Бешеный, повести, книги 1-10 | |
Бросив на дряхлый диван чемодан, Савелий подтянул гири на часах и толк-
нул маятник: глаза лубочной кошки кокетливо задвигались из стороны в
сторону. Немного полюбовавшись, он подошел к стене и начал рассматривать
многочисленные снимки, небрежно скользя по ним взглядом: незнакомые лица
мужчин, женщин, стариков и старух... Неожиданно глаза споткнулись о лицо
молоденькой блондинки с пышной, модной в шестидесятые годы прической.
Осторожно вытащив фото из общей рамки, Савелий прислонил его к стоящей
на столе вазе и сел напротив. Он смотрел на фотографию не отрываясь, не
моргая, на глазах его навернулись непрошеные слезы...
- Кхе-кхе... - Савелий услышал за спиной старческое покашливание и голос
соседа. - Могилку-то их навестил?
От неожиданности Савелий вздрогнул и повернулся.
- А-а, это вы, Павел Семенович?!
- Открыто было, я и... - извиняющимся тоном пояснил старенький, почти
лысый мужичок. Он, видно, успел "приложиться": улыбался пьяно и глупова-
то. Внутренний карман пиджакам предательски оттопыривался. - Может, не
ко времени?
- Ну что ты... Проходи, Семеныч, садись! - вздохнул Савелий, стирая с
лица грусть. - Ты спросил о чем-то?
- Говорю, коды мамка с отцом-то убились, ты ж мальцом еще был?
- Пяти не было... - Савелий снова вздохнул. - А веришь, все помню до ме-
лочей... будто вчера это произошло...
- Что ты можешь помнить-то? - махнул старик рукой. - С рассказов разве,
а так...
- Да кто ж мне мог это рассказать? Это же минуты те за... ну, до катаст-
рофы, а я помню... Папа сидел рядом с водителем, а мы с мамой - сзади...
Помню, сижу, верчусь, по сторонам глазею... И вдруг мама подхватывает
меня на руки, прижимает к груди и начинает целовать... И так силь-
но-сильно, что я даже закапризничал, вырываться начал... А тут... - Са-
велий так крепко стиснул челюсти, что, казалось, скрипнули зубы. -
Удар!.. Страшная боль в руке... Эту боль до сих пор помню... А потом го-
рящая машина... Пламя... Сильное яркое пламя! - Он нервно застучал по
столу кулаком и прошептал, глядя на фото: - Кабы знать! Эх!
- Видать, чувствовало материнское сердце... Оно, брат, сурьезная штука
даже и для науки... не то чтоб умом для осознания. - Старик вытащил из
кармана бутылку водки. - Ты вот что, сынок, выпить тебе счас потреба
есть... Завещание-то оформил теткино? - с каким-то волнением спросил он.
- Спасибо, оформил...
- Чего уж... - тяжело, с огорчением выдохнул Павел Семенович, крякнул и
завистливо огляделся. - Да-а-а... богатая у тебя тетка была... Ох и бо-
гатая!..
Не удержавшись, Савелий хмыкнул и удивленно посмотрел на старика.
- Ты не гляди, что старье вокруг да нищета: церкви в последние годы мно-
го отдавала да в фонды всякие... А так ежели, богатая! А и то сказать...
цветочки, ягодки... опять, жильцов каженный год пущала... да и драла,
дай боже!.. Стаканы-то достань!.. Там вон, в буфете... Там и закусь, мо-
жет, какой найдется...
Савелий принес два стакана и банку вишневого компота: других продуктов
не оказалось. Открыл банку, поставил на стол. Старик посмотрел на угоще-
ние, покачал головой и вытащил из кармана пару соленых огурцов и кусок
хлеба.
- Самоличного засолу... специлитет! - похвастался он и ловко откупорил
бутылку. Налив по две трети стакана, поморщился и провозгласил: - За
наследство!
Они чокнулись и одновременно выпили. Савелий захрустел огурцом, который
действительно оказался отличного, хотя немного странного, вкуса, а Павел
Семенович понюхал хлеб и положил его назад.
- Я и говору... со всего рвала, с чего могла... - Поморщившись, восклик-
нул: - А и скупа была!.. Не дай тебе Боже! Ох и стерва! Вот стерва из
стерв! А любил ее! - восхищенно добавил он, сделал паузу и продолжил: -
И как любил! Ведь до ума потери!.. Тридцать лет тому назад этот домик мы
с ейным супружником-упокойником, царство ему небесное, с им и строили,
мне та часть - комната со своим входом - дом, им - эта, с верандой... -
Павел Семенович быстро захмелел, язык начал заплетаться, но мысли оста-
вались твердыми, не терялись. - Дружили мы с им аж с войны... Во как! А
с Шурой, теткой твоей, я ж первый зазнакомился... Красавица была! Во!
Что твоя матка... - кивнул он на фотографию. - А и то - родные сестры...
Ты не думай, Шура очень любила твою мать, а потом...
Семеныч неожиданно осекся, словно его кто-то одернул: даже пьяный не
стал говорить о том, что не является его личной тайной. Решив сменить
тему и не зная на какую, он снова взялся за бутылку, налил себе и Саве-
лию.
- Выпьем! - предложил он и быстро опрокинул в сморщенный рот жидкость,
на этот раз отщипнул маленький кусочек хлеба, зажевал. - А ты, значит,
так в детдоме и прожил до армии?
- Детдом, потом - завод, в рабочем общежитии жил... потом уж призвали...
- А почему после армии к тетке-то не заявился? Аль обижен был?
- После армии, то есть после дембеля, как Высоцкий поет: "Я раны зализы-
вал..." О тете Шуре... я и не знал, что есть у меня родная тетка...
- Вот стерва! Так озлобиться на сестру, что родного племяша в детдоме
держать?! У-у, характер! Кремень, не характер!.. - сердито цыкнул дед. -
Двенадцать лет склонял пожениться - ни в какую!.. А жили-то все одно
вместе...
Пьяно икнув, он поморщился, окинул взглядом комнату и огорченно пробур-
чал:
- Это все мне должно было достаться! А она - тебе!.. Грехи, видать, от-
чалить решила... потому и к Богу... - Старик настолько опьянел, что сов-
сем потерял над собой контроль. - А ты... пришел... на все готовень-
кое...
- Чего буравишь, Павел Семенович? - рассердился Савелий,
- Да это... я так... для порядку... - спохватился он, даже чуточку сму-
тился. -Но ты... выстрадал ты довольно, сиротинушка ты мой!.. - жалост-
ливо всхлипнул и пьяно забормотал Семеныч. - Мне-то уж ничего не надо...
в могилу ить не утащишь... Эх, Шура, Шура! Вот стерва из стерв, а любил
до ума потери! - снова повторил он, видно, свою любимую фразу. - Стран-
ная штука - жисть-то!.. Любишь, не любишь... Веришь, не веришь, а кри-
чи: "Ура! Да здравствует наш дорогой..." Тьфу! Мать вашу... Перестрои-
лись... Дудки! Шиш с маслом!.. Кто урвал в свое время, тот и жует!..
Семьдесят лет в "струю", а мыла и колбасы... настоисси... И сколько же
людей угробили! Боже ж ты мой!.. Сколько эти друзья-соратники народу-то
настругали...
- Не понял? Какие "друзья-соратники"?
- Так эти, Сталин-то с Гитлером!.. Ага, думаешь, пьян, себя не помню и
плету что ни попала? Ан нет! Все соображаю! Люди-то еще посчитают - кто
больше русичей пограбил!.. Старый я - устал бояться, да и не хочу ба-
ле!.. А потом?.. Возьми пятнадцать тысяч!.. За Афган говорю... За десять
лет пятнадцать тысяч? Да я старый солдат, разведчик! Кому они очки пыта-
ются втереть? Не верю! Вся Россея в могилках да лагерях-то... А могил-
ки-то все под номерками... И мой брательник родный где-то свой номе-
рок... - Он всхлипнул, вытер глаза, полные слез, и снова плеснул себе
водки. - Выпьем! Помянем всех убиенных невинно?
Павел Семенович поднялся, но невзначай зацепил банку с компотом и опро-
кинул на Савелия, залив всю форму темным компотом... Старик огорчился и
стал виновато стряхивать с него ягоды.
- Ох ты, оказия... - пьяно причитал он.
- Да ладно, Семеныч... высохнет, тогда... переоденусь... Ты, Семеныч,
того совсем... Идем, провожу тебя до дому, а сам - на пляж! Переоденусь
только...
- На пляж хорошо... - Старик снова икнул. - Богатая была... Ох, богатая!
Ты простучи здеся... Я-то не нашел, но... может, тебе повезет больше!
Только, тс-с-с... - приложил он палец к губам. Савелий помог ему под-
няться со стула, вывел к выходу, но вдруг Семеныч резко выпрямился,
встряхнул головой и отстранился от Савелия.
- Я сам! Сам! - заявил дед, покачиваясь из стороны в сторону, но прямо,
держа голову.
После ухода старика Савелий некоторое время смотрел на фотографию мате-
ри, потом опрокинул в рот остатки водки и начал переодеваться...
Нечаянная встреча
- Не сожжешь? - Савелий очнулся от голоса Бориса и поднял голову, Борис
кивнул на пресс. - Снова сюда кинули?
Савелий устало пожал плечами и ничего не ответил.
- Плотно вцепились... как бы не заездили Сивку крутые горки?! А ты
плюнь: нас дерут, а мы крепчаем! Идем, чифирнем, раскумаримся!
- Не тянет что-то... - вяло ответил Савелий.
- Хватит киснуть! Пошли! - подхватив под руки, Борис попытался поднять
Савелия.
В закуточке, словно специально образованном среди штабелей бракованных
деталей, сидели трое зеков. Они, словно завороженные, не мигая, устави-
лись на стеклянную банку с чифирем, прикрытую куском фанерки.
Увидев согбенную фигуру старика-грузчика, который совершал челночные
рейсы с тележкой по рельсам, обеспечивая деталями различные операции,
Борис поддал ему ногой под зад:
- Ты чего здесь расселся? Я же русским языком тебе сказал: за вторяками
подойдешь! - Чо ты, Кривой? Я не... я так сижу... вот... смотрю прос-
то... жду... - виновато залепетал старик, поднимаясь и ретируясь в сто-
рону. Однако он ушел не совсем: сел поодаль, бросая жадные взгляды на
банку с желанной жидкостью.
- Чего ты на него взъелся? - лениво поинтересовался Савелий.
- Надоел, всю плешь проел: "Не бросай - покурим! Не выливай - допьем!"
Так и пасет, так и пасет!.. Ладно, хватит о нем! Погнали! Серый - бан-
куй!
Морщинистый мужик, у которого на одном веке была наколка "Раб", на дру-
гом - "КПСС", болтанув из банки в кружку и обратно, дождался, когда ося-
дут нифиля, налил четверть кружки и, обжигаясь, сделал три глотка. Прич-
мокнув от удовольствия, передал сидящему рядом Савелию.
- Ништяк упарился!
- Еще бы! Вышак! - заметил значительно Кривой.
- Слышь, Кривой, ты же вроде Угрюмого знаешь? - спросил Серый его.
- Ну, а что?
- А вон он! Может, пригласишь? Борис привстал со своего места и выглянул
из-за штабеля. К выходу быстрым шагом шел парень лет тридцати пяти с
квадратной фигурой.
- Угрюмый! - окликнул Кривой, но тот, не услышав, скрылся в дверях.
- Скорость хорошая, да нюх ни к черту! - усмехнулся Кривой.
- Это что, кличка такая? - поинтересовался Савелий.
- Ну... Вот сколько его знаю, ни разу не видел, чтобы он когда улыбал-
ся...
- Жисть такая пошла: чему лыбиться! - заметил пожилой зек с вызывающей
наколкой, достав пачку "Астры", протянул каждому по сигарете. Савелий
тоже машинально взял, думая о чем-то своем.
Когда банка с чифирем опустела. Кривой махнул рукой старику, продолжав-
шему поглядывать в их сторону. Тот сразу же, чуть не вприпрыжку, подбе-
жал и жадно подхватил банку с нифилями, словно побаиваясь, что Кривой
передумает.
Савелию стало жаль этого старика: поморщившись, он вздохнул.
- Угостись, отец! - сказал он, протянув ему сигаретку, которую тот мо-
ментально схватил, как китайский болванчик, благодарно кланяясь и семеня
прочь.
- И всех-то тебе жалко, Бешеный! Тому куртку отдал, за того заступил-
ся... Может, и Аршина жалеешь?
- Мне старых и немощных жалко! А Аршина... Аршина - нет! - сказал он,
поднимаясь. - Пойду, покемарю чуток...
Неприятные воспоминания
Яркое солнце почти скрылось за горизонтом, и последние лучи его ласково
касались крыш самых высоких строений зоны.
Настеж открытые ворота, ведущие в промзону, свидетельствовали о том,
что идет съем бригад с работы. По просьбе подполковника Чернышева капи-
тан Зелинский вновь заменял заболевшего майора Кирьянова. Процедура шла
заведенным чередом.
Осужденные, устало передвигая ногами, проходили мимо "снимающих" ровными
рядами по пятеркам. Одна бригада сменяла другую.
- Разберитесь! - потребовал Зелинский, которому не понравился порядок
прохождения одной из бригад.
- 73-я?.. Раз, два, три, четыре и три... Смолин, где остальные? - грозно
спросил старший нарядчик, заглядывая в свою доску.
- Двенадцать во вторую остались! - протягивая ему листок, доложил брига-
дир.
- Разнарядку до четырех сдавать нужно! В следующий раз не приму! Ясно? -
сердито бросил тот.
- Мне-то ясно! Кума долго искали: только что подписал... - оправдывался
Смолин.
- Меня не колышит твой кум! Не приму, и все!
- Валеулин! - мягко одернул нарядчика начальник режима.
- Что Валеулин? - огрызнулся тот. - Мне же сведения в столовую подавать
нужно, чтобы они без ужина не остались!
- Ладно-ладно, можно постараться! - примирительно отозвался капитан.
- Пошла 73-я!
Бригада двинулась к своему бараку, а Зелинский окликнул:
- Смолин! Говорков на промзоне?
- Он иногда и третью прихватывает... Как зверь пашет! В натуре Бешеный!
- засмеялся он. - Что-то вы зачастили, командир, за дежурного помощника
начальника колонии работать...
- У Кирьянова снова приступ, кому-то надо...
- А Говоркова снова в трюм, что ли?
- Почему это? - поморщился Зелинский.
- А зачем еще может понадобиться зек: либо для наказания, либо для рабо-
ты! Дважды окунули, может, в третий? - Он хитро уставился на капитана
из-под козырька "пидорки", похожей на головной убор французских поли-
цейских.
- Ты лучше застегни верхнюю пуговицу, философ! - оборвал его Зелинский,
приказав встать в строй.
Поняв, что его юмор не оценен по достоинству, Смолин быстро застегнулся
и заспешил вслед за своей бригадой. А Зелинский стоял, сердито смотрел
ему вслед. На душе у него было скверно. Нет, не разговор с бригадиром
испортил настроение, дело было совсем в другом. Сегодня утром он наконец
получил на свой запрос ответ из Москвы. Запрос касался Савелия Говорко-
ва. Спроси сейчас капитана, что заставило его пристальнее всмотреться в
этого паренька, он бы не смог сказать точно. Причин было много: с одной
стороны, спокойное и бесстрашное поведение самого Савелия, с другой -
некоторые разговоры о нем с другими людьми. Отношение администрации было
однозначным: опасный осужденный, держаться с ним построже.
После разговора с Федором Федоровичем - тот все-таки добился своего,
уволился и уехал на Украину - Зелинский решил ознакомиться с делом Са-
велия. Потратив на него несколько часов, он ничего не понял с точки
зрения убедительности приговора. А ведь у Зелинского был опыт следствен-
ной работы. Он читал и перечитывал дело и все больше убеждался, что для
того, чтобы понять несостоятельность обвинительного заключения и приго-
вора, составленного на основании выводов следствия, не нужно даже юри-
дического образования. Зелинский знал, что многие уголовные дела реша-
лись одним звонком "сверху", интуиция говорила Зелинскому, что и "дело
Говоркова" из таких.
Несколько дней он ходил под впечатлением, пытаясь разобраться в самом
себе. По натуре он был человек мягкий, не всегда уверенный в своей пра-
воте, умеющий сострадать и жалеть людей. Зелинский часто мучался от то-
го, что порой должен поступать не по совести своей, а по воле, навязан-
ной другими.
Он тяжело пережил моральный удар, полученный в Афганистане. Сколько ни
твердил он себе, что эта война справедливая, что она несет братской
стране свободу и независимость, все чаше и чаще возникал вопрос: почему
наши совсем еще молодые парни должны погибать в мирное время, да еще на
чужой земле ? Полный крах навязанным ему убеждениям пришел даже не тогда,
когда он столкнулся с продажей оружия, а когда понял, что старший офи-
цер, который занимался этим, - лишь винтик в отработанном механизме
преступной группы, связи которой тянулись в Москву.
Попытавшись намеками выяснить отношение своего непосредственного началь-
ства к происходящему, он мгновенно осознал, какой опасности подвергал
себя: его могли просто убить в Афганистане или потом в Москве, куда был
срочно отозван... Напряжение тех лет вылилось в запой.
Вполне возможно, что он так бы и спился, если бы не его жена. Женился он
рано, еще на третьем курсе. Зинаида Сергеевна, так звали его жену, -
красивая, независимая в суждениях, тогда тоже была студенткой. К тому
времени, когда он был уволен в запас, Зинаида Сергеевна, в звании майо-
ра, работала секретарем заместителя министра МВД СССР, в ведении которо-
го находились и исправительно-трудовые учреждения. Конечно же, она была
посвящена в то, что знали далеко не все сотрудники органов МВД.
Зинаида Сергеевна, а Зелинский ничего от нее не скрывал, понимала, что
ему грозит реальная опасность и его нужно спасать. Употребив все свои
связи, она добилась перевода на работу в качестве начальника спецчасти в
далекую таежную колонию строгого режима, а для мужа ей удалось "выбить"
место заместителя командира роты, хотя и с потерей его бывшего звания
(из майора он стал капитаном).
Пристальнее присмотреться к делу Савелия Говоркова заставил его разговор
с женой. В тот день, придравшись к - строптивому зеку и посадив его в
ШИЗО, Зелинский, взвинченный разговором с Федором Федоровичем, сорвал
свое настроение на жене. И сейчас он вспомнил тот разговор...
- Что с тобой происходит, Саша? - измученно произнесла она. - Что ты
взъелся на парня? Тебе мало тех, кому ты раньше исковеркал жизнь? - Зи-
наида Сергеевна тяжело вздохнула.
- Ты опять за свое? - вспылил он. - Жена называется! Нет чтобы посочувс-
твовать, успокоить...
- Жена, потому и боюсь за тебя... Ведь только я знаю, как мучаешься, пе-
реживаешь... Как кричишь по ночам!.. Господи! Уезжая из Москвы в эту ть-
мутаракань, я думала, что здесь, в глуши, ты сможешь забыть и то время,
и этот проклятый Афганистан! - Она неожиданно всхлипнула.
- Забыть?! - Он даже оторопел, ужаснувшись самой мысли. - Забыть... -
Обхватив голову руками, начал яростно тереть лицо. - Это невозможно!
Не-воз-мож-но... Понимаешь ты, невозможно!!!
Зелинская с жалостью смотрела на мужа, не зная, чем можно помочь ему,
как отвлечь, как вернуть того сильного, бесшабашного Сашу, каким она его
знала. Неожиданно ее взгляд остановился на каком-то деле, лежащем на
столе. Как она сразу не подумала об этом? Может, действительно она зря
его пытается отвлечь? Может, лучше попытаться лечить болезнь по народной
мудрости: клин клином? Она быстро встала, открыла железный шкаф с делами
осужденных и начала судорожно искать одно дело среди сотни других... Не
то... снова не то... Ага, вот оно!
Капитан с недоумением наблюдал за ней и молча ждал, зная, что она никог-
да ничего не делает просто так. Немного подумав, Зинаида Сергеевна мед-
ленно подошла к мужу и положила руку на плечо.
- Саша!.. Очень прошу тебя: почитай это дело...
Пожав плечами, он перевел взгляд с ее серьезных глаз на дело, положенное
перед ним.
- Говорков?! - удивленно воскликнул он. - Зачем?
- Саша!.. Я очень прошу тебя, почитай это дело... - повторила она еще
раз. - Ты бывший военный прокурор...
- Ну и что?
- Дело в том, что он тоже афганец...
- Афганец? - воскликнул капитан. - Валютчик?!
- Посмотри... Тебе нужно посмотреть это дело! - твердо проговорила Зина-
ида Сергеевна, выделив слово "нужно", потом, как бы между прочим, спро-
сила: - Ты еще не потерял связи со своим приятелем?
- С каким?
- Владимир Петрович, кажется... майор госбезопасности...
- Богомолов? Он уже полковник... - не без зависти вздохнул Зелинский и
потянулся к делу Савелия Говоркова...
Сегодня, получив ответ от своего приятеля, он специально пришел на съем,
чтобы встретить Савелия, поговорить с ним, узнать подробности, которые
мог знать только он. Прочитав увесистое послание из Москвы, он развол-
новался настолько, что не мог дождаться бригады Говоркова. По странному
стечению обстоятельств, полковник Богомолов вплотную занимался этим де-
лом. Зелинский сразу понял, несмотря на то что его приятель писал полу-
намеками, дело Говоркова завязано в каком-то более крупном: госбезопас-
ность не занимается просто уголовными делами. Особенно Зелинского взвол-
новала небольшая приписка в конце его письма: "Возможно, Саша, мы скоро
с тобой увидимся... Пришло время "покопаться" в твоих прошлых знаниях...
И еще подумай - не засиделся ли ты в своей глуши?.."
Чем больше капитан размышлял о деле Савелия, о нем самом, тем больше
приходил к мысли, что судьба предоставляет ему реальный шанс разобраться
в самом себе! Понять, наконец, что он значит! Сохранилось ли в нем хоть
немного того, что он получил от отца! Этот своенравный парень странным
образом заставил его взглянуть на себя как бы со стороны... Сможет ли он
найти в себе силы стать на защиту справедливости? Сможет ли он отстоять
свои нравственные позиции? Зелинский понял, что если не вмешается сей-
час, то ему уже никогда не удастся заставить себя уважать в себе Челове-
ка... И он решил!.. Первым делом нужно поговорить с Савелием! Разговор
будет не из легких: сообщить ему о предательстве будет трудно, но необ-
ходимо... Этим он окажет ему полное доверие, а значит, может и сам рас-
считывать на такое же доверие со стороны Савелия... Приняв решение, он
сразу же почувствовал явное облегчение и тут же повернулся к нарядчику:
- Валеулин, сколько, бригад еще не снялось?
- Сейчас... - Он быстро пробежал по своей доске.
- Четыре... гражданин капитан!
- Юра, ты побудешь здесь до конца? - спросил Зелинский начальника режим-
ной части.
- Конечно! - отозвался тот, вытирая платочком пот со лба. - А ты куда?
- На промзону... - бросил он, направляясь по колючему коридору, и зеки,
идущие навстречу, почтительно расступались, пропуская начальство...
Напарник Савелия
Савелий взглянул на цеховые электрические часы, висящие над комнатой
мастера: до ужина оставался еще час! Сипло вздохнув, стальные полки
пресса начали раздвигаться: сработал автомат-реле.
- Мишка! - крикнул он своего напарника, дремавшего рядом на стопке дета-
лей.
Этот молодой парнишка пришел в зону недавно. Несмотря на свою молодость,
он уже третий срок отбывал за квартирные кражи. Его распределили в бри-
гаду, где работал Савелий. Поначалу парнишка старательно отказывался от
любой работы, да его и никто особенно не заставлял. Со временем бездель-
ничать надоело, и он стал втягиваться в работу. Надо сказать, что этому
способствовало знакомство с Савелием: Мишка даже согласился на тяжелую
работу на прессе, лишь бы работать с Говорковым...
Миша рос в благополучной семье: отец - полковник, преподаватель военной
академии, мать не работала, посвятив себя единственному чаду. Когда он
был маленьким и очень болел, она не давала никому и дышать на него, всю-
ду водила за ручку - не дай бог, упадет, ушибется! Когда же Мишенька вы-
рос в Михаила, то его, вполне естественно, потянуло на улицу, подальше
от наскучившей опеки.
Хотелось стать самостоятельным, смелым... Захотелось романтических при-
ключений, а тут, совсем рядом, в их же дворе, - взрослые парни, сильные,
смелые, ловкие. Им все нипочем, и, конечно, Миша потянулся к ним. Они не
воображали из себя, не поучали и не отталкивали, а, наоборот, приближали
к себе, заранее зная, что этот юркий пацан может им пригодиться... Вско-
ре случай подвернулся. Используя его щуплую, худенькую фигурку и малень-
кий рост, они предложили ему "сыграть в военную игру": "В Штабе против-
ника находятся очень важные документы для нашей страны, и мы должны
взять их и вручить по назначению". Ему, Мише, отводилась главная роль -
забраться через форточку в квартиру и открыть входную дверь... Первое
"военное задание" было выполнено с блеском. Появились деньги на карман-
ные расходы, и это было особенно приятно: не нужно всякий раз просить у
родителей. Потом были еще и еще такие же "военные" поручения - одно,
второе, третье...
Конечно, он давно уже понял, что к военному искусству эти занятия не
имеют никакого отношениям но остановиться уже не мог... На пятом деле
его поймали и направили в детскую колонию, где он не только не исправил-
ся, но и завоевал авторитет смелостью и наглостью. Так начался его путь,
путь преступной романтики, за которую приходилось расплачиваться свобо-
дой...
Всю свою сознательную жизнь Миша мечтал о брате, и больше всего о стар-
шем. В его мечтах тот старший брат был очень похож на Савелия.
Ему нравилось, что Савелия уважают, а некоторые и побаиваются. Каждый
раз он пытался найти пути сближения и не находил. Когда его окликнул Са-
велий, он быстро вскочил и бросился к прессу, чертыхаясь про себя за то,
что уснул. Подхватывая руками в рукавицах горячие листы, толкаемые сзади
пресса Савелием, он сбрасывал их вниз, складывал детали в стопку, а
стальные листы задвигал в специальные пазы для следующей загрузки...
- Говорков! - крикнул подбегающий к ним дневальный начальника цеха. -
Иди в комнату мастера!
- Его же нет: домой ушел!
- Не мастер вызывает, ДПНК...
- Зачем, не знаешь? - поморщился Савелий.
- Не знаю... Зелинский за него... Иди скорее, ждет! - крикнул он и побе-
жал дальше.
- Чтоб тебя... - чертыхнулся Савелий.
- За что он тебя в этот раз? - осторожно спросил Мишка.
- А я знаю? Чего на этот раз ему на ум взбрело? - вздохнул Савелий,
споласкивая руки ведре с теплой водой. - Ты один не корячься, вернусь,
вместе выгрузим...
- Да управлюсь я, Бешеный!.. Чего там... - смутился Мишка от неожиданной
заботы своего напарника...
Разговор начистоту
Когда Савелий вошел в комнату мастера, капитан Зелинский молча рассмат-
ривал какие-то фотографии, которые сразу же перевернул, словно не желая
показывать Савелию. Некоторое время он смотрел на хмурое лицо Говоркова.
Взгляд был непонятным и почему-то вызывал беспокойство.
- Наконец-то могу поговорить с тобой со знанием дела... - начал капитан,
чуть улыбнувшись. - Родители, говоришь, во Внешторге работают?
Савелий молча пожал плечами, не понимая, почему замкомроты так волнует
этот вопрос.
- И рана на спине, вероятно, "по пьяни", так? И снова Савелий промолчал.
- Что ж ты, сукин сын, своих наград стесняешься?.. - вспылил капитан. -
Они что, за красивые глазки получены? - усмехнулся зло, с намеком. И это
задело Савелия, вывело из равновесия.
- Вы нашей войны не касайтесь! Не вам судить о ней! - резко бросил он,
сжимая кулаки.
И вдруг Зелинский среагировал не так, как ожидал Савелий. Опустив глаза,
тихо проговорил:
- Ошибаешься, сержант... - Помолчав, спросил: - Много за Речкой друзей
оставил?
Что-то в голосе было такое, что заставило Савелия поверить в то, что си-
дящий перед ним капитан имеет право говорить об этой войне. Не понял по-
чему, но может, имеет право.
- Из отделения нас осталось трое... из тех, с кем начинал... Игорь - без
руки, а мы... мы только шкуру попортили...
- Да-а-а... - Зелинский снова начал яростно тереть лицо руками, словно
желая содрать с него кожу.
- Присаживайся.
Секунду помедлив, Савелий опустился на стул.
- Несколько раз читал твое дело и ничего не понял! Ничего!.. А я же "не
просто погулять вышел" - прокурор! Военный, правда, и бывший, но... По-
лучить девять лет, и за что? Не понимаю! Ответь, зачем ты тащил все на
себя? Или боялся кого?
- Боялся? - Савелий даже разозлился от одной только мысли. - Еще чего!
Что вам нужно от меня?
- Фронтовики мы с тобой: неужели не поймем друг друга?
Савелий усмехнулся, но промолчал, уставившись в какой-то плакат по тех-
нике безопасности.
Зелинский смотрел на этого парня и понимал, что тот не верит ему, не ве-
рит ни единому его слову. Не верит, а может, не слышит? Да, они стоят по
разные стороны барьера: он охраняет его. Какое странное слово - "охраня-
ет"! Можно охранять от кого-то, а можно охранять кого-то. Какое разное
значение?! И неожиданно Зелинскому захотелось рассказать этому парню о
себе. Рассказать, чтобы он понял его. Ему очень нужно было, чтобы он по-
нял его.
- Знаешь, мне хочется, чтобы ты не совершил ошибку, за которую будешь
потом раскаиваться... Нет, я не хочу и не буду говорить тебе прописные
истины... Я - расскажу о себе... Все время я жил в каком-то выдуманном
мире: родился, учился, женился... Жил, работал, верил во все, что писа-
лось в газетах, в то, что говорилось сверху... И вдруг Афганистан! За-
чем? Почему? Ради кого и ради чего? - Зелинский так разволновался, что
стал даже говорить громче. - В моих мозгах все сдвинулось, все перевер-
нулось! Все полетело к чертям собачьим! Вера, идеалы, убеждения! Все!
Все!.. Ты был ТАМ! Ты должен понять меня!..
Савелий посмотрел на него и так презрительно усмехнулся, что капитану
стало, не по себе. Он еле заметно вздрогнул, но не опустил глаз.
- Нет, я не стал молчать, как ты сейчас подумал!
Он тяжело вздохнул и продолжил:
- Не стал молчать, но, когда попытался прояснить, то... чудом избежал
ареста, а возможно, и пули... как говорится, "случайной"... А потом...
решил спрятаться... Спрятаться от греха подальше! И спрятался сюда...
- Я тебе, капитан, не поп, чтоб грехи отпускать! - внятно, с презритель-
ной усмешкой бросил Савелий. - Таким грузом не поделишься!
- Эх, не понял ты меня, сержант! Не понял... а жаль! - Капитан долго
смотрел на Савелия, не говоря ни слова, потом вздохнул и тихо спросил: -
Кем тебе доводится Лариса Алексеевна Петрова?
Савелий вздрогнул, как от страшного раската грома, испуганно вскинул го-
лову и посмотрел на капитана в упор...
Неожиданная встреча в Ялте
В тот день, проводив старого соседа, Савелий переоделся в свою афганскую
форму и, накинув полотенце на шею, пошел на пляж. Погода стояла теплая,
но сезон купания еще не открылся: пляж был пустынным. В разных местах
человек пять, не большее из самых отчаянных смельчаков, окунались в
прохладную воду и быстро выбирались на берег.
Солнце клонилось к западу, наступали сумерки, и морская вода становилась
все чернее.
Окунувшись у самого берега, Савелий зябко передернулся: прохладная вода
и небольшой бриз мгновенно протрезвили его. Быстро взмахнув руками, он
проделал несколько специальных упражнений и хорошо растерся махровым по-
лотенцем. После этого почувствовал даже некоторый телесный комфорт, и
ветерок показался теплым и приятным. Одевшись, Савелий пригладил пятер-
ней волосы и несколько раз подпрыгнул с криком: "Я-я-я!.."
Проходящая рядом влюбленная парочка посмотрела на него с явным недоуме-
нием. Савелий улыбнулся, дружески помахал им рукой и пошел к своему до-
мику. Когда он вышел на асфальт, то решил немного пройтись по широкой
улице, подбегающей прямо к морю. По обеим сторонам рос ровно и низко
подстриженный колючий кустарник. В радостном возбуждении Савелий пробе-
жался вперед, затем оглянулся по сторонам и, никого не увидев, перепрыг-
нул через барьер кустов туда и обратно. Перемахнув в третий раз с ас-
фальта через кусты, он заметил в просветах между деревьями какое-то
оживление и подумал, что это либо экскурсия, либо гуляние, и решил по-
дойти поближе.
Еще издали он понял, что ошибся: на перекрестке грунтовых дорог стояли
несколько человек и что-то возбужденно обсуждали. Бросилось в глаза, что
они, несмотря на сильный эмоциональный накал, приглушали свои голоса,