем коопе-
ративе. В принципе я не понимаю, почему меня вызвали в качестве свидете-
ля?
Савелий смотрел на нее расширенными от удивления глазами  и  не  понимал
услышанного. Почудилось ему, что ли? Или это также нужно для его пользы?
Ведь Лариса не могла произнести эти слова?!  Но кто-то же  их  произнес?
Господи,  как он сразу не догадался? Да она ДОЛЖНА так говорить! ДОЛЖНА,
чтобы ни у кого не возникло сомнений в ее  искренности!  Именно  поэтому
Лариса и не стала посылать ему передачу,  не попыталась с ним связаться!
Все делается в его же интересах!  Всеми силами пытался он убедить себя в
этом, но сомнения грызли и не покидали душу... Да нет же, все правильно:
близкий человек не может быть свидетелем,  - и его показания могут  быть
взяты под подозрения, он же читал об этом! Что же он так волнуется? Сей-
час все выяснится!  Суд же еще не окончен?!  Вот сейчас она и расскажет,
кому на самом деле принадлежат эти проклятые деньги!.. Возьми себя в ру-
ки, Савелий!..
Чисто интуитивно он чувствовал,  что сейчас решается не только вопрос  о
его свободе,  речь идет о чем-то большем: о принципах, о чести, о долге,
о любви...
- И что же, вы не знали о том, что обвиняемый Говорков переехал для про-
живания в Москву?
- Если откровенно, то он говорил, что собирается переехать в столицу, но
я не придала этому значения, забыла... - Она говорила с таким видом, что
всем должно быть понятно, что она - женщина и этим все сказано".
- Разрешите? - обратился к судье прокурор.
- Пожалуйста...
- Свидетельница Петрова, было ли вам известно, что у обвиняемого имеется
валюта?
- Нет!
- А когда вы его видели в последний раз?
- Вместе с ним я ездила в Ленинград по делам кооператива...  -  ответила
она, чуть задумавшись.
- То есть в день его ареста? - спросил прокурор.
- Задержания... - хмуро поправил судья.
- Простите, в день его задержания?
- Я не знаю,  когда он был задержан! - мягко улыбнулась Лариса, торжест-
вуя, что обошла подводный камень, подставленный прокурором.
- Вы хотите сказать,  что ездили с обвиняемым в Ленинград не единожды? -
нисколько не смутился тот.
- Я хочу сказать,  что не знаю день, в который был арестован Говорков! -
Лариса начала терять самообладание.
- У вас еще есть вопросы к свидетелю, товарищ прокурор?
- Нет, спасибо!
- Защита?
- Есть... Свидетель, скажите, когда вы вернулись в Москву из Ленинграда,
вы обратили внимание на то, что было в салоне машины?
- Естественно... Мы же с ним четыре дня были на колесах...
- И вы не видели там никаких посторонних вещей?
- Нет, не видела.
- Какое это имеет отношение к делу? - поморщился судья.
- Минутку,  товарищ председатель... Во время вашего возвращения в Москву
вы подвозили посторонних?
- Нет, мы никого не подвозили...
- Вы это точно помните?
- Естественно! - воскликнула она обиженно.
- Я не понимаю... - раздраженно начал судья.
- Должны же мы проверить у единственного свидетеля версию обвиняемого  о
том,  что "дипломат" был оставлен случайными пассажирами! - упрямо пояс-
нила Татьяна Андреевна.
- Но эта версия опровергается  дактилоскопической  экспертизой,  которая
обнаружила отпечатки пальцев обвиняемого на одной банкноте!
- Вот именно, на одной! Свидетель, вы продолжаете настаивать на том, что
никого не подвозили при подъезде к Москве?
- Продолжаю! - нервно сказала Лариса.
- А где вы с ним расстались? И когда?
- Поздно уже было...  темно...  часов в девять, недалеко от Белорусского
вокзала...
- А почему он не отвез вас домой?
- Не помню... кажется, он спешил куда-то...
- Свидетель,  можете  быть  свободны.  В  этот  момент Татьяна Андреевна
взглянула на Савелия,  который поднялся со своего места и застыл, словно
статуя...  Застыл,  не отрывая глаз от Ларисы...  Смотрел с таким видом,
будто хотел броситься на нее,  но ему кто-то крикнул детское  "замри"  и
заставил остекленеть в такой позе.
- Что с вами, обвиняемый?
Но Савелий не слышал вопроса пне мигая смотрел на Ларису,  которая попя-
тилась,  под этим страшным взглядом. Милиционер, стоявший рядом, опустил
руку на его плечо.
- Товарищ  судья!  -  Татьяна Андреевна с тревогой поднялась с места.  -
Прошу вызвать врача!
- Объявляется перерыв! - моментально отозвался судья, затем повернулся к
секретарю. - Лидочка, срочно вызовите врача... психиатра!..


Смерть Федора

...Было совсем темно, когда Савелий с Федором на спине добрался до Каме-
нистой поляны. Шатаясь от усталости, будто на палубе в штормовую погоду,
он дотащил его до густой травы и осторожно опустел на землю.
- Вот и добрались мы с тобой, Федор! - прошептал Савелий пересохшими гу-
бами. - Часок отдохнем и дальше двинем... Посмотри, какая ночь! Как небо
вызвездило, сосчитать можно! Слышь, Федор?! Угрюмый лежал тихо и не отк-
ликался.
- Чудак!  Спать в такую ночь! Федор! - позвал он громче. - Спит. - Саве-
лий вздохнул с сожалением.  - Так крепко,  что хрипов не  слышно...  Ну,
спи...  для  тебя  сон - лекарство!  - Он откинулся на спину,  но тут же
вскочил, словно ошпаренный кипятком, и наклонился над Федором.
- Федор!  - Савелий встряхнул его за плечи,  но тот не откликался. - Фе-
дор!  -  позвал он громче и приник ухом к его груди.  Ничего не услышав,
схватил его за руку и вздрогнул от неожиданности...  рука была холодная,
как лед... - Федор! - прошептал обречено Савелий и вдруг истошно, на всю
тайгу закричал: - Фе-е-е-е-до-о-о-р!!!
Савелий долго сидел перед телом на коленях,  раскачиваясь,  как маятник,
из стороны в сторону.  Потом вздрогнул от того,  что руке стало холодно:
до сих пор он держал руку мертвого Федора. Савелий достал из кармана ко-
робок,  открыл: оставалось еще четыре расщепленные Федором спички. Чирк-
нув одной,  осветил лицо Угрюмого. Черты его заострились и приняли успо-
коенное выражение. Остекленевший взгляд был ласковым и добрым. Казалось,
он улыбнулся хотел что-то сказать смешное,  но не  успел:  настигла  его
смерть.
Савелий не заметил,  как спичка,  догорев до конца, обожгла пальцы и тут
же погасла.  Смерть Федора настолько поразила его,  что он застыл в  той
позе, в которой всматривался в лицо покойного. Одеревеневшее тело не же-
лало подчиняться... Такое же состояние было у него и на суде...


Почему, Лариса?

Это произошло в тот момент, когда Савелий вдруг осознал, что Лариса, его
любимая Лариса совершенно не заинтересована в благополучном для него ис-
ходе  дела.  Единственный близкий ему человек - отказался от него,  пре-
дал...  Он стоял до тех пор,  пока не пришел врач,  насильно заставивший
его прилечь.
Савелий ничего не слышал и ничего не ощущал.  Что-то говорил врач, адво-
кат,  судья...  Его прослушивали,  осматривали,  что-то говорили ему.  А
он?..  Он как бы со стороны наблюдал за всем,  что происходит вокруг,  и
видел только одно:  пустые и холодные глаза Ларисы. И слышал ее странный,
какой-то нереальный голос, сквозь хохот истерично бросающий ему - Кто ты
такой? Я не знаю тебя!
Единственно, чему удивлялся в тот момент Савелий,  - почему голос  доно-
сится из этих безразличных глаз?.. Ее голос существовал как бы независи-
мо от нее...  Странное это было состояние... Нет, он не терял сознание и
совершенно четко видел все вокруг, слышал, даже понимал, но... Но совер-
шенно не владел своим телом, словно оно было чужим, а он со стороны наб-
людает за тем, что с этим телом делают...
Он пришел  полностью в себя только тогда,  когда судья огласил приговор:
что?  Ему девять лет лишения свободы?  Девять лет? За что?! Как это воз-
можно?
Зал судебных заседаний опустел мгновенно,  и милиционер,  стоящий рядом,
положил ему руку на плечо:
- Руки - назад! Пошел!
Савелий подчинился машинально и двинулся за милиционером, медленно спус-
каясь по лестнице.
"Нет! Что-то здесь не так! Лариса! Почему ты промолчала о нас? Я же люб-
лю тебя!  Может, тебя заставили? Под угрозой заставили? Под угрозой зас-
тавили так говорить?! Я должен это узнать!" - стучало в его мозгу. Саве-
лий оглядывался по сторонам,  ожидая,  что Лариса вот-вот появится и все
станет ясно.  Но ее все не было, а его сейчас закроют под замок, и тогда
будет поздно!..
На площадке перед выходной дверью Савелий резко повернулся и толкнул од-
ного милиционера на другого.  Столкнувшись,  они упали,  а он бросился к
дверям...  Но когда открыл, то навстречу ему шли трое сотрудников, возв-
ращавшихся обеда.  Оценив ситуацию, они набросились на Савелия... Он ус-
пел сбить ударом ноги одного,  второго и третьего свалил локтями, но уже
подоспели  еще несколько человек,  к тому же начали действовать успокои-
тельные инъекции,  сделанные врачом:  апатия сковала тело,  и ему надели
наручники и на руки и на ноги...
Забрезжил рассвет, а Савелий все сидел на коленях в той же позе, в кото-
рой засветил спичку, чтобы посмотреть на лицо мертвого Федора. Упавшая с
дерева сухая ветка или щипка,  сбитая птицей,  заставила его вздрогнуть.
Очнувшись, Савелий недоуменно посмотрел на свою одеревеневшую руку, сжи-
мающую спичку, с трудом разжал пальцы и медленно опустил руку.
Его взгляд упал на лицо покойника,  глаза которого продолжали оставаться
открытыми.  Савелий провел по лицу,  прикрывая их,  упал рядом с телом и
горько, безутешно заплакал...
Он плакал так,  как могут плакать только сильные мужчины: глухо, надрыв-
но,  сжимая до боли в суставах тяжелые кулаки.  Плакал от бессилия перед
лицом смерти...
Скоро совсем рассвело.  Яркое солнце нежно, словно понимая его и сопере-
живая горю,  коснулось теплыми лучами его головы.  Нервно вздрагивая  от
сдерживаемых рыданий, Савелий медленно поднялся с земли и, намеренно от-
ворачиваясь от мертвого тела,  подошел к дереву,  отломал толстую ветку.
Заострив ее финкой, подаренной Федором, выбрал более или менее свободное
от камней место, рядом с высокой и стройной сосной, и с каким-то ожесто-
чением начал копать...


Рассказ о тете

С небольшим чемоданчиком в руке в форме моряка рыболовного флота Савелий
вышел из купейного вагона пассажирского поезда. Не успел отойти от ваго-
на, как к нему подошел тщедушный старичок и потянул его за рукав кителя:
- Савелий Говорков?
- Так точно!  - Савелий удивленно пожал плечами,  не понимая, чего хочет
этот старик.
- И не вспоминай!  - махнул рукой тот. - Ты меня не знаешь... Не обижай-
ся, что тыкаю: имею право - мне уж к семидесяти подходит.
- К семидесяти?
- Да-да...  Однако я отбил тебе телеграмму не для этого. Я должен испол-
нить свой долг... обещание, данное Александре Васильевне...
- Симаковой? А кем она мне доводится?
- А  разве ты не получал от нее письмо?  - Старик нахмурился.  - Значит,
обманула:  не послала... - Он сокрушенно покачал головой. - Стыдилась...
или не захотела тебя беспокоить, думала, и на этот раз пройдет... - Ста-
рик смахнул непрошеную слезу.
Савелий смотрел на него, пытаясь хоть что-то понять.
- Давай присядем здесь, - махнул старик на привокзальный сквер. - Трудно
мне стоять...
Опираясь на руку Савелия,  он засеменил рядом.  Оказавшись перед садовой
скамейкой,  старик тяжело опустился на нее,  а Савелий продолжал  стоять
рядом.  Не  мигая  смотрел он на старого человека и с нетерпением ожидал
его слов.
- Недели две назад прихватило ее...  - взглянув на Савелия,  он сам себя
перебил. - Шура была твоей родной теткой, родной сестрой твоей матери...
- Теткой?  -  полувопросительно  прошептал  Савелий и опустился рядом со
стариком. - Так почему же...
- Не спрашивай меня об этом:  не моя это тайна.  История старая и ничего
не дающая никому. - Он тяжело вздохнул.
- Но... простите, не знаю вашего имени...
- Павел Семенович, к вашим услугам!
- Но, Павел Семенович, раз это касается мамы, значит, касается и меня! -
упрямо сказал Савелий.
- Нет, Савелий, не все должно детям знать о своих родителях! Не все, по-
верь старику! Не подумай, что здесь кроется что-то страшное или для тебя
неприятное. Это их тайна: тайна двух сестер... не думай об этом...
- Ладно. Так что случилось с тетей Шурой?
- Когда прихватило ее,  думала,  что пройдет, отпустят боли, дня три еще
пыталась все сама делать,  а потом... - Он тяжело вздохнул. - Как прави-
ло,  мы через день с ней виделись: постучит в стенку, я и прихожу. Ты не
знаешь,  мы ж с ней соседи - в одном доме живем. А тут дня три проходит,
а она не зовет.  Я забеспокоился и сам стучать начал,  не  отзывается...
Думаю,  вышла куда. Вечером решил наведать ее: прихожу, стучу - никакого
толку.  А соседка напротив, подруга ее, и говорит: "Дома должна быть: не
выходила  еще..."  Тут уж я не на шутку взволновался,  стал своим ключом
открывать: она лет десять как дала мне его...Сую, а руки дрожат, попасть
в замочную скважину не могу. - Открыл все-таки. А Шурочка лежит в беспа-
мятстве у кровати...  - Он снова смахнул слезу.  - Вызвал скорую...  Ин-
фаркт миокарду, говорят... нетрас... нет-ран... в общем, в больницу вез-
ти опасно. Сделали уколы, лекарства всякие прописали... Только на второй
день Шурочка в себя пришла...  Увидела меня, улыбнулась, так ласково го-
ворит: "Что, перепугала тебя?. Сейчас встану...
Старик всхлипнул. Савелий сидел в оцепенении и молча слушал.
- Ты не думай,  я для нее все сделал:  и уход, и питание... У меня кроме
нее никого не было:  дети в войну погибли, все четверо, старуха не пере-
несла и тоже умерла... Так что не сумлевайся...
- Что же, вы сразу не вызвали меня?
- Я-то не знал о тебе поначалу.  Перед самой смертью рассказала... "Ска-
жи, говорит, пусть простит старую тетку!.."
- Господи! Да за что простить-то? - воскликнул Савелий.
- Видать, есть за что... коли просила, так что прости ее.
- Бог ей судья... - вздохнул Савелий.
- Вот и хорошо. Теперь второе: ты, видно, не знаешь, но у Шуры есть сын?
- Мой двоюродный брат?
- Не радуйся очень...  Ужасная история,  даже говорить о нем не хочется!
Короче,  бросил он ее,  и лет двадцать как не вспоминал о ней... Ни вес-
точки, ни привета, паразит!.. В Москве где-то живет, партейный работник!
Отказался от нее за то, что она выкормила его своим огородом да садом...
Но это так,  для твоего знания, которое можешь сразу и забыть... Шурочка
и составила,  на всякий случай,  завещание в твою пользу, а меня просила
уговорить тебя не отказываться от последнего ее дара.  Очень она хотела,
чтобы дом, в котором она столько прожила, послужил родному человеку. Так
Шурочка завещала и так просила.
- Павел Семенович, прошу вас: отведите меня к ней...


Могила Федора

Глубокую могилу вырыть не удалось: пошел твердый грунт с толстыми корне-
вищами,  и Савелий,  устало облокотившись о край ямы,  немного отдохнул,
потом вылез и деловито обошел ее вокруг: вроде достаточно будет. Подойдя
к Федору,  он долго стоял молча, склонив голову, затем осторожно, словно
боясь разбудить его, перетащил к краю могилы, хотел опустить, но чертых-
нулся и бросился рвать траву.
Рвал быстро,  остервенело...  Выложив дно могилы зеленой травой, Савелий
осторожно опустил на нес тело Угрюмого, прикрыл лицо своей курткой, наб-
росал  сверху  травы и начал медленно засыпать землей.  Небольшой холмик
обложил ровненькими гладкими булыжниками с поляны.  Получилось даже кра-
сиво.  Взглянув  на свою работу,  он заметил,  что чего-то не хватает...
Отошел на несколько шагов,  огляделся, вытащил финку - подарок покойного
-  и  быстро подошел к сосне,  как бы склонившейся над могилой,  и начал
что-то вырезать на стволе...
Работал долго и сосредоточенно,  без отдыха. Пот заливал обросшее густой
щетиной лицо,  руки кровоточили от мозолей, но Савелий не обращал на это
внимания,
Закончив, он тяжко опустился на землю и прислонился  к  стволу.  Немного
отдохнув,  встал перед могилой, опустил голову и несколько минут постоял
молча. Затем тихо произнес:
- Пусть земля тебе будет пухом,  братишка!  Будь спокоен, я выполню твое
последнее желание...
Нарвав букет красивых таежных цветов, Савелий положил их в изголовье мо-
гилы,  низко поклонился и быстро пошел прочь от  каменистой  поляны,  на
этот  раз без ошибки:  влево,  оставляя позади могилу,  которую охраняла
толстая сосна, а на сосне надпись:
Здесь покоится Федор Угрюмов...
Путник,  задумайся у его могилы:
он был неплохим человеком...
16 июля 1987 года


После приговора

- Скажите, вы хорошо себя чувствуете? - спросила Татьяна Андреевна, ког-
да Савелий в сопровождении трех здоровенных охранников вошел в специаль-
ную комнату для встреч. На его руках были наручники.
- Нормально, - бесцветным голосом ответил он, продолжая стоять.
- Вы можете быть свободными! - бросила она конвоирам, но те нерешительно
топтались на месте.  - Я вас вызову, если нужда будет! - настойчиво ска-
зала Татьяна Андреевна,  и они нехотя подчинились. - Да вы садитесь, Са-
велий! - обратилась она к Говоркову.
Безропотно, словно  робот,  он  опустился на стул,  привинченный посреди
комнаты.  Татьяне Андреевне было искренне жаль его,  но она старалась не
показывать ему этого, боясь обидеть.
- Это вас после...  - она не сразу нашла нужные слова,  - после стычки с
конвойными в наручниках держат? Савелий пожал плечами.
- Девять лет,  конечно, громадный срок! - вздохнула она. - Но еще не все
потеряно:  я написала кассационную жалобу.  Жаль, что вы не хотите этого
сделать Пришлось все строить на эмоциях,  а там в это мало верят:  факты
нужны. Одна зацепочка, правда, появилась...
Савелий чуть заметно усмехнулся, и это не прошло мимо внимания адвоката.
- Скажите,  вы были знакомы с тем человеком,  который занимал ваше место
до прихода в кооператив?
- Нет! - быстро ответил он, и Татьяна Андреевна заметила, что его взвол-
новал ее вопрос: он даже напрягся, чуть побледнел, сжимая пальцы в кула-
ки. - Какое отношение это имеет ко мне?
"Господи! Зачем она спрашивает о Варламове? Неужели что-то стало извест-
но о нем? Нет, хватит им меня! Надо что-то говорить: отвести от Виктора!
Но что?" Пауза затягивалась, и Савелий понимал, что любые слова, сказан-
ные им сейчас, могут только навредить.
Но Татьяна Андреевна и сама почувствовала,  что затронула ту тему, кото-
рая Савелию неприятна, и решила заговорить о другом:
- Не пойму я вас, Говорков! Что вы с собой творите? Всю жизнь ломаете!
- Она и так поломана, - шепотом отозвался он.
- Да что вы знаете о жизни? Поломана... Она встала и начала взволнованно
ходить по комнате.
- Поверьте, на вашей Ларисе свет клином не сошелся! И тут она заметила в
его глазах интерес. - Кого вы пытаетесь выгородить? Она же просто преда-
ла вас! Отказалась от вас!
Татьяна Андреевна намеренно выискивала слова побольнее,  чтобы заставить
Савелия разговориться, но понимала, что нельзя торопить его: снова замк-
нется, уйдет в свое безразличие. Остановившись перед зарешеченным окном,
она стала молча наблюдать за  голубями,  сидевшими  на  крыше  соседнего
строения.  Выпал первый снег,  и было холодно.  Комочками сидели птицы и
казались неживыми, и только редкое мигание глаз опровергало это.
Вернувшись к столу, она села напротив и неожиданно тихо произнесла;
- Может,  вы все придумали и никакой любви, никаких отношений между вами
и не было?
Савелий наконец поднял глаза на своего адвоката, нахмурился.
- Когда приговор вступит в законную силу? - спросил он вдруг.
- Как  только  придет  ответ на мою жалобу,  - недоуменно ответила она и
снова заметила в его глазах какое-то оживление,
- Вы можете выполнить мою просьбу?
- Все, что в моих силах, и даже больше, - не задумываясь, ответила Тать-
яна Андреевна,  чувствуя,  что сейчас узнает нечто интересное, что может
помочь ее подзащитному.
- Только прошу исполнить тогда,  когда приговор вступит в законную силу!
Хорошо?
- Договорились? - нехотя согласилась она. - Слушаю вас.
- Вы можете побывать в моей квартире? - явно волнуясь, спросил Савелий.
- Если вы напишете заявление,  в котором укажете вескую причину:  допус-
тим, взять какие-нибудь документы, то...
- Очень хорошо! - Он немного помолчал, как бы взвешивая все "за" и "про-
тив", затем кивнул на наручники. - Напишу?!
Татьяна Андреевна нажала кнопку,  вделанную в стене,  и тут же ворвались
охранники.
- Все в порядке! - улыбнулась она. - Снимите наручники: осужденному нуж-
но написать заявление! Они в нерешительности переглянулись.
- Под мою ответственность!
- Хорошо,  - проговорил старший сержант и снял наручники с Савелия. - Мы
здесь, за дверью! - многозначительно добавил он, и они вышли.
- Понапугал ты их, - укоризненно заметила она.
- Я и сам не помню, как все произошло! Замкнуло... Давайте бумагу!
Савелий подошел к столу и стоя написал заявление о том,  что хочет иметь
в своем деле все документы о своих специальностях.
- На кухне стоит холодильник...  Внизу, под мотором, найдете фотопленку,
проявленную... Очень прошу вас, отпечатайте с нее наиболее удачные кадры
и принесите мне! Хорошо? А пленку... Пленку - сожгите! Хорошо? Вы сдела-
ете это? - с надеждой посмотрел он на адвоката.
- Я попытаюсь.
- Но еще раз напоминаю: только после вступления приговора в законную си-
лу...


Один в тайге

Наметив впереди себя метрах в двадцати приметное дерево, Савелий, с тру-
дом переставляя опухшие ноги,  упрямо двигался к нему. Проклятое дерево!
Казалось,  оно не приближается,  а ускользает  от  него,  заманивая  ку-
да-то...
- Врешь! - шептал он. - Все равно дойду! До... берусь до тебя!
Савелий вдруг споткнулся, проскочил по инерции несколько метров и, веро-
ятнее всего, упал бы, но успел ухватиться за ближайшее дерево.
- Сейчас... Сейчас, немного постою и пойду дальше... Сейчас.
Он провел языком по истрескавшимся губам,  пытаясь смочить их, но во рту
пересохло.  Оттолкнувшись от дерева, в которое упирался, наметил очеред-
ную цель и поплелся вперед...
На этот раз злополучные метры дались гораздо труднее:  несколько раз  он
падал, во, не позволяя себе и на минуту расслабиться, вновь поднимался и
шел дальше.  Уже несколько дней,  как во рту не было ни крошки, и он со-
вершенно обессилел от голода. Добравшись до очередной цели, Савелий сва-
лился у дерева как подкошенный. В таком положении, не в силах повернуть-
ся,  он пролежал около часа. Когда руки затекли настолько, что он перес-
тал ощущать их,  собрав все силы, перевернулся на спину. Через некоторое
время руки стали двигаться, хотя их и противно покалывало. Тогда Савелий
вытащил из кармана полиэтиленовый пакет и заглянул в него,  чтобы лишний
раз  удостовериться  в его девственной пустоте..  С надеждой посмотрел в
небо: погода стояла пасмурная, и вот-вот мог пойти дождь.
- Ну что тебе стоит? - шептали губы. - Ну покапай чуть-чуть. Хотя бы ми-
нутку.
Савелий устало закрыл глаза и сразу же увидел...  воду!  Она была везде:
текла рекой,  огромным фонтаном била из-под  земли,  чудовищный  водопад
ниспровергал тонны воды, и она, растекаясь, превращалась в.... море! Мо-
ре казалось настолько реальным,  что руки Савелия с жадностью потянулись
к нему, но... наткнулись на дерево.
Савелий открыл  глаза,  и  вдруг что-то ярко-красное "брызнуло" в глаза.
Подумав,  что ему мерещится, он зажмурился, снова открыл глаза... Совсем
рядом, метрах в десяти, рос небольшой кустик с ярко-красными ягодами! Из
последних сил подполз он к спасительному растению и,  дотягиваясь с тру-
дом до желанных плодов,  начал срывать и пригоршнями, вместе с листьями,
запихивать их в рот.  Они оказались кислыми и горькими, но стоило ли об-
ращать внимание на такие мелочи? Савелий жалел только об одном: куст был
маленьким... Вскоре от него остались только голые ветки.
Он откинулся на спину, залез в карман, чтобы вытащить карту, и вдруг на-
щупал какой-то плотный кусочек бумаги... поднес к глазам: на кусочке фо-
тобумаги светилась улыбка...


Фото Ларисы

Он сразу вспомнил,  как обрывок фотографии оказался у него.  В тот день,
вернувшись с работы,  он застал у своей кровати Кешку,  который держал в
руках фотографии Ларисы. Увидев Савелия, он восхищенно проговорил:
- Красивая, бестия!
- Кто тебе позволил копаться в моей тумбочке? - вспылил неожиданно Саве-
лий и вырвал у него фотографии.
- Что ты?  Я и не думал...  не собирался лезть в  твою  тумбочку!  Нужно
очень!  - обиделся Кешка. Книгу стал смотреть, "Дети Арбата", на кровати
твоей лежала,  а оттуда фотки вывалились... - помолчав немного, спросил:
- Из-за нее на берег списался?
Савелий пожал плечами:  он был еще под впечатлением встречи с Зелинским,
и его все раздражало.
- Шикарная штучка! - заметил Кешка. - Но знаешь, пустая только!
- С чего взял?
- Глаза!..  Вглядись в них...  Может,  во мне говорит  сейчас  художник,
но...  Пустые,  холодные...  Знаешь, у моей точно такие же! - Он стиснул
зубы,  помолчал.  - Люблю,  говорит,  жить без тебя не могу... Стерва!..
Прихожу как-то из плавания чуть раньше времени,  открываю дверь: сюрприз
хотел сделать... - Он матюкнулся. - Все они одинаковы!
- И что дальше?
- Что?  Посидели мы все вместе, втроем, за столом: я, как пришел, - оде-
тый, они, как и застал их, - голяком... Выпили, а закусывать я им с кор-
тика подавал:  от пахана моего остался.  Покормил немного и в ванную их,
покупать  решил...  Хлипкий оказался:  больше минуты под водой сидеть не
мог, захлебывался...
- Утопил, что ли?
- Ну что ты?  Помыл,  и за дверь обоих, в чем мать родила... - Кешка ус-
мехнулся.  - На прощанье ремешком немного погладил. - Он махнул рукой. -
Дальше неинтересно: думал, заявит... Нет, стерпел!.. Ладно, пойду, пожа-
луй... Ой, чуть не забыл! - Он вытащил из кармана небольшой сверток. - Я
тут мяса и огурчиков сообразил чуток.
- Спасибо, братишка! - Савелий почему-то смутился и тут же добавил: - За
мной не пропадет.
- Долго думал?  - обиделся тот. - Или мы три года из одного котла не ха-
вали? - Он повернулся и пошел к выходу.
- Спасибо,  не сердись! - крякнул Савелий вдогонку и долго сидел, задум-
чиво перебирая  фотографии  Ларисы.  Каждая вдруг перед ним "оживала", и
веселое  выражение  сменялось  тем,  какое было  у  нее на суде. Савелий
встрянул  головой,  словно избавляясь от наваждения,  но холодный взгляд
Ларисы снова впивался в него, рвал сердце, терзал душу... и он не выдер-
жал:  судорожно  начал рвать каждую фотографию на мелкие клочки. На тум-
бочке росла кучка, а он все рвал и рвал, рвал и рвал...
Мимо проходили двое зеков,  и одна,  взглянув на Савелия,  шепнул что-то
второму и повертел у виска пальцем.
- Чего? - зло бросил Савелий.
- Нет-нет, ничего! - суетливо ответил тот, таща приятеля за рукав прочь.
Сунув кучку разорванных клочков в карман,  он тяжело вздохнул и вышел из
барака. Однако ему показалось недостаточным только изорвать ее изображе-
ние и выбросить.  Нет!  Он обязан уничтожить их,  чтобы и следа не оста-
лось!  Оглядевшись,  решил, что самое удобное место для "экзекуции" - за
деревянными "удобствами во дворе": никто не помешает.
- У тебя спички есть? - спросил он проходящего мимо зека.
- Прикурить, что ли?
- Нет! Нужно!.. Есть?
- А-а!  Понятно!  -  многозначительно подмигнул тот и протянул ему коро-
бок...
Савелий зашел за "дальняк",  вытащил из кармана то,  что осталось от фо-
тографий,  сложил в кучку и поджег. Помешивая палочкой, проследил, чтобы
все догорело до конца.  Когда на земле осталась небольшая  кучка  серого
пепла,  Савелий несколько минут смотрел на нее, потом ласково провел ла-
донью по пеплу:  чувство непоправимого промелькнуло,  обожгло изнутри, и
он вдруг разозлился на свою минутную слабость,  вскочил и начал с остер-
венением топтать, топтать, топтать...


Автокатастрофа

Савелий криво усмехнулся,  поднял вверх руку с клочком ослепительной фо-
тоулыбки Ларисы и медленно разжал ладонь...  Улыбка, беспорядочно кувыр-
каясь в воздухе,  долго и медленно опускалась к земле,  но, когда, каза-
лось, вот-вот коснется ее, неожиданный порыв ветра подхватил обрывок фо-
токарточки,  снова взметнул вверх и понес все дальше и дальше... Савелий
глядел вслед исчезавшему клочку до тех пор, пока его можно было рассмот-
реть.
Постепенно грусть  прошла,  глаза  обрели  спокойное  выражение,  и  он,
встряхнув плечами, вернулся к действительности, вытащил тряпичную карту,
повертел в руках, но не стал разбираться в ней, сунул назад в карман.
- Куда же ты подевалась,  чертова река?  - ругнувшись, он ударил кулаком
по земле и с трудом поднялся на ноги.  Всюду деревья,  деревья и  только
деревья...  Деревья?  Может, воспользоваться старым детским увлечением и
залезть на одно, чтобы осмотреться? Это мысль!..
Выбрав дерево повыше и чтобы сучья росли пониже,  он скинул сапоги, раз-
мотал  портянки,  мокрые от пота и крови,  подтянулся на нижнем суку и с
трудом вскарабкался на него.  Передохнул и полез дальше. Так, отдыхая на
каждой ветке, он лез все выше и выше...
От голода,  усталости и нервного напряжения у него начали дрожать руки и
ноги,  но до середины добрался хоть и медленно, но благополучно. Следую-
щая  ветка  оказалась  очень  высоко,  и  Савелий  попытался рассмотреть
что-нибудь с этой высоты, но окружавшие деревья перекрывали обзор.
Прислонившись спиной к стволу, Савелий стал внимательно и спокойно "изу-
чать обстановку":  ветвь, на которой он стоит, в метре от ствола изгиба-
ется резко вверх,  можно это использовать,  чтобы как-то  дотянуться  до
следующей.  Ему показалось, что с помощью причудливого изгиба, сотворен-
ного матушкой-природой, можно преодолеть злополучное препятствие.
Осторожно переступая босыми ногами,  он начал медленно продвигаться впе-
ред.  Когда до изгиба оставалось каких-нибудь пять сантиметров...  Легко
сказать,  пять сантиметров!  В таком-то состоянии...  Пот заливал глаза,
мешая  смотреть,  а смахнуть его не было возможности...  Кружилась голо-
ва...  Но Савелий решился на опасный,  отчаянный шаг - другого выхода не
было. Он оторвался от спасительного ствола и вступил на изгиб...
Многодневное голодание  и  долгий  путь  ослабили,  притупили реакцию на
опасность:  он покачнулся,  попытался ухватиться за ствол,  шагнул маши-
нально назад и... оступился.
Опрокинулась перед  глазами земля,  больно начали стегать по лицу ветви:
раз, другой, третий, но именно они, принимая на себя его безвольно пада-
ющее тело, спасали его: пружиня, смягчали удар, предохраняя от свободно-
го падения с восьмиметровой высоты...  Савелий падал с ветки  на  ветку,
которые передавали его,  как эстафету, друг другу, пока он не ударился о
самую нижнюю,  потому и самую толстую,  грудью и не шмякнулся плашмя  на
землю.  Застонав, попытался в горячке подняться на ноги и тут же потерял
сознание...
- Мама! Мамочка! Мне больно! Мамочка! - раздавался детский крик, который
исходил непонятно откуда.
Поздним вечером на шоссе в нескольких километрах от города произошла ав-
томобильная катастрофа: белая "Волга" скатилась по насыпи и лежала вверх
продолжающими вертеться колесами,  а старенькая черная "эмка", столкнув-
шись с ней,  была сильно покорежена.  Водитель "эмки" сидел  неподвижно,
уткнувшись в руль, а сигнал клаксона печально взывал о помощи...
Рядом с водителем находился мужчина в военной морской форме, а на заднем
сиденье - белокурая женщинам голова которой  была  странно  повернута...