потом ускорил шаги, делая вид, что не пытаюсь нагнать Мэри и Кеннеди.
Пройти на противоположную сторону буровой вышки мы могли, если бы пе-
ресекли верхнюю палубу и преодолели бы при этом около тридцати метров.
Сегодня на этой палубе я рано утром разговаривал с Джо Курраном. Это бы-
ли самые длинные, самые мокрые и самые ветреные тридцать метров, которые
мне когда-либо довелось пройти в своей жизни.
С одной стороны палубы до другой были протянуты два каната, но не по-
мешало, если бы через всю палубу была протянута пара дюжин канатов, что-
бы людей не смыло в море.
Сила ветра была фантастической, казалось, что с тех пор, как мы при-
были на буровую вышку четыре часа тому назад, сила ветра возросла вдвое.
Теперь я понял, что нечего ждать прибытия на вышку лодки или вертолета,
пока не утихнет ураган. Мы были полностью отрезаны от внешнего мира.
В половине третьего дня стало темно, словно наступили сумерки, и из
огромной черной гряды грозовых туч, скопившихся над нашими головами,
несся ветер, который набрасывался на объект Х-13 с такой бешеной силой,
словно хотел вырвать его с корнем вместе со всеми его тринадцатью опора-
ми, опрокинуть и сбросить в морскую пучину. Ветер ревел и выл, носясь по
буровой вышке с неукротимой яростью, и даже на расстоянии шестидесяти
метров мы слышали заглушающую глухой гром шторма какофонию, кричащую са-
танинскую музыку бешеного ветра, свистящего и визжащего фальцетом, когда
он прорывался через сотни стальных балок, из которых была построена вся
эта устремленная ввысь громада буровой вышки. Медленно продвигаясь впе-
ред, мы сгибались почти вдвое, выдерживая напоры встречного ветра, и,
чтобы удержаться на ногах, повисали на одном из спасательных канатов,
панически боясь, что он выскользнет из рук. Если кто-то выпустит этот
канат, то ветер тут же собьет его с ног, и он покатится по палубе и бу-
дет катиться до тех пор, пока ветер не швырнет его за борт: именно такой
была сила ветра. Он вырывают дыхание из легких, и под его острыми, как
лезвие ножа, ураганными и резкими, как удары хлыста, порывами хлестал
дождь, обжигая незащищенную кожу нескончаемым градом тяжелых капель, по-
хожих на крошечные свинцовые пули.
Мэри первой пробивала себе путь, пересекая охваченную стихией палубу,
и почти вплотную за ней двигался Кеннеди, одной рукой вцепившись в ка-
нат, а второй крепко обхватив девушку за талию. В другое время у меня
могло бы появиться желание поразмышлять на тему о счастье, о том, что
некоторым людям чертовски везет и что, наверное, они родились в рубашке.
Но сейчас у меня на уме были гораздо более важные вещи. Я подошел к Кен-
неди совсем близко и, почти наступая ему на пятки, приблизил свою голову
к его голове и, стараясь перекричать шум шторма, крикнул:
- Пришло ли хоть слово?
Он был умен, этот шофер. Не убыстрил и не замедлил своих шагов и не
обернулся, только едва заметно покачал головой.
- Проклятье! - крикнул я. - Вы звонили? Он снова покачал головой. На
этот раз я увидел в его кивке нетерпение, но подумав, чем он рискует, не
мог упрекнуть его. У него действительно было очень мало шансов услышать
или узнать что-либо, ведь Лэрри все время крутился вокруг него, размахи-
вая своим огромным пистолетом. Крутился с той самой минуты, как Кеннеди
появился на буровой вышке.
- Мне необходимо переговорить с вами, Кеннеди! - крикнул я.
На этот раз он тоже услышал меня: кивок был едва заметен, но я уловил
его.
Мы наконец-то перешли на другую сторону палубы, прошли в тяжелую за-
пирающуюся на скобу дверь и сразу же очутились в совершенно ином мире.
Дело не в том, что внезапно наступила тишина, не в том, что стало тепло,
не в том, что не было больше дождя и ветра, нет, главное было не в этом,
хотя это несомненно имело свой положительный эффект: по сравнению с дру-
гой стороной буровой вышки, откуда мы только что добрались сюда, эта
сторона была похожа на роскошный отель.
Вместо холодной стали переборок стены были отделаны какой-то разно-
видностью пластика, то ли полифена, то ли формика, в виде панелей, окра-
шенных в приятные для глаз пастельные тона. Пол выстлан толстой, заглу-
шающей звуки шагов резиной. Расстеленная нам под ноги ковровая дорожка
шла от одного до другого конца коридора. Вместо резкого, ничем не зате-
ненного света висящих над головой ламп, разбросанных в беспорядке, от
закрепленных в панелях неоновых трубочек шел теплый рассеянный свет. В
коридоре было несколько дверей. Одна или две из них были открыты, что
позволяло видеть прекрасно обставленные комнаты, мебель в которых напо-
минала мебель кают старшего офицерского состава на линкорах. Бурение
нефтяных скважин вынуждает людей жить в тяжелых условиях, но в часы,
свободные от работы, бурильщики на этой буровой вышке, видимо, жили сов-
сем неплохо. Найти такой комфорт, граничащий почти с роскошью, в метал-
лическом марсианском сооружении, находящемся на расстоянии многих кило-
метров от берега в открытом море, казалось чем-то сверхъестественным и
вместе с тем, как ни странно, нелепым.
Но более всего из всех этих проявлений комфорта меня удивило то, что
там были скрытые громкоговорители, расположенные вдоль коридора через
определенные интервалы. Из них доносилась музыка, тихая, но достаточно
громкая для той цели, которую я поставил перед собой. Когда последний из
нас пересек порог комнаты, Кеннеди повернулся и посмотрел на Ройяла.
- Куда мы, направляемся, сэр? - да, он действительно был образцовым
шофером: любой, кто обратился бы к Ройялу и назвал бы его "сэр", заслу-
живал медали.
- В комнату генерала. Идите впереди.
- Я привык обедать вместе с бурильщиками, - твердо сказал Кеннеди.
- Только не сегодня. Не теряйте времени на споры и поторопитесь.
Кеннеди тут же поймал его на слове. Вскоре почти все отстали от него
метра на три. Все, за исключением меня. Я знал, что времени у нас в об-
рез, и тихо, наклонив голову и не глядя на него, прошептал: - Можем ли
мы позвонить по телефону в город?
- Нет. Разговор прослушают. Один из людей Вилэнда постоянно дежурит в
радиорубке, где работает оператор, соединяющий буровую вышку с городом.
Человек Вилэнда прослушивает все разговоры: и когда звонят сюда, и когда
звонят отсюда.
- Вы видели шерифа?
- Я видел его помощника. Он получил какое-то сообщение.
- Как они дадут нам знать, если все пройдет удачно?
- Сообщат генералу, что вы... или человек, похожий на вас, арестованы
в Джексонвилле в то время, когда он отправился на север...
Мне захотелось громко выругаться, но я удовлетворился тем, что выру-
гался про себя. Возможно, это лучшее, что пришло им в голову за такое
короткое время, но это решение было неудачным и граничило с провалом.
Постоянный оператор мог действительно передать сообщение генералу, и я,
если бы мне крупно повезло, мог случайно, оказаться рядом с ним в это
время. Но подручный Вилэнда, наблюдающий за оператором, сообразил бы,
что сообщение фальшивое, или вообще не передал бы его, или передал бы с
опозданием на несколько часов, да и то в виде шутки. Кроме того, не было
ни малейшей уверенности в том, что даже тогда это сообщение могло бы
достичь моих ушей. Все, все могло провалиться. Люди могли умереть только
из-за того, что я не получил это, так необходимое мне известие. Это уже
была не неудача, это был провал. Тревога и огорчение, которые я испыты-
вал, были настолько сильными, а крайняя необходимость получения известия
настолько отчаянной, что я стал мучительно искать выход.
Музыка неожиданно оборвалась. В это время я и Кеннеди как раз повора-
чивали за угол, который на какую-то секунду отрезал нас от остальных. Я
воспользовался этим и, замедлив шаги, тихо спросил:
- Оператор, работающий на коротких волнах, дежурит постоянно или нет?
Кеннеди колебался.
- Не знаю. Мне кажется, что когда он куда-нибудь уходит, то включает-
ся звуковой сигнал. - Я знал, что он имеет в виду. Когда по какой-то
причине оператор вынужден выйти из радиорубки и оставить радио без прис-
мотра, а в это время кто-то звонит издалека, то на этот случай в радио-
рубке имеется прибор, подающий звуковой сигнал, который поступает на
пост прослушивания.
- Вы умеете работать на коротковолновом передатчике? - спросил я. Он
покачал головой.
- Вы должны помочь мне, Кеннеди. Очень важно, чтобы...
- Тальбот!
Это был голос Ройяла. Он слышал мои слова, я был уверен, что он слы-
шал их. Если у него появится хоть малейшее подозрение, можно считать,
что я и Кеннеди обменялись последними словами в своей жизни и что с нами
покончено. Я быстро преодолел ступеньки, на которые отстал, но потом
стал все больше замедлять шаг и оглядываться по сторонам с выражением
удивления на лице. Ройял был в трех метрах от меня, но я не заметил ни-
каких признаков подозрительности или враждебности на его лице. Вместе с
тем его лицо никогда не отражало его впечатлений или настроений: Ройял
давным-давно забыл, что на его лице может быть какое-то выражение.
- Подождите здесь, - отрывисто сказал он, прошел вперед, открыл
дверь, заглянул в комнату, огляделся вокруг и сделал нам знак, приглашая
войти. - Все в порядке. Проходите.
Мы вошли. Комната была большая, более шести метров длиной, и роскошно
обставленная. От стены до стены красный ковер, квадратные с матовыми
стеклами окна обрамляли красные шторы, на креслах зеленые с красным сит-
цевые чехлы. В одном углу комнаты находился бар, рядом с которым стояли
высокие стулья с сиденьями, обитыми красной кожей, вблизи от двери стоял
стол с поверхностью из пластика и вокруг него восемь стульев. В противо-
положном углу, как раз напротив бара, был альков, отделенный занавеской
от остальной части комнаты. Это была столовая, двустворчатые двери кото-
рой открывались внутрь. В этой столовой генерал обедал, когда приезжал
на буровую, обходясь там без особых удобств.
Вилэнд уже ожидал нас. Казалось, к нему вернулись его обычное хлад-
нокровие и невозмутимость, и я должен был согласиться с тем, что его хо-
леное лицо с гладкой кожей, аккуратными усиками и благородной сединой на
висках как нельзя лучше вписывалось в интерьер этой роскошной комнаты.
- Закрой дверь, - сказал он Лэрри и, повернувшись ко мне, кивнул в
сторону занавешенного алькова. - Вы будете обедать там, Тальбот.
- А как же иначе, - согласился я. - Вы меня наняли. Я ваш слуга и
должен есть на кухне.
- Вы будете обедать там по той простой причине, по которой не встре-
тили в коридоре ни одной живой души по дороге сюда. Неужели думаете, что
нас устроит бригада бурильщиков, члены которой будут бегать взад и впе-
ред и кричать направо и налево о том, что по буровой вышке расхаживает
Тальбот, убийца, которого разыскивает полиция? Не забывайте о том, что
здесь есть радио и что сюда ежедневно доставляются свежие газеты... Мне
кажется, пора пригласить официанта, генерал. А вы какого мнения на этот
счет?
Я откинул занавеску, прошел в альков и сел на стул, стоящий у малень-
кого столика. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Меня тревожил Ройял.
Я воспрянул бы духом, если бы узнал, что он ни в чем не заподозрил меня,
что подошел к нам, желая убедиться, что все в порядке, прежде чем мы
пошли в столовую генерала. Вместе с тем я лихорадочно искал, где совер-
шил ошибку и чем выдал себя. Мое внимание было слишком занято животрепе-
щущими проблемами, и я совсем забыл, что должен играть роль убийцы. Если
бы я был настоящим убийцей, которого разыскивает полиция, то старался бы
прятать лицо при виде людей и никогда бы не ходил один, стараясь сме-
шаться с другими людьми и затеряться среди них. Со страхом заглядывал бы
за каждый угол, прежде чем идти дальше. Но я не делал ничего подобного.
Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем Ройялу придет в голову
удивиться, почему я не предпринимал никаких мер предосторожности.
Я услышал, как открылась дверь и в комнату кто-то вошел. Наверное,
это официант. Генерал снова стал хозяином, а Вилэнд превратился в его
подчиненного и гостя: талант генерала переходить от одной роли к другой,
его удивительный дар владеть собой в любых обстоятельствах производили
на меня все большее впечатление по мере того, как я наблюдал за ним. У
меня появилась надежда, что разумно рассказать генералу кое-что из про-
исходящего. Попробовать найти у него поддержку и помощь в одном серьез-
ном деле. Теперь я убедился, что он отлично может скрывать свои истинные
чувства и может играть на два фронта, если этого потребует ситуация. Но
все дело в том, что он был за тысячу километров от моей надежды вступить
с ним в контакт.
Генерал отдал официанту какое-то распоряжение, и тот вышел. Почти це-
лую минуту в комнате царила полная тишина. Потом кто-то встал, и я услы-
шал звук открываемых бутылок и звон бокалов. Такие мелочи, как убийство
и насильственное принуждение к поднятию со дна моря затонувших миллио-
нов, не могут помешать соблюдению традиционных многовековых обычаев гос-
теприимства, которыми издавна славятся южные штаты Америки. Если бы я
заключил пари, что генерал собственной персоной выполняет обязанности
бармена, то я бы выиграл, но если бы мне привелось заключить еще более
убедительное пари, что генерал никогда не пригласит к столу убийцу Таль-
бота, то я бы проиграл. Вскоре занавеска алькова была откинута в сторо-
ну, и генерал собственноручно поставил передо мной на стол наполненный
бокал. В течение нескольких секунд он стоял, наклонившись над маленьким
столиком, и смотрел на меня таким взглядом, каким никто не удостоит че-
ловека, зная, что он - убийца, зная, что он похитил его дочь и угрожал
убить ее. Это был долгий, оценивающий, внимательный взгляд, и потом, к
моему величайшему удивлению, углы его рта приподнялись в улыбке, и он
подмигнул мне. Я не верил своим глазам, но ошибка исключалась: он улыб-
нулся и подмигнул мне. А еще через мгновение вышел, и занавеска снова
отгородила мой альков, отрезав меня от собравшейся в комнате компании.
То, что произошло, мне не пригрезилось и не было плодом моего воображе-
ния. Генерал был на моей стороне. Я не мог предположить, насколько на-
дежно он перешел на мою сторону, так как не имел ни малейшего понятия о
том, какие причины заставили его переменить мнение обо мне в мою пользу.
Возможно, он что-то узнал, возможно, что-то заподозрил. Только в одном я
был уверен: его дочь не сказала ему обо мне ни слова. Я сделал ей доста-
точно сильное внушение о необходимости соблюдать абсолютную секретность.
Из комнаты доносился шум голосов, и, прислушавшись, я понял, что го-
ворит генерал Рутвен.
- Это чертовски оскорбительно и совершенно нелепо, - говорил он голо-
сом, которого я никогда не слышал раньше: сухим, ледяным голосом, кото-
рым говорят тогда, когда хотят достичь максимальной степени убедитель-
ности, чтобы подавить сопротивление непокорного совета директоров. - Я
не виню Тальбота, хоть он и убийца. Это размахивание пистолетом, эту ме-
лочную опеку над ним пора прекратить. Я настаиваю на этом, Вилэнд. В
этом нет никакой необходимости. Никогда не думал, что такой человек, как
вы, Вилэнд, устроит такую дешевую мелодраму. - Генерал горячился все
больше, он говорил о том, что меня пасут, словно овцу, и все время дер-
жат под дулом пистолета. - Посмотрите, какая погода, Вилэнд... По край-
ней мере, в ближайшие двенадцать часов никто не сможет вырваться отсю-
да... Нет никаких оснований устраивать переполох, и вам известно, что
кто-кто, а я уж меньше всего заинтересован в этом... Я готов поручиться
за дочь и за Кеннеди.
Генерал был колючим, колючим, как игла, он был гораздо колючее Ройяла
или Вилэнда. Правда, немного запоздал выступить против надзора за мной.
Мне казалось, он выдал эту тираду потому, что фактически боролся не за
мою, а за свою собственную свободу, быть может, даже за свою жизнь.
Впрочем, еще более вероятно, что он боролся за своего шофера. И что са-
мое главное, он добился победы. Вилэнд пошел на уступки, но с условием,
что когда он и Ройял будут спускаться в батискафе в море, то генерал,
его шофер и Мэри проведут время в комнате над колонной с людьми Вилэнда.
Я до сих пор не имел понятия, сколько людей было у Вилэнда на буровой
вышке, но думал, что если не считать Лэрри, Кибатти и его напарника, то
там было еще по меньшей мере три человека. И этими тремя будет в отсутс-
твие Вилэнда и Ройяла распоряжаться Кибатти.
Вскоре разговор прервался, так как снова постучали в дверь. Официанты
поставили на стол блюда с едой и хотели обслужить гостей генерала, но он
сказал, что их услуги им не потребуются. Как только за ними закрылась
дверь, он сказал:
- Мэри, будь добра, отнеси что-нибудь Тальботу. Я услышал, как ножки
стула тихо скользнули по ковру, чей-то голос сказал:
- Если вы не возражаете, сэр... - это был голос Кеннеди.
- Благодарю вас, Кеннеди. Подождите минутку, пока дочка разложит на
тарелки еду.
Вскоре занавеску снова откинули, и Кеннеди осторожно поставил передо
мной тарелку. Кроме тарелки, положил на стол маленькую записную книжечку
в переплете из голубой кожи. Потом выпрямился, безразлично посмотрел на
меня и вышел.
Он ушел так быстро, что я не успел осознать важности того, что он
сделал. Он хорошо понимал, что, каких бы уступок в свободе передвижения
ни добился генерал, меня они не касались. С меня не спустят глаз ни на
минуту. Кеннеди знал, что наш последний шанс переговорить утерян. Но по-
ка эта маленькая записная книжка в голубом переплете лежала рядом, этот
последний шанс связи все еще оставался.
Это была не совсем обычная записная книжка. Это было нечто среднее
между книжкой, в которой ведут дневники, и книжкой, в которую заносят
расходы. В корешок переплета был всунут тоненький карандаш. Такими книж-
ками пользуются также владельцы гаражей и владельцы автомагазинов в ка-
нун Рождества, чтобы можно было быстрее обслужить своих покупателей. Они
делают записи в книжке, а клиент рассчитывается за свои покупки в удоб-
ное для себя время. Почти все шоферы тоже имели такие книжки и вносили в
них расходы: стоимость бензина, масла, ремонта, число пройденных кило-
метров и расход бензина. Меня, конечно, все эти статьи расходов совер-
шенно не интересовали: меня интересовали только пустые строчки на стра-
ницах книжки и маленький, такого же голубого цвета, как переплет, каран-
даш.
Одним глазом я посматривал на занавеску, другим - на записную книжку,
внимательно прислушиваясь к голосам и звукам, доносящимся из-за занавес-
ки. Я писал минут пять правой рукой, стараясь уложиться в это короткое
время и написать Кеннеди все, что хотел, но не смог сказать ему. Когда
дело было сделано, я совершенно резонно почувствовал себя удовлетворен-
ным, хотя многое еще зависело от случая. Но мне больше ничего не остава-
лось. Отдаться на волю случая входило в правила этой игры.
Минут через десять после того, как я кончил писать, Кеннеди принес
мне чашку кофе. Книжечки на столе он не увидел, но без всяких колебаний
сунул руку под лежащую перед мной скомканную салфетку, вытащил книжечку
и быстро сунул ее в карман. Я полностью доверял теперь Симону Кеннеди.
Через пять минут Вилэнд и Ройял отвели меня на другую сторону буровой
вышки. Преодолевать бешеные порывы ветра, свирепствующего на открытой
палубе, на этот раз было ничуть не легче, чем полчаса тому назад. За это
время, пока мы находились в уютной столовой, тьма сгустилась настолько,
будто наступила ночь.
В три часа двадцать минут я снова влез в батискаф, плотно захлопнув
над головой его крышку.
Глава 10
В половине седьмого вечера я вылез из батискафа и был очень доволен,
что наконец-то выбрался оттуда. Когда не занят работой, - а я занимался
ею точно по часам одну минуту, а потом не пошевелил и пальцем - время
тянется очень медленно и томительно. Тем более что внутри батискафа нет
ничего, что могло бы ослабить напряжение. Я сказал Кибатти, чтобы он
открыл люк и один поднялся по ста восьмидесяти железным ступенькам в
верхнюю камеру. Ройял был уже там. В полном одиночестве.
- Кончили работу, Тальбот? - спросил он.
- Сделал все, что можно было сделать. Теперь мне нужны бумага, каран-
даш и инструкции по эксплуатации батискафа, и если я прав, а я думаю,
что прав, смогу через пять минут после того, как снова спущусь в кабину
батискафа, запустить все моторы. Где Вилэнд?
- Минут пять тому назад его позвал генерал.
Да, видно, старик - крепкий орешек.
- Они куда-то уехали, а куда, мне неизвестно.
- Это не имеет значения. У меня на все дела и на то, чтобы разобрать-
ся с инструкциями, уйдет не больше получаса. Можете доложить, Ройял, что
вскоре после семи батискаф будет готов к спуску. Итак, повторяю: мне
нужна бумага, тишина и покой для того, чтобы сделать расчеты. Где я могу
поработать поблизости отсюда?
- А здесь вы можете работать? - тихо спросил Ройял. - Я попрошу Ки-
батти, чтобы он принес вам бумагу.
- Если вы думаете, что я буду работать, а Кибатти все время торчать
рядом и наблюдать за мной своими рыбьими глазами, то ошибаетесь, - на
какое-то мгновение я задумался. - Когда мы возвращались сюда, то прохо-
дили мимо какой-то похожей на кабинет комнаты. Она находится в несколь-
ких метрах отсюда в коридоре. Комната была открыта. Я видел в ней хоро-
ший стол и все необходимое для работы. Вам остается только дать мне бу-
магу и инструкцию.
- Хотите в эту комнату? Ну что ж, никто, наверное, от этого не пост-
радает, а? - Ройял пожал плечами и отступил в сторону, пропуская меня.
Когда я вылез наружу, тут же появился Кибатти. Не успели мы пройти метра
три по коридору, как я услышал за спиной весьма убедительный глухой стук
задвигаемого засова, а потом - как повернулся ключ в двери. Кибатти от-
носился к своим обязанностям со всей ответственностью хранителя замка.
Пройдя половину коридора, я через открытую дверь снова увидел эту
комнату, маленькую, но обставленную довольно комфортабельно. Посмотрев
через плечо на Ройяла, увидел, что он кивнул, и вошел. Комната выгляде-
ла, как офис архитектора. Там была пара больших чертежных досок на подс-
тавках. Над досками укреплены лампы дневного света. Я прошел мимо досок,
так как меня привлекал большой стол, поверхность которого была обтянута
кожей. Рядом со столом стояло удобное кресло.
Ройял оглядел комнату. Он был в своем репертуаре. Может, привычка?
Да, Ройял всегда был предельно осторожным. Невозможно представить, чтобы
он сидел где-то спиной к двери или спиной к окну, как невозможно предс-
тавить его с блеском в глазах. Мне кажется, он не изменил бы своей при-
вычке, даже если бы находился в детской комнате. Правда, на этот раз он
осмотрел комнату больше с точки зрения оценки ее в качестве тюремной ка-
меры. То, что он увидел, видимо, удовлетворило его: не считая порога,
через который мы только что переступили, второй выход из комнаты был
только через застекленное окно, выходящее на море. Ройял взял стул, сто-
ящий прямо под лампами дневного света, установленными над головой, и за-
курил сигарету. Сидел и молчал. Свет лампы поблескивал на его гладких
золотистых волосах. Его не отражающее никаких мыслей и настроений лицо
находилось в тени. Он сидел не более чем в полутора метрах от меня. В
руках у него ничего не было. Правда, он мог бы запросто вытащить свой
маленький черный пистолет и всадить мне две пули промеж глаз прежде, чем
я проделал бы половину пути к его креслу. Но, видимо, карты еще не
предсказывали гибели, по крайней мере, моей гибели.
Я потратил десять минут на то, чтобы написать на листке бумаги ка-
кие-то цифры. Время от времени, от нечего делать, передвигал взад и впе-
ред рейсшину на чертежной доске, изучая одновременно прокладку электроп-
роводов и, естественно, не получая никаких разумных результатов. Я щел-
кал языком от нетерпения, почесывал концом карандаша голову, сжимал губы
и с возрастающим раздражением смотрел на стены, дверь и окно. Но чаще
всего раздраженно смотрел на Ройяла. И в конце концов он заметил это -
слишком явной была демонстрация моего раздражения, чтобы продолжать ос-
таваться в неведении о моем отношении к нему.
- Мое присутствие раздражает вас, Тальбот?
- Что? Как сказать, не то, чтобы... но только я не могу получить...
- Значит, вам работается не так легко, как вы думали, а?
Я злобно и молча уставился на него. Если он промолчит, мне ничего не
останется, как самому подсказать ему убраться отсюда. К счастью, он сам
пришел мне на выручку.
- Я так же, как и вы, хочу, чтобы это дело подошло к концу. Мне сда-
ется, что вы относитесь к таким людям, которые не любят, когда их отвле-
кают, - он легко поднялся на ноги, посмотрел на бумагу, которая лежала
передо мной, поднял одной рукой свой стул и направился к двери. - Лучше
подожду снаружи.
Я молча кивнул головой. Он вынул ключ из двери, вышел в коридор и за-
пер дверь на ключ. Я встал, на цыпочках подкрался к двери и замер.
Долго ждать не пришлось. Не прошло и минуты, как я услышал шум шагов
в коридоре и чей-то голос:
- Извини, Мак, - человек говорил с явным американским акцентом, и не
успел он произнести эти слова, как послышался сильный, глухо прозвучав-
ший удар. Этот тяжелый удар заставил меня сморщиться, словно от боли.
Через мгновение ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Я помог вта-
щить в комнату тяжелый груз.
Этим тяжелым грузом был Ройял, бездыханный и сразу похолодевший, как
камбала. Мы подтащили его к порогу. Человек в плаще приподнял его над
порогом, перетащил через порог и запер ключом дверь. Не медля ни минуты,
человек начал энергично стаскивать с себя плащ, пальто и краги. Под этой
одеждой я увидел темно-бордовый, безупречный, как всегда, китель.
- Неплохо, - пробормотал я, - и маскировка, и американский акцент.
Вам удалось обмануть даже меня.
- Самое главное, мне удалось обмануть Ройяла, - Кеннеди наклонился и
посмотрел на начинающую синеть ссадину на виске Ройяла. - Жаль, если я
саданул его слишком сильно. - Кеннеди действительно очень встревожился.
Точно так же встревожился бы и я, если бы случайно наступил на таранту-
ла.
- Ничего, он выживет, Симон. Зато вы получили удовольствие, которое
пришлось неоднократно откладывать. - Я сбросил одежду и стал быстро на-
тягивать плащ. - Вам удалось договориться? Материалы в мастерскую дос-
тавлены?
- Послушайте, Тальбот, - укоризненно сказал он. - У меня было всего
три часа, и ни одной минутой больше.
- Этого времени вполне достаточно. А что если наш друг начнет прояв-
лять признаки жизни?
- Тогда я снова приму такие же меры, - задумчиво сказал Кеннеди.
Я улыбнулся и вышел из комнаты. Неизвестно, сколько времени генералу
удастся продержать Вилэнда по поводу того ложного поручения, ради кото-
рого он вызвал его, но я подозревал, что не особенно долго. Вилэнд уже,
наверное, начал тревожиться, что слишком долго отсутствует. Может быть,
я сослужил себе дурную службу, сообщив ему, что агенты ФБР ждут не дож-
дутся улучшения погоды, чтобы приехать на буровую и начать допрос гене-
рала Рутвена. Но тогда на меня был наставлен пистолет Вилэнда, он угро-
жал убить меня, и мне ничего не оставалось, как выбросить вперед руку и
ухватиться за самую толстую соломинку, которая попалась на глаза.
Ветер на открытой верхней палубе пронзительно свистел и сбивал меня с
ног с такой же силой, как прежде, но направление ветра переменилось, и я
должен был пробиваться, идя ему навстречу. Теперь это был северный ве-
тер, и я понял, что центр урагана тоже переместился куда-то на север в
направлении Тампы. Казалось, ветер и море через несколько часов успоко-
ятся. Но в эту минуту ветер был таким же сильным, как прежде, и, пересе-
кая палубу, я шел, согнувшись почти вдвое и вытянув далеко вперед голову
и плечи, подставляя их яростным порывам ветра. При этом моя голова была
повернута в ту сторону, откуда шел. Мне показалось, что недалеко от ме-
ня, в полутьме, маячит какая-то фигура, вцепившаяся в канат и медленно
ползущая по нему вперед. Этот кто-то был позади меня, но я не обратил на
него особого внимания. Наверное, люди пользовались спасательными каната-
ми с утра и до вечера.
Время, когда я проявлял осмотрительность и боялся любой опасности,
внимательно обследовал все, что подстерегало меня на пути, осталось по-
зади. Теперь пришло другое время: надо идти ва-банк, все или ничего.
Добравшись до другой стороны палубы, я прошел по широкому коридору, где
сегодня днем шепотом говорил с Кеннеди, и в конце коридора повернул не
налево, куда мы поворачивали раньше, а направо. Потом остановился, чтобы
сориентироваться, и направился к широкому трапу, который, как сказала
Мэри, вел к палубе буровой вышки. По палубе бродило несколько человек.
Одна из открытых дверей комнат, мимо которых я проходил, видимо, была
комнатой отдыха. В ней сидело много людей, окутанных голубоватым дымом:
видимо, все бурильные работы на верхней палубе прекращены. Это обстоя-
тельство отнюдь не тревожило бурильщиков: их десятидневная вахта пол-
ностью оплачена с того самого момента, как они покинули берег, и до того
дня, когда они вернутся. Меня это тоже не тревожило, так как целью моих
устремлений была рабочая палуба, и отсутствие суеты и передвижений, ко-
торые в обычное время здорово помешали бы, теперь намного облегчили мою
задачу.
Я снова повернул за угол и едва не столкнулся нос к носу с двумя
людьми, которые горячо спорили о чем-то. Это были Вилэнд и генерал. Го-
ворил Вилэнд, но, увидев приближающегося к ним человека, он замолчал и
посмотрел на меня. Извинившись, что толкнул, я продолжал спускаться. Я
был уверен, что он не узнал меня: клеенчатая шапка была надвинута почти
на глаза, а развевающийся на ветру воротник плаща был поднят до самого
носа. Но самой лучшей маскировкой было то, что я распрощался со своей
хромотой. И все же, несмотря на все эти предосторожности, у меня появи-
лось отвратительное ощущение, что между лопаток пробежал озноб. Оно сох-
ранялось до тех пор, пока не свернул за угол. Я не знал, что в дальней-
шем сулит этот явный спор между генералом и Вилэндом - хорошее или пло-
хое. Если генералу удалось серьезно заинтересовать Вилэнда в какой-то
спорной проблеме, сулящей немедленную личную выгоду для них обоих, тогда
все к лучшему, но если Вилэнд протестовал против этого и доказывал, что
это только никому не нужная отсрочка, дело могло принять очень плохой
оборот. Если Вилэнд вернется на другую сторону буровой вышки раньше ме-
ня, лучше вообще не думать об этом, потому что последствия будут губи-
тельными. И я старался не думать о них. Вместо этого побежал, не обращая
