"Альфа" - сверхсекретный отряд КГБ | |
Спрашивать не принято, раз не говорит. А может, и сам не знает.
- Мы с тобой, как в учебниках писали: "Налет - это внезапное, согла-
сованное нападение на неподвижный объект противника с целью... и та-дэ и
тэ-пэ..."Так? - А те, кто поехал готовить налет, они знают, с чем его
есть надо?
Набоков развел руками: наверное, знают...
Бояринов лишь горько усмехнулся:
- Дай Бог, Толя! Дай Бог...
Что имел в виду Григорий Иванович, теперь можно только гадать. Мало
ли он доверял тем, кто улетел готовить операцию, не был уверен в их опы-
те, профессиональных знаниях или просто опасался за своих воспитанников?
Ему, конечно же, стали известны подробности не состоявшегося из-за сла-
бой подготовки штурма и он посчитал своим долгом на этот раз оказаться
там. Ведь за спиной Бояринова был не только опыт сотрудника КГБ, но опыт
партизанской и диверсионной работы. Прежде чем писать свою диссертацию о
тактике действий партизанских формирований, Гриша Бояринов изучал ее на
практике. Был ранен. Награжден орденом Боевого Красного Знамени.
Теперь, почти полтора десятка лет спустя, нет-нет да и возникнет спор
в кругу людей, знавших Григория Ивановича, - а мог ли он не поехать ?
Все-таки ему к тому времени было уже немало годков - пятьдесят семь, мог
бы и не ходить под пули. Все, кто поднимался с ним в атаку на штурм
дворца Амина по возрасту приходились в сыновья, а кое-кто и во внуки го-
дился.
Нет, он не мог не пойти. И не только потому, что так хотело начальст-
во, только так и мог поступить фронтовик, педагог, полковник КГБ Григо-
рий Бояринов.
Помните, как плакал у него в кабинете отстраненный от поездки в Афга-
нистан офицер? Из сегодняшних будней нам странными могут показаться сле-
зы. Но так было. Считалось позором, когда сотрудника КГБ отстраняли от
выполнения спецзадания.
Мог ли Бояринов отстранить себя сам? Смешно даже подумать. ...В 10
утра собралась кафедра. Бояринов передал общее руководство своему замес-
тителю Владимиру Михайловичу Санькову. Накрыли стол, налили по сто
грамм, выпили - и в Чкаловское, к самолету.
Бояринов уехал, а преподаватели его кафедры - Набоков, Васюков, Боло-
тов остались, стояли, курили. Набоков и Болотов иногда перебрасывались
словом-другим, а Васюков угрюмо молчал. Потом взглянул на них, щурясь от
дыма.
- Что-то не понравился мне сегодня Гриша.
Набоков поймал себя на мысли, что согласен с Васюковым. Какая-то тень
лежала на лице Бояринова. Мог ли он знать тогда, что это тень смерти...
Утром 23 декабря генерал Бесчастнов ехал в расположение группы "А".
Шуршала быстрыми шинами "Волга". У светофоров теснились автомобили.
Переход заполнен людьми - москвичи спешили на работу.
Генерал прикрыл веки. Ломило в висках, сказывалась бессонная ночь.
Мысли, мысли, мысли... Может, он не все знал. Скорее всего. Но даже той
информации, которой владел, было достаточно, чтобы понять: на южных гра-
ницах всерьез запахло порохом. Впервые за долгие, долгие годы.
Руководство мог волновать Китай, Пакистан, Иран. Что угодно, только
не Афганистан. Эта азиатская страна десятилетиями не вызывала опасений.
Так привыкли думать политики, дипломаты, Генеральный штаб. Да и его,
Алексея Дмитриевича, ведомство - тоже. В общем, никакой головной боли.
Так было при шахе, при Дауде, и даже еще раньше, когда Эмманула-хан чуть
не в друзьях с Лениным ходил.
А теперь вот Амин. Еще полгода назад он клялся в верности и любви Та-
раки. Как это он говорил? "Я могу потерять Афганистан, но никогда не
соглашусь с потерей моего любимого учителя и вождя". А любимый вождь от-
вечал ученику: "Я и Хафизулла Амин близки, как ногти и пальцы".
И после этого люди Амина зверски задушили Тараки. Одно слово - вос-
ток. После убийства Тараки КГБ перехватил американскую шифровку. Бес-
частнов прочел слова телеграммы: "Советы не в восторге, но осознают, что
сейчас им ничего не остается, как поддерживать амбициозного и жестокого
Амина".
Интересные ребята в ЦРУ. Амин живьем сбрасывает в ямы с хлорной из-
вестью сторонников Тараки. Рассеивает, как пепел по ветру тысячи людей.
Просто так - загружает самолет и над Гиндукушем раскрывает рампу. Это у
него называется - "десант".
А Советам, значит, ничего не остается, как целовать Амина в заднее
место. И ждать. Чего собственно? Пока новоявленный азиатский фюрер пере-
душит полстраны, как он задушил своего дорогого учителя, или отдастся за
доллары американцам и те появятся у наших южных рубежей?
"Н-да, - подумал генерал, - замечательная перспектива". Нуикрутойза-
вязалсяузелок. А развязывать, значит, его ребятам. Только вот развязы-
вать ли, скорее всего - разрубать мечом. Лес рубят - щепки летят. Кабы
только щепки... У машины его встречали заместители начальника группы -
майоры Ивон и Романов. Зайцев в госпитале. Ивон тоже не боец; на десант-
ной подготовке повредил ногу, едва ходит. Значит, Романов. Признаться,
он был рад, что жизнь сделала такой выбор. Михаил Михайлович в группе с
первых дней, сам ее формировал, подбирал людей. Офицеры ему верят. И же-
на поймет, она тоже служит в комитете.
- Ну что, Романов, - вздохнул генерал, словно взваливая на себя воз,
- пришло время тяжких трудов.
Знал ли он, начальник управления, на что посылал людей? Тогда каза-
лось: знал. Теперь, по прошествии лет, ясно, что он только догадывался о
тяжких трудах. Эту догадку и тревогу, связанную с ней, пытался передать
майору. Ему, Михаилу Романову, первому командиру страшной девятилетней
войны, а через него и первым бойцам - первым инвалидам, первым героям.
Именно они откроют скорбный список погибших в Афганистане, и несчастные
жены, падая на крышки гробов, не в силах будут понять, во имя чего отда-
ли жизни их мужья.
Во имя Родины, скажут им. Так почему ж тогда Родина спешно зароет те-
ла погибших, не разрешив даже на гранитной плите выбить слова о месте их
гибели, почему назначит мизерную пенсию и забудет на десятилетие?.. Что
с тобой, Родина, если не дорожишь ты своими сыновьями?..
Их не забудут друзья. Они и утешат, помогут, поддержат. Но все это
будет потом. А пока "Михалыч", как его звали в группе, стоял перед на-
чальством.
- Понимаешь, - выдавил улыбку генерал, - командир сказал, только ты
сможешь выполнить задачу. Собирай людей. Поскольку дело государственной
важности, едут добровольцы, малосемейные, хорошо, если и вовсе нежена-
тые.
Бесчастнов умолк, долго и как-то грустно, по-отцовски глядел на майо-
ра.
- Лучшие из лучших, - продолжал он, - бойцы нужны, Романов. Там не
только вы, но и в вас стрелять будут. Понял меня?
- Так точно, товарищ генерал, - ответил четко, как положено по уста-
ву, майор.
Но ответ этот как-то не понравился Алексею Дмитриевичу. Сухостью, что
ли, своей, бесцветием. Ну да Бог с ним, с ответом, время готовить людей
- экипировку, оружие, боеприпасы. Достаточно одного слова генерала и все
закрутилось бы, завертелось и через часдругой группа "А" была бы готова
к бою. Такого приказа ждал Романов. Но Бесчастнов сказал совсем другое:
- Часа через два-три отпусти ребят к семьям. Легенда такая: уезжают
на учения. Кто в Ярославль, кто в Балашиху. Вопросы есть?
- Оружие, товарищ генерал? - начал Романов. Генерал остановил его
взмахом руки.
- Оружие и боеприпасы по максимуму.
Ивон и Романов собрали группу. Сказали, что велел генерал. Не забыли
добавить главное: стрелять будут и в нас.
Сообщение восприняли спокойно. Будут стрелять - ну что ж, для этого
они в конце концов и готовились столько лет.
Готовились, но разве для этого?
Разъехались по домам. Михаил Михайлович сразу отбросил легенду. Какая
там к черту Балашиха! Разве его жену проведешь? Посидели, поговорили.
Жена успокаивала, как могла, ничего, мол, батя, прорвемся. Не впервые. А
когда под окном просигналила машина, Романов снял с вешалки куртку дзю-
доиста, всю в медалях и значках, на поясе расписался и отдал сыну - на
добрую от отца память.
Обнялись. Тут и Володя Гришин на пороге. Жена увидела его, в лице пе-
ременилась. Они знали друг друга, раньше в одном подразделении работали.
- Что ж ты Вовку втянул? У него двое маленьких. И вправду, похолодел
Романов, двое грудничков. В суматохе, в беготне забыли. А сам Гришин
промолчал. Спустились вниз, сели в машину.
- Володя, ты ж у нас, считай, многодетный. А Бесчастнов что сказал?
Гришин молча "врубил" скорость. По дороге Романов убеждал его остать-
ся, а сам думал: как же без него, без Вовки? Машину водит виртуозно,
стреляет великолепно, мастер спорта. И мужик надежнейший.
Так ни о чем и не договорились, приехали в подразделение. У дверей
кабинета Романов увидел Глеба Толстикова, старого товарища, командира
одного из отделений группы.
- Хорошо, что ты приехал, - обрадовался Михаил Михайлович,
- Зайди, посмотри своих ребят.
Глеб посмотрел список. С кандидатурами в основном согласился, но
подсказал Романову, что у одного из бойцов болит нога.
- Добро, - сказал Романов, - вычеркни его. И вдруг Глеб понял, что
его самого нет в боевом расчете. Пробежался еще раз по списку: фамилия
Толстикова отсутствовала.
- Миша, я что-то не понял, мое отделение едет, а я нет?
- А что делать, - сказал Романов, - надо же кому-то и на хозяйстве
оставаться. В следующий раз поедешь...
Кровь ударила в виски. Давно не было такого с Толстиковым. Бокс приу-
чил держать себя в узде. Но тут узда не выдержала.
- Миша, если я не буду включен в расчет вместе с ребятами, завтра те-
бя не знаю.
И, резко развернувшись, вышел из кабинета.
- Подожди, Глеб, - крикнул вслед Романов, но Толстиков уже ушел.
Правда, через несколько минут его вернули.
- Ты не кипятись, - объяснил Михаил. - Состав группы утвержден. Мне
что теперь - на Бесчастнова выходить?
- Выходи, - ответил Глеб.
Пришлось звонить начальнику управления, объясняться. Бесчастнов, выс-
лушав майора, с укоризной произнес:
- Романов, ну стар твой Толстиков, мы же говорили...
- Товарищ генерал, да он молодым фору даст. По последним прикидкам, в
стрельбе и на полосе, второе место занял. Мастер спорта, чемпион Союза
по боксу.
Бесчастнов сдался. Толстикова включили в состав группы. Добился свое-
го и Гришин. Его так и не уговорили остаться. Итак, впереди ждал неведо-
мый Афганистан.
Капитан Геннадий Зудин любил домашние котлеты. С пылу, с жару, прямо
с плиты. Умела его Нина стряпать, котлеты получались ароматными, поджа-
ристыми, сладостно похрустывали на зубах.
Геннадий ел котлеты, глядел в румяное, раскрасневшееся от кухонного
жара лицо жены. Повезло ему с Ниной. Встретил нежданнонегаданно. Женился
без оглядки, и не прогадал. Душевная, кроткая, добрая. С расспросами не
лезет. Сказал: в командировку - и все ясно. Куда, зачем - в их семье
спрашивать не принято. Да и он самто много ли знает? Вроде бы в Афганис-
тан, на охрану посольства. Не он первый, не он последний. Месяца два на-
зад Коля Берлев оттуда вернулся, а сейчас Шергин там, Картофельников,
другие ребята.
Правда, раньше их без особых напутствий провожали, а сегодня сам Бес-
частнов приехал. Хотя Алексей Дмитриевич и прежде их не забывал, но вот
фраза его о том, что "будут и в вас стрелять" как-то больно царапнула
сознание. Зудин вспомнил лицо генерала. Вроде не уловил в нем ничего
тревожного. Тогда к чему эта фраза? Для острастки? Бесчастнов стращать
не любит. Для порядка, чтоб служба медом не казалась? Так он ведь не ге-
нерал Пирожков. Тот закрутит напряженку - ни кашлянуть, ни ахнуть. А
впрочем, так ли уж редко говорят им подобные слова. Группа антитеррора -
не балетная труппа. И все-таки, тревожно на душе.
Геннадий отодвинул тарелку, поблагодарил жену, взвесил на руке приго-
товленный женой увесистый сверток.
- Нина, мне толстеть нельзя. Со службы погонят.
- Ничего, - усмехнулась жена, - хорошего человека должно быть много.
Он заглянул в сверток. Просил лимоны не класть, положила. Он вытащил
лимоны.
- Это девчонкам. Чайку попьете.
Жена хотела возразить, но он приложил к губам палец. - Молчи, жена,
молчи. Там, где я буду, этого добра навалом. Понятно?
Нина лишь пожала плечами, но спорить не стала. Навалом так навалом.
Пришло время прощаться. Прибежала младшая дочь, папина любимица, рас-
целовала. Старшая, уже совсем невеста, десятый класс кончает, подставила
щеку: "Не грусти, па..." Жена проводила до угла дома.
Милые, родные люди, никто из них не знал, что видятся они в последний
раз, в последний раз.
Нина вернулась, проводив мужа, занялась с младшей дочерью. Первок-
лассница - мало ли забот. Написала буквы, почитала, и только поздно ве-
чером Нина заглянула на кухню. Заглянула и ахнула: сверток с продуктами
Геннадий забрал, а рядом, тоже сверток, со сменным бельем - забыл. Бро-
силась к телефону, позвонила в отдел, оказалось, они еще на месте, не
уехали. Накинула пальто и выскочила на улицу.
...Промерзший троллейбус скрипел заиндевелыми дверьми, полз по тоск-
ливо длинному проспекту. Она боялась не успеть, но когда от метро позво-
нила, трубку поднял Геннадий. Объяснила. "Хорошо, жди там, я подойду", -
сказал он.
Геннадий не разрешал бывать у него на работе. Да, признаться, она и
не знала, где квартирует их группа. Они встречались у посольства, неда-
леко от Октябрьской площади.
И теперь в свете фонаря она издалека узнала его фигуру, бросилась к
нему, протянула сверток.
- Нина, - с укоризной сказал он, - ну зачем? Глянь, уже транспорт не
ходит, как я тебя домой отправлю?
- Нашел, о чем волноваться, доберусь.
Он не стал ни спорить, ни возражать. Обнял еще раз и ушел. Видимо,
времени было в обрез. Так и осталась в ее памяти эта, уже окончательно
последняя встреча, осталась навсегда. Еще подумала: расставание какое-то
суетливое, на бегу, и он со свертком под мышкой, исчезающий в ночи, и
она, одна в ледяном городе.
Нина вышла на проспект. Он был пуст и тих. Желтые равнодушные глаза
светофоров отбрасывали леденящие блики на грязные сугробы по обочинам.
Морозно скрипел снег под ногами.
Прогромыхал одинокий грузовик. Затормозил. Шофер выбросил дверку.
- Эй, красавица! Садись, а то заледенеешь! Когда она влезла в кабину,
водитель весело усмехнулся:
- Небось, с гулянки...
Нина смутилась: надо же, можно ли про нее такое подумать...
- Мужа в командировку провожала... - сказала она.
- Хе, командировка, невидаль. Нашла из-за чего печалиться. "Может, и
так",- подумала Нина и вспомнила вдруг, что выскочила из дома и забыла
деньги. Пошарила по карманам, вытащила мелочь.
- Вы знаете, у меня и денег-то нет, чтобы заплатить. Вот, копеек
пятьдесят. Извините.
- Ладно, - согласился водитель, - на пиво хватит. Он затормозил. Нина
протянула в сжатой ладошке мелочь и положила на приборный щиток. Монетки
звенькнули и исчезли в какойто щели. Шофер приподнялся из-за руля, наде-
ясь увидеть свои законные пивные пятьдесят копеек. Но денег не было.
- Пропало мое пиво. Что ж ты такая несчастливая? Да разве она нес-
частливая? У нее две дочки, любящий муж. Что еще надо для счастья?
Дверца кабины захлопнулась. Судьба словами ночного шофера нарекла ей
другую дорогу. Горькую, вдовью...
Отлет задерживался. Дул сильный боковой ветер и метеослужба не давала
"добро".
Загрузили боеприпасы, получили сухой паек. Личные чемоданы, гордость
конструкторской мысли группы, в которых было все - от зубной щетки до
автомата - забросили в салон.
Сфотографировались на память под крылом самолета. А когда поступила
команда занять места и ребята уже поднимались в самолет, их доморощенный
фотограф Сережка Кувылин снова окликнул их. Они обернулись, останови-
лись. Еще раз запечатлело их бесстрастное око фотокамеры, теперь уже на
аэрофлотском трапе. Именно этот снимок особо любим ветеранами группы
"А". Его можно увидеть на самых почетных местах в квартирах ребят. Прав-
да, появился он у них недавно. Грустная судьба у этого снимка. Почти
полтора десятка лет будет лежать он - секретный! - в семейных альбомах.
Система обрекла своих солдат на долгое молчание. Ни словом, ни взглядом
не имели права эти люди признать свое участие в тех событиях. Как под-
черкнул один из высоких чинов КГБ: "Говорить можно все, что угодно. Кро-
ме правды".
И это будет потом - через месяц, через два, через полгода. А сейчас
они стояли на трапе - улыбчивые, затянутые в меха летных курток, щерен-
ные в себе и в том деле, ради которого улетели в... командировку.
Клацнет последний раз затвор фотоаппарата. Захлопнется дверь самоле-
та. Отъедет одинокий трап, как бы увозя в прошлое их предыдущую жизнь.
Никто не заметит мокрый след колес на стылом поле аэродрома.
Надрывно взвоют турбины, и командир корабля, зная, какой трудный путь
ему предстоит, кивнет уходящей земле: с Богом! Им бы вправду помолиться.
Да не принято было в те годы.
В самолете занялись они делом вполне мирным. Никто не знал, что ждет
их при посадке, как встретят? Во всяком случае, догадывались: не хле-
бом-солью. Как бы не свинцом. Вот Романов и разбил группу на двойки, как
в авиации - ведущий и ведомый. Плюснина, например, и Чудеснова поставил
в пару. Более всего подходили они друг другу, отлично ладили между со-
бой. А вот физические данные разные: один высокий, жилистый, другой -
ростом пониже, крепыш.
Улетают в Кабул...
Женя Чудесной - прекрасный стрелок. Саша, если надо, боксерским уда-
ром прикроет. Так что вполне дополняли один другого.
Правда, потом, в Афганистане, уже в бою многое поменялось, оказалось
не таким, как думали, готовясь заранее. Но что поделаешь, на то он и
бой.
Промежуточная посадка в Душанбе. Здесь, у местных комитетчиков Рома-
нов выпросил одеяла, матрацы. Все это оказалось очень кстати. Кто-то из
местных, помнится, подшучивал, мол, зря, майор, суетишься: прилетите -
обеспечат. Другой бы, может, и клюнул, но майор - тертый калач - служил
в системе госбезопасности не первый год и привык полагаться не на ми-
лость зажиревших тыловиков, а только на себя.
Словом, загрузили скарб, разжились еще доппайком: как известно, на
войне харч - весьма серьезное дело, и в путь.
Границу пересекли поздно ночью. Кто-то уже подремывал, кто-то дожевы-
вал сухпай, а старший лейтенант Сергей Кувылин смотрел в иллюминатор. Не
слалось. Под крылом стелились огоньки, словно их на бескрайнее черное
поле высевал самолет и они летели к земле, кувыркались и гасли в невиди-
мых горных отрогах.
В салоне неожиданно погас свет, и через минуту-другую цепочка огонь-
ков осталась далеко позади. "Граница!" - догадался Сергей и что-то заще-
мило под сердцем. Он вспомнил, как десять лет назад, в шестьдесят девя-
том, их солдатский эшелон пересекал границу. Они ехали домой из Герма-
нии. Утром кто-то заорал благим матом: "Дембеля! Деды! Граница!" И они с
грохотом посыпались с полок.
Поезд въехал на мост через Буг, медленно и торжественно прошёл мимо
полосатого столба с гербом Советского Союза. Перехватило горло - Родина!
Два года он не видел мать, отца, не видел невесту. Хотелось бежать впе-
реди поезда.
В Смоленске на вокзале дал телеграмму: "Встречай, приезжаю... по-
езд... вагон..." И только потом сообразил, что наделал. Их эшелон прибы-
вал на Белорусский вокзал в четыре утра. Считай, ночью. Метро на замке,
транспорт не ходит, такси не по карману, попереживал, поволновался, а
потом решил: ладно, скорей всего, она не приедет, и правильно сделает.
Ему опять же легче: не придется извиняться за свою дурацкую телеграмму.
А она приехала. До сих пор стоит перед глазами ранний, предрассвет-
ный, гулкий перрон, лица удивленных дембелей, и его девчонка, такая ми-
лая, нежная, прильнувшая головой к его плечу.
Вышли к стоянке такси, пристроились в хвост очереди. Очередь - одни
солдаты. Дембельский эшелон. Сергей глядел и не мог наглядеться в искря-
щиеся голубые глаза. Вдруг кто-то тронул его за рукав. Оглянулся. Перед
ним стоял незнакомый сержант.
- Слышь, земляк, ты с невестой, давай, садись без очереди. Сергею хо-
телось расцеловать незнакомого сержанта. Дома их были почти рядом. За
квартал остановили такси. Сергей проводил ее, а потом поспешил домой. В
том же году они поженились.
...Ночь за иллюминатором - глуха и темна. Вспыхнул где-то одинокий
огонек и вновь погас. Граница. Как порою странно и неожиданно в челове-
ческую жизнь вплетаются, казалось бы, совсем посторонние, далекие от
повседневных будничных забот, понятия. Всего дважды за свои тридцать лет
пересекал он границу. Но тогда хотелось петь и плясать, будущее было ут-
ренним и добрым, как руки матери. Теперь же граница встречала его глухой
непроницаемостью ночи, декабрьским морозом, неясностью не только будуще-
го, но и сегодняшнего, сиюминутного бытия.
Гудели турбины. Самолет летел навстречу утру. Стали едва различимы
голые вершины Гиндукуша. Горный хребет, словно гигантская птица, распра-
вив могучие снежные крылья своих отрогов, хищно парил над сияющей доли-
ной. Из пилотской кабины вышел Романов.
- Подходим к Баграму. Приготовить оружие. Садились в "сложняке" - на
полосу без опознавательных знаков, едва освещенную. Когда самолет замер,
луч прожектора выхватил его из темноты. Высаживались быстро, без суеты,
с оружием наготове. За ярким глазом прожектора чувствовался чей-то прис-
тальный взгляд. Своих? Врагов?..
Когда спустились с борта, резкая команда "ложись!" бросила группу на-
земь. Но команда эта, произнесенная чьим-то хриплым, простуженным голо-
сом, показалась ласковым приветствием доброго друга. Ведь прозвучала она
не по-восточному гортанно, а отрывисто-властно, на родном русском языке.
Меры предосторожности были совсем не лишними, ведь приходилось охра-
нять таких людей, как Бабрак Кармаль, Гулябзой, Сарвари, Ватанджар. Пос-
ле убийства Тараки Амин пытался их захватить и уничтожить. С трудом уда-
лось ускользнуть. И вот теперь они здесь. Можно представить, что сталось
бы с опальными министрами, а заодно и с теми, кто их прятал, пронюхай
обо всем этом аминовская охранка.
У капониров подразделение Романова встретили свои ребята, улетевшие в
первой группе: Изотов, Виноградов, Картофельников. Были объятия, угоще-
ние. Вместе пили афганский чай, хозяева потчевали пакистанским печеньем,
вареньем. Вспоминали Москву. Тут гостей оставили и спать.
Старшему лейтенанту Сергею Кувылину в ту ночь приснился странный сон.
Вроде он опять ранним утром стоит на Белорусском вокзале, только теперь
уже без невесты, та же очередь на такси. Он стал в конец. Спросил, кто
последний. Глядь, оказывается, последний - майор Геннадий Зудин. Из их
же группы. "Егорыч!" - обрадовался Кувылин. А Егорыч даже не обернулся.
Но тут слышит Сергей - кто-то его за рукав тянет. Оглянулся - сержант:
"Слышь, браток, садись без очереди". "Да неудобно как-то..." - отвечает
Кувылин. А сержант свое твердит: "Садись, говорят тебе, не в ту очередь
стал".
Хотел было поспорить, мол, как не в ту, вот же Егорыч стоит, да не
успел, проснулся.
Странный, право, сон. Кувылин усмехнется и забудет о нем. Вспомнит
через три дня. Вечером 27-го на ступенях аминовского дворца.
Утром за гостями пришли посольские автобусы. За рулем одного из них
майор Николай Васильевич Берлев узнает Женю Семикина. И тут же поднесет
палец к губам: молчи, ты со мной не знаком.
Они подружились в первый приезд Берлева в Афганистан, когда Николай
Васильевич охранял посла. Вечером майор разыскал Семикина. Обнялись как
полагается старым друзьям.
- Ну что, Жень, налей сначала, а потом будем говорить. Семикин достал
бутылку, разлил по стаканам. Берлев поднял стакан.
- Если суждено увидеться, выпьем еще, а погибну - не поминай лихом.
Семикин побледнел:
- Да ты что, Коль, что стряслось?
- А-а, - махнул рукой Берлев, - пей, не то выдохнется. Все сам узна-
ешь.
Майор Берлев был больше других посвящен в детали готовящейся опера-
ции. Он знал посла Пузанова, резидента Иванова, много раз видел Амина.
Когда посол приезжал в резиденцию Амина, Берлеву приходилось дежурить у
дверей, за которыми шли переговоры. Охрана Пузанова, Иванова и других
работников посольства уси-
лилась после захвата и убийства американского посла Адольфа Даббса
членами группы "Национальный гнет". Это случилось 1 марта. В том же ме-
сяце несколько сотрудников группы "А" оказались в Кабуле. Среди них был
и Берлев.
И вот теперь он второй раз здесь. Надо думать, не ради прогулки. ...С
обстановкой знакомили майора Романова советский резидент Борис Семенович
Иванов и его заместитель. Они начали с того, что в эту страну майор со
своими ребятами приехал совсем не ради прекрасного горного воздуха. Ми-
хаил Михайлович согласился. Он знал это и без резидентов и ждал поста-
новки конкретной задачи. Все, что произошло с ним в последние сутки с
небольшим, казалось Романову дурным сном. Ему предстояло вести людей в
бой и как у всякого командира возникали десятки вопросов, на которые хо-
телось получить ясные и исчерпывающие ответы. Но ответов не было, а были
какие-то невнятные разговоры. На пороге войны, а значит, у порога смер-
ти, люди, которых годами готовили для выполнения сложной боевой задачи,
должны принять решение. Но они оказались не готовы его принять. Они выг-
лядели растерянными, раздавленными тяжелой ответственностью, свалившейся
на их плечи.
Романов вышел из комнаты после беседы, а ощущение кошмарного сна не
проходило. Он пытался процедить полученную информацию, но "цедить" было
нечего. Как говорят физики, на выходе ноль. У виска бились странные фра-
зы резидента: "Ты догадываешься, какую операцию предстоит провести?"
"Догадываюсь". "Но твои ребята не циркачи, а там все будет на уровне
цирковых трюков".
Оставалось только ответить: "Есть, товарищ генерал-лейтенант, сделаем
из них циркачей! У нас еще ночь в запасе".
Да-а, вот уж расскажешь кому - не поверят. Вправду, беседа с ним была
проведена на самом высоком цирковом уровне.
Резиденты ушли, а Романов остался со своими проблемами - вооружение,
боеприпасы, питание, разведка, информация... Разве все перечислишь. Вон
куртки спецназовские спрятать некуда - в посольстве шагу не дают сту-
пить: подарите, продайте. Не продашь, так непременно украдут.
"Ну вот, пожалуй, с них и начнем", - решил майор и разослал несколько
человек по посольству. Приказал обшарить все углы и закоулки, но найти
надежное место для хранения обмундирования. Легко сказать - найти. По-
сольство небольшое, людей, как селедок в бочке, свободного стула нет, не
то что комнаты.
В подвале наткнулись на запертый туалет. На дверях табличка: не рабо-
тает. Решили приспособить для себя. Вскрыли аккуратно, сложили вещи,
кульки, свертки, заколотили основательно, а табличку подновили, чтоб
виднее было.
После боя вернулись - все цело, невредимо. Что ж, голь на выдумку
хитра.
Переночевать хотели в посольстве, но, оказалось, расположиться негде.
Опять погрузились в машины - и в расположение так называемого "мусуль-
манского батальона". Здесь впервые с бойцами группы "А", теперь она но-
сила кодовое название "Гром", ехали сотрудники подразделения "Зенит".
Прибыли. Отвели им казарму, которую в нашем понимании казармой даже и
назвать нельзя. Здание без окон и дверей - стены да крыша. Вместо пола
насыпан гравий. Прошли - пыль поднялась, будто после стада овец.
В казарме как раз командир роты "мусульманского батальона" развод за-
канчивал. Дав все наставления караулу, советский офицер напутствовал
подчиненных: "Аллах с нами!"
Караул вышел, а сотрудники группы удивленно переглядывались. Н-да,
верно говорил Федор Сухов: "Восток - дело тонкое".
Спать почти на улице на декабрьском холоде большого желания не было.
Потому как могли благоустроили казарму: завесили плащпалатками окно,
проемы, собрали все, что могло согреть: матрацы, одеяла, куртки.
Однако холод оказался не самым страшным ночным бедствием для группы.
Донимали храпуны - Баев и Зудин.
Кувылин вспоминает, что в последнюю ночь он так и не сомкнул глаз.
Попал как раз между двух храпунов, такое чувство, будто с самого вечера
на танке ездил.
Утром на завтрак накормили верблюжатиной. Вкусно, хотя и недоварено,
да что поделаешь - высокогорье, мясо долго упревает.
Выдали афганскую форму: мягкие куртки и брюки из шинельного сукна,
такие же мягкие кепочки с козырьками. Долго подбирали куртку на Алексея
Баева. Шутили, мол, на таких мощных мужиков афганцы не рассчитывали.
Пришлось разрезать форму на спине, иначе Баев не влезал.
Сразу же стали "обживать" форму: укрепляли карманы для гранат, авто-
матных магазинов, ушивали, подгоняли. Взяли у десантников удобные ранцы,
определились, где будут лежать боеприпасы, а где перевязочные средства.
Не глядя запустил в ранец руку, достал бинт - мелочь, но в горячке боя
это очень важно.
После полной комплектации - учли все, начиная от автоматов до броне-
жилетов, - прикинули по весу. Оказалось 46 килограммов! В таких "доспе-
хах" и стоять-то тяжело, не то что бегать, прыгать, вести огонь, метать
гранаты. Да еще в горах, не на учебном центре в Балашихе.
Именно потому, что не учебный центр и от каждого "пустяка" могла за-
висеть собственная жизнь и жизнь товарищей, навьючились до упора.
К тому времени была доведена боевая задача: штурмовать дворец Амина.
Дворец находился примерно в километре от позиций батальона. Место для
дворца - лучше не придумать. От него уходило шоссе, ведущее в горы. То
есть при необходимости есть путь к отходу. Метрах в пятистах основатель-
ное здание жандармерии. Слева от
дворца расположился первый батальон охраны, справа - второй. Между
позициями батальонов и дворцом по три вкопанных танка. И наконец нацио-
нальные гвардейцы - их казарма располагалась непосредственно на послед-
нем этаже дворца.
Вечерами, а порой и ночью, если не спалось, бойцы группы "А", выйдя
из казармы, подолгу глядели на сияющий огнями дворец. Все они прослужили
в комитете не один год и прикинуть соотношение сил не представляло тру-
да. И от прикидок становилось страшно - столь неравные были силы. 24 че-
ловека в "Громе", примерно столько же в "Зените". Плюс "мусульманский
батальон". Но на него с самого начала возлагались лишь вспомогательные
