нова, я терпела, потому что люблю тебя. А журналистку Хайкину я не люб-
лю, я ее не знаю, она мне никто. И я хочу, чтобы ты мне ответил: зачем
она это написала?
Я пожал плечами.
- Не вижу связи между первым тезисом и вторым. Откуда я знаю, зачем
она это написала? Захотела - и написала, вот и все. Может, ей Томилина
не нравится.
- Саша, не прикидывайся идиотом, - сердито сказала Вика. - Ты же
прекрасно понимаешь, что Хайкиной заплатили за этот текст. Ты знаешь,
кто это сделал?
- Да перестань ты выдумывать! - взорвался я. - Никто никому не пла-
тил, просто любой газете нужен оскорбительный материальчик, потому что
народ обожает его читать. Газета должна хорошо продаваться, и ради этой
цели в ход идут любые средства. Кто такая Томилина, чтобы платить за ма-
териал о ней? Обыкновенная писательница, каких сотни и тысячи.
- Но ни об одном из твоих гостей таких публикаций не было. Ты прав,
кто такая Томилина в ряду остальных? У тебя на передаче были и бизнесме-
ны, и кинодеятели, и врачи, и политики - кого только не было, и выгляде-
ли они на экране далеко не лучшим образом, в отличие от Томилиной, но
почему-то гадости написали именно о ней. Почему, Саша? Я хочу знать, в
чем тут дело.
- Почему? Да потому, что всегда под рукой были другие поводы написать
язвительную статью, а сейчас случилось затишье, кинулись искать по сусе-
кам, кого бы грязью полить в завтрашнем номере, а тут "Лицо без грима"
на глаза попалось. И вообще я не понимаю, почему ты так близко к сердцу
это принимаешь. Ты что, знакома с Томилиной? Чего ты завелась на ночь
глядя?
- Потому что я знаю, что никакой журналистки Хайкиной нет. Нет ее,
понимаешь? Это миф. И я хочу знать, почему кто-то, оскорбляя в прессе
моего мужа, прячется за псевдоним. Саша, я боюсь.
- Я уже не твой муж, - брякнул я первое, что пришло в голову.
Но Вику эта реплика не смутила. Она упорно шла к цели, которую видела
перед собой. Однако я, к сожалению, этой цели не видел, как ни силился
разглядеть.
- Это не имеет значения. Мы прожили вместе много лет и продолжаем по-
ка что жить под одной крышей. И когда у тебя начнутся неприятности, они
коснутся и меня. Если сейчас в дверь позвонят и в квартиру ворвутся воо-
руженные головорезы, которые захотят свести с тобой счеты, они не станут
разбираться, оформили мы развод или нет.
Я в изумлении воззрился на нее.
- Что ты несешь? Какие головорезы? Почему они должны врываться и сво-
дить со мной счеты? Ты в своем уме, Виктория?
- Да! - заорала она. - Я в своем уме! А вот ты, помоему, нет! Ты жил
на деньги, которые вытягивал из людей Андреев, и что же ты надеешься,
что все тебя за это безумно любят? Что все приняли это как должное и на
все закрыли глаза, как я их закрывала? Я вообще не понимаю, почему ты до
сих пор жив после всего этого. Я молчала, потому что любила тебя, а они,
онито почему молчали и не трогали тебя? Я каждый день с ужасом ждала,
что с тобой что-нибудь случится. И я уверена, что Витю и Оксану убили
из-за этого. А ты - следующий.
- Тише, тише, - успокаивающе произнес я, - все соседи тебя услышат.
Сбавь тон. Хорошо, я - следующий. Дальше что? Каким боком ты сюда прице-
пила статью о Томилиной?
- А ты не понимаешь? - Вика заговорила тише, но все так же возбужден-
но. - Статья была не о Томилиной, а о тебе. По тебе там как следует
прошлись и ноги вытерли, а Томилина - так, повод, ничего больше. Их ос-
новная мишень - ты. Попался им под руку хороший писатель - они и по нему
проехались, а чего там, подумаешь, стерпит. Послушай теперь, что я по
этому поводу думаю. Пока был жив Андреев, они вас не трогали, потому что
у Виктора было против них какое-то оружие. Он умел с ними разговаривать,
с каждым из них, иначе они не платили бы вам за программу. Каждый был
чем-то замаран или чем-то ему обязан. Ты знаешь, что Андреев работал в
КГБ и ФСБ?
- Нет, - растерянно ответил я.
Я действительно этого не знал. Ну надо же! А Вика-то откуда это зна-
ет?
- Работал. И на всех этих бизнесменов и предпринимателей у него была
куча компромата. Они его боялись, поэтому платили и молчали. А теперь
его нет в живых. И они хотят получить свои денежки обратно. Или стереть
тебя с лица земли, сломать твою карьеру и жизнь. Саша, я подозреваю, что
статья заказная, это начало акции против тебя. Вспомни, что там написа-
но: передача умерла, я больше никогда не включу телевизор в привычное
время, ведущий истощил все запасы интеллекта, ни один уважающий себя де-
ятель не сочтет возможным участвовать в этом шабаше, а если кто и примет
участие, то это человек не достойный ни внимания, ни уважения, потому
что все кругом куплено. И это только начало. Завтра появится еще какая-
нибудь публикация, еще более резкая, послезавтра - еще одна. Я знаю этот
механизм, каждая следующая статья будет все более грубой и безжалостной,
потому что расчет идет на психологию толпы. Первый удар может быть сов-
сем легким, даже незаметным, но если человек его пропускает и молча отс-
тупает, не давая сдачи, то обязательно следует еще один удар, потом еще
и еще, и в избиение включаются все присутствующие, потому что действует
мощный стадный инстинкт "на добивание". Уже никто не помнит, чем прови-
нился человек и велика ли его вина, все думают только о сладости нанесе-
ния ударов и наслаждаются видом чужой боли и унижения. Возьми годовые
подшивки газет и проследи развитие любого скандала, ты сам поймешь, как
это происходит. Ты прав, Томилина тут действительно ни при чем. Но тебе
должно быть стыдно, что из-за этой истории пострадал ни в чем не повин-
ный человек.
- Мне не стыдно, - холодно сказал я, - мы, помоему, этот вопрос уже
прояснили. Чего ты добиваешься? Чтобы я позвонил Томилиной и извинился?
У меня нет ее телефона.
- Как же ты с ней связывался?
- Через Дороганя. Он мне ее сосватал, он же и привез в студию. Чего
еще ты от меня хочешь?
- Я хочу, чтобы ты не пропускал удар, пока не стало поздно. Делай же
что-нибудь, Саша, я тебя умоляю!
Ее глаза налились слезами, губы задрожали.
- Я не хочу, чтобы тебя сломали и испортили тебе жизнь. Положа руку
на сердце, ты это заслужил, но я люблю тебя и не хочу, чтобы разразился
скандал, который тебя угробит как тележурналиста. Ты вел нечестную игру,
грязную, отвратительную, но ты талантливый человек, ты талантливый жур-
налист, и будет несправедливо, если все это погибнет.
Я с трудом сдерживался, чтобы не сказать ей все, что думаю по этому
поводу. И любит она меня, и талантливый я, и простить она меня готова за
все мои игрища с грязными деньгами, и о моей карьере-то она заботится,
невзирая на то, что я ухожу к другой женщине и готовлюсь стать отцом
(якобы, ха-ха!). Но я твердо помнил: моя жена хотела меня убить, и, если
я дам ей понять, что знаю об этом, мне конец. Я до сих пор жив только
лишь потому, что вовремя нашел возможность отступить, предоставив ей
право распоряжаться всем имуществом и сделав вид, что хочу создать новую
семью. Как только она поймет, что все это вранье, что я знаю о заказе,
она меня все-таки убьет. Зачем оставлять в живых мину замедленного
действия, которая может взорваться в любой момент? Поэтому я должен де-
лать вид, что не знаю ни о киллере, ни о любовнике. И хлопая ушами, как
африканский слон, слушать Викины истерические выкрики о том, как она ме-
ня любит. Конечно, она была права, если не во всем, то во многом, я-то
ни секунды не сомневался в том, что Витю и Оксану убили те, кто платил
за передачи. У кого-то гонор взыграл. А может быть, еще какие-то причины
были, но то, что взрывное устройство в Витину машину подложили именно
"спонсоры", было для меня несомненно. И статья Хайкиной тоже была нап-
равлена против меня, а бедная беременная толстуха Томилина случайно по-
пала под каток. Дальше все будет развиваться по той схеме, о которой мне
только что так красочно поведала моя бывшая супруга. Все правильно.
Только меня это больше не волнует. Я не собираюсь оставаться на телеви-
дении, поэтому пусть с моей репутацией делают что хотят, хоть режут на
кусочки, хоть задницу ею подтирают. Я буду работать в центре у Лутова и
заниматься совсем другими программами, которые будут покупать не только
российские каналы, но и телевидение во всем мире.
- И каких же действий, позволь спросить, ты от меня ожидаешь? - нас-
мешливо поинтересовался я, снова вытягиваясь в горизонтальном положении.
- Кстати, откуда тебе известно, что никакой Хайкиной не существует?
- Я узнавала. Ты, вероятно, забыл, что мы с тобой вместе учились на
факультете журналистики, и у меня среди газетчиков знакомых не меньше,
чем у тебя. В редакции этой газеты журналистки с такой фамилией нет. Бо-
лее того, это имя не является хорошо известным псевдонимом. Очень часто
журналисты материалы по одной проблеме дают под настоящей фамилией, а по
другим проблемам или в других изданиях публикуются под псевдонимами, но
в принципе из этого никто секрета не делает и все обычно знают, чей это
псевдоним. А в случае с Хайкиной никто ничего не знает. Или знают, но не
говорят. И это означает, что дело тут нечисто.
Я не мог не согласиться с ней. Журналисты обожают кичиться тем, что
посмели поднять руку на когото, и никогда не скрывают авторства скан-
дальных материалов, напротив, всячески его подчеркивают: вот какой я
смелый, бесстрашный и принципиальный, смотрите на меня! Если же человек
пишет такой материал, но при этом скрывает свое имя, это уже попахивает
"заказухой", к тому же хорошо оплаченной.
Вике надоело стоять надо мной в позе оскорбленной невинности, она
присела на краешек дивана рядом со мной, обхватила руками колени и тяже-
ло вздохнула. Через прозрачную ткань блузки мне было видно, что бре-
телька бюстгальтера у нее съехала с плеча, и от этого Вика, изменявшая
мне с провинциальным красавчиком, казалась еще более противной. Я уже с
трудом выносил ее присутствие, особенно такое близкое, и отодвинулся по-
дальше.
- Вика, я хочу спать. И я не собираюсь ничего предпринимать в связи
со статьей. Пойми это раз и навсегда и оставь меня в покое.
Она долго молча смотрела на меня, и глаза у нее были такими же, как
когда-то давно, когда мы ссорились и виноватым был я. Она в таких случа-
ях глядела на меня с немым укором и выражением безграничной нежности и
сочувствия, потому что знала, что я сознаю свою неправоту, но никогда не
наберусь мужества в ней признаться. Я раньше всегда бывал благодарен ей
за это сочувствие, потому что Вика принимала меня таким, каким я был, и
не добивалась от меня покаянных речей. Она просто знала, что я все пони-
маю, но ни за что не скажу нужных слов и не попрошу прощения. Однако
сейчас мне ее сочувствие не было нужно. Она нашла себе другого, она хо-
тела убить меня, чтобы не делить деньги, и я отрезал Вику от своего
сердца, как отрезают от куска сыра заплесневелый край. Мне было больно,
но я это сделал.
Не дождавшись от меня больше ничего, она встала и ушла в спальню.
Следователь, которому Татьяна Образцова передала неоконченные дела,
ничего не имел против того, что где-то в сейфе у нее завалялся не приоб-
щенный к делу протокол. Протокол допроса свидетеля и изъятия ключей был
оформлен задним числом, когда Татьяна еще числилась "при исполнении".
Конечно, это был подлог, но вполне невинный.
- Ага, давай, - сказал он, протягивая руку и не глядя на Татьяну, по-
тому что в этот момент ему позвонили по телефону.
Она терпеливо дождалась, пока коллега закончит выяснять, когда же на-
конец будет готово заключение экспертов по фальшивым стодолларовым купю-
рам. Разговаривать с этим следователем ей было легко, потому что был он
мужиком незатейливым, со всеми сразу переходил на "ты", а его круглое
чернобровое лицо излучало такое простодушие и дружелюбие, что как-то не
хотелось обижаться на панибратство.
- Ваня, ничего, если я немножко покопаюсь со своими бывшими делами? -
осторожно спросила Татьяна.
Она поставила себя на его место и поняла, что сама, конечно, возража-
ла бы. У дела не должно быть двух хозяев, иначе потом концов не собе-
решь. Но Иван придерживался, судя по всему, иного мнения, потому что ве-
село улыбнулся и подмигнул.
- Валяй. Как чего накопаешь - неси в клювике. Чего тебе дома-то не
сидится, Образцова? Скучаешь?
- Скучаю. Делать нечего. Да и привыкла. Знаешь, незаконченное дело
как зуд, покоя не дает. И идеи кое-какие появились.
- По всем делам?
- Нет, по убийству Пашковой.
- Ах, колдунья... - протянул Иван. - Да, тоска зеленая. Небось наво-
рожила кому-то что-нибудь не то, вот с ней и посчитались. Ищи теперь
этого народного мстителя.
- Тогда я возьму записи, которые были изъяты на месте убийства, лад-
но?
- Что за записи? - спросил Иван, и Татьяна поняла, что он уже успел
основательно забыть все, что она ему говорила при передаче дел.
- Записи, которые Пашкова вела о своих клиентах. Что-то вроде истории
болезни на каждого.
- А, эти, бери, конечно.
Иван достал из сейфа конверт с материалами и протянул ей.
- Работай, труженица. Когда книжка новая выйдет?
- Ой, не знаю, - она покачала головой. - Ее еще дописать надо.
- Много осталось?
- Почти половина.
- Так что же ты дурака валяешь? Книжку бы лучше писала, а не в трупах
разбиралась. Мне жена всю плешь проела, что ей читать нечего. Спроси,
говорит, у Томилиной, когда что-нибудь новенькое появится.
- А она меня читает?
- Еще как! Запоем. Как купит твой новый роман, так все хозяйство по-
боку, муж и сын голодные, пол не метен. Когда узнал, что ты приходишь к
нам работать, все собирался тебе нарекание высказать, дескать, подрыва-
ешь супружескую жизнь.
- Отчего же не высказал? - улыбнулась. Татьяна.
- Вот, высказываю. А вообще ты, Танька, молодец. И на хрена ты тут
корячишься, хотел бы я знать? Сидела бы дома и книжки писала. И тебе
удовольствие, и людям радость.
- Не знаю, Ваня. Когда столько лет ходишь в погонах, не так просто их
разом взять и снять. Страшно.
- Да тебе-то чего бояться? У тебя муж, говорят, огромные деньги заши-
бает.
- Врут, Ваня. Деньги хорошие, но не огромные. Все, что было, угрохали
на переезд и на ремонт.
Выйдя на улицу, она хотела было взять такси, чтобы доехать до дома,
но передумала и пошла в метро. Нечего деньги почем зря тратить, новая
книга еще не дописана и неизвестно, когда она сможет ее закончить, а се-
мейный бюджет - штука не безразмерная. В конце концов, не очень-то она и
устала.
Пересаживаясь на свою ветку и идя по длинному подземному переходу,
она в очередной раз отметила огромное количество нищих и калек, просящих
милостыню. Татьяна никогда не подавала милостыню, и вовсе не из жаднос-
ти, а из инстинктивной боязни быть обманутой. Она слишком хорошо знала,
в какие группы и бригады на самом деле организованы такие вот "нищие". И
женщина, стоящая в позе молчаливой скорби с картонной табличкой в руках,
извещающей прохожих, что ей не на что похоронить дочь, не вызывала у
Татьяны сочувствия уже по одному тому, что женщину эту она видела по
крайней мере на четырех разных станциях в течение двух месяцев. Что же
она, два месяца тело из морга не забирала? Что-то слабо верится.
Очередная нищенка, сидящая на полу в окружении троих чумазых ребяти-
шек, протянула ей руку. Татьяна молча прошла мимо, но в этот момент от-
куда-то из-за спины раздался визгливый голос:
- Как не стыдно! Такие деньжищи гребет, а нищим детям копейку пожале-
ла! Смотрите, люди добрые, на эту писательницу! Во отъелась на своих го-
норарах, глаза жиром заплыли, а на прокорм детишек малолетних денег не
дает! Стыдоба!
Татьяна в изумлении обернулась и увидела тетку лет пятидесяти, худую,
с испитым морщинистым лицом и бешено сверкающими глазами. Тетка тыкала в
Татьяну трясущимся пальцем, привлекая внимание спешащих мимо людей. На-
род стал оглядываться на них.
- Чего глядишь? - не унималась тетка, подходя вплотную к Татьяне. -
Доставай кошелек и плати, если в тебе совесть есть. Небось по пятьдесят
тысяч долларов-то получать - кошелек охотно открываешь, а как на детишек
маленьких да голодных - так тебе жалко? У, бесстыжая корова!
Вокруг них стали останавливаться. Татьяна даже услышала краем уха
чей-то шепот:
- Смотри, Томилина. Ну да, та самая, которая детективы пишет. Да точ-
но, точно она, у нас на работе все ее читают, а там на всех книжках фо-
тография. Надо же, неужели правда, что она такие деньги получает.
В воздухе явственно запахло скандалом.
- Товарищи, вызовите, пожалуйста, "скорую помощь", - громко и четко
произнесла Татьяна. - У женщины острое психическое расстройство, у нее
галлюцинации. И не пускайте ее на платформу, а то под поезд попадет.
С этими словами она повернулась и спокойно пошла дальше. Сердце коло-
тилось, дыхание останавливалось, ей хотелось присесть, но она шла по
длинному переходу, изо всех сил стараясь справиться с собой. Сначала бы-
ло просто противно. Ну, подумаешь, узнала ее какая-то сумасшедшая и ра-
зоралась в общественном месте. Всякое бывает. Но что за бред насчет пя-
тидесяти тысяч долларов? Таких денег Татьяна сроду в руках не держала,
только, может быть, когда продавала питерскую квартиру.
Ей довольно быстро удалось взять себя в руки и успокоиться. Ну что
такого страшного произошло? Ничего. Ровным счетом ничего. Конечно, неп-
риятно, когда тебя публично оскорбляют, громко называя жирной бесстыжей
коровой на глазах у десятков людей, но это можно пережить.
Сердце все-таки начало болеть, и от метро до своего новостроечного
дома Татьяне пришлось взять машину, чтобы не рисковать. Войдя в кварти-
ру, она в первый момент удивилась тому, что не слышит Ирочкиного весело-
го голоса и не чувствует привычного запаха вкусной стряпни, но уже в
следующую секунду вспомнила, что Ира на целый день убыла развлекаться со
своим кавалером. Накапав себе валокордина, она прилегла на диван в гос-
тиной в надежде немного вздремнуть, но сна не было. Минут через двадцать
Татьяна встала, завернулась в теплый клетчатый плед и разложила на столе
принесенные с собой записи колдуньи Инессы. У нее не было какой-то опре-
деленной цели, просто где-то в глубинах сознания шевелилась мысль: мате-
риалы - ключи. Мысль появилась по дороге от дома Пашковой до метро "Лу-
бянка" и с тех пор не давала Татьяне покоя.
Около восьми вечера позвонил Стасов и предупредил, что придет не ско-
ро.
- Ужинайте без меня, девочки, - сказал он, - а я смотаюсь к Лиле,
чтобы она больше не плакала по всяким глупым поводам.
- Конечно, поезжай, - согласилась Татьяна. - Я тебя подожду с ужином.
- Ни в коем случае. Ты должна соблюдать режим питания. Скажи Ире, что
я велел садиться за стол строго по расписанию.
- Ничего у тебя не выйдет, диктатор, - засмеялась она. - Иры нет, так
что командовать некому.
- Как это нет? А где она?
- На свидании.
- С этим "Бентли-Континенталем"?
- С ним самым. Поезжай, Стасов, и ни о чем не беспокойся.
Ей предстоял долгий одинокий вечер, каких давно уже не случалось в ее
жизни. Там, в Питере, у Ирины постоянно бывали какие-нибудь романы, и
вечерами она частенько убегала то на свидание, то к подругам. Но с тех
пор, как они переехали в Москву, Ира обычно сидела по вечерам дома. А
если ее не было, то был Стасов.
Что ж, семейного ужина сегодня не получится, Стасова, наверное, по-
кормит Маргарита, и он вернется сытым, Ира же поужинает в обществе свое-
го "Бентли". Татьяна открыла холодильник, вытащила, в соответствии с
данными утром указаниями родственницы, блинчики с творогом и банку сме-
таны. Поставив на огонь сковороду, она налила в ковшик топленого молока,
которое очень любила, и отрезала большой кусок мягкого "Бородинского"
хлеба. Ира еще велела, кажется, съесть салат из капусты, но это Татьяна
решила проигнорировать. Капуста подождет до завтра.
Покончив с ужином, она вернулась к записям Пашковой. Читала их под-
ряд, совершенно бесцельно, надеясь на то, что какое-то слово или фраза
бросится в глаза. Не случайно ведь мысль "записи - ключи" появилась в
голове, что-то в памяти сохранилось и подает сигнал.
За окном начало смеркаться, когда Татьяна нашла то, что искала. Запи-
си Пашковой о человеке, по-видимому, художнике или скульпторе, который
хотел избавиться от навязчивого образа сломанной руки. "Жалобы на то,
что без этого образа произведение, на его взгляд, не выглядит закончен-
ным, а все критики в один голос утверждают, что он уже излишний, что это
повтор. Р. и сам понимает, что повторяется, но не может испытать твор-
ческого удовлетворения, пока не воплотит образ. Первый сеанс - общее
знакомство и погружение до событий трехлетней давности. Результата нет.
Второй сеанс - погружение примерно на 1012 лет. Похоже, была суици-
дальная попытка, которую Р. отрицает. Третий сеанс - суицидальная попыт-
ка подтвердилась, но Р. по-прежнему ее отрицает. Пока не пойму, почему,
двигаться дальше нельзя".
"Р." в записях Пашковой означало "Рафаэль" - именно это имя дала она
неведомому клиенту для "контакта с высшими силами", именно это имя стоя-
ло сверху на листе с записями.
Тяжело поднявшись с мягкого дивана и придерживая одной рукой плед,
который так и норовил соскользнуть с плеч, Татьяна подошла к книжным
полкам. Где-то здесь стоят книги по искусству и альбомы с репродукциями.
Она точно помнила, что в этих альбомах видела картины, в которых при-
сутствовал образ "сломанной руки". Поиски увенчались успехом. Вот они,
репродукции картин художника Фролова. Да, смысл его жалоб теперь Татьяне
понятен. Действительно, в каждой картине либо изломанная ветка дерева,
либо безжизненно повисшая рука, либо цветы со сломанными стеблями. Хоть
в мелочи, но пресловутый образ обязательно есть.
Значит, Фролов. Народный художник России, личность известная. И ходил
к банальной колдунье? Чтото не вяжется. Хотя творческие личности - люди
неординарные, богемные, и поступки их непредсказуемы. Ведь есть же мод-
ные художники и поэты, которые зарабатывают очень много, а носят не кос-
тюмы от Кардена, а старые затертые джинсы и свитера с порванными локтя-
ми. И вовсе не от скупости, а потому что они "так самоощущаются".
Она посмотрела на часы - справки наводить уже поздно, одиннадцатый
час. Ладно, Фролов никуда не денется до завтра. Аккуратно собрав разбро-
санные по столу записи в большой коричневый конверт, Татьяна достала
толстую папку с рукописью недописанной книги. Пора браться за ум и рабо-
тать над повестью. А она даже не помнит, что написано в начале. Надо все
перечитать и садиться дописывать.
Стасов вернулся около полуночи, и был он непривычно молчаливым и при-
тихшим.
- Как Лиля? - спросила Татьяна, глядя, как он снимает костюм и вешает
его в шкаф.
- Ничего.
- Больше не плачет?
- Плачет. Таня, мне нужно с тобой поговорить.
- Какие проблемы? - усмехнулась она. - Мы и так разговариваем. Ты хо-
чешь сообщить мне что-то малоприятное?
- Ничего особенного. Понимаешь... Лиля просит, чтобы я в июне поехал
с ней к морю. Я пытался ей объяснить, что не хочу тебя оставлять, что ты
не очень хорошо себя чувствуешь, что тебе скоро рожать, но она твердит
одно и то же: ты меня больше не любишь, ты теперь будешь любить того ре-
бенка, которого родит тетя Таня. Она так плачет... Сердце разрывается.
- Так поезжай. Со мной ничего не случится, рожать я буду в конце июля
или в начале августа, ты прекрасно можешь отдохнуть с Лилей месяца пол-
тора. Стасов, не создавай проблем на ровном месте.
- Это еще не вся проблема.
- А что еще?
- Рита поедет с нами.
- Кто это придумал? - поинтересовалась Татьяна.
- Так хочет Лиля. Она очень просит, чтобы мы поехали все вместе.
- Прекрасно! Новая жена ждет ребенка, а муж едет отдыхать с бывшей
супругой. Стасов, тебе самому не странно так ставить вопрос? Если ты по-
едешь с Лилей, я буду воспринимать это как должное, потому что Лиля -
твоя дочь. Но если ты при этом будешь проводить время с Маргаритой, я не
уверена, что приду от этого в восторг.
Татьяна резко повернулась и вышла из комнаты, оставив Владислава од-
ного. Через минуту он вышел к ней в коротком махровом халате.
- Танечка, ну пойми меня, ну не сердись, родная.
- Я не сержусь, - спокойно ответила она. - Лиля - твоя дочь, и ради
ее душевного спокойствия можно приносить любые жертвы. Поезжай к морю,
отдохни как следует. За мной Ира присмотрит.
- Нет, ты не так скажи. Я же вижу, что ты злишься. Ну Таня!
Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в плечо, ласково поцеловала и
погладила по затылку.
- Все, Стасов, вопрос решен. Ты поедешь с Лилей к морю. А будет ли
при этом с вами Маргарита - значения не имеет. В конце концов, она мать
Лили, а не только твоя бывшая жена.
- Дай слово, что ты не сердишься, - настаивал он.
- Я не сержусь. Выбрось это из головы. Иди спать.
- А ты?
- Я буду ждать Иру. Все равно не усну, пока она не вернется.
- Не обидишься, если я лягу? Я действительно чертовски вымотался за
день.
- Ложись. Есть не хочешь?
- Нет, Ритка накормила, я же у них весь вечер просидел.
Стасов ушел в спальню, а Татьяна снова устроилась в гостиной с руко-
писью. Она успела прочитать почти половину, когда в дверном замке робко
заклацал ключ. Вернулась Ира. Лицо ее сияло, руки с трудом удерживали
очередной букет, на этот раз еще более роскошный, нежели предыдущий.
- Таня, ты не спишь? - спросила она громким шепотом, заглядывая в
гостиную.
- Нет, - так же шепотом ответила Татьяна. - Как погуляла?
- Таня, я выхожу замуж, - выпалила Ира.
Татьяна быстро встала с дивана, по-прежнему кутаясь в плед, схватила
родственницу за руку и потащила ее на кухню.
- Вот так, - сказала она вполголоса, плотно притворив дверь в
спальню, чтобы не разбудить мужа. - А теперь излагай четко и последова-
тельно.
Ира бросила букет на кухонный стол и забралась с ногами на мягкий уг-
ловой диванчик.
- Он сделал мне предложение. И я его приняла.
- Это славно, - улыбнулась Татьяна. - Может быть, нам уже пора с ним
познакомиться? Кто он, чем занимается?
- Он президент банка, - сообщила Ирина и счастливо засмеялась. - Ты
представляешь? Мне нужно было пережить сто двадцать пять неудачных рома-
нов с женатыми мужчинами и холостыми ПИПдурками, мне нужно было выпла-
кать море слез и изгрызть сотню подушек, чтобы в конце концов найти
прекрасного принца. Умного, красивого, богатого и разведенного. Господи,
мне даже не верится, что это происходит со мной. Танюша, ты рада за ме-
ня?
- Конечно, родная. Если все так, как ты говоришь, то ты это заслужи-
ла. А помнишь, как ты не хотела переезжать в Москву? Хороша бы ты была,
если бы я тебя послушалась. И когда свадьба?
- Ой, пока точно не известно, но скоро. Мы хотим сначала съездить ку-
да-нибудь за границу, к океану. Он предлагает в Америку, в Майами. Гово-
рит, что там роскошные курорты. Ты без меня не соскучишься?
- Это смотря когда ты собираешься плавать в океане.
- Мы хотим уехать где-то в начале июня, если получится. Он сказал,
что с визами и билетами проблем не будет, это очень дорогая поездка, и
желающих не так много. У него самого мультивиза на пять лет, а его аме-
риканские партнеры пришлют приглашение мне как его невесте. Ой, Тань,
неужели так бывает?
- Бывает, как видишь. Я очень за тебя рада. Ты почему цветы бросила
на стол? Поставь их в воду, жалко же, если завянут, они такие красивые.
Счастливо улыбаясь, Ирочка занялась цветами, а Татьяна с грустью ду-
мала о том, что скоро останется совсем одна. Стасов уедет с Лилей и Мар-
гаритой к морю, Ира упорхнет на побережье Атлантики, а она останется в
одиночестве, никому не нужная, наедине со своими страхами потерять ре-
бенка еще до того, как он родится. Совсем одна в чужом городе, ни род-
ных, ни друзей, и даже работы нет. Впрочем, это, наверное, и к лучшему,
она сможет сосредоточиться и быстро дописать многострадальную книгу.
Глава 17
Рабочий день для Насти Каменской начался с неожиданности. Она была в
кабинете Гордеева, кода раздался звонок. Виктор Алексеевич снял трубку,
потом бросил быстрый взгляд на Настю.
- Да, она здесь, - сказал он невидимому собеседнику. - Кто? Уланова?
Сейчас спрошу.
Он прикрыл микрофон ладонью и повернулся к ней.
- Ты Уланову ждешь?
- Нет, - удивленно ответила Настя. - Это какая Уланова?
- Виктория Уланова. Знаешь такую?
- Это, наверное, жена Уланова, - догадалась она. - Она что, пришла?
- Да, стоит в бюро пропусков и тебя домогается.
- Пусть выпишут пропуск, я за ней схожу.
Настя пошла вниз, недоумевая, что могло понадобиться жене Александра
Уланова. Они встречались всего один раз, почти сразу после убийства Анд-
реева и Бондаренко, когда шли массовые опросы всех сотрудников программы
"Лицо без грима" и их близких. Виктория показалась тогда Насте спокойной
уравновешенной женщиной, не агрессивной и не способной на решительные
действия. Что же такое случилось, что заставило ее прийти на Петровку?
Увидев Викторию Уланову, Настя остолбенела. Перед ней стоял совсем
другой человек. Более ухоженная, с хорошо прокрашенными волосами и тща-
тельным макияжем, в дорогом плаще поверх элегантного костюма, жена Алек-
сандра Юрьевича производила впечатление женщины, дошедшей до последней
грани отчаяния. Лицо стало жестким и каким-то сухим, глаза горели холод-
ным огнем, губы сжаты.
Настя привела ее в свой кабинет, предложила раздеться.
- Что у вас случилось? - спросила она. - Вы так сильно изменились
внешне.
- Я пришла посоветоваться, - сказала Уланова. - Александр не в состо-
янии адекватно оценивать ситуацию, и я хочу взять дело в свои руки. Если
ему наплевать на свою карьеру и жизнь, то мне это все еще небезразлично,
хоть он и развелся со мной.
- Как это развелся? - глупо спросила Настя, понимая, что сейчас на ее
глазах происходит нечто важное, и самое главное - не упустить нить, а
она ничегошеньки не понимает. И ведь собиралась же она поговорить с же-
ной Уланова как раз об этом, еще тогда собиралась, когда Татьяна расска-
зала о контактах Уланова с гражданкой Лутовой, а руки так и не дошли.
- Как все разводятся, - пожала плечами Уланова. - Вы знаете, из-за
чего погибли директор программы и Оксана Бондаренко?
- Догадываюсь, - осторожно сказала Настя, стараясь уловить связь меж-
ду разводом супругов Улановых и гибелью сотрудников телепрограммы.
- Витя Андреев тянул деньги из спонсоров за показ передачи в эфире. И
