даже громогласный суетливый хозяин квартиры ее не раздражал, а ведь она
обычно моментально уставала от громких звуков и совершенно не переносила
мельтешащих перед глазами людей. И все-таки ей здесь нравилось.
- Как вы думаете, откуда я знаю, что вы любите кофе и пьете его пос-
тоянно?
- Вы это угадали. Вы же сами так сказали. Солгали, что ли? - улыбну-
лась она.
- А как же. Продюсер, который никогда не врет, - это не продюсер, а
режиссер. Режиссер должен быть правдив, потому что он творец и должен
донести свои мысли и чувства до зрителя. Если он не будет правдив, ему
не поверят. А продюсер должен врать на каждом углу, иначе он и денег на
фильм не достанет, и потом ничего не заработает. Так вот, Анастасия Пав-
ловна, я видел вас полтора года назад в "Сириусе", когда убили Алину
Вазнис. Вы сидели в кабинете начальника службы безопасности и пили кофе.
Долго сидели. Я заглядывал в кабинет несколько раз, и каждый раз у вас в
руках была дымящаяся чашка, из чего я сделал вывод, что кофе в ней не
тот же самый, уже давно остывший, а свежий. И в пепельнице перед вами
все время лежала зажженная сигарета. Так что, как видите, шарлатанства
никакого.
- А как же ваш любимый образ сыщика? Тоже ложь?
- Обижаете, хозяйка, - фыркнул веселый кинопродюсер. - Чистая правда.
Как на духу. Скажите, вы с начальником службы безопасности "Сириуса"
поддерживаете отношения?
- Со Стасовым? Да, конечно. А в чем дело?
- А с его женой вы знакомы?
- Знакома.
- Насколько близко?
- Всеволод Семенович, я не понимаю цели ваших расспросов, - напряжен-
но сказала Настя.
Кинопродюсер сразу перестал ей нравиться. Жена Стасова Татьяна рабо-
тала следователем, и попытки найти к ней ходы, как говорил незабвенный
Аркадий Исаакович, "через заднее кирильцо" ничего приятного не сулили.
- Да цель ясная, как Божий день! Я хочу снимать хорошие детективы. И
я хочу, чтобы Татьяна Томилина написала сценарий.
Настя недоуменно пожала плечами.
- Так попросите ее. Не вижу, в чем проблема.
- Вы не видите? Вы лжете, очаровательная сыщица. Татьяна Григорьевна,
во-первых, занята по службе так, что не находит времени не то что на
сценарий, но даже на разговор со мной. Знаете, как она меня послала?
Элегантно, но вполне конкретно. Даже на встречу не согласилась, отфутбо-
лила меня по телефону. А вовторых, насколько мне известно, она беременна
и вотвот уйдет в декретный отпуск. Умоляю, Анастасия Павловна, составьте
мне протекцию. Пусть она согласится хотя бы выслушать меня, а уж я сумею
уговорить ее написать сценарий за то время, пока она будет в отпуске, но
еще не родит. Хотите еще кофе?
Настя хотела. И еще она хотела сидеть здесь долгодолго.
- Подлизываетесь? - улыбнулась она.
- А как же. Нужно же чем-то вас задобрить. Ну пожалуйста, Анастасия
Павловна, не отказывайте мне. Я прочел все книги Томилиной, я выбрал из
них пять, которые можно роскошно экранизировать. Остальные тоже можно,
но эти пять - это что-то! Сильные, выстроенные, с яркими характерами, но
разножанровые. Можно сделать и триллер, и психологический детектив, и
настоящий экшн. Так я сварю кофе?
- Варите.
Дорогань пулей выскочил на кухню, продолжая переговариваться с Нас-
тей.
- Всеволод Семенович, а почему бы вам не попросить Стасова? Вы же с
ним знакомы.
- О! Вы, как всегда, попали в точку. Через Стасова уже пробовали дру-
гие, и результат получился плачевным. Стасов не имеет на жену никакого
влияния. Я попытался действовать напрямую, разговаривал с Татьяной Гри-
горьевной сам. И, как вы уже знаете, встретил решительный отказ. Но сей-
час ситуация острая. Тот факт, что кино по книгам Томилиной хочу снимать
не только я один, говорит о том, что киношная братия раскусила ее детек-
тивы и сейчас точит на них зубки. Они робко подползли к ней, но Татьяна
отказала, мотивируя это загруженностью по службе. Причина уважительная,
и от нее отстали. Я - единственный, кто знает, что жена Стасова через
три месяца родит, то есть в ближайшее время уйдет с работы и будет си-
деть дома. Если я не получу ее согласия немедленно, то завтра на нее на-
кинутся все остальные.
- Все равно я не понимаю, в чем трудность. Пусть сценарий напишет
кто-нибудь другой, если Таня сама не может.
- Ага! Другой напишет! Читать не захочется. Не то что снимать.
- Почему так?
- Потому что у Томилиной переходящие персонажи, и только она сама мо-
жет точно помнить, что у нее написано в следующих произведениях. А пос-
торонний сценарист такого наворотит, что первый-то фильм я сниму, а что
дальше делать - непонятно. Он в интересах драматургии первого фильма так
расставит героев и так сложит их судьбы, что следующие фильмы уже сни-
мать будет не с кем, он всех нужных мне людей поубивал, отправил на пос-
тоянное жительство за границу или поссорил между собой. Можете мне пове-
рить, я это уже проходил.
Дорогань умолк, вероятно сосредоточившись на процессе приготовления
кофе, а Настя встала, чтобы размять затекающую от сидения в мягком крес-
ле спину. Повернувшись, она увидела прямо над креслом написанный маслом
портрет известной шведской актрисы. Размашистая надпись по-английски в
нижнем углу полотна гласила о там, что это подарок продюсеру, с которым
актрисе так славно и легко работалось. "Надо же, - с усмешкой подумала
Настя, - какие звезды у него снимались. Наверное, он в своем мире чело-
век достаточно известный. А я, как водится, опять отстала от жизни и ни-
когда о нем не слышала".
Она прошлась вдоль стены, рассматривая расставленные на стеллажах
книги. "Размышления о киноискусстве" Рене Клера, двухтомник "Истории ки-
ноискусства" Жоржа Садуля, издания зарубежных киносценариев - от вида
этих книг на душе стало уютно и тепло. Точно такие же книги, те же самые
издания шестидесятых годов стояли на полках в квартире, где прошло Нас-
тино детство. На мгновение ей захотелось снова стать маленькой, ока-
заться в той квартире, и чтобы из кухни вышла мама, и чтобы не было
тоскливой пустоты в душе. Чтобы все стало как раньше, чтобы не было трех
зимних месяцев этого года, и того ужаса и отчаяния, через которые ей
пришлось пройти. Чтобы она снова могла разговаривать с Лешкой, как преж-
де, часами, сутками напролет. Чтобы ее не пугали поездки в гости к роди-
телям...
Но из кухни вышел Дорогань, и ей пришлось вернуться к реальности.
- И все равно я не понимаю, - сказала она как ни в чем не бывало,
мгновенно включаясь в сцену, - почему сценарист не сможет написать нор-
мальный сценарий. Пусть прочтет все книги, тогда и с персонажами де бу-
дет неразберихи.
- Э, да вы идеалистка, - покачал головой Всеволод Семенович. - Я ска-
зал вам, что хочу снять пять фильмов. Так?
- Так, - согласилась она, наливая себе кофе.
- А разве я сказал, что у меня есть деньги на пять фильмов? Говорил я
такое?
- Не говорили.
- Вот видите. Пять фильмов - это проект. Прожект, выражаясь высоко-
парно. Иными словами - мечта, прекрасная и несбыточная. Чтобы превратить
ее в реальность, нужно найти деньги на первый фильм, сделать его, хорошо
продать, получить прибыль, доказать инвесторам, что пилот состоялся...
Вы знаете, что такое пилот?
- Первое изделие на пробу. Да?
- Именно. Так вот" пилот получился, проект жизнеспособен, и можно на-
чинать выпекать второй пирожок. У меня нет возможности заказать человеку
пять сценариев, понимаете? Я могу заказать только один. Но под один сце-
нарий он и прочитает только одну книжку. И если я начну требовать, чтобы
он, прежде чем начинать работу, прочел все, что написала Томилина, он
либо пошлет меня подальше, либо взвинтит свой гонорар до поднебесных
размеров, поскольку чтение требует времени и затраты усилий на запомина-
ние и выписывание деталей, либо потребует, чтобы я ангажировал его на
весь проект. А я не могу себе позволить ни первого, ни второго, ни
третьего.
- Про первое и второе - я согласна. А насчет третьего не поняла. По-
чему вы не можете позволить себе делать весь проект с одним сценаристом?
- Могу. Делать могу. А заранее давать обещания не могу. Кинопроиз-
водство - это производство, а не богадельня, и в работе над фильмом
должны участвовать те, кто сделает этот фильм наилучшим образом, а не
те, с кем продюсер связан близкими отношениями или кому он что-то ког-
да-то пообещал. Впрочем, я вам это уже говорил. Мне может не понра-
виться, как работает сценарист, он может оказаться необязательным, он
может не соблюдать сроки, он может не найти общего языка с режиссером и
со мной. Да, в конце концов, автору может не понравиться, что он сотво-
рил с ее литературой. Мадам Томилина продаст нам права на экранизацию
одного произведения, мы сделаем фильм, сделаем удачно, проект раскрутит-
ся, а Татьяна Григорьевна скажет, что мы изуродовали ее идею и она не
хочет, чтобы мы калечили остальных ее детей. Вот и все, дорогая Анаста-
сия Павловна. Права на экранизацию остальных четырех книг мы уже не по-
лучим никогда. Купить у Томилиной права сразу на пять книг я не могу, у
меня нет на это денег. Сменить сценариста я тоже не могу, я подписал с
ним контракт на пять фильмов, и в случае отказа я должен заплатить неус-
тойку, на которую у меня опять же нет денег. И с чем я останусь? С раз-
битыми мечтами. С четырьмя прекрасными книгами, по которым не будут сня-
ты прекрасные фильмы. Поэтому мне нужна Томилина. Сама. Лично. Я вас
умоляю! Хотите, на колени встану?
- Я попробую, - неожиданно сказала Настя, хотя еще полминуты назад и
не собиралась давать ему никаких обещаний. - Но вы, в свою очередь,
должны помочь мне.
- Все, что угодно! Голубушка! Я вас обожаю! Говорите, чем я могу быть
вам полезен?
- Вы должны позвонить Уланову и предложить ему пригласить в программу
Татьяну.
- Господи, вот уж не думал, что у вас с этим проблемы! - всплеснул
руками продюсер. - Вы же расследуете убийство сотрудников программы, вы
в постоянном контакте с Улановым, неужели вы думаете, что он вам отка-
жет?
- Разумеется, не откажет. Куда он денется. Но я не хочу, чтобы иници-
атива исходила от меня. Для него Татьяна Томилина должна быть только ав-
тором популярных детективов, а вовсе не моей приятельницей и тем более
не сотрудником органов внутренних дел. Вы меня поняли, Всеволод Семено-
вич?
Дорогань отставил чашку подальше и скрестил руки на груди. Правда,
удержаться в этой монументальной позе ему удалось не дольше десяти се-
кунд. Он снова начал ерзать и жестикулировать.
- Я могу сказать Уланову, что существует проект создания пяти фильмов
по книгам Томилиной? Мне же нужно его заинтересовать, объяснить, почему
Томилина может представлять интерес для программы. Было бы хорошо ска-
зать ему, что она следователь и одновременно известный писатель...
- Ни в коем случае, - оборвала его Настя. - Слово "следователь" вооб-
ще не произносится. Кстати, сообщаю вам, что у Тани совершенно другая
фамилия, а Томилина - это псевдоним.
- Что вы говорите? - удивленно воскликнул Дорогань. - Неужели псевдо-
ним? Я и не подозревал.
- И об этом тоже говорить Уланову не нужно. Речь должна идти только о
писательнице, авторе двух десятков бестселлеров, по которым вы собирае-
тесь снимать несколько фильмов.
- А если он не заинтересуется?
- Пообещайте ему деньги.
- В какой, позвольте спросить форме?
- В прямой. Скажите, Что вы крайне заинтересованы в предварительной
рекламе проекта и готовы отнестись к приглашению Томилиной в эфир именно
как к рекламе. Они там все большие мальчики и девочки, такие вещи пони-
мают с полуслова. Только не связывайте Уланова с Таней напрямую, замкни-
те все на себя.
- Ладно, если вы обещаете ее уговорить...
- Я пока только обещаю с ней поговорить. И больше ничего. Но мою
просьбу вам выполнить придется. Потому что если я с ней не поговорю, то
у вас шансов не будет вообще, а так все-таки есть надежда.
- Ну вот, - Дорогань вдруг развеселился, - теперь уже и вы меня шан-
тажируете. И как это я расслабился? Надо же, на пять минут отвлекся,
разговорился с дамой из милиции - и на тебе, пожалуйста, меня уже взяли
за горло.
- Так я же из милиции, - улыбнулась Настя.
- У вас там все такие?
- Поголовно. Я еще цветочек, а вот когда вам ягодка попадется - мало
не покажется. Я могу считать, что мы договорились?
- Можете, - вздохнул продюсер. - Только вы уж там постарайтесь с
Татьяной Григорьевной, ладно?
- Уж постараюсь.
Выйдя из дома, где жил Дорогань, Настя дошла до автобусной остановки,
но поехала не на станцию, а в совершенно другую сторону, к пансионату, в
котором должна была проходить конференция. Она слабо представляла себе,
зачем едет туда, испытывая лишь острое чувство вины перед мужем.
Укрытый в лесополосе пансионат она нашла легко, из всех дорог только
та, что вела к нему, была тщательно заасфальтирована. Настя вспомнила,
что раньше это был "спецобъект", получить путевку для отдыха в котором
могли только лица, приближенные к императору. Потому и дорога хорошая, и
забор высокий, и будка охраны наличествует. Взглянув на служебное удос-
товерение, плечистый парень в синей униформе кивком головы разрешил Нас-
те пройти на территорию.
Она медленно брела по обсаженной березами аллее в направлении краси-
вого шестиэтажного корпуса с зеркальными стеклами, в которых отражалось
голубовато-серое весеннее небо. Дойдя до здания, Настя выбрала скамейку,
с которой хорошо был виден вход, уселась поудобнее и достала сигареты.
Мимо нее то и дело проходили солидные дамы и господа в распахнутых ко-
ротких шубах или отделанных мехом куртках. Настя ловила обрывки фраз,
произносимых на разных языках, и удивлялась, как это им не жарко в такой
теплой одежде, москвичи давно уже ходили в плащах и легких курточках, а
эти умные математики будто на Северный полюс приехали. Неужели за грани-
цей до сих пор верят в байки о том, что в России белые медведи прямо по
улицам ходят?
Из здания выскочила молодая девушка в миниюбке и в глухом обтягиваю-
щем свитере. Пробегая мимо Насти, она внезапно затормозила:
- Ой, Анастасия Павловна!
Настя подняла глаза и узнала Галочку, делопроизводителя из лаборато-
рии, которой заведовал Чистяков.
- Здравствуйте, Галя.
- Вы Алексея Михайловича ждете?
- Да. Он здесь?
- Я сейчас ему скажу. Он в холле с профессором Звекичем. Сейчас! Я
мигом...
Галочка умчалась обратно в здание, легко и быстро перебирая стройными
ножками в туфлях на высоком толстом каблуке. На какое-то мгновение Настя
даже позавидовала ей. Сама она так легко не смогла бы бежать даже в
удобных кроссовках, а уж на каблуках такой высоты ходила только в случа-
ях острой необходимости и очень медленно.
На крыльце показался Чистяков, следом за которым вышли представи-
тельный седой мужчина и элегантная дама в очках. Настя отчего-то испуга-
лась. Вот дура, зачем она притащилась сюда? Что она может сказать Леше?
Что виновата, что любит его, что все его подозрения лишены каких бы то
ни было оснований? Такие разговоры хороши для дома, а не для официально-
го места, где все страшно заняты и делают дело, а не сопли распускают.
Да и вид у нее... Лешка в дорогом костюме, серьезный, солидный, как-ни-
как академик, автор десятков научных трудов, председатель оргкомитета
конференции, а она - в джинсах, в дешевой куртке, в кроссовках, даже
глаза не накрашены. Профессорская жена.
Алексей что-то сказал своим спутникам, те закивали и заулыбались. Он
не спеша сошел с высокого крыльца и направился к Насте.
- Что случилось? - спросил он, подойдя к ней.
Она вдруг смешалась, испытывая неловкость и ругая себя. Ну что, что
она ему скажет? Тоже мне, нашла время отношения выяснять. Примчалась на
другой конец света признаваться собственному мужу в любви. Мелодрама, да
и только.
- Я приехала по своим делам, оказалась здесь рядом, вот и заглянула.
Извини, я не хотела тебя отрывать от гостей, я просто сидела на скамейке
и отдыхала, и если бы твоя Галочка меня не увидела, я бы через несколько
минут ушла.
- Я спрашиваю: что случилось? - уже жестко повторил Чистяков.
Настя посмотрела ему в глаза и не увидела в них того ласкового тепла
и мягкой насмешки, которые видела двадцать лет. Это был не тот домашний
рассеянный Лешка, заботливый, внимательный, все понимающий и все ей про-
щающий, готовящий для нее еду и стирающий сам себе рубашки. Перед ней
стоял посторонний мужчина, чьи рыжие волосы стали уже наполовину седыми,
рослый, статный, в строгом темносером костюме из дорогого английского
магазина, с чужим лицом и холодными глазами. Нет, ни за что она не ска-
жет ему то, что собиралась. Ему сейчас не до этого. Он занят, а она ле-
зет к нему с глупостями. Ведь еще вчера, когда она пыталась как-то снять
возникшее между ними напряжение, он сказал: "Поговорим через неделю".
- Честное слово, ничего не случилось. Я действительно приехала сюда
по делу, опрашивала свидетеля. До следующей электрички почти полтора ча-
са, и я просто решила убить время, прогулявшись до пансионата и посмот-
рев, где вы заседаете. Извини, солнышко, я правда не хотела тебя беспо-
коить. Я уже ухожу.
Она поднялась, но Алексей сильными пальцами ухватил ее за предплечье.
- Галочка во всеуслышанье заявила, что приехала моя жена. Теперь мне
придется тебя представить гостям.
- Леш, не надо...
- Так требует этикет. Пойдем.
- Лешенька, но я в таким виде... Мне неудобно.
- Потерпишь. Ты должна была подумать об этом, когда шла сюда. А те-
перь отступать некуда. Они смотрят на нас и ждут, когда я познакомлю их
со своей женой. Я не имею права быть невежливым и нарушать приличия.
Идем. И убери, пожалуйста, с лица виноватое выражение, гостям совершенно
необязательно знать, что у нас с тобой не все в порядке.
- Но у нас действительно не все в порядке, - быстро ответила Настя. -
Я потому и приехала. Я...
- У тебя будет возможность обсудить это, когда я вернусь домой. Сей-
час мы ничего выяснять не будем.
Он взял ее за руку и быстро повел к крыльцу.
- Позвольте представить вам мою жену, - заговорил он по-английски,
когда подвел Настю к седому мужчине и даме в очках. - Ее зовут Анаста-
сия, она офицер полиции, детектив. Анастасия, знакомься, это профессор
Розанна Патриньяни и профессор Милан Звекич.
Профессора приветливо заулыбались и пожали Насте руку. Она еле-еле
выдержала, пока не истекут протокольные пять минут светской беседы, и
вежливо попрощалась, сославшись на необходимость успеть на электричку.
- Разве вы не ездите на машине? - удивилась Розанна.
- Я не умею, - соврала Настя. - У меня нет прав.
Не объяснять же ей, что иметь машину по карману далеко не каждому ра-
ботнику милиции. В их семье есть машина, но она Лешкина, и он сам на ней
ездит, а Настя терпеть не может вождение и садится за руль только в са-
мых крайних случаях, когда никакого другого выхода нет.
- На Западе все офицеры полиции ездят на машине. Человек не может ра-
ботать в полиции, если не умеет водить машину. А что, в России нет тако-
го правила?
- Нет.
- Это странно, - недоуменно протянула Розанна. - С вашими расстояния-
ми... Это более чем странно. Теперь я понимаю, почему наша пресса пишет
о том, что русская полиция не справляется с преступностью. Чему удив-
ляться, если у вас такие низкие требования к полицейским.
Настя еще раз мило улыбнулась и быстро пошла к воротам, стараясь по-
давить кипящее в душе раздражение. Эта холеная профессорша из богатой
благополучной страны - что она может знать о русской полиции? Что она
вообще понимает в нашей жизни?
Глава 6
Говорят, у всех болезней бывает кризис, после которого человек или
идет на поправку, или движется в прямо противоположном направлении. По-
хоже, со мной случилось именно это.
Сегодня я увидел его совсем близко. Так близко, что чувствовал его
дыхание на своей щеке. Кого - его? Да наемника этого, кого же еще! Кил-
лера, которого наняла моя благоверная. Кажется, ей надоело ждать, пока
представится удобный случай меня прикончить, и она решила поспособство-
вать развитию событий. Сегодня суббота, и с самого утра она завелась
насчет юбилея Любарских.
- Я надеюсь, ты все-таки передумал и пойдешь к ним, - заявила Вика за
завтраком.
- Ни в одном глазу, - весело сообщил я. - Иди одна, если хочешь.
- Саша, возьми себя в руки. Шутки шутками, но ты ведешь себя просто
неприлично. Любарские наши друзья, и мы сегодня к пяти часам пойдем к
ним.
- Ты пойдешь. А я останусь дома. Все, Вика, хватит это обсуждать. Ты
разговариваешь со мной, как с неразумным ребенком. Если в тебе так силен
материнский инстинкт, возьми младенца из детского дома и воспитывай, а
меня оставь в покое.
Это было жестоко с моей стороны. Вика не виновата, что у нас до сих
пор не было детей, это же я всегда говорил, что нужно подождать, что у
нас нет условий. Условий действительно не было, жить с малышом рядом с
сумасшедшей матерью небезопасно. Потом, когда мы переехали, нам каза-
лось, что еще год-два можно передохнуть от постоянной гонки за заработ-
ками и вечного безденежья. Пожить для себя. И первую скрипку в этих раз-
говорах играл, конечно, я. Вот и доигрался. С другой стороны, если бы
Вика забеременела, об аборте речь не шла бы. Но мы всегда так тщательно
предохранялись... Что ж, зато сейчас она свободна и бездетна и может со
всем пылом предаваться любви со своим провинциальным Ромео, не заботясь
о том, что дома ребенок один или его нужно забирать из детского садика.
Так что все к лучшему.
В уголках ее глаз закипели слезы, но Вика сдержалась, только губы
сжала плотнее.
- Я не понимаю, что с тобой происходит, Саша, - сказала она немного
погодя. - Иногда мне кажется, что ты сошел с ума. Ты стал совершенно
другим человеком.
- Не говори глупости, - отмахнулся я.
Ссориться с Викой с утра пораньше не хотелось, поэтому я перевел раз-
говор на что-то совершенно безобидное, а потом заявил, что собираюсь
весь день пробыть дома и заняться домашними делами.
- Ты можешь сходить в магазин, - милостиво разрешил я, - а я заряжу
стиральную машину и параллельно буду пылесосить. Мы, по-моему, уже месяц
в квартире не убирались. Грязью заросли по самые уши. Кафель давно пора
чистить, и ванну с унитазом тоже. Кстати, если ты собираешься на пьянку
к Любарским, рекомендую тебе посетить парикмахерскую, у тебя седина вид-
на, пора краситься. И маникюр сделай заодно.
Я, конечно, кривил душой. Мне просто не хотелось выходить из дому. Но
не говорить же об этом Вике...
Она ушла в магазин, хлопнув дверью. Впрочем, мое утреннее хамство
вполне этого заслуживало. Домашней работы хватило на полдня, и занимался
я ею с неожиданным для себя энтузиазмом. Вика явилась в четвертом часу,
и я сразу заметил, что в парикмахерской она все-таки побывала. Ногти на
руках сверкали свежим лаком, а волосы стали чуть-чуть темнее, чем были
утром. Она не сказала ни слова, не задала ни единого вопроса, молча вы-
ложила продукты в холодильник и ушла в комнату переодеваться. Я в это
время на кухне драил раковину и плиту каким-то импортным широко реклами-
руемым порошком.
Через некоторое время Вика заглянула на кухню. Она была полностью
одета, лицо накрашено, волосы уложены.
- Я ухожу, - сообщила она спокойно. - Ты будешь дома или собираешься
куда-нибудь?
- Никуда, - ответил я, не отрывая глаз от блестящей поверхности рако-
вины, словно намеревался увидеть на ней огненные буквы, складывающиеся в
слова вечной и непреходящей мудрости. - Буду дома.
Ее каблучки простучали до входной двери, щелкнул замок, звонкие шаги
по кафельному полу лестничной площадки до лифта. Все. Она ушла. Можно
свободно вздохнуть и заняться чем-нибудь приятным.
Однако как легко она уступила! Несколько фраз утром - и больше ниче-
го. Я, честно признаться, ждал истерики, криков, слез, просьб, угроз -
чего угодно, только не такого легкого и молчаливого отступления. Нет,
что ни говори, а моя жена умна. И меня знает как облупленного. Вернее,
не знает, а чувствует. Знать, что у меня сейчас в голове, она не может,
потому что не может даже предполагать, что мне известно о ее заказе на-
емному убийце. Но чувствует, мерзавка, чувствует безошибочно, где можно
поднажать, а где не имеет смысла упираться. Тонкая натура, будь она не-
ладна со своим деревенским донжуаном. Господи, как я ее любил!
Стоило Вике уйти, как я тут же быстренько свернул уборку и улегся на
диван с книжкой. И не заметил, как задремал. Проснулся, глянул на часы и
увидел, что уже восемь вечера. Голова была тяжелой и дурной, и я вспом-
нил, что мама, когда я был еще пацаном, часто повторяла: на закате спать
нельзя, это вредно. Похоже, она была права. С трудом стряхнув с себя
одурь, я поплелся в стерильную кухню, чтобы сделать себе кофе. Проходя
мимо телевизора, лениво ткнул пальцем кнопку в надежде, что громкие зву-
ки помогут побыстрее проснуться.
- ...убийство депутата Госдумы Юлии Готовчиц, - заверещал из динамика
голос диктора информационной программы. - Руководство столичной милиции
в очередной раз дает обещания раскрыть преступление в кратчайшие сроки.
Репортаж нашего специального корреспондента из Главного управления внут-
ренних дел Москвы.
Держа в одной руке пакет с кофейными зернами, в другой - кофемолку, я
выглянул в комнату. На экране сверкал генеральскими погонами какой-то
милицейский чин.
- Сразу же после обнаружения преступления нами была создана бригада,
в которую вошли сотрудники и нашего управления, и территориальных орга-
нов внутренних дел, - сообщил генерал. - У нас есть несколько версий, и
все они отрабатываются одновременно. Депутат Готовчиц много лет занима-
лась журналистикой, писала острые разоблачительные материалы, и одна из
выдвинутых версий как раз состоит в том, что убийство связано каким-то
образом с ее журналистской деятельностью.
- Отрабатываете ли вы версию о том, что Готовчиц убили из-за ее дея-
тельности как депутата? - задал вопрос корреспондент.
- Разумеется. Мы работаем во всех направлениях.
- После убийства прошла неделя, за это время, наверное, ваши сотруд-
ники успели многое сделать. Скажите, есть ли какая-нибудь версия, кото-
рая полностью опровергнута? Вы можете сегодня точно сказать, какие обс-
тоятельства наверняка не были причиной убийства?
- Сказать точно может только Господь Бог, - зло ответил милицейский
чин, - а я всего лишь генерал. Когда поймаем преступника, тогда скажем
точно.
На экране снова появился диктор, и я вернулся на кухню. А что, если
пригласить в программу кого-нибудь из милиции и поспрашивать об убийстве
депутата? Материал горячий, если сегодня найти такого человека и созво-
ниться с ним, оговорить заранее день эфира, а накануне или денька за два
дать анонс, то можно оттянуть на себя большой рекламный блок. Ах, был бы
жив Витя Андреев, он такие проблемы решал в два счета, а я даже не знаю,
куда кидаться и кому звонить. Этой женщине, что ли? Как ее, Каменской. У
меня, кажется, и телефона-то ее нет. Ладно, что-нибудь придумаю. В конце
концов, и без этого материала можно обойтись, все равно программа - не
жилец, да и я тоже. Пусть идет как идет.
Кофе уже готовился убежать из турки, когда раздался звонок. Вот уж
кого я не ожидал услышать, так это Дороганя. Был уверен, что после того
позорного эфира он будет шарахаться от меня как от чумы.
- Александр Юрьевич, у меня к вам деловое предложение, - сказал он
зычным басом. - Я собираюсь снимать цикл фильмов по книгам известной пи-
сательницы Татьяны Томилиной. Вы знаете ее?
- Слышал, - коротко ответил я.
- Но сами не читали?
- Нет, не приходилось. Я не любитель подобной литературы.
- Очень хорошие книги, смею вас уверить. Так вот, я собираюсь за-
няться экранизацией ряда ее произведений, и хочу вам предложить пригла-
сить ее на передачу.
- Зачем? - спросил я, строя из себя полного идиота.
- Как это зачем? Мне нужна реклама. Я нормальный человек, Александр
Юрьевич, и готов расценить приглашение Томилиной в эфир именно как рек-
ламу. Вы меня понимаете?
Естественно, я его понимал. Чего ж тут непонятного? Ясно как Божий
день. Дорогань платит наличными, и не каналу, который покупает нашу
программу, а сотрудникам "Лица без грима". В наш собственный, индивиду-
альный, горячо любимый и близкий к телу карман. И ведь в чем прелесть
моего нынешнего положения? В том, что я могу со спокойной совестью да-
вать любые обещания и строить любые планы, потому что мне все это абсо-
лютно ничем не грозит. Я, может, и до завтра-то не доживу. Раньше мне
было трудно отказывать людям, я боялся испортить с ними отношения, все
думал: вот сегодня я скажу "нет", а завтра как мне с человеком разгова-
ривать? Он же на меня обидится. А когда "завтра" как такового для меня
не существует, то и отказать легко и просто. Но с другой стороны, жела-
ние отказывать как-то пропало. Ну пообещаю, ну соглашусь, все равно де-
лать не прядется, так что можно не обострять отношения. К Любарским я не
пошел, потому что не хотел. Нахально послах в довольно грубой форме еще
некоторых знакомых, отношения с которыми поддерживал раньше по инерции,
из того самого пресловутого страха перед "завтра". Эти ребята мне давно
не нравились, ну не то чтобы совсем не нравились, но раздражали, и я бы
удовольствием с ними не общался, но приходилось терпеть. Теперь, слава
Богу, терпеть больше не надо.
Короче, с предложением Дороганя я согласился. Томилина - так Томили-
на, какая разница. Подбором гостей занимались Оксана и Витя, мое дела
было провести с ними беседу на должном уровне. Искать людей для програм-
мы я КБ умею, кого помощники режиссера найдут - того и тащу в эфир, и
если человек сам предлагает, то почему бы и нет? Дорогань сказал, что
проработает вопрос с Томилиной и позвонит мне еще раз на днях. С тем и
распрощались.
Выпив кофе, я посмотрел по видаку очередной фильм про американскую
наемницу Никиту и собрался было уже поставить другую кассету, поспокой-
нее, когда позвонила Вика.
- Ты не заедешь за мной? - спросила она как ни в чем не бывало. - Уже
поздно, я боюсь идти одна. Ты же знаешь, какие здесь дворы.
Это правда, Любарские жили в доме, стоящем в глубине большого жилого
комплекса. Там было темно и противно, и все время что-нибудь случалось.
А до метро шлепать минут двадцать пешком. Вика не была особенно боязли-
вой, поэтому я решил, что она хочет таким нехитрым способом затащить ме-
ня к Любарским. Якобы я действительно жутко занят, но как только освобо-
дился - тут же примчался к друзьям на праздник. Фигушки.
