обратно.
- Но он же не знает, где я живу.
- Вот именно. Поэтому, когда бы я ни вернулся, он так и не узнает,
задержался я или нет.
- Неужели вам его не жалко? Ведь ребенок нервничает.
- Пусть. Он не сможет повзрослеть, если не будет нервничать и пережи-
вать.
- Даже по таким пустякам?
- Даже. Кстати, отношения отца с женщинами и собственная оценка этих
отношений - это не такой уж пустяк. Переживания и страдания по этом по-
воду делают человека мудрее.
На машине дорога из Измайлова до Настиного дома была совсем короткой,
и на Настю снова накатил оглушающий ужас перед пустой темной квартирой.
Заточный заметил, как напряглось ее лицо, когда он притормаживал возле
подъезда.
- Еще есть время передумать, Анастасия, - сказал он, внимательно гля-
дя на нее. - Может быть, всетаки вернемся к нам?
- Нет. - Она покачала головой. - Я должна справиться сама. Спасибо
вам за все, Иван Алексеевич, и за гостеприимство, и за ужин, и за разго-
вор, и за сочувствие. И за предложение переночевать у вас. Я вам очень
благодарна. Но я должна сама.
Шел первый час ночи, поэтому Заточный поднялся вместе с ней на лифте
и проводил ее до квартиры.
- В последний раз спрашиваю, - сказал он, когда Настя доставала из
сумки ключи. - Не вернетесь?
- Нет.
- Тогда спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Иван Алексеевич.
Дома ей стало совсем тошно. Она боялась выключить свет и в этот мо-
мент впервые подумала о том, что люди, которым являются покойники, вовсе
не обязательно должны быть сумасшедшими.
Утро понедельника принесло следователю городской прокуратуры Ольшанс-
кому массу неожиданностей. О самоубийстве Людмилы Исиченко он узнал еще
вчера, а утром, едва он вошел в кабинет, ему позвонила эксперт Касьяно-
ва.
- Костя? - громовым басом проорала она в трубку. - Ты что, твою мать,
голову людям морочишь?
Она была лет на десять старше Ольшанского, помнила его юным, начинаю-
щим следователем, робеющим и неумелым, и еще в те далекие времена ограж-
дала его от постоянных попыток коллег втянуть молодого, неопытного Кос-
тика в какую-нибудь грязную попойку с обилием водки, скудной закуской и
сомнительными бабами.
- Что твоя Каменская себе думает? - продолжала кричать Светлана Ми-
хайловна. - Заставила меня вчера чуть не до ночи сидеть на работе, а са-
ма усвистала черт знает куда и даже позвонить не соизволила, тоже мне
барыня.
- Погоди, Светлана Михайловна, давай сначала, я ничего не понял.
- Так она что, ничего тебе не сказала? Она с тобой разговаривала вче-
ра?
- Нет. Я с ее начальником разговаривал, с Гордеевым. У них там ЧП
произошло, свидетельница по делу Параскевича отравилась прямо у Каменс-
кой в кабинете.
- Ох ты! - посочувствовала Касьянова. - Бедная девка, достанется ей
теперь. Родственники этой свидетельницы обязательно начнут права качать,
дескать, Каменская своими придирками и попытками обвинить до припадка
довела. Знаем, проходили через это. Погоди, Костик, так ты про короб-
ку-то знаешь или нет?
- Не знаю я ни про какую коробку.
- Тогда в двух словах. При осмотре места убийства Параскевича на
лестнице была обнаружена пустая коробка из-под магнитофона. Я ее на вся-
кий пожарный прихватила, но, поскольку ты к ней отнесся пренебрежительно
и никаких экспертиз по коробке не назначал, она у меня так и валяется в
шкафу, в целлофанчик упакованная. И вот вчера звонит мне твоя Каменская
и просит посмотреть коробку на предмет оружейной смазки и вообще насчет
того, что в ней лежало оружие. Я говорю: Костя знает? Почему он сам не
звонит? А она отвечает, дескать, ты на происшествие выехал, она тебя
найти не может, а ей надо срочно. Ну, срочно так срочно, я - все дела
побросала и давай коробку эту вшивую обнюхивать да облизывать со всех
сторон. Все сделала, все написала, кинулась ей звонить - а ее и след
простыл. Даже не поинтересовалась результатами, домой ушла. Ух и злая я
была вчера! Но теперь-то, конечно, понятно, почему она не позвонила. Не
до того было.
- Спасибо тебе, Михална, хороший ты человек. Слушай-ка, мы там с то-
бой ничего не нарушили?
- В смысле чего?
- В смысле коробки этой. В протокол она внесена? А то потом скажут,
что мы с тобой ее нашли неизвестно, где и к делу прицепили. Я что-то не
помню, на труп ведь не я выезжал, я дело только сутки спустя принял.
- Какой же ты, Костик, мерзкий! - фыркнула Касьянова. - Да я на своей
экспертной работе двоих детей вырастила и старшего внука уже в школу от-
правила. Я ж, когда работать начала, даже замужем еще не была. А ты мне
такие вопросы задаешь. Не стыдно тебе?
- Стыдно, Михална. Это я так, на всякий случай.
Только он повесил трубку и принялся наконец снимать пальто, телефон
опять принялся надрываться. Ольшанский с тоской посмотрел на бумаги, на-
мокшие от растаявшего снега, накапавшего с рукава пальто, и снова снял
трубку.
- Константин Михайлович! - раздался голос, заставивший следователя
вздрогнуть. - Это Галина Ивановна Параскевич. Мне необходимо с вами
встретиться. Я буду у вас ровно через сорок пять минут.
- Минутку, Галина Ивановна. Через сорок пять минут я вас не смогу
принять. У меня вызваны люди.
- Назначьте мне время, - потребовала она. - Но как можно скорее. Это
очень важно. Это касается Ленечки.
- Подождите, пожалуйста.
Он зажал трубку коленями, чтобы полностью закрыть микрофон, и потя-
нулся к внутреннему телефону, который тоже выходил на городскую линию,
если набрать "8".
- Настасья? - торопливо проговорил он. - Ты можешь приехать ко мне в
прокуратуру? У Параскевичстаршей что-то срочное. Хочу, чтобы ты тоже
послушала. Оперативка? Ах ты, дьявол, я и забыл. Так когда? К двум? Лад-
но, я ее на два часа приглашаю. Да, Настасья, ты Светке позвони,
Касьяновой. Она сильно ругается. Нет, не убьет, она в курсе твоих непри-
ятностей. Все, пока.
До двух часов дня Константин Михайлович должен был успеть переделать
многое - провести назначенные допросы и очную ставку, закончить обвини-
тельное заключение по одному делу и сформулировать вопросы экспертам по
другому, а также написать бумагу о продлении срока предварительного
расследования по сложному делу о тройном убийстве и подписать ее у про-
курора. Неплохо было бы еще и поесть, но времени уже не оставалось.
Возвращаясь в свой кабинет без пяти два, он увидел Настю, сиротливо си-
дящую в коридоре рядом со свидетелями и потерпевшими, вызванными к дру-
гим следователям, чьи кабинеты находились рядом.
- Давно ждешь? - спросил он, отпирая свою дверь.
- Давно, - ответила Каменская каким-то усталым и безразличным голо-
сом.
Константин Михайлович обернулся и поглядел на нее более внимательно.
Под глазами глубокая синева, кожа не белая, как обычно, а серовато-проз-
рачная.
- Что с тобой? Болеешь? Грипп подхватила? - Переживаю, - коротко от-
ветила она.
- Из-за Исиченко?
- Да.
- Испугалась? Или вину чувствуешь?
- И то и другое.
- Это ты напрасно. Ты что, давила на нее? Угрожала?
- Да Бог с вами. Она пришла и прямо с порога заявила, что хочет приз-
наться в убийстве Параскевича. Я ей не поверила, стала задавать уточняю-
щие вопросы, затем попросила написать все собственноручно. Она была аб-
солютно спокойна, не плакала, не кричала, даже, по-моему, не нервничала.
- Кто-нибудь был при этом? Свидетели есть?
- Нет, но я записывала весь разговор на магнитофон.
- И на магнитофоне все именно так, как ты мне рассказываешь? Тихо,
спокойно, без истерики, слез и запугиваний?
- Можете послушать.
Она вытащила из сумки кассету и протянула Ольшанскому.
- С собой носишь? - усмехнулся он, забирая кассету и засовывая ее в
ящик стола.
- Знала, что вы будете спрашивать. Так лучше уж сразу дать вам послу-
шать, чем три дня доказывать, что я не верблюд, не дура и не сволочь.
Голос ее подозрительно зазвенел.
- Ну, тихо, тихо, ты что, в самом деле, - успокаивающе произнес сле-
дователь. - Ну-ка возьми себя в руки, сейчас эта курица придет. Ты же
знаешь, я тебе верю, я тебе всегда и во всем верил, даже в те давние
времена, когда мы еще ссорились и дулись друг на друга. Параскевич уйдет
- и мы с тобой вместе послушаем, что рассказывала Исиченко. Водички на-
лить?
Настя молча кивнула, сжимая крепче зубы, чтобы не дать волю слезам.
Сегодня утром на Петровке она успела поймать несколько косых взглядов,
брошенных в ее сторону, и поняла, что разговоры уже идут, и весьма ак-
тивно. Событие само по себе из ряда вон выходящее, а тут даже не скоро-
постижная смерть, а самоубийство. О чем это говорит? Да о том, что Ка-
менская довела несчастную женщину. Сегодня ей уже пришлось написать
объяснение и выдержать не самый приятный разговор с генералом. Хорошо,
что Колобок-Гордеев пошел с ней к руководству, в его присутствии ей было
не так тяжело.
- С вами, Каменская, мы живем как на пороховой бочке, - говорил гене-
рал. - Вы только-только вылезли из одного служебного расследования и тут
же угодили во второе. Если вы будете приносить нам одно чэпэ за другим,
нам придется подумать над вашим трудоиспользованием.
Хорошо еще, что Ольшанский не сомневается.
Галина Ивановна Параскевич снова опоздала, на этот раз на пятнадцать
минут. Лицо ее было злым и надменным, словно она явилась в стан врагов
на переговоры.
- Вчера ко мне явился некий журналист и попросил рассказать о Лене, о
его жизни и его книгах. Я поинтересовалась, чем вызвано внимание к моему
сыну. И вы знаете, что он мне ответил? Оказывается, у Лени осталось нес-
колько неопубликованных рукописей, и его вдова продает их издателям за
баснословные деньги. Одну рукопись она продала за двадцать пять тысяч
долларов, другую - за тридцать пять. И есть еще несколько. Полагаю, она
их продаст еще дороже.
Ольшанский молчал, терпеливо ожидая, когда Галина Ивановна перейдет к
главному.
- Вы можете себе представить? - продолжала та. - Она собирается нажи-
вать капитал после Лениной трагической смерти. Она наживается на его
имени.
- Я не понимаю, почему вы пришли с этим ко мне, - спокойно ответил
следователь. - Вы видите в этом какую-то связь с убийством вашего сына?
- А вы не видите? - вскинулась Параскевич.
- Нет. Я не вижу.
- Очень жаль. В таком случае, придется вам открыть глаза. Леня был
мягким, интеллигентным мальчиком, он вообще никогда не думал о наживе,
корыстные мотивы были ему чужды. Он был весь в искусстве, в творчестве,
в своих книгах, он жил этим и ради этого. А эта ненасытная самка не же-
лала мириться с тем, что Леня отдает свои книги издателям за бесценок.
Она всегда хотела иметь много денег, очень много, вы даже представить
себе не можете, до какой степени она корыстолюбива и расчетлива. Я уве-
рена, это она убила моего сына, чтобы беспрепятственно распоряжаться его
творческим наследием. Она дождалась, когда Леня напишет несколько новых
вещей, возможно даже, она сама уговорила его сделать это под каким-то
надуманным предлогом и избавилась от моего мальчика.
Галина Ивановна расплакалась и полезла за платком. Ольшанский молча
налил воды и протянул ей стакан, не пытаясь успокаивать и не произнеся
ни одного сочувственного слова. Настя видела, что он буквально кипит от
негодования, но пока еще сдерживается.
- Не нужно так плохо думать о своей невестке, - сказал он, кого; а
Параскевич перестала плакать. - Она не убивала вашего сына.
- Откуда вы знаете? - всхлипнула женщина. - Я уверена, что это сдела-
ла она.
- Галина Ивановна, она этого не делала, уверяю вас. У меня есть
собственноручное признание убийцы, это совсем другой человек.
- Значит, вы нашли его? - Слезы на лице Параскевич мгновенно высохли.
- Кто он? Кто этот подонок?
- Я пока не могу этого сказать. Существует тайна следствия, и разгла-
шать ее не положено.
- Но я мать! - возмутилась она. - Я имею право знать, кто убил моего
сына. И вы обязаны мне сказать имя убийцы.
- Вы ошибаетесь. - Ольшанский сдерживался из последних сил. - Я не
обязан этого говорить никому, в том числе и вам. Поверьте, я уважаю ваши
чувства и понимаю ваше горе, но соблюдать интересы следствия я все-таки
должен.
- В таком случае, я требую, чтобы вы привлекли ее к суду! - заявила
Параскевич.
- Кого - ее?
- Светлану, вдову моего сына.
- За что? - изумился Константин Михайлович. - Я же вам объяснил, что
она не причастна к смерти Леонида.
- Она обязана отдать мне половину наследства. Я имею такое же право
наследовать после моего сына, как и она. И если она собирается стричь
купоны с того, что создано трудом моего сына, то я требую причитающуюся
мне половину.
Со своего места Настя видела, как непроизвольно исказилось лицо сле-
дователя, и поняла, что он сейчас сорвется, потому что его выдержке и
терпению пришел конец. Она отвлекла огонь на себя:
- Я не уверена, что ваши претензии имеют под собой законное основа-
ние, но в любом случае вам нужно с этим обращаться в суд, к судье по
гражданским делам, а не к следователю, ведущему дело об убийстве.
- Но это дело об убийстве моего сына, - возразила Параскевич. - И
речь идет о наследстве моего сына. Поэтому я требую, чтобы мои права бы-
ли защищены, и обращаюсь с этим в первую очередь к вам.
- Галина Ивановна, следователи не занимаются наследственными делами.
Они просто не могут этим заниматься, у них нет таких прав.
- У них есть самое главное право, - высокомерно заявила женщина. -
Право следить за соблюдением законности и защищать права потерпевших.
Разве этого недостаточно, чтобы защитить интересы несчастной матери, по-
терявшей сына?
Ольшанский уже справился с собой и кинул на Настю благодарный взгляд:
мол, спасибо, что отвлекла, дала передышку, теперь я могу включиться.
- Интересы матери, потерявшей сына, я и защищаю как следователь, я
делаю все, чтобы найти и привлечь к ответственности убийцу Леонида. Но
вы, как мне кажется, сейчас говорите об интересах матери, претендующей
на наследство своего сына, а это уже несколько иное. И с точки зрения
права, и с точки зрения морали. Если вы считаете нужным судиться с вашей
невесткой, то подавайте исковое заявление в суд в порядке гражданского
судопроизводства. Делить ваши со Светланой Игоревной деньги я не буду,
это не моя задача.
- Ах так! - Галина Ивановна сложила руки на груди и кинула на следо-
вателя презрительный взгляд. - Интересно, что вы запоете, когда я вам
скажу, что это именно Светлана наняла убийцу, который избавил ее от Ле-
нечки?! Вот помяните мое слово, это так и есть. Интересно, в чем же вам
признался этот убийца, которого вы якобы нашли?
- Я уже объяснял вам, в интересах следствия я не считаю нужным ни с
кем это обсуждать. Вы все узнаете на суде.
- Так вот что я вам скажу, Константин Михайлович. - В ее голосе
явственно зазвучала угроза. - Я все поняла. Вы вступили в сговор со
Светланой. Вы прекрасно знаете, что это она убила моего сына, но она де-
лится с вами баснословными гонорарами, которые получает как вдова вели-
кого писателя, и вы ее за это покрываете. Может быть, вы даже спите с
ней. Да-да, теперь я не сомневаюсь. В прошлый раз, когда я рассказывала
вам о том, как эта мерзавка изменяла моему сыну, вы всеми силами стара-
лись уверить меня, что мне показалось. Тогда я не обратила на это внима-
ния, а теперь вижу, к чему все идет. Вижу! Вы нагло лжете мне в глаза,
говоря, что нашли убийцу. Вы его никогда не найдете, потому что будете
выгораживать Светлану. Или подсунете суду какого-нибудь несчастного
пьяницу, будете его избивать, морить голодом и держать в камере, кишащей
клопами и крысами, пока он не напишет вам чистосердечное признание. Да
после этого он и сам поверит, что убил моего сына. Я ваши методы знаю! И
я вас выведу на чистую воду.
Настя увидела, как заходили желваки на лице Ольшанского, и испуга-
лась, что он сейчас или заорет благим матом, или запустит в голову Гали-
не Ивановне чем-нибудь тяжелым.
- Талина Ивановна, вы ведете себя совершенно недопустимо, - снова
вступила она, чтобы дать следователю передышку. - Вы грубо оскорбляете
Константина Михайловича, обвиняя его в том, что он подтасовывает факты
или скрывает их в ущерб интересам правосудия. Вы обвиняете его в том,
что он берет взятки от убийцы и покрывает его. В любом другом случае
Константин Михайлович, безусловно, подал бы на вас в суд за оскорбление
и клевету, поскольку свои клеветнические обвинения вы предъявили ему не
с глазу на глаз, а в присутствии третьего лица, то есть меня. Таким об-
разом, свои оскорбительные выдумки вы сделали достоянием гласности. А
это, Галина Ивановна, статья уголовного кодекса. И если Константин Ми-
хайлович терпит ваши выходки и высказывания и не выставляет вас вон из
своего кабинета, то только потому, что уважает ваши чувства и понимает,
что вы недавно потеряли единственного сына, у вас расшатаны нервы и,
вполне возможно, расстроена психика. Будет лучше, если вы постараетесь
взять себя в руки, извинитесь и пойдете домой.
Параскевич молча встала, надела шубу и подошла к двери.
- Не пытайтесь меня запугать, - холодно произнесла она, стоя на поро-
ге. - Я вас выведу на чистую воду. Я докажу, что жена моего сына прес-
тупница. И пусть вам будет стыдно до конца ваших дней.
- Да уж, - протянул Ольшанский, когда за ней закрылась дверь. - Тяже-
лый случай. Хорошо, что у меня ума хватило тебя позвать, а то я бы ее
точно убил. Как муж с ней столько лет прожил? Бедолага. Да и сыну, вид-
но, доставалось. Настасья, есть хочешь?
- Нет, спасибо.
- Ладно, брось, мне Нина с собой бутерброды дала и термос с чаем, да-
вай пожрем быстренько, пока будем твою кассету слушать.
Он достал из портфеля пакет с бутербродами и термос, а из сейфа маг-
нитофон, в который вставил принесенную Настей кассету.
Через полчаса, предварительно позвонив Светлане Михайловне Касьяно-
вой, они отправились домой к скончавшейся вчера Людмиле Исиченко, чтобы
изъять и отправить на экспертизу ее перчатки и черную кожаную куртку, в
которых она якобы совершила убийство известного писателя Леонида Парас-
кевича.
Глава 9
Они победили! Ирина была не сильна в политике, но даже ее отрывочных
знаний и представлений было достаточно, чтобы понять: они победили. Пар-
тия, которую представлял Сергей Березин, набрала куда более пяти процен-
тов голосов избирателей.
В воскресенье ближе к вечеру Сергей уехал в информационный центр, на
компьютеры которого поступали с мест результаты подсчета бюллетеней. Он
заранее предупредил Ирину, что процедура это долгая, протянется, скорее
всего, до середины дня понедельника, а то и дольше, но он должен ехать и
вместе с соратниками и конкурентами следить за подведением итогов.
Ирина приготовилась к долгому одинокому ожиданию, замочила постельное
белье и рубашки Сергея, разбрызгала на паласах специальную пену, которая
за полчаса впитывалась и после обработки пылесосом и удаления пыли и
грязи возвращала краскам первоначальную свежесть и яркость. Прикинула,
что, раз Сергея долго не будет, можно заняться волосами, смочить их сос-
тавом и закрутить на крупные бигуди. Если проходить так не меньше две-
надцати часов, то завивка будет держаться неделю, потому что состав
очень крепкий. Но, вспомнив, что уже несколько месяцев не носит кудрей,
с облегчением вздохнула, потому как волосы можно не терзать. Сергею нра-
вится гладкая прическа, да и ей самой, честно говоря, тоже.
Телевизора она не выключала до глубокой ночи, прислушивалась к объяв-
ляемым цифрам и расплывчатым комментариям, выискивала в зале лицо Сер-
гея, когда камера пробегалась по присутствующим. Да, вот он, то сидит
молча, о чем-то задумавшись, то что-то быстро пишет в блокноте, то ожив-
ленно разговаривает с другими. Все это не было внове для Ирины, ей и
раньше приходилось видеть на экране людей, которых она знала и обслужи-
вала. Но всетаки сейчас было по-другому. Она и сама не смогла бы ска-
зать, почему, но она так чувствовала. Может быть, дело было в том, что
раньше, видя знакомое лицо, она не испытывала ни малейшего интереса к
тому, зачем он в студии, что он там делает и кем его в данный момент
выставляют - героем дня или антигероем. А с Сергеем было иначе.
Спать она легла поздно, а в понедельник вскочила ни свет ни заря и
тут же кинулась к телевизору. Сведения в информационный центр все еще
продолжали поступать, но предварительные подсчеты обнадеживали. Иногда
камера выхватывала из множества присутствующих в зале осунувшееся, но
светящееся радостью лицо Сергея Березина, и каждый раз Ирина чувствова-
ла, как в груди разливается тепло. Все получилось, все было не зря. Они
победили!
Ирина переложила замоченное с вечера белье в стиральную машину и усе-
лась на кухне с чашкой кофе перед включенным маленьким телевизором. Нуж-
но будет приготовить побольше еды и одеться так, как любит Сергей. В лю-
бую минуту он может нагрянуть домой, да не один, а с друзьями, а то и с
журналистами, и она, его жена, должна быть в пол ной боевой готовности к
приему гостей.
Позавтракав, она поставила опару для теста Сергею нравятся ее пироги,
кулебяки и плюшки - и занялась начинкой. Пироги Ирина решила делать с
мясом, кулебяку - с капустой, а плюшки - с яблоками и черной смородиной.
Она вспомнила недавнюю вспышку страха у Сергея, когда он решил, что она
ушла из дома, отправилась к старым приятелям, и горько улыбнулась. Куда
ей уходить? Ее место в той жизни прочно занято, ей туда ход заказан нав-
сегда. Обратного пути у Ирины нет, и даже если что-то не сложится, назад
она вернуться уже не сможет. Ни при каких обстоятельствах.
Стиральная машина гудела, на кухне подходило тесто, по всей квартире
разливался запах жареной капусты и лука, и было Ирине так уютно, так хо-
рошо, как никогда раньше. У нее был дом, у нее был муж, она была хозяй-
кой, стирала, убирала, готовила. Она так мечтала об этом! Если бы еще и
ребенок был - тогда можно считать, что сбылось все. Но как знать, может
был", и ребенок еще будет. Хорошо бы, не один, а двое. Как знать...
Когда прозвенел звонок в дверь, она радостно помчалась в прихожую,
уверенная, что это Сергей. Но на пороге стояла незнакомая дама, одетая
дорого и изысканно. Лицо ее показалось. Ирине смутно знакомым, и от не-
доброго предчувствия сжалось сердце.
- Я могу войти? - надменно спросила дама.
- А что вы хотите?
Ирина не решалась ее впустить и надеялась, что женщина пришла к Сер-
гею и, узнав, что его нет дома, повернется и уйдет.
- Хочу поговорить с вами, дорогая моя. Вы что, не узнаете меня?
Нет, Ирина ее не узнавала, но понимала, что должна узнать.
- Проходите, - сухо сказала она, пропуская гостью в квартиру.
Женщина разделась, повесила длинную песцовую шубу в шкаф на плечики.
Под шубой на ней был дорогой деловой костюм из английского твида. Ирина
провела ее в комнату, предложила сесть, но сама осталась стоять. Ей было
тревожно, и она инстинктивно боялась садиться, как человек, который в
любую секунду готовится сорваться с места и убежать.
- Я вас слушаю.
Женщина окинула Ирину оценивающим взглядом с ног до головы.
- А вы изменились, - усмехнулась она, закончив обзор. - Я бы даже
сказала, что вы несколько подурнели. Впрочем, неудивительно, я слышала,
вы попали в аварию и потом долго лечились. Я надеюсь, теперь все в по-
рядке, вы полностью выздоровели?
- Да, спасибо, - по-прежнему сухо ответила Ирина. - Вы пришли спра-
виться о моем здоровье?
- Ну что вы, дорогая, я пришла к вам как к коллеге. У нас с вами, ес-
ли вы не забыли, общий муж.
"Ну конечно! Это первая жена Сергея, - с ужасом поняла Ирина. - Все
пропало".
- Я прошу прощения, но я вынуждена оставить вас на минутку, - сказала
Ирина, стараясь ничем не выдать охватившей ее паники. - Мне нужно пос-
мотреть тесто.
На лице женщины мелькнуло удивление, смешанное с недоверием.
- Конечно, - милостиво кивнула она.
Ирина выскочила в кухню, для виду громыхнула крышкой кастрюли и неза-
метно прошла в спальню. Она знала, где Сергей хранит альбомы с фотогра-
фиями. Да, конечно, вот их свадебные фотографии, а вот снимки, сделанные
в день десятилетнего юбилея их совместной жизни. Это она, Диана Львовна.
Господи, зачем она пришла? Что ей нужно? Неужели...
- Ну и как тесто? - насмешливо спросила Диана, когда Ирина вернулась.
- Подходит.
Ирина постаралась взять себя в руки и успокоиться. В конце концов,
лично Диане она ничего плохого не сделала, во всяком случае, в последнее
время. И, давая интервью въедливой журналистке Олесе Мельниченко, была
предельно корректна и не позволила себе ни одного неуважительного слова
в адрес бывшей жены Сергея Березина.
- Вы теперь играете домовитую жену? - поинтересовалась Диана. - Нас-
колько я знаю, раньше за вами такого не водилось. Сергей вечно ходил го-
лодным и неухоженным, а рубашки и носки стирал себе сам. Это авария так
на вас подействовала?
- Диана Львовна, может быть, мы перейдем к делу? Я слушаю вас.
- С ума сойти! - расхохоталась гостья. - Да вас будто подменили, до-
рогая моя! Какие манеры, какая речь! Светский салон, ни больше ни
меньше. Что ж, тем лучше. С интеллигентной женщиной мне договориться бу-
дет, я надеюсь, проще, чем со спившейся потаскухой.
- Вы хотите меня оскорбить, Диана Львовна? Вам это удалось. Позвольте
проводить вас до двери. В таком тоне я с вами разговаривать не буду.
- Перестаньте, Ира, - поморщилась Диана. - Вы моложе меня, значи-
тельно моложе, и должны быть снисходительны. Кроме того, вы же не можете
отрицать, что ваше поведение в прошлом дает мне все основания говорить о
вас так, как я говорила. Всем известно, что вы много пили, баловались
наркотиками и периодически укладывались в чужие постели. Если вы забыли,
я вам напомню, как мы с вами случайно встретились в ресторане, когда вы
отмечали сорокалетие Сергея. Вы были безобразно пьяны, лезли ко мне об-
ниматься и во всеуслышание объявляли, что мы с вами родственницы по му-
жу. Забыли?
- Хорошо, оставим это. Будем считать, что вы правы. Так что вы от ме-
ня хотите сейчас?
- Я хочу, дорогая, заключить с вами договор. Соглашение о взаимопомо-
щи. В первую очередь я хочу, чтобы вы усвоили раз и навсегда, что поли-
тическое благополучие вашего мужа находится в моих руках. Вы можете вес-
ти себя, как тихий ангел, не пить, не колоться, не изменять ему и даже
не курить, вы можете строить из себя образцово-показательную жену, да-
вать интервью и всеми прочими способами морочить голову публике, но вы
должны все время помнить, что я могу рассказать о вас множество нелицеп-
риятных вещей. И о том, как вы вели себя, когда мы с Сережей еще не были
разведены, о том, как я дважды вышвыривала вас из нашей супружеской пос-
тели, и даже о том, как вы пытались драться со мной. Я могу рассказать,
как в первые годы вашей совместной жизни Сережа приходил ко мне и плакал
на моем плече, говоря, что вы шлюха и пьяница, что он хочет есть, что в
квартире грязь и бардак, но он ничего не может с собой поделать, потому
что любит вас и дня без вас прожить не может. В общем, рассказать я могу
многое. Но могу и не делать этого. Могу, например, всем и каждому гово-
рить, что Сережа встретил вас, когда мы с ним фактически уже расстались,
так что о супружеской измене и речи нет, что вы всегда вели себя достой-
но и ничем меня не обидели. Что Сережа вас безумно любил и всячески пре-
возносил. И так далее. И только от вас зависит, какую линию поведения я
выберу.
- И что конкретно я должна сделать, чтобы вы не поливали меня грязью?
- спросила Ирина, стараясь скрыть дрожь в голосе.
- Вы должны делать мне рекламу, дорогая моя. Я, видите ли, тоже реши-
ла заняться политикой, женщина я свободная, энергичная, времени и сил у
меня более чем достаточно, так почему бы и нет? Уверяю вас, это развле-
чение ничем не хуже других. Сегодня моя партия еще мало кому известна,
хотя в выборах мы участие принимали, у нас все как у больших. Разумеет-
ся, вожделенных пяти процентов мы не набрали, но мы на это и не рассчи-
тывали, нам важно было просто заявить о себе, обозначиться. А вот к сле-
дующим выборам в Думу, через четыре года, мы уже будет готовиться
серьезно. И вы должны мне в этом помочь.
- Каким образом я могу вам помочь?
Диана встала с кресла и прошлась по комнате, разглядывая книги на
полках и маленькие пейзажи в рамках. Ее фигура начала немного оплывать,
ноги были некрасивы, но лицо по-прежнему интересное, с резкими четкими
чертами и почти без морщин.
- Представьте себе, Ира, как интересно будет избирателям следить за
предвыборной борьбой двух партий, во главе которых стоят бывшие супруги.
Партия Сергея Березина и партия Дианы Березиной. Скажу вам правду, в мо-
ей партии я не занимаю лидирующего положения. Но это пока. Потому что,
если вы будете делать так, как я скажу, я стану лидером. Вернее, меня им
сделают. Понимаете?
- Не очень.
- Ну да, конечно, вы в этом не сильны, - снисходительно бросила Диа-
на. - Объясняю попроще, чтобы вам было понятно. Вы направо и налево бу-
дете рассказывать о том, что бывшая жена Сергея, Диана Березина, тоже
занимается политикой и является активным членом партии... Впрочем, наз-
вание вы с ходу не запомните, я вам оставлю свою карточку. Когда у вас
начнут расспрашивать об этом подробнее, вы должны говорить обо мне хва-
лебные слова. Кривить душой вам при этом не придется, вам лично не в чем
меня упрекнуть. Но вы должны будете подбирать такие слова, которые про-
будят у журналистов интерес ко мне как к личности. Они начнут искать ме-
ня и брать интервью. Таким образом, пробудится интерес и у публики. Но
пока только лично ко мне. Я же, в свою очередь, буду в интервью расска-
зывать о нашей партии, и в глазах общественности эта партия уже будет
прочно связана с моим именем. Народ начнет называть ее партией Дианы Бе-
резиной, и тогда волей-неволей нынешние лидеры должны будут призвать ме-
ня в свои ряды. Выхода у них не будет, они поймут, что партия становится
известной народу только благодаря мне и, если я уйду, о ней забудут. На-
род обожает дрязги между бывшими супругами, а то, что это происходит в
форме политической конкуренции двух партий, только придает пикантность и
остроту. Я стану чем-то вроде свадебного генерала, и не исключено, что
меня захочет переманить в свои ряды более мощная партия, которая решит
повести борьбу с партией Сергея. А продавать себя я намерена дорого. Так
как, милочка? Мы договоримся?
- У меня такое ощущение, Диана Львовна, что вы меня шантажируете, -
сказала Ирина.
- Ну разумеется, - рассмеялась Диана. - А что в этом плохого? Я же не
деньги у вас вымогаю. Я предлагаю вам сделку. Если вы не принимаете моих
