это я такая смелая. По его представлениям, такая, как я, должна обеими
руками вцепиться в мужа и удерживать его из последних сил, потому что
больше на меня никто не позарится. Самому ему, скорее всего, нравятся
изящные стройные женщины, и ему даже в голову не приходит, что есть муж-
чины, которым нравятся именно такие женщины, как я. Знал бы он, сколько
на самом деле таких мужчин, его бы, наверное, кондрашка хватила. И поче-
му великое множество людей считает собственные вкусы эталонными и
единственно правильными? "
- Что ж, Татьяна Григорьевна, нам пора в студию.
Лена, давай последние штрихи, - обратился Уланов к гримеру, которая
все время их беседы просидела в уголке с чашкой кофе в руках. - И мне
лицо сделай.
Лена долго и придирчиво выбирала помаду для Татьяны, потом наложила
тон и пудру на лицо ведущего. Они все вместе вышли из комнаты и пошли по
длинному коридору. Татьяна сначала пыталась запомнить дорогу, но очень
скоро бросила это занятие: все равно не уследить за многочисленными по-
воротами и переходами от лестницы к лестнице.
В студии было жарко и душно. Ее усадили в неудобное кресло перед неу-
добным низким столом и оставили одну. Вокруг суетились оператор и осве-
титель, Уланов через вставленный в ухо аппаратик общался с невидимым ре-
жиссером, и никому, казалось, не было дела до Татьяны. Она постаралась
сосредоточиться и, чтобы не терять даром времени, обдумать и проанализи-
ровать свои впечатления от Уланова.
Ирочка Милованова, родная сестра одного из бывших мужей Татьяны, ме-
талась по квартире, не находя себе места. Она с ума сходила от волнения
за родственницу и корила себя нещадно за то, что не сумела настоять на
своем и отговорить Таню от этого глупого, рискованного и, в сущности,
абсолютно ненужного мероприятия. Примерно за час до начала передачи Ира
поняла, что не может находиться в одиночестве, и позвонила Стасову на
работу.
- Владик, - умоляюще попросила она, - приезжай домой, пожалуйста.
- Зачем это? - недовольно откликнулся Владислав.
Ира слышала гул голосов в его кабинете, кажется, там было много наро-
ду.
- Скоро передача начнется, - пояснила она. - Приходи, вместе на Таню
посмотрим.
- Я здесь посмотрю. Извини, Ируся, у меня люди.
Стасов положил трубку. Ирина сглотнула слезы, но постаралась успоко-
иться. В самом деле, ну что такого страшного? Не съест же Уланов
Татьяну. Покусает немножко и отпустит. Нет, все-таки страшно. А вдруг
Таня начнет нервничать? Ира слышала, что от сильного волнения даже преж-
девременные роды случаются.
Чтобы отвлечься, она принялась за тесто для очередных пирогов. Пироги
у нее получались знатные, только Татьяна всегда ругалась, потому что ей
нельзя мучное, а удержаться и не попробовать Ирочкиных пирожков - силы
воли не хватает. Когда до начала передачи осталось минут десять, Ира по-
няла, что делает все не так и тесто погублено почти бесповоротно. Отерев
согнутой рукой брызнувшие от досады слезы, она с ожесточением вывалила
содержимое миски в большой полиэтиленовый пакет, который тут же швырнула
в мусоропровод.
За пять минут до начала она сидела перед экраном телевизора, с ужасом
ожидая Татьяниного позора. Последнее, о чем она успела подумать, прежде
чем на экране появилась знакомая заставка, было: "Я так и не поставила
пироги. Придет Стасов голодный, чем я буду его кормить? "
Она поразилась тому, как великолепно выглядела Татьяна. Матовая бе-
лоснежная кожа сияла молодостью и здоровьем, глаза были большими, теплы-
ми и лучистыми, губы - сочными и подрагивающими готовой разлиться по ли-
цу улыбкой. Татьяна, казалось, ни капельки не волнуется, напротив,
предстоящее действо ее просто-таки забавляет. Ира слегка перевела дух.
Может, обойдется?
Первые полторы-две минуты прошли в спокойном обмене короткими репли-
ками, ведущий представлял гостью, Татьяна кивала и мило улыбалась. А по-
том последовал вопрос, от которого у Ирочки все внутри оборвалось.
- Татьяна Григорьевна, вы - образованный интеллигентный человек и на-
верняка читаете и любите хорошие серьезные книги. И в то же время пишете
второсортную литературу. Вы поступаетесь собственным вкусом ради денег?
- Голубчик, - улыбнулась в ответ Татьяна, - у литературы не бывает
сортности, так же, как у осетрины не бывает степеней свежести. Еще Во-
ланд, если помните, сказал, что у осетрины может быть только одна све-
жесть, первая, она же и последняя. Литература не бывает первого, второго
и пятого сортов. Это либо литература, либо нет, вот и все. Если вам не-
понятно, я скажу еще проще: книгу читать либо можно, либо нельзя. Если
книгу читает не только сам автор и его редактор, но хотя бы еще десять
человек и получают от этого удовольствие, значит, книга достойна того,
чтобы быть написанной. Если же автор настолько безграмотен и бесталанен,
что, кроме него самого, никто его творение читать не может и не хочет,
тогда я поднимаю руки. Это действительно не литература. Обо всем ос-
тальном можно спорить. Так как, Александр Юрьевич, будем спорить?
"Что происходит? - в недоумении подумала Ира. - Она ведет себя, как
на допросе в собственном служебном кабинете. Она что, забыла, что пришла
на телевидение? Кошмар! "
- Не будем спорить, - тут же нашелся Уланов. - Я сформулирую свой
вопрос по-другому. Вам не бывает обидно, что ваши книги читают в основ-
ном на бегу, то есть в метро, в электричках, от скуки, чтобы убить время
в дороге?
- А вы сами что читаете в метро? - спросила Татьяна.
- Я? - Уланов, похоже, чуть-чуть растерялся. - Я в метро давно уже не
езжу.
- У вас машина?
- Да.
- Тогда откуда вам вообще известно, что именно читают пассажиры?
- Мне об этом рассказывают. Это же общеизвестный факт.
- Голубчик, вас погубит ваша доверчивость, - снисходительно сказала
Татьяна. - Никогда не верьте тому, чего не видели сами. Поскольку я, в
отличие от вас, в метро езжу постоянно, то могу вам совершенно от-
ветственно заявить, что пассажиры читают самую разную литературу, в том
числе и очень серьезную. Начиная от учебников и специальных пособий и
кончая Библией и Торой. Как вы думаете. Господь обиделся бы, узнай он,
что человек каждую свободную минуту хватается за Библию, чтобы прочесть
еще страницу из Его учения?
- То есть вы ставите себя на одну доску с Всевышним, поскольку люди
каждую свободную минуту хватаются и за ваши книги тоже? - мгновенно от-
парировал Уланов.
Сердце у Иры ухнуло, даже дыхание на секунду остановилось. "Вот сво-
лочь, - в сердцах подумала она. - Ну какая же сволочь! "
- Ас чего вы это взяли? - на лице у Татьяны было написано такое иск-
реннее изумление, что даже Ира в него поверила.
- Вы же сами сказали, что пассажиры в метро и поездах читают и ваши
книги, и Божественное Писание.
- Я этого не говорила. Писание читают, это правда. А вот людей с мои-
ми книгами в руках я там не видела. А вы видели?
"Во дает! - с восхищением подумала Ира. - Ну Танька! Каждый день мне
докладывает, сколько человек видела в транспорте со своими книжками. Мы
даже иногда сравниваем, кто больше увидел, она или я. Но Уланов только
что сказал, что в метро не ездит, так что возразить ему нечего. Ссы-
латься на чьи-то слова он теперь тоже не может, Таня уже попеняла ему за
излишнюю доверчивость. Пожалуй, она была права, когда говорила, что не
боится никаких улановых. Следственная практика - это тебе не фунт изюму.
Что, Уланов, съел? Не знаешь теперь, что отвечать? "
- Но вы тем не менее не можете отрицать, что детектив - это далеко не
философский роман. Почему же наши сограждане в последнее время так тя-
нутся к легкому чтению и пренебрегают сложными произведениями? Не кажет-
ся ли вам, что общее падение уровня культуры и образованности спо-
собствует тому, что на литературной ниве сегодня процветают все, кому не
лень, даже авторы, не имеющие специальной подготовки?
- Давайте не будем складывать все в одну кучу.
Я согласна с тем, что детектив - это не философский роман, точно так
же как, "Запорожец" - это не "Феррари". И что с того? Не будем выпускать
"Запорожцы" и все стройными рядами побежим пересаживаться на "Феррари"?
"Феррари", конечно, престижнее и лучше, но кому-то может просто-напросто
не понравиться дизайн. Мне, например, не нравится.
- Вам нравится "Запорожец"? - ехидно кивнул Уланов.
- Нет, мне нравится "Макларен". Но это опятьтаки не значит, что я хо-
чу на нем ездить. Мне нравится на него смотреть, его дизайн радует мой
глаз, но он же совершенно не предназначен для перевозки немолодых бере-
менных женщин вроде меня.
По лицу Уланова Ира видела, что он не понял ни одного слова, и тор-
жествующе улыбнулась. Конечно, куда ему, он небось и названия-то такого
- "Макларен" - не слышал. Сам виноват, нарвался, не надо было ехидничать
насчет "Запорожца". Про автомобили Татьяна Образцова знала все. Даже та-
кое, чего иной специалист не знает. Ира помнила, что Татьяне несколько
раз приходилось работать по делам о финансовых аферах в сфере торговли
иномарками, а уж если она чем занималась, то на совесть.
- Вернемся к нашей теме, - между тем продолжала Татьяна, словно веду-
щей была именно она, а Уланов - приглашенным гостем. - Чтобы закрыть во-
прос, скажу, что не считаю кого бы то ни было, в том числе и вас, Алек-
сандр Юрьевич, вправе публично обсуждать вопрос сортности и качества ли-
тературы, как, впрочем, и любых других произведений искусства. Вы тем
самым оскорбляете огромное количество людей, которые имеют свой
собственный вкус, отличный от вашего. Если лично вам не нравятся детек-
тивы, я готова поговорить с вами об этом и выслушать ваши личные претен-
зии к жанру и, в частности, к моим книгам. Но это не означает, что вы
имеете право считать людей, имеющих другое мнение, людьми с дурным вку-
сом. Так я слушаю вас, голубчик. Чем же вам так не угодили детективы, в
том числе те, которые написала я?
Ире стало смешно. Напряжение отпустило, она поняла, что Татьяна пол-
ностью владеет ситуацией и ведет разговор так, как хочется ей самой, а
не так, как хочет Уланов.
- Ну что ж, коль вы считаете неприличным обсуждать вопросы вкусов, -
обаятельно улыбнулся Уланов, - давайте поговорим о вас, писательнице
Татьяне Томилиной.
"Выскользнул, гаденыш, - с досадой сказала про себя Ира. - Наверное,
и сказать-то ему нечего, ни одного детектива за всю жизнь не прочел, по-
тому и претензии высказать не может. Зазубрил, как попугай, од-
ну-единственную истину: детектив - это помойка литературы, это недостой-
но настоящего интеллектуала, это дорожное чтиво второго сорта. И повто-
ряет теперь на каждом углу, кичится своим изысканным вкусом. А на самом
деле не знает о детективах ничего".
- Вами написано уже пятнадцать книг, а вот фильмов, поставленных по
вашим произведениям, я пока не видел. Почему же кинематограф не проявля-
ет интереса к вашему творчеству?
- А кто вам сказал, что не проявляет? Интерес к моим книгам очень
большой.
- Значит, есть надежда в ближайшее время увидеть ваши детективы на
экране?
- Нет, Александр Юрьевич, - Татьяна вздохнула и виновато развела ру-
ками, - шансов нет никаких. В ближайшее время вы никаких киноверсий не
увидите.
- Почему так?
- Я не хочу, чтобы мои книги экранизировали. Более того, мне допод-
линно известно, что один московский продюсер уже начал работу и проводит
подготовительный этап, чтобы сделать цикл фильмов по моим книгам. Права
на произведения ему не переданы, работа над фильмом ведется подпольно,
и, если картина появится на свет, я обращусь в суд. Надеюсь, что этот
продюсер меня сейчас слышит и сделает все возможное, чтобы впоследствии
не получить неприятный сюрприз.
- А почему вы против экранизаций? Обычно все писатели хотят, чтобы их
произведения обрели вторую жизнь в экранном варианте, это нормально.
- Не хочу быть неправильно понятой, но могу привести вам множество
примеров, когда книги, написанные очень талантливыми авторами, совершен-
но не годятся для кинематографа. Вы же не будете спорить с тем, что Хе-
мингуэй, например, был невероятно талантлив, но что-то я не вижу экрани-
заций его книг, хотя написано им отнюдь не мало. Я, конечно, не сравни-
ваю себя с этим великим мастером, но до сих пор желания увидеть экрани-
зацию своих книг у меня не возникало. Хотя, повторяю, интерес у кинема-
тографистов очень большой, меня буквально одолевают предложениями одно
выгоднее и интереснее другого.
Татьяна говорила не спеша, не сводя взгляда с Уланова. Она почти дос-
ловно повторяла его же собственные слова, сказанные за полчаса до съем-
ки, и теперь ждала, как он отреагирует. Растеряется? Рассердится? Расс-
меется? Ведь он сам держал эту тираду наготове, чтобы "уесть" Татьяну, а
она нахально и с милой улыбкой украла у него любовно приготовленное ору-
жие, столь неосмотрительно оставленное без присмотра.
Уланов, однако, не растерялся, он все-таки профессионал, и Татьяна
оценила это по достоинству.
- Но вы можете хотя бы назвать фамилию того продюсера, который под-
польно делает фильм по вашим книгам?
- Могу. Его фамилия Дорогань. Всеволод Семенович Дорогань.
- Таким образом, как только фильм появится в видеопрокате, вы немед-
ленно обратитесь в суд? - уточнил Уланов.
- Немедленно, - подтвердила Татьяна.
- И что должен будет сделать суд?
- Для начала будут арестованы все копии видеофильма. Конечно, то, что
уже будет продано, останется у тех, кто купил кассету, но все остальное
будет арестовано и, вероятнее всего, уничтожено.
- Что ж, друзья, - теперь Уланов смотрел не на Татьяну, а прямо в ка-
меру, - как только вы увидите в продаже фильм, снятый по произведению
Татьяны Томилиной, спешите его купить, пока не стало поздно, то есть по-
ка автор не обратилась в суд. Если вы не сделаете это сразу, принципи-
альная писательница добьется уничтожения всех копий, и вы уже никогда не
увидите это замечательное кино с такой скандальной предысторией. Спасибо
вам, Татьяна Григорьевна, за участие в нашей программе, а нашим телезри-
телям я напоминаю, что программа "Лицо без грима" выходит пять дней в
неделю с понедельника по пятницу в семнадцать часов сорок минут. Завтра
у нас в гостях необыкновенный человек, разговор с которым сулит нам мно-
го интересного и неожиданного. Ждем вас на нашем канале. До встречи.
Оператор сделал знак рукой, означающий, что можно вставать. Татьяна с
сожалением подумала, что ей опять не хватило времени. Она совершенно за-
была, что была в прямом эфире и ее перепалку с Улановым могла видеть вся
страна вкупе с ближним и дальним зарубежьем. Она работала с Улановым как
с недобросовестным свидетелем, пытаясь понять его характер и ход мыслей
и понимая, что сам он к этому отнюдь не стремится.
Уланов мгновенно покинул студию, не попрощавшись с Татьяной. Та же
девушка-провожатая довела ее до комнаты, где сидел перед включенным те-
левизором Дорогань, который тут же вскочил и кинулся целовать ручки
Татьяне.
- Спасибо! Все прошло изумительно! Все, как я и хотел! Вокруг фильма
возникает скандальчик, и теперь про него уже не забудут. Но вы лихо раз-
делались с Улановым. Он, наверное, не ожидал от вас такой прыти?
- Не знаю, - Татьяна устало пожала плечами и открыла шкаф, в котором
висел ее плащ. - Мне както все равно, чего он ожидал и чего не ожидал. Я
устала, Всеволод Семенович, а у меня еще масса дел. Нам пора ехать.
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге возник Уланов.
- Ну, Татьяна Григорьевна, примите мои поздравления! Вы были велико-
лепны. У вас, вероятно, большой опыт выступлений на телевидении, да?
- Нет. Просто я достаточно независима по характеру и никому не позво-
ляю говорить мне гадости, даже в прямом эфире. Я вас не обидела?
- Обидели, - рассмеялся Уланов. - Вы меня жестоко и беспощадно унижа-
ли на всю страну. Но какое это имеет значение? Это получилось очень те-
левизионно, зрелищно. Скандал - это всегда хорошо, это на пользу любой
передаче. Теперь нас будут смотреть с еще большим интересом, ожидая, что
кто-нибудь из гостей окажется под стать вам. Кстати, что это за автомо-
биль "Макларен"? Я о таком и не слыхал.
- Это очень дорогой автомобиль, стоит больше миллиона долларов, он
самый дорогой в мире. Развивает скорость свыше трехсот пятидесяти кило-
метров в час.
Уланов помог ей надеть плащ, и она в сопровождении кинопродюсера
спустилась вниз к машине.
Глава 12
Таких людей, как Дмитрий Захаров, Настя считала людьми без комплек-
сов. Их было трудно обидеть, но не менее трудно и переубедить в чем-ли-
бо, если они уверены в своей правоте. Самое главное - они были полностью
лишены стеснительности, именно поэтому и не были ранимы и не уверены в
правильности своих поступков.
Захарову было откровенно скучно на своей хорошо оплачиваемой охранной
работе, и потому он настойчиво предлагал Насте свою помощь. Помощь, ко-
нечно, была нужна, кто же спорит, но Настю несколько настораживало пос-
тоянное мужское внимание Димы. Не то чтобы он был ей неприятен, наобо-
рот, он славный и очень симпатичный, но ей это все совсем не нужно...
И тем не менее помощь она все-таки приняла. Первого визита в частное
сыскное агентство "Грант" вполне хватило, чтобы понять: ей там не рады и
рады никогда не будут. Зато Димка умеет разговаривать с ними на своем
языке, и есть шанс, что он будет понят.
Убийство депутата Государственной Думы Юлии Готовчиц висело на Насте
тяжким грузом. Она не умела и не любила разбираться в политике и была
искренне рада, что эту часть работы вел Юра Коротков. Сама же она зани-
малась версией, согласно которой Юлию Николаевну убили из-за того, что
она организовала слежку за собственным мужем. В соответствии с этой вер-
сией, искомый убийца обнаружил наблюдателей и выяснил, кто их послал.
Вот это и был самый деликатный вопрос, ибо узнать имя заказчика можно
было только либо от тех, кто осуществлял слежку, либо от руководства
сыскного агентства. И Дмитрий Захаров пообещал Насте в этом направлении
поработать.
На Настину же долю в разработке этой версии досталась проверка всех
тех людей, которые были указаны в отчетах, представленных агентством
"Грант" заказчице Готовчиц. Если версия верна, то среди них есть тот,
кто обнаружил слежку и кому это сильно не понравилось. Однако время шло,
количество разных справок и документов на столе у Насти росло, а толку
все не было. С момента оформления договора в агентстве и вплоть до
убийства заказчицы муж Юлии Николаевны встречался и общался с крайне ог-
раниченным кругом лиц, из дома выходил редко, перечень его контактов ох-
ватывал преимущественно тех, кто приходил к нему на прием как к психоа-
налитику. Пациенты у Бориса Михайловича Готовчица были самые разные,
никто из них не был похож на убийцу, но в то же время ни о ком нельзя
было сказать что-то абсолютно точное. Люди как люди, со своими проблема-
ми, с которыми они не могут справиться, со своими странностями (а кто
без них?), со своими чувствами любви и ненависти (опять же, а у кого их
нет?), со своими достоинствами и недостатками. Каждый из них не был по-
хож на преступника и каждый из них в равной степени мог им оказаться.
Глубоко разрабатывать каждого - бессмысленно. Если бы вся Петровка друж-
но раскрывала одно-единственное убийство, тогда конечно, атак...
Полковник Гордеев не делил своих подчиненных на любимчиков и черную
кость и если и шел кому-то навстречу, то не из чувства особой любви, а
исключительно из соображений житейской целесообразности. Он хорошо усво-
ил еще с первых лет своего пребывания в должности начальника отдела, что
рабский труд - самый непродуктивный. Если человек не хочет делать дело,
он никогда не сделает его хорошо, даже если проявит феноменальную добро-
совестность, потому что принуждение убивает фантазию и интуицию. А без
фантазии и интуиции ты не мастер, ты просто ремесленник. Исходя из этих
соображений Виктор Алексеевич уберег Настю от участия в работе оператив-
но-следственной бригады, созданной для расследования убийства депутата
Готовчиц. Зачем мучить человека, все равно толку не будет. Кроме того,
полковник сделал ставку на Настину совестливость и, как обычно, оказался
прав. Он знал ее много лет и успел за это время хорошо изучить, поэтому
почти всегда мог точно предсказать ее поступки.
- А можно я втихаря все-таки отработаю версию с частными сыщиками? -
спросила она.
- Можно, - кивнул Гордеев, - но не втихаря. Партизанщины не терплю,
от нее один вред и сплошные недоразумения. Договорись с Коротковым,
пусть предложит Гмыре отработку версии и возьмет на себя, а делать бу-
дешь ты. Вообще-то я в чужие дела не лезу, особенно постельные, но ты
мне скажи: эта версия в самом деле кажется тебе перспективной или все
дело в Захарове?
Настя залилась краской. Откуда Колобок узнал? Это же было почти пять
лет назад, и всего один раз. Больше она с Димой нигде не пересекалась.
- А ты чего краснеешь-то? - удивился Виктор Алексеевич. - Подумаешь,
тоже мне еще. Когда по Галлу работали, Захаров на тебя глаз положил, это
даже слепой не смог бы не увидеть. Уж как он на тебя смотрел, уж как
слюни пускал! Ты не думай, что раз я старый, то перестал быть мужиком. Я
такие вещи с лета улавливаю, чутье еще не потерял. Вот и подумал, что
он, наверное, рад случаю с тобой снова пообщаться, а коль так, то специ-
ально подогревает в тебе интерес к этой версии, потому как без него тебе
с ней не разобраться. Ну? Прав твой старый начальник или нет?
- Нет, - твердо сказала Настя. - Но вообще-то - да. Захаров действи-
тельно пытается за мной ухаживать, но, во-первых, это совершенно не-
серьезно, а вовторых, влиять на мой интерес к той или иной версии невоз-
можно. Никаким способом. Даже швырянием под ноги роскошных букетов. Ин-
терес у меня или есть, или его нет, и никакой прекрасный принц тут ниче-
го поделать не сможет.
- Ох ты Боже мой, какие мы самостоятельные! - фыркнул начальник. - Я
смотрю, ты сопли распускать перестала. Никак за ум взялась?
- Я стараюсь, - улыбнулась она.
- Ладно, старайся дальше, - проворчал Гордеев.
Она сделала так, как велел Колобок, договорилась с Юрой Коротковым,
который долго кричал, что врать нехорошо и тем более дурно присваивать
себе чужие заслуги. А если вдруг окажется, что работа именно по Настиной
версии дала положительный результат? Все награды и похвалы достанутся
кому? Ему, Короткову, который якобы придумал и предложил следствию перс-
пективную версию, а потом еще и успешно реализовал ее.
- Да ладно тебе, Юрик, - уговаривала его Настя, - у меня нет честолю-
бия.
- Зато у меня есть совесть, - упрямился он.
Но в конце концов все-таки сдался. Следователь Гмыря к версии отнесся
более чем скептически.
- Политиков убивают из политических соображений, - сердито говорил он
Короткову, - а депутат Готовчиц - именно политик. Так что в первую оче-
редь разбирайся в ее конфликтах по поводу налоговых проблем в парламен-
те. А частными сыщиками займешься в свободное время. Все понял?
Это Короткова не обескуражило, ибо в отличие от Насти он на интонации
не реагировал и вызвать чьелибо недовольство не боялся. Он был нор-
мальным сорокалетним оперативником, который думает в первую очередь о
деле, а не о том, что кто-то на него косо посмотрел или не так что-то
сказал. Главное - Гмыря поставлен в известность, теперь можно проводить
любые мероприятия, не опасаясь упреков в самодеятельности и партизанщи-
не.
Накануне, в субботу, Настя сладостно мечтала о том, как будет завтра
спать до полного изнеможения. То есть часов до десяти, а если повезет,
то и до одиннадцати. Она все еще не нашла в себе сил поговорить с Алек-
сеем, дни, проведенные без мужа, шли один за другим, чувство неловкости
и стыда за свое поведение как-то ослабевало, словно так и должно быть:
она живет одна, а Лешка где-то там, в Подмосковье, в Жуковском. Так луч-
ше. Так привычнее. Иногда даже закрадывалась трусливая мысль оставить
все как есть и ничего не менять, не говорить с Лешей, не извиняться и
ничего не объяснять. Если в конце концов он из-за этого разведется с ней
- что ж, так тому и быть. Она от природы не приспособлена для семейной
жизни. А работа в уголовном розыске, в свою очередь, тоже нормальным се-
мейным отношениям противопоказана.
Но мечтам, как водится, сбыться не удалось. Около половины одиннадца-
того вечера в субботу позвонил генерал Заточный.
- Как насчет Готовчица? - спросил он. - Вам есть что рассказать мне?
- Немного, - призналась Настя. - Только личные впечатления.
- А большего я и не прошу, - усмехнулся Иван Алексеевич. - Все ос-
тальное я в состоянии узнать и без вас. Встретимся завтра.
Он не спрашивал и не просил, он приказывал. "И почему я все это терп-
лю от него?" - не переставала удивляться Настя. В самом деле, никто, да-
же любимый муж не мог вот так запросто заставить ее встать в воскресенье
в шесть утра. А Заточному достаточно было просто сказать: встретимся
завтра. Она могла скрипеть зубами от злости, могла жалобно просить его
назначить встречу не на семь утра, а хотя бы на девять (и, разумеется,
получить отказ, ибо генерал Заточный своих привычек не менял), могла
проклинать все на свете, но тем не менее вставала ни свет ни заря и шла
в Измайловский парк.
Ночь с субботы на воскресенье Настя провела в целом спокойно, но
как-то бестолково. Вроде и не нервничала, но и отдохнуть как следует не
сумела. Перед сном залезла в горячий душ, чтобы согреться и рассла-
биться, проветрила комнату, приняла три таблетки валерьянки и улеглась в
чистую свежую постель. Подгребла под себя обе подушки, закуталась в теп-
лое одеяло, свернулась в клубочек и тут же поймала себя на том, что ле-
жит по привычке на самом краю дивана, хотя она одна и места более чем
достаточно. С удовольствием переместившись подальше от края, она, вместо
того, чтобы засыпать, стала ни с того ни с сего перечислять по пунктам
все положительные и отрицательные стороны отсутствия мужа. Главным отри-
цательным фактом было то, что Алексей обижен и потому не хочет больше с
ней жить. Конечно, это ее вина, только ее, так нельзя себя вести. Что бы
ни случилось, людей обижать нельзя, если они этого не заслужили. Настя
изо всех сил напряглась, но больше ни одного отрицательного момента най-
ти не смогла, и это привело ее в ужас. Она одна в квартире, можно мол-
чать и ни с кем не разговаривать. Разве не этого она хотела, когда мыс-
ленно умоляла мужа замолчать? Этого. Вот и получила. Не нужно оправды-
ваться и извиняться за то, что вовремя не позвонила и не предупредила,
что задержится. Не нужно заставлять себя съедать приготовленный Лешкой
ужин, когда есть совсем не хочется и кусок в горло не лезет. Куда ни
кинь - одни сплошные плюсы. Идиотка, и зачем она дала себя уговорить и
вышла за него замуж? Не надо было этого делать.
Она раздраженно повернулась на другой бок, почувствовала непривычно
большое пространство рядом и с досадой подумала: "И спать одной куда как
приятнее. Места много. А то Лешка вечно меня в стенку вжимает. Интерес-
но, на кого это я так разозлилась? На себя, не иначе. Больше-то все рав-
но не на кого".
Заснув с этой мыслью, она через некоторое время проснулась и удиви-
лась сама себе. Как это только один отрицательный момент? Да не может
такого быть. Наверное, она просто устала, неделя была тяжелая, как всег-
да после длинных праздников, поэтому голова работает плохо, вот и насчи-
тала невесть чего. Надо продумать все сначала, и наверняка окажется, что
акценты должны быть расставлены совсем не так.
Она улыбнулась в темноте и снова принялась перечислять плюсы и минусы
отсутствия Алексея. Результат ее огорчил донельзя, ибо получился тем же
самым. "Я еще мало отдохнула, - расстроенно подумала Настя, - в голове
сплошная каша из каких-то полубредовых идей. Еще немножко посплю, потом
повторю попытку".
Но и третья попытка ни к чему новому не привела. Так ночь и прошла:
час-полтора сна, потом подведение баланса плюсов и минусов, снова недол-
гий сон - и так далее. Встав в шесть утра, Настя с неудовольствием оце-
нила минувшую ночь как малопродуктивную. И отдохнуть толком не сумела, и
никаких пригодных к использованию мыслей не появилось. Подавленная и
унылая, она пришла в Измайловский парк на встречу с генералом Заточным.
Иван Алексеевич появился в сопровождении Максима. Несмотря на то, что
оба они были одеты в одинаковые красные спортивные костюмы, их даже из-
далека нельзя было принять за отца и сына. Настю каждый раз поражало их
абсолютное несходство. Худощавый невысокий генерал с желтыми тигриными
глазами и солнечной улыбкой, и крепкий широкоплечий Максим, совсем не-
давно избавившийся от лишнего веса и еще год назад бывший пухлым и неук-
люжим, кареглазый, ужасно серьезный и скупой на проявления приветливос-
ти.
- Здрасьте, теть Насть, - буркнул Максим, который, как и сама Настя,
был классической "совой", вставать рано не любил, но справляться с воз-
никающим по этому поводу раздражением, в отличие от Насти, пока еще не
научился.
- Что это? - удивилась она. - Опять тренировки?
- Опять, - кивнул генерал. - Максим начал терять форму. В прошлом го-
ду перед вступительными экзаменами он занимался ежедневно, а теперь пос-
тупил в институт, разленился, решил, что все самое страшное позади и
можно валять дурака. Вчера я предложил ему поотжиматься, и результат ме-
ня не порадовал. Он свалился после двадцати пяти отжиманий. Ну куда это
годится?
- А вы сами-то сколько раз отжались? - поинтересовалась Настя.
- А я, Анастасия, делаю это каждый день по триста раз. Поэтому мне
стыдно за своего сына. Я с себя вины не снимаю, не надо было упускать,
но главное - вовремя спохватиться. Максим, начинай заниматься, а мы с
Анастасией побродим вокруг тебя.
Юноша безысходно махнул рукой, сделал глубокий вдох и трусцой побежал
в глубь аллеи.
- Вы жестоки, Иван Алексеевич, - покачала головой Настя. - Вы в во-
семнадцать лет тоже, наверное, едва-едва двадцать пять раз отжимались.
- И десяти не вытягивал, - рассмеялся генерал. - Я в детстве был са-
мым маленьким и худеньким, меня вечно соседские мальчишки колотили, бу-
терброды отбирали, деньги, которые родители на кино и на мороженое дава-
ли. А когда мне было восемнадцать, культа физической формы не было. Это
была середина шестидесятых, тогда, чтобы считаться современным и модным,
