рошо подготовился к эфиру. Он задавал много вопросов об отношении цели-
теля к различным научным и псевдонаучным шкодам, в том числе и зарубеж-
ным, но в ответ звучали только расплывчатые рассуждения о карме, косми-
ческой энергии и духе. Становилось ясным, что гость не читает не только
художественную, но и специальную литературу и практически ничего не
смыслит ни в медицине, ни в биологии, ни в химии. Гость, однако, ничего
этого не замечал, был чрезвычайно доволен собой, и на лице его то и дело
расплывалась торжествующая улыбка.
Зрелище было и в самом деле прелюбопытное, но Насте гораздо интерес-
нее было наблюдать за Улановым, нежели за глуповатым целителем. Сегодня
он еще меньше походил на того Уланова, которого она видела в передачах,
отснятых заранее и прошедших в записи. Более того, он не был похож и на
самого себя, каким выглядел тогда, когда впервые вел программу в прямом
эфире. В тот раз он был равнодушным и холодно отстраненным, наблюдая как
бы свысока за попытками кинопродюсера выглядеть поприличнее. А сегодня в
нем словно проснулась яростная решимость уничтожить собеседника, втоп-
тать в грязь, показать всем его глупость и примитивность. "С ума сошел!
- ахнула про себя Настя. - Если он будет так себя вести, программа умрет
моментально, потому что не найдется больше желающих проходить публично
такую экзекуцию. И как ему это позволяют?
- Ну, что скажешь? - весело спросил Чистяков, когда пленка закончи-
лась. - Красивое зрелище?
- Красивое, - согласилась она. - Только опасное и бессмысленное.
- Почему? У нас теперь демократия, средствам массовой информации мож-
но все. Пошли на кухню, у меня сейчас обморок будет от голода.
Они быстро разогрели еду и несколько минут с аппетитом поглощали
цветную капусту в полном молчании.
- Леш, ты мне рассказывал, помнится, что в Штатах тебя несколько раз
приглашали на телевидение.
- Было, - кивнул он.
- Запись или прямой эфир?
- И так, и эдак. А что тебя интересует?
- Поведение ведущего. Я хочу понять, есть ли разница в его поведении
при записи и прямом эфире.
- Асенька, поведение ведущего зависит не от этого, а от гостя и от
установки. Ну и от концепции программы, естественно. Если программа в
целом скандальная, разоблачительная, то ведущий всегда вкрадчиво-агрес-
сивен, он же должен сделать из своего гостя отрицательного героя, поэто-
му задает вопросы быстро, не давая времени собраться с мыслями, ловит на
слове, перевирает и переиначивает все сказанное собеседником и так да-
лее. И в этом смысле для него никакого значения не имеет, запись это или
прямой эфир. Он при любом варианте будет вести себя именно так.
- А с тобой как было?
- Вот примерно так и было. Все ведущие хотели сделать из меня чудако-
ватого гения, которого не оценили и не признали в России, но у которого
не хватает душевных сил сделать резкий шаг и порвать с ненавистной роди-
ной, перебравшись в прекрасную страну всеобщего благоденствия. Как
только я начинал говорить о том, что в России я давно признан, получил
звание академика, имею собственную научную школу, возглавляю огромную
лабораторию, они будто не слышали этого, тут же перебивали меня и спра-
шивали, сколько лет мне нужно корячиться в России, чтобы заработать
столько, сколько мне в Штатах платят за одну двухчасовую лекцию. Против-
но, ей-Богу.
- Зачем же ты соглашался участвовать в передаче? Ну ладно, в первый
раз ты не знал, как дело пойдет, но потом-то мог и отказаться. Разве
нет?
- В принципе мог. Но не стал.
- Почему?
- Во-первых, каждый раз надеялся, что все будет иначе, что с прошлым
ведущим мне просто не повезло, а теперь разговор пойдет по-другому.
- А во-вторых?
- А во-вторых, руководство университета, пригласившее меня читать
лекции, было заинтересовано в этих передачах, и мне недвусмысленно дали
это понять. У них тоже какая-то там конкуренция между собой, и им важно,
чтобы другие университеты знали, что я читаю лекции именно у них. А сво-
им работодателям я отказать не мог. Теперь ответь мне, с чего такой ин-
терес к телевизионным интервью?
Настя убрала тарелки в раковину, поставила на стол чашки, сахар,
большую плоскую тарелку с печеньем, коробку апельсинового чая в пакети-
ках. Она молчала, пытаясь сосредоточиться и сформулировать свои смутные
ощущения в более или менее связную фразу, но получалось у нее плохо.
- Понимаешь, Лешик, меня беспокоит Уланов. Передача стала совсем дру-
гой, потому что сильно изменился ведущий. И я не могу понять, в чем тут
дело. То ли у него психологический шок от внезапной гибели двух сотруд-
ников, то ли он к их убийству причастен лично.
- Асенька, ты забываешь о третьем варианте, который на самом деле
первый, потому что главный. Деньги. Возможно, у Уланова и руководителей
программы были разные взгляды, а теперь у него появилась возможность де-
лать так, как он хочет. И зарабатывать на этом деньги.
- Поясни! - потребовала Настя, мгновенно забыв про остывающий чай.
- Ты не смотришь программу, поэтому не обращаешь внимания на реклам-
ные блоки вокруг нее. А я могу совершенно точно тебе сказать, что в пос-
ледние несколько дней эти блоки заметно расширились. Если раньше это бы-
ло меньше минуты до начала программы и примерно полминуты после ее окон-
чания, то теперь первый блок идет около двух с половиной минут. Тебе это
о чем-нибудь говорит?
- Ничего себе, - протянула она. - Значит, народ среагировал на разоб-
лачительный тон передачи.
- Еще как среагировал, - подхватил Алексей. - Ты привыкла мерить все
московскими мерками, поэтому тебе кажется, что "Лицо без грима" никто не
смотрит, кроме пенсионеров и домохозяек. Ты исходишь из того, что основ-
ная масса работающих людей до шести часов находится на службе, потом до
семи - в дороге, но это верно только для Москвы и Питера. А в других
местах дорога занимает вовсе не так много времени, и рабочий день далеко
не у всех с девяти до шести, огромное количество народу работает в дру-
гом режиме, так что на периферии программу смотрят. Да что там говорить,
у нас в Жуковском она очень популярна, а это ведь почти Москва. У меня в
институте каждый день только и разговоров об Уланове и его очередном
госте. Пересказывают удачные реплики, хохочут, восхищаются. Смотреть
Уланова стали даже те, кто раньше и не слышал о программе. И рекламода-
тели моментально усекли, что количество телезрителей у передачи резко
выросло. Вот и результат. Размещением рекламы занимается специальная
служба телеканала, и естественно, они должны "отстегивать" какую-то сум-
му Уланову и его группе как авторам и производителям популярной переда-
чи.
- Но ведь к нему на эфир никто не придет, если он будет так себя вес-
ти. Побоятся.
- Да Бог с тобой, - расхохотался Леша. - Ты же сама мне тысячу раз
рассказывала, почему преступность невозможно победить. Потому что каждый
преступник прекрасно знает, что то, что он делает, неправильно, но уве-
рен или по крайней мере надеется, что его не поймают. И здесь то же са-
мое в точности. Человек может знать, как Уланов обращается с гостями
программы, но при этом быть уверенным, что уж с ним-то ничего подобного
не случится, он окажется умнее и самого ведущего, и всех его прежних
гостей. Они же абсолютные ничтожества, умом недалекие, талантами обде-
ленные, а он - ого-го! Он им всем покажет. И нам, телезрителям, тоже.
Обычный ход мышления, уверяю тебя.
- Значит, ты полагаешь, что раньше программа зарабатывала деньги ка-
ким-то другим путем? - задумчиво спросила Настя. И тут же ответила сама
себе: - Да, по-видимому, именно так оно и было. При Андрееве и Бондарен-
ко у них был другой источник существования, а теперь с их гибелью этот
источник тоже приказал долго жить, и Уланов, чтобы продержаться на пла-
ву, вынужден пойти по банальному изъезженному пути, по пути скандальнос-
ти и "желтизны". Что ж, он своего добился, спрос на рекламное время вок-
руг передачи заметно возрос. Леша, а Леш?
- Что?
- И почему людям так нравится читать и слушать о том, что другие люди
- преступники, взяточники, коррупционеры, что они порочны или даже прос-
то глупы? Никогда не могла этого понять. А ведь за счет этого патологи-
ческого интереса процветает огромное число средств массовой информации.
Печатают какие-то немыслимые байки про кровавых убийц, людоедов, серий-
ных насильников, инопланетян, предсказателей - и ведь народ с упоением
это глотает. Самые высокие тиражи у тех изданий, которые на каждой стра-
нице кого-нибудь обвиняют во взятках и злоупотреблениях. Я не спорю, пи-
сать об этом надо, но почему читать об этом любят больше всего? Вот чего
я не понимаю.
- И не поймешь, - засмеялся муж. - У тебя менталитет не тот. Пей чай,
он уже совсем холодный. Про страсть к скандалам мы с тобой поговорим в
другой раз.
- Почему не сейчас?
- Потому что поздно уже, спать пора.
- Ну Леша, - жалобно протянула Настя.
Ей хотелось еще поговорить с ним, впервые за последнее время разговор
не тяготил ее, и не просто не тяготил - был интересен. Ей казалось, что
в голове стало немного проясняться, начали проступать контуры будущих
рассуждении и логических построений. Какая она дура! Ведь всегда разго-
воры с Лешкой помогали ей думать, что-то вспоминать, строить новые до-
гадки. Как же она могла об этом забыть?
- Не "ну Леша", а спать, - строго ответил Чистяков. - Ты на часы пос-
мотри, прежде чем ныть. Не знаю как тебе, а мне завтра вставать в поло-
вине пятого. Точнее, не завтра, а уже сегодня.
- Зачем так рано? - испугалась Настя. - Случилось что-нибудь?
- Прилетает известное светило математики из Нидерландов, и мне как
представителю принимающей стороны нужно прогнуться и лично встретить его
в Шереметьеве. Кстати, Ася, напоминаю тебе, что профессор этот прилетает
на конференцию, а не просто так, водочки попить.
- И что это означает?
- Это означает, что конференция начинается, она будет проходить в
пансионате под Москвой, и меня неделю здесь не будет. Так что, возвраща-
ясь с работы, на горячий ужин не рассчитывай.
- Это ужасно, - пошутила Настя, неловко пытаясь справиться с охватив-
шей ее радостью. - Я умру с голодухи, и тебе придется потратиться на мои
похороны.
- Не умрешь. Тебя положительные эмоции поддержат. Я же вижу, как ты
раздражаешься от моего присутствия. Вот и отдохнешь от меня недельку.
Краска бросилась ей в лицо. Двадцать два года. Они вместе уже двад-
цать два года, с пятнадцати лет, с девятого класса, а в этом году им ис-
полнится по тридцать семь. Вернее, Лешке уже исполнилось, у нее самой
день рождения через два месяца. За двадцать два года Чистяков научился
читать ее мысли абсолютно безошибочно. Зачем она его обижает? Ведь Лешка
ни в чем не виноват. И никто не виноват, кроме нее самой.
- Леша... - начала она, понимая, что нужно немедленно найти какие-то
слова, чтобы снять напряжение.
- Спать, Ася, спать. Поговорим через неделю, - сказал Чистяков уста-
ло.
Только сейчас Настя заметила, какое измученное у него лицо. Он терза-
ется подозрениями и неизвестностью уже столько дней, пытается выяснить,
что произошло, а она отмахивается, уходит от объяснений, молчит, а если
и говорит что-то, то это необязательные общие фразы, которые не могут ни
успокоить подозрения, ни умерить тревогу, ни смягчить душевную боль.
Но все это было вчера. Она легла спать с тяжелым сердцем, чувствуя
вину перед мужем, но не смогла перебороть себя и объяснить ему наконец,
что произошло за то время, пока его не было. Не смогла, и все тут. А ут-
ром встала с твердой решимостью заняться вплотную Александром Юрьевичем
Улановым и теми людьми, которых приглашали в передачу "Лицо без грима".
Поэтому, завершив визит к психоаналитику Готовчицу, она села в пригород-
ную электричку и отправилась к кинопродюсеру, которому не повезло первым
оказаться в прямом эфире с непредсказуемым Улановым.
Глава 5
Кинопродюсер по фамилии Дорогань жил в Подмосковье, по странному сте-
чению обстоятельств как раз в том городе, где проходила конференция, на
которой целую неделю собирался присутствовать профессор Чистяков. Настя
пожалела, что не спланировала визит к нему на первую половину дня: можно
было бы напроситься к Лешке в машину, все равно ведь зарубежное матема-
тическое светило сюда везти. Но адрес и телефон продюсера ей дали только
в середине дня, когда она уходила от Готовчица. Поэтому добираться приш-
лось на электричке, потом ехать на автобусе.
Дорогань в жизни мало напоминал того потеющего растерянного человека,
каким он предстал на экране телевизора. Это был веселый толстый дядька с
густыми курчавыми волосами и рокочущим басом, который ни секунды не мог
усидеть на одном месте и постоянно носился по огромной комнате взад-впе-
ред, как механический веник. Энергия била из него ключом, как, впрочем,
и забавные прибаутки, которыми он перемежал свою речь.
К Настиному приходу он был готов, сам же назначил ей время и объяс-
нил, как добраться.
- Догадываюсь, по какому поводу вы пожаловали, - радостно заявил он,
едва открыв дверь. - Проходите, снимайте курточку... Помните этот блес-
тящий фильм? "Адъютант его превосходительства".
- "А в Дарницу я больше не пойду, ни в курточке, ни без курточки", -
улыбаясь, процитировала в ответ Настя, которая тоже любила этот фильм.
- О, я вижу, вы знаете киноклассику. Тем лучше, - обрадовался Доро-
гань. - Сюда, пожалуйста, проходите, сейчас мы с вами кофейку выпьем.
Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
- Нет, кофе - это было бы замечательно.
- Отлично, отлично, я почему-то так и думал, что вы пьете именно ко-
фе. Много кофе. Я угадал?
- Угадали, - удивленно ответила она. - А еще что-нибудь угадайте.
- Анастасия Павловна, я не волшебник...
- Вы только учитесь? - подала Настя реплику из "Золушки".
- Ага. Я - кинопродюсер, сделавший два десятка детективов. Вам это о
чем-нибудь говорит?
- Только о том, что о сыщиках вы знаете все.
- Правильно. Когда-то в прошлом я был кинодраматургом и сам, вот этой
самой головой, - он картинно схватился за волосы и стал тянуть кудри в
разные стороны, - придумывал образы доблестных стражей порядка. Они у
меня все поголовно пили много кофе и не выпускали сигарету изо рта.
Правда, среди моих героев никогда не было женщин.
Дорогань усадил Настю в просторной гостиной и отправился на кухню ва-
рить кофе, не прерывая своего монолога. Справедливости ради надо заме-
тить, что голос при этом ему повышать почти не приходилось, поскольку
двери между гостиной и кухней не было, пространство через широкий ароч-
ный проем плавно перетекало из одного помещения в другое.
- Так вот, мне всегда говорили, что мои сыщики в разных фильмах похо-
жи друг на друга, как родные братья, а я отвечал, что именно так вижу.
Знаете эту присказку из мира творческой интеллигенции? "Я так вижу!" И
спорить с этим бесполезно. Потом-то, когда я перестал писать сценарии и
занялся производством фильмов, мне пришлось сталкиваться с работниками
милиции куда чаще, чем раньше, и я увидел, что далеко не все пьют кофе,
некоторые его вообще терпеть не могут, и некурящих среди них почти поло-
вина, но все равно держался обеими руками за придуманный когда-то образ.
Не поверите, но я радуюсь, как ребенок, когда вижу сыщика, похожего на
того, которого я когда-то придумал. Ну сделайте мне приятное, скажите,
что вы курите, и я буду совершенно счастлив.
- Скажу, - громко ответила Настя, - если пепельницу дадите.
Дорогань высунулся из кухни и театрально взмахнул рукой.
- Я вас совсем не знаю, но я вас уже обожаю. Пепельницы стоят на по-
доконнике, берите любую. Кофе сейчас будет.
Через несколько минут он принес в комнату поднос с туркой и двумя ма-
ленькими керамическими чашечками.
- Прошу вас. Так о чем мы будем говорить, Анастасия Павловна?
- Вы же сказали, что догадываетесь, по какому поводу я к вам пришла.
Настя осторожно налила себе кофе, боясь капнуть на гладкую поверх-
ность деревянного столика. С наливанием жидкостей у нее всегда были
проблемы, и в гостях она панически боялась испортить чужую мебель или
испачкать скатерть.
- А я пытаюсь усилить драматургию сцены. Вот мы с вами сейчас начнем
препираться, выясняя, о чем я догадывался и что имели в виду вы, будем
ставить друг другу психологические ловушки - все по законам жанра. Иначе
получается пресно и скучно.
Она с любопытством взглянула на продюсера. Дорогань ей неожиданно
понравился своей открытостью и непосредственностью, хотя обычно ребячли-
вые взрослые люди ее раздражали.
- Нет, Всеволод Семенович, драматургию сцены мы с вами выстраивать не
будем. Я хочу, чтобы вы рассказали мне об Уланове.
- А что, вы его подозреваете в убийстве?
На лице продюсера было написано такое неподдельное изумление, что
Настя не выдержала и рассмеялась.
- В каком убийстве?
- В убийстве его сотрудников. У него же погибли два сотрудника, ди-
ректор программы и, кажется, корреспондент. По телевизору сообщали, я
слышал.
- А разве вы можете что-нибудь рассказать по этому поводу?
- Вообще-то нет.
- Ну вот видите. Поэтому расскажите лучше мне об Уланове. Как вы с
ним познакомились, как попали в программу, как он себя вел, как выгля-
дел, какое впечатление произвел на вас.
- Погодите, погодите, - Дорогань наморщил лоб и смешно засопел, - а
какое это имеет отношение к убийству, если вы его не подозреваете?
- Всеволод Семенович, вы нарушаете законы жанра, - мягко заметила
Настя.
- А, ну да, верно, вопросы задаете вы, а мы, простые смертные, на них
только отвечаем. Нет, все-таки признайтесь, ведь вам намного легче раз-
говаривать с человеком, который знает законы жанра, правда?
- Легче, - согласилась Настя, - но только в том случае, если этот че-
ловек их не нарушает.
- Ух, какая вы! Ладно. Значит, так. В программу меня пригласили в
связи со съемками российско-финского фильма о международной мафии. Мне
позвонил Витя Андреев, представился директором программы "Лицо без гри-
ма", сказал, что они хотели бы сделать материал со мной. Я, естественно,
согласился.
- Почему "естественно"?
- Ну а как же! Картине нужна реклама. Мы снимаем на шестнадцатимилли-
метровой пленке... Вы понимаете, что это означает?
- Нет. А что это означает?
- Это означает, что картина никогда не будет показана на большом эк-
ране. Для кинопроката она не годится, там нужна пленка в тридцать пять
миллиметров. Телевидение к нашему проекту тоже интереса пока не проявля-
ет, так что реализация пойдет только через видеопрокат. Спрос на кассету
нужно готовить заранее, иначе мы прогорим. Короче, я согласился, и Анд-
реев сказал, что ко мне подъедет корреспондент Оксана Бондаренко.
- И когда это произошло?
- Когда произошло... - Дорогань задумчиво поднес к губам чашечку,
сделал аккуратный глоток. - Давно, знаете ли, где-то в начале марта. Ок-
сана приехала и очень долго со мной разговаривала.
- О чем?
- Да обо всем! Когда родился, когда крестился, когда женился, где
учился, какие отметки получал... Все в таком духе. Я еще пошутил, помню,
что она как будто мою биографию в трех томах писать собирается. Расспра-
шивала о любимых книгах и фильмах, о друзьях, о том, какие газеты читаю,
что думаю о политической ситуации. Часа три у меня съела. Потом попроси-
ла подобрать фотографии разных периодов жизни и взяла у меня кассеты с
несколькими фильмами, которые я сделал за последние годы. Договорились,
что она их внимательно посмотрит, потом посмотрит ведущий, а потом мы
еще раз встретимся, поговорим уже более предметно о моей кинопродукции и
сделаем подсъемку.
- А дальше что было?
- А дальше она снова позвонила уже в конце марта и попросила разреше-
ния приехать вместе с оператором. Они приехали, сняли фотографии, кото-
рые я им отобрал, поснимали меня дома, в гараже, возле машины, с сыном и
женой. Еще часа три разговаривали о моих фильмах, о проблемах кинопроиз-
водства, о конфликтах со съемочными группами, короче, обо всей киношной
кухне. Оксана все очень подробно записывала, делала много уточнений, од-
ним словом, произвела на меня впечатление человека серьезного и основа-
тельного.
Настя все ждала, когда дело дойдет до Уланова, но, к ее удивлению,
пока в рассказе кинопродюсера фигурировала только корреспондент Бонда-
ренко.
- Когда мы закончили, - продолжал Дорогань, - Оксана сказала, что
подготовит материал для ведущего и меня пригласят на съемку в ближайшие
дни. Однако время шло, меня никто никуда не приглашал, и вдруг позвонили
и сказали, что я должен быть в Останкино, потому что передача пойдет в
прямом эфире. Я, конечно, слегка напрягся, но поехал. Вот там я и увидел
Уланова. В первый и в последний раз.
- И как он вам показался?
- Да никак! - раздраженно взмахнул руками Всеволод Семенович. - Такое
впечатление, что Оксана Бондаренко была сама по себе, а Уланов - сам по
себе. Никак в толк не возьму, зачем я тратил на эту девицу столько вре-
мени, если ведущий не использовал вообще ничего из того, что она должна
была подготовить. Задавал какие-то вопросы, к ответам на которые я со-
вершенно не был готов. Вы сами-то видели передачу?
- Видела, - кивнула Настя.
- И как она вам?
- Честно?
- Нечестно мне не надо, нечестно я и сам знаю.
- Мне не понравилось.
- Вот видите! И мне не понравилось. И всей киногруппе, с которой я
сейчас работаю. Конечно, главный эффект был достигнут, название нового
фильма прозвучало по крайней мере пятнадцать раз, и с точки зрения рек-
ламы можно считать, что цель полностью достигнута. Но я-то, я-то каким
уродом выглядел! Чтобы выставить меня таким кретином, не нужно было
дважды присылать ко мне Оксану, тратить пленку на домашние съемки и так
далее.
Тренькнул дверной звонок, Дорогань вздрогнул и поднялся:
- Прошу прощения, я сейчас.
Щелкнул замок, и из прихожей донесся звонкий капризный голосок:
- Папусик! Ты что, прячешься? Мне сказали, что ты дома и сегодня на
студию не приедешь. Кто там у тебя? Целяева?
- Успокойся, детка, у меня деловой разговор.
- Я знаю, это Целяева. Ты же мне обещал! Папусик!
- Так, - голос продюсера внезапно вновь обрел зычность и твердость,
хотя еще минуту назад он разговаривал с Настей спокойно и вполголоса. -
Или ты отправляешься обратно, или сидишь в комнате и делаешь вид, что
читаешь книжку. Ты, конечно, букв не знаешь, но вид сделать можешь, ты
же актриса, а не доярка. Вопросы есть?
- Дай слово, что это не Целяева! - женский голос перешел на визг.
- Детка, я дважды одно и то же не повторяю. Или ты сидишь тихо, или
уматываешь отсюда. На эту роль актрис навалом, ты не первая и не послед-
няя, кто хочет ее получить, но выбирать буду я лично. И то только после
рекомендации режиссера. И отчитываться перед вами, кого и почему я выб-
рал, я не буду ни при каких обстоятельствах.
- Значит, у тебя Целяева, - в голосе гостьи явственно зазвучали сле-
зы. - Ты решил взять ее на эту роль, да?
- Все, мое терпение кончилось.
Дорогань щелкнул замком, скрипнула открывающаяся дверь.
- Три шага в направлении лестницы, быстро. И не имей привычки прихо-
дить без звонка, не в деревне живешь, телефоны на каждом углу есть. Все,
красавица, привет и нежный поцелуй.
Он с грохотом захлопнул дверь и вернулся в гостиную. Лицо его было
абсолютно спокойным, словно и не скандалил только что, а разговаривал с
соседкой, пришедшей за солью или спичками.
- Еще раз прошу прощения. На чем я остановился?
- Всеволод Семенович, а вы круто обходитесь с людьми, - заметила Нас-
тя.
Он допил кофе, чуть отодвинул кресло от низкого столика и с громким
вздохом вытянул ноги.
- Я вынужден. Поверьте мне, я по натуре человек мягкий и незлобивый.
Но я не имею права позволять себя шантажировать.
- Кто же вас шантажирует? Эта дама?
- Все!
Он вскочил с кресла и принялся расхаживать из угла в угол, оживленно
жестикулируя.
- Эта девочка считает, что если три года назад я по пьянке с ней пе-
респал, то теперь она имеет право врываться ко мне в квартиру и требо-
вать отчета. Заметьте себе, речь не идет о каких бы то ни было отношени-
ях между нами, тот эпизод был случайным и для меня, и для нее и больше
не повторялся. У нее за три года в постели перебывала чертова уйма мужи-
ков, но она тем не менее полагает, что может рассчитывать на мою бла-
госклонность при подборе актеров для нового фильма. Вы думаете, она одна
такая? Я не хочу сказать, что злоупотребляю случайными связями, но ведь
и мужики начинают чувствовать себя вправе претендовать на что-то после
совместно выпитой рюмки или после парной.
- Все равно это жестоко, - сказала Настя. - Почему вы не объяснили
ей, что у вас в гостях не конкурентка Целяева, а сотрудник милиции? Она
бы сразу успокоилась. А теперь переживать будет.
- Вот!
Дорогань на секунду остановился и вперил в нее вытянутый указательный
палец.
- Вот это я и называю шантажом. Актрисуля позволяет себе врываться в
мой дом без приглашения и требовать от меня отчета, а я в ответ вынужден
оправдываться. Нет, нет и нет! Если она что-то там в своей глупой голове
придумала, то это ее проблемы, исключительно ее, и я никогда не позволю
сделать эти проблемы моими. Я принимаю в своем доме, кого считаю нужным,
и никто не вправе мне указывать. Позволить им хотя бы один раз - и ко-
нец! Я уже никогда не отобьюсь, я буду вынужден всю оставшуюся жизнь
объясняться с друзьями и приятелями, почему я взял этого режиссера, а не
другого, этого сценариста, этого актера. А я не могу и не хочу ничего
объяснять и ни перед кем оправдываться. Я - производитель, вы понимаете?
Мое дело - сделать кино, прокат которого позволит вернуть вложенные
деньги и получить хоть какуюто прибыль. И только я знаю, кого на эту ра-
боту приглашать, чтобы вернуть затраты. Только я, а вовсе не те актеры,
которые хотят сниматься. Представьте себе директора металлургического
комбината, к которому приходит приятель и говорит: давай будем лить ме-
талл из моей руды, ну и что, что она некачественная и не соответствует
стандартам, ну и что, что этот металл у тебя потом никто не купит, ну и
что, что станки, сделанные из этого металла, через неделю развалятся, да
наплевать на все это, мы же с тобой столько водки выпили вместе, столько
девок перетрахали, так купи у меня руду, а то мне рабочим зарплату пла-
тить нечем. И я точно в таком же положении. Никто и никогда не будет мне
указывать, как и с кем делать кино.
Он замолчал, выдержал паузу и расхохотался. Лицо его снова стало мяг-
ким и веселым.
- Каков я, а? Фантомас разбушевался.
- Ну, в данном случае правильнее было бы сказать: Фантомас против
Скотланд-Ярда, поскольку я все-таки из милиции.
- О! Умница! Я сразу почувствовал в вас киношную душу. Ну все, я вы-
пустил пар, можно заняться делом. На чем мы остановились?
- На том, что передача вам не понравилась и вы не поняли, зачем нужна
была работа корреспондента.
- Да-да, именно так. Собственно говоря, больше мне и рассказать-то
нечего. На этой пронзительной ноте мое общение с "Лицом без грима" за-
кончилось.
- А Уланов? Я хотела бы услышать о нем подробнее.
- Уланов...
Дорогань перестал бегать и снова плюхнулся в кресло напротив Насти.
- Он мне показался чужим, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Не понимаю, - честно призналась Настя.
- Бондаренко мне сто раз повторяла во время наших двух встреч, чтобы
я не волновался, у них в про - грамме ведущий очень доброжелательный и
приятный во всех отношениях человек, он никогда не поставит гостя в не-
ловкое положение, он, дескать, любит своих гостей, и причин для беспо-
койства у меня никаких нет. А что я увидел?
Он взял драматическую паузу и выжидательно взглянул на Настю.
- И что же?
- Я увидел человека, который не только не любит своих гостей, он не
любит вообще никого и ничего. Ему все, извините, до одного места. Я хочу
сказать: до лампочки. И передача, которую он ведет, и гость, которого
они пригласили. Ему смертельно скучно и ухе ничего не нужно. Более того,
он оказался еще и плохо воспитан. Сразу после эфира он встал и вышел из
студии, даже не попрощался. Такое впечатление, что это я напросился к
нему в программу, и он мне сделал большое одолжение, дав возможность
вякнуть пару слов в прямом эфире. Оно мне надо? У меня мало другой го-
ловной боли?
- Вы были сильно расстроены?
- Да как вам сказать? И да, и нет. Я уже сказал, что главная моя цель
была достигнута, информация о новой картине прозвучала, и прозвучала не-
однократно. А то, что меня публично унизили и растерли, как плевок по
асфальту, так уверяю вас, мне к этому не привыкать. Я на это дело жутко
тренированный. Всю жизнь только и делаю, что унижаюсь. При советской
власти унижался перед Госкино и руководством "Мосфильма", чтобы взяли в
работу мой сценарий. Теперь при недоразвитом капитализме, унижаюсь перед
спонсорами, прогибаюсь, заискиваю" убеждая их, что фильм, который я хочу
сделать, получится очень хорошим и они смогут вернуть свои деньги. Мне,
Анастасия Павловна" унизиться не жалко и не стыдно, если я знаю, что от
этого будет польза. Так что в этом смысле у меня претензий к программе
нет.
- И все-таки что-то вас задело.
- Да. Меня задело то, что я ничего не понял. Почему Уланов вытащил
меня на прямой эфир, если передача не была готова? Зачем он размазывал
меня по стенке, когда Оксана уверяла, что он ведет себя вполне корректно
и доброжелательно? Она меня обманула? Опять же вопрос: зачем?
Настя поняла, что зря потратила время на кинопродюсера. Она-то дума-
ла, что он встречался с Улановым хотя бы два раза и сможет рассказать о
том, каким он был до несчастья, происшедшего с его коллегами, и каким
стал после него. Оказалось, что образа "в динамике" не получилось,
встреча с Улановым была единственной, и Дорогань рассказал ей все то же
самое, что она и без того видела собственными глазами.
- Спасибо, Всеволод Семенович.
Она собралась уходить, однако Дорогань жестом попросил ее не вста-
вать.
- А теперь, Анастасия Павловна, открою вам маленький секрет. Вы поз-
волите?
- Позволю, - кивнула Настя, открывая пачку и доставая новую сигарету.
Ей не хотелось уходить отсюда. Против обыкновения ей было хорошо в
этой просторной, не очень тщательно убранной, но удивительно уютной гос-
тиной, хотя она всегда чувствовала себя хорошо и спокойно только в двух
помещениях: в собственной квартире и в своем кабинетике на Петровке. И
