исходит насыщение, и если за этот год супруги не стали близкими
друзьями, то никакие многократные оргазмы и никакие феерических размеров
пенисы брак не спасут. Вот и задайте себе вопрос: что будет с вами через
год? Год вы благополучно протрахаетесь, и если вы не будете выпускать
Элю из постели, она, может быть, и не заметит, в каком убогом жилище
обитает и какой гадостью вы ее кормите. А потом?
- А потом она привыкнет жить так, как всегда жил я, - спокойно отве-
тил Турбин.
- Вы ошибаетесь, - возразил Латышев. - Все не так однозначно. Чтобы
сохранить ваш брак, вам нужно за год сделать две вещи - стать Эле близ-
ким другом и приучить ее к нищете. Если вы собираетесь весь год посвя-
тить плотским утехам, то эту задачу не решите, у вас на нее не хватит ни
сил, ни времени. Если же пренебречь сексом, то год она не продержится.
Так что, выражаясь вашими же словами, дело бесперспективное.
- Я не понимаю, чего вы добиваетесь, Марат. Вы явились сюда, как к
себе домой, стали оскорблять Элю, втянули меня в какую-то бессмысленную
дискуссию о любви и браке. Зачем? Вы хотите, чтобы Эля бросила меня и
вышла замуж за вас?
- Конечно. Я этого хочу и совершенно этого не скрываю. А добиваюсь я
только одного: чтобы Эля увидела перед собой одновременно двух любящих
ее мужчин и посмотрела на них обоих трезвыми, незамутненными глазами. И
пусть она, глядя на них, сделает свой выбор, пусть решит, кого ей пред-
почесть. Того, от которого она не может получить ничего, кроме интенсив-
ного и, вероятно, затейливого секса. Или того, который может дать ей
благополучие, тот уровень жизни, к которому она привыкла, поездки, наря-
ды, рестораны, который может обеспечить ее привычное безделье, потому
что не заставит ее идти работать, а для домашних дел наймет домработни-
цу, который будет дарить ей драгоценности и украшения. Единственный не-
достаток этого второго кандидата - он не так силен в постели. Но уже че-
рез несколько месяцев Эля поймет, что это не только не самое главное,
это вообще не имеет никакого значения.
- Типичные рассуждения импотента, - фыркнул Турбин. - Отрицание цен-
ности того, в чем сам не силен. Это ваша собственная теория или вы
где-то это вычитали?
"Отлично, - подумал Латышев, - все-таки я вынудил этого сопливого ин-
теллигента перейти на взаимные оскорбления. Он долго держался, надо от-
дать ему должное, но теперь дело пойдет быстрее, он теряет контроль над
собой. Да, теперь я понимаю, почему Тамила не успела рассорить их за две
недели. Он по темпераменту флегматик, и в беседе с ней он никогда не до-
пустил бы ничего такого, что уронило бы его в Элиных глазах. Тамиле не
пристало вести с ним разговоры о сексе, точно так же как она не могла
при нем говорить обо мне, потому что Эля расценила бы это как преда-
тельство с ее стороны. А мне все это можно, я не выдаю ничьих секретов,
я говорю о себе и своих чувствах".
- Вы противоречите сами себе, - спокойно заметил он. - Мужчина, кото-
рый не может ничего, кроме как трахаться, начинает отрицать ценность
всего остального. Знаете, кто уверен в том, что секс - это главное? Ни-
щие неудачники, которые больше ничего не смогли в жизни сделать. Вот и
утешают себя тем, что в постели они - гении, а все остальное неважно. Вы
же философ, стало быть, должны понимать, что сексуальность - не продукт
цивилизации, она заложена в человеке от природы, и гордиться своими ана-
томическими данными и физиологическими возможностями так же глупо и не-
достойно настоящего мужчины, как, например, гордиться густыми волосами
или красивыми глазами. Этим может гордиться женщина. А настоящий мужчина
ценен только тем, чего достиг, чего добился, что сумел сделать, создать,
изобрести. Так вот, Валерий, мне есть чем гордиться. А вам?
Марат перевел взгляд на Элю, которая сидела замерев, как кролик перед
удавом, и боялась пошевелиться. По ее лицу было видно, что она никак не
может уловить суть спора, поэтому не может понять ни приводимых соперни-
ками аргументов, ни оценить правоту кого-то из них. Нужно было, как го-
ворят в научных кругах, снизить уровень дискуссии.
- Элечка, я обращаюсь к тебе. Я не настаиваю на том, чтобы ты прини-
мала решение прямо сейчас, это решение трудное и болезненное. Но прежде
чем ты его примешь, я хочу, чтобы ты все взвесила. Наш с тобой роман
длился год. Твои отношения с ним, - он кивнул на Турбина, - длятся
только пять месяцев. Мы с тобой гораздо больше привязаны друг к другу,
потому что знаем друг друга дольше. Это тебе понятно?
Эля послушно кивнула, как примерная ученица, которой объясняют теоре-
му на уроке геометрии.
- Мое финансовое положение таково, что я могу обеспечить тебе нор-
мальное существование. А что касается секса, то вспомни Балатон. Разве
ты была недовольна мной? У нас все получалось, и нам было очень хорошо.
И потом, в Москве, нам тоже было хорошо. А теперь представь себе, что ты
первый раз в жизни ешь персики. Они такие вкусные, что ты съедаешь сразу
три килограмма и тебе кажется, что ты можешь без остановки есть их тон-
нами. Но уже на пятом килограмме тебе становится дурно. Назавтра ты
смотреть на них не можешь. А через месяц ты начинаешь относиться к ним
совершенно спокойно, с удовольствием ешь, когда тебе их приносят, и даже
не вспоминаешь о них, когда их нет на столе. То же самое происходит и с
сексом. Это тоже понятно?
Она снова кивнула, и только тут до Турбина дошло, что происходит на
его глазах.
- Вы ведете себя как подонок, - взорвался он. - Перестаньте давить на
нее. Вы пользуетесь тем, что она внушаема и безропотно вас слушает. Уби-
райтесь отсюда!
- Элечка, мне уехать?
Та снова кивнула. Из глаз ее катились слезы, но она их не замечала,
глядя куда-то мимо сидящих по обе стороны от нее мужчин.
- Хорошо, детка, я уеду, хотя видит Бог, как мне этого не хочется.
Твой приятель назвал меня импотентом и подонком, а значит, недалек тот
день, когда он назовет тебя дурой и сукой. Если человек в принципе спо-
собен на оскорбление, то оскорбление любимой жены - только вопрос време-
ни. И еще одно. Знаешь поговорку: "Бог дал - Бог и взял"? Она говорит о
том, что все, что в человеке от природы, может в любой момент исчезнуть.
Густые волосы могут начать выпадать. Красивое лицо может быть обезобра-
жено в результате несчастного случая. Даже жизнь может внезапно обор-
ваться. А вот то, что человек сделал, порой живет веками. И то, чему он
научился сам, уже не пропадет, потому что это не Бог дал и взял обратно,
а человек сам сделал, сам добился. Завтра твой приятель заболеет тяжелым
гриппом, и его сексуальная привлекательность значительно ослабеет. Что
останется? Нищета и скука. А если это случится со мной, то останется все
по-прежнему. Вспомни, Элечка, сколько раз случалось, что у меня не было
сил, а ты все равно оставалась довольна.
Марат не спеша поднялся, налил себе в чашку остывший кофе из кофейни-
ка и стоя выпил, исподтишка наблюдая за Элей и Турбиным. У Эли выражение
лица было подавленное, у Турбина - злое. Сейчас, пожалуй, уже можно ос-
тавить их одних, когда пройдет первый шок, они пустятся в длинные разго-
воры. Если Турбин начнет хаять Марата, каждое лыко будет в строку, каж-
дое резкое слово в его адрес, не зря же Марат бросил эту фразу про ос-
корбления, знал, что говорить. Чем грубее будет Турбин, тем больше Эля
будет убеждаться в правоте Латышева. А если Турбин проявит мягкость и
интеллигентность, то его аргументы до Эли не дойдут: она в тонкой мате-
рии не сильна, понимает только простые фразы и знакомые слова. Марат это
давно заметил.
Глава 8
Квартира, оставшаяся у Селуянова после развода, была огромной и неу-
хоженной. Жена не стала делить жилплощадь, так как с самого начала было
известно, что ее будущий новый супруг является в Воронеже довольно круп-
ной шишкой и с квартирными делами у него все в большом порядке. Николай
выбрал себе сферу обитания - большую комнату и кухню, где старательно
поддерживал порядок и чистоту, а на оставшиеся две комнаты и просторную
прихожую просто махнул рукой. Сюда частенько наведывался Юра Коротков,
который жил в крошечной двухкомнатной квартирке вместе с женой, сыном и
парализованной тещей и который, проведя несколько часов в тишине и покое
просторных селуяновских хором, немного оживал и набирался сил. Самой
большой удачей он считал те вечера, когда жена, среагировав в очередной
раз на какую-нибудь мелочь, устраивала скандал и вынуждала терпеливого
Короткова пулей вылетать из квартиры, хлопнув дверью. В такие вечера Юра
бегом бежал к метро и уже через пятьдесят минут входил в тихую обитель
своего товарища и коллеги. Неубранную, с клоками пыли, шаловливо перека-
тывающимися под ногами при каждом движении воздуха, с отрывающимися
кое-где обоями, но зато спокойную и надежную. Квартира Селуянова была
единственным местом, где Юра мог выспаться. Может быть, играло свою роль
и то, что Николай, как только заканчивались зимние холода, постоянно
держал все окна открытыми, из-за чего воздух в квартире всегда был све-
жим и прохладным, а дома у Короткова из-за опасений, как бы парализован-
ная теща не заболела пневмонией, форточки открывались только на 15 минут
в сутки для "гигиенического проветривания". Каждый, у кого в доме был
парализованный больной, знает этот специфический тяжелый запах лекарств,
мочи и вечно влажного белья, которое сохнет по всей квартире в самых не-
подходящих местах. У себя дома Юра вставал по утрам с тяжелой головой,
злой и невыспавшийся.
Сегодня Юре повезло. Когда он утром стал собираться на работу, жена в
очередной раз подозрительно спросила, куда это он намылился в субботний
день. Удивительным было то, что за последние четыре года Юра не пробыл
дома ни одной субботы, но каждый раз его сборы на службу сопровождались
подозрительными вопросами и нелицеприятными выводами из коротких вежли-
вых ответов. Супруга со вчерашнего дня была в скверном настроении, поэ-
тому заставить ее сказать заветные слова, открывающие Короткову путь к
вожделенному селуяновскому дивану в пустой комнате перед открытым окном,
большого труда не составило. Чем грубее и грязнее были слова, которые
произносила жена, тем "сильнее" и "глубже" мог себе позволить обидеться
Юрий.
- Я чувствую, ты была бы рада, если бы я умер и больше тебе не мешал,
- сухо сказал он, открывая входную дверь и подхватывая на плечо ремень
своей сумки. - Ночевать буду на работе или у Кольки, отдохни от меня,
может, поймешь, наконец, что нельзя третировать людей до бесконечности.
Субботний день прошел в бегах и хлопотах, Николай занимался Маратом
Латышевым и его алиби, а Юра посвятил часть дня Екатерине Головановой,
чье поведение ему не нравилось и казалось подозрительным. Конечно, мало-
вероятно, чтобы она одна совершила два таких сложных и заранее подготов-
ленных убийства, но выступить инициатором она вполне могла. Вместе с кем
же, интересно? С родителями Элены? С матерью Турбина? С брошенным любов-
ником Маратом Латышевым?
Другая часть дня ушла на странную Веронику Матвеевну Турбину, которую
на седьмом десятке внезапно одолела охота к перемене мест. Конечно, суб-
бота была не самым удачным днем для таких исторических изысканий, потому
что в мае уже начался дачный сезон и застать кого-нибудь дома было труд-
новато. Но все-таки кое-какие наметки у него появились.
Домой к Селуянову они приехали вместе, встретившись на середине доро-
ги. По пути зашли в большой универсам и накупили кучу продуктов. Правда,
покупал в основном Коротков. Так бывало всегда, когда он приходил к дру-
гу в гости с ночевкой. Первое время Коля еще пытался разыгрывать гостеп-
риимного хозяина и готовить ужины для Короткова, но Юра быстро пресек
кулинарные тренировки Селуянова.
- Коля, меня дома кормят такой едой, на которую я смотреть не могу. И
дело не в том, что Лялька плохо готовит, просто у нас четыре рта на две
не очень большие зарплаты, и ей приходится экономить. Конечно, я бы на
те же самые деньги питался совсем по-другому, но разве я могу ей хоть
слово сказать поперек? У нее на все один ответ: когда будешь приносить в
дом столько денег, сколько Иванов, Петров или Сидоров, вот тогда и бу-
дешь мне указывать, как тебя кормить и какие продукты покупать. Что я
могу ей возразить? Что я не виноват, потому что во времена моей молодос-
ти получать юридическое образование и работать в милиции было престижно
и почетно, а изучать цивилистику, хозяйственное и финансовое право озна-
чало обречь себя на скучное монотонное прозябание на должности юриста
предприятия? И что двадцать лет назад, когда я выбирал вуз, нельзя было
предположить, что все изменится с точностью до наоборот? Что все финан-
систы, экономисты, плановики, бухгалтера, цивилисты, которых двадцать
лет назад, мягко говоря, за людей не считали, сегодня окажутся хозяевами
жизни и миллионерами, а мы, гордость и элита, окажемся на обочине, опле-
ванные и ПИПсранные всеми, кому только не лень. Короче, Коля, если ты
будешь пускать меня к себе поспать, я буду сам готовить еду. Пальчики
оближешь.
Селуянова это устраивало.
Нагрузив полные авоськи какими-то немыслимыми соусами, приправами,
овощами, названий которых Селуянов даже никогда и не слышал и представ-
ления не имел, как их готовить и с чем есть, и которые Юра покупал по
одной-две штучки, они быстрым шагом двинулись к Колиному дому.
- Чем пахнет у тебя из сумки? - спрашивал невысокий Селуянов, робко
заглядывая снизу вверх в лицо массивного Короткова и судорожно сглатывая
голодную слюну.
- Не скажу, - строго отвечал Юра, для которого наивысшим удовольстви-
ем было заставить друга мучиться в догадках. Он никогда не говорил зара-
нее, что собирается готовить и из каких именно продуктов. Но получалось
всегда отменно.
- Сволочь ты, Коротков, - обижался Коля. - Ты же знаешь, я все могу
вытерпеть, кроме неудовлетворенного любопытства. Ну скажи, чем пахнет,
а? Маринованный чеснок?
- Нет.
- Черемша?
- Нет. Коля, отстань, - расхохотался Коротков, распахивая дверь
подъезда. - Через час узнаешь.
- Да ты охренел! - возмутился Николай. - Я за час сдохну от голода и
любопытства.
- Будешь себя хорошо вести - пущу на кухню посмотреть на работу мас-
тера, - пообещал Коротков.
Они устроились на кухне. Юра повязал фартук и принялся чистить и ре-
зать овощи, а Селуянов разложил перед собой листки с записями, вырванные
из блокнота.
- Короче, Латышев сознался, что был в момент убийства возле Кунцевс-
кого загса, - сообщил он, рассказав Юре вкратце свою эпопею с Маратом и
его подружкой Емельянцевой.
- А кто видел его машину? - поинтересовался Коротков, мелко нарезая
лук и утирая тыльной стороной ладони слезы.
- Честно говоря, никто. Это я сблефовал, - признался Коля.
- Что, вот так, внаглую?
- Ну, не совсем. Какая-то зеленая машина была, это точно, есть чело-
век, который ее видел. Но номер - это, конечно, полет фантазии. Оказа-
лось, "в цвет".
- И что за человек?
- Парень, на соседней стройке на кране работает. Сидит высоко, глядит
далеко. Я первым делом к этим строителям и кинулся, хорошо, что они по
субботам работают. Крановщик сказал, что площадь, на которой находится
загс, с его места хорошо просматривается, и он туда все время поглядыва-
ет. Сам скоро жениться собирается, поэтому интересно. Вот он и вспомнил,
что примерно в начале одиннадцатого от загса через площадь на большой
скорости отъезжала машина зеленого цвета.
- Повезло тебе, - кивнул одобрительно Коротков. - И что дальше соби-
раешься делать?
- С тобой советоваться, - усмехнулся Николай. - Кроме того факта, что
Латышев был возле загса, у меня против него ничего нет. Я говорил со
следователем, он категорически отказывается производить обыск у Латышева
с целью найти пистолет.
- Он прав. Неделя прошла, если пистолет до сих пор у него, то он там
и останется, так что сделать обыск никогда не поздно. А если он его уже
сбросил, то обыскивать тем более бессмысленно. Теперь только комбинации
всякие проводить остается, с радикальными мерами мы уже опоздали. В кон-
це концов, людей, заинтересованных в том, чтобы сорвать свадьбу Бартош и
Турбина, оказалось слишком много, и убийство мог совершить любой из них.
Просто Марата там видели, а остальным повезло, их никто не увидел и не
узнал, но это же не значит, что их там не было. Та же Голованова или
старуха Турбина. Или сама мамаша Бартош. Совершила убийство, внесла су-
мятицу в работу загса, сунула комуто пистолет, например Кате, которая
находится неподалеку и старается не попадаться на глаза невесте. Катя
быстренько уезжает на машине Марата, который ждет ее возле загса. Вот и
вся недолга. Так что или обыскивать квартиры всех, или затаиться и
действовать исподтишка.
- Вот-вот, слово в слово, - подхватил Селуянов, - он так и сказал.
Кстати, никаких связей Латышева с работниками загсов я не обнаружил. Так
что если мы с тобой собираемся его разрабатывать как основного подозре-
ваемого, то надо будет в первую очередь заняться именно этим. А у тебя
какие новости?
- А у меня Вероника Матвеевна, - тяжело вздохнул Коротков. - Непонят-
ная особа. Вот послушай, я тебе расскажу, что сумел узнать. Родилась в
1925 году в семье крупного архитектора. Росла в достатке, холе и неге.
Поступила в медицинский институт, стала врачом-отоларингологом. Замужем
не была. Отец ее умер в 1956 году, мать - в 1963-м. Осталась одна в ог-
ромной роскошной квартире, набитой книгами, картинами и антиквариатом. В
1968 году рожает сына Валерика, при этом никто не знает, от кого. У нее
были две близкие подруги, которые, наверное, знали, кто отец мальчика,
но они уже умерли, одна - в прошлом году, другая - четыре года назад,
так что спросить мне не у кого. А просто бывшие соседки и бывшие коллеги
по работе, разумеется, не знают. Спрашивать не принято, если сама не
рассказывает. Так вот, жила себе Вероника Матвеевна в своей антикварной
квартире до 1985 года, растила Валерика, а потом вдруг как шлея ей под
хвост попала. Стала переезжать с квартиры на квартиру, причем каждая
следующая - меньше и хуже предыдущей.
- Обмен с доплатой? - предположил Селуянов.
- Очень похоже, - кивнул Юра. - Встает законным образом вопрос: на
что нужны деньги? Если учесть, что первый переезд состоялся, когда Вале-
рию было семнадцать лет, можно предположить, что деньги были нужны на
большую взятку. Чтобы уберечь мальчика от армии или устроить его в инс-
титут, что, впрочем, одно и то же.
- Погоди, но ведь ей-то в это время уже было шестьдесят? Верно? Тогда
ни о какой армии и речь не шла, он был единственным сыном престарелой
матери и подлежал освобождению от службы.
- Ах, черт, я и забыл совсем про этот закон, - досадливо поморщился
Коротков. - Значит, все мои рассуждения отбрасываем в сторону и начинаем
сначала. Зачем ей в 1985 году вдруг срочно понадобились деньги? И такие
большие.
- Или она хотела от кого-то скрыться, сменить место жительства. Ты не
помнишь, куда она в первый раз переехала?
- У меня в куртке, в нагрудном кармане, блокнот, притащи, будь добр.
Там записано.
Николай принес куртку и на глазах у Короткова вытащил справку, кото-
рую сам же оставлял ему два дня назад на столе в кабинете.
- Странно, - он пожал плечами, - жила шестьдесят лет в одном и том же
доме и вдруг переезжает буквально на соседнюю улицу.
- Точно?
Коротков опустил нож, которым помешивал на сковороде жарящийся лук, и
уставился на друга.
- Ты уверен, что ее новый адрес - это соседняя улица? - переспросил
он.
- Да точно, точно. Три минуты средним шагом. Не веришь - поехали, по-
кажу.
Коротков верил. Коля Селуянов знал Москву, как собственную квартиру,
поэтому на его слова можно было полагаться полностью.
- Значит, она не скрывалась, - задумчиво пробормотал Юра, слизывая с
ножа приставшие к лезвию золотистые кусочки лука. - Значит, Коляныч, это
все-таки деньги. Но не на освобождение от армии и не на институт. Тогда
на что же? Валерик совершил преступление, и нужно было откупиться от по-
терпевших или дать взятку следователю?
Несколько минут они молчали, потому что Коротков приступил к тонкой и
требующей сосредоточенности процедуре - приготовлению маринада. Пос-
кольку мерных стаканчиков в хозяйстве у Селуянова не водилось, отмери-
вать все ингредиенты приходилось на глазок. Тут уж никакие посторонние
разговоры не допускались.
Соорудив маринад, Юра положил в него аккуратно нарезанное и предвари-
тельно отбитое мясо и засек время.
- Отбивные по-таджикски должны мариноваться ровно сорок пять минут, -
объявил он. - Это будет наше второе горячее блюдо. А первое будет готово
через десять минут.
- А что на первое? - ерзая от нетерпения, спросил Коля.
- Рагу из десяти разных овощей. Не бойся, тебе понравится, это вкус-
но. Так вот, вернемся к моей старушонке. Оставим пока открытым вопрос о
деньгах и поглядим, чем она занимается сегодня. А сегодня, друг мой сер-
дечный Селуянов, она, во-первых, не хочет, чтобы ее сын женился на Элене
Бартош, причем не хочет без всяких разумных объяснений, а во-вторых, за-
чем-то ездит к черту на кулички, аж в Люберцы, и вступает в непонятные
мне контакты с дважды судимым алкоголиком Павлом Смитиенко.
- С кем, с кем?! - вдруг переспросил Селуянов, от неожиданности стря-
хивая пепел с сигареты не в пепельницу, а в стакан с минеральной водой.
- С Пашей Смитиенко?
- Ну да. А ты его знаешь?
- Да ты что, Юрок, забыл? Ты сам его знаешь. Не может быть, чтобы ты
не помнил. Восьмидесятый год, нас же всех свидетелями вызывали, потому
что мы все его знали. Ну, вспомнил?
- Ох ты, елки-палки!
Коротков тяжело опустился на стул, отирая руки о фартук.
- Так это тот самый?
- Иуда. Смитиенко.
- Как же я фамилию-то забыл. Ну надо же! Точно, теперь вспоминаю, Па-
вел Смитиенко. Господи, гадость-то какая! - он брезгливо поморщился. -
Как вспомню - так тошнота подкатывает. И что общего может быть у такого
омерзительного типа с пенсионеркой, бывшим врачом, дочерью крупного ар-
хитектора?
- Заказ? - высказал догадку Николай. - Она заказала ему сорвать
свадьбу сына?
- Возможно. Только зачем? Почему ей до такой степени не хочется, что-
бы он женился на Элене? Впрочем, если Смитиенко действительно алкаш, то
вытянуть из него правду - дело двух минут. Завтра с утречка и поеду, бу-
ду поить его дармовой водкой.
- Я с тобой, - решительно отозвался Селуянов.
- Это зачем? - удивился Юра. - Я и один справлюсь, труд невелик.
- Так любопытство ж разбирает, - улыбнулся Николай. - Да и на Пашку
посмотреть хочется, столько лет его не видел.
- Ладно, - согласился Коротков, - поехали вместе.
Они поужинали, выпив вдвоем бутылку водки, из которой на долю Корот-
кова пришлось чуть меньше трети. Потом еще долго сидели на кухне, словно
за рабочую неделю не успевали наговориться. Коля тосковал о детях и с
ненавистью вспоминал о жене-предательнице. Юра сетовал на то, что не мо-
жет бросить свою Ляльку, оставив ее одну с сыном и парализованной ма-
терью. И конечно же, обсуждали странное запутанное дело о двух убийствах
невест и двух одинаковых записках, полученных накануне убийств совсем
другими невестами. И оба они вместе периодически вздыхали:
- Жаль, что Аська в отпуске! Она бы разобралась...
Воскресенье, которое для Насти Каменской обещало быть днем неспешным
и ленивым, неожиданно обернулось сплошной напряженкой. Сначала позвонила
ее мать, Надежда Ростиславовна. Настя с Алексеем должны были сегодня ид-
ти на воскресный обед к ней и Настиному отчиму, но планы, как выясни-
лось, переменились. Леонид Петрович был срочно вызван на работу, в Юри-
дический институт, где преподавал криминалистику. Скоропостижно скончал-
ся один из руководителей института, и нужно было организовывать похороны
и поминки, а по случаю воскресенья почти никого найти не удалось.
- Настюша, поскольку папа сейчас уезжает и, по-видимому, до позднего
вечера уже не вернется, мы сделаем по-другому, - решительно говорила
мать. - Он завезет меня к тебе, а вечером, когда управится со всеми де-
лами, заберет обратно. Мы с тобой пообщаемся, почирикаем, а вы к нам
приедете, например, во вторник или в среду.
- Конечно, мамуля.
Неожиданный визит матери означал, что предполагаемые полдня спокойной
работы над переводом пошли псу под хвост. Нужно было затевать уборку,
пылесосить, раскладывать по местам разбросанные вещи, идти в магазин,
готовить обед. Никакого удовольствия это Насте не доставило. Но отказы-
ваться от встречи с матерью ей и в голову не пришло.
В самый разгар уборки позвонил Антон Шевцов.
- Анастасия Павловна, ради Бога, извините меня, я понимаю, что веду
себя неприлично, но главный взял нас за горло.
- Что случилось? - не поняла она.
- Помните, мы говорили с вами про интервью, которое вы дадите нашей
газете в обмен на то, что мы опубликуем фотографию женщины?
- Помню. И что?
- Понимаете, фотографию мы поставили во вчерашний номер, а главный
редактор сказал, чтобы под фотографией и объявлением о розыске дали
текст: "Подробности о кровавом преступлении, в связи с которым разыски-
вается эта женщина, - в нашем следующем номере, который выйдет в свет в
понедельник. Читайте интервью нашего корреспондента с очевидцами". С
точки зрения коммерции я его понимаю, под такой анонс он продаст место
для рекламы в завтрашнем номере втридорога.
- Разумно, - согласилась Настя. - Так в чем проблема?
- Да в том, что если интервью должно быть опубликовано завтра, то де-
лать его нужно сейчас. Я понимаю, воскресенье, у вас другие планы, но...
- Что ж с вами сделаешь, - вздохнула она. - Давайте договариваться.
Только имейте в виду, я не могу никуда ехать. Ко мне сейчас приедет мама
и пробудет до самого вечера.
- Конечно, конечно, Анастасия Павловна, мы приедем к вам домой,
только назначьте время.
- Давайте часа в три, хорошо?
- Будем ровно в три, как штык, - радостно заверил ее Антон.
Сердито чертыхаясь про себя и кляня в душе свое неумение отказывать
людям, Настя с остервенением водила щеткой пылесоса по лежащему в комна-
те паласу. Ну надо же, какая незадача, в один день на нее обвалились и
мама, и эти журналисты. К сожалению, это оказалось еще не все. В тот са-
мый момент, когда Настя закончила уборку, приняла душ и села в своем лю-
бимом старом халате на кухне, чтобы выпить чашку кофе и перехватить ка-
кой-нибудь бутерброд, раздался звонок в дверь и в квартиру влетела Даша.
- Дашунчик, у тебя в животе не ребеночек, а воздушный шарик, и ты на
нем летаешь, - пошутил Леша, целуя ее. Он, который всю жизнь был худым
и, по образному выражению друзей, гремел при ходьбе костями, не мог себе
представить, как можно жить с таким огромным животом, и не просто жить,
а передвигаться, ходить и даже почти бегать.
- Ты одна? А Саня где? - спросила Настя, обнимая ее.
- Внизу, машину закрывает.
- Да? - подозрительно бросила Настя. Она давно уже обратила внимание,
что ее брат не тратил на это ни одной лишней секунды, объясняя, что сиг-
нализация включается автоматически, как только он запирает на ключ дверь
со стороны водительского места. Что-то здесь было не так.
Подозрения ее оказались не напрасными. Через несколько минут в квар-
тиру ввалился Саша, сгибаясь под тяжестью огромного ящика.
- Что это? - с ужасом произнес Алексей, глядя на ящик, который весил
не меньше сорока килограммов.
- Это фрукты и свежая рыба. Еще сегодня ночью плавала в Каспии, - тя-
жело переводя дыхание, ответил Александр. - Друг прислал из Баку. Хотел
к свадьбе, к прошлой субботе успеть, но у них там заварушка какая-то
случилась, аэропорт закрыли. Вот вчера только рейсы возобновились. Он
мне позвонил, мол, встречай, утренним рейсом отправляю фрукты, которые
только что сорвали, и рыбу, которую только ближе к вечеру еще пойдут ло-
вить. Я ему говорю, не надо, спасибо тебе за заботу, но свадьба уже не-
делю назад состоялась, а он - ни в какую. Я, мол, сам для себя решил,
что должен послать тебе фрукты и рыбу, - и точка. Пусть жена кушает, ей
полезно.
- И это правильно, - со смехом согласилась Настя, - ей полезно, так
что пусть кушает. Зачем ты нам-то это притащил?
- А куда девать? - развел руками Александр. - Там таких пять ящиков
было. Родителям отвезли по ящику, моим и Дашки - ным, тебе, надо бы еще
один пристроить. Фрукты нельзя хранить, они очень спелые, их надо съесть
максимум дня за три, лучше - за два. А про рыбу и говорить нечего. Замо-
раживать ее уже поздно, полсуток она по жаре болтается. Надо немедленно
готовить и есть. Ася, никому из твоих знакомых не нужно? Жалко ведь, ес-
ли пропадет. Человек старался, упаковывал, отправлял...
Настя ласково провела рукой по мокрому от пота лицу брата и чмокнула
его в нос.
- Саня, от тебя можно рехнуться. Зачем ты тащил такую безумную тя-
жесть один? Лешка спустился бы и помог. Ты же надорвешься. Тоже мне, Жа-
ботинский выискался. А лишний ящик я пристрою, об этом не беспокойся. У
нас с Чистяковым тоже родители есть.
- Здорово, - обрадовался Саша. - Тогда налей мне чегонибудь попить, и
мы поедем дальше, повезем эти чертовы ящики.
Настя принесла брату стакан минеральной воды и с нежностью смотрела
на его худую шею, по которой в такт большим глоткам двигался выпирающий
кадык. Внезапно ей пришла в голову мысль.
- Саня, а пусть Дашка останется у нас, пока ты ездишь, ладно? Чего ей
с тобой мотаться, только выхлопом дышать. Мы с ней фрукты разберем, рас-
сортируем, что нужно есть немедленно, а что еще может полежать, поболта-
ем о всякой бабской ерунде. Дашуня, как тебе мое предложение?
С этими словами Настя незаметно подмигнула Даше, чтобы дать ей по-
нять, что дело вовсе не в фруктах.
- Ой, правда, Сашенька, давай я останусь, а? А ты потом за мной прие-
дешь.
- Ладно, - пожал плечами Каменский, - оставайся. Я вернусь за тобой
часам к пяти.
Они вместе с Лешей спустились вниз и приволокли еще один точно такой
же ящик, содержимое которого предстояло разделить между Лешиными и Нас-
тиными родителями.
Не успели они закрыть дверь за Сашей, как явилась роскошная и
убийственно элегантная Надежда Ростиславовна. За ее спиной Настя увидела
отчима с огромной сумкой в руке.
- Ребенок, сдаю тебе маму с рук на руки и уезжаю, - быстро сказал Ле-
онид Петрович, который понимал падчерицу с полувзгляда. Он сразу заметил
некую тень ужаса и отчаяния на Настином лице, а также стоявшую в комнате
Дашу и понял, что для такой маленькой квартирки народу получается много-
вато, Настя нервничает и злится.
