"Любопытство проникает в дома несчастных под личиной долга или
сострадания". Когда жена...
- Это Паскаль? [Паскаль, Блез (1623-1662) - французский ученый,
философ и писатель, автор свода нравственно-философских и религиозных
сентенций, наблюдений и афоризмов "Мысли" (опубл. в 1669 г.)]
- Нет, Ницше [Ницше, Фридрих (1844-1900) - немецкий философ и
писатель]. Когда жена вечерами уходила, я крался за ней - не всегда, лишь
когда позволяли обстоятельства. Большей частью она отправлялась в ресторан
или к приятельнице, о которой я знал, но два раза ходила в тот дом на
Восемьдесят второй улице, куда попадала через подвальный ход. Это было
непостижимо - в таком-то районе, разве что ее гнала туда какая-то сила,
наркотик или Бог знает что еще. Как-то я пошел туда, позвонил в подвальную
дверь, но ничего не выяснил. В отличие от вас я не сыщик. Какой-то
человек, по-моему, пуэрториканец, сказал только, что все комнаты сданы.
Он остановился и сглотнул.
- Я шпионил и дома: однажды нашел телефон, который жена написала на
обороте какого-то конверта. Чисхолм 53-232. Я позвонил и выяснил, что это
особняк Томаса Дж.Йигера. В телефонной книге этого номера не было. Я навел
справки, кто он такой, и увидел его - скорее по воле удачного случая, чем
намеренно. Хотите знать, как это произошло?
- Нет. Вы с ним встретились?
- Нет, увидел его в театре. Это случилось две недели тому назад. А
через три дня, в пятницу на прошлой неделе, я вышел следом за ней, и она
снова отправилась, уже в третий раз, на Восемьдесят вторую улицу. Я
остановился на противоположной стороне, и очень скоро, не прошло и пяти
минут, явился Йигер. Он пришел, а не приехал. Было еще светло. Он свернул
к подвальному ходу и вошел в дом. Что бы вы сделали на моем месте?
- Я бы на вашем месте не оказался, - хмыкнул Вульф.
Хаф обратился ко мне:
- А вы, Гудвин?
- Это не имеет отношения к делу, - ответил я. - Ведь я - это не вы. С
таким же успехом могли спросить, что бы я сделал, будь я малиновкой и
заметь, как мальчишка разоряет мое гнездо. Что сделали вы?
- Я походил взад-вперед по улице и ушел домой, когда на меня начали
обращать внимание. Жена явилась в шесть утра. Я не спросил, где она была:
я уже год как не задавал ей такого вопроса. Но я решил, что должен что-то
сделать. Я обдумал несколько разных вариантов и планов и все их
забраковал. Наконец вечером в воскресенье я пришел к окончательному
решению. Мы пообедали...
- В какое из воскресений?
- В последнее, три дня тому назад. Мы пообедали в ресторане и
вернулись домой. Жена смотрела телевизор, а я работал у себя в комнате,
только я не работал, а обдумывал план действий. На другой день я его
осуществил. Я пришел сюда и встретился с Арчи Гудвином. Вы знаете, что я
ему рассказал.
- Да. Вы считаете, что все объяснили?
- Видимо, нет. Вот мой расчет - я знал, что Йигер не появится, и
Гудвин будет выяснять почему: либо позвонит по телефону - для этого я и
сообщил номер, либо отправится к нему на дом. Он захочет увидеть Йигера и
сообщит ему обо мне и обо всем, что я говорил. Таким образом Йигер поймет,
что некто, кого он не опознает по описанию Гудвина, знает о его посещениях
этого дома. Он поймет, что Арчи Гудвин и Ниро Вульф тоже знают про это. Он
расскажет моей жене, опишет мою внешность, и тут она поймет, что я знаю.
Это было важнее всего - сам я не мог заставить себя ей сказать, но хотел,
чтобы она поняла, что я знаю.
Он посмотрел на меня и снова обратил взгляд на Вульфа.
- И вот еще что. Я знал, что Арчи Гудвин этого дела просто так не
оставит. Его заинтересует, почему я назвал именно этот адрес, и что это за
тайная связь между Йигером и домом в таком непрезентабельном квартале, а
когда Арчи Гудвина что-то интересует, он выясняет до конца. Все это я тоже
имел в виду, но важнее было дать жене понять, что я все знаю.
Он пожевал тубами и вцепился в подлокотники.
- Тем же вечером по радио в одиннадцатичасовом выпуске новостей
сообщили, что Йигер мертв, а вчера я узнал из утренней газеты, что он не
просто умер, но был убит поздно вечером и воскресенье, и его труп нашли в
яме напротив того самого дома. Слава Боту, что жены не было там воскресным
вечером.
- Вы в этом уверены?
- Еще бы не уверен! У каждого из нас своя кровать, но я слышу, когда
она ночью поворачивается во сне. Вы понимаете...
Он замолчал.
- Что?
- Неважно. Я собирался сказать: вы должны понимать - я рассказал вам
то, что никогда и никому не собирался рассказывать, однако вас это не
волнует. Возможно, я снова попал впросак, но обстоятельства оказались
сильнее меня. Есть ли надежда, пусть самая крохотная, что вы сохраните это
в тайне? Я понимаю, что не имею права просить вас со мной считаться после
того, как обманул Гудвина в понедельник, но если бы вы сочли возможным...
Вульф взглянул на часы.
- Время обедать. Я не люблю без необходимости причинять людям боль,
мистер Хаф, и ваш наивный обман мистера Гудвина не вызывает злых чувств.
Напротив, вы сообщили ему адрес, он по нему отправился, а в результате у
нас появился клиент. - Он отодвинулся от стола вместе с креслом и встал. -
Рассказанное вами в этих стенах будет разглашено только в случае
необходимости.
- Кто этот клиент?
Вульф ответил, что его это едва ли касается, и Хаф не стал
настаивать. Я позволил себе еще раз его пожалеть, когда он встал из
кресла. Он попал в чертовски паскудный переплет. Он стремился встретиться
с женой, ему это было _н_е_о_б_х_о_д_и_м_о_, но что он мог ей сказать?
Объяснить, что именно ему обязана она теплой встречей, которая ее ожидала,
когда она пришла взять зонтик? Не собирался ли он признать... я оборвал
поток догадок. В конце концов, он женился на ней, а не я. Когда я проводил
его до парадной двери, я с минуту постоял на крыльце, выглядывая, не
заинтересовался ли им кто поблизости и не пошел ли следом. Никто не пошел.
Я закрыл дверь и присоединился к Вульфу в столовой.
Два письма из утренней почты требовали ответа; мы ими занялись,
вернувшись после обеда в кабинет и выпив кофе. Одно было от фермера из
графства Патнем, он спрашивал, сколько прислать скворцов в этом году;
другое было от какой-то дамы из Небраски, сообщавшей, что в конце июня она
проведет неделю в Нью-Йорке вместе с мужем и двумя детьми, так не могли бы
они прийти посмотреть на его орхидеи. На первое письмо было отвечено:
сорок; на пирог со скворцами Вульф неизменно приглашает к обеду двоих
гостей. На второе ответ был: нет, напрасно она упомянула о детях. Я
отпечатал ответы, Вульф их подписал и теперь сидел и следил за тем, как я
сгибаю листки и вкладываю их в конверты. Вдруг он произнес:
- То, что ты исключил мистера и миссис Пересов из числа
подозреваемых, теперь не имеет силы. Они знали, что получат дом.
Я, конечно, знал, что он это скажет, и развернулся лицом к нему.
- Непонятная эта штука - клятва на Библии. Я лет двадцать не
захаживал в церковь, а современная наука доказала, что в раю жара на
двести градусов по Фаренгейту выше, чем в аду, но если б мне предложили
положить руку на Библию и пойти на лжесвидетельство, я бы увильнул -
назвался индуистом или там дзен-буддистом. А Пересы ведь ходят к мессе раз
в неделю, а то и чаще.
- Фу. Из-за дома, возможно, и нет, но чтобы спасти шкуру?
Я кивнул.
- Тысячи убийц врали под присягой, давая показания, но тут совсем
другое дело. Они, похоже, все еще считают меня своим сыщиком.
- Ты неисправимо упрям.
- Так точно, сэр. Вы тоже.
- И этого кретина Хафа, его тоже нельзя исключить. Я называю его
кретином, но что если на самом деле он ловок, коварен и находчив? Полагая,
что жена намерена отправиться туда в воскресенье вечером, он забрал у нее
ключи, пошел сам, убил Йигера и ушел. В понедельник его что-то вспугнуло,
неважно что. Может, он признался жене или она сама догадалась, и ее
реакция его встревожила. Он решил, что нужно отвести от себя подозрение и
сделать что-нибудь такое, чего от настоящего преступника не приходится
ожидать, и он это сделал. Мы с тобой пришли вчера к выводу, что самозванец
не знал о смерти Йигера, - не к предположению, а к выводу. Теперь мы от
него отказываемся.
- Не столь уж невероятно, - согласился я. - Я вижу здесь только три
дырки.
- Я вижу четыре, но их все можно залатать. Я не хочу сказать, что мы
продвинулись; в действительности мы сделали шаг назад. Мы пришли к выводу,
что этого человека можно исключить, а его нельзя исключать. Что дальше?
Мы обсуждали проблему битых два часа. Ближе к полуночи, когда мы
разошлись спать, наше положение очень смахивало на то, когда есть дело и
есть клиент, даже два, но на руках ни единой карты, с которой можно
позволить себе зайти. Наш главный козырь - что мы знали о существовании
этой комнаты и о том, что Йигер был в ней убит, - не стоил ровным счетом
ничего. И чем дольше мы будем прятать его в рукаве, тем более шаткими
окажутся наши позиции, когда полиция выйдет на след, что рано или поздно
обязательно произойдет. В свой лифт Вульф вошел таким мрачным, что даже не
сказал мне спокойной ночи. Раздеваясь, я вполне серьезно прикидывал: если
отозвать Фреда, удастся ли скрыть от фараонов, что мы там побывали? Это
было настолько дико, что я три раза перевернулся перед тем, как заснуть.
Зазвонил телефон. Как я понимаю, есть такие, кто, разбуженный посреди
ночи телефонным звонком, тут же соображает, что к чему, и почти полностью
просыпается, не успев поднести трубку к уху. Я не такой. Я все еще
пребываю в объятиях сна и, хоть убей, не способен составить такое сложное
предложение, как "Особняк Ниро Вульфа, Арчи Гудвин у телефона". Самое
большее, на что меня хватает, - пробормотать: "Да".
Женский голос произнес:
- Мне нужно поговорить с мистером Арчи Гудвином.
Я все еще никак не очухался.
- Я Гудвин, а это кто?
- Миссис Цезарь Перес. Вам нужно прийти. Идите сейчас. Наша дочь
Мария - мертвая. Ее убили из пистолета. Вы сейчас придете?
Я очухался.
- Откуда вы говорите? - Я протянул руку, включил ночник и посмотрел
на часы. Без двадцати пяти три.
- Из дома. Нас увозили смотреть на нее, мы только вернулись. Вы
придете?
- Там есть кто-нибудь еще? Полиция?
- Нет. Один привез нас домой, но уехал. Вы приедете?
- Да. Немедленно. Если вы еще не...
Она повесила трубку.
Мне нравится одеваться не торопясь, но, если необходимо, я готов
пойти на исключение. Завязав галстук, надев пиджак и рассовав все по
карманам, я вырвал из записной книжки листок и написал: "Мария Перес
мертва, застрелена. Не дома, где - не знаю. Миссис П. позвонила в 2:35.
Отправился на Восемьдесят вторую улицу. А.Г."
Спустившись по лестнице на один этаж, я подошел к спальне Вульфа и
сунул листок под дверь. Затем сбежал вниз и вышел на улицу. В этот час
ночи ловить такси лучше всего было на Восьмидесятой авеню, куда я и
направился.
11
В три ноль одну я открыл подвальную дверь и вошел в дом 156. Миссис
Перес стояла в прихожей. Она молча повернулась и двинулась по коридору, я
пошел следом. Где-то посередине она свернула направо, в комнату, дверь
которой я толкнул во вторник вечером, когда почувствовал на себе чей-то
взгляд. Комната была маленькая - в ней едва умещались односпальная
кровать, комод, столик с зеркалом да пара стульев. Перес сидел на одном из
них за столом, а на столе стояли стакан и бутылка рома. Когда я вошел, он
медленно поднял голову и посмотрел на меня. Глаз, который он прищуривал,
попадая в трудное положение, был почти закрыт.
Он заговорил:
- В тот день жена сказала: мы садимся с друзьями. Вы друг?
- Не обращайте внимания, - сказала она. - Он пьет ром, полбутылки. Я
велела. - Она присела на койку. - Я привожу его в эту комнату, комнату
нашей дочери. Вот стул для вас. Мы благодарны вам, что пришли, но теперь
не знаем - зачем. Вы ничего не можете сделать, никто ничего не может, даже
сам Всеблагой Господь.
Перес поднял стакан, отпил, поставил на стол и что-то сказал жене
по-испански.
Я сел на стул.
- В таких случаях, как теперь, - сказал я, - _к_о_е_-_ч_т_о_ нужно
делать, и чем скорее, тем лучше. Вы сейчас ни о чем не способны думать,
кроме того, что она умерла, но зато я способен. Я хочу знать, кто ее убил,
да и вы захотите, когда немного придете в себя. А чтобы...
- Вы сумасшедший, - сказал Перес. - А его я убью.
- Он мужчина, - заметила она. Сперва я было подумал, что она говорит
об убийце Марии, но тут же понял, что она имела в виду мужа.
- Сперва его нужно найти, - возразил я. - Вы знаете, кто ее убил?
- Вы сумасшедший, - ответил Перес. - Конечно, нет.
- Вас возили на нее посмотреть. Куда? В морг?
- Большой дом, - объяснила она. - Большая комната с ярким светом. Она
там лежала под простыней. У нее была кровь на голове, но не на лице.
- Вам сообщили, кто ее нашел и когда?
- Да. Ее нашел один мужчина на пристани у реки.
- Когда она ушла, с кем и куда отправилась?
- Она ушла в восемь, собралась пойти в кино со знакомыми.
- Ребятами или девушками?
- Девушками. За ней зашли две девушки. Мы их видели. Мы их знаем. Мы
с полицейским ходили к одной, она сказала, что Мария пошла с ними в кино,
но ушла около девяти часов. Девушка не знала, куда она пошла.
- У вас никакого представления, куда?
- Нет.
- И никакого представления о том, кто ее убил и почему?
- Нет. Они задали нам все эти вопросы.
- Зададут много больше. Ладно, вот как обстоят дела. Между ее смертью
и смертью мистера Йигера либо есть какая-то связь, либо нет. Если нет,
этим займется полиция, которая, вероятно, поймает его. Или ее. Если связь
имеется, полиции не с чего даже начать, так как она не знает, что дом
принадлежал Йигеру, если вы об этом не рассказали. Рассказали?
- Нет, - ответила она.
- Вы сумасшедший, - сказал он и глотнул рома.
- Тогда вам решать. Если расскажете им о Йигере и этой комнате, они
могут найти убийцу Марии скорее, чем я. Скорее, чем мистер Вульф и я. Если
не расскажете, мы его найдем, только не знаю когда. Поймите одно: если ее
смерть никак не связана с Йигером, полиции нисколько не помешает, что она
не знает про него и про комнату, и то, что вы расскажете, не поможет
дознанию. Тут все ясно. Вопрос в том, что вы хотите сделать, если она
имеет-таки отношение к Йигеру. Хотите рассказать полиции про него и про
дом и, вероятно, быть обвиненными в убийстве Йигера? Или хотите
предоставить мне с мистером Вульфом этим заняться?
- Если бы мы уехали вчера вечером, - сказала миссис Перес. - Она не
хотела. Если бы я стояла на своем...
- Не говори так, - приказал он. - Не говори так!
- Это правда. Цезарь. - Она встала, пошла подлить ему рому, вернулась
на койку и посмотрела на меня. - С мистером Йигером у нее ничего не было.
Она никогда с ним не разговаривала. Она не бывала в той комнате. Она
ничего не знала о нем и кто к нему приходил.
- Не верю я в это, - заявил я. - Можно, конечно, предположить, что
смышленую девушку ее лет не интересует, что творится в доме, где она
живет, но я в это не поверю. Где она находилась воскресной ночью, когда вы
выносили тело Йигера и прятали в яме?
- Она спала в своей постели. В этой постели, на которой я сижу.
- Это вы думали, что спала. Слух у нее был прекрасный. Она слышала,
как я пришел во вторник вечером. Когда я проходил по коридору, дверь в эту
комнату была чуть-чуть приоткрыта, и она стояла здесь в темноте, наблюдая
за мной через щель.
- Вы сумасшедший, - сказал Перес.
- Мария не стала бы так себя вести, - возразила она.
- Но именно так она себя и вела. Я открыл дверь, мы поговорили,
перекинулись парой слов. Почему бы ей себя так не вести? Красивая,
смышленая девушка, не проявляющая интереса к тому, что происходит в ее
собственном доме? Дичь! Вот что я вам скажу: если вы не собираетесь
рассказывать полиции о Йигере, если хотите предоставить нам с Вульфом этим
заняться, мне нужно выяснить, что такое она знала, сделала или сказала,
из-за чего кому-то понадобилось ее убивать. Пока я не смогу это выяснить,
нечего и надеяться, что мы чего-то добьемся. Ясно, что вы мне помочь не
сможете. Полиция производила обыск?
- Да, в этой комнате. Первый полицейский, который пришел.
- Он что-нибудь взял?
- Нет. Сказал, что ничего не взял.
- Я тут был, - заявил Перес. - Он не брал.
- Тогда, если вы предоставляете все нам, с этого нужно начать.
Посмотрю, не смогу ли чего найти сперва в этой комнате, а затем в других.
Двоим будет сподручней, поэтому поднимитесь, пожалуйста, и скажите моему
парню, чтоб спустился. Нет. Лучше не надо. Он и без того знает больше, чем
ему нужно. Вам обоим надо бы пойти спать, но, боюсь, не пойдете. Ступайте
на кухню и чего-нибудь поешьте. Вам тут лучше не быть, когда я буду
искать. Мне придется разобрать кровать, пересмотреть все вещи.
- Это без пользы, - возразила миссис Перес. - Я знаю все, что у нее
было. Мы не хотим, чтобы вы это делали.
- Хорошо. В таком случае мы с мистером Вульфом выбываем из игры, а
полиция вступает. Искать буду не я, а дюжина полицейских, и искать
основательно, только вас уже здесь не будет. Вы будете сидеть под арестом.
- Теперь неважно, - сказал Перес. - Может, меня нужно было
арестовать. - Он поднял стакан, тот едва не выскользнул у него из пальцев.
Миссис Перес встала, подошла к изголовью и стянула покрывало.
- Увидите, - произнесла она. - Ничего.
Через полтора часа мне пришлось признать ее правоту. Я перетряс
матрас, опустошил ящики, извлекая содержимое вещь за вещью, убрал коврик и
дюйм за дюймом осмотрел пол, освободил стенной шкаф и изучил стенки,
подсвечивая себе фонариком, отодвинул комод от стены, и осмотрел его
сзади, перелистал три десятка книг и стопу журналов, разобрал рамки у
четырех картинок - короче, произвел полный обыск помещения. Ничего. Теперь
я знал Марию куда лучше, чем при жизни, но не обнаружил и малейшего намека
на то, что она была в курсе происходящего или проявляла хоть какой-то
интерес к Йигеру, его гостьям и верхнему этажу.
Переса в комнате уже не было. Ром почти совсем его одолел, и, когда
мне понадобилось закатать коврик, он только нам мешал. Мы отвели его в
соседнюю комнату и уложили на кровать. Постель Марии была снова застелена,
на ней сидела миссис Перес. Я стоял у двери, потирая ладони и хмуро озирая
помещение.
- Я вам говорила - ничего, - сказала она.
- Ага. Слышал. - Я подошел к комоду и вытянул нижний ящик.
- Не сначала, - запротестовала она. - Вы как мой муж. Такой упрямый.
- На эти ящики мне не достало упрямства. - Я поставил его на кровать
и начал вынимать содержимое. - Я только осмотрел у них дно снизу, а нужно
было перевернуть и проверить как следует.
Пустой ящик я поставил на пол вверх дном, присел на кровать, потряс и
проверил края с помощью лезвия-отвертки карманного ножичка. Саул Пензер
как-то обнаружил дорогую картину под накладным дном, сделанным не изнутри,
а снаружи. У этого ящика накладного дна не было. Я поставил его обратно на
койку, миссис Перес принялась складывать в него вещи; я извлек соседний
ящик.
Это было то самое, а я, дурак, чуть снова не проглядел. Ничего не
обнаружив снаружи, я поставил ящик на постель, посветил сверху фонариком и
тут заметил в самом углу крошечную дырочку, не больше булавочного укола.
Дно у ящиков было оклеено изнутри какой-то синтетикой с красными
цветочками по розовому, так дырочка была в середине такого цветочка. Я
взял с подноса на столе английскую булавку, засунул острием в дырочку,
пошуровал, и уголок приподнялся; материал оказался тверже любой
пластмассы. Задрав угол повыше, я подсунул палец, поддел снизу и вытащил
фальшивое дно. Синтетика была наклеена на кусок жесткого картона
точнехонько по размеру ящика, а под картоном обнаружилась коллекция
различных бумажек, уложенных и разглаженных так, чтобы не топорщились.
Мария была девушка не только умная, но и аккуратная.
Миссис Перес - она стояла рядом - что-то произнесла по-испански и
протянула руку, но я ее остановил.
- Имею право, - сказала она, - моя дочь.
- Никто не имеет права, - возразил я. - Она прятала это от вас, так
ведь? Право было только у нее, а она умерла. Смотреть - смотрите, но
руками не трогайте.
Я переставил ящик на стол и сел на стул, где до того сидел Перес.
Вот опись того, что Мария держала в своем тайнике.
1. Пять рекламных объявлений "Континентальных пластмасс" во всю
страницу, вырезанных из журналов.
2. Четыре этикетки от бутылок из-под шампанского марки "Дом
Периньон".
3. Три вырванных страницы из финансового раздела "Таймс" с таблицами
курса акцией за три разных числа; "Континентальные пластмассы" были
помечены карандашом. На момент закрытия биржи курс "КП" в эти дни
составлял соответственно 62 1/2, 61 5/8 и 66 3/4 пункта.
4. Две газетные фотографии Томаса Дж.Йигера.
5. Газетная фотография Томаса Дж.Йигера-младшего и его невесты в
свадебных нарядах.
6. Газетная фотография миссис Томас Дж.Йигер-старшей в обществе трех
женщин.
7. Фотография на всю страницу из иллюстрированного журнала, сделанная
на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс в зале
"Черчилля", которую я уже видел в кабинете Лона Коэна вечером в
понедельник. В подписи были приведены имена других лиц, находившихся на
сцене вместе с Йигером, в том числе одного из наших клиентов, Бенедикта
Эйкена.
8. Три фотографии Мег Дункан, две журнальные, одна газетная.
9. Тридцать один набросок карандашом: портреты женщин - голова, лицо,
одни в шляпках, другие - без. Все на листах белой бумаги формата 5 на 8
дюймов; пачка такой бумаги лежала у Марии на столе, еще две - в ящике. На
каждом листе в левом нижнем углу стояло число. Я в живописи не разбираюсь,
но, на мой взгляд, наброски были довольно хорошие. Быстренько их
проглядев, я понял, что это не три десятка разных женщин; там были по
два-три портрета одного и того же лица, а может, и по четыре-пять. Самой
ранней из указанных дат было около двух лет, на одном портрете стояло "8
мая 1960". Прошлое воскресенье. Я внимательнейшим образом рассмотрел
рисунок. В руках у меня был портрет перспективной кандидатки на главную
роль в публичном процессе об убийстве. Не Мег Дункан и не Дины Хаф. Может
быть, Джулии Маги. Когда до меня дошло, что я решил, будто это и есть
Джулия Маги, я кончил разглядывать рисунок. Одна из самых продуктивных
функций нашего мозга - превращать возможности в вероятности, а вероятности
- в факты.
10. Девять пятидолларовых билетов различной потертости.
Миссис Перес придвинула второй стул и уселась рядом. Она все видела,
но хранила молчание. Я поглядел на часы: без двадцати шесть. Я разгладил
края вырванных из "Таймс" страниц, сложил вдвое и сунул между ними
остальные бумаги. Вопрос - не мешаю ли я отправлению правосудия тем, что
утаиваю улики преступления? - перестал быть вопросом. Мой адвокат мог бы
еще утверждать, что я посчитал, будто все это не имеет отношения к
убийству Йигера, но если б он заявил судье и присяжным, что я так же
посчитал, будто он не имеет отношения к убийству Марии Перес, ему пришлось
бы признать меня слабоумным.
Я поднялся, держа улики в руках.
- Все это, - заявил я миссис Перес, - доказывает лишь то, что Мария
была в меру любопытна, как положено умной девушке, и любила рисовать
портреты. Я это забираю, чтобы ознакомить мистера Вульфа. Деньги верну в
свое время, надеюсь, долго ждать не придется. У вас была тяжелая ночь, и
предстоит трудный день. Если найдете долларовую бумажку, пожалуйста,
вручите мне. Вы нанимаете нас с мистером Вульфом для расследования
убийства вашей дочери, поэтому и позволили мне забрать все это с собой.
- Вы были правы, - сказала она.
- Медали я пока не заслужил. Не забудьте про доллар.
- Мы можем платить больше. Сто долларов. Это неважно.
- На сегодня хватит и одного.
Она встала, вышла и вернулась с долларом, который отдала мне.
- Муж спит, - сообщила она.
- И хорошо. Вам бы тоже не помешало. Теперь мы ваши сыщики. Сегодня к
вам придет полицейский. Он, видимо, отведет вас с мужем в окружную
прокуратору. Там ни слова не скажут о Йигере, и вы, понятно, тоже. О Марии
сообщите чистую правду, то, что уже говорили полицейскому, - пошла-де в
кино, и вы не представляете, кому и зачем понадобилось ее убивать. Вы
относили завтрак тому, наверху?
- Да.
- Сегодня не понадобится. Он скоро уйдет и уже не вернется. - Я
протянул руку, она ее пожала. - Передайте мужу, что мы друзья.
Сказав это, я направился к лифту.
Попав в приют похоти, я включил свет. Я так ушел в свои мысли, что
мне было совсем не до картинок, тем более, что передо мной предстала живая
картина: Фред Дэркин на восьмифутовой постели - голова на желтой подушке и
желтая простыня до подбородка. Когда вспыхнул свет, он шевельнулся,
заморгал, сунул руку под подушку и выхватил пистолет.
- Вольно, - сказал я. - Я успел бы тебя пристрелить, пока ты чухался.
Тут больше нечем поживиться, пора сматывать удочки. Можно не спешить -
уйдешь через полчаса, и ладушки. Внизу не задерживайся и не ищи миссис
Перес, чтобы сказать ей спасибо. У них беда - прошлой ночью убили дочь, не
здесь, не в этом доме. Так что просто слиняй.
Он был уже на ногах.
- Что за чертовщина творится. Арчи? Чего же мне ждать?
- Триста монет. Не советую задавать мне вопросы, а то ведь могу и
ответить. Ступай домой и скажи жене, что крепко поработал двое суток
подряд и должен хорошо отдохнуть.
- Я одно хочу знать - меня отследят?
- Погадай на монетке. Надеюсь, что нет. Может и повезти.
- Не лучше будет тут все затереть? Мне десяти минут хватит.
- Не стоит. Если уж они доберутся до комнаты, то отпечатки не
понадобятся. Отправляйся домой и сиди тихо. Может, я позвоню тебе около
полудня. Смотри не прихвати какую-нибудь картинку.
Я вошел в лифт.
12
Когда Вульф в одиннадцать спустился из оранжереи, я за своим столом
просматривал так называемый дневной выпуск "Газетт". На первой странице
была фотография мертвой Марии Перес. На самом-то деле она не тянула на
первую страницу - не было в ней ничего интересного, кроме молодости и
красоты, но поскольку в ту ночь не убили, не ограбили и не арестовали ни
одной знаменитости, честь выпала ей.
Ее убийство оставалось загадкой. Если отбросить красоты слога,
единственные факты, которыми располагала полиция, были: 1) тело нашел в
12:35 сторож, совершавший обход Северного речного пирса в районе Сороковых
улиц; 2) убийство произошло не раньше чем за три часа до этого, а скорее,
позже; 3) ее убили выстрелом в затылок из пистолета 32-го калибра; 4)
последними ее видели живой две подружки, с которыми она отправилась в кино
и которые показали, что она встала, вышла из зала незадолго до девяти и
уже не вернулась; им она ничего не сказала: они подумали, что она пошла в
туалет; 5) ее отец и мать отказались разговаривать с репортерами. В газете
не было и малейшего намека на то, что ее смерть может иметь хоть какое-то
отношение к гибели Томаса Дж.Йигера, чье тело нашли тремя днями раньше в
яме на улице, где она проживала.
Еще утром, после того как Вульф позавтракал у себя в комнате, я
коротко рассказал ему о самом главном. Теперь, когда он уселся за свой
стол, я вручил ему "Газетт". Он посмотрел на фотографию, прочитал
сообщение, отложил газету и откинулся на спинку кресла.
- Дословно, - приказал он.
Я все пересказал, включая, конечно, и разговор с Фредом. Окончив, я
вручил ему вещественные доказательства, извлеченные из ящика в комнате
Марии.
- Этикетки от четырех бутылок шампанского, - заметил я, - могут
ввести вас в заблуждение. Я не верю и никогда не поверю, что Мария пила
шампанское. Она отклеила этикетки с пустых бутылок, которые отец и мать
приносили сверху, чтобы потом сдать.
- Кто сказал?
- Я говорю.
Он хмыкнул и принялся изучать мой улов. Тут он никогда не спешит.
Каждую бумагу он осмотрел с обеих сторон, даже объявления, пятидолларовые
билеты и выдранные страницы "Таймс". Покончив с ними, а также с
фотографиями и этикетками, он взялся за рисунки. Проглядев все - на один
ему хватило пяти секунд, на другие потребовалось с минуту, - он поднялся и
стал раскладывать их на столе рядами. Они заняли чуть ли не всю
столешницу. Я стоял и смотрел, как он разбивает их на кучки, отбирая, по
всей видимости, в каждую разные наброски с одной и той же женщины. Я пару
раз возразил, и мы с ним поспорили. В конце концов у нас получились три
кучки по четыре рисунка в каждой, пять - по три, одна - с двумя и два
отдельных наброска. Одиннадцать различных посетительниц за два года,
причем Мария едва ли зарисовала всех приходивших. До чего гостеприимным,
однако, был этот Йигер.
Я показал на одну из кучек с четырьмя набросками.
- Эту я назову, - сказал я. - Ставлю десять против одного, что не
ошибусь. Мне довелось с ней танцевать. Муж - хозяин сети ресторанов и раза
в два ее старше.
Вульф неодобрительно на меня посмотрел:
- Ты ведешь себя легкомысленно.
- Нет, сэр. Фамилия - Деланси.
- Фу. Назови-ка мне вот эту, - он показал на кучку из двух рисунков.
- Один помечен пятнадцатым апреля, другой - восьмым мая. Прошлым
воскресеньем.
- Я оставил это для вас. Вы и называйте.
- Она была здесь у нас.
- Да, сэр.
- Джулия Маги.
- Да, сэр. Тут не в легкомыслии дело - я хотел посмотреть, опознаете
ли вы ее. Если числа означают дни, когда Мария замечала свою "натуру" в
прихожей, а не когда она делала наброски, то Джулия Маги была там в
