сказал. И мадам Досюкова, судя по всему, не лучше.
- Почему в соглашении не указаны сроки? - сухо спросил он.
- Потому что для Натальи Михайловны важно, чтобы ее муж был оправдан,
и для достижения этой цели она готова ждать, сколько угодно.
- Но я не готов работать на нее сколько угодно! - взорвался Стасов. -
Или она собирается платить мне еженедельно до тех пор, пока я не закончу
расследование? Простите, в это слабо верится. И она, и вы не настолько
хорошо меня знаете, чтобы быть уверенными в моей добросовестности и в
том, что я не стану умышленно затягивать расследование, чтобы вытянуть
из нее побольше денег. Я настаиваю, чтобы этот момент был урегулирован в
договоре самым детальным образом.
Поташов посмотрел на него с сочувствием и умудренной опытом грустью,
как на недоразвитое дитя.
- Если вы настаиваете, - вздохнул он и потянулся к договору, - тогда
мы запишем, что круг вопросов, прояснить которые вам поручает заказчик,
является для этого договора исчерпывающим и отчет по ним вы обязаны
представить через месяц. Если в ходе вашего расследования возникнут но-
вые обстоятельства, вопросы по которым заказчиком не поставлены, это бу-
дет уже предметом нового договора с новыми сроками, новым объемом работы
и новым гонораром. Так вас устроит?
- Устроит, - зло сказал Стасов. - Если я вообще захочу заключать но-
вый договор.
Поташов укоризненно покачал головой.
- Владислав Николаевич, неужели вы способны бросить дело на полпути?
Неужели вас не трогает судьба невинно осужденного, который мотает срок
неизвестно за что? Не могу поверить, что вы так очерствели за время ра-
боты в милиции.
- Николай Григорьевич, это для вас Досюков - невинно осужденный, по-
тому что вы верите ему и его жене. А для меня он - никто. У меня нет по-
ка никакой информации, кроме копии приговора, которую вы мне дали, и у
меня нет никаких оснований верить в его невиновность. Не требуйте от ме-
ня чрезмерной доверчивости.
Расставшись с правозащитником, Стасов занялся текущими делами. В бли-
жайшее время предстояло ежегодное мероприятие - вручение кинематографи-
ческих призов за лучшие работы года. Представители "Сириуса" тоже будут
присутствовать, и нужно было позаботиться о мерах безопасности для них.
Одна из актрис, номинированных на приз и приглашенных на церемонию, с
некоторых пор стала жаловаться на некоего анонимного преследователя.
Кроме того, у Стасова появилась информация о том, что есть люди, которые
уже получили заказ на изготовление пиратских копий с фильмов "Сириуса",
удостоенных высокой награды. А ему за четыре месяца так и не удалось на-
ладить надежную систему хранения буфов с пленками.
К вечеру он переделал множество неотложных дел и поехал знакомиться с
заказчицей.
- Досюкова оказалась совсем не такой, какой ее заочно представлял се-
бе Стасов. Ему казалось, что она должна быть под стать правозащитнику
Поташову - хамоватая, уверенная в себе, требующая немедленного результа-
та, причем не абы какого, а такого, как ей нужно. Он ожидал, что она бу-
дет или рыдать, или, что еще хуже, разговаривать на повышенных тонах,
обвиняя всю милицию вкупе с прокуратурой и судом в неблаговидных
действиях и низком профессионализме. Апофеозом, по прогностическим при-
кидкам Стасова, должна будет стать фраза типа: "Вы сами в то время рабо-
тали в милиции. Вот такие, как вы и ваши коллеги, и засадили моего мужа
в тюрьму. Теперь ваш долг - восстановить справедливость и попрать безза-
коние во прах. Вы должны искупить свою вину".
Однако ничего такого не произошло. Досюкова приветливо улыбалась,
пригласила Стасова в большую, уютно обставленную комнату, принесла пе-
пельницу, предложила чай или кофе. Стасов решил начать с главного.
- Наталья Михайловна, давайте сразу проясним ситуацию. Вы абсолютно
уверены в невиновности своего мужа, или какие-то сомнения у вас все-таки
есть?
Она помрачнела, пальцы рук непроизвольно вцепились в колени, обтяну-
тые облегающими брюками.
- Мне сложно вам ответить, - негромко сказала она. - Понимаете,
убийство Красавчикова произошло ночью. Вечером я приняла снотворное, до-
вольно большую дозу. Когда и засыпала. Женя был рядом, и когда просну-
лась - тоже. Но вы сами видите, как спланирована наша квартира. Входная
дверь находится очень далеко от спальни, и даже когда я не сплю, я все
равно не слышу, как она открывается. А уж когда сплю, да еще на таблет-
ках... Владислав Николаевич, я не хочу вам врать, это бессмысленно. Сле-
дователю я говорила, что Женя всю ночь был дома. Вернее, я говорила, что
не слышала, как он уходил и возвращался. Я действительно этого не слыша-
ла. Но вы должны знать, что я вполне могла этого не слышать, даже если
это и было.
- Значит, вы все-таки до конца не уверены? - уточнил Стасов.
Наталья отрицательно покачала головой, и Стасов заметил, что глаза ее
налились слезами.
- Зачем же вы затеяли частное расследование?
- На этом настаивает муж. Он собирается бороться за свое освобождение
до последнего. И Николай Григорьевич настроен очень решительно, он тоже
поддерживает Женю. Знаете, - она вдруг улыбнулась, - Николай Гри-
горьевич, как мне кажется, очень не любит милицию и готов взяться за лю-
бое дело, которое позволит ему уличить ее сотрудников в чем-либо небла-
говидном. По-моему, он и правозащитной деятельностью занимается только
ради удовольствия ткнуть милиционеров мордой об стол. Поймите меня пра-
вильно, Владислав Николаевич, я очень хочу, чтобы Женя не сидел в
тюрьме, а был со мной, здесь, на свободе. Но...
Она замялась, и Стасову стало не по себе. Что-то странно она себя ве-
дет, заказчица эта.
- Что, Наталья Михайловна? - пришел он ей на помощь. - Вас что-то
смущает?
- Да, - она глубоко вздохнула. - Я люблю своего мужа и хочу ему ве-
рить. - Но я слишком хорошо его знаю.
- А нельзя конкретнее?
- Я хочу, чтобы он вышел на свободу. Но я совсем не уверена в том,
что он не убивал Бориса. Женя - мой муж, и я сделаю все, что он требует,
чтобы добиться реабилитации. Это мой долг, понимаете? Я должна быть его
помощницей, его соратницей, я должна оказывать ему поддержку - и мораль-
ную, и любую другую. Ведь именно поэтому я вышла за него замуж, когда он
был под следствием. У меня должно быть официальное и никем не оспаривае-
мое право помогать ему и поддерживать его, ездить к нему на свидания,
писать письма, действовать от его имени. Вы, может быть, - не знаете, мы
до этого четыре года прожили вместе, не расписываясь. Както не нужно бы-
ло. Но если вы меня спросите, уверена ли я на все сто процентов в его
невиновности, то я вам отвечу - нет. Нет, Владислав Николаевич, я в этом
не уверена. И я вполне готова к тому, что результаты вашего частного
расследования подтвердят виновность моего мужа. Но я все равно надеюсь,
что случится наоборот, что вы поможете его оправдать. Я ни в чем не уве-
рена, потому что не могу с точностью сказать: уходил он в ту ночь из до-
ма или не уходил. Ну вот, я вам все свои карты раскрыла.
Стасов озадаченно посмотрел на нее. Такого поворота он никак не ожи-
дал. Не верит в невиновность, но все равно пытается попробовать ее дока-
зать? Неужели ее преданность мужу так велика? Ладно, если бы речь шла о
безграничном доверии, он бы еще это понял. Раз любимый супруг утвержда-
ет, что не убивал Бориса Красавчикова, значит, так оно и есть, а все ос-
тальное - происки злокозненных врагов, и нужно во что бы то ни стало вы-
тащить невинного беднягу из острога. Но ведь она явно ему не верит. Она
сомневается. Зачем же тогда все это? Неужели только потому, что она не
смеет перечить мужу? Он хочет строить из себя жертву, а она и пискнуть
не смеет, делает все, как он велит. А замуж зачем выходила? Никто ведь
не тянул, тем более в такой ситуации. Выходит, любит она мужа до полного
беспамятства, хоть и ив верит ему, хоть и знает, что он подонок и убий-
ца, но все равно любит и сделать с этим ничего не может. И не хочет.
Просто Любит - и все.
Стасов уходил, унося в душе сочувствие и самую искреннюю симпатию к
молодой женщине, способной на такую сильную и безоглядную любовь и на
честность даже в ущерб себе самой.
Доказательства по делу Евгения Досюкова были вполне приличными. Так,
во всяком случае, оценил их Стасов, внимательно перечитывая копию приго-
вора. Убийство Бориса Красавчикова было совершено в ночь с 1-е на 2-е
декабря 1994 года, когда потерпевший выходил вместе со своей дамой из
ночного ресторана. Некий мужчина выскочил из машины, выстрелил в Красав-
чикова, сел за руль и умчался. Сбежался народ, тяжело раненный Борис
несколько раз повторил имя убийцы - Досюков. Даже к приезду милиции и
врачей он еще был в сознании и повторил это имя, чему есть множество
свидетелей. Дама ничего по этому поводу сказать не могла, ибо кто такой
Досюков - и знать не знала, но одежду мужчины и его автомобиль описала
достаточно подробно. Тут же стали наводить справки о том, кто такой До-
сюков и где живет, подъехали к его дому, в присутствии специалистов ос-
мотрели автомобиль и пришли к выводу, что на нем недавно ездили. То есть
не вечером после работы, а прямо-таки не более двух часов назад. Но вла-
мываться ночью в квартиру не стали, дабы не нарываться. Позвонили по те-
лефону, услышали, что Досюков снял трубку, выставили пост на лестнице, а
в семь утра позвонили в дверь и вежливо попросили господина Досюкова
"проехать". Описанная дамой потерпевшего куртка (или такая же, очень по-
хожая) спокойно висела на вешалке в прихожей. Куртку изъяли, частицы по-
роха обнаружили, но Досюков не смог внятно объяснить, как они там оказа-
лись, и вообще участие в убийстве Бориса Красавчикова полностью отрицал.
Тогда нашли свидетелей, которые видели Досюкова выходящим из дома около
двух часов ночи и возвращающимся в начале четвертого. Свидетель, который
видел, как он возвращается, опознал Досюкова уверенно и даже смог пере-
числить признаки внешности и одежды, по которым он его узнал среди семе-
рых других мужчин, приглашенных для участия в опознании. Свидетель же,
который видел, как он в два часа ночи уходил из дома, оказался соседом и
хорошо знал Досюкова в лицо, а потому вообще ошибиться не мог. Сосед
этот гулял с внезапно заболевшей собакой, которая чем-то отравилась и
всю ночь просилась на улицу, поэтому никуда не спешил и прекрасно видел,
как Евгений вышел из подъезда и сел в свою машину. Более того, он даже
поприветствовал его словами: "Жень, ты чего это полуночничаешь?" На что
Досюков на ходу бросил что-то невразумительное, вроде: "Дела, брат, де-
ла", и при этом назвал соседа-собачника по имени и даже добавил: "Твоему
Лорду тоже не спится". Так что ни о какой непреднамеренной ошибке и речи
быть не могло. Если сосед обознался и принял за Досюкова какого-то со-
вершенно неизвестного мужчину, то непонятно, откуда этот мужчина знает
имена соседа и его пса и почему он уехал на машине, принадлежащей Досю-
кову. Ну а о том, что дама, выходившая с Красавчиковым из ресторана, то-
же опознала Евгения Досюкова, и говорить нечего.
А сам Досюков отрицал все, клялся, что всю ночь спал рядом с женой,
на улицу не выходил, на машине никуда не ездил и Красавчикова, само со-
бой, не убивал. Правда, запала у него хватило... ненадолго, через нес-
колько часов он презрительно бросил: "Не буду я с вами разговаривать,
ублюдки, раз вы человеческого языка не понимаете. Не верите мне - дока-
зывайте как хотите". И после этого замкнулся в гордом молчании, пол-
ностью отказавшись от дачи показаний. У него как у крупного бизнесмена,
имеющего все основания бояться за свою безопасность, было разрешение на
оружие, и оружие это у него дома нашли. Экспертиза подтвердила, что
именно из этого пистолета был застрелен Борис Красавчиков. Отпечатки
пальцев на оружии принадлежали Досюкову, некоторые были смазанными,
стертыми, некоторые - вполне отчетливыми, как и должно быть, когда вещью
пользуешься давно и берешь ее в руки десятки раз. Ничьих других отпечат-
ков на нем не было. Вот, собственно, и все. И как можно было с такими
доказательствами упираться и на что-то надеяться, Стасов не понимал со-
вершенно.
Начать он решил с адвоката, защищавшего Досюкова. Вполне возможно,
что Евгений говорил ему о каких-то обстоятельствах, доказывающих его не-
виновность, которые не были приняты во внимание судом и в тексте приго-
вора отражения не нашли. Но встреча с адвокатом его разочаровала. Тот,
во-первых, не очень отчетливо помнил обстоятельства и особенно детали,
потому что вел постоянно по несколько дел одновременно ив голове у него
была полная каша, а архивов он не вел.
- Да если бы я хранил записи по всем делам, мне жить негде было бы, -
презрительно говорил он. - У меня дома и так книги на голову падают,
места не хватает, а вы хотите, чтобы я старые бумажки складывал и хра-
нил. Дело закончено, подзащитный осужден, кассационная жалоба осталась
без удовлетворения, приговор вступил в законную силу - все, мое участие
в процессе закончено.
- Но, может быть, вы что-нибудь помните? - с надеждой спросил Стасов.
- Какую-нибудь деталь, которая казалась вам важной, но на которую суд не
обратил внимания.
- Нет, - пожал плечами адвокат. - Я основной упор делал на то, что
жена подсудимого не слышала, чтобы он уходил и возвращался той ночью.
- А она вам говорила, что принимала снотворное и не могла ничего слы-
шать, даже если он и уходил?
- Говорила, а как же, - усмехнулся адвокат. - Но зачем суду это
знать?
- То есть сами вы были убеждены в виновности своего подзащитного? -
уточнил Стасов.
- Разумеется. Хотя он и мне не признался. Но я же не слепой, материа-
лы следствия видел. Там вес четко, не вывернешься.
- Значит, вы как адвокат никаких погрешностей следствия не обнаружи-
ли?
- Ни малейших, - подтвердил тот. - Ну что вы, следователь был из Ге-
неральной прокуратуры, а оперативники - даже не с Петровки, а из МВД. На
совесть сработали, что и говорить.
- Так в чем же вы тогда видели цель защиты, если не могли ничего про-
тивопоставить обвинению?
- А мотив? - Адвокат хитро улыбнулся. - Вы думаете, почему дело в МВД
забрали и в прокуратуру России? Думали, между обвиняемым и потерпевшим
стояли денежные интересы, у них были довольно мощные деловые контакты. А
раз денежные интересы - значит, убийство было совершено из корыстных по-
буждений. Статья сто вторая, вплоть до высшей меры. А я свою задачу ви-
дел в том, чтобы доказать, что убийство было совершено из ревности, то
есть по личным мотивам. Это ведь уже совсем другая статья и срок другой.
- И что, про ревность вам сам Досюков сказал? - недоверчиво поинтере-
совался Стасов.
- Да что вы, - засмеялся адвокат. - Досюков все отрицал, я же говорю,
он даже мне не признался. Жена сказала, ну и еще нашлись люди, которые
подтвердили, что потерпевший довольно смело оказывал любовнице Досюкова
знаки внимания и даже чуть ли не домогался ее в грубой форме.
Да, про домогательства "в грубой форме" было записано и в приговоре,
Стасов это помнил. Что ж, с адвокатом ничего не вышло, надо поговорить
со свидетелями. Может быть, на них действительно оказывали давление в
надежде слепить из Досюкова крутого мафиози и изобразить показательный
процесс по делу об организованной преступности? Хотя чушь, конечно, не-
сусветная. Какой крутой мафиози попрется среди ночи лично убивать конку-
рента? Никакой. У него для такой работы шестерки есть, а то и киллера
нанять недолго, теперь это не проблема. А вот из ревности, под влиянием
рассказа Натальи, по внезапному побуждению - вполне мог и сам. Услышал,
разозлился, схватил пушку и рванул разбираться с обидчиком. Нет, не схо-
дится. Во-первых, Наталья Михайловна крепко спала, наглотавшись табле-
ток, когда Досюков уходил из дома. Конечно, она могла рассказать Досюко-
ву о домогательствах его приятеля и партнера по бизнесу как раз перед
отходом ко сну, а ревнивец Досюков сразу же решил отомстить, но терпели-
во выждал пару часов, пока Наталья крепко уснет. Может такое быть? Мо-
жет. При этом он дол - жен был совершенно точно знать, где в данный мо-
мент находится Красавчиков. Значит, когда Наталья ушла спать, он должен
был начать звонить по разным телефонам и выяснять, где Борис. Если ушел
из дома он около двух часов, а вернулся в начале четвертого, то за пол-
тора часа вряд ли он смог объехать несколько мест в поисках обидчика.
Зато этого времени было вполне достаточно для того, чтобы доехать до
ресторана, какое-то время подождать Красавчикова, пару раз пальнуть из
пистолета и быстренько вернуться домой. И дом Досюкова, и ресторан "Ла-
да", где произошло убийство, находятся в центре города. Интересно,
удастся ли найти тех людей, которым в интервале от полуночи до двух ночи
в тот день звонил Досюков?
И Стасов снова поехал к Наталье.
- Если предположить, что ваш муж все-таки убил Бориса Красавчикова,
то как он узнал, где его можно было в тот момент найти? - спросил он До-
сюкову.
- Понимаете... - Она снова замялась, и Стасов понял, что она сейчас
вынуждена будет сказать ему какую-то неприятную правду, которую в силу
природной честности она утаивать не хочет, но которая пойдет явно не на
пользу святому делу освобождения ее супруга из застенков правового госу-
дарства. - В тот вечер я была очень расстроена, поведение Бориса просто
вывело меня из себя, и я впервые за все время пожаловалась Жене. Борис
давно ко мне приставал, но я Жене никогда раньше об этом не говорила. А
тут... Сорвалась, одним словом. Борис со мной вел себя как с дешевой
шлюхой, которую Женя купил, но можно ведь и перекупить, если заплатить
подороже. Я плакала, Женя рвал и метал от ярости, потом посоветовал мне
успокоиться, выпить таблетки, уснуть и забыть обо всем. Сказал, что по-
заботится о том, чтобы больше мне Борис неприятных минут не доставлял. И
еще сказал: какое, дескать, дерьмо этот Борька, привык каждый день себе
новую шлюху покупать и думает, что и все остальные так живут. Мол, довел
тебя до истерики, сердце разрывается смотреть, как ты плачешь, и знать,
что он в это время в "Ладе" с новой телкой развлекается. То есть, пони-
маете, Владислав Николаевич, он откуда-то знал, что Борис в тот вечер
собирался быть в "Ладе".
- А вас не насторожили слова Евгения о том, что Борис больше не будет
доставлять вам неприятности?
- Честно признаться... - Она слабо улыбнулась, как-то робко и стыдли-
во, - я обрадовалась в тот момент. Я ведь, дурочка, думала. Женя имел в
виду, что наконец на мне женится. Тогда Борис уже не сможет рассматри-
вать меня как временную бабу, кочующую по богатым мужикам.
- Наталья Михайловна, вы знаете соседа, у которого собака по кличке
Лорд?
- Конечно. Вы имеете в виду того, который видел Женю?
- Именно его.
- Игорь Тихоненко. Он живет этажом ниже.
- А того, второго, который видел, как Евгений возвращался домой?
- Нет, этого не знаю. Фамилию помню - Пригарин.
- А откуда он взялся? Тоже живет где-то поблизости?
- Нет, он там случайно оказался. Об убийстве Красавчикова и аресте
Жени газеты через два дня раззвонили, да и по телевизору показывали, как
Женю в наручниках ведут. Пригарин его узнал и сам пришел в милицию.
- Неужели он мог глубокой ночью так хорошо рассмотреть лицо вашего
мужа, что через два дня узнал его на экране телевизора? - усомнился Ста-
сов. - Что-то мне слабо верится.
- Вы знаете, я еще тогда, год назад, о, б этом подумала. Мне тоже это
странным показалось. А потом все разъяснилось, к сожалению. Вы видели,
какой у нас внизу огромный холл? Он круглосуточно освещен. Пригарин ви-
дел Женю через окно, он как раз в это время мимо нашего подъезда прохо-
дил, а Женя замешкался, стал вынимать ключи и зачем-то полез в почтовый
ящик. Я тоже сначала надеялась...
- У адвоката сомнений не возникло в части опознания? Видите ли, На-
талья Михайловна, если этот Пригарин видел вашего мужа по телевидению,
то это уже повод для разговора. Кого он в результате опознавал? Мужчину,
которого якобы видел в подъезде, или мужчину, которого видел по телеви-
зору?
- Да, адвокат пытался на этом сыграть. Но ничего не вышло.
- Почему?
- Потому что, когда Женю арестовали, он вышел из дома в пальто и в
шапке, а Пригарин описал другую одежду, как раз ту, которую потом на
экспертизу забирали и которую другие свидетели описывали. Ведь если бы
он видел Женю только по телевизору, он не смог бы этого сделать, правда?
- Правда, - вынужден был согласиться Стасов. Да, плохи дела. Ничего
тут, похоже, не выкрутить. Одна надежда - попытаться доказать недобросо-
вестность свидетелей. Правильные показания им могли подсказать, но для
этого нужно было их как минимум уговорить солгать на следствии и на су-
де. И речь ведь идет не только о тех двоих, которые видели Досюкова воз-
ле дома, но и о тех, которые видели его возле ресторана и слышали, как
Красавчиков назвал имя убийцы. А среди них - и работники милиции, и вра-
чи. Не слишком ли много? Конечно, нет ничего невозможного, подкупить
можно любое количество людей, но все равно в их показаниях будут разног-
ласия. А в этом деле их, похоже, нет. И потом, для такой мощной комбина-
ции нужны огромные силы и огромные деньги, иными словами, если Досюков
невиновен, то в его осуждении должна быть заинтересована целая организа-
ция. И что же, такая организация существует, у нее есть какие-то счеты с
Досюковым, а управление по организованной преступности ничего об этом не
знает? Лихо. И совершенно неправдоподобно.
Со Светланой Параскевич следователь Ольшанский беседовал один, без
Насти. Светлана казалась ему спокойной и уравновешенной женщиной, и для
разговора с ней помощники ему были не нужны.
Поводов для беседы было два - самоубийство Людмилы Исиченко и недав-
ний визит Галины Ивановны.
- Светлана Игоревна, я попал в весьма затруднительное положение. На-
шелся человек, который признался в убийстве вашего мужа...
- Кто? - нетерпеливо перебила его Светлана. - Кто он?
- Это женщина. Та самая Исиченко, которая требовала, чтобы вы уступи-
ли ей Леонида.
- Не может быть, - изумленно протянула она. - Она же сумасшедшая.
- Ну почему не может? Вы что же, думаете, сумасшедшие не совершают
преступлений? Еще как совершают, да такие, что нормальному человеку и в
голову не придет.
- Но я не понимаю... - Светлана развела руками. - Она же хотела, что-
бы Леонид ушел к ней, бросил меня. Зачем же ей его убивать, если она хо-
тела с ним жить? Нет, не верю.
- Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Видите ли, Исиченко ут-
верждает, что Леонид сам ее попросил сделать это.
- Сделать что? - не поняла Светлана.
- Застрелить его.
- Как это? Почему?
- Вот я и хочу, чтобы вы помогли мне разобраться, может ли такой
быть.
- Да не может этого быть! - нервно выкрикнула она. - Да, она сумас-
шедшая, но Леонид-то нормальный! Что за чушь вы городите?
- Успокойтесь, Светлана Игоревна, я ничего не утверждаю, я только хо-
чу разобраться. Вы не допускаете мысли, что ваш муж хотел уйти из жизни?
- Нет.
- И все-таки... Припомните, не был ли он подавленным в последнее вре-
мя перед гибелью, не говорил ли, что ему все опостылело, надоело, что он
устал, не знает, что и как делать дальше?
Светлана молчала, низко опустив голову и сосредоточенно разглядывая
круглые следы от стаканов, навечно отпечатавшиеся на приставном столике
для посетителей. Ольшанский терпеливо ждал, он по опыту знал, как нелег-
ко людям бывает признавать, что их близкие ушли или хотели уйти из жизни
добровольно. Одно дело - убийство, когда виноват кто-то чужой. И совсем
другое - самоубийство, когда винить некого, кроме самого себя, потому
что не смог вовремя разглядеть душевную травму у человека, который рядом
с тобой, не обратил внимания на его депрессию, не придал значения ка-
ким-то словам. Ты сам виноват, потому что был глух и слеп, груб и жес-
ток, совершил подлость, обманул, предал. Ты или сам довел человека до
самоубийства, или не сумел предотвратить беду. В любом случае не виноват
никто. Только ты.
- Я, наверное, должна вам рассказать всю правду, - наконец сказала
она, поднимая глаза на следователя. - Тем более что недавно ко мне при-
ходила свекровь, и ей я уже сказала. Так что вы все равно узнаете. Дело
в том, что...
Она снова запнулась и умолкла. Ольшанский не стал ее торопить.
- Одним словом, все эти любовные романы написаны мной. Не Леонидом, а
мной. Но мы с самого начала решили, что будем пользоваться его именем.
Так лучше для рекламы. Женских романов, написанных женщинами, пруд пру-
ди. А мужчин, которые умели бы сочинять романы для женщин, по пальцам
перечесть. У нас в России нет ни одного. Вы понимаете, что я хочу ска-
зать?
- Да-да, Светлана Игоревна, я понимаю, - быстро сказал Ольшанский, с
трудом скрывая изумление. - Продолжайте, пожалуйста.
- Ну вот. Сначала вас все это ужасно забавляло.
Мы так хохотали, вспоминая, как интервью у Лени брали, как издатели с
ним разговаривают, как девочки в этих издательствах на него с обожанием
смотрят. Телевидение, радио и все такое. Смешно было. А в последнее вре-
мя Леня стал раздражаться из-за этого. Говорил, что чувствует себя во-
ром, укравшим чужую славу. Говорил, что ему стало невыносимо корчить из
себя гениального литератора и знать, что на самом деле перо у него коря-
вое и сочинять он не может. Его это очень угнетало.
- Ив последнее время - особенно?
- Да. В последнее время - особенно. Он уговаривал меня прекратить об-
ман и мистификацию, признаться и подписывать книги именем настоящего ав-
тора.
- А вы?
- Я не соглашалась. Поймите, Константин Михайлович, такие саморазоб-
лачения никому не нужны. Те женщины, которые читают и любят романы Пара-
скевича, почувствуют себя обманутыми. Они любят Леонида, а не меня. Им
нужен кумир. Как же можно его вот так взять и отнять? Молоденькие девоч-
ки мечтают о нем, спят, положив под подушку его книги. И вдруг окажется,
что все это написал не молодой красавец, чью фотографию они видят на об-
ложке и в которого тайно влюблены, а женщина, да еще его жена. Мои рома-
ны никто не будет ни издавать, ни покупать. Это уже будет все совсем
другое.
- Я вас понимаю, - мягко сказал Ольшанский. - Но вернемся к вашему
мужу. Он очень страдал из-за этого?
- Очень. И чем дальше - тем больше. Он стал самому себе казаться ник-
чемным, бездарным, говорил, что присвоил себе мою славу и живет фактиче-
ски на мои деньги. И еще он очень переживал из-за того, что не может вы-
годно продавать мои рукописи. Ведь все переговоры издатели вели с ним, а
не со мной, он - автор, а на меня они даже не смотрели. Я бы, конечно,
ни за что не соглашалась на те деньги, которые они платили, меня они не
сумели бы разжалобить, но Леня... Он не мог им отказать, у него был та-
кой характер. И требовать повышения гонорара не мог. А я не могла всту-
пать с издателями в переговоры, иначе мы разрушили бы имидж. Ну что это
за писатель, который ходит по издательствам, держась за юбку своей жены?
Несерьезно. Мы ссорились изза этого, Леня клялся, что это в последний
раз, что больше он ни за что не пойдет на поводу у слезных жалоб и
просьб, но я отдавала ему новую рукопись, он шел в издательство - и все
повторялось. А в последнее время он все чаще стал говорить, что не прос-
то живет на мои деньги, но и обкрадывает меня, потому что из-за своего
слабодушия лишает меня больших гонораров. Если бы я только знала, что он
из-за этого может наложить на себя руки, я бы, конечно, согласилась во
всем признаться. Но я была уверена, что это временное, что это скоро
пройдет. Неужели он действительно?..
- Не знаю, Светлана Игоревна, - вздохнул следователь. - Но хочу по-
нять. К сожалению, выяснить это точно сейчас уже невозможно.
- Поговорите еще раз с этой женщиной, с Людмилой. Может быть, она все
это выдумала? Бред больного воображения?
- Это невозможно.
- Почему?
- Она умерла.
- Как... умерла? - пробормотала Светлана побелевшими губами. - Отче-
го?
- Отравилась. Покончила с собой. Написала чистосердечное признание и
выпила яд. Вот такие грустные у нас с вами дела, Светлана Игоревна.
- Что же, выходит, по-вашему, Леонид решил уйти из жизни, но у него
не хватило на это мужества, и он попросил ее застрелить себя? Нет, не
верю.
- Но больше нам с вами верить не во что. Исиченко детально описала
все, что произошло. Это мог сделать только человек, который сам совершил
преступление. Она сказала, в какой одежде была в момент убийства, и на
этой одежде обнаружены частицы пороха. Это значит, что человек, одетый в
эту одежду, стрелял из огнестрельного оружия. Она описала машины, кото-
рые подъезжали к вашему дому, пока она ждала Леонида. Она даже описала
коробку, в которой ваш муж оставил для нее пистолет. Кстати, вы не знае-
те, откуда у него пистолет?
- Не знаю, - удрученно покачала головой Светлана. - Но все равно я не
верю.
- Может быть, вы и правы, - согласился с ней Ольшанский. - Может
быть, ваш муж и не просил Людмилу об этом. Она убила его сама, по
собственной инициативе. Может быть, просьба вашего мужа ей просто приви-
делась, пригрезилась. То, что она была психически нездорова, сомнению не
подлежит. Но, так или иначе, Леонида Парасксвича убила именно она. И нам
с вами придется этот факт признать.
- Господи, как чудовищно... - прошептала Светлана. - Как страшно.
Глава 11
Всю неделю после выборов Сергей Николаевич Березин мало бывал дома,
уходил рано утром и возвращался вечером, обычно не один. Он объяснял
Ирине, что через месяц старая Дума сложит свои полномочия и вновь изб-
ранные депутаты приступят к дележу мест, кресел и должностей. К этому
следовало готовиться заранее, объединяться в блоки, прорабатывать канди-
датуры, продумывать стратегию парламентской борьбы при избрании спикера
и председателей комитетов. В то же время Березину как депутату нельзя
было больше заниматься бизнесом, и ему нужно было свернуть свое участие
в коммерческих предприятиях, получить свою долю и с честью выйти из де-
нежной игры. Одним словом, работа предстояла большая, и Сергей Николае-
вич погрузился в нее с головой. Кроме того, он не забывал и о популяр-
ности, поэтому почти ежедневно в их доме были гости - то товарищи по
партии, то представители прессы, то просто старые друзья и знакомые Бе-
резина. Конечно, Сергей Николаевич всегда звонил Ирине и предупреждал,
что выезжает и приедет не один, но все равно она была в постоянном нап-
ряжении, потому что понимала: даже если он предупредит ее за час до при-
