риятия эти приносят доход. Хороший доход. Он позволяет обеспечивать на-
ших пациентов всем необходимым. Еще и на развитие остается. В некоторых
странах мы выпускаем собственную газету. Еженедельник в четыре полосы.
Конечно, вам это может показаться смешным, но наша цель - информировать
людей о нашем центре и давать им практические советы по выходу из психо-
логического кризиса. Газета, должен вам сказать, полностью раскупается,
так что мы не в накладе. А теперь доходы от наших предприятий позволяют
нам подумать и о собственной телевизионной программе. Для начала один
раз в месяц, а если все пойдет успешно, перейдем на еженедельные выпус-
ки. Вот на эту тему я и хотел с вами поговорить.
Мы просидели в баре до глубокого вечера. Лутов задавал вопросы, я
добросовестно отвечал на них, раскрывая перед ним технологию создания
телевизионных программ и рассказывая о тонкостях взаимоотношений с кана-
лом, которому программа будет продаваться. Мне очень хотелось выглядеть
в его глазах опытным и компетентным, и я даже пошел на то, чтобы раск-
рыть перед ним некоторые секреты, которые обычно огласке не предаются.
Но я верил ему. И (страшно признаться) хотел ему понравиться. Каким-то
отстраненным взглядом наблюдая за ситуацией, я понимал, что такой центр,
о котором он рассказал, это полная глупость и благотворительные слюни.
Религиозная чушь. Веру они, видите ли, дают! Но другая часть меня, вклю-
ченная в ситуацию, в разговор с Лутовым, этого не видела, она просто
наслаждалась обществом умного и серьезного человека, который не пытался
учить меня жить и не давал никому никаких оценок, зато рассуждал здраво
и логично.
- Спасибо, Александр Юрьевич, - сказал на прощание Лутов, крепко по-
жимая мне руку, - я обдумаю все, что вы мне рассказали. Если возникнет
надобность, я могу попросить вас проконсультировать меня еще раз?
- Разумеется. Буду рад оказаться полезным, - искренне ответили.
На том мы и расстались. Больше он мне не звонил.
Первое время я часто вспоминал его, особенно когда приходилось об-
щаться с людьми, разительно непохожими на него, амбициозными, неумными,
суетливыми. Потом, после того, как и узнал о собственной грядущей кончи-
не, я как-то забыл о нем, как, впрочем, и о многом другом.
А после встречи с убийцей вспомнил. Я понял, что не хочу умирать. Но
заявлять на Вику в милицию я тоже не хочу. И прозябать в нищете не хочу.
Я хочу жить.
И я позвонил Лутову.
Глава 7
Он встретил меня улыбкой, и, почувствовав тепло его серых глаз, я
удивился тому, что не позвонил раньше. Только сейчас, оказавшись рядом с
ним, я понял, как мне было плохо все время. Почему я так легко смирился
со смертью? Только потому, что она исходила от Вики, которую я обожал и
которой готов был простить все? Наверное. А может быть, потому, что я и
в самом деле не борец, я всегда легко отступал, сталкиваясь с сопротив-
лением или с препятствиями, мне проще было отказаться от задуманного,
чем прилагать усилиях тому, чтобы преодолеть то, что мешает достижению
цели.
На этот раз Лутов был не в костюме, как раньше, а в джинсах и тем-
но-сером свитере, точь-в-точь такого же цвета, как его глаза. Я приехал
к нему домой, и вполне понятно, что дома он ходил не при параде. Обычная
двухкомнатная малогабаритка с тонкими стенами, пропускающими каждый
звук, как раз в такой мы и прожили много лет с Викой и моей сумасшедшей
матерью.
- У вас очень знакомое выражение лица, - сказал он почти сразу же,
усадив меня в комнате на жесткий неудобный старый диван.
- Почему знакомое? - удивился я.
- Именно такие лица бывают у наших пациентов, когда они впервые при-
ходят к нам. Выражение ужаса, отчаяния и решимости. У вас что-то случи-
лось?
- Случилось.
Я не стал рассказывать Лутову про Вику и про нанятого ею киллера,
просто постарался дать понять, что хотел бы, как выразился сам Лутов,
стать членом их коллектива.
- Я рад, - коротко ответил он. - Но, если помните, я говорил вам, что
у нас существуют правила, которым должны подчиниться все, кто к нам при-
ходит. Эти правила не всем нравятся, и многие отказываются от жизни в
нашем центре.
- Что это за правила?
- Мы все - одна семья. В полном смысле этого слова. Вы понимаете? В
полном.
- Не понимаю, - я покачал головой. - Все друг с другом спят, что ли?
- Не упрощайте, Александр Юрьевич. Все друг друга любят, все друг
другу верят, все друг о друге заботятся, и никто никому не хочет зла. А
вопрос, кому с кем спать, решается в добровольном порядке. Но в браке
наши пациенты друг с другом не состоят. Это закон.
- Почему? - я не мог скрыть удивления. - Что плохого, если два чело-
века познакомятся в вашем центре и поженятся?
- Вы сами поймете, если придете к нам. Сейчас обсуждать это бессмыс-
ленно. Скажу лишь, что оформление брака между нашими пациентами ведет к
осложнениям финансовых отношений. Это и есть самое важное и самое труд-
ное.
Лутов замолк, и я с напряжением ждал продолжения, понимая, что самое
существенное он скажет именно сейчас. Неужели какое-то правило, которое
должны соблюдать пациенты кризисного центра, окажется настолько неприем-
лемым для меня, что мне придется расстаться с надеждой остаться в живых?
Ни за что! Что бы Лутов ни сказал, я все приму. Это моя единственная со-
ломинка, схватившись за которую я смогу выплыть. Все остальные пути ве-
дут либо к смерти, либо к нищете и ежедневному кошмару пребывания рядом
с матерью.
- Наши пациенты приходят к нам со всем своим имуществом. И имущество
это становится собственностью центра. Иными словами, оно принадлежит
всем, потому что центр на эти средства содержит пациентов и развивается,
создает производства, филиалы, выпускает газету и так далее.
Сердце у меня упало. Имущество. Если бы я мог поделить его с Викой и
остаться в живых, я не сидел бы сейчас здесь. В том-то весь и смысл, что
я не могу отнять у жены ничего, кроме своей одежды и туалетных принад-
лежностей. Да, нищие не нужны, как выяснилось, нигде, даже в кризисных
центрах.
- И каков минимальный размер имущества, с которым можно к вам прийти?
- спросил я безнадежно.
Лутов легко рассмеялся и налил мне минеральной воды из стоящей на
столе бутылки.
- Минимального размера не существует. Сколько есть - столько и есть.
Если нет ничего - значит, ничего. Мы принимаем к себе всех. Мы не делим
своих пациентов на богатых и бедных. Суть, Александр Юрьевич, не в том,
кто сколько нам принесет, а в том, кто сколько заработает, живя с нами.
С того момента, как вы вливаетесь в наши ряды, все, что вам причитается
от всех видов деятельности и по всем гражданскоправовым отношениям, ста-
новится общим достоянием. Центр обеспечивает всех пациентов обильной и
вкусной пищей, хорошими жилищными условиями, наличными деньгами на по-
купку одежды и личных вещей. Но всех - в равных долях, независимо от то-
го, сколько человек заработал на самом деле. Все, что остается, идет на
развитие.
- Вы хотите сказать, что те, кто заработал мало, живут за счет тех,
кто заработал много?
Я не верил своим ушам. Какой-то доморощенный коммунизм-коллективизм.
Раскулачивание тех, кто умело ведет хозяйство, и экспроприация в пользу
тех, кто ничего не умеет и не хочет делать. Наша многострадальная страна
уже прошла через это и на собственном печальном опыте убедилась, что ни
к чему хорошему это не привело. Зачем же повторять ошибки?
- Я хочу сказать, что те, кто заработал больше, делятся с теми, кто
заработал меньше, - мягко поправил меня Лутов. - На этом принципе пост-
роена жизнь любого экономически нормального общества. Богатые граждане
платят в государственную казну высокие налоги, и именно из этих денег
выплачиваются социальные пособия пенсионерам и неимущим. И это пра-
вильно. Это справедливо.
- Но ведь при этом богатые все-таки остаются богатыми, - возразил я.
- Они и после уплаты налогов живут в больших хороших домах и ездят на
дорогих автомобилях, а бедные и после получения пособия остаются бедны-
ми, только что с голоду не умирают. А вы их делаете одинаковыми. Мне это
не кажется справедливым.
- Александр Юрьевич, вы когда-нибудь задумывались над тем, почему се-
годня так много людей нуждаются в помощи психологов и психиатров? Я имею
в виду - здесь, в России. Кто-то из великих и мудрых сказал, что сделать
всех людей равными в имущественном отношении нельзя. Можно в какой-то
момент отобрать у всех поголовно все, что есть, и заново переделить меж-
ду всеми, дав каждому поровну. И что будет через год? Кто-то сможет свое
богатство приумножить, использует его с умом, а кто-то прогуляет его,
пропьет, растранжирит. И все. И снова все оказались неравными. А вот от
воспитания, именно от воспитания зависит, с каким достоинством человек
будет переносить это неравенство. Поскольку у нас в стране неравенства
якобы не было на протяжении нескольких десятков лет, то и людей никто
соответствующим образом не воспитывал. Люди не привыкли к мысли, что ог-
ромная разница в уровне жизни между соседями - это нормально. Нормально
не в смысле "хорошо", а в смысле - широко распространено и вполне ес-
тественно. Людей корежит от этого, они не умеют с этим жить, они сходят
с ума от злобы, зависти, ненависти и даже от простого недоумения: как же
так? В одной школе учились, я был отличником, а он - двоечником, я в
институт поступил, а он дурака валял, хулиганил, воровал, даже подсел в
свое время за чтото, не то за изнасилование, не то за драку, я добросо-
вестно вкалывал на своей инженерной должности, а он водку пил и девок
любил, шестерил на какого-то мафиози, а теперь я - безработный, а он -
на "Мерседесе" и весь сотовыми телефонами обвешанный. Люди перестают
чувствовать логику происходящего и теряются. Отсюда и психологические
кризисы. И вот такой потерянный человек приходит к нам. Мы даем ему ра-
боту, к которой у него душа лежит и которая у него хорошо получается,
снимая таким образом комплекс неудачника. Он не знает, сколько реально
он зарабатывает, потому что по нашим правилам никто свою зарплату в
собственные руки не получает. Наши пациенты работают только на наших
предприятиях, а там установлен жесткий порядок: все деньги перечисляются
на счет центра и никаких сведений о заработках, ни о своих, ни о чужих,
пациенты не получают. Уровень жизни мы всем обеспечиваем одинаковый, а
так как никто не знает, сколько реально заработал он и сколько - его со-
сед, то нет ни ревности, ни зависти, ни ненависти. Если человек не умеет
справляться с условиями реально существующей жизни, не может адаптиро-
ваться к объективным экономическим условиям страны, где он живет, мы
создаем для него Другие условия. И он выходит из кризиса, справляется со
своими проблемами.
- А что потом? - спросил я. - Когда он выйдет из кризиса, он может от
вас уйти?
- Конечно, - снова рассмеялся Лутов. - Мы никого не удерживаем.
- И многие уходят?
- Никто. Ни один человек за все годы существования центра не захотел
вернуться в тот мир, в котором ему было так больно и плохо, что он вооб-
ще жить не хотел. Вам это, может быть, пока непонятно, потому что вам не
приходилось жить в атмосфере любви, согласия и доброжелательности. В
обычной жизни нас любят два-три человека, я хочу сказать - по-настоящему
любят, искренне и преданно. А со всем остальным человечеством мы пребы-
ваем в состоянии войны или в лучшем случае взаимной терпимости сквозь
зубы. В нашем центре все по-другому. Разумеется, далеко не все люди уме-
ют желать другому добра и принимать его таким, каков он есть, но у нас
этому учат. Групповые и индивидуальные занятия с опытными психологами
ведутся ежедневно и являются для всех обязательными. Это лечение, без
которого нельзя обойтись.
Я услышал, как хлопнула входная дверь, в коридоре раздались чьи-то
шаги, и вопросительно взглянул на Лутова. Его лицо мгновенно стало жест-
ким, и со своим лысым черепом и горбатым носом он теперь напоминал
большую хищную птицу.
- Прошу прощения, - сухо сказал он, - я на минуту вас покину.
Он вышел из комнаты и плотно притворил за собой дверь. До меня доно-
сился женский голое, чтото раздраженно и быстро говоривший, и голос Лу-
това, но слов разобрать я не мог, впрочем, не очень-то и старался. "Ми-
нута" превратилась в добрых пятнадцать, - но я их почти не заметил, су-
дорожно обдумывая услышанное. Уход со всем имуществом? Похоже на секту.
Я слышал, есть такие религиозные секты, которые требуют от своих адептов
чего-то подобного. Но, с другой стороны. Лутов почти ничего не говорил а
религии и вероучении, так, обмолвился во время нашей прошлой встречи
почти месяц назад. И потом, я чтото не слыхал, чтобы секты создавали
собственные предприятия и обеспечивали своих членов полезной работой.
Для них весь смысл ухода с имуществом в том и состоял, чтобы на эти
средства поддерживать сектантов, которые ничего не делают, только молят-
ся и пропагандируют свое учение. В конце концов, какая мне разница? Я
должен думать только о том, годится ли это для меня. И пришел к выводу,
что годится. Даже более чем. Никаким имуществом я не рискую, ибо приду к
ним голым и босым, с десятком рубашек и тремя костюмами. Зато получу ра-
боту, которую умею и люблю делать. Например, займусь той самой телевизи-
онной программой, о которой мне в прошлый раз говорил Лутов. А если с
программой у них не получится, то ведь есть газета, а я по образованию
какникак журналист. И Вика не захочет меня убивать, если я прямо сегодня
предложу ей развод без раздела имущества. Она отменит свой заказ. Только
вот мать... Непонятно, как быть с ней.
Лутов вернулся в комнату, и почти следом за ним вошла женщина лет со-
рока с опухшими от слез глазами. В руках у нее был поднос с чайником,
чашками, сахарницей и огромной тарелкой, на которой аппетитной горкой
возвышались источающие аромат корицы круглые плюшки. Женщина посмотрела
на меня както затравленно, но при этом улыбнулась.
- Угощайтесь, пожалуйста.
Она ловко расставила на столе чашки, пристроил блюдо с плюшками и за-
искивающе глянула на Лутова.
- Еще что-нибудь подать?
- Нет, иди. Спасибо, - холодно ответил он, кивком головы отпуская ее,
как прислугу.
Женщина вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. Наверное, это жена
Лутова, подумал я. Похоже, у них тоже в семейной жизни не все в порядке.
Чудеса, да и только! Мне казалось, у такого мужика, как Лутов, вообще не
должно быть проблем, бабы его наверняка обожаюг, если уж даже на меня
подействовало его обаяние.
- Ваша супруга отлично готовит, - восхищенно сказал я, откусив кусок
мягкой горячей плюшки.
- Это не жена, - коротко ответил Лутов.
Я понял, что он не горит желанием обсуждать женщину, которая только
что плакала, а потом подавала нам чай.
- У вас есть еще вопросы, Александр Юрьевич, или вы хотите взять
тайм-аут и подумать? - спросил он, возвращаясь к нашему разговору.
Тайм-аут! Можно подумать, у меня есть хотя бы минута. Решение нужно
принимать немедленно и как можно скорее поговорить с Викой о разводе,
иначе пуля из пистолета с глушителем достанет меня в любой момент.
- Пожалуй, мне все ясно, - медленно сказал я, подыскивая правильные
слова, чтобы спросить насчет матери, объяснить ситуацию и в то же время
не проговориться насчет Вики. - Только вот... Видите ли, у меня мать -
инвалид по психическому заболеванию. Сейчас она живет одна, но с каждым
днем это становится все проблематичнее. Я рассчитывал на то, что смогу
нанять ей сиделку или оплачивать пребывание в хорошем интернате, но те-
перь все обернулось таким образом... Я не хотел бы вдаваться в детали,
это наше сугубо семейное дело, но теперь у меня нет денег. Совсем нет.
Вплоть до того, что мне негде и не на что жить. И если я уйду к вам, в
ваш центр, то мать останется совсем одна. Моя жена о ней заботиться не
будет.
- Вам придется развестись, - напомнил Лутов. - Я вас предупреждал,
состоящие в браке люди не могут быть нашими пациентами. В противном слу-
чае, в соответствии с законодательством, их супруги смогут претендовать
на часть доходов наших пациентов, и это повлечет за собой массу сложнос-
тей.
- Да-да, я понимаю, - торопливо согласился я. Мне было глубоко напле-
вать на их правила и их сложности, развод с Викой нужен был только для
того, чтобы сохранить собственную жизнь. - Конечно, я оформлю развод в
самое ближайшее время, у нас нет детей и имущество мы не делим, так что
все будет быстро и не сложно. Но я тем более не могу рассчитывать на то,
что за моей матерью будет ухаживать моя бывшая жена, Я имею в виду, оп-
лачивать уход за ней.
- Какая квартира у вашей матушки? - сочувственно осведомился Лутов.
- Да точно такая же, как у вас. Две комнаты, общая площадь тридцать
семь квадратных метров, жилая - двадцать три. Комнаты смежные, четырнад-
цать и девять метров.
- Это решаемая проблема, - успокоил он меня. - Конечно, она решается
только в том случае, если вы придете к нам. Мы предоставим вам жилье,
таким образом, квартира вашей матушки будет вам лично уже не нужна, и вы
сможете распорядиться ею наилучшим образом. Например, продадите ее и из
этих денег будете оплачивать пребывание матери в частной клинике.
Передадите квартиру государству и устроите мать в дом престарелых.
Или наймете сиделку и оформите квартиру матери на нее. Так многие дела-
ют. Составляют завещание в пользу того, кто за тобой ухаживает. Можно
даже обменять квартиру на комнату в коммуналке и взять большую доплату,
на эти деньги нанять сиделку. Я прекрасно вас понимаю, Александр
Юрьевич, жить с женой по каким-то причинам вы не хотите, а с матерью -
не можете, но кроме как у матери жить вам негде. Если вы придете к нам,
все решается легко. Еще какие проблемы?
- Больше никаких, - с облегчением произнес я. - Какие шаги от меня
требуются?
- Только развод. После этого вы приходите к нам, встречаетесь с наши-
ми юристами, оформляете все бумаги на право распоряжаться вашей
собственностью и переезжаете на ту квартиру, которую мы вам подберем. В
первое время вам, вероятно, придется пожить с соседями, но их будет мак-
симум двое и у каждого из вас будет своя комната. У вас есть пожелания,
но этой части?..
- Какие же могут быть пожелания? - удивлся я, внезапно ощутив в себе
способность шутить, которую я в последнее время полностью утратил. - Ко-
нечно, я бы хотел, чтобы это были молодые красивые женщины. Если нельзя
молодых, то пусть будут просто красивые. Еслки это не доступно, то лучше
мужчины, и лучше курящие, но непьющие.
Обсуждение перешло в практическую область, словно все самое сложное
осталось позади, все решения уже приняты, и теперь можно заняться дета-
лями. Я и в самом деле испытывал невероятное облегчение от того, что все
мои проблемы, еще вчера казавшиеся неразрешимыми, вдруг предстали в со-
вершенно ином свете. Совсем не обязательно умирать от пули киллера, мож-
но остаться в живых и при этом не жить с сумасшедшей старухой и не ввя-
зываться в явный или скрытый криминал, чтобы заработать на кусок хлеба.
Можно жить вполне прилично с материальной точки зрения и заниматься де-
лом, которое получается и которое интересно. И при всем том Вика не ока-
зывается в тюрьме. Да мог ли я даже мечтать об этом?
В отличие от Насти Каменской, следователь Татьяна Образцова любила
заниматься экономическими преступлениями и делала это очень даже непло-
хо. А вот убийства она не любила. Но в преддверии ухода в дородовой от-
пуск ей нужно было "подчищать концы". Начальник сказал ей:
- Татьяна Григорьевна, постарайтесь довести до конца те дела, которые
можно реально успеть завершить за оставшееся время. Остальное будем пе-
редавать другим следователям. Не тратьте время на работу но тем делам,
где сроки пока не жмут, завершайте то, что не терпит отлагательства.
Вернувшись в свой кабинет, который она делила еще с двумя следовате-
лями, Татьяна достала реестр и стала выбирать из списка уголовные дела,
отмечая карандашом те, по которым все сроки или уже прошли, или вот-вот
истекут. К этому моменту у нее на производстве находилось восемнадцать
уголовных дел разной степени сложности: восемь квартирных краж, три раз-
боя, четыре невероятно ловких мошенничества, одно изнасилование и два
убийства. Из этих восемнадцати дел в первую очередь следовало заняться
тремя. Разбойное нападение на отделение Сбербанка висело на Татьяне уже
Бог знает сколько месяцев, вернее, Татьяна приняла дело в январе, когда
переехала из Петербурга в Москву и перешла на работу в одно из окружных
управлений внутренних дел. А до этого нападением на Сбербанк больше по-
лугода занимался другой следователь. Сроки по делу дважды продлевали, но
процесс расследования с места не сдвигался, и никаких перспектив закон-
чить его в течение ближайшего месяца Татьяна не видела. Полистав до
смешного убогое дело, она со вздохом отложила его в сторону, понимая,
что материалы придется передавать третьему следователю и при этом выслу-
шать от начальства все, что причитается. Ладно, не в первый и не в пос-
ледний раз.
Теперь мошенничество. Эта папка, в отличие от предыдущей, была пух-
лой, мошенники оказались ребятами разворотливыми и успели "нагреть" поч-
ти тридцать человек и около десятка организаций, пока их не поймали. В
настоящий момент шесть членов преступной группы находились под стражей,
но делу никак не удавалось придать законченный вид и составить обвини-
тельное заключение, потому что, как обычно в таких случаях, возникали
сложности с потерпевшими. Почти все они были не москвичами, и их розыск
и допрос требовали много времени. Люди не сидели на месте, они разъезжа-
ли по всей стране, выезжали за границу на отдых или по делам, отказыва-
лись давать показания, потом все-таки давали их, но путались, ошибались,
лгали, отказывались от сказанного. Нужно было проводить очные ставки и
опознания, а время шло, шло... Такие дела Татьяна любила и, когда удава-
лось благополучно дотащить их до суда, счастливо вздыхала, шла в магазин
и покупала себе какую-нибудь милую женскую глупость вроде зажима для
шейного платка или очередного лака для ногтей.
И, наконец, убийство. Почти двухмесячной давности. Материалов в папке
немало, а толку - чуть. И двухмесячный срок близится к концу, нужно либо
выносить постановление и приостанавливать дело "в связи с неустановлени-
ем лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности", либо по-
лучать разрешение на продление срока предварительного следствия. Приос-
танавливать дела следователь Образцова терпеть не могла. И хотя в этом
не было ничего особенного и никого за этого сильно не ругали, для нее
самой каждое приостановленное дело превращалось в маленькую трагедию.
Приостановить дело для нее означало публично расписаться в полной беспо-
мощности, в том, что она больше ничего придумать не может, что она ис-
черпала ресурсы своего интеллекта и фантазии. Ей каждый раз казалось,
что кто-нибудь, начальник, например, или прокурор по надзору за
следствием, или просто коллега-следователь посмотрит дело и тут же най-
дет массу "проколов" и "дырок", придумает новые, лежащие на поверхности
версии, которые Татьяна не додумалась выдвинуть и проверить, обнаружит
несостыковки в показаниях, уцепившись за которые можно было вытянуть не-
обходимую информацию, но которые Татьяна проглядела.
Суть же состояла в следующем. Труп молодой женщины по имени Инна Паш-
кова был обнаружен в ее собственной квартире. Проживала Пашкова одна, и
тело обнаружила милиция, когда взломали дверь по заявлению соседей о
том, что Инны давно не видно, а из квартиры исходит подозрительный неп-
риятный запах. На теле погибшей были множественные следы истязаний и пы-
ток, она умерла от потери крови.
Выяснилось, что Инна Пашкова занималась "снятием сглаза, порчи, восс-
тановлением супружеских отношений и потенции". Во всяком случае, именно
так гласили регулярно помещаемые ею в газетах рекламные объявления. Поэ-
тому первое, чем занялись оперативники и следователь, была отработка
всех клиентов Пашковой, более известной под именем Инесса. Предполагае-
мые мотивы - ограбление, месть, психопатологическая мотивация. Версия
убийства в ходе ограбления была более чем правдоподобной, Инесса была
дамой небедной, о чем недвусмысленно свидетельствовала обстановка ее
квартиры. Месть могла иметь место со стороны клиента (или клиентки), ко-
торому Пашкова не помогла, хотя и давала твердые гарантии, и денег взяла
много. Что касается психопатологии, то и это вполне могло иметь место,
ибо клиентура Инессы состояла из людей, которые не могли справиться со
своими проблемами и искали помощи от потусторонних сил. Стало быть, в
эти силы искренне верили. А отсюда и до патологии недалеко.
Самые большие трудности возникли с версией об ограблении, поскольку
Пашкова, как уже говорилось, проживала одна, и никто точно не мог ска-
зать, какие у нее были ценности и где она их хранила. Близких подруг у
нее не обнаружилось. Соседи, правда, утверждали, что у нее бывал прият-
ной наружности мужчина лет около сорока, и предполагали, что это ее лю-
бовник, но кто он такой - никто не знал. Образ жизни Инесса вела замкну-
тый, в гости к себе соседей не звала и к ним не ходила. Да они и побаи-
вались ее, называли между собой колдуньей и ничего хорошего от такого
соседства не ждали.
Тот факт, что личность этого "любовника" так и осталась невыясненной,
породил еще одну версию: Пашкову убил именно он, то ли из ревности, то
ли еще по каким причинам. Но искать его было нужно. Хотя как это делать
- совершенно непонятно, имени его не смог назвать ни один человек из
числа знакомых или родственников Инессы. И не потому, что она как-то
особенно тщательно это имя скрывала, а просто потому, что вообще была
скрытной по натуре, и все давно к этому привыкли.
- Что вы хотите, - заявила на допросе старшая сестра Пашковой, - она
же колдунья. Она должна быть окружена тайной, завесой загадочности, ина-
че ей никто не поверит. Инка с самого детства увлекалась этой мурой. Мы
с родителями специально уговорили ее в медицинский институт поступать,
надеялись, что чистая наука у нее всю дурь из головы выбьет, а она дип-
лом получила и сказала: "Я теперь знаю намного больше. И чем больше я
узнаю, тем тверже верю в непознанное". Мы на нее рукой махнули, пусть
живет, как знает. Она в последние два года у нас и не бывала почти, при-
езжала только родителей с днем рождения поздравлять. Забежит на полчаса,
поцелует, подарок принесет и убежит. Мы на нее не обижались, даже радо-
вались в глубине души, что она не бывает у нас. Перед соседями стыдно,
все знают, чем Инка занимается, смеются над ней. Да и быть в ее общест-
ве, скажу я вам, мало приятного. Вся из себя мрачная, всегда в темном,
на веках черные тени, говорит медленно, даже не говорит, а вещает. Кол-
дунью из себя строит.
- Значит, вы не верили в то, что она действительно снимает сглаз и
порчу? - спросила ее Татьяна.
- Да вы что! Нет, конечно. Бредни это все.
Примерно то же самое сказали и родители Пашковой. Никаких других ис-
точников информации, более осведомленных, следствию обнаружить не уда-
лось, поэтому было принято решение оперативным путем отработать клиенту-
ру Инессы. Это дело тоже было непростым, ибо списки страждущих снять
сглаз и вернуть супружескую гармонию, с фамилиями, адресами и телефона-
ми, почему-то не были вывешены на самом видном месте. Пашкова вела запи-
си, но беспорядочно и бестолково, вернее, так показалось оперативникам,
нашедшим ее бумаги. Вероятно, какая-то система в этих записях была, но
знать ее могла только сама погибшая. В записях подробно указывалась при-
чина обращения, проблема, с которой пришел клиент, динамика его состоя-
ния (если были повторные обращения), но не было ни одного имени. Только
буквы или загадочные псевдонимы. И двигаться можно было, только отталки-
ваясь от указанного в записях существа проблемы. Если, например, к Инес-
се приходила некая женщина и просила снять порчу с ее семьи, потому что
в течение только одного года на нее обрушились скоропостижная смерть му-
жа, гибель в автокатастрофе дочери с зятем и внучкой, тяжелая болезнь
внука, оставшегося сиротой, а вдобавок еще и пожар в квартире, то, со-
поставляя данные, имеющиеся в ГАИ, с данными из управления пожарной ох-
раны, эту женщину находили. Два месяца было потрачено на то, чтобы уста-
новить тех, кто обращался к Инессе, но дело шло туго, удалось найти
только несколько человек. Но Татьяна не теряла надежды, она знала, что к
гадалкам и колдуньям ходят не просто так, а после того, как у них побы-
вает кто-то из знакомых и даст хороший отзыв, положительную рекоменда-
цию. Клиенты Инессы должны быть в той или иной степени знакомы друг с
другом, и, установив плотное наблюдение за теми, кто уже известен, можно
постепенно найти всех остальных. Нужно только набраться терпения и не
халтурить.
Раз в неделю Татьяне приносили сведения о результатах наблюдения за
клиентами Инессы. Метод уже принес свои плоды, если первоначально по за-
писям Пашковой были установлены четверо, то к сегодняшнему дню число от-
рабатываемых "сглаженных и порченых" достигло одиннадцати человек. Неко-
торые производили впечатление абсолютно нормальных людей, но были и та-
кие, чье поведение вызывало большие подозрения по части их психического
здоровья. К этим персонажам внимание было более пристальное, хотя, если
признаться честно, возможности делать эту работу добросовестно и тща-
тельно просто не было. Откуда взять столько людей? Какая-то колдунья
Инесса - это вам не депутат Готовчиц. И дело на контроле у министра не
стоит.
Следователь Образцова не обольщалась насчет работы оперативников и
"наружников", она хорошо понимала все их сложности, но все равно надея-
лась, что где-нибудь когда-нибудь что-нибудь вылезет. Надо только уметь
ждать. А разрешение на продление срока следствия она всегда получит. Се-
годня же, заглянув в дело, она вспомнила, что еще не получила сведений
за минувшую неделю. Поколебавшись, Татьяна сняла телефонную трубку и
позвонила оперативникам, которые вместе с ней работали по убийству Паш-
ковой. Оперативники без тени смущения в голосе извинились и обещали
представить справку завтра утром.
"Ну, завтра так завтра", - подумала Татьяна и занялась делом, по ко-
торому в камере сидели шестеро мошенников.
На другой день перед ней положили очередные сведения о клиентах кол-
