- Я могу с тобой жить. И хочу. Пожалуйста, возвращайся, когда с папой
все уляжется. Вернешься?
- Куда ж я денусь, - усмехнулся Чистяков. - Правда, не обещаю, что
это будет скоро.
- Я подожду. Ты только пообещай.
- Ладно, ложись спать, время позднее. Саше не забудь позвонить.
Конечно, она позвонит. Поздравит брата и его очаровательную жену Да-
шеньку, съест свой нехитрый бутерброд, примет душ и ляжет спать. Нельзя
сказать, что в жизни все прекрасно, но наличие проблем и неприятностей -
дело обычное и нормальное. Лешка вернется. Это главное. А все остальное
можно к этому прикладывать с разных сторон. Нужно уметь отделять в этой
жизни главное от второстепенного, в этом и есть настоящая мудрость. И
почему только она приходит к людям так поздно, когда уже сделаны все
мыслимые и немыслимые ошибки и глупости?
Владислав Стасов уже поужинал, придя с работы, и собирался улечься на
диван перед телевизором, когда позвонила его первая жена Маргарита. По-
говорив с ней, он начал быстро одеваться.
- Что случилось? - встревоженно спросила Татьяна, наблюдая за поспеш-
ными сборами мужа.
- Лилька чудит. Отвернулась к стене и плачет, а в чем дело - не гово-
рит. Рита уже часа три с ней бьется, и никакого толку. Я поеду к ним.
- Конечно, - кивнула Татьяна, - поезжай.
Десятилетняя Лиля, дочь Стасова от первого брака, была спокойной и
рассудительной девочкой, которая больше всего на свете любила читать,
причем все без разбора, и почти никогда не плакала. Истерика дли-
тельностью в три часа (если, конечно, Маргарита по обыкновению ничего не
преувеличивала) была настолько для нее нехарактерна, что было чему испу-
гаться. Опыт следственной работы подсказывал Татьяне, что речь может ид-
ти о самом неприятном: девочку напугал сексуальный маньяк, но она стес-
няется рассказывать об этом взрослым. Такое встречается гораздо чаще,
чем многие думают, и при неправильном поведении окружающих приводит под-
час к страшным последствиям в виде искалеченной психики и изломанной в
будущем личной жизни. Сам Стасов такое тоже видел, Татьяна знала, что
года полтора назад он вместе с Настей Каменской занимался раскрытием
убийства известной кинозвезды Алины Вазнис, вся жизнь которой пошла под
откос именно из-за такого вот урода, растлевающего маленьких девочек,
которые не могут поделиться со взрослыми своими страхами.
Проводив мужа, она легла в постель с книжкой, но мысли с книжного
текста все время съезжали на служебные дела, хотя с ними, строго говоря,
было покончено. На работу больше ходить не надо, и можно расслабиться. И
тем не менее в голову постоянно лезли какие-то соображения по поводу
убийства колдуньи Инессы.
Стасов вернулся около двух часов ночи, расстроенный и злой.
- Ты почему не спишь? - спросил он, увидев, что Татьяна по-прежнему
лежит с книгой в руках.
- Тебя жду. Ну, что там с Лилей?
- Да бред какой-то! - в сердцах выпалил он, стягивая через голову
свитер вместе с майкой. - Вбила себе в голову, что после рождения нашего
с тобой малыша я перестану ее любить. И откуда в ее головке появляются
такие глупости? Ведь разумная же девочка, так много читала и нас с тобой
все хотела побыстрее поженить, помнишь?
- Конечно, - улыбнулась Татьяна, - она себя вела покруче профессио-
нальной свахи, все уши нам прожужжала о том, что взрослые люди должны
жить в браке.
- Вот-вот, а теперь переживает, что я буду любить нового ребенка, а
про нее забуду. Уж я ей и объяснял, и уговаривал, и обещания давал. Пла-
кать перестала, но, кажется, все равно не поверила мне и не успокоилась.
И Ритка тоже масла в огонь подливает, совсем мозгов у нее нет.
Стасов забрался в постель, натянул одеяло и прикрыл глаза.
- Все, Танюша, гаси свет, давай спать. Завтра разберемся.
Через несколько минут послышалось его ровное дыхание, засыпал Владис-
лав быстро даже при волнениях и тревогах. А Татьяна еще долго вороча-
лась, инстинктивно прикладывая руки к животу и думая о том, не повредит
ли маленькому, если она не будет все время сидеть дома. Уже засыпая, она
все-таки решила, что не повредит. Говорят, ходьба в умеренном темпе по-
лезна для беременных.
Утром, едва за уходящим на работу Стасовым закрылась дверь, Ирочка
заявила:
- Таня, я все приготовила, и обед, и ужин. Ты без меня справишься?
- Справлюсь, невелика премудрость, - засмеялась Татьяна. - А ты ку-
да-то собираешься?
- Да, - коротко ответила Ирина, скидывая халатик и распечатывая пакет
с новыми колготками.
- Надолго?
- На весь день. Вернусь поздно вечером. Тань, посмотри, эти колготки
не слишком темные для белого костюма?
Татьяна внимательно осмотрела стройные ножки своей родственницы, об-
тянутые тонкой тканью.
- По-моему, нормально. Ну-ка приложи юбку.
Ира достала из шкафа длинную элегантную юбку из тонкой белоснежной
лайки и приложила к себе.
- Пойдет, - кивнула Татьяна. - И с кем ты собираешься провести день?
С новым кавалером?
- Ну, он не такой уж новый, мы знакомы уже неделю.
- Да, это солидный срок, - покачала головой Татьяна. - И как он тебе
до сих пор не надоел?
- Сама не знаю, - шутливо вздохнула Ира. - Как ты думаешь, к белому
костюму пойдет вот этот зеленый шарфик? Или лучше вот этот, ярко-розо-
вый?
- Ирка, не морочь мне голову, надевай любой.
Пока Ира металась по квартире, собираясь на свидание, Татьяна ти-
хонько сидела за кухонным столом, чтобы не мешать столь ответственному
процессу. Родственница упорхнула, на прощание чмокнув ее в щеку и дав
последние указания по части обеда и ужина, и Татьяна тоже стала поти-
хоньку собираться. Она до конца не понимала, что гонит ее из дома, но
постоянно ощущала неловкость из-за плохо проведенного следствия по делу
об убийстве Инны Пашковой. И с этим надо было что-то делать. Правда, она
не знала точно, что именно.
Выйдя из дома, она с удовольствием прогулялась неторопливым шагом до
метро, хотя было довольно далеко. Вечная проблема новостроек - отдален-
ность от транспорта. Но сегодня это Татьяну не раздражало, она радова-
лась солнцу, теплому весеннему дню и тому, что Ирочка наконец нашла себе
кавалера и у нее стала налаживаться личная жизнь. Из-за того, что моло-
дая женщина целиком посвятила себя домашнему хозяйству родственников, не
имея в чужом городе ни поклонников, ни подруг, Татьяна чувствовала себя
неуютно и неловко.
Она доехала до станции "Лубянка" и пошла по Мясницкой в сторону Садо-
вого кольца. Вот и дом, где жила, вела прием клиентов и была убита кол-
дунья Инесса, она же Инна Пашкова. На двери металлическая панель с кноп-
ками, когда-то в прошлом бывшая домофоном, но давно уже сломанная.
Татьяна толком не знала, зачем пришла сюда. Войдя в подъезд, она стала
бессмысленно разглядывать почтовые ящики и наткнулась глазами на прилеп-
ленное "скочем" к стене объявление, написанное от руки: "Кто потерял
ключи, обратитесь в кв. 14."
"Вот в эту квартиру я и пойду, - подумала она. - Если человек не
просто поднял валяющиеся на полу ключи, не бросил их тут же, возле поч-
товых ящиков, а забрал домой и потрудился повесить объявление, чтобы они
не пропали окончательно, то с этим человеком можно иметь дело. Он не
настолько равнодушен к окружающим, как большинство из нас, городских жи-
телей, а стало быть, есть надежда, что он хоть что-то знает о своих со-
седях".
Дверь квартиры 14 открыла пожилая женщина с добрым круглым лицом. До
Татьяны долетали звонкие детские голоса, очевидно, хозяйка была бабуш-
кой, с которой оставляли маленьких внуков.
- Вам кого? - подозрительно нахмурясь, спросила женщина.
- Я насчет ключей.
- Наконец-то! А то лежат они у меня, лежат, и никто их не спрашивает.
Вот они.
Женщина заулыбалась и протянула Татьяне два ключа на колечке с брел-
ком.
- Ваши?
- Извините, - сказала Татьяна, забирая ключи, - я не совсем точно вы-
разилась. Меня действительно интересуют эти ключи, но они не мои.
- Так! - женщина вмиг посуровела. - Ну-ка дайте-ка их сюда. Давайте,
давайте, нечего на меня смотреть. Ходят тут всякие, а потом у людей
квартиры обчищают. Такая приличная женщина с виду, а туда же. И как
только не стыдно! Отдайте ключи немедленно, а то в милицию заявлю.
- Не надо, я сама из милиции. Вот мое удостоверение. Я занимаюсь
убийством вашей соседки.
- Ох!
Женщина испуганно отступила назад в прихожую и приложила ладонь ко
рту.
- Ох, простите, ради Бога, простите! Что же это я, старая, говорю. Вы
не обиделись?
- Нет, что вы. Если бы все были такими бдительными, как вы, у нас
хлопот было бы меньше. Как вас зовут?
- Полина Петровна.
- А меня - Татьяна Григорьевна. Полина Петровна, мы можем немножко
поговорить?
- Конечно, конечно, проходите, пожалуйста. А что, убийство так и не
раскрыли до сих пор?
- К сожалению, нет.
Вслед за хозяйкой Татьяна прошла в просторную комнату. Квартира у По-
лины Петровны была в точности такая же, как у Инессы, однокомнатная, но
очень большая. Двое ребятишек лет пяти носились вокруг стоящего в центре
круглого стола с визгом и воплями. Сначала Татьяне показалось, что у нее
галлюцинации, но потом она сообразила, что малышидвойняшки, к тому же
совершенно одинаково одетые.
- Витя, Вова, а ну-ка быстренько на кухню, там молоко и печенье при-
готовлено. И не визжать. Нам с тетей поговорить надо, - скомандовала По-
лина Петровна.
Мальчики тут же послушно умолкли и исчезли из поля зрения.
- Ловко вы с ними управляетесь, - заметила Татьяна. - Редко бывает,
когда внуки с первого слова слушаются бабушек.
- Так это уж правнуки, - Полина Петровна улыбнулась счастливой улыб-
кой. - Потому и слушаются, что я в свое время на внуках натренировалась.
Внукито меня, как и всех бабушек, не слушались, балованные росли, но я
все свои ошибки учла. И с правнуками у меня разговор уже совсем другой
получился. Вообще-то они хорошие, они и родителей слушаются, не только
меня. Знаете пословицу: первый ребенок - последняя кукла, а первый внук
- первый ребенок. Вот и со мной так же. Пока детей растила - ничему не
научилась, молодая была, глупая. Только когда внуки появились, начала их
воспитывать, но, сами понимаете, неправильно. С первого-то раза ничего
не получается правильно. А когда правнуки родились, вот тут у меня уже и
опыт был, и ума прибавилось. Вы присаживайтесь, вам, наверное, тяжело
стоять. Сколько месяцев у вас?
- Скоро семь.
- И чего ж вы все работаете, - завздыхала хозяйка, - не жалеете себя.
Ладно бы еще работа была приятная да легкая, а то ведь с убийцами и во-
рами дело имеете. Не страшно?
- Нет, - честно призналась Татьяна. - Но противно. Тут вы правы. Для
будущих мам такая работа не полезна. Но ничего не попишешь. Полина Пет-
ровна, вы знали Инну?
- Так кто ж ее не знал? Весь дом знал. Как же, колдунья, к ней народ
толпами ходил.
- А вы сами ходили?
- Нет, спаси Господь! - Полина Петровна взмахнула руками, словно отк-
рещиваясь от нечистой силы.
- Почему? В колдовство не верите?
- Не верю, - твердо ответила хозяйка. - Я, Татьяна Григорьевна, вы-
росла в семье убежденных коммунистов, в церковь никогда не ходила и в
Бога не верила. А раз Бога нет, то и дьявола, по моим понятиям, тоже
нет. Не верю я в эти сказки. В коммунизм верила свято, а в колдовство -
нет. А сами вы неужто верите?
- Да нет, - засмеялась Татьяна, - я тоже не верю. Но ведь вы сами
сказали, что к Инессе толпами люди ходили, не могут же все они быть не
правы. Наверное, что-то все-таки есть. Может, и не колдовство, а другое
что-нибудь. А в квартире у Инессы вы бывали?
- Один раз только, когда еще не знала, что она этим делом промышляет.
Зашла по-соседски, когда Инна только-только переехала. Мы в то время
всем подъездом собирались домофон ставить, чтобы всякая шантрапа по
лестнице не сшивалась, вот я и зашла сказать, что надо деньги сдать. Она
деньги дала, зайти не пригласила, а я и не напрашивалась.
- И больше не заходили?
- Нет.
- Как вам показалось, у нее в квартире было уютно?
- Да какой там уют! Вещи кругом свалены в кучи, не пойми - не разбе-
ри. Я ж говорю, она только-только переехала. Нелюдимая она была, если
встретишь ее на лестнице или возле подъезда - никогда не поздоровается,
посмотрит так, будто сквозь тебя видит, и дальше идет.
"Сквозь тебя видит". Теперь Татьяна вспомнила отчет оперативников о
поквартирном обходе дома, где жила Пашкова. Хозяйка квартиры номер 14 не
сказала ничего нового по сравнению с другими опрошенными, но употребила
это выражение: сквозь тебя видит. Все жильцы дома знали, что их соседка
Инесса именует себя колдуньей, но услугами ее не пользовались и близко
знакомы с ней не были. Собственно, и не близко - тоже не были, просто
знали ее в лицо, а некоторые - по имени. Ни у кого не было с ней общих
знакомых, никто не бывал у нее в гостях.
- Полина Петровна, где вы нашли эти ключи? - спросила Татьяна.
- Ключи-то? - удивленно переспросила хозяйка, не понимая, чем вызван
такой резкий переход от одной темы к другой. - Кстати, ключи-то вы мне
отдайте, раз они не ваши. Может, владелец и объявится еще.
- Не объявится. Так где вы их нашли?
- Да возле подъезда валялись. Знаете, их, наверное, обронили, когда
еще снег лежал, а потом он стаял, и я их увидела. Грязные, мокрые та-
кие... Вот что-то никто не идет за ними. Я ведь и в соседних домах
объявление повесила, думала, может, хозяин не в нашем доме живет, а по-
терял, когда мимо нашего подъезда проходил. А почему вы думаете, что за
ними никто не придет?
- Потому что это ключи Инессы.
- Да вы что?!
На лице у Полины Петровны отразилась смесь ужаса и отвращения, словно
сам факт прикосновения к ключам убитой женщины был равен прикосновению к
окровавленному трупу.
- Ой, Господи, - запричитала она, - это ж я вещь колдуньи-покойницы в
своем доме хранила! Ой, батюшки! Как бы беды не было.
Татьяне стало смешно. Только что эта славная добродушная женщина
твердо заявляла о своем непоколебимом атеизме и о неверии во всякие та-
инственные силы, а сама так по-детски испугалась, узнав о ключах кол-
дуньи.
- Не будет беды, Полина Петровна, не переживайте. Вы же не знали, чьи
они, - успокоила ее Татьяна. - А я их заберу, и все будет в порядке.
Скажите мне точно, когда вы их нашли.
- Да где-то... - Полина Петровна задумалась, наморщив лоб. - Где-то в
начале апреля, кажется. Да, в начале апреля, снег-то как раз сошел.
Значит, в начале апреля. Понятно, почему оперативники ничего об этом
не знали. Поквартирный обход проводился сразу после обнаружения трупа
Инессы, а это было намного раньше, чем сошел снег.
- Сможете показать, где именно они лежали?
- Конечно, я помню. Сразу из подъезда направо, возле урны. Да нет, я
и в самом деле лучше покажу. Витя, Вова! - крикнула она.
Тут же в дверном проеме появились две мордашки, по уши перепачканные
шоколадом, которым, вероятно, было облито печенье.
- Что, баба? - хором произнесли двойняшки.
- Я сейчас выйду вместе с тетей ровно на десять минут. Без меня не
бояться и не хулиганить. Вопросы есть?
- Не-ет! - так же хором ответили пацаны.
Полина Петровна накинула на плечи шаль и открыла входную дверь.
- Пойдемте, - сказала она Татьяне.
Вместе они спустились вниз. Выйдя из подъезда, Полина Петровна пошла
направо и метра через три остановилась.
- Вот здесь у нас урна стояла, и кому понадобилось ее убирать? Кому
она мешала? Сколько я в этом доме живу, столько урна здесь была, а те-
перь как Москву начали к юбилею в порядок приводить, так урна исчезла.
Ведь наоборот должно быть, я так считаю: если порядок наводить, так надо
через каждые десять метров по урне поставить, верно? Чтобы любой чело-
век, если надо что-то выбросить, сразу видел, куда. А то ведь что полу-
чается? Ребятишки мороженое съели, а бумажку грязную в карман, что ли,
запихивать? Конечно, бросают прямо на тротуар, потому что больше некуда.
А потом удивляемся, что город у нас грязный.
- И давно урну убрали? - поинтересовалась Татьяна, разглядывая место,
которое показала ей Полина Петровна.
- Да нет, недели две, наверное. Когда я ключи нашла, она еще стояла.
- Хорошо, Полина Петровна, спасибо вам. Вы возвращайтесь домой, у вас
же малыши безнадзорные остались, как бы не натворили чего.
- Эти-то? - усмехнулась женщина. - Эти не натворят. Вот внуки были -
это да, та еще песня, ни на секунду оставить нельзя было, обязательно
что-нибудь разобьют или сломают. А эти у меня вышколенные, я им бегать и
возиться разрешаю сколько угодно, но они накрепко усвоили: если баба По-
ля сказала, что нельзя - значит, нельзя. И пикнуть не посмеют. Я пока
внуков растила, самое главное правило поняла.
- И какое же? - с интересом спросила Татьяна. Эта женщина с каждой
минутой нравилась ей все больше и больше.
- Надо с младенчества приучать ребенка к тому, что есть слово "можно"
и есть слово "нельзя". И эти слова - святые. Сказано, что можно играть и
шуметь - играйте, сколько влезет, бегайте, где хотите, я вам слова не
скажу. Но если я сказала "нельзя", значит, все, никаких поблажек и иск-
лючений. Если нельзя садиться за стол с немытыми руками, то всем нельзя,
и их родителям, и бабушкам с дедушками, и мне, прабабке. Как только ре-
бенок хоть один раз увидит, что всем нельзя, а кому-то можно, - все,
считай, дело пропало. Больше он ни одного твоего слова не усвоит.
Попрощавшись с Полиной Петровной, Татьяна двинулась в сторону метро,
обдумывая то, что произошло. Ключи Пашковой она узнала сразу, ей даже не
нужно было подходить к ее квартире и проверять, подойдут ли они к замку.
Ключи были очень приметные: у Пашковой стояли две стальные двери с сей-
фовыми замками итальянского производства. И обе они были заперты, когда
по вызову соседей приехала милиция. Точнее, не заперты на четыре оборота
ключа, а просто захлопнуты. Убийце не нужны были ключи, чтобы закрыть за
собой двери. Но они были нужны, чтобы войти в квартиру.
Нет, что-то не так... Убийца каким-то хитрым способом умудряется сде-
лать копии с ключей Пашковой, чтобы беспрепятственно проникнуть в квар-
тиру с целью совершения убийства хозяйки. Или с целью совершения кражи,
например, которая ввиду непредвиденного присутствия Инессы дома превра-
тилась в разбойное нападение и убийство. Допустим. Будет ли в таком слу-
чае преступник вешать эти ключи на кольцо с брелоком? Не будет. Это пол-
ная глупость.
Другой вариант. Преступник проникает в квартиру, истязает и пытает
хозяйку, а уходя прихватывает с собой второй комплект хозяйских ключей,
которые выбрасывает, едва выйдя из подъезда. А зачем он вообще их брал?
Тоже глупость.
Третий вариант. У преступника не было ключей, Пашкова сама впустила
его в квартиру. Далее - как в варианте номер два. Забирает вторые ключи
и выбрасывает их. Но зачем? Зачем?
То, что ключи именно вторые, а не первые, сомнений не вызывает, пото-
му что точно такой же комплект из двух ключей от сейфовых замков на
кольце с брелком лежал в прихожей на полочке рядом с входной дверью.
Разница была только в том, что брелок был другим и в комплекте Пашковой
наличествовал ключик от почтового ящика. Так что первым, основным комп-
лектом был именно тот, который обнаружили в квартире. Там же, на полоч-
ке, лежали ключи от машины Инессы и от гаража, стало быть, это было мес-
то привычного хранения ключей, которыми Пашкова пользовалась постоянно.
Что же за хитрость такая с этими вторыми ключами? Кто их взял и зачем
выбросил?
Глава 16
Нет, все-таки жизнь прекрасна! Черт возьми, она прекрасна и удиви-
тельна! Особенно когда знаешь, что не придется через минуту умереть. Я
даже к Вике стал относиться более терпимо. Она, кажется, воспряла духом,
поняв, что можно получить желаемое, не пачкая руки в крови. Во всяком
случае, теперь она ведет себя со мной куда более дружелюбно и уже не
повторяет через каждые пять минут, что я сошел с ума.
- Где ты будешь жить? - спрашивает она меня ежедневно, как будто я
могу дать не тот ответ, что давал накануне.
- Не беспокойся обо мне, на улице я не останусь, - отвечаю я всякий
раз одно и то же.
- Ты переедешь к ней? - спрашивает она снова, подразумевая выдуманную
мною женщину, которая ждет от меня ребенка и ради которой я развелся.
- Возможно, - уклончиво говорю я.
- И ты твердо решил все оставить мне и не делить имущество?
- Да, да, да! Сколько раз нужно повторять одно и то же, чтобы ты на-
конец это усвоила!
- Некрасиво, наверное, садиться на шею женщине, жить на ее площади и
тратить ее деньги, - задумчиво произносит Вика.
Это выводит меня из себя. А ее хахаль, интересно, как собирается пос-
тупить? Красиво, что ли? Чем он отличается от меня, хотел бы я знать?
Тоже хочет переехать на Викину (и мою заодно) жилплощадь, ездить на ее
(и, между прочим, моей) машине и тратить деньги, которые я заработал за
последние два года. Так что же она из себя строит образец нравственнос-
ти!
Но вспыхиваю я только в душе, и негодование тут же гаснет под прох-
ладными струями радости оттого, что я жив и в ближайшее время не умру. Я
так счастлив, что готов всем прощать. И в душе благодарен Вике за то,
что она не спрашивает: когда же я съеду с квартиры и предоставлю ей сво-
боду трахаться со своим сельским Ромео. Она проявляет чудеса деликатнос-
ти и ни единым словом, ни единым жестом не дает мне понять, что ей не
терпится от меня освободиться. Съезжать мне пока некуда. Лутов сказал,
что принять меня в центр они смогут только тогда, когда я закончу все
дела с опекунством и уйду из телепрограммы. Вике я наплел что-то невнят-
ное насчет временных трудностей, дескать, сейчас у моей возлюбленной
гостят многочисленные родственники, и мне там просто нет места. Вика
приняла это как должное, молча кивнула и больше вопросов не задавала.
Более того, она продолжала готовить мне еду и мыть посуду, покорная и
покладистая, как Золушка. Еще бы, чуть не угробила меня из-за своей не-
земной страсти, теперь, наверное, мучается угрызениями совести. Ничего,
пусть помучается. Я свое отмучился, теперь ее очередь.
Лутов помогает мне побыстрее оформить документы по опекунству над ма-
терью. Собственно, помощь его заключается лишь в том, что все делается
не в порядке живой очереди, а быстро. Все остальное происходит своим че-
редом, ибо основания для признания матери недееспособной очевидны всем и
каждому. Правда, одна ушлая чиновница все-таки спросила меня, криво ух-
мыляясь:
- Значит, вы хотите продать квартиру матери, а ее саму пристроить в
дом инвалидов?
- С чего вы взяли? Я хочу, чтобы за ней был надлежащий уход. Она бу-
дет жить в своей квартире, но у меня должно быть право распоряжаться
этой квартирой, чтобы заинтересовать тех, кто будет за ней ухаживать.
Чиновница мне, кажется, не поверила, но меня это совершенно не волно-
вало. Пусть думает, что хочет. Я ведь действительно не собираюсь остав-
лять мать без крыши над головой. Я только хочу, чтобы у меня были развя-
заны руки, чтобы я мог жить, где мне нравится, ездить, куда мне нужно, и
заниматься тем, чем мне хочется, не думая каждые три минуты о том, что
надо хотя бы через день навещать сумасшедшую старуху.
Продюсерская компания, которая производила программу "Лицо без грима"
и еще несколько других программ, выразила сожаление по поводу моего ско-
рого ухода и уже подыскивает человека, который будет вместо меня ведущим
"Лица". Честно сказать, эта программа мне опротивела донельзя. Мне и
раньше-то было не по себе, когда Витя Андреев нагло вымогал деньги у
спонсоров и покровителей наших гостей, но получаемые в результате этого
суммы были столь велики, что неловкость быстро умолкала. Витя был шуст-
рый малый и не гнушался ничем, вплоть до шантажа. И где только он добы-
вал информацию, при помощи которой вытягивал из людей деньги, - ума не
приложу. А теперь, когда приходится унижать людей, чтобы сделать прог-
рамму скандальной и продать ее подороже, мне совсем тошно. Особенно неп-
риятный осадок остался после эфира с писательницей Томилиной. Собствен-
но, осадок появился не сразу, а когда я прочитал в газете статью о пере-
даче. Ведь то, что происходило в эфире, было прямым продолжением нашей
беседы во время знакомства, я спровоцировал ее, и она разговаривала со
мной, совершенно не думая о том, что люди, не слышавшие начала беседы,
поймут ее совсем иначе. Вот и резвая журналистка Хайкина истолковала
слова Томилиной абсолютно превратно, все поставила с ног на голову, все
исказила. Я вел себя некорректно по отношению к гостье, и она ставила
меня на место, чего я и заслужил. Как можно было из этого сделать вывод,
что Томилина всех поучает? Вопервых, не всех, а меня, Александра Улано-
ва, а во-вторых, все, что она говорила, было справедливым и правильным,
а мои вопросы и реплики - вызывающе глупыми и бестактными. Я бы еще по-
нял, если бы Хайкина написала материал в таком ключе, что, дескать, Ула-
нов довыпендривался и нашелся, наконец, человек, который смог публично
его осадить. Это было бы по крайней мере справедливо, потому что я сам
именно так и воспринимал ситуацию. Но то, что написала Хайкина, было чу-
довищным по своей глупости и неприличным по тону и стилю. И я чувствовал
себя виноватым перед Томилиной. Ей-то за что досталось? Неужели только
за то, что она сказала насчет экранизации? Но об этом ее просил Доро-
гань, он и меня предупредил. Собственно, за эти самые слова он и запла-
тил деньги. Мне, а не ей. Так что бедная писательница вообще пострадала
безвинно.
Но слава Богу, эта омерзительная эпопея с публичным насильственным
раздеванием гостей заканчивается. Лутов уже просил, чтобы я подумал над
концепцией той передачи, которую буду делать для кризисного центра. Это
будет моя программа, мое детище, я сделаю ее такой, как мне самому хо-
чется, не думая о деньгах. Есть ли большее счастье для творческой лич-
ности, чем возможность самовыражаться, не считая при этом копейки, не
заглядывая просительно и униженно в глаза сытым богатеньким спонсорам и
не наступая себе на горло, чтобы сделать это "самовыражение" более при-
быльным!
Вика по поводу статьи Хайкиной выразилась неожиданно резко. Она, как
выяснилось, видела передачу, более того, являлась поклонницей Томилиной,
что оказалось для меня новостью. Я и не знал, что моя жена любит детек-
тивы. Правда, Вика призналась, что книги Томилиной она стала читать сов-
сем недавно, месяца два назад, и я понял, что это, скорее всего, вкус не
Викин, а ее любовника. Немудрено, что я об этом не знал.
- Саша, ты должен позвонить Томилиной и извиниться перед ней, - зая-
вила моя бывшая супруга.
- За что? Разве статью написал я?
- Ты вел себя так, что дал повод написать этот мерзкий пасквиль. Тебе
нужен был скандальчик - ты его получил. Ты что же думаешь, что я слепая
и ничего не вижу? С тех пор, как погибли Витя и Оксана, тебя как подме-
нили. Я думала, это их смерть так на тебя подействовала, но теперь-то я
понимаю, что ты просто не мог разобраться со своей личной жизнью. Ладно,
это твои проблемы, но при чем тут люди, которых ты приглашаешь на пере-
дачу? Почему они-то должны страдать из-за того, что у тебя в душе смута?
Ты завел себе любовницу, она ждет от тебя ребенка, ты собираешься разво-
диться со мной - а в результате достойная и талантливая женщина получает
такой плевок в лицо. Неужели тебе не стыдно?
- Нет, мне не стыдно, - спокойно ответил я, хотя при этом, конечно,
врал. Мне было стыдно, и еще как!
Этот разговор состоялся поздно вечером. Я пришел домой (интересно,
сколько еще времени я буду называть эту квартиру своим домом? Наверное,
недолго), так вот, я пришел домой около десяти часов, Вика явилась почти
в одиннадцать и сразу завелась насчет статьи. Я понял, что она чем-то
раздражена и пытается сорвать злость на мне. "Наверное, милый оказался
не на высоте", - злорадно подумал я.
Заявив Вике, что мне совершенно не стыдно, я демонстративно начал
раскладывать стоящий в гостиной диван, на котором спал после развода. Но
Вика не захотела понимать мой более чем прозрачный намек на усталость и
желание остаться одному.
- Саша, я понимаю, ты больше меня не любишь, но это не означает, что
ты должен отвергать каждое сказанное мной слово. Давай поговорим спокой-
но, - предложила она.
Я разложил диван и с размаху плюхнулся на него, раскинув в стороны
руки и ноги.
- Ну давай, вещай, прорицательница, - снисходительно разрешил я.
Вика проглотила оскорбление, не моргнув глазом. Да, великая вещь -
чувство вины! Что с людьми делает, а?
- Я знаю, как вы делали деньги раньше, - сказала Вика очень спокойно.
- Я все знаю, Саша. Мне Оксана рассказывала.
Я мгновенно сел, весь подобравшись, словно перед лицом опасности. Она
что, шантажировать меня собралась? Очень интересно.
- Я никогда не призналась бы тебе, что знаю об этом, если бы ты не
развелся со мной. Ты поступал мерзко, но я очень тебя любила и не хоте-
ла, чтобы тебе было стыдно передо мной. Ты думал, что я ничего не знаю,
и так было лучше. Потому что если бы ты понимал, что я все знаю, но про-
должаю тебя любить, ты бы, наверное, перестал меня уважать. Это сложно,
Саша... Я дорожила твоим отношением, я дорожила нашей любовью и поэтому
молчала. Я не могла перестать тебя любить и была противна сама себе, но
все равно любила. В конце концов, все как-то делают деньги, потому что
всем надо жить, а ты по крайней мере никого не убиваешь и не обкрадыва-
ешь. Я закрыла на все глаза. Когда ребята погибли и ты резко изменил то-
нальность передачи, я поняла, что с этой грязью покончено, ты теперь за-
рабатываешь на скандалах, что не менее противно. Началась другая грязь.
Но я готова была мириться и с этим, потому что люблю тебя. Ты следишь за
моей мыслью?
- С трудом, - сквозь зубы процедил я, ошалев от такого неприкрытого
цинизма. Она меня любила, она меня до сих пор любит, она хотела закрыть
глаза на все, что мешает нашей любви, а сама в это время укладывается в
постель с любовником и нанимает убийцу, чтобы избавиться от меня и бро-
сить к ногам своего нового мужа все эти "грязные деньги" и все, что на
них куплено! Да как у нее язык поворачивается! Неужели я так плохо знал
свою жену?
- Повторяю, чтобы тебе легче было понимать меня, - сказала она тоном
терпеливой учительницы, объясняющей двоечнику теорему Пифагора. - Я
знаю, что все средства массовой информации работают ради денег, а не ра-
ди информации. Но пока это касалось телевидения и тебя, Александра Ула-
