друга Леонида Терехина, вы бы помогали в первую очередь старшей их доче-
ри Ирине, которая тащит на себе весь этот воз и содержит четырех инвали-
дов. Но Ирина никакой помощи от вас не видела и вообще знать вас не зна-
ет. И к младшим детям вы почти никогда не заглядывали. Более того, наз-
вались вымышленным именем, и это еще раз показало нам, что другом семьи
Терехиных вы не были. Так что все просто, как видите.
- Да, все просто... - рассеянно повторил Волохов. - Но Наташа... Как
же с ней? Вы ее ищете?
- Да, мы делаем все для того, чтобы ее найти. Но пока, к сожалению,
безуспешно. На днях кто-то выкрал из больницы медицинскую карту Наташи.
Вы можете дать этому какое-то объяснение?
- У нее сильная аллергия на лекарства, и в карте должны быть подроб-
ные записи о том, что можно ей давать и чего нельзя. Вероятно, именно
это их и интересует. Но это же свидетельствует о том, что они хотят сох-
ранить ей жизнь! Они о ней заботятся. Разве нет?
Он умоляюще посмотрел на следователя, словно ждал от него поддержки и
утешения. И на какое-то мгновение Ольшанскому даже стало по-человечески
жаль этого многодетного отца.
На протяжении нескольких следующих дней они занимались только по
полдня, после обеда. До обеда Наташей всецело владел врач-иностранец.
Мирону ни разу не удалось его увидеть. Бдительные охранники строго сле-
дили за тем, чтобы пути Мирона не пересекались с путями, по которым хо-
дили другие обитатели трехэтажного особняка. Гулять, когда стемнеет, ему
тоже не разрешали, и Мирон понял, с чем это связано. Вечером в комнатах
зажигают свет, и по количеству горящих окон можно сделать вывод о при-
мерном количестве находящихся здесь людей. Значит, кроме охранников, Ва-
силия, врача-иностранца и медсестры Нади, здесь есть кто-то еще. Все-та-
ки любопытно, кто находится в той части дома, которая отгорожена глухой
стеной? И почему стена глухая? Кого там прячут? Но он решил не распы-
ляться и не забивать себе голову тем, что не имеет непосредственного от-
ношения к его главной задаче: вырваться отсюда. Думать надо только об
этом, потому что важнее собственной жизни ничего нет и быть не может.
Каждая минута на протяжении этих дней казалась Мирону вечностью. Он сде-
лал все, от него зависящее, чтобы навести Василия на мысль о необходи-
мости раздобыть медицинскую карту Наташи Терехиной. Если Наташа ничего
не напутала, если правда, что в отделении, где она лежала, недавно убили
медсестру, то милиция там постоянно бывает. То одного опросить надо, то
другого, то следы какие-нибудь поискать. Как Василий будет добывать На-
ташину карту? Попытается или купить, или украсть. И очень велик шанс,
что посланный для этого человек нарвется при этом на милицию. На это и
был расчет. На это была вся надежда.
Чем дольше не привозили карту, тем больше крепла надежда, что все по-
лучилось. Человека, посланного за ней, задержали, допросили, вытрясли из
него всю правду, и с минуты на минуту здесь появятся спасители. Может
быть, приедут на машинах, или прилетят на вертолетах, или пошлют спецназ
добираться пешком через горы и леса, чтобы подобраться к логову неслышно
и застать обитателей врасплох. Мирон постоянно ловил себя на том, что
непроизвольно отвлекается от того, что делает, и чутко прислушивается,
не едут ли машины, не гудит ли вертолет, не трещат ли ветки под сапогами
спецназовцев. Но нигде ничего не шумело, не гудело и не трещало. Стояла
полная тишина, только листва шелестит.
Надежда крепла с каждой минутой, и когда он увидел Василия с меди-
цинской картой Наташи в руках, он чуть не завыл от нахлынувшего отчаяния
и досады.
- Ну вот, все в порядке, - весело сказал Василий. - Можешь передать
девочке, что ее карту мы раздобыли, там действительно все написано, что
можно, чего нельзя, так что пусть теперь не волнуется. Ей не дадут ниче-
го опасного для здоровья.
"Спокойно, - говорил себе Мирон, - погоди паниковать, может быть, то-
го, кто взял в больнице карту, засекли и довели прямо до места. А он ни-
чего и не заметил. Конечно, именно так все и случилось. Ему специально
дали уйти, чтобы своими глазами увидеть, куда он повезет эту карту. Те-
перь еще некоторое время будет тихо, пока они разработают план. Сразу и
с наскока ничего не делается. Терпение и еще раз терпение. Терпение и
выдержка. Все должно получиться".
Но прошло еще два дня, и ничего не произошло. Мирон понял, что наде-
яться больше не на что. У него ничего не получилось.
И все-таки он не терял надежды. Первое отчаяние, оглушившее его, ког-
да в руках Василия оказалась медицинская карта Наташи, быстро отступило,
и Мирон начал искать другой путь. Поразмыслив, он понял, в чем была его
ошибка. Глупо было рассчитывать на то, что милиция окажется в то же са-
мое время в том же самом месте, где и человек, посланный за картой. Ко-
нечно, они разминулись. Не исключено, что милиция до сих пор не знает о
пропаже карты. Разве можно было действовать так примитивно, наобум свя-
тых? Милицию надо было предупредить, что такой человек придет за картой,
тогда все получилось бы.
У него созрел новый план. Более долгий и сложный, но, как казалось
Мирону, более надежный. Только бы все не закончилось раньше, чем ему
удастся привести свой план в исполнение.
Сегодня, придя к Наташе, он снова затеял какую-то совершенно ненуж-
ную, но имеющую вполне благопристойный предлог работу на компьютере.
"Откуда у тебя книга Гольдмана? Она же очень давно издавалась, ее те-
перь днем с огнем не сыщешь".
"Мне принесла женщина из милиции. Она занималась убийством медсестры
в нашем отделении".
"Эта женщина тебя помнит?"
"Не знаю".
"Когда у твоих родных дни рождения?"
"Ира - сентябрь, Оля - май, Павлик - январь, мама - ноябрь".
"Ты никогда не путаешь их дни рождения и не забываешь поздравить?"
"Нет! Нет!"
Это дважды повторенное "Нет!" было таким выразительным, что Мирон не-
вольно улыбнулся.
"Если ты кого-то из них поздравишь не вовремя, они очень удивятся?"
"Да! Да! Да!"
"Ты поняла, что нужно делать?"
"Да".
"Какой иностранный язык ты учила?"
"Французский и английский".
"Не забудь про Золотого человека. Ты меня поняла?" "Да". Спустя при-
мерно полчаса он громко сказал, добавив в голос досады и раздражения:
- Что с тобой сегодня, Наталья? Ты на себя не похожа, не можешь вы-
полнить элементарного задания. Карту твою привезли, бояться тебе совер-
шенно нечего, ты должна такие задачки как орешки щелкать. Если у тебя
что-то болит, вызови Надю.
- Душа у меня болит, - грустно ответила девушка. - Скоро у Павлика
день рождения, а я не могу его поздравить.
- Глупости, - резко произнес Мирон. - Детские сопли. Не поздравишь
один раз, ничего страшного не случится. Перебьется твой Павлик.
- Нет, не перебьется! - Ее голос зазвенел, в нем послышались близкие
слезы. - Как ты можешь так говорить? У тебя, наверное, нет младшего бра-
тика, поэтому ты не понимаешь. И я, и Олечка хоть какое-то время пожили
дома, в семье, в нормальной жизни. А Павлик попал в больницу, когда ему
было полгодика, он же ничего в этой жизни, кроме больничной палаты, не
видел. Какие у него радости? Ирка придет навестить два раза в неделю,
вкусненького принесет, вот и все радости. А один раз в год у него бывает
день рождения. Всего один раз в год, ты можешь это понять? И мы всегда
так стараемся устроить ему сюрприз, Ирка последние копейки выскребает из
кармана, чтобы купить ему подарок и угощенье для всей палаты, я стихи
какие-нибудь смешные сочиняю, Олечка их заучивает, красивую открытку ему
рисует. Мы собираемся все вместе, вручаем подарок, Оля стихи читает. И
вся его палата вместе с ним радуется и веселится. Как можно лишить ре-
бенка такого праздника?
- Чего ты на меня орешь? - неожиданно грубо оборвал ее Мирон. - Я,
что ли, его этой радости лишил? Мне-то что, поздравляй, если тебе прис-
пичило, только я здесь не хозяин, сама знаешь.
- Знаю, - сказала она уже тише, - ты прости, что я сорвалась. Ты
действительно не виноват. Просто я ужасно расстроена. Как подумаю, что в
день рождения Павлушенька ничего от меня не получит, так сердце разрыва-
ется. Ему ведь не объяснишь, он же маленький, всего шесть лет. Он будет
ждать от меня поздравления, а потом, когда не дождется, будет так пла-
кать... Я все время об этом думаю.
- Ладно, - внезапно смягчился Мирон, - я скажу Василию Игнатьевичу.
Может быть, он разрешит тебе послать телеграмму брату. Ты на всякий слу-
чай стишки свои сочини.
- Спасибо тебе, - горячо отозвалась Наташа.
- Рано благодаришь. Пока еще ничего не известно. Может, Василий Иг-
натьевич и не разрешит.
Но Василий разрешил. Причем, к немалому удивлению Мирона, его даже
уговаривать не пришлось. То ли он и впрямь испугался, что расстроенная и
взвинченная Наташа не сможет хорошо себя показать, то ли еще какими со-
ображениями руководствовался, но согласие на поздравление братишки дал
легко и даже как будто был доволен. "Конечно, - внезапно осенило Мирона,
- если Наташа не забыла о дне рождения брата и даже написала ему стихи,
как обычно, значит, с ней действительно все в порядке и нет причин для
беспокойства. Все правильно, Василий должен был клюнуть на эту приман-
ку". На следующий день Наташе принесли чистый бланк для фототелеграммы,
на котором она старательно, мелким почерком написала длинное стихотворе-
ние и нарисовала сбоку смешного щенка с большим бантом на шее. Она за-
метно повеселела, когда бланк унесли. И даже словно бы не обратила вни-
мания на то, что адрес отправителя ей на этот раз продиктовали совсем
другой. Эту телеграмму отправлять будут не из Мурманска, а из Оренбурга.
А вечером Мирона ждал неприятный сюрприз. Когда он вернулся к себе
после занятий с Наташей, в комнате сидел его отец.
- Здравствуй, Асланбек, - сурово произнес он.
- Добрый вечер, отец, - осторожно поздоровался Мирон, не представляя,
чего ожидать от этой встречи.
- Ты, кажется, не рад меня видеть.
- Что ты, отец, просто я не ожидал, что ты здесь, и немного растерял-
ся. Какими судьбами?
- Приехал по делам. Решил заодно узнать, как мой сын выполняет
просьбу своего отца.
- Ну и как? - как можно безучастнее спросил Мирон. - Василий на меня
жалуется?
- Да, и меня это крайне огорчает.
- Чем же я не угодил ему? Я послушный, выполняю все его требования и
даже соблюдаю все дурацкие запреты, которые он налагает. Ты куда меня
отправил, отец? На каникулы или на каторгу? Здесь же шагу ступить без
разрешения не дают. В поселок - нельзя. За ворота - нельзя. Гулять вече-
ром - нельзя. Ходить по зданию - нельзя. Общаться ни с кем не разрешают,
только с девочкой. За что я так наказан? Чем я провинился перед тобой,
что ты меня заслал в эту тюрьму?
- Ты меня огорчаешь, сын. Я хотел надеяться, что Василий не во всем
прав, но теперь вижу, что он не преувеличил. Ты непокорный и строптивый,
для тебя слово отца не является законом. Это плохо. Это противоречит
обычаю. Быть непокорным сыном - большой грех, огромный. Но еще больший
грех, еще большее нарушение обычая - проявлять жалость к женщине. Ты за-
мечен в этом грехе, и неоднократно.
- Отец, но это же ребенок, девочка, к тому же неизлечимо больная. Не-
ужели я не имею права даже на элементарное сочувствие к ней?
- Нет, - отрезал отец. - Ты должен делать то, что приказывает тебе
Василий. Ты должен служить тому делу, которому служу я. И никакой жалос-
ти у тебя быть не должно. Такова моя воля. И если в твоей греховной душе
зашевелится сомнение, помни, что в твоих жилах течет моя кровь, а не
кровь этой девочки. Она для нас чужая. А это значит, что она чужая и для
тебя. Твоя мать будет крайне расстроена, узнав, что ты нарушаешь обычай
и проявляешь непослушание отцу. Об этом ты тоже должен помнить. Ты - ин-
гуш. Ты - мусульманин, Асланбек. И если я длительное время делаю вид,
что не замечаю твоих немусульманских поступков, если я перестал возра-
жать против того, что ты называешь себя не тем именем, которое я дал те-
бе при рождении, это не означает, что я смирился и готов отдать тебя в
лоно православной цивилизации. Ты родился мусульманином и умрешь им. Та-
кова моя воля.
С этими словами отец встал и вышел из комнаты. Через некоторое время
Мирон услышал голоса отца и Василия, доносящиеся снаружи, но не смог ра-
зобрать, о чем они говорят. В нем поднялась неожиданная злоба на Васи-
лия, который оказался куда более проницательным и чутким, чем Мирон
предполагал. Надо же, заметил, что Мирон только притворяется равнодуш-
ным, а на самом деле жалеет Наташу. Сволочь глазастая. Доносчик парши-
вый. Отцу заложил. Но власть отца была все-таки очень сильной. Все двад-
цать два года он был единственным повелителем Асланбека-Мирона, все
двадцать два года он требовал беспрекословного послушания и внушал сыну,
что сыновняя непокорность и неуважение к отцу - большой грех. И Мирон
верил ему. Верил до сих пор. Несмотря на то, что отец явно занимался
чем-то неблаговидным. Несмотря на те слова, которые сказал ему Василий,
дескать, отец первым поднимет на тебя руку, даже за честь посчитает, ес-
ли ослушаешься. Отец всегда был прав. Это даже не обсуждалось.
Спать в этот день Мирон ложился, чувствуя себя последним из грешни-
ков. Если ему суждено погибнуть по воле отца, он обязан принять это как
дар судьбы и не сметь сопротивляться и искать пути спасения. Если отец
решил, что он должен умереть, значит, он умрет. И нечего тут больше об-
суждать. Он должен покориться воле отца. Таков обычай.
Проснулся Мирон с теми же мыслями, с которыми уснул. Но тут же вспом-
нил о Наташе. Хорошо, он должен быть покорным сыном и принять смерть,
если такова воля его отца. Отец вправе распоряжаться своим сыном по
собственному усмотрению, но кто дал ему право распоряжаться жизнью русс-
кой девочки? Наташа доверилась ему. Мирону, она надеется на него, она
ждет от него спасения. Так неужели он бросит ее на произвол судьбы
только лишь потому, что отец заставил его почувствовать собственную неп-
равоту и греховность? Черт с ним, он готов умереть, если так надо, но
девочку он должен попытаться спасти. Он не имеет права отступить. Отец
считает, что жалеть русскую девочку, немусульманку, дочь неверных, -
грех. Ладно, пускай. Он, Асланбек, грешник. Но он же мужчина в конце-то
концов! И он обязан защитить ребенка, даже если это ребенок неверных.
А коль так, надо делать следующий шаг. Интересно, когда в Москве по-
лучат Наташину телеграмму? Оренбург от Карпат - совсем не ближний свет,
если человек, взявший телеграмму, полетит на самолете из Львова, то не
раньше завтрашнего дня. Отсюда до Львова тоже еще добраться надо. Снача-
ла на машине до аэропорта местных авиалиний, потом минут сорок лететь на
стареньком маленьком "кукурузнике". И рейсы на Оренбург наверняка не
каждый день. Предположим, телеграмму в Москве получат послезавтра. Зна-
чит, можно начинать понемногу осуществлять следующий этап плана. После
получения телеграммы в Москве должно пройти несколько дней, чтобы те,
кто ищет Наташу, успели сориентироваться. Если ее вообще кто-нибудь
ищет. И если они догадаются о том, что затеял Мирон. Если... Если...
ГЛАВА 17
Валерий Васильевич Волохов всегда считал себя человеком очень здоро-
вым и физически, и психически. Основным признаком психического здоровья
он видел в себе чрезвычайно мощную способность к вытеснению из сознания
неприятных и тревожных мыслей. Он умел не думать о том, что ему не нра-
вилось и о чем он думать не хотел, и он умел заставить себя не трево-
житься о том, о чем беспокоиться не хотелось. За двадцать лет постоянных
экспериментов над женщинами и рожденными ими детьми он ухитрился ни разу
не ужаснуться безнравственности и чудовищности того, что делал. У него
была цель, и интересовало его только одно это. Он слишком хорошо помнил
жгучую обиду, которую испытал, когда предложенная им теория вызвала нас-
мешки и была отвергнута коллегами с ходу как неперспективная и антинауч-
ная. Волохов хотел доказать самому себе, что был прав, пусть даже об
этом больше никто никогда не узнает. Будет знать он сам, и этого было
для него более чем достаточно. Никогда за все двадцать лет в его голову
не приходила мысль о том, что, если его теория подтвердится, на этом
можно будет сделать деньги. Денег у него было достаточно, он считался
великолепным диагностом и ведущим специалистом по применению радиологи-
ческих методов в лечении заболеваний крови, это приносило ему и извест-
ность, и доход. И извлекать прибыль из своих незаконных частных экспери-
ментов он вовсе не собирался. Это была для него чистая наука ради науки
и утверждения собственной идеи. Встреча со старухой Анисковец в середине
мая была для него неприятной неожиданностью. И еще более неприятным ока-
залось то, что встреча эта, как выяснилось, не была случайной. Старуха,
оказывается, следила за ним на протяжении нескольких месяцев и теперь
искала встречи, чтобы прочесть ему мораль. К тому разговору с Екатериной
Волохов отнесся спокойно, угрызения совести его мучить не стали, а то,
что Анисковец больше его не трогала и на пути не попадалась, он расценил
как нечто само собой разумеющееся. Попугала бабулька, выговорилась, но-
тацию прочла - и забыла, занялась своими делами. Однако вскоре после
встречи с Екатериной Бенедиктовной Волохову позвонили. Незнакомый голос
сказал:
- Валерий Васильевич, нам известно о ваших экспериментах. Мы в них
заинтересованы. Подумайте над вашими условиями и будьте готовы назвать
вашу цену. Мы вам еще позвоним.
Волохов в тот момент так испугался и растерялся от неожиданности, что
даже не ответил. А звонивший ему человек и не ждал ответа, просто произ-
нес свои слова и положил трубку. Несколько раз он мысленно возвращался к
этому звонку, пытаясь заготовить заранее те слова, которые он скажет,
если ему позвонят еще раз.
"Я не понимаю, о чем вы говорите..."
"Я не провожу никаких экспериментов..."
Потом он понял, что эти слова не годятся. Раз позвонили - значит,
знают. Какой смысл отпираться?
"Результаты моих научных экспериментов не продаются..." "Мне не нужны
ваши деньги..." "Я не торгую научными знаниями..."
Все слова казались ему глупыми и беспомощными, неубедительными и про-
винциально-напыщенными. Он понимал, что его будут пугать оглаской, но не
особенно этого боялся. Он отобьется, сможет доказать, что это пустые до-
мыслы. Женщины? Да, были. А что, разве запрещено? Дети? Да, детей его
женщины рожали. А это преступление? Эксперименты над беременными? О чем
вы? Я - диагност, я применял радиологические методы для обследования
состояния здоровья беременных и плода, эти методики запатентованы и
признаны. И больше я ничего не делал. Если женщина нуждалась в лечении
по моему профилю, я ее лечил, а как же иначе. Да, использовал институтс-
кую лабораторию для обследования собственных любовниц, казните, виноват.
Но ущерб государству этим не причинял. Не украл. Не сломал. Дети рожда-
лись нездоровыми и часто болели? Что поделать, во-первых, сейчас почти
все дети такие, экологическая обстановка крайне неблагоприятная, а
во-вторых, это связано с состоянием моего собственного здоровья. Оно,
увы, оставляет желать много лучшего, а законов наследственности пока еще
никто не отменил. Все-таки это мои дети, а не чьи-то.
Одним словом, разоблачения он не боялся. В конце концов, никто не
сможет установить всех его женщин и детей. Разве только Екатерина, кото-
рая утверждала, что выследила его и составила список. Судя по тем циф-
рам, которые она называла, список у нее был действительно полный. Но Ка-
терина умерла, и очень вовремя. И передавать свою методику в чужие руки
доктор Волохов отнюдь не собирался. Он достаточно хорошо представлял се-
бе, кому и для чего она может понадобиться. Теперь, когда работа близка
к завершению и остается только подождать детей Веры и Зои, он уверен,
что у него все получилось. Он научился делать людей с мощным интеллектом
и превосходными физическими данными в части выносливости и устойчивости
к нагрузкам, при этом абсолютно послушных и управляемых. Идеальных ис-
полнителей, которые в недобросовестных руках могут превратиться как в
супернадежных охранников и не знающих поражения солдат, так и в ловких
преступников и неуловимых наемных убийц.
Волохов не собирался отдавать свою методику никому, ибо отчетливо ви-
дел возможные последствия ее массового использования. Поэтому когда вто-
рой звонок незнакомца все-таки раздался, Валерий Васильевич без колеба-
ний ответил:
- Нет. Я не понимаю, о чем вы говорите, и не собираюсь ничего вам
продавать.
- Что ж, - сказали ему, - вам придется пожалеть об этом. Методику мы
возьмем у вас сами. В течение нескольких дней после этого разговора Во-
лохов ходил напряженный и настороженный, ожидая, что в любой момент его
схватят, свяжут, увезут куда-нибудь и будут пытать. Или взломают дверь в
квартиру и украдут все записи. Или еще что-нибудь в этом же роде...
Но ничего не произошло. На него не напали и документы не украли. И он
начал постепенно успокаиваться. Сумел заставить себя не думать об этом.
Точно так же, как и в случае с Анисковец, говорил себе: "Ничего страшно-
го. Просто попугали. Увидели, что я их не боюсь, и отступились". Думать
так было легче и удобнее. Механизм вытеснения неприятных и тревожных
мыслей работал у доктора Волохова безотказно. А сегодня следователь в
прокуратуре сказал ему, что кто-то похитил Наташу Терехину. Наташу,
единственную из его подросших детей, которая демонстрировала блестящий
интеллект. И Оля была бы такой же, если бы не травма черепа. Но у Оли
интеллектуальное развитие затормозилось, осталась только феноменальная
память. Остальные дети, на которых он отрабатывал эту часть методики,
были еще слишком малы. А Наташе уже семнадцать. Значит, угрозы, произне-
сенные по телефону, не были пустыми. Девочку похитили, чтобы тщательно
обследовать ее и попытаться понять, что именно проделывал с ней Волохов.
Будут брать всевозможные анализы, будут подвергать ее мучительным проце-
дурам вплоть до пункции спинномозговой жидкости. Будут докапываться до
корней методики Волохова.
А потом доберутся до Иры. Иру, конечно, сложнее похитить, она не так
беспомощна, как ее полупарализованная сестра. Но Иру можно обмануть и
заставить уехать вполне добровольно и без скандала, так, что и искать ее
никто не станет. Ира им тоже нужна, потому что она уже всем проде-
монстрировала свою способность работать постоянно, без длительного отды-
ха и даже, если нужно, без сна. С одной Наташей у них ничего не выйдет,
они только измучают ее процедурами и обследованиями. А если одновременно
обследовать и Иру, то они могут получить результат, вполне пригодный для
использования.
Этого нельзя допустить.
Сотрудники уголовного розыска в Мурманске не особо торопились выпол-
нять поручения следователя Московской городской прокуратуры, но работу
все-таки сделали, хоть и не за один день. По указанному в телеграмме об-
ратному адресу на улице Полярной дом N 20 был, но располагалась там ад-
министрация крупного завода. И никакого корпуса 3. И уж тем более ника-
кой квартиры 9. Оригинал телеграммы нашли, изъяли и отправили в Москву.
Оставалось ждать, что скажут эксперты, которым вместе с телеграфным
бланком предоставили для сравнения тетради Наташи Терехиной. Почерк во
всех образцах был на первый взгляд одним и тем же, но вероятность хоро-
шей подделки исключать было нельзя.
Когда поступило сообщение от Миши Доценко о том, что доктор Волохов
после работы в институте отправился в район Сокольников, Юра Коротков
немедленно зашел в соседний кабинет к Насте.
- Слушай, наш доктор, похоже, решил наконец познакомиться с Ирой Те-
рехиной. К чему бы это?
- Точно, - медленно произнесла Настя, подняв на Юру вмиг посветлевшие
глаза. - Теперь я поняла. Ну и балда же я, Юрик! Как же это я сразу не
догадалась. Поехали.
- Куда? - изумился Коротков.
- К Терехиной. Поехали, Юр, поехали, по дороге объясню. Машина у Ко-
роткова была такой старой, что грохотала и дребезжала при каждом увели-
чении скорости сверх пятидесяти километров, поэтому им приходилось выби-
рать между возможностью ехать быстрее и возможностью разговаривать. Нас-
тя считала, что скоростью в данном случае можно пожертвовать.
- Если я не права, то мы все равно не успеем. А если права, то торо-
питься некуда.
- Прекращай говорить загадками, - возмутился Коротков. - Объясняй,
как обещала.
- Помнишь, мы с тобой все удивлялись, почему неуловимый дядя Саша Ни-
колаев проявляет интерес в основном к Наташе, к младшим детям Терехиным
заглядывает от случая к случаю, а Ире вообще внимания не уделяет, хотя
по большому счету в помощи больше всех нуждается именно она. Потом, ког-
да стало понятно, что дядя Саша - это доктор Волохов, мы о своем изумле-
нии как бы забыли. А ведь у нас сразу появилась версия, что мифический
Николаев является отцом Наташи, а может быть, и младших детей. Поэтому
Костя Ольшанский так смело и заявил Волохову, мол, дочь его Наташа похи-
щена. И попал в "десятку". А теперь смотри, что получается. Волохов ду-
рит свою любовницу Смирнягину и водит ее к себе домой, при этом уверяя,
что это квартира его друга, уехавшего в загранкомандировку. Оставим в
стороне вопрос о том, зачем он это делает. Понятно, что раз он не хочет
ни на ком жениться и придумал для этого неизлечимо больную жену, то и
насчет квартиры вынужден врать. Но наш приятель Ташков утверждает, что
Зоя Смирнягина - отнюдь не дурочка. Тихая, покорная, забитая, но не глу-
пая. Ловишь мысль?
- Пока нет, больно она у тебя тонкая. Что я должен уловить?
- А то, что квартира, в которой живут постоянно, и квартира, куда
приходят от случаю к случаю, друг на друга не похожи. Различаются они,
понимаешь? Запах, наличие пыли на полу и мебели, продукты на кухне - да
существует масса признаков, по которым можно определить, в каком режиме
пользуются квартирой. И уверяю тебя, Юрик, еще не родилась на свет жен-
щина, которая эту разницу не почувствовала бы. Это как раз по женской
линии, по линии хозяйства и уборки. Мужики замечают такие вещи в одном
случае из двухсот, а бабы - всегда. Так ответь мне, могла ли Смирнягина
этого не заметить?
- Выходит, что не могла.
- Тогда почему не заметила?
- Да ну тебя, Аська! - рассердился Коротков. - Чего ты меня терза-
ешь-то? Сама задаешь вопросы - сама и отвечай на них. Что я тебе, кролик
подопытный?
- У, раскипятился, - засмеялась Настя. - Остынь. Объясняю. Она не за-
метила разницу, потому что ее нет.
- Как это нет? Ты же сама сказала, что Волохов водит ее к себе домой.
Ташков совершенно точно это установил. Или ты сомневаешься?
- Нет, Юрик, я не сомневаюсь. Квартира на Малой Семеновской, где про-
писан Волохов, и квартира его приятеля-дипломата - это одна и та же
квартира. Только Волохов там не живет.
- Интересное кино. А где же он живет, по-твоему?
- У Иры Терехиной. Время приближалось к девяти вечера, и Ира была до-
ма, на работу в "Глорию" она уходила к десяти часам.
- Ой, - испуганно произнесла она, увидев Настю и Короткова. - Вы ко
мне?
- Не совсем. Твой квартирант дома?
- Который? Ильяс? Нету его, он поздно приходит.
- А второй? Кажется, его зовут Георгий Сергеевич.
- Он дома. Позвать?
- Не надо, мы к нему зайдем. Где его комната?
- Вон та, - показала Ира. - А зачем он вам?
- Помнишь, мы с тобой говорили об Олеге? - вступил Коротков. - Ты мне
тогда сказала, что Олег как-то заходил к тебе, когда ты была на работе,
и он разговаривал с твоим квартирантом.
- Помню. Но я не знаю, о чем они разговаривали.
- Вот мы и хотим спросить Георгия Сергеевича об этом. Они постучались
в комнату, на которую указала Ира.
- Заходите! - послышался голос из-за двери.
Настя глянула на Короткова и увидела, как губы у него сжались в узкую
полоску. Он узнал этот голос.
Увидев Короткова, Волохов даже с места не встал, он, казалось, прирос
к дивану, на котором сидел с книжкой в руках. Юра вошел первым, Настя -
за ним следом и аккуратно притворила дверь.
- Добрый вечер, Валерий Васильевич, - негромко сказала она, надеясь,
что Ира этого не слышит. - Вам не надоело еще морочить окружающих? Может
быть, поговорим наконец нормально?
- Что вы хотите от меня? Я уже все сказал следователю в прокуратуре.
Да, Ира тоже моя дочь, и я хочу быть поближе к ней. Что в этом предосу-
дительного? Вы полагаете, я должен был рассказать ей, что ее мать рожала
детей не от мужа и ее настоящий отец - я? Я не понимаю, почему вы не ос-
тавите меня в покое.
- Перестаньте, Валерий Васильевич. Предложите мне сесть, проявите
вежливость, которую вы почему-то не удосужились привить своей дочери.
Впрочем, грех ее винить, она ведет такую жизнь, что ей не до политесов.
Но у вас жизнь весьма благополучная, так что вам вполне по силам быть
джентльменом.
Волохов встал и демонстративно положил книгу на полку.
- Присаживайтесь, - сухо произнес он. - Но прежде чем мы начнем раз-
говор, вы должны дать мне слово...
- Вы ставите нам условия? - перебил его Коротков, скептически улыба-
ясь. - Валерий Васильевич, вы, вероятно, чтото не так поняли.
- Я настаиваю на том, чтобы Ира ничего не знала, - упрямо докончил
фразу Волохов - В противном случае я не буду с вами разговаривать.
- Круто, - усмехнулась Настя. - Вы неправильно оцениваете ситуацию,
Валерий Васильевич. Вы можете торговаться с нами долго и упорно, потому
что мы не являемся процессуальными лицами, если вы понимаете, что это
такое. Мы пришли к вам поговорить, вы говорить отказываетесь, навязывая
нам ваши условия, мы с этими условиями не соглашаемся и мирно покидаем
вашу комнату. Вы знаете, что мы делаем дальше? Мы идем к вашей старшей
дочери Ирине и рассказываем ей то, что вы пытаетесь так упорно от нее
скрыть. А завтра вас вызывает следователь, который, в отличие от нас с
Юрием Викторовичем, процессуальным лицом как раз является и имеет право
требовать от вас показаний, не спрашивая о вашем желании и уж тем более
не обращая внимания на ваши неловкие попытки навязать ему какие-то смеш-
ные условия. Если такое развитие событий вас устраивает, мы не будем
больше отнимать ваше время и тратить свое. Теперь решение за вами.
- Пожалуйста, я прошу вас, не говорите Ире, - сказал Волохов, сбавив
