лест переворачиваемых страниц - Кира любила читать перед сном.
Прислушиваясь к Кире и представляя мысленно все ее движения, Платонов
вдруг почувствовал острую тоску по жене, Валентине. И дело было вовсе не
в том, что ему захотелось близости с женщиной, нет, напротив, близости
ему не хотелось совсем, слишком в сложной и тревожной ситуации он ока-
зался, чтобы тосковать по сексу. Просто он был очень привязан к жене,
ценил ее, дружил с ней, и, расставаясь, обычно очень скоро начинал ску-
чать. Да, он любил Алену Русанову, он испытывал одновременно нежность и
восторг, обнимая ее, но почему-то никогда по ней не скучал и без нее не
тосковал. Он не задумывался над объяснениями такого феномена, просто
принимал его - и все.
После посещения Совинцентра Настя разыскала эксперта Олега Зубова,
вечно хмурого, всегда чем-нибудь недовольного и постоянно жалующегося на
здоровье. Впрочем, все прекрасно знали, что на настроение Олега внимания
можно не обращать, потому что оно всегда плохое, а экспертом он был пер-
воклассным, и что самое главное - работу свою любил и делать ее не ле-
нился.
Зубова Настя застала с огромной дымящейся кружкой в одной руке и без-
размерным бутербродом - в другой. Он сидел в низеньком кресле, вытянув
непомерной длины ноги и расслабленно прикрыв глаза.
- Тебя можно отвлечь? - робко спросила Настя, подходя к Зубову и ста-
раясь не споткнуться о его ноги.
- Нельзя, - буркнул тот сквозь зубы, продолжая медленно жевать бу-
терброд. - Я после суток, меня нет.
Настя бросила взгляд на часы - половина пятого. Суточное дежурство
заканчивается в десять утра, и если Олег до сих пор не ушел домой, то
можно представить, как сильно он устал.
- Ты собираешься уходить?
- Уйдешь с вами, - снова процедил он, слегка пошевелив вытянутыми но-
гами, что, по-видимому, должно было обозначать страстное намерение уйти
отсюда, которому осуществиться не дают плохие мальчики-милиционеры. -
Развели бандитов и воров, понимаешь ли, а потом честному эксперту проды-
ху нет. Ты чего пришла?
- В любви объясняться буду.
Олег вяло приоткрыл один глаз, откусил от полуметрового бутерброда
изрядный кусок и снова начал медленный процесс пережевывания пищи с зак-
рытыми глазами.
- Начинай, - изрек он через некоторое время.
- Олеженька, ласточка моя, ягодка моя красненькая пупырчатая, - нача-
ла Настя вдохновенно, ибо знала, что от нее требуется только одно - раз-
будить эксперта.
- Какая ягодка?
Зубов быстро открыл оба глаза и приподнял голову, при этом на его
длинном лошадином лице мелькнул неприкрытый интерес.
- Пупырчатая, - громко и внятно повторила Настя.
- Почему?
Он подтянул ноги и согнул их в коленях.
- Потому что самые вкусные ягоды всегда в пупырышек, - объяснила Нас-
тя. - Клубника, малина, ежевика, шелковица. Понял?
- Не понял, но зато проснулся.
Олег помотал головой и сделал большой глоток горячего крепкого чаю.
Настя знала это состояние тяжелой сонной одури, которое наступает после
суточного дежурства, если вовремя не лечь спать.
- Так чего надо-то?
- Бумажку с номером банковского счета, которая проходит по убийству
Агаева.
- Губы раскатала! - фыркнул Зубов. - Она у следователя.
- Олежка, при чем тут следователь, у тебя же наверняка и копия заклю-
чения осталась, и фотография.
- Дать, что ли?
- Ага.
- Не "ага", а дайте, пожалуйста, господин Зубов. Через буфет.
- Что тебе принести? - с готовностью спросила она. Манера эксперта
все одолжения оказывать "через буфет" была хорошо известна в МУРе. При
этом все знали, что дорогого подношения Олег не потребует никогда, а ес-
ли принести - не возьмет. Для него важен был сам факт маленького пищево-
го подарка как знак уважения и признания того, что эксперт оказывает ус-
лугу, а не делает то, что и без того обязан делать. Почему-то мысль об
оказании услуги грела Зубова, но к этому все давно привыкли и рассматри-
вали некоторую странность его характера как нечто неизбежное, вроде при-
чуды гения.
- Пачку печенья. Финского, - уточнил он.
Через пятнадцать минут Настя вернулась, неся в руках синюю тубообраз-
ную упаковку с финским печеньем. На столе перед экспертом уже лежала ко-
пия заключения и фотографии полоски белой бумаги с написанными на ней
цифрами и буквами. Фотографий было две - в реальном масштабе и увеличен-
ная в два раза.
На увеличенной фотографии можно было заметить какие-то странные следы
по краю бумажной полоски, напоминающие не то точки, не то царапины. Все-
го этих точек было десять, пять в одном месте и пять - в другом.
- А что это? - спросила Настя, показывая на следы.
- Типографская краска. Я тоже обратил на них внимание.
Обыкновенная типографская краска.
- Интересно, откуда же отрезали эту полоску? - задумчиво проговорила
она. - У тебя есть идеи?
- Судя по качеству бумаги, это был какой-то альбом, типа альбома для
рисования, или тетради для гербария, или вообще детская книжка наподобие
"раскрась сам". Бумага не писчая, не для машинописных работ и не для
принтера.
- Иными словами, нужно искать человека, в семье которого есть ребенок
в возрасте от пяти до двенадцати лет. Пол-Москвы.
- Ну, мать, на тебя не угодишь, - развел руками Зубов, вскрывая пода-
ренную ему пачку печенья и протягивая ее Насте. - Угощайся.
Она машинально взяла печенье и сунула в рот, не чувствуя вкуса. Ка-
кая-то смутная мысль мелькнула в глубине ее сознания и исчезла, вызвав
беспокойное раздражение.
Настя знала, что работа ее внутреннего компьютера имеет три разновид-
ности "выходов". При одном варианте долгая кропотливая работа, требующая
безупречного внимания и прекрасной памяти, позволяла в беспорядочном во-
рохе информации находить то, что нужно. При другом варианте внутренний
компьютер включался внезапно, реагируя на совершенно неожиданные вещи,
как это случилось, например, вчера, когда составление свадебного наряда
из разных комплектов и костюмов навело Настю на мысль о том, что Дмитрий
Платонов дает разным людям кусочки информации в надежде на то, что, соб-
равшись вместе, они восстановят истину. При третьем же варианте
компьютер полностью выходил из повиновения хозяйке и вел себя как ему
вздумается. Он находил верное решение, о чем тотчас ставил в известность
Настю, посылая ей сигналы, заставляющие ее морщиться от неприятного хо-
лодка где-то в области солнечного сплетения, однако обнародовать это ре-
шение не спешил, заставляя хозяйку подбирать методом проб и ошибок спе-
циальные программы и ключи.
Почувствовав знакомое беспокойство, Настя поняла, что в ближайшее
время здоровый сон и нормальный аппетит ей не угрожают. Она будет выпол-
нять свою работу, искать "подпиленное звено", через которое не прошла
информация от Димы Платонова к генералу Заточному, обсуждать с Андреем
Чернышевым варианты поиска подмосковного стрелка-убийцы и при этом пос-
тоянно думать о полоске бумаги, отрезанной то ли от школьного альбома,
то ли от детской книжки.
Почему бумажка с номером счета, на который переведены деньги от фирмы
"Артэкс" в фирму жены Платонова, оказалась у убитого Славы Агаева? Если
Слава узнал о том, что Платонов взял взятку, и сказал об этом Дмитрию,
то понятно, почему Платонов мог убить своего помощника из Уральска. Но
совершенно непонятно, почему убийца не забрал у жертвы эту бумажку. Ведь
если бы не она, вопрос о взятке никогда бы не вылез.
А если Агаев узнал про деньги, но ничего Платонову не сказал? А поче-
му, собственно? Не доверял ему? Хотел сам проверить? Тогда очень важно
понять, откуда вообще появилась эта пресловутая бумажка: привез ли Агаев
ее с собой из Уральска или получил от кого-то уже здесь, в Москве?
Настя еще раз проверила все передвижения Агаева по минутам. Выходило,
что времени на заезды куда-нибудь по пути из аэропорта на Житную, в ми-
нистерство, у него не было. Если только его не встречал кто-то в аэро-
порту. Кто-то, кто и отдал ему эту полоску бумаги с реквизитами банковс-
кого счета, отрезанную от детского альбома.
Она попыталась представить себе самый естественный путь, по которому
столь серьезная банковская информация может соединиться с невинной ре-
бячьей принадлежностью. Картинка сложилась быстро и легко. Человеку зво-
нят домой и говорят: записывайте. Он хватает первое, что подворачивается
под руку, например, альбом сынишки или дочки, записывает с краю листа
цифры и буквы, а после окончания разговора аккуратно отрезает полоску
ножницами. Да, по-видимому, так все и было. Если бы человек этот звонил
сам, то приготовил бы для записи более подходящий листок, например,
блокнот или записную книжку. А если бы разговор состоялся по служебному
телефону, а не по домашнему, то откуда бы взялся детский альбомчик?
В субботу Кира поднялась рано и стала собираться за город, к родите-
лям. Платонову пришлось тоже встать, так как расставленная на кухне
раскладушка мешала Кире подойти к плите, чтобы вскипятить воду для кофе.
Дмитрий наблюдал, как она разглаживает на столе и складывает в маленькие
квадратики черные нейлоновые сумки, свободно умещающиеся в карманах ее
просторной куртки.
- Мне повезло, что прямо возле вокзала есть огромный гастроном, кото-
рый работает без выходных с восьми утра до девяти вечера. По крайней ме-
ре, мне не нужно тащить продукты через всю Москву, я их покупаю прямо
перед электричкой.
Она быстро выпила кофе и ушла в ванную одеваться. Пуговицы халатика
стукнули о металлопластик стиральной машины, затем послышался характер-
ный звук застегиваемой металлической "молнии" - Кира надевала джинсы.
Несколько раз пшикнул спрей-дезодорант, в этот момент Платонов попытался
представить себе стройную подтянутую фигуру женщины, стоящей перед зер-
калом в одних джинсах и надевающей бюстгальтер. Перед его мысленным взо-
ром появились заведенные за спину руки, соединяющие разъемы пластмассо-
вых застежек, отражающаяся в зеркале упругая красивая грудь, туго стяну-
тые джинсами "стретч" мускулистые бедра. Женщина была несомненно краси-
ва. Но еще более несомненным было то, что она не вызывала у Платонова
никаких "посторонних" мыслей. "Неудивительно, - подумал Дмитрий. - В та-
ком дерьме, в каком я оказался сейчас, мне еще бывать не приходилось.
Хорошо еще, что я сохраняю способность что-то соображать. На секс у ор-
ганизма сил уже нет".
Он машинально продолжал прислушиваться к доносящимся из ванной зву-
кам. Сочный звук открывающегося замка на магнитной присоске - Кира
что-то достает из зеркального шкафчика, висящего на стене. Сухое шурша-
ние, происхождение которого так и осталось для Платонова невыясненным.
Щелчок металлической заколки, которой Кира убирает в узел на затылке
свои тяжелые густые волосы.
Наконец она вышла в прихожую и стала одеваться. Глядя на ее задумчи-
вое и немного грустное лицо, Платонов внезапно ощутил прилив нежности к
этой тихой женщине, взвалившей на себя огромную и опасную ношу помощи
попавшему в беду сыщику. Под влиянием порыва он шагнул к ней, обнял за
плечи, прижался щекой к ее волосам.
- Возвращайся скорее, хорошо? - шепотом попросил он. - Я буду тоско-
вать без тебя.
- Хорошо, я постараюсь, - так же шепотом ответила она.
Дмитрий почувствовал, как напряглась ее спина, словно она хотела отп-
рянуть от него, но огромным усилием воли сдерживалась.
- И будь осторожна, Кира.
- Хорошо, я постараюсь, - повторила она.
- Кира, я дурак, я все делаю неправильно, - произнес Платонов неожи-
данно для себя. - Когда ты вернешься сегодня вечером, все будет по-дру-
гому. Я тебе обещаю. Все будет подругому.
Он и сам не понимал, о чем говорил сейчас, он не знал, что именно де-
лает неправильно и что именно будет по-другому, просто он инстинктивно
чувствовал, что должен это сказать, а уж о том, как выполнить обещанное,
он подумает. У него впереди целый день.
- Мне надо идти, иначе я не успею на поезд, - сказала Кира, делая шаг
назад.
Платонов резко притянул ее к себе и медленно и нежно поцеловал в гу-
бы.
- Иди, - тихо сказал он с улыбкой, - но помни: я тебя жду. Я тебя
очень жду. Возвращайся быстрее. И береги себя, пожалуйста.
Оставшись один, Дмитрий бесцельно послонялся по квартире, посмотрел
телевизор, потом взял себя в руки и начал обдирать обои в кухне. С энту-
зиазмом взявшись за работу, он быстро вынул посуду и прочую кухонную ут-
варь из навесных и напольных шкафов, отодвинул холодильник, отнес в ком-
нату все, что можно было. Стены оказались на удивление хорошими, шпакле-
вочных работ не требовали, и он решил, что, пожалуй, успеет к возвраще-
нию Киры наклеить новые обои.
Методично намазывая полосы обоев клеем, прикладывая их к стене и
разглаживая тряпкой, Платонов думал о том, сколько же еще времени ему
придется провести в этой квартире, пока обстановка не разрядится. Он по
опыту знал, что комбинация с кусочками информации - самая верная, самая
безопасная, но именно поэтому и самая медленная, и надо набраться терпе-
ния и ждать. Можно позвонить и сказать все, от начала до конца, только
одному человеку и не ожидать мучительно, пока несколько человек догада-
ются собраться вместе и сложить из мозаики картинку. Но всегда есть риск
ошибиться, доверить бесценную информацию тому, кто тебя предаст, из ко-
рысти ли, по злобе, по глупости, но все равно предаст. Информация попа-
дет к преступникам, а не к сыщикам, и преступники найдут тебя и заставят
замолчать задолго до того, как оперативники только заподозрят неладное.
Если же дробить информацию и давать ее разным людям, то всегда есть
шанс, и немалый, что даже если кто-то из них окажется предателем, то ос-
тальные, собравшись вместе и поняв, что какого-то кусочка мозаики не
хватает, все же до истины докопаются. Только на это нужно время, потому
что ни один более или менее опытный сыщик, которому позвонила неизвест-
ная женщина и передала информацию от находящегося в розыске преступника,
не побежит немедленно по коридорам с истошным криком: мне позвонили! мне
сказали! Он и шепотом об этом, скорее всего, никому не скажет. Он будет
молча жевать эту информацию, в попытках ответить в первую очередь на
вопрос: а почему позвонили именно мне? Ведь этот преступник меня не зна-
ет, мы с ним не знакомы, так почему он решил довериться именно мне? По-
чему? Не потому ли, что о других он знает что-то такое, что заставляет
его сомневаться? Тогда и мне нужно некоторое время помолчать, присмот-
реться к окружающим, прежде чем рассказывать, что беглый убийца и взя-
точник вступил со мной в контакт.
К вечеру позавчерашнего дня, четверга, генералу Заточному еще не зво-
нили ни Каменская, ни Сережа Русанов. Думают, примериваются, осторожни-
чают. Первым, конечно, позвонит Серега, просто потому, что он лучше зна-
ет Ивана. От Каменской трудно ожидать, что она сообразит обратиться к
Заточному. Она, скорее всего, расскажет о звонках Киры или Русанову, или
своему начальнику, а уж от них ниточка потянется к Заточному. Сам Серега
Русанов, конечно, ни за что не расколется Каменской, что ему звонила Ки-
ра и что он получил от Платонова документы по золотосодержащим отходам.
Он скажет об этом только Заточному, только ему одному, потому что инфор-
мация взрывоопасная и обращаться с ней нужно крайне осторожно.
Платонов уже давно понял, что Уральск-18 обложили административно-фи-
нансовой блокадой, потому что все заводы в этом, еще в недавнем прошлом
закрытом и засекреченном, городке имели отношение к оборонке, а значит,
работали со стратегическим сырьем и драгоценными металлами. Какая-то
сволочь в правительственных сферах нажала на кнопку и перекрыла финанси-
рование этих заводов, заморозила их счета, объявив убыточными, и рабочие
теперь не получают зарплату, а администрация, чтобы помочь людям, готова
идти на любые сделки, зачастую закрывая глаза на их сомнительность.
В преступной группе, выдаивающей деньги из многострадального
Уральска, должны быть люди из Центробанка, а также человек, выдающий ли-
цензии на вывоз стратегического сырья и драгметаллов из страны. Навер-
ное, должен быть и крупный чиновник из Таможенного комитета, а если эти
люди еще и обладают непомерной жадностью, то привлекли к себе на службу
и налоговую полицию. С такой солидной бандой шутки шутить опасно, и ин-
формацию надо скрывать ото всех до тех пор, пока не будет полного набора
доказательств, от которых уже невозможно отпереться.
Разгладив тряпкой последнюю полосу обоев, Платонов отступил на нес-
колько шагов в прихожую и полюбовался на результаты своего труда. Кухня
стала светлее и наряднее, обои лежали ровно, а проступающие темные влаж-
ные пятна через несколько дней высохнут и исчезнут.
Быстро собрав обрезки обоев и грязные тряпки в огромный пластиковый
мешок для мусора, Дмитрий вынес его поближе к входной двери, тщательно
вымыл пол в кухне и полез в душ отмываться. Стоя под горячей водой, он
вдруг вспомнил про странные шуршащие звуки, доносящиеся из ванной, когда
Кира открывала зеркальный шкафчик. Он протянул руку, открыл правую двер-
цу и увидел на полочках аккуратно расставленные баночки с кремами. Опре-
деленно, шуршать здесь было нечему. За средней дверцей полочек не было,
там стояли высокие флаконы с шампунем, жидким мылом, баллон с лаком для
волос и гель для душа. Платонов открыл левую дверцу, еще раз про себя
отметив, что не ошибся, определяя по звуку, что Кира открывает дверцы на
магнитных присосках. Его взгляду предстали маленькие коробки с "Тампек-
сами", женскими прокладками "СагеГгее" и большая коробка с прокладками
"Силуэт". Дмитрий на миг испытал острое чувство неловкости, как бывает
всегда, когда соприкасаешься с чем-то очень интимным. Ему захотелось
посмотреть, может ли шуршать содержимое этих коробок, но он с удивлением
понял, что не может заставить себя даже прикоснуться к ним. Почему-то
все, что связано с гинекологией, вызывает у среднестатистического мужчи-
ны, если он не врач, странную смесь ужаса и брезгливости. Платонов про
себя усмехнулся, осторожно закрыл дверцу шкафчика и состроил сам себе
дурацкую рожу, глядя на отражение в зеркальной поверхности. Тоже мне,
Эркюль Пуаро акустики, весело подумал он.
Семнадцатилетний Володя Трофимов выволок из электрички велосипед,
стащил его с платформы по деревянным ступенькам и весело начал крутить
педали. Он любил ездить на дачу к деду, где был огромный участок с тен-
нисным кортом, бассейн и где ему предоставлялась полная свобода. Дед был
крупным воротилой, Володя это прекрасно знал, недаром же и в городской
квартире, и на даче всегда маячили два-три телохранителя, а оба автомо-
биля имели бронированные стекла и мощные движки. Когда-то, когда мальчик
учился в восьмом классе, один из подручных деда услышал, как кто-то из
одноклассников, обращаясь к Володе, назвал его Трофимом, что было вполне
нормальным, так как школьные прозвища чаще всего переделывались из фами-
лий. Отозвав Володю в сторонку, он сказал:
- Скажи своим дружкам, чтобы придумали тебе другую кликуху.
- Почему? - удивился Володя.
- Потому что Трофим - это имя. С большой буквы. Его заслужить надо.
Твой дед его носит. Понял?
Володя тогда сделал вид, что понял, но с тех пор стал внимательнее
присматриваться к деду и его окружению. Отца своего мальчик помнил пло-
хо, его убили, когда Володе было шесть лет. Когда через несколько лет
мать собралась снова выходить замуж, дед сказал невестке:
- Хочешь уйти из моей семьи - скатертью дорога, но внука оставишь со
мной. Тебе одной его не вырастить, а чтобы сын моего Николая рос рядом с
чужим мужиком, с отчимом, я не допущу. Решай.
Мать помучилась некоторое время, но замуж все-таки вышла, и с тех пор
мальчиком безраздельно владел дед, великий и могущественный Илья Никола-
евич Трофимов, которого все называли просто Трофимом.
От станции до дедовой дачи было почти десять километров, и Володя с
удовольствием думал о предстоящей быстрой езде сначала по широкой доро-
ге, а потом по узенькой тропинке, с обеих сторон обрамленной деревьями.
Снег давно сошел, и хотя земля все еще была мокрой, на велосипеде вполне
можно было проехать. На даче он поплавает в бассейне, позанимается на
тренажерах, потом его накормят вкусным сытным обедом, а когда стемнеет,
он зайдет за Наташей и они отправятся гулять до тех пор, пока ее родите-
ли не уснут. А там... Он сладко зажмурился от предвкушения.
Володя занимался тяжелой атлетикой и в свои семнадцать лет имел столь
мощный торс, что со спины его можно было принять за двадцатипятилетнего
мужчину. Осознание власти и могущества своего деда давно стерло детскую
наивность и неуверенность с его лица, и отказа у девушек и женщин он не
знал. Наташа, приезжавшая на дачу с родителями каждую субботу, была на
пять лет старше его, но кого это волнует! Ни Трофиму, ни ее старомодным
родителям и в голову не приходит, что между десятиклассником Володей и
заканчивающей институт студенткой может быть что-то, кроме трогательной
детской дружбы. Трогательная дружба, разумеется, когда-то была, дети
вместе плавали в бассейне и играли в теннис, ездили наперегонки на вело-
сипедах и смотрели до полуночи фильмы ужасов по видику. Но однажды на
смену "ужастикам" и "страшилкам" пришла крутая черная порнуха. Двадцати-
летняя Наташа завелась с пол-оборота, и Володя, у которого аж в глазах
потемнело от желания, с одного взгляда понял, что она готова сейчас от-
даться первому встречному и ей совершенно наплевать, сколько ему будет
лет, пятнадцать или семьдесят пять. У него уже был довольно солидный
опыт сексуального общения и с одноклассницами, и с девушками-спортсмен-
ками, вместе с которыми они выезжали на лагерные сборы, так что страха
перед близостью со взрослой Наташей Володя не испытывал. Все прошло
очень хорошо, и вот уже два года он регулярно ездил на дачу, стараясь не
пропускать ни одной субботы.
Широкая дорога кончилась и перешла в тропу шириной метра в полтора,
окаймленную деревьями. Володя Трофимов подумал, что уже через месяц го-
лые ветки покроются нежной листвой, а через два зелень станет сочной и
такой густой, что вовсе не обязательно будет дожидаться, пока Наташины
родители уснут, и можно будет заниматься любовью среди бела дня, найдя
местечко поукромнее...
Если бы нашелся ангел, готовый отвечать на глупые вопросы следовате-
лей, он бы рассказал, что Володя Трофимов умер с мыслью о любви.
На этот раз понедельника ждать не пришлось. Трофим, обеспокоенный
тем, что внук что-то слишком долго добирается до дачи, послал одного из
охранников навстречу мальчику, велев прихватить кое-какие инструменты на
случай, если окажется, что сломался велосипед. Уже через час охранник
вернулся, принеся страшное известие. А через четыре часа Трофим, попро-
щавшись с работниками милиции, вошел в дом, заперся в кабинете и позво-
нил Виталию Николаевичу Кабанову.
- Я знаю, что у тебя на днях был человек, - начал он, стараясь гово-
рить спокойно и ничем не выдать обрушившееся на него горе.
- Был, - подтвердил Кабанов.
- Он изложил тебе свою просьбу?
- Да.
- Ты взялся ее выполнить?
- Да.
- Хорошо. Теперь слушай меня, Паровоз. Слушай внимательно, потому что
второй раз я повторять не буду. Этот снайпер сегодня убил моего внука.
Милиция его найти не может, а Ты, Паровоз, его знаешь. Сроку тебе - три
дня. Пусть выполнит задание и исчезнет с лица земли. Если через три дня
эта мразь еще будет жива, менты узнают, что снайпер твой человек, и тог-
да тебе конец. Ты понял меня. Паровоз?
- Я тебя понял, Трофим.
- Вот и ладно. Три дня. Не забудь.
Трофим положил трубку на рычаг, но вдруг осознал, что не может раз-
жать обхватившие ее пальцы. Все тело его словно свело судорогой, он
скрипнул зубами, стараясь удержать рвущийся из горла хриплый стон, и
рухнул лицом на полированную поверхность большого письменного стола.
Снайпер застрелил внука самого Трофима! Такого никто не ожидал. Этого
нельзя было предвидеть. И все-таки злость и страх были столь велики, что
Виталий Николаевич, сознавая собственную неправоту и несправедливость,
обрушился с упреками на своего помощника Геннадия Шлыка.
- Я же говорил тебе, что пока прекращать! Я говорил! Говорил! Надо
было остановить это сразу, после первого же трупа, это ты все время
твердил, что нужно подождать! Вот, пожалуйста, дождались. Ты хоть пони-
маешь, чем это нам грозит?
Шлык подавленно молчал. Сказать ему было нечего.
- Откуда Трофим узнал, что у меня есть связь с этим стрелком? От те-
бя? Говори, сукин ты сын, ублюдок недоделанный, это ты Трофиму стучишь?
Чем он тебя взял? Деньгами?
- Побойтесь Бога, Виталий Николаевич, вы же никогда в моей преданнос-
ти не сомневались. От добра добра не ищут, сами знаете.
- Мало ли чего я знаю! - бушевал Кабанов. - Я и другое знаю: я много
в своей жизни дел наворочал, но всегда сухим выходил, потому что с мок-
рыми не вязался. На мне ни одной смерти нет, ни одного трупа. И вот Тро-
фим узнает, что у меня есть контакт со снайпером, присылает ко мне чело-
века - и все, я в одну секунду сделался соучастником. Так мало того, те-
перь еще Трофим требует, чтобы я убрал этого снайпера. Ты понимаешь, что
будет дальше? Дальше либо мне тюрьма в подарок от ментов, либо пожизнен-
ная кабала у Трофима, который знает, что на мне висит труп, а эта кабала
еще почище государственной тюрьмы будет. А если задание снайперу не пе-
редавать и потом его не трогать, то через три дня Трофим меня достанет.
И никуда я от него не денусь. Моей власти не хватит на то, чтобы за три
дня свернуть все дела, купить билет, получить визу и свалить отсюда к
чертовой матери. Да и бессмысленно это, в любой цивилизованной стране
Трофим меня найдет, у него свои люди по всему свету разбросаны.
Он умолк, потирая ладонями лицо и то и дело отирая выступающий на шее
пот. Геннадий по-прежнему молчал, думая о том, что доказать его связь с
Трофимом невозможно. Сам он никогда не признается, а Трофим его не
сдаст. Конечно, Паровоз будет его подозревать, ну и черт с ним, никуда
не денется, выгнать - Трофима побоится, убить - рука не поднимется. Так
и останется все по-прежнему.
- Завтра утром устрой мне встречу с вольным стрелком, - сказал Каба-
нов, немного успокоившись. - Времени у нас воскресенье, понедельник и
вторник. Значит, до утра среды. К среде все должно быть кончено. Снайпе-
ра мы, конечно, уберем, это несложно, а вот как сделать, чтобы он успел
задание выполнить за это время - другой вопрос.
- Не думайте вы об этом, Виталий Николаевич, для вас важнее Трофима
никого нет. Не успеет снайпер убрать парочку в квартире - да и черт с
ним. Ликвидируем его, наказ Трофима выполним, а там пусть как хотят.
- Тоже верно, - согласился Кабанов. - Парочка в квартире - не моя пе-
чаль, не я за них гонорар получать должен. Налей-ка мне рюмку, Геннадий.
Кира вернулась засветло, Платонов даже еще не успел начать беспоко-
иться за нее. Увидев оклеенную новыми обоями кухню, она восторженно
всплеснула руками.
- Как хорошо! Правда, Дима? Красота какая!
Он собрался было начать выполнять данное ей утром обещание о том, что
с сегодняшнего вечера все будет по-другому, поэтому подошел сзади и об-
нял ее, словно ненароком коснувшись груди под свободным толстым свите-
ром. Из его намерения, однако, ничего не вышло, потому что Кира рассмея-
лась и выскользнула из его сомкнутых рук.
- Платонов, почему у тебя прилив нежности случается тогда, когда мне
нужно бежать? Утром я из-за этого чуть на электричку не опоздала.
- А сейчас куда ты торопишься? - спросил он недовольно и смущенно.
- В душ. Я же тебе говорила, я после дачи всегда грязная и потная.
Попробуй потаскай две десятикилограммовые сумки быстрым шагом, я посмот-
рю, сколько ты без душа протянешь.
Она закрыла за собой дверь в ванную и щелкнула задвижкой. Снова раз-
далась череда знакомых звуков - "молния" на джинсах, заколка, магнитная
присоска, шуршание, вода, падающая из душа на дно ванной. Сегодня, одна-
ко, шум воды, беспрепятственно падающей вниз, раздавался дольше обычно-
го. Платонов представил себе, как Кира, уже раздевшись, вдруг обессилен-
но присела на край ванны. Ей стало плохо?
Он подошел к двери и прислушался. Стонов, кажется, нет. Плачет? Тоже
не слышно.
- Кира! Все в порядке? - громко крикнул он.
- В порядке, - тут же отозвалась она.
Ему показалось, что голос ее прозвучал прямо у него над ухом. Навер-
ное, Кира стоит у самой двери и разглядывает себя в зеркале. Может быть,
пробует новую прическу? Или озабоченно рассматривает недавно появившиеся
морщинки возле глаз? Ах, эти женщины!
Наконец характер шума изменился, Кира встала под душ, и Платонов ус-
покоился. Он думал о находящейся в нескольких метрах от него обнаженной
ослепительно красивой женщине и не подозревал о том, что часы начали
отсчитывать последние трое суток, отведенные ему "заказчиком".
Глава одиннадцатая
В ночь с субботы на воскресенье, с восьмого на девятое апреля, Настя
проснулась в четвертом часу и уже не смогла уснуть. Еще с вечера она
приняла снотворное, надеясь, что мозг сможет отдохнуть хотя бы семь-во-
семь часов, но ничего из ее затеи не вышло. Снотворное подействовало
лишь около половины первого, а в четверть четвертого сердце начало гулко
колотиться о грудную клетку и глаза открылись сами собой.
Настя знала, что легко поддается жалости. Но пока она находится во
власти этого мягкого сентиментального чувства, она вольно или невольно
старается избирать методы работы, этому чувству соответствующие. Если же
ей доводилось впасть в ненависть и ярость, то она начинала крушить все
подряд, не глядя на часы, забывая о приличиях и не испытывая ни голода,
ни усталости.
Убить мальчишку, семнадцатилетнего пацана! И хотя Настя уже знала,
что этот мальчишка - внук самого Трофима и что на даче его дожидалась
двадцатидвухлетняя любовница, все равно погибший был несовершеннолетним
подростком, почти ребенком. И даже если все жертвы снайпера не случайны,
если за каждой из них стоит совершенно конкретный оплаченный кем-то за-
мысел, если гибель внука - расправа с самим Трофимом, если все эти
убийства являются лишь проявлением местных мафиозных войн и криминальных
разборок, все равно этого допускать нельзя. Нельзя убивать подростков.
Среди ночи Настя Каменская проснулась с мыслью о том, что она должна
достать этого проклятого снайпера. Она должна. Должна.
Надеяться на то, что удастся уснуть, было глупо. Она вылезла из-под
теплого одеяла, закуталась в длинный махровый халат, натянула на ноги
