хотела быть Мики, как бы вы меня ценили, если б я была на ее месте, как бы
хорошо я использовала ту жизнь, которой вы даете возможность жить ей!" А
что, разве нет?
До закрыла лицо руками.
- Не мешало бы тебе кое-что усвоить, - продолжала Жанна Мюрно. -
Главный твой козырь, по тысяче причин, которых ты не понимаешь,
заключается в том, чтобы нравиться Мики. И быть при ней в нужную минуту.
Кроме того, тебе никогда не добиться разрыва между Мики и Рафферми. Этого
ты тоже не понимаешь, однако, это так. Так что не стоит тебе
выпендриваться. Наконец, у Рафферми за полтора месяца было три
кровоизлияния в мозг. Не через неделю, так через месяц она помрет. Твои
письма бесполезны и опасны. Останется Мики, и это все.
Жанна Мюрно отодвинула свою полную тарелку - она за обедом ничего не
ела, - вынула из лежавшей на столе пачки итальянскую сигарету и добавила:
- Ну и я, очевидно.
К отелю "Резиденс" они шли пешком. По дороге они не разговаривали.
Золотоволосая великанша вела До под руку. Когда они дошли до угла улицы
лорда Байрона, До остановилась и скороговоркой сказала:
- Я провожу вас, мне не хочется туда заходить.
Они сели в такси. В особняке на улице Курсель запах краски стал как
будто еще едче. Когда они вошли в дом, Жанна Мюрно удержала До, которая
собиралась пройти дальше, под одной из лестниц маляров. Обняв в темноте До
за плечи, она повернула ее лицом к себе и даже чуть-чуть приподняла, так
что До привстала на цыпочки.
- Ты будешь сидеть смирно. Никаких писем не писать, ни в какие ссоры
ни с кем не ввязываться, никаких глупостей не делать. Через несколько дней
вы переселитесь сюда. Рафферми умрет. Я вызову Мики во Флоренцию. Вызову в
такой форме, что она не поедет. Что касается Франсуа, то я приготовлю тебе
за ручку в игре против него. А тогда незачем будет финтить; устранишь
Франсуа и увезешь Мики от него подальше. Заручка будет без изъяна. Тебе
скажу, куда повезти Мики. Теперь ты поняла? Ты меня слушаешь?
Стоя в полосе лунного света, струившегося из окна, До кивнула
головой. Большие руки золотоволосой девушки еще лежали на ее плечах. До не
пыталась больше вырываться.
- Сиди смирно, это все, что тебе нужно делать. Не считай Мики дурой,
я так думала до тебя - и ошиблась. Однажды вечером я поставила ее перед
собой, вот так, как тебя, и получила такой отпор, какого мне еще никто
никогда не давал. Ей было шестнадцать - почти столько, сколько было мне,
когда Рафферми взяла меня к себе, и не на много меньше, чем тебе сейчас. Я
знаю тебя только по твоим письмам, а они дурацкие, но я и сама в прежние
времена писала бы такие же письма. Когда мне навязали на шею Мики, я бы ее
с удовольствием утопила. Чувства мои к ней с тех пор не переменились. Но я
ее не утоплю. У меня есть другой способ от нее избавиться: ты, маленькая
дуреха, которая трясется от страха, но сделает все, что я прикажу, потому
что, как и я, жаждет от нее избавиться.
- Пустите меня, пожалуйста.
- Слушай меня. До Мики у Рафферми была другая, такая же девчонка.
Восемнадцатилетняя и на несколько сантиметров повыше, - это была я. Я
приклеивала каблуки к туфлям, наносила клей кисточкой, и было это во
Флоренции. А потом все, чему я завидовала, было мне дано. Мне хочется,
чтобы ты над этим поразмыслила и пока сидела смирно. Все, что ты
испытываешь сейчас, я уже испытывала. Но я кое-чему с тех пор научилась.
так не хочешь ли ты над этим поразмыслить? А теперь можешь убираться.
Ее рука потащила До в прихожую, в кромешную тьму. До споткнулась о
бидон с краской. Перед ней распахнулась дверь. До обернулась, но
великанша, не говоря ни слова, вытолкнула ее на улицу и заперла дверь.
Назавтра До позвонила в двенадцать по телефону Жанне из кафе близ
Елисейских полей. Жанна уже уехала. Телефонный звонок, должно быть, эхом
отдавался в каждой комнате пустого дома на улице Курсель.
5
Рукой в белой перчатке я сжала ей рот. Она мягко отвела мою руку,
встала, и в прямоугольнике света, падавшего из распахнутой двери, возник
длинный темный силуэт. Вот так же, в полутьме, мы разговаривали с ней
однажды вечером. В тот вечер, положив мне руки на плечи, она предложила
мне убить принцессу с длинными волосами.
- Откуда тебе это известно? Есть вещи, о которых ты не можешь знать:
например, о той ночи, когда она спала в моей комнате, или о той ночи,
когда я бродила под ее окнами. Да и о моей встрече с этим, как его, с
Габриелем...
- Неужели же ты не рассказала бы мне об этом! - ответила Жанна. -
Ведь мы с тобой в июне две недели жили вместе.
- Ты встречалась с Мики после вашей ссоры в "Резиденс"?
- Нет. Мне это было ни к чему. Я вовсе не собиралась увозить ее в
Италию. А во Флоренции я выпила свою чашу до дна. Рафферми совсем
ополоумела от бешенства.
- Когда она умерла?
- Через неделю.
- И ты мне ничего больше не сказала перед отъездом?
- Нет. Мне нечего было добавить. Ты очень хорошо понимала, о чем
разговор. Ты сама только об этом и думала еще до знакомства со мной.
В комнате стало вдруг светло. Она зажгла лампу. Я прикрыла рукой
глаза.
- Пожалуйста, погаси!
- Может, ты все же позволишь мне помочь тебе? Знаешь, который час? Ты
уже устала до смерти. Я привезла чистые перчатки. Сними те, что на тебе.
Сейчас, когда эта светловолосая, высокая, заботливая женщина
склонилась надо мной, мне снова казалось, что все рассказанное ею только
дурной сон. Нет, она добрая, великодушная, а я не способна была замыслить
убийство Мики. Это все неправда.
Утром я осталась в постели. Жанна, одетая, примостилась рядом со
мной, и мы с ней порешили жить отныне на улице Курсель. Она рассказала
мне, как произошло убийство, а я - о вчерашних поисках. Сейчас мне
казалось совершенно невероятным, чтобы Франсуа мог не заметить подмены.
- Не так все это просто, - ответила Жанна. - По внешности ты уже не
ты, но и не Мики. Я говорю не только о лице, но и о впечатлении в целом.
Походка у тебя не та, что у Мики, но и не такая, какая была у тебя прежде.
Вы жили с ней несколько месяцев вместе. Последние недели ты, наверное,
досконально ее изучила, чтобы потом ей подражать, это сказывается в каждом
твоем жесте. Слушая в первый вечер твой смех, я уже не понимала, кто уже
смеется: она или ты. Хуже всего, что я уже не понимала, какой была она,
какой была ты, у меня все смешалось. Знала бы ты, какие мысли приходили
мне в голову! Я уже стала бояться, что ты играешь передо мной комедию.
- Для чего?
- Почем я знаю! Для того, может быть, чтобы избавиться от меня,
остаться одной. Меня сводило с ума, что я ни о чем не могу с тобой
говорить, пока ты все не узнаешь. Комедию пришлось ломать мне. Я
обращалась с тобой, как будто ты на самом деле Мики, и я совсем
запуталась. За эти четыре дня я убедилась в одной ужасной вещи, хотя она
многое нам упростит в дальнейшем: как только я увидела твою родинку, я уже
забыла, у кого была такая родинка, у тебя или у Мики. Все ведь упомнить
нельзя, понимаешь? Иногда ты делала какой-нибудь жест, и я видела перед
собой Мики. Я так долго думала об этом, пока не внушила себе, что я
спутала. А на самом деле ты действительно повторяла жест Мики, но потом
двигалась и говорила как ты. Недаром же ты неделями твердила себе:
настанет день, когда мне придется делать все точь-в-точь, как она.
- Неужели же этого довольно, чтобы ввести в заблуждение Франсуа
Руссена? Не может быть. Я провела с ним полдня.
- Ты была Ми. Он говорил с тобой о Ми, и ему казалось, что он держит
в объятиях Ми, да и при том он ведь хищник: много ли он обращал на нее
внимания? Спал то он с ее наследством. Больше ты с ним не увидишься. А вот
твоя встреча с Франсуа Шансом беспокоит меня куда больше.
- Он ничего не заметил.
- А я и не дам ему возможности что-либо заметить. Теперь мы примемся
за дело по-настоящему.
Она сказала, что самое опасное ждет нас, когда мы приедем во
Флоренцию. Ми знали там многие годы. В Ницце же опасаться нам нужно только
отца Ми. И вдруг до моего сознания дошло, что мне придется встретиться с
человеком, дочь которого я убила, и броситься ему на шею, как сделала бы
это она. А между тем мои отец и мать там же, в Ницце, оплакивают погибшую
дочь. Они, конечно, захотят меня увидеть, захотят поговорить со мной о До,
они взглянут на меня с ужасом - узнают!
- Не говори глупости! - воскликнула Жанна, схватив меня за руки. -
Тебе не зачем их видеть! Вот отца Мики придется. Ну поплачешь немножко -
это объяснят твоим волнением. А твоих родителей тебе лучше никогда не
вспоминать. Да и помнишь ли ты их еще?
- Нет. А что, если вспомню?
- К тому времени ты станешь другой. Ты и сейчас не та, а другая. Ты -
Мики. Мишель-Марта-Сандра Изоля, и родилась ты 14 ноября 1939 года. Ты
стала моложе на пять месяцев, потеряла отпечатки пальцев и выросла на один
сантиметр. И точка.
На этом мои страхи не кончились. В полдень Жанна съездила в Нейи за
нашими вещами. Я спустилась в халате в сад, чтобы помочь ей внести вещи в
дом, но она отослала меня, сказав, что этак я могу себе "и могилку
схлопотать".
Но о чем бы мы ни заговаривали, моя мысль непрестанно возвращалась к
ночи на мысе Кадэ, о которой Жанна мне рассказывала. Я не хотела об этом
думать. Я отказывалась смотреть кадры фильма с Мики, которые Жанна сняла
во время каникул и которые помогли бы мне подражать Мики. Однако любое
слово, сказанное нами, приобретало сейчас двойной смысл и вызывало в моем
воображении картины гораздо более мучительные, чем все кинофильмы.
Жанна одела меня, заставила позавтракать, посетовала, что должна
оставить меня часа на два одну, так как надо ехать к Франсуа Шансу, чтобы
сгладить впечатление от наделанных мною вчера глупостей.
Всю вторую половину дня я томилась, пересаживаясь с кресла на кресло,
глядела в зеркала, снимала перчатки, разглядывала свои руки. Подавленная,
я с ужасом наблюдала эту чужую девушку, которая поселилась во мне и была
для меня ничто, пустой звук, только слова.
Больше, чем совершенное мной преступление, страшило меня другое: что
я попадаю под чье-то влияние, становлюсь пустой игрушкой, марионеткой в
руках трех незнакомых. Которая из них сильнее тянет нити, управляющие
марионеткой? Маленькая, завистливая банковская служащая, терпеливая, как
паук? Мертвая ли принцесса, - та, что когда-нибудь непременно снова
взглянет в упор на меня из зеркала, раз уж я хочу ею стать? Или рослая
молодая женщина с золотистыми волосами, которая издали, в продолжении
многих недель, руководила мною, готовя к убийству?
- Когда крестная Мидоля умерла, - рассказывала Жанна, - Мики и
слышать не хотела о поездке во Флоренцию. Похороны состоялись без нее. Она
даже не потрудилась объяснить свое поведение близким синьоры Рафферми.
В тот вечер, когда Мики узнала о смерти крестной, она решила кутнуть
с Франсуа и своими друзьями. Я была с ней. Мики напилась, устроила дебош в
кабачке подле площади звезды, обругала выпроваживающих нас полицейских.
Дома она плакала, вспоминая покойную мать, свое детство. Пришлось дать ей
снотворное.
Несколько дней она была предметом всеобщего внимания. Ей
соболезновали по поводу кончины тетки, приглашали в гости. Мики вела себя
образцово, как достойная наследница миллиардов Рафферми. Еще до того, как
закончился ремонт на улице Курсель, мы перебрались туда.
Однажды днем, когда была одна в новом доме, я получила телеграмму от
Жанны. Телеграмма содержала только фамилию и номер телефона во Флоренции.
Я тотчас же позвонила Жанне. Сначала она обозвала меня идиоткой за то, что
я звоню из дома Мики, а затем, поскольку пришло время отделаться от
Франсуа, приказала мне действовать следующим образом: у меня якобы явилось
подозрение, что Руссен плутует, поэтому я советую Мики проверить смету
работ в особняке Курсель и разобраться, нет ли там каких-нибудь махинаций
между ее любовником и подрядчиками. Жанна велела мне вызвать ее по тому же
номеру телефона и в тот же час через неделю, но не из дому, а из почтового
отделения.
На другой же день Мики произвела расследование, переговорила с
подрядчиками и, как она и предполагала, не обнаружила ничего
подозрительного в предъявленных счетах. Я спрашивала себя, что у Жанны на
уме. Ведь Франсуа Руссен явно надеялся сорвать куш гораздо больший, чем
комиссионные за малярные работы или заказанную мебель, ему не могла бы
прийти в голову мысль так грубо обмануть Мики.
Я поняла, в чем суть, когда мы с Мики вернулись домой и я стала
свидетельницей сцены, которую пришлось выдержать Франсуа Руссену. Он взял
на себя все дела по ремонту. Оказывается, он послал во Флоренцию копии
счетов и смет еще до того, как Мики сообщила туда о своих планах
ремонтировать особняк. Франсуа защищался, как мог, объяснял, что, будучи
подчиненным Шанса, должен вести переписку с Рафферми. Мики обозвала его
подхалимом, ябедником, кричала, что он примазывается, чтобы получить
приданое, и выгнала вон.
Наверное, она все же встретилась бы с ним на другой день. Но теперь я
уже знала, чего добивалась Жанна. Мне оставалось только действовать
согласно ее указаниям. Мики отправилась к Шансу, но ему ничего не было
известно. Тогда она позвонила по телефону во Флоренцию одному из
секретарей Рафферми и выяснила, что Руссен, стараясь выслужиться перед
Рафферми, постоянно ее обо всем осведомлял. Самое смешное, что он, как и
я, возвратил ей чеки, которыми она хотела его подкупить.
Я позвонила Жанне в условленный день и час. Май подходил к концу. В
Париже стояла чудесная погода, на юге еще лучше. Жанна велела мне ублажать
Мики, как я это умею, и уговорить ее взять меня с собой на юг. У Рафферми
была вилла на взморье, в местности, которая называлась мыс Кадэ. "там-то
мы и встретимся, когда наступит подходящий момент", - сказала Жанна.
- Подходящий момент для чего?
- Заткнись, - отрезала Жанна. - Я сделаю все, что надо, чтобы помочь
тебе ее убедить. Твое дело маленькое: быть душкой, а я буду думать за нас
обеих. Вызовешь меня опять через неделю. Надеюсь, вы будете уже готовы к
отъезду.
- Завещание еще не вскрыли? Есть какие-нибудь неприятности? Имею же я
право знать...
- Повесь трубку, - сказала, Жанна. - Надоела.
Через десять дней, в начале июня, мы с Мики были уже на мысе Кадэ. Мы
добирались туда целую ночь на ее маленькой машине, битком набитой
чемоданами. Утром мадам Иветта, местная жительница, знавшая Мюрно, открыла
виллу.
Она была большая, залитая солнцем и напоенная ароматом сосен. Мы
спустились на пустынный, покрытый галькой пляж у подножия скалы, на
которой возвышался дом, и выкупались. Мики учила меня плавать. Затем мы,
как были в купальных костюмах, так и повалились на кровать и проспали до
самого вечера.
Я проснулась раньше. Долго глядела на Мики, спавшую рядом, стараясь
угадать, какие сны витают за ее сомкнутыми длинными ресницами.
Отодвинувшись, я тронула ее ногу: она была теплая и живая. Меня охватило
ужасное отвращение к самой себе. Я взяла машину, поехала в ближайший
городок Ля-Сьота и сказала Жанне по телефону, что я противна самой себе.
- Тогда катись обратно, откуда взялась. Поступи в другой банк. Ходи
стирать белье, как твоя мать. И отвяжись от меня.
- Будь вы здесь, все было бы иначе. Почему вы не приезжаете?
- Откуда ты звонишь?
- С почты.
- Тогда слушай внимательно. Я посылаю тебе телеграмму в Ля-Сьота на
имя Мики по адресу "кафе Дезирады". Это последнее кафе в конце пляжа, чуть
не доезжая поворота налево, который ведет к мысу Кадэ. Мимоходом скажи
там, что ждешь телеграмму, и заедешь за ней завтра утром. Позвони мне
потом. А теперь повесь трубку.
Я остановилась у кафе, заказала кока-колу и попросила хозяина принять
корреспонденцию, которая может сюда прийти на имя Изоля.
В тот вечер Мики захандрила. После обеда, который подала нам мадам
Иветта, мы привязали ее велосипед сзади к кузову машины и отвезли Иветту в
Лек, где она жила. Затем Мики решила продолжать путь в более
цивилизованные края, повезла меня в Бандоль, танцевала там до двух часов
ночи, объявила, что мальчики на юге скучные, и мы вернулись домой. Выбрав
спальню себе, затем мне, она сонно чмокнула меня в щеку и ушла, говоря:
"Мы, конечно, не станем прозябать в этой дыре". А так как мне хотелось в
Италию, Мики обещала туда меня повезти, показать Неаполитанский залив,
Кастелламаре, Соррента, Амальфи. "Вот это будет шикарно! Спокойной ночи,
цыпленок".
В полдень я заехала в "Кафе Дезирады". Телеграмма Жанны была какая-то
не понятная: "Кларисса прокладка. Целую". Я снова вызвала Флоренцию из
почтового отделения в Ля-Сьота.
- Ей здесь не нравится. Хочет увезти меня в Италию.
- Вряд ли у нее хватит денег, - ответила Жанна. - Занять ей не у
кого, она не преминет обратиться ко мне. Без ее вызова я приехать не могу
- она не потерпит. Ты получила мое послание?
- Да, но я ничего не понимаю.
- Я и не надеялась, что ты поймешь. Я имею в виду второй этаж, вторая
дверь направо. Советую тебе заглянуть туда и пораскинуть мозгами. Думать
всегда лучше, чем говорить, особенно по телефону. Отвинчивать, смачивать
каждый день - вот все, что от тебя требуется. Повесь трубку и поразмысли.
разумеется, о поездке в Италию не может быть и речи.
Я слышала в трубке потрескивания и приглушенные голоса, доносившиеся
с промежуточных станций на всем протяжении от Ля-Сьота до Флоренции.
Конечно, стоило к кому-нибудь прислушаться... Но что могло бы насторожить
его внимание?
- Вызвать вас снова?
- Через неделю. Будь осторожна.
Я вошла в ванную подле моей комнаты в конце дня, когда Мики лежала на
пляже. "Кларисса" оказалась маркой газовой колонки. Должно быть, газ
провели совсем недавно - трубы даже не были покрашены. Одна из них шла по
верху стены вокруг всей комнаты. У колена трубы я заметила стык. Я
отправилась в наш гараж за гаечным ключом. Нашла я его в инструментальной
сумке машины. Мадам Иветта мыла каменный пол в нижнем этаже. Она была
женщина разговорчивая, и я потеряла из-за нее несколько минут. Я вернулась
в ванную, дрожа от страха, как бы не пришла Мики. Каждый раз, когда мадам
Иветта переставляла внизу стул, я вздрагивала.
Однако я отвернула соединительную гайку и вынула прокладку. Это была
толстая пластинка из материала, похожего на пропитанный чем-то картон.
Положив прокладку на место, я снова ввернула гайку, открыла газ и зажгла
фитилек, который раньше погасила.
Пряча гаечный ключ в сумку с инструментами, я заметила в конце
дорожки, ведущей к пляжу, Мики.
План Жанны был мне не вполне ясен. Смачивать каждый день прокладку...
Я понимала, делается это для того, чтобы она мало-помалу, как будто сама
по себе, расползлась. Размокание объяснит потом воздействием пара от ванн,
которые мы принимаем. Тем не менее я решила почаще принимать ванну - пусть
на потолке и на стенах будут пятна от сырости. Но чего мы этим добьемся?
Жанна хочет, чтобы я испортила проводку: значит, она хочет устроить пожар.
При зажженном фитиле газ, вытекающий из трубы, может вызвать взрыв, но
ведь никогда не будет столько, сколько нужно: гайка задержит утечку.
Допустим, план Жанны разработан лучше, чем я предполагаю, и пожар
может произойти, что мы от этого выиграем? Если Мики погибнет, я тоже
останусь ни с чем.
Неделю я выполняла приказ Жанны, не смея додумать его до конца. Я
размачивала прокладку в воде, разминая ее пальцами и чувствуя, как вместе
с ней разрушается моя решимость.
- Не понимаю, чего вы добиваетесь, - сказала я по телефону Жанне. -
Поэтому слушайте: либо вы приедете сейчас, либо я все брошу.
- Ты сделала то, что я сказала?
- Да. Но я хочу знать, что дальше? Не понимаю, какую выгоду вы
находите в этой затее, зато хорошо знаю, что мне она не сулит никакой.
- Не болтай глупости. Как Мики?
- Хорошо. Купается. Играем в плавательном бассейне в шары. Наполнить
его водой не удалось. Никто не знает, как это делается. Совершаем
прогулки.
- Ты умеешь говорить, как Мики?
Я не поняла вопроса.
- Это, моя милочка, как раз то, ради чего тебе выгодно продолжать.
Поняла? Нет? Ну ничего. А теперь говори со мной, как Мики. Изобрази ее, а
я послушаю.
- Да разве это жизнь? Начать с того, что Жанна ведь чокнутая! Знаешь,
под каким знаком она родилась? Под знаком Тельца. Бойся Тельца, цыпленок,
от него она такая и стала: шкура шкурой! Ты под каким знаком родилась?
Рак, это не плохо. То-то глаза у тебя рачьи. Я знала одного человека, у
него были такие же глаза: вот такие, смотри - большие-пребольшие. Знаешь,
это было ничего, занятно. А ее мне жаль, она бедняга: длинней на десять
сантиметров, чем нужно, оттого и не чувствуешь себя уверенной. А знаешь,
что она вообразила?
- Хватит, - сказала Жанна. - Не хочу этого знать!
- А ведь интересно? Правда, по телефону этого не скажешь. Ну что,
получилось?
- Нет. Ты повторяешь ее слова, а не играешь ее. Что, если бы тебе
пришлось ее играть? Поразмысли-ка над этим. Я приеду через неделю, как
только она меня позовет.
- Не мешало бы вам запастись к приезду вескими доводами. Потому что с
тех пор, как вы мне твердите "поразмысли", - я стала размышлять.
Вечером в машине, по дороге в Бандоль, где она решила пообедать, Мики
сказала, что встретила днем занятного парня. И у этого занятного парня
мысли тоже занятные. Посмотрев на меня, она добавила, что в конце концов
начнет получать удовольствие от жизни здесь.
В свои денежные затруднения она меня не посвящала. Когда мне нужны
были деньги, я обращалась к ней. На другой день она остановила, не
объясняла мне зачем, машину у почты в Ля-Сьота. Мы зашли вместе, я была ни
жива ни мертва, оказавшись там с Мики. А заведующая почтой, как на грех,
еще спросила меня:
- Вам Флоренцию?
К счастью, Мики не обратила на это внимания или подумала, что вопрос
относится к ней. Она действительно хотела отправить телеграмму во
Флоренцию. Составляя ее, Мики очень веселилась, потом показала мне текст,
из которого я поняла, что она просила денег, а следовательно, Жанна скоро
приедет. Это и была та пресловутая телеграмма с "глазками, ручками,
губками" и призывом "быть добренькой".
Три дня спустя, 17 июня, приехала Жанна в своем белом "Фиате".
Смеркалось. Вилла была полна гостей - девушек и юношей, которых Мики
привела с местного пляжа. Я выбежала Жанне навстречу. Поставив машину, она
сунула мне в руки чемодан и молча повела меня в дом.
С ее появлением воцарилось молчание, затем все стали расходиться. Не
сказав ей ни слова, Мики трагически прощалась в саду со своими гостями,
умоляя всех навестить ее при более благоприятных обстоятельствах. Она была
пьяна и очень возбуждена. Жанна, казавшаяся мне особенно моложавой в своем
летнем платье, уже наводила порядок в комнатах.
Вернувшись из сада, Мики, с бокалом в руке, уселась в кресло,
заметила, что мне незачем брать на себя роль уборщицы (я помогала Жанне),
и напомнила сказанные ею однажды слова: "Если ты хоть раз послушаешься
этой дылды, ты от нее никогда не отвяжешься".
Затем она сказала Жанне:
- Я тебя просила чек прислать, а не приезжать. Гони чек, переночуй
здесь, если хочешь, но чтобы завтра я тебя здесь не видела.
Жанна подошла к ней, долго на нее смотрела, затем наклонилась, взяла
ее на руки и понесла под душ.
Через некоторое время Жанна вышла ко мне - я сидела на краю бассейна
в саду, - и, сказав, что Мики успокоилась, предложила прогуляться.
Я села в ее "Фиат", и мы отправились. В сосновой роще, между мысом
Кадэ и поселком Лек, Жанна остановила машину.
- Четвертого июля твой день рождения, - сказала она. - Вы будете
обедать в ресторане и малость кутнете, впоследствии это покажется вполне
естественным. Именно в эту ночь все и произойдет. В каком состоянии
прокладка?
- Она стала какая-то ноздреватая, как папье-маше, но ваш план никуда
не годится: гайка задерживает утечку газа.
- Дура! Гайка, которой в эту ночь будет завинчена труба, не помешает
утечке. У меня есть другая гайка! Точно такая же. Я ее слямзила у того же
слесаря. Она с трещиной - и на изломе совершенно ржавая. Ты меня слушаешь?
Пожар, следствие, экспертиза - все это проблема несложная. Газ провели в
этом году. А гайка, которую найдут, - с изъяном и проржавела не сегодня.
Дом застрахован на ничтожную сумму: об этом позаботилась я, недаром же я
его выбрала. Даже страховая компания не станет доискиваться причины
пожара. Проблема для нас - ты.
- Я?
- Проблема заключается в том, как тебе занять ее место.
- Я думала, у вас и на этот счет есть план. И другой, чем мне
представляется.
- Другого нет.
- Я должна все буду сделать одна?
- Если я окажусь здесь во время пожара, то мое свидетельство при
опознании поставят под сомнение. А необходимо, чтобы я первая тебя
опознала. Как ты полагаешь: что подумают, если во время пожара я окажусь
здесь?
- Не знаю.
- Не пройдет и двух суток, и все откроется. Если же вы будете с нею
вдвоем, и если ты сделаешь все в точности так, как я говорю, не у кого не
возникнет никаких вопросов.
- Мне придется ударить Мики?
- Мики будет пьяна. Кроме того, ты дашь ей лишнюю таблетку
снотворного. А так как Мики потом станет тобою, и, конечно, будет сделано
вскрытие, то постарайся сейчас, чтобы все кругом знали, что ты тоже
принимаешь снотворное. А главное, в этот день, если вы будете на людях,
ешь и пей все, что будет есть и пить она.
- И я должна буду обжечься?
...Было ли это? Прижала ли в эту минуту Жанна мою голову к своей
щеке, пыталась ли меня ободрить? Когда она рассказывала мне об этой сцене,
она уверяла, что оно так и было. Она говорила, что именно с этой минуты
привязалась ко мне.
- Это и есть единственная проблема для нас. Если ты не станешь совсем
неузнаваемой, обеим нам крышка, другого выхода нет, иначе я опознаю в тебе
до.
- Я никогда не выдержу...
- Выдержишь. Клянусь тебе, если ты сделаешь то, что я говорю, это
продлиться не больше пяти секунд. А когда ты очнешься, я буду возле тебя.
- Что именно во мне должно стать неузнаваемой? Откуда я знаю, что
тоже не погибну?
- Руки и лицо, - ответила Жанна. - Всего пять секунд с того момента,
как ты почувствуешь ожог, а затем ты будешь вне опасности.
Я выдержала. Жанна провела с нами две недели. Накануне первого июля
она объявила, что должна ехать в Ниццу, якобы по делам. Я выдержала все те
три дня, что провела наедине с Мики. Была с ней такая, как всегда.
Выдержала все до конца.
Вечером четвертого июля машину Мики видели в Бандоле. Видели, как
Мики и ее подруга До напиваются в компании случайных знакомых. В час ночи
маленькая беленькая машина с Доменикой за рулем мчалась по направлению к
мысу Кадэ.
И еще через час на вилле начался пожар, в той части, где находился
гараж и ванная при спальне Доменики. Двадцатилетняя молодая девушка
сгорела заживо в соседней спальне. На ней была пижама и на правой руке -
кольцо, давшее возможность опознать в ней меня. Другой девушке не удалось
вытащить ее из огня. Но создалось впечатление, что она пыталась ее спасти.
В нижнем этаже, куда перебросился огонь, марионетка довела до конца свою
роль: зажгла скомканную ночную сорочку Мики и, схватив ее голыми руками, с
воплем накрыла голову горящей рубашкой. Через пять секунд все
действительно было кончено. Не будучи в состоянии добраться до бассейна,
где тогда уже не играли в шары и где была вода, по которой время от
времени расплывались круги от падавших в нее головешек, марионетка упала у
подножья лестницы.
Я выдержала.
- В котором часу ты первый раз приехала на виллу?
- Было около двадцати двух часов, - отвечала Жанна. - Вы уже давно
уехали обедать. Я сменила гайку, открыла газовый кран, но не зажгла газ.
Когда ты поднялась на второй этаж, тебе осталось только бросить в ванную
кусок зажженной ваты. Ты должна была его бросить после того, как дала Мики
снотворное. Полагаю, ты так и сделала.
- А где ты была?
- Я поехала в Тулон, чтобы меня там видели, зашла в ресторан,
сказала, что возвращаюсь из Ниццы и еду на мыс Кадэ. Когда я снова
приехала на виллу, она еще не горела. Было два часа ночи. Я поняла, что ты
запаздываешь. Мы рассчитывали, что в два часа все будет уже кончено.
По-видимому, Мики оттягивала возвращение домой. Не знаю. Ведь по условию
тебе должно было вдруг стать плохо. И в час ночи Мики должна была уже
привести тебя домой. Произошла какая-то осечка: машину домой вела ты.
Может, свидетели ошиблись, не знаю.
- И что ты сделала?
- Я подождала на шоссе. В два часа пятнадцать минут показались первые
языки пламени. Я выждала еще. Мне не хотелось первой появляться на месте
происшествия. Когда я тебя подобрала на лестнице перед домом, там стояла
уже кучка людей - кто в пижаме, кто в халате. Они совсем растерялись.
Затем прибыли пожарные из Лека и погасили пожар.
- А было ли нами предусмотрено, что я попытаюсь вытащить ее из
спальни?
- Нет. Но мысль сама по себе неплохая. На полицейских инспекторов из
Марселя это произвело сильное впечатление. А для тебя это было опасно.
Думаю, что из-за этого ты и была черная с головы до ног. Из-за этого в
конце концов спальня оказалась для тебя ловушкой - тебе пришлось прыгать в
окно. Ночную рубашку ты должна была зажечь в нижнем этаже. Мы раз сто
высчитывали, сколько шагов нужно тебе будет пройти, чтобы броситься в
бассейн. Семнадцать. Кроме того, ты должна была выждать, пока сбегутся
соседи, и только тогда зажечь ночную рубашку, чтобы броситься в бассейн.
Когда они появятся. Ты, как видно, не дождалась. А может, в последнюю
минуту испугалась, что тебя не успеют быстро вытащить из воды, и поэтому
