мое, субъективное мнение.
- Как невозможно? Значит, любовь обязательно умирает, уходит,
оставляя людям эти ужасные чувства, которые называют скучными словами:
привязанность, привычка? - Рита смотрела с возмущением. - Но папа с мамой
любят друг друга! Я же вижу! Они не привязаны друг к другу квартирой,
шмотками, привычками и мной! Они - любят! Ты лжешь, Гуров! Ты дурак! - Она
топнула ногой.
- Я сказал: любовь нельзя сохранить, - спокойно ответил Лева. - И я
добавил, что это мое, субъективное, возможно, неверное суждение. Как
только люди хотят дружбу или любовь сохранить, они их хоронят. Мне любовь
представляется живым организмом, к примеру, растением. Распустившийся
цветок очень красив, но его нельзя сохранить - он либо отцветет и умрет,
либо его срежут и засушат. И тогда будет мертвый цветок, без сока и
запаха, мумия, труп.
- Его можно растить. - Рита вытерла ладонью глаза, не думая о том,
как в этот момент выглядит.
- Умница. Любовь необходимо выращивать, и завтра она будет уже не та,
что сегодня, через год другая, а через двадцать лет уже совершенно не
похожая. - Лева покачал задумчиво головой. - Я знаю очень мало. Глядя на
своих родителей, много думал... Любовь не может расти, крепнуть и
развиваться сама. Вокруг нее слишком много врагов, ее нельзя сохранить
первозданной, необходимо охранять и выращивать. Ветры, вьюги, солнце,
дождь, мороз, различные паразиты, завистники - всего не перечислишь, - он
махнул рукой. - Наверное, любовь растет, меняется вместе с человеком.
- Лева, почему ты такой умный? - Рита смотрела с восхищением.
- Если бы умный, - Лева вздохнул. - В лучшем случае, не дурак. - Он
склонил голову набок, словно прислушивался к себе, и наконец отшутился: -
В общем, нормальный парнишечка, каким и положено быть в тридцать лет.
На следующий день Лева решил проверить версию Шутина заново, с начала
до конца. Что-то многовато вокруг этого человека накапливалось. Шутин
расстался с Ветровым за тридцать минут до убийства, и никто не может
подтвердить, где они расстались действительно.
Шутин имел ключ от квартиры погибшего, умолчал об этом и приходил
ночью в квартиру. Он знал, что пистолет существует, тоже умолчал о нем,
затем сказал, что это большой черный пистолет, похожий на "ТТ". Так об
оружии может говорить только женщина. Перов заявил, что у них был
"Вальтер" калибра семь шестьдесят пять. Ветров был убит из "Вальтера"
такого же калибра. Шутин о том, из такого оружия был убит Ветров, мог
знать лишь в одном случае, если из "Вальтера" стрелял он. Данная версия
кажется маловероятной, однако если Шутин не знал, из какого пистолета
убили Ветрова, то почему не назвал марку пистолета, который покойный
хранил?
Ранее такая простая история с рукописью сейчас также выглядела далеко
не однозначно.
Утром Лева не успел покончить с плавленым сырком и чашкой кофе, как
позвонил следователь прокуратуры. Оказывается, накануне вечером в
прокуратуру пришли коллеги Ветрова, которые просили разрешения разобрать
архив покойного, они хотели выпустить в свет его неопубликованные вещи.
Следователь, ссылаясь на занятость, просил Леву присутствовать при разборе
бумаг в квартире Ветрова, и Гуров полдня сидел в уже хорошо знакомой
квартире.
Коллеги Ветрова перебирали бумаги, открывали папки, читали вслух
фразу, две, порой абзац и, поглядывая друг на друга со значением, качали
головами. Лева догадался, что присутствует при "историческом событии" -
закладывался "фундамент будущего памятника".
Почему мертвых любят и почитают значительно больше, чем живых? Этого
Лева понять не мог.
Он оформил надлежащим образом документы, коллеги Ветрова раскланялись
и ушли, а Лева сел за стол и задумался. Вчера и даже сегодня утром план
предстоящей работы казался ему логичным, основополагающая посылка
убедительной. Шутин живет в мире, им самим выдуманном, склонен к
импульсивным, нелогичным поступкам, и верить ему нельзя. Неделю назад он
уволился с работы. На какие средства он живет? Еще раз перепроверить, как
рукопись Ветрова попала в журнал и почему отсутствовал титульный лист? Где
"вальтер" семь шестьдесят пять? Конечно, можно предположить, что Ветров
был убит из другого пистолета, а не из этого, что хранил у себя дома. Но
подобное предположение из области ненаучной фантастики. А может быть,
пистолет и сейчас лежит где-то здесь? Квартиру лишь осматривали, тщательно
обыскивать ее не было оснований.
Гуров посмотрел на книжные полки тоскливо. Можно доложить о своих
соображениях Турилину, получить разрешение прокурора. Лева вздохнул и
откинулся на спинку кресла. Собственная работа ему не нравилась
категорически. Он не верил в виновность Шутина. Трудно работать, не веря в
успех, трудно, но необходимо. Надо начинать с себя, решил Лева. Убедить
себя, что ты не круглый дурак, идеи не высасываешь из пальца.
У убийцы был ключ от квартиры, и он знал о существовании пистолета.
Убийца был своим человеком в доме. Лева открыл блокнот и, словно не помнил
все наизусть, перечитал фамилии людей из близкого окружения Ветрова. Двоих
не было в Москве, один вообще за границей, один в ночь преступления
находился в Доме творчества. Остаются двое - Шутин и Перов.
Интересно, как дела у подполковника Орлова? Что он там откопал против
Олега Перова? Раскопал несомненно, но Гурову об этом не говорят, вероятно,
Турилин не хочет подрывать его веру в реальность разрабатываемой версии.
Начальству, как говорится, виднее. Надо работать, работать, уговаривал
себя Лева и продолжал неподвижно сидеть за столом. Эксперимент с
самовнушением успеха не принес. То ли Лева излучал недостаточно мощно, то
ли принимал плохо, ведь не каждый человек поддается гипнозу, - неизвестно.
Лева после сеанса никуда не побежал, делать ничего не хотел, думал лениво,
скорее мечтал, как мечтает человек, лежа летом в холодке после сытного
обеда.
Хлопнула входная дверь. Лева подобрал длинные ноги. Легкие шаги
прозвучали в коридоре и затихли на кухне. "Ключ от квартиры есть у
каждого, имеющего московскую прописку, - думал Лева. - И вообще, это не
квартира убитого, а проходной двор".
На кухне уронили несколько стеклянных предметов, возможно, сервиз.
Дверь распахнулась, в комнату вбежала Ирина и сказала:
- Ах! - Узнав Леву, облегченно вздохнула и спросила: - Как вы сюда
попали?
- Здравствуйте, - Лева встал и поклонился. - Я попал сюда с
разрешения прокурора. А вы?
- Так ведь... - Ирина развела руками. - А печати на двери нет! - Она
взглянула на Леву воинственно.
- Направляясь сюда, вы не знали об этом. - Лева помог Ирине снять
плащ, повесил его в прихожей, вернулся и сказал: - Ключик дайте,
пожалуйста.
Ирина вынула из сумки ключ и не протянула его Леве, а положила на
край стола. Лева взял ключ, повертел зачем-то перед глазами, словно
убеждаясь, тот это ключ или нет, и спросил:
- И давно он у вас?
- Года три, - ответила Ирина.
- Зачем вы сюда пришли? - спросил Лева как можно безразличнее.
В ответ на кухне что-то зашипело, пахнуло горелым, Ирина сорвалась с
места, бросилась на кухню. Лева прошел следом. Кофе разлился по плите.
Ирина собирала его тряпкой, а Лева смотрел на две чашки, приготовленные на
столе.
"Когда не знаешь, куда идти, не шарахайся, стой на месте. Я здесь
сидел, сидел и, кажется, досиделся. Кого же она ждет? Весьма странное
место для свидания", - размышлял Лева и "не заметил", как Ирина убрала со
стола чашку в буфет, затем вновь достала.
- Будем пить кофе? - спросила она, и Лева в который уже раз подумал,
что Ирина человек, совершенно не умеющий лгать. "Странно, большинство
женщин с этим прекрасным человеческим качеством рождаются. Девочка,
девочка, зачем же ты меня задерживаешь? Тебе надо меня выпроваживать
быстрее, чтобы я не встретился с твоим гостем".
- Какой кофе?
Ирина запоздало поняла свою ошибку.
- Сбежавший кофе не кофе. - И вылила его в раковину.
Уходить или оставаться? Лева посмотрел на часы. Нужно ли, чтобы "он"
видел меня, или не нужно? Быстрее, Лева, быстрее. Решай.
Лева прошел в комнату, по дороге снял с вешалки свой плащ. У Ирины от
напряжения на лбу выступили капельки пота, руки дрожали, и она то сплетала
пальцы, то расплетала, казалось, что больше всего ей мешают собственные
руки.
- Скажите, - Лева посмотрел на книжные полки, перевел взгляд на
Ирину. Она подалась вперед, готовая ответить на любой вопрос, лишь бы он
был задан быстрее. - Когда Павел показывал вам пистолет, то брал его
отсюда? - Лева показал на полки.
Ирина согласно кивнула, румянец жег ей лицо, глаза лихорадочно
блестели.
- Откуда именно? - спросил Лева.
Ирина протянула руку к собранию сочинений в картонных коробках, один
том стоял без коробки. "Растяпа, безмозглый дурак", - сказал себе Лева и
отстранил руку Ирины. Он отодвинул стекло, взял за корешок крайнюю коробку
и, подхватив за ребро снизу, вынул ее. Она была пуста. Лева заглянул
внутрь, заметил темные пятна.
- Пистолет лежал здесь? - спросил Лева без всякой надобности.
- Здесь, - Ирина вновь кивнула.
- А почему вы мне об этом не сказали раньше? - Лева положил картонный
футляр на газету.
- Потому, - содержательно ответила Ирина.
- Ясно. А где пистолет сейчас?
- А глупее вы вопроса не придумали? - Ирина села, сцепив пальцы, и
прижала их к коленям. - Вы не можете найти убийцу и мучаете нас.
Подозреваете Олега и Женю. А они не виноваты. Они не могли, я знаю...
Лева принес из кухни стакан воды и снова занял место за столом. Ирина
быстро взяла себя в руки и продолжала:
- Вам наплевать на людей, на наши чувства, на то, что мы живые? Павел
погиб, но это не значит, что нас можно топтать, мучить, таскать из
кабинета в кабинет и задавать свои идиотские вопросы.
Откуда она знает, кого мы подозреваем? Перов так не считает. Так
считает Шутин. Она знает это от Шутина. Она ждет Шутина. Он вновь захотел
прийти сюда, но у него нет ключа. Лева поднял голову, но на Ирину не
смотрел, разглядывая открытку за стеклом книжной полки.
- Сначала вы мне даже понравились, у вас интеллигентный вид. - Ирина
говорила почти спокойно. - Именно вид, все внешне. Вы как бесчувственный
робот, которому задали программу и он идет по следу, не замечая людей,
которые попадаются ему под ноги.
А ведь он с ней встречался лишь однажды и когда успел так
категорически разонравиться? Это песни Шутина. ПлПИПю службу ты оказываешь
своему приятелю. Все нужное Лева услышал и понял, перестал рассматривать
открытку, на которой хорошенькая японочка подмигивала лукаво, и перехватил
взгляд Ирины. Она смешалась и замолчала.
- Извините, - с трудом произнесла она. - Нервы.
- Да-да, - согласился Лева. - Нервы, они у всех. Я не сержусь.
Наконец раздался долгожданный звонок в дверь. Явление героя, подумал
Лева и спросил:
- Кто бы это? - Он неторопливо поднялся, постарался взглянуть на
Ирину недоуменно, направился к двери, открыл и хотел сказать:
"Здравствуйте, Евгений Семенович".
В квартиру вошел Олег Перов, Ирина рассмеялась и воскликнула:
- Когда ты научишься приходить вовремя?
Олег пожал Леве руку, стянул плащ и, наполнив тесную прихожую запахом
спиртного, сказал:
- Что за идея назначить свидание здесь?
- Я хотела поговорить с тобой на этой территории, - весело ответила
Ирина.
Лева, понимая, что его обманывают, виду не подал, попросил Ирину
написать несколько слов о добровольной выдаче коробки, где хранился
пистолет, и попрощался.
- Дверь я захлопну и обещаю сюда не приходить, - сказала Ирина,
провожая его до двери.
Лева знал неподалеку подходящий проходной двор и свернул туда, сделав
небольшую петлю, вновь оказался напротив только что покинутого дома.
По переулку почти бежал Шутин. Видимо, он пытался проследить за
Левой, потеряв, заметался, потоптался у подъезда, дошел до конца переулка,
заглянул в проходной двор, опять вернулся к дому.
Лева наблюдал за ним и вспоминал, какое бывает у Шутина лицо, когда
он возмущается. Выразительное у него лицо и благородное. Человеку с таким
лицом не верить стыдно. Нехорошо.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Олег повернулся на живот, вытер потное лицо о подушку, обнял ее,
постарался вновь заснуть. Влажная простыня прилипла, как огромный
компресс, тело безвольное, чужое, холодное и мокрое, словно полудохлая
рыба. С трудом перевалился на бок. Олег понял, что больше не заснет, сел и
взглянул на часы - половина десятого.
- Ириша, ты дома? - как можно веселее и громче хотел спросить Олег,
но имя он еле произнес, а окончание фразы не услышал и сам и мучился от
головной боли так, будто пил накануне что-то плохое, а не водку.
Олег встал, потянулся, решил сделать несколько приседаний и вновь
опустился на тахту. От такого непосильного напряжения прошиб пот. Олег
застыл, опустив голову, и закрыл глаза - поспать бы еще часика два.
Сегодня он проснулся, как обычно, в пять, стараясь не разбудить
Иришку, слез с тахты, стуча зубами о кран, долго пил, лежал без сна часов
до семи, затем забылся.
Теперь все-таки встал, тяжело ступая, вышел в холл, отвернулся от
зеркала, убедился, что Ирины дома нет, и поплелся в ванную.
Олег пристрастился к спиртному незаметно, первую рюмку он, как
известно, выпил в двадцать семь. И тут у него открылся талант, он мог
выпить уйму и оставаться трезвым. На то, как выпивает Олег Перов,
приходили смотреть, словно на выступление фокусника. Чемпион всегда
чемпион, шутил Олег, но, не отдавая себе отчета, получал удовольствие от
новых поклонников. Не прошло и полугода, как Олега уже знали бармены всех
модных питейных заведений. Он появлялся всегда в окружении веселой
компании, щедрый и беззаботный, широко угощал, красиво пил. Он вновь стал
центром внимания, им снова любовались, завидовали, восхищались и тихо
ненавидели. Олег не любил, да и не умел драться, с раннего детства он был
сильнее сверстников, позже увлекся тяжелой атлетикой, стал Олегом Перовым,
ссориться с ним желающих не находилось! Когда он начал устанавливать
рекорды у стойки, некоторые "авторитеты" посмотрели на это косо. Однажды
трое сильно подвыпивших завсегдатаев начали грубо подшучивать над Олегом.
Он добродушно отбрехивался, но когда один из них, приняв очередную порцию
допинга, попытался схватить Перова за нос, Олег вынес и привел приговор в
исполнение мгновенно. Когда третий, открыв дверь лбом, догонял своих
приятелей, лежа поджидавших его на первом этаже у туалета, появилась
милиция.
Так Олег стал вновь знаменитостью...
Однажды Олег проснулся, не понимая, где находится. Он осторожно
повернул голову налево, увидел спящую Ирину и немного успокоился. Я дома,
понял он. Но как он попал домой, где был вчера, какой сегодня день - все
это было покрыто мраком неизвестности. Он тихо сполз с постели, обошел
квартиру: все чисто и аккуратно, видимо, никаких безобразий он себе не
позволил. Или Иришка все прибрала? Он открыл аптечку, принял две таблетки
от головной боли, выпил пакет молока и снова лег. Наконец он вспомнил, как
вчера около семи он пришел в ресторан ВТО, затем, уже с компанией,
перекочевал в "Националь". Всплыла какая-то девица с неестественно
торчащей грудью и красным, как у вампира, ртом. Олег облизнул губы, провел
по ним ладонью, покосился на Ирину.
За завтраком он стыдливо прятал глаза, Ирина вела себя ровно, ничего
ему не сказала, но, прощаясь, не поцеловала и не вышла на балкон помахать
рукой, как делала обычно.
На работе Семен Семенович завел Олега в кабинет и тихо спросил:
- Олег Петрович, вы ежедневно тратите более двадцати рублей. Скажите,
пожалуйста, как вам это удается при вашей скромной зарплате?
Олег молча пожал плечами и отвернулся.
- В кругах, близких к вытрезвителю, о вас рассказывают легенды. -
Семен Семенович взял Олега за подбородок и посмотрел в глаза. - Если ты не
прекратишь, нам придется расстаться.
- Ты прав, Семен, - буркнул Олег.
Он перестал шататься по ресторанам, на время бросил пить. Ирина
ожила, забегала, как прежде, по квартире, что-то беспрерывно напевая и
разговаривая сама с собой, роняла сковородки и тарелки. Только тогда Олег
понял, что последние полгода дома было тихо, как в могиле. Самое большее,
на что его хватало теперь, это протерпеть до шести-семи. Весь день он
ходил мрачный, неразговорчивый, с нетерпением поглядывая на часы. Выпивая
первый стакан, Олег оживал, становился прежним, веселым и обаятельным,
через час он тяжелел, продолжал пить молча, порой до беспамятства...
И вот тогда Ирина пришла к Павлу. Он встретил ее радушно и просто,
словно такие визиты были делом обычным. Быстро убрал со стола бумаги и,
хвастаясь, что у него имеется халва, начал угощать Ирину и рассказывать,
как вчера на киностудии худсовет обсуждал его сценарий. Изображая все в
лицах, Павел насмешил Ирину до слез. Неожиданно Ирина разрыдалась. Павел
растерялся, начал искать носовой платок, не нашел, притащил из ванной
полотенце. Когда Ирина успокоилась, он сказал:
- Да я ему башку оторву.
- Не отрывай, - серьезно ответила Ирина, его спасать надо.
Ветров и Шутин пришли к Перовым нарочно без звонка. Павел хотел
появиться неожиданно. У Перовых в гостях был Семен Семенович, который
вообще заходил крайне редко, и надо же такому случиться, что Павел застал
его. Ирина приветливо встретила друзей:
- Знакомьтесь, ребята, Семен Семенович, друг нашей семьи и начальник
Олега. - По реакции мужа она поняла, что сказала что-то не то.
- Очень приятно, - Шутин поклонился и пожал Семену Семеновичу руку.
Ветров в кухню не вошел, умышленно задержался у порога, чуть склонил
тяжелую лобастую голову, словно боднуть примеривался.
- Мы знакомы, - он глянул на Олега, подмигнул. - На минутку, Олег,
разговор есть.
Они прошли в гостиную.
- Люблю секреты. - Олег постарался улыбнуться. Он скрыл от Ветрова,
что ушел с завода и работает на фабрике у Семенова.
Ветров кивнул в сторону кухни.
- Об этом потом. А сейчас вот что. Ты, парень, извини, я без подходов
и реверансов, тебе, - он щелкнул пальцем по горлу, - за ум взяться надо.
Разговор продолжался не минутку, а час. Семен Семенович хотел было
уйти, затем раздумал. Ирина, пытаясь сгладить бестактность мужа, кое-как
поддерживала беседу. Шутин пытался ей помочь, но злость на Павла с каждым
мгновением все росла и росла.
Еще утром Ветров позвонил Шутину, спросил, чем тот занят вечером, и
предложил заглянуть к Перовым. "Мне надо с Олегом один вопросик
обмозговать, а ты с Иришкой поболтаешь, - объяснил Павел, - позже мы
куда-нибудь заскочим, потолкуем за жизнь". Шутин согласился, попал в
глупейшее положение, сидит на кухне, словно дворник в барском доме, и
ждет, когда Павел соизволит вспомнить, что пришел не один. Олег ни из-за
кого другого гостей бы не бросил. И Ирина, попробуй Шутин увести хозяина,
мгновенно бы такую попытку пресекла, а от Павла вот терпит. Почему все
наглость Павла Ветрова терпят и молчат? Что он такое в конце концов, тоже
мне писатель! Да я его в тридцать лет запятые учил расставлять, объяснял,
что прямая речь начинается с красной строки. Сейчас встану и уйду. Приятно
улыбаясь Ирине и кивая Семену Семеновичу, Шутин выпил рюмку. "В Ирину
Павел, конечно, влюблен, - размышлял он, - ведет себя как-то странно. Она
права, что абсолютно равнодушна к нему, женщина любит прежде всего
внимание и ласку".
- Женя, - позвал Ветров из прихожей, - на выход!
Ирина пыталась их задержать, Олег молчал, насупившись, видимо, ему
крепко попало, и он смотрел себе под ноги и лишь сопел. Шутин церемонно
раскланялся с Семеном Семеновичем, поцеловал Ирину в щеку, развел руками,
указывая глазами на Павла: мол, извините, горбатого могила исправит.
Ветров же вел себя, будто не понимал своей бестактности, а возможно,
действительно не понимал. Он хлопнул Олега по плечу, подмигнул Ирине, на
Семена Семеновича вообще не обратил внимания и подтолкнул Шутина к дверям.
- Ребята, бывайте, звоните, - говорил Ветров уже на лестнице, нимало
не заботясь, слышат его или нет и что о нем думают.
- О чем у вам был разговор? - спросил Семен Семенович, когда Олег
пошел проводить его до метро. Семен Семенович не ездил на такси из
соображений принципиальных.
- Личное, - попытался увильнуть Олег.
- У нас с тобой теперь все общее. - Семен Семенович сел на скамейку,
и Олег неохотно опустился рядом. - Так что этому человеку от тебя надо? -
Угодливая улыбочка исчезла с его лица. Если раньше он смотрел на Олега
Перова с обожанием, очень редко сам начинал разговор, всегда соглашался,
то теперь положение изменилось. В добрые минуты Семенов поглядывал на
Олега как на избалованного, но любимого сына, детские суждения которого до
поры выслушиваются с улыбкой и терпением. Сейчас наступили минуты другие.
Семен Семенович задал вопрос и повторять не собирался, смотрел холодно.
- Павел требует, чтобы я пить бросил. - Олег отвернулся. - Всем до
меня дело, все воспитывают.
- И все? - Семен Семенович взял Олега за плечо, заглянул в глаза. - О
работе речи не было? Прекрасно. А пьянку надо бросать, я тебе тоже
говорил.
- Он хочет, чтобы я лечился, значит, ни грамма, даже пива нельзя. - В
голосе Олега было сомнение.
- Так или иначе, с пьянкой кончай. - Семен Семенович помолчал,
прикидывая, что сказать, а о чем не говорить. - Ты с этим человеком дружбу
порви, ни к чему тебе этот человек. Он злой, людей не любит, только о себе
думает.
И хотя Олег был не согласен, но слушал с удовольствием, уж очень
унизил его сегодня Павел, обидных слов наговорил.
- Таких не много, однако встречаются, - продолжал тихо Семен
Семенович, который никак не мог простить, что полчаса назад через него
чуть не перешагнули в прихожей. - Он ради своих принципов тебя с кашей
съест и не поморщится. Если человек в его мерку не влезает, он лишнее
отрубит, а тому, кто ростом не вышел, этот человек хребет разорвет, но на
нужную высоту вытянет. Изобрази, что приревновал к жене, в дом этого
человека не приглашай, к нему не ходи, они гордые, быстро сами отстанут,
поучал Семен Семенович.
Олег не спорил. Но с Павлом отношений не порвал, и настал в жизни
Олега Перова Момент, когда он проклял себя, что не послушался
многоопытного руководителя.
По настоянию Павла Олег обратился к врачу, прошел курс лечения, еще
держался месяца два, затем выпил рюмку, и скоро все возвратилось на круги
своя.
Жизнь шла, Ирина притерпелась. Уходя на работу, Олег оставлял машину
жене. Ирина научилась водить, получила права, и "жигули" целый день
находились в ее распоряжении. Дел у Ирины хватало - убрать квартиру,
купить продукты, приготовить, постирать. После двенадцати дня начинал
звонить телефон, новые подруги, появившиеся вокруг Ирины неизвестно
откуда, звали проехаться по магазинам, посетить парикмахерскую или
портниху или просто встретиться в кафе, съесть что-нибудь вкусненькое и на
людей посмотреть. Ирина очень быстро привыкла и к машине, и к хорошим
вещам, которые Аллочка, супруга Бориса Ванина, умела доставать буквально
из-под земли. Ирина уже забыла, как тратить на хозяйство четыре рубля в
день. Первые месяцы она еще задумывалась, откуда у Олега такие деньги,
даже спросила об этом у Аллы. Та лишь брезгливо поморщилась, махнула
выхоленной рукой. Пусть у мужиков голова болит.
- Прогрессивки, премии, левые, правые, - Аллочка рассмеялась. - Они
покорители мира, сильные и умные, мы с тобой, Ириша, слабые женщины. Ты
скажи своему, что тебе шуба нужна, а он пусть думает, где деньги достать.
Ирина с подругой не согласилась, но и не возразила. Она несколько раз
спрашивала у Олега, не много ли они тратят.
- Крутимся, перебиваемся, - отвечал беспечно Олег и рассказывал
небылицы о перевыполнении плана на четыреста процентов и о колоссальных
премиях. Ирина успокаивалась, деньги облегчали существование, сколько
тратит их семья в месяц, она подсчитать не могла.
Вещи очень скоро перестали по-настоящему радовать ее, Ирина по своему
существу не была накопительницей. Посторонние мужчины ее интересовали
мало, завлекать их новыми нарядами потребности тоже не было. Доставая ту
или иную вещь, Ирина помнила о ней сутки-двое, затем забывала в шкафу или
серванте. Наткнувшись на вещь через месяц, Ирина морщила лоб, вспоминая,
что это, кем и с какой целью приобретено.
Однажды Ирина приехала к Ветрову, открыла дверь своим ключом, который
дал ей Павел после ее первого визита. Павел высунулся из ванной, где
замачивал рубашки, и приветственно махнул рукой:
- Здравствуй, поставь кофе, я сейчас.
- Здравствуй. - Ирина сняла модный узкий жакет, повесила его на
гвоздь, вбитый Павлом в дверцу шкафа специально для нее, и прошла на
кухню.
Здесь Ирина, как и у себя дома, двигалась, брала кофе, доставала
чашки не глядя, автоматически. Чуть подсластив воду - Павел не любил
сладкий кофе, - она засыпала в турку коричневый порошок и, скинув туфли,
забралась с ногами в большое "писательское" кресло. Ирина прижалась щекой
к шершавой, чуть пахнущей пылью спинке, закрыла глаза и лениво потянулась.
Кто увидит, ведь черт знает что подумает. "Что - черт знает что? -
рассуждала она, почти засыпая. - Замужняя женщина часто бывает у холостого
мужчины, порой, когда он работает, дремлет с книжкой у него на тахте или
без книжки в кресле".
После страшного многомесячного запоя мужа, после своего первого
появления здесь, вопля о помощи и долгих слез Ирина изменила отношение к
Ветрову. Она знала, что Павел заставил Олега лечиться, хотя оба не сказали
ей об этом ни слова. Гордое мужское самолюбие! Она перестала ревновать
мужа к этому странному, замкнутому и открытому, хмурому и веселому, до
отвращения уверенному в себе человеку. Она чувствовала, что Ветров не
равнодушен к ней, влюблен в нее, Ирину, и ведет себя совершенно непонятно,
но очень удобно. Мужчину выдают глаза и руки. Павел смотрел бесстрастно,
подавая пальто, не придерживал его, не искал прикосновения. Однако она
ничуть не сомневалась, этот человек ее любит, и с радостью приходила сюда
отдыхать от безделья и суеты дня и напряженного ожидания вечера, потому
что каким вернется с работы Олег и чем кончится вечер, Ирина никогда не
знала. Порой она ловила иной взгляд Павла - жесткий, требовательный, она
два или три раза поинтересовалась, мол, ты хочешь о чем-то спросить?
Ветров взгляд мгновенно убирал, лицо его приобретало чуть ироническое
выражение, он молча пожимал плечами или улыбался. У него существовала
отвратительная привычка не отвечать на вопросы. Однажды Ирина, выйдя из
себя, схватила Павла за плечи, потребовала ответа на свой вопрос.
- Ведь и так ясно, - наконец сказал он, - зачем колебать воздух?
Павел искренне полагал, что на многие вещи существует
один-единственный, абсолютно правильный взгляд. Он, Павел Ветров, так на
это дело и смотрел, так же, естественно, смотрели и остальные разумные
люди. Если же они задавали вопросы, то либо притворялись, либо были глупы
непроходимо, и в том и в ином случае отвечать им не требовалось.
Олег Перов оказался не тем человеком, в которого Ирина влюбилась до
беспамятства и за которого, до последней минуты не веря в собственное
счастье, вышла замуж. Прошло время, исчезла загадочность, за стальными
мускулами оказался далеко не стальной характер. Ирина гордилась мужем,
порой стыдилась его, жалела, ненавидела и любила. Ведь он, такой большой,
сильный и несуразный, слабый, безвольный и обаятельный, был ее, Ирины,
муж, и другого она не хотела. К Павлу Ветрову Ирина приходила бездумно,
как кошка, инстинктивно чувствуя: здесь согреют, погладят, дадут спокойно
поспать. Здесь здорово, только родной дом у нее в другом месте.
Павел быстрым, точным движением выключил конфорку. Над туркой уже
выросла шоколадная пористая шляпа, она не успела накрыть турку и огонь и,
разливаясь, зашипеть, пахнуть горелым, испорченным кофе.
Ирина, свернувшись калачиком, тихо спала в кресле. Ветров на цыпочках
вышел в коридор, подхватил чемодан и стал разбирать его. Павел поздно
вечером прилетел из далекого города, где на киностудии обсуждался его
сценарий.
Ветров в кинематографе был не новичок, по его сценариям поставили три
фильма, пять сценариев закрыли на стадиях различных.
Ветров в кино прошел всю трассу от старта до финиша и знает: сегодня
киностудия не что иное, как завод по производству кинокартин. Любой студии
сценарии нужны, совершенно необходимы, сценариев не хватает, без них
задыхаются. Услышав все это, новичок принесет сценарий, либо заявку, и
когда его вежливо или не очень вежливо завернут, подумает о редакторах
нехорошо, плохо подумает. И будет совершенно не прав. Для того чтобы
сценарий приняли, необходимо множество условий. Во-первых, чтобы его
вообще прочитали. Случалось, сценарий возвращают через год, даже не
перелистав, так как подавляющее большинство редакторов закончили ВГИК и
знают, кто может написать сценарий, а кто не может. Сценарий мог прочитать
человек, который ничего не решает. Известно, что "да" влечет за собой
ответственность и работу, "нет" не влечет ничего. Возможно, сценарий
прочитали, он понравился, но этой темы нет в плане. И наконец, есть все,
нет режиссера.
Сценарий Ветрова на студиях читали, режиссеров он определял
безошибочно, зная, с кем надо потрепаться о последней неудаче Феллини, с
кем вежливо раскланяться, а кому сценарий отдать молча. А зачем
разговаривать? Сценарий написан, его надо читать, а уж потом разговаривать
или не разговаривать.
Вчера, в десять утра, Ветров вошел на худсовет, раскланиваясь с давно
