16:30 у нас не было ни клиента, ни надежды обзавестись таковым. Затем
пришел один, да оказался не настоящим. Затем миссис Перес пообещала сотню
долларов, а то и больше. Теперь эта вот предложила "кусок". Я вербовал
клиентов одного за другим, но избыток клиентов иногда хуже, чем их
недостаток.
Я смерил ее задумчивым взглядом.
- А что, глядишь, и выгорит, - заметил я. - Значит, бот как. Сам я
вообще-то не могу взять клиента: Ниро Вульф платит мне жалованье, он и
договаривается. Сейчас я обыщу комнату и если найду сигаретницу - а я
найду, если она и вправду где-то тут, - то заберу. Дайте-ка мне ключи от
входной двери и лифта.
Она убрала руку.
- Отдать вам?
- Именно. Вам они больше не понадобятся. - Я посмотрел на мои
наручные часы. - Десять тридцать пять. Дневного спектакля у вас сегодня
нет. Приходите в приемную Ниро Вульфа к половине третьего. Западная
Тридцать пятая улица, дом номер шестьсот восемнадцать. Ваша сигаретница
будет уже там, и вы сможете все обговорить с мистером Вульфом.
- Но почему вам нельзя...
- Нет. Только так, и у меня еще есть дела. - Я протянул руку. -
Ключи.
- Но почему мне нельзя...
- Я сказал "нет". На препирательства нет времени. Черт побери, я же
даю вам передышку. Ключи!
Она открыла сумочку, покопалась в ней, вытащила и отдала мне кожаный
футлярчик с ключами. Я расстегнул застежку, увидел два ключа от
цилиндрового замка - их не спутаешь ни с какими другими, - показал Пересу
и спросил, верно ли, что это ключи от входной двери и лифта. Он посмотрел
и подтвердил. Опустив их в карман, я нажал на кнопку лифта и напомнил Мег
Дункан:
- Встретимся в полтретьего.
- Почему мне нельзя подождать, пока вы не найдете...
- Не выйдет. Мне будет не до приятного общества.
Она вошла в лифт, дверца закрылась, раздался щелчок и затем слабый
шум. Я обратился к Пересу:
- Значит, раньше вы ее не видели?
- Нет. Ни разу.
- Ха! А когда поднимались вечерами с подносом?
- Я видел только его. Она могла быть в ванной.
- Где тут ванная?
- В том конце, - показал он.
Я перешел на его жену:
- Миссис Перес, вы помните, когда она вас увидела, то сказала: "Слава
Богу, это вы".
Она кивнула:
- Слышала. Она должна была меня как-то увидеть, когда приходила, в
прихожей или в приоткрытую дверь. Но мы ее не знаем, не видели.
- Да что вы знаете? Ладно, слушайте оба. Это займет много времени,
так что придется отложить, у меня есть другие дела, но один вопрос я задам
сейчас. - И обращаясь к нему: - Когда сбросили тело в яму, зачем
спустились и накрыли его брезентом?
Перес удивился.
- Он же был мертвый! Мертвый человек - его накрыть надо! Я знал про
брезент, я его там видел.
Вот тут я решил, что Цезарь Перес не убивал Томаса Дж.Йигера. Его
жена - может быть, но не он. Видели бы, как он это произнес, решили бы
точно так же. Когда я ломал голову над загадкой брезента, мне не пришло на
ум самое простое: давным-давно люди прикрывают покойников, чтобы уберечь
от стервятников, и это вошло в привычку.
- Правильно, что укутали брезентом, - сказал я. - Жаль, что не надели
перчаток. Ладно, пока что поставим на этом точку. Мне нужно поработать. Вы
слышали адрес, что я назвал этой женщине, - Западная Тридцать пятая улица,
дом номер шестьсот восемнадцать. Приходите туда к шести нынче вечером,
оба. Временно я ваш сыщик, но хозяин-то он. Помощь вам, ясное дело, нужна;
вы все ему расскажете, а там посмотрим. Где ключи Йигера? Только не
говорите "не знаем". Сами сказали, что забрали их. Где они?
- У меня, в безопасном месте, - ответила миссис Перес.
- Где?
- В пироге. Я запекла их в пирог. Там в связке двенадцать ключей.
Я прикинул. Я и так хожу по тонкому льду, а если еще присвою взятое у
покойника, то сразу попаду под статью об утаивании вещественных
доказательств. Ну уж нет.
- Пирог не режьте, - предупредил я, - и смотрите в оба, чтобы никому
другому не вздумалось. Кому-то из вас нужно сегодня выходить из дома?
- Нет, - ответила она.
- И не выходите. В шесть в приемной у Ниро Вульфа, но я еще вас
увижу, когда спущусь вниз. Примерно через час.
- Берете вещи?
- Еще не знаю. Если и возьму, то покажу вам все, включая сигаретницу.
Если возьму что-то такое, чего, по-вашему, брать нельзя, можете кликнуть с
улицы фараона.
- Не можем, - возразил Перес.
- Он шутит, - объяснила ему жена и нажала кнопку вызова лифта. -
Сегодня дурной день. Цезарь. Много дурных дней впереди, а он шутит.
Лифт поднялся и со щелчком остановился. Она нажала другую кнопку,
дверца открылась, они вошли, и я остался один.
Я огляделся. На краю панели красного шелка слева от меня была
прямоугольная пластинка из меди, если не из золота. Я подошел и нажал на
нее, она поддалась. Панель оказалась дверью. Я вошел и очутился на кухне.
Стены облицованы красным кафелем, шкафы и полки - из желтого пластика,
раковина, краны, холодильник и электроприборы - из нержавеющей стали. Я
открыл холодильник, увидел, что он набит всякой всячиной, и закрыл дверцу.
Отодвинул в сторону дверцу буфета и обнаружил в нем девять бутылок "Дом
Периньон" [марка дорогого шампанского], уложенных на пластмассовом
стеллаже. С кухней на сегодня было покончено. Я вышел и вдоль кож и шелков
проследовал по желтому ковру на противоположный конец, где была еще одна
медная - или золотая - пластинка на краю панели. Через эту дверь я попал в
ванную. Не знаю, как кому, а мне она понравилась. Сплошные зеркала и
мрамор. Красный мрамор с желтыми пятнами и прожилками. Рассчитанная на
двоих, ванна была из того же мрамора. Два зеркала оказались дверцами
стенных шкафчиков, где было столько разной косметики, что ее хватило бы на
целый гарем.
Я вернулся в царство шелка и кожи. Нигде не было видно никаких
ящиков, вообще ничего такого, куда можно положить листок бумаги. На
телефонном столике стоял желтый телефон, лежала телефонная книга в футляре
из красной кожи - и больше ничего. Но у одной стены, той, что напротив
кровати, на протяжении примерно тридцати футов ничего не стояло, и шелк
понизу, фута на три от пола, был в мелких складках, наподобие занавески, и
не гладкий, как в других местах. Я взялся за шелк, потянул - он вверху
раздвинулся и разъехался, обнажив ряды ящиков из дерева, похожего на
красное, только еще краснее. Я выдвинул один. Женские тапочки, дюжина пар,
аккуратно расставленные в два ряда, всевозможных расцветок, форм и
размеров, от очень маленьких до довольно больших.
Заглянув еще в пять ящиков, я взялся за трубку. Увиденного с лихвой
хватило, чтобы понять: ключи от входной двери и лифта имелись не только у
Мег Дункан. Я обнаружил еще один ящик со шлепанцами, тоже различных цветов
и размеров, и два ящика с ночными рубашками - роскошный набор. После того
как я развернул восемь рубашек, разложил их на постели и убедился, что они
сильно разнятся по размеру, я подошел к телефону и набрал номер. Я не
исключал, что телефон может прослушиваться или иметь отвод, однако
вероятность была ничтожно мала, и я предпочел рискнуть, чем идти звонить
из автомата.
Саул Пензер, чей номер я набрал, работал сам на себя. Мы обращались к
его услугам, когда требовался оперативник самого высокого класса. Но
вместо него мне ответила девушка из службы секретарей-телефонисток,
которая сообщила, что мистер Пензер отсутствует, связаться с ним
невозможно, и не хочу ли я что-нибудь для него передать. Я ответил, что
нет, и набрал другой номер - Фреда Дэркина, нашего профессионала номер
два. Он был дома и сказал, что пока не занят.
- Уже занят, - сообщил я. - Собери вещи на неделю. Дело, вероятно,
займет меньше времени, но, может статься, я больше. Являйся как есть,
смокинг не обязательно, но прихвати револьвер. На всякий случай. Приезжай
в дом номер сто пятьдесят шесть на Западную Восемьдесят вторую, вход через
подвальный этаж, позвони в дверь управляющему. Откроет мужчина или
женщина, от не то с Кубы, не то с Пуэрто-Рико. Но говорят по-английски.
Назовись и спроси меня - поимеешь удовольствие и честь быть
препровожденным к моей персоне. Не спеши. Если нужно, даю на сборы целых
три минуты.
- Восемьдесят вторая улица, - заметил он. - Убийство. Как его там?
Йигер.
- Ты слишком грамотный, падок на ужасы и скор на выводы. Собирай
саквояж и держи рот на замке, - ответил я и повесил трубку.
Складывать воздушные ночные рубашки - дело для мужчины неподходящее и
отнимает много времени, но я сжал зубы и сосредоточился, потому что сыщику
не положено оставлять следы где бы то ни было. Уложив рубашки назад в
ящик, я вызвал лифт, спустился и направился к открытой двери, первой
налево в прихожей. Пересы держали на кухне семейный совет. Отец и мать
сидели, Мария стояла. Света тут было больше, чем тогда в прихожей, а дня
такого редкого создания чем больше света, тем лучше. Поглядев на нее,
всякий нормальный мужчина не мог не подумать: "Какого черта! Мыть посуду и
штопать носки я сам сумею". Среднего размера бежевая ночная рубашка с
кружевами поверху была бы ей очень к лицу. Я заставил себя перевести глаза
на родителей и произнес:
- Скоро придет мужчина, высокий и весь из себя плотный. Скажет, что
его зовут Фред Дэркин, и спросит меня. Отправьте его наверх.
Миссис Перес сказала на это именно то, что я ожидал. Я не имел права
никому об этом доме рассказывать, они ведь собираются мне заплатить и
прочее в том же духе. Не желая портить отношения с клиентами, я не пожалел
четырех минут и объяснил, почему Фред должен тут остаться, когда я уйду,
позволил себе еще раз глянуть на Марию, поднялся на лифте и возобновил
осмотр с того ящика, на котором тогда прекратил. Не стану занимать время и
место инвентарной описью, ограничусь лишь тем, что скажу: там было все,
что может понадобиться в заведении подобного рода. Отмечу лишь две
частности: во-первых, предметы мужского туалета занимали всего один ящик,
и шесть пар пижам, что в нем лежали, были все одного размера; во-вторых,
ящик, где я обнаружил сигаретницу Мег Дункан, явно предназначался для
всякой всячины. В нем я нашел три женских носовых платочка, бывших в
употреблении, безымянную пудреницу, дамский зонтик, пачку картонных спичек
с эмблемой "Бара Терри" и другую такую же мелочь. Я сложил все это обратно
и задвигал ящик на место, когда со стороны лифта донесся щелчок.
Я ждал Фреда, но это мог оказаться и кто-то другой, поэтому я извлек
"марли" и встал у стены рядом с дверцей лифта. Снизу ничего не было
слышно; звукоизоляция была такая основательная, что если что-то и
проникало сквозь стены, так только отдаленный намек на шум уличного
движения, да и он скорее ощущался, чем слышался. Вскоре раздался еще один
щелчок, лифт открылся и из него вышел Фред. Он остановился и завертел
головой направо, налево, краем глаза заприметил меня, снова уставился
перед собой и произнес:
- Господи все-мо-гущий!
- Твой новый дом, - сказал я. - От души надеюсь, что ты будешь здесь
счастлив. То есть выберешь по картинкам. Как в "Горной хижине" в отеле
"Черчилль", где тебе показывают живую форель, а ты выбираешь рыбку себе на
обед. Раз уж привыкла к шипам, то и к тебе привыкнет.
Он опустил сумку на пол.
- Да-а, Арчи, а я-то все ломал голову, почему ты не женат. И давно ты
обзавелся этими покоями?
- Этими? Лет десять назад. У меня и другие есть - тут и там по всему
городу. А эти я уступлю тебе на время. Кухня, ванная, телевизор, горничная
к услугам. Хорошо, правда?
- Господи помилуй! Я женатый.
- Да уж, не повезло. Хотел бы остаться и объяснить тебе, про что эти
картинки, да нужно бежать. Дело в том, что если явится гостья, должен же
ее кто-то принять. Может появиться и "он", но, скорее всего, это будет
"она". Самое вероятное - никого не будет, но ручаться не стану. Она может
прийти в любую минуту, ночью и днем. Тебе лучше знать как можно меньше;
положись на меня и запомни: как только она выйдет из лифта, твое дело - не
пустить ее назад, а кроме как из лифта отсюда не выберешься. А будешь ты
ей представляться или нет, решай сам. Позвонишь мне - я приеду.
Он нахмурился:
- Удерживать женщину силой, да еще без свидетелей - приятного мало.
- Ты ее пальцем не тронешь, если сама не начнет.
- А ну как высунется в окошко и позовет полицию?
- Исключается. Окон тут нет, и она не захочет, чтоб кто-нибудь узнал
о ее приходе, особенно фараон. Ей одно будет нужно - удрать, как можно
быстрее.
Но я его не разубедил.
- Яма, где нашли Йигера, прямо перед домом. Может, кто-нибудь меня
чуток просветит?
- Только не я. И к чему припутывать сюда Йигера? Он мертв, я сам
узнал об этом из газеты. Если будут звонить, сними трубку, спроси, кто
звонит, и посмотри, что получится, но себя не называй. Кухня вон за этой
дверью, - я показал на панель. - Захочешь поесть - в холодильнике полно
деликатесов. Внизу живут мистер и миссис Пересы и их дочь Мария. Ты видел
Марию?
- Нет.
- Я на ней женюсь, когда выкрою время. Скажу миссис Перес, чтобы
принесла тебе хлеба, и если тебе еще что понадобится - она достанет. Они с
мужем попали в переплет и надеются, что я их вызволю. Ну, ладно, балдей от
картинок. Другого такого случая поизучать анатомию у тебя не будет.
Я открыл дверцу лифта.
- А если придет мужчина?
- Не придет. Ну а если вдруг явится, задача та же. Поэтому я и велел
захватить тебе револьвер.
- А если явится фараон?
- Один шанс на миллион, даже меньше. Скажешь, что забыл собственное
имя, и пусть звонит мне и Ниро Вульфу. Тогда я пойму, что стряслось.
- А я угожу в каталажку.
- Точно. Но скоро выйдешь. Мы запросто вытащим тебя к Рождеству. В
холодильнике полфунта свежей икры, долларов на двадцать. Угощайся.
Я вошел в лифт. Спустившись, я ввел миссис Перес в курс дела,
попросив доставить наверх батон, и вышел на улицу. Когда я направился к
стоянке такси на авеню Колумба, на моих часах был ровно полдень.
5
В пять минут второго Вульф проворчал из-за своего письменного стола:
- Тебя отправили найти подходящего клиента, а не пару бедолаг,
которые, скорее всего, его и убили, да в придачу еще одну бестолочь,
предложившую выкуп за сигаретницу. Признаю, что ты проявил мастерство,
смекалку и ловкость, готов тебя с этим поздравить, но если ты и впрямь
вышел на преступников, кто нам заплатит по счету?
Я полностью отчитался, опустив лишь одну деталь - внешность Марии.
Ему ничего не стоило заключить, что я принял сторону Пересов из-за их
дочери. Я дал полное и тщательное описание дома и даже рассказал о
затруднениях с ночными рубашками. Я признал, что попытался нанять Саула
Пензера (десять долларов в час), но заполучил Фреда Дэркина (семь с
половиной в час) только потому, что Саула не было на месте.
- С Перес я не стану встречаться, - заметил Вульф.
Я знал или считал, что знаю, где зарыта собака, но подводить его к
этому нужно было окольным путем. Я кивнул с сосредоточенным видом.
- Конечно, они могли его убить, - сказал я, - но пять против одного,
что не убивали. Я уже объяснил почему: мне понравились интонации, с
которыми он объяснил, зачем накрыл тело брезентом. Плюс то, что она
позволила дочке пойти открыть, когда я позвонил. Если б его убила она, то
сама бы подошла к двери. Но прежде всего потому, что при нем живом они как
сыр в масле катались. Он, понятно, платил им прилично. С его смертью они
не только потеряли изрядный доход, но попали в чертовски паскудное
положение, и вовсе не потому, что я до них добрался. Его душеприказчик
обнаружит, что дом принадлежал ему, и захочет его осмотреть - что тогда?
Я положил ногу на ногу и продолжал:
- Вам это, естественно, не по вкусу, я понимаю. Устрой он себе
простое уютное гнездышко, чтобы время от времени спокойно провести ночь с
любовницей, - еще куда ни шло, но на гнездышко это явно не похоже. Ключи
от входной двери и лифта, вероятно, имеются у полудюжины женщин, а то и у
двух десятков, если не больше. Я понимаю, вам неохота ввязываться в
подобную историю, но раз уж я...
- Чепуха, - прервал он.
- Чепуха? - удивился я.
- Именно. Современный сатир - это помесь человека, свиньи и болвана.
Даже обаяние проказника - он и это утратил; он уже не ждет, грациозно
прислонившись к дереву со свирелью в руке. Единственное, что сохранилось в
нем от аттических предков, - вожделение, и он ублажает его по темным
углам, в чужих постелях или гостиничных номерах, а не в тени оливы или на
зеленом солнечном склоне. Нелепый приют похоти, что ты описал, - жалкая
замена, но мистер Йигер хотя бы пытался быть не как все. Свинья и болван?
Да, но в нем звучала свирель, как звучала во мне в дни моей юности. Он,
несомненно, заслуживал смерти, однако я хотел бы иметь веский стимул к
разоблачению убийцы.
По-моему, я вытаращил глаза:
- Веский стимул?
- Разумеется. Но кто может его предложить? Допустим, ты выказал
похвальное рвение и смекалку и не ошибешься относительно Перес, - что нам
это дает? Где потенциальный клиент? Кому сможем мы сообщить об этом
нелепом приюте и связи с ним покойного? Уж, конечно, не его семье и не
коллегам по корпорации. Они скорее предпочтут сохранить все в тайне, чем
сделать достоянием гласности, но мы ведь не занимаемся шантажом? Готов
признать, что одна слабая возможность, впрочем, имеется: кто этот мужчина,
который был здесь вчера вечером и выдал себя за Йигера, и зачем он
приходил?
Я покачал головой:
- Сожалею, но ничем помочь не могу. Вы прочли мой отчет?
- Да. Ясно, что мужчина образован и отличается профессиональной
любовью к слову. Он сказал: "В противном случае не было смысла приходить".
Он сказал: "Я хочу поговорить с вами сугубо конфиденциально". Он сказал:
"Это меня удовлетворит". Две последние фразы всего лишь останавливают
внимание, но первая просто необычна. "В противном случае" вместо "иначе"
или "а то"? Примечательно.
- Вам видней.
- Еще бы. К тому же он в обычном разговоре привел цитату из
"Герцогини Амальфи" Джона Вебстера: "Всяк грех глаголет, но убийство
вопиет". Из "Альцилии" Джона Харингтона: "Измена Родине себя не окупает".
Из "Парацельса" Браунинга: "Чем выше ум, тем тень длиннее ляжет,
отброшенная им на дольний мир". Обычно цитируют, чтобы блеснуть своей
эрудицией, но зачем перед тобой? Ты его слышал и видел. Он не старался
произвести впечатление?
- Нет. Просто разговаривал, и только.
- Вот именно. И походя привел строки из двух елизаветинцев
[елизаветинцами в Англии называют писателей - поэтов, драматургов,
прозаиков, - писавших в период правления (1558-1603) королевы Елизаветы I
Тюдор (1533-1603); крупнейшим в их ряду был В.Шекспир] и Роберта Браунинга
[Браунинг, Роберт (1812-1889) - английский поэт]. На десять тысяч человек
едва ли найдется один, кто бы знал и Вебстера и Браунинга. Он учитель,
преподаватель литературы.
- Вы-то не преподаватель.
- Я установил одного Вебстера. Остальных определил по словарю цитат.
Харингтона я не знаю, а Браунинга терпеть не могу. Значит, он один из
десяти тысяч, и таких, как он, в Нью-Йорке меньше тысячи. Вот тебе задачка
на сообразительность: если он знал, что Йигер мертв, потому ли, что сам
его убил, или по другой причине, зачем он тогда явился сюда со своим
враньем?
- Пас! Я уже ломал над этим голову прошлой ночью. Если он убил,
единственное возможное объяснение - он псих, а он не псих. Если не убивал,
но знал о случившемся, я не додумался ни до чего лучшего, как решить, что
он хотел привлечь внимание к этому кварталу на Восемьдесят второй улице.
Но чтобы проглотить такое, нужно самому быть с приветом. Чего, казалось
бы, быстрей и проще - выдать в полицию анонимный звонок по телефону. Вы
можете предложить что-нибудь получше?
- Нет. Никто не сможет. Он не знал, что Йигер мертв. В таком случае,
считая Йигера живым, чего хотел он добиться этим маскарадом? Стопроцентной
уверенности в том, что ты, не дождавшись Йигера, либо позвонишь ему домой,
либо отправишься сам, у него не было, но он знал, что скоро, вчера вечером
или нынче утром, ты свяжешься с Йигером, выяснишь, что твой посетитель был
самозванцем, и скажешь об этом Йигеру. Что из этого воспоследует? Только
то, что Йигер узнает о содержании вашего разговора. Если он опознает
самозванца по твоему описанию, то поймет, что этот человек в курсе его
вылазок на Восемьдесят вторую улицу, но я это отметаю. Если самозванец
хотел довести до сведения Йигера, что именно он знает об этом доме, зачем
ему понадобилось вообще сюда приходить? Почему было не сообщить Йигеру по
телефону, в письме, при личной встрече или, на худой конец, послав
анонимку? Нет. Он знал, что Йигер не опознает его по твоему описанию. Ему
нужно было только дать Йигеру понять, что некто знает про его связь с этим
домом и, возможно, что теперь и мы с тобой тоже знаем. Поэтому я не думаю,
чтобы он мог или захотел быть нам полезным, однако в любом случае хотелось
бы с ним побеседовать.
- Мне бы тоже хотелось. Это одна из причин, по которой я посадил
Фреда. Я все-таки не полностью исключаю, что у него есть ключи и он там
появится.
Вульф фыркнул:
- Жди! Шансы, что туда хоть кто-то придет, ничтожны, и ты это
прекрасно знаешь. Ты посадил Фреда лишь для того, чтобы теперь я не смог
закрыть это дело. Пришлось бы потребовать, чтобы ты его отозвал, а ты
знаешь, что с твоими обязательствами я считаюсь как с собственными. Да,
Фриц?
- Стол накрыт, сэр. Петрушка завяла, так что я взял чеснок.
- Посмотрим. - Вульф отодвинулся от стола и поднялся из кресла. -
Перец?
- Нет, сэр. Я не рискнул - с чесноком-то!
- Согласен, однако посмотрим.
Я проследовал за ним через прихожую в столовую. Когда мы приканчивали
жюльен из моллюсков, Фриц принес первую порцию клецок - по четыре штуки на
брата. От этих мозговых клецок человек приходит в такое расположение духа,
что готов встретиться с кем угодно. Я не ошибся. Мы прикончили салат,
вернулись в кабинет, Фриц принес кофе - и тут позвонили в дверь. Я пошел в
прихожую, поглядел через поляроидное стекло, возвратился и доложил Вульфу:
- Мег Дункан. На худой конец, можно получить с нее за возврат
сигаретницы. Скажем, пару долларов?
Вульф свирепо на меня посмотрел.
- Черт бы тебя побрал. - Он поставил чашечку на стол. - А если это
она его убила? Нас-то это каким боком касается? Но раз уж ты ее пригласил
- пять минут.
Я пошел и открыл дверь. Особа, что переступила через порог и
наградила меня улыбкой, способной растопить ледник, отнюдь не была
женщиной за тридцать с довольно симпатичным лицом, в простеньком сером
костюме и заурядной шляпке. Над ее лицом успел поработать настоящий мастер
своего дела, а платье и жакет были хотя и не кричащими, но уж никоим
образом не заурядными. Что до ее голоса, то это был голос ангела, готового
взять неделю за свой счет, чтобы принять заманчивое предложение. Она
опробовала этот голос не только на мне в прихожей, но и на Вульфе в
кабинете, куда я ее проводил. Он поднялся, наклонил подбородок на одну
восьмую дюйма и жестом указал на кресло, обитое красной кожей.
Она включила улыбку на полную мощность, и чертовски хорошая была у
нее улыбка, даром что профессиональная.
- Понимаю, у вас, ребята, полно важных дел, так что не буду отнимать
время, - сказала она и добавила, обращаясь ко мне: - Вы ее нашли?
- Нашел, - ответил за меня Вульф, опустившись в кресло. - Садитесь,
мисс Дункан. Я люблю, чтобы мне смотрели прямо в глаза. Возможно,
понадобится небольшой обмен мнениями. Если ваши ответы на два-три вопроса
меня удовлетворят, сможете получить сигаретницу, уплатив мне пятьдесят
тысяч долларов.
Улыбка исчезла.
- Пятьдесят _т_ы_с_я_ч_? Это нереально!
- Садитесь, пожалуйста.
Она взглянула на меня, увидела всего лишь обычного работника сыска,
подошла к красному кожаному креслу, села на краешек и сказала:
- Вы, конечно, пошутили. Такое серьезно не скажешь.
Откинувшись на подушки своего кресла, Вульф не сводил с нее глаз.
- Нет и да. Мы - я и мистер Гудвин - оказались в любопытном и
несколько щекотливом положении. Тело умершего насильственной смертью
человека найдено в той яме на той улице у того дома. Покойный был лицеям
видным и состоятельным. Полиция не знает, что он имел отношение к тому
дому, но мы-то знаем и рассчитываем извлечь для себя из этого выгоду. Вы,
полагаю, не знакомы со статьями о сокрытии улик преступления. Сокрытие
даже...
- Моя сигаретница - не улика преступления!
- Я этого и не утверждаю. Оно даже способно повлечь за собой
обвинение в пособничестве убийству. Толкование этой статьи в одних
отношениях расплывчато, но в некоторых других - отнюдь. Сознательное
утаивание или уничтожение предметов, которые могли бы способствовать
установлению преступника или задержанию, будет, конечно, рассматриваться
как сокрытие улик; но слова могут быть и не быть уликой. Последнее чаще.
Если бы вы мне сейчас заявили, что ночью в воскресенье вошли в ту комнату,
обнаружили труп Йигера, позвали Переса помочь вытащить его из дома и
спустить в яму, это не было бы уликой. Полиция не имела бы достаточных
оснований привлечь меня к ответу, если бы я не сообщил ей о вашем
заявлении: я бы только поклялся, что посчитал ваш разговор ложью.
Она уселась в кресле поглубже и произнесла:
- Воскресной ночью меня в той комнате не было.
- Не улика. Возможно, вы говорите неправду. Я только объясняю всю
щекотливость нашего положения. Вы обещали заплатить мистеру Гудвину тысячу
долларов за то, чтобы он нашел вашу сигаретницу, сохранил ее доя вас и
возвратил позже по своему усмотрению. Мы не можем принять такое
предложение - оно обяжет нас утаить сигаретницу от полиции, даже если
станет очевидным, что она может помочь установить преступника или его
задержать, а это слишком большой риск за тысячу долларов. Вы можете
получить ее за пятьдесят тысяч - наличными или чеком с визой банка о
принятии к платежу. Вы согласны?
Мне кажется, он говорил серьезно. Мне кажется, он отдал бы ей
сигаретницу за тридцать кусков, а то и за двадцать, если б у нее хватило
глупости заплатить. Он позволил мне отправиться на Восемьдесят вторую
улицу с пятью сотнями в кармане по одной и только одной причине -
посмотреть, не унюхаю ли я возможности сорвать изрядный куш, и, если б она
оказалась настолько глупой или испуганной, чтобы выложить за свою
сигаретницу двадцать кусков, не говоря уж о пятидесяти, он бы поставил на
этом точку и предоставил полиции самой распутывать убийство. Что до риска,
то он, бывало, рисковал и покрупней. Обещал же он только вернуть
сигаретницу, но не забыть о ней.
Она уставилась на него во все глаза.
- Вот уж не думала, - заявила она, - что Ниро Вульф окажется
шантажистом.
- Толковый словарь, мадам, этого тоже не думает, - сказал он,
развернув кресло лицом к столику, на котором отжили свой век три
"Вебстера" [один из наиболее полных толковых словарей английского языка,
издаваемый в США и получивший название по имени составителя, американского
филолога и ученого Ноа Вебстера (или Уэбстера), (1758-1843)], а теперь
лежал четвертый, совсем новый. Отыскав нужную страницу, он зачитал: -
"Шантаж. Уплата денег в результате запугивания, а также вымогательство
денег под угрозой разглашения компрометирующих сведений, разоблачения или
общественного осуждения". - Он повернул кресло на место. - Не подходит. Я
вам не угрожаю и вас не запугиваю.
- Но вы... - она посмотрела на меня, потом опять на него. - Откуда у
меня пятьдесят тысяч долларов? С таким же успехом вы могли потребовать и
миллион. Что вы намерены сделать? Отдать ее полиции?
- Только если вынудят обстоятельства. Все будет зависеть от ваших
ответов на мои вопросы.
- Были вы в этой комнате вечером или ночью в воскресенье?
- Нет, - ответила она, подняв голову.
- Когда вы были там в последний раз? Сегодня не считается.
- Я не говорила, что там бывала.
- Отъявленная ложь. Ваше утреннее поведение. Предложение мистеру
Гудвину. У вас имелись ключи. Когда?
Она закусила губу. Через пять секунд:
- Больше недели назад. В позапрошлую субботу. Тогда я и забыла
сигаретницу. О господи! - Она протянула руку, и видно было, что она не
играет: - Мистер Вульф, это мне может стоить карьеры. С той ночи мы не
встречались. Я не знаю, кто его убил и с какой целью, вообще ничего не
знаю. Зачем вам меня в это втягивать? Какая вам от этого польза?
- Утром, мадам, не я вас туда втянул. Я вас не спрашиваю, часто ли вы
приходили в эту комнату, поскольку ваш ответ ничего не даст, но, когда вы
туда явились, видели ли вы там других?
- Нет.
- Ни разу за все время, что находились в обществе мистера Йигера?
- Нет. Ни разу.
- Но туда ходили другие женщины. Это не догадка, это установленный
факт. Вы, разумеется, знали об этом: мистер Йигер не был склонен это
скрывать. Кто эти женщины?
- Не знаю.
- Но не отрицаете, что знали об их существовании?
Она было решила запираться, но он не спускал с нее глаз. Она
проглотила "отрицаю" и сказала:
- Нет, я про них знала.
- Разумеется. Он хотел, чтобы знали. Способ, который он избрал для
хранения домашних туфель и ночных одеяний, свидетельствует о том, что он
получал удовольствие не только от очередной посетительницы, но и от того,
что та была осведомлена о существовании - мм - сослуживиц. Или соперниц.
Так что он о них, уж конечно, отнюдь не помалкивал? Уж конечно, он
