пока что я все время думаю о том, что должна была проверить, какое ле-
карство она собирается пить. Я должна была подумать о том, что она может
меня обманывать, я должна была предвидеть, что у сумасшедшей женщины,
только что признавшейся в убийстве, может возникнуть порыв к суициду. Я
кругом должна. А я ничего этого не сделала и позволила ей умереть вот на
этом самом месте. Поэтому я собираюсь навестить доктора Пригарина и за-
дать ему несколько вопросов. А ты вместо этого заставляешь меня ждать
какого-то опера из Западного округа, которого ты же сам и вызвал.
- Ладно, Ася, не дуйся, смотри, уже вода закипела, давай кофейку дер-
нем, а?
- Не подлизывайся, - скупо улыбнулась она. - Я все равно уеду отсюда
ровно в двенадцать. Если твой парнишка до двенадцати не подъедет, ничем
помочь не смогу.
- А почему в двенадцать?
- Потому что я так договорилась.
- С кем?
- Не твое дело. Наливай кипяток в стакан.
- Аська, не темни. С кем ты договорилась?
- Со Стасовым.
- Во, здрасьте! А он-то тут при чем?
- Я же сказала, не твое дело. Юрка, ну, правда, отстань, а? И без то-
го тошно.
- Не отстану.
Он разлил кипяток в чашку и стакан, предварительно бросив в них по
две ложки швейцарского кофе и по три куска сахара, помешал ложечкой,
чтобы сахар разошелся. Чашку поставил перед Настей, стакан взял себе.
- Ася, я не могу от тебя отстать, потому что я тебя люблю всеми, мож-
но сказать, фибрами моей очерствевшей милиционерской души. И если ты
куксишься, то я должен что-нибудь для тебя сделать. Я не могу уйти отсю-
да, оставив тебя в таком нетипичном для Анастасии Каменской расположении
духа. Ну что мне для тебя сделать? Хочешь, я пойду и куплю тебе этот
чертов сахар? Ну перестань ты хмуриться, улыбнись, пожалуйста.
Она молча отпила кофе из чашки, вытащила из пачки сигарету, не спеша
достала зажигалку, закурила. Потом зажмурилась крепко-крепко, а когда
открыла глаза, то Коротков снова увидел прежнюю Настю, собранную, ров-
ную, спокойную.
- Ты прав, Юрик, я непозволительно распустилась со своими переживани-
ями. Со мной стало неприятно иметь дело, да?
- Я этого не сказал, - осторожно возразил он, хотя сказала Настя чис-
тую правду.
- Но подумал, - она усмехнулась. - Все, Коротков, я готова к нор-
мальной работе.
Не успели они допить кофе, как явился Александр Юлов из Западного ок-
руга. История исчезновения и поисков девятиклассницы Тани Григорьевой
была самой обыкновенной, банальной до оскомины. В один прекрасный день,
вернее, вечер Таня не вернулась домой из школы. Родители забили тревогу
не сразу, поскольку Таня была девушкой не только красивой, но и своен-
равной и даже вольнолюбивой, могла уехать пожить на дачу к подружке, не
испрашивая разрешения взрослых и даже не всегда своевременно информируя
их о принятом решении. Мать с отцом периодически пытались принимать к
неуправляемой девочке какие-то вялые воспитательные меры, но пользы от
этого не было совсем, даже наоборот, Татьяна только все больше и больше
отбивалась от рук. При этом ни алкоголем, ни сигаретами от нее никогда
не пахло, и родители искренне недоумевали, зачем девочке такая неограни-
ченная свобода, если она не использует ее для того, чтобы пить и курить.
Что касается взаимоотношений с юношами и мужчинами, то тут родители бы-
ли, что называется, не в курсе, поскольку внешних признаков в этом дели-
катном деле почти никогда не бывает, кроме, разумеется, беременности, но
до этого, слава Богу, дело не дошло.
Поэтому, когда в конце октября Таня не пришла домой ночевать, родите-
ли только горестно повздыхали, но в милицию, естественно, не обратились,
решив, что девочка просто выкинула очередной фортель. Однако через три
дня, когда выяснилось, что она не посещает школу и ни одна из ее подру-
жек не знает, где она, папа с мамой забеспокоились, но тоже пока не
сильно, поскольку вполне предполагали за Таней способность укатить ку-
да-нибудь с малознакомым мужчиной. Погуляет и вернется, утешали они се-
бя. Через неделю Таню начала искать милиция.
Выяснилось, что в тот день, когда она не пришла домой ночевать, она
после седьмого урока осталась в школе на факультативные занятия по лите-
ратуре. Факультатив вел учитель русского языка и литературы Андрей Геор-
гиевич Турин. Он занимался с теми ребятами, которые собирались поступать
в гуманитарные вузы, а таких по нынешним временам было немного, сейчас
ведь все больше банковским делом да финансами увлекаются. Посему на фа-
культатив к Турину ходили всего около десятка человек из девятого, деся-
того и одиннадцатого классов. Основная масса была, конечно, из одиннад-
цатого, а из девятого - всего двое, сама Таня Григорьева и мальчик из
параллельного класса.
После окончания занятий ребята стали расходиться по домам. Девятик-
лассник из параллельного класса видел, как Таня шла к метро вместе с
учеником из одиннадцатого класса Геной Барчуком. Сам же Варчук сказал,
что спустился вместе с Таней на эскалаторе на платформу и там они попро-
щались. Варчук поехал домой в сторону центра, а Татьяна - в противопо-
ложную.
Некоторый свет на ситуацию пролил сам руководитель факультатива Анд-
рей Георгиевич Турин. Он пояснил, что Таня Григорьева была уже давно
влюблена в Гену Барчука и об этом все знали. Собственно, и на факульта-
тив по литературе она ходила только из-за Гены, потому что у самой не
было ни малейших способностей к филологии. Каждый раз после занятий она
делала вид, что ей нужно куда-то ехать, и провожала Гену до метро. Все
об этом знали, но никто Таню не дразнил, потому что всем хорошо был из-
вестен ее независимый и свободолюбивый нрав. Она бы все равно не обиде-
лась, а вот отомстить за глупую выходку вполне могла.
Тогда, уже в начале ноября, перетрясли всех учеников старших классов,
всех Таниных знакомых, но не удалось найти ни малейшей зацепки. Девочка
как в воду канула.
- У вас есть список адресов всех старшеклассников и знакомых девочки?
- спросила Настя.
- Есть, а как же.
Юлов с готовностью раскрыл папку и вытащил оттуда скрепленные вместе
листы с фамилиями и адресами.
- Давайте смотреть, не живет ли кто-нибудь из них в доме на Котельни-
ческой набережной.
- Я уже посмотрел, пока сюда к вам ехал.
- И что?
- В этом доме никто не живет.
- А близко, например в соседнем доме?
- Понимаете, я очень серьезно занимался поисками Тани, - смутившись,
пояснил Саша Юлов. - И на всякий случай собрал адреса не только самих
ребят, но и их родственников. Понимаете, я исходил из того, что если де-
вочку куда-то заманили, чтобы изнасиловать, то ее, скорее всего, пригла-
шали на пустую квартиру. Это очень часто бывает квартира старшего брата,
дяди с теткой или деда с бабкой.
- И в доме на Котельнической... - подсказала Настя.
- ...живет дедушка Гены Барчука.
- Прямо в том самом доме или хотя бы рядом?
- В том самом.
- Ясно. Найдите-ка этого учителя, Турина Андрея Георгиевича. Барчук,
как я понимаю, преспокойно ходит в школу, никуда бежать не собирается?
- Так точно, Анастасия Павловна, исправно получает свои пятерки и
прекрасно себя чувствует.
- Ну и славно. Сначала мы побеседуем с Андреем Георгиевичем. Когда с
момента преступления прошло два месяца, а со следами напряженка, нужно
сделать все, чтобы преступник раскололся. Иначе мы фиг что докажем. А
нам нужно узнать как можно больше об этом Геннадии Барчуке.
Глава 16
Владимир Петрович Пригарин смотрел на Настю Каменскую с неподдельным
изумлением.
- Неужели вы думаете, что я могу вспомнить обстоятельства почти трид-
цатилетней давности?
- Ну, не с ходу, конечно, - улыбнулась Настя. - Я вам покажу карту
роженицы, может быть, вы посмотрите свои записи, и в памяти что-нибудь
всплывет. И потом, я слышала, у вас феноменальная зрительная память на
лица. Я вам даже принесла фотографию этой женщины, правда, не того пери-
ода, когда она рожала, на снимке она чуть постарше, но изменилась мало.
- А почему такой интерес к этой, роженице?
- Скорее, не к ней, а к ее ребенку. Мы сейчас собираем материалы для
судебно-психиатрической экспертизы ее сына, поэтому нам важно знать
кое-какие подробности о состоянии здоровья матери и о течении родов.
Вам, как опытному врачу, это должно быть понятно.
- Конечно, конечно, - закивал Пригарин. - А позвольте спросить, отку-
да вам известно про мою зрительную память? Неужели в роддоме сказали?
- Слухами земля полнится, Владимир Петрович, - уклонилась от ответа
Настя.
Ей почему-то не захотелось упоминать Стасова. Они не смогли поехать к
Пригарину вместе, как собирались, у Стасова возникли какие-то проблемы
на работе, и Насте пришлось отправиться одной. Если бы они приехали сюда
вдвоем, Владимир Петрович и сам догадался бы, откуда Настя знает о его
замечательной зрительной памяти. Но она приехала одна и вот теперь, по-
винуясь совершенно необъяснимому мотиву, не стала отвечать на такой
простой и безобидный вопрос. "Вот и я начинаю принимать немотивированные
решения, - усмехнулась она про себя. - Неужели у меня появилась профес-
сиональная интуиция? Да нет, скорее всего, дурака валяю".
- Что ж, давайте посмотрим карту, - сказал Пригарин.
Настя протянула ему карту, Владимир Петрович взглянул на фамилию, и
что-то в его лице резко изменилось.
- Нет, я совершенно не помню эту роженицу.
- Прочтите, пожалуйста, ваши записи. Я, к сожалению, плохо разбираю
ваш почерк. Почему понадобилось делать чревосечение?
Он внимательно прочел все записи, начиная с самой первой строчки.
Насте стало казаться, что он вчитывается в текст с преувеличенным внима-
нием, и это ей почему-то не понравилось.
- У этой роженицы была сильно выражена астматическая компонента, -
наконец сказал Пригарин. - Она никогда не занималась спортом, никогда не
дышала с такой частотой, как это приходится делать при родах, и при на-
личии астматической компоненты она могла просто задохнуться.
- Понятно. А на здоровье ребенка эта компонента могла сказаться?
- Безусловно. Хотя и утверждать категорически я бы не взялся. Видите
ли, любые проблемы с нормальным дыханием - это проблемы с поступлением
кислорода в организм. Нарушение кислородного обмена у беременной вполне
может вызвать самые разнообразные нарушения у плода.
Настя вдруг бросила взгляд на его руки, держащие карту, и увидела,
что они сильно дрожат. Испугался, что ли? Интересно, чего? Или просто
разнервничался? Тоже любопытно.
Они проговорили еще около получаса, Настя подробно выспрашивала При-
гарина о том, может ли нарушение кислородного обмена привести к наруше-
ниям в психике ребенка. Но саму роженицу Владимир Петрович так и не
вспомнил - ни по фамилии, ни по фотографии. Что ж удивляться, подумала
Настя, столько лет прошло.
Ей очень хотелось закурить, но в квартире Пригариных табаком не пах-
ло, она поняла, что здесь не курят, и мужественно терпела. Попрощавшись
с доктором-пенсионером, она вышла на лестничную площадку и вызвала лифт,
но, когда двери кабины открылись, передумала и не стала входить. Прига-
рин жил на последнем этаже, рядом с его дверью находилась лестница, ве-
дущая на чердак. Настя присела на нижнюю ступеньку и вытащила сигареты.
Не успела она сделать и двух затяжек, как из-за двери Пригарина послы-
шался его голос:
- Виктор? Это я.
Настя поняла, что Владимир Петрович разговаривает по телефону. Она
вспомнила его преувеличенное внимание к карте Галины Ивановны Параске-
вич, его дрожащие руки и прислушалась.
- Ко мне приходили из милиции. Нет, не то. Нет, насчет Параскевича.
Виктор, что происходит? Я ничего не понимаю. Откуда все это полезло? Да
не психую я, а просто мне это не нравится. Насчет родов спрашивали. Да.
Да. Нет, сказал, что не помню. У нее в карте записана астматическая ком-
понента. Нет, с этой стороны все нормально, но я не понимаю, почему
именно сейчас... Ладно. Хорошо, договорились.
Настя докурила сигарету, на цыпочках спустилась по лестнице на два
этажа ниже и только оттуда поехала на лифте. Ай да доктор!
До особняка в центре Москвы, где располагались административные служ-
бы киноконцерна "Сириус", она добралась довольно быстро. Стасова на мес-
те не было, но девушка из соседнего кабинета, порхая по коридору мимо
Насти, прощебетала на ходу, что Владислав Николаевич где-то здесь, ско-
рее всего, у шефа. Настя устроилась в когда-то мягком, а ныне продавлен-
ном чуть ли не до пола кресле и достала предусмотрительно припасенную
газету с кроссвордом. Вписывая буквы в мелкие клеточки, она продолжала
думать о странной реакции Владимира Петровича Пригарина на ее визит.
Нигде никакого криминала, а он сначала испугался, а потом, только за ней
закрылась дверь, кинулся звонить какому-то Виктору. Не зря Владу не пон-
равилось это совпадение с самого начала, ох, не зря! Все-таки чутье у
него развитое, тренированное.
- О чем задумалась? - послышался голос Стасова над самым ее ухом.
- О том, что твой начальник, который дал тебе уйти на пенсию, полный
дурак, - ответила она, убирая кроссворд в сумку и вставая с низкого
кресла.
- Почему это? Нормальный мужик, дал мне уйти спокойно, без выговоров
и без нервотрепки.
- Был бы нормальный - ни за что бы тебя не отпустил. В ногах должен
был валяться, слезы лить, уговаривать остаться. А он? Взял и отпустил
тебя без звука, как будто такие, как ты, пачками на улице валяются и по
первому его свистку прибегут к нему работать.
- Ты чего, Настасья? - оторопел Владислав. - Мороженого переела? Или
кофе был некачественный? Ты чего такая заведенная?
- Да потому, что меня всегда злость берет, когда самые лучшие от нас
уходят, а наши начальнички смотрят вам вслед с отеческим укором, вместо
того чтобы взять ноги в руки и делать для вас хоть что-нибудь - квартиры
вам выбивать, премии, льготы. Обидно мне, понимаешь?
- Ну-ка пойдем.
Он крепко взял Настю за плечо и завел к себе в кабинет.
- Раздевайся, садись и рассказывай, с чего это тебя посреди полного
здоровья обиды начали грызть.
- Я была сегодня у Пригарина, - сообщила она, сняв куртку и устроив-
шись в удобном, на сей раз не продавленном кресле в углу. - И могу тебя
поздравить с тем, что твое сыщицкое чутье не утратило остроты.
- Серьезно? Наш моложавый дедок чем-то тебе не угодил?
- Еще как не угодил. Он страшно перепугался моих расспросов о родах
Галины Ивановны Параскевич, а как только я вышла за дверь, кинулся наз-
ванивать какому-то Виктору. И эдак, знаешь ли, с претензией, мол, что
это значит, да почему, да отчего именно сейчас.
- Настасья, ты еще не устала морочить мне голову?
- Ты о чем? - не поняла она.
- О твоем визите к Пригарину. За каким, извини меня, чертом ты к нему
потащилась?
- А что? - испугалась Настя. - Я тебе дорогу перешла? Ты что-то в от-
ношении него планировал? Прости, Влад, я же не знала. Мы договаривались
ехать вместе, и я подумала, что...
- Я не об этом. Ты поехала к нему именно потому, что твое чутье тоже
тебе подсказывало что-то смутное. Тебе тоже не понравилось это совпаде-
ние. И не нужно разыгрывать тут целый спектакль и делать из меня гени-
ального Эркюля Пуаро. Ладно, проехали, рассказывай про нашего доктора.
Настя пересказала Стасову свой разговор с Пригариным и почти дословно
воспроизвела его реплики в случайно подслушанном телефонном разговоре.
- Надо же, - покачал головой Стасов, - а мне он с гордостью говорил,
что всех своих рожениц в лицо помнит. Поставьте, говорил, передо мной
десять тысяч женщин, и я выберу среди них всех тех, у кого детей прини-
мал, ни одной не пропущу. А Галину Ивановну твою не вспомнил.
- Это не показатель. Он может считать, что у него память отменная, а
на самом деле - ничего особенного, просто самомнение высокое. Или, мо-
жет, в молодости память была хорошей, а сейчас сдавать стал, только не
хочет признаваться в этом. Хотя, по идее, должно быть наоборот. Если у
него начался склероз, то все равно то, что он запомнил в молодости,
должно в памяти остаться, а вот с опознанием Досюкова он уже не был бы
так уверен. Да не в этом суть, Влад, Бог с ней, с его зрительной па-
мятью. Меня гораздо больше интересует, чего он задергался и кому и зачем
принялся названивать, когда я ушла.
- Идеи есть?
- Не-а, ни одной. Придется искать методом среднепотолочного тыка. Бу-
дем его провоцировать, чтобы понять, на что он реагирует наиболее болез-
ненно и кто такой этот Виктор. Но, боюсь, навешают мне за это мягких
подзатыльников. Ведь пока что нет никакой очевидной связи всех этих сов-
падений и неувязок с убийством или самоубийством Параскевича.
- Намекаешь, что ли?
- Что ли. Стасов, я прошу тебя поехать со мной к моему начальнику
Гордееву.
- А он не кусается?
- Кусается. Но если я терплю, то и ты выдержишь.
Это больно, но не смертельно. Поедешь?
- Что с тобой сделаешь, - вздохнул Стасов. - Не умею я женщинам отка-
зывать. Ты чего смеешься?
- Я вспомнила, как Лешка стыдил меня за то, что я попросила тебя от-
везти меня в Чехов. Дескать, нахалка я бессовестная, занятого человека
напрягаю почем зря из-за собственной лени, он бы и сам мог меня отвезти.
А представляешь, что было бы, если бы я его послушалась? Знаешь, Стасов,
когда я думаю о том, на каком тоненьком волоске немыслимых случайностей
иногда подвисает наша сыщицкая удача, мне не по себе делается. Ведь если
бы я поехала без тебя, мы бы никогда не связали твоего свидетеля с моим
потерпевшим. А там, совершенно точно, что-то есть. Только я никак не мо-
гу придумать, что это может быть. Всю голову сломала, от челюсти до ма-
кушки, а придумать не могу. Так ты едешь со мной?
- Еду, еду, не ной, только минут через двадцать, ладно? Мне нужно
быстро решить один вопрос, доложить шефу, тогда и поедем.
Стасов умчался решать свой "один вопрос", оставив Настю в кабинете в
обществе двух телефонов, газеты с кроссвордом и нерешенной головоломки,
в которой переплелись роды Галины Ивановны Параскевич и свидетельские
показания, лежащие наряду с другими в основе обвинительного приговора по
делу Евгения Досюкова.
Накануне Нового года в школе, где училась Таня Григорьева, было тихо
и пусто, начались школьные каникулы. Директора на месте не оказалось, но
Юлову удалось отыскать завуча.
- А Андрей Георгиевич от нас ушел, - с сожалением сообщила завуч.
- Давно?
- Месяца полтора назад. Представляете, как это бывает, когда учитель
уходит не то что посреди учебного года, а прямо посреди полугодия, в
разгар учебного процесса? Кошмар! Но причина у него была уважительная,
так что пришлось отпустить.
- И что за причина? - поинтересовался Юлов.
- Болезнь. Представьте себе, молодой мужчина, привлекательный - и
жуткое кожное заболевание. Понятно, что в таком виде он не может идти в
класс, весь в бинтах, мазях, повязках - ужас. Если бы он работал со
взрослыми, этим можно было бы пренебречь, но ведь дети - они глупы и
жестоки, они не прощают внешних дефектов. Андрею пришлось сбрить волосы
на голове, и он стал похож на уголовника. Врачи сказали, что лечение
займет как минимум год, а то и больше, поэтому он решил уйти из школы и
попытаться найти какую-нибудь надомную работу, пока не выздоровеет.
Очень жаль, очень! Такой талантливый педагог. А вы насчет Танечки хотите
с ним поговорить? Я слышала, ее нашли. Ужасно это все.
Андрей Турин жил далековато от школы, и, когда Саша Юлов добрался до
его дома, было уже почти семь вечера. На его звонок в дверь долго никто
не открывал, потом послышался неуверенный голос:
- Кто там?
- Старший лейтенант Юлов. Мне нужен Турин Андрей Георгиевич.
Дверь распахнулась, и Юлов, в общем-то готовый к неожиданностям,
все-таки оторопел. Турин действительно был наголо побрит, и вся голова
была покрыта пятнами не то зеленки, не то какой-то лечебной мази. Более
того, два месяца назад, когда Юлов с ним встречался, у Андрея Георгиеви-
ча была окладистая борода, а сейчас лицо его было гладко выбрито и он
действительно здорово смахивал на уголовника.
- Проходите, - смущенно улыбнулся хозяин, неловким жестом прикасаясь
к бритой голове. - Я в таком виде, что на глаза людям показываться неу-
добно. Меня, наверное, узнать трудно?
- Ну что вы, - великодушно сказал Юлов, сам испытывая неловкость.
Он прошел следом за Туриным в комнату и огляделся. На письменном сто-
ле стоял включенный компьютер, кругом лежали папки и бумаги.
- Где вы теперь работаете? Завуч в вашей школе сказала, что вы хотели
найти какую-нибудь надомную работу.
- Да, к счастью, мне удалось устроиться редактором в издательство, да
еще и корректором по совместительству. Грамотностью Бог не обидел, а
сейчас это большая редкость. Кроме того, мне дают материал не только в
отпечатанном виде, но и на дискете, так что я свою правку сам вношу в
текст, вычитываю ошибки и сдаю уже готовую работу. За это мне разрешает-
ся приходить в издательство раз в две недели, одну работу сдать - другую
получить. В моем положении это наилучший выход. Знаете, такая хворь на
меня напала - не приведи Господь. Лекарства так омерзительно пахнут, что
я теперь почти ни с кем не общаюсь. И, что обидно, чувствую себя прек-
расно, а вынужден жить затворником.
- Не жалеете, что пришлось уйти из школы?
- Как вам сказать... - Турин улыбнулся. - Врать не хочется, а правды
я и сам не знаю. Я к ученикам очень привязан был, и работа учителя мне
нравилась. Но в издательстве я зарабатываю намного больше. Просто нес-
равнимо больше. Да что мы все обо мне говорим, вы ведь по делу пришли.
- По делу, - подтвердил Юлов. - Мы нашли Таню. К сожалению, она по-
гибла.
Турин опустил голову.
- Конечно, - тихо сказал он. - Глупо было бы надеяться, прошло
столько времени... Где ее нашли?
- В подвале дома, довольно далеко от того района, где она жила. И по-
тому у меня к вам просьба, Андрей Георгиевич. Давайте еще раз вернемся к
ученикам, которые посещали ваш факультатив.
- Вы думаете, это кто-то из них?
- Трудно сказать. Больше всего меня интересует Геннадий Варчук.
- Почему именно он?
- Потому что Таню нашли в подвале того дома, где живет дедушка Барчу-
ка. А самого дедушки в тот период, когда Таня пропала, в Москве не было,
и квартира стояла пустая. Понимаете?
- Да, конечно... В голове не укладывается...
Виктор Алексеевич Гордеев, по прозвищу Колобок, давно уже знал, что
Новый год - самый плохой праздник. На протяжении многих лет ровно за де-
сять дней до Нового года у - него начиналась полоса неудач, длившаяся
примерно до Крещения. Потом дела как-то сами собой утрясались, жизнь
входила, в нормальную колею, у неразрешимых, казалось бы, проблем вдруг
находились более или менее сносные решения, но сам этот месяц, с 20 де-
кабря до 19 января, всегда бывал трудным и пакостным. Тщательно разрабо-
танные и спланированные операции по непонятным причинам проваливались,
люди, на которых возлагались большие надежды, в этот период заболевали
или уезжали, преступники делались отчего-то особенно наглыми и удачливы-
ми, а потерпевшие и свидетели - упрямыми и недоброжелательными. Навер-
ное, у каждого человека есть такой период в году, когда неприятности и
неудачи группируются особенно тесно, сбиваясь в кучу и наступая друг
другу на пятки. У полковника Гордеева этот период с завидным посто-
янством возникал вокруг новогодних праздников.
Сегодня было уже двадцать девятое декабря, неудачи находились в самом
разгаре, и настроение у Виктора Алексеевича было далеко не радужным. А
впереди предстояло четыре выходных дня, в течение которых будут закрыты
все государственные учреждения и организации, что существенно затрудняло
работу оперативников, которые, конечно же, не могли позволить себе рос-
кошь не искать преступников целых четыре дня.
Настя знала, что ее начальник увяз в черной полосе, потому и предуп-
редила Стасова, что Гордеев иногда кусается. Но точно так же она знала,
что Виктор Алексеевич всегда следует золотому правилу: не портить наст-
роение подчиненным, если им предстоит работать. Какой толк от работника,
если с утра пораньше начальник на него собак спустил? Злость и раздраже-
ние - плохие помощники и никудышние советчики, и подчиненные после выво-
лочки у руководителя много не наработают. Было у полковника еще одно
правило: не устраивать публичных разносов. Все, что он считал нужным
сказать нерадивому сотруднику, он говорил обязательно и не откладывая,
но только наедине. Гордеев твердо верил в то, что людей нельзя ни оби-
жать, ни унижать, только тогда ими можно нормально руководить.
Когда приехали Каменская и Стасов, Виктор Алексеевич вызвал Юру Ко-
роткова, потому что Коротков тоже отвечал за работу по раскрытию убийст-
ва писателя Параскевича. Они совещались уже час, пытаясь подтянуть одни
концы к другим, но никаких логичных увязок найти не могли. Настя все
время чувствовала, что в сознании мелькает какая-то смутная мысль, но не
успевала ее ухватить прежде, чем та исчезала.
- Давайте проведем маленький эксперимент, - предложила она. - Надо
позвать кого-нибудь из ребят.
Гордеев бросил на нее короткий взгляд, но ничего не спросил, только
снял трубку внутреннего телефона. Через минуту в кабинет вошел Миша До-
ценко, симпатичный черноглазый оперативник, самый молодой в отделе по
борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
- Миша, напрягите фантазию, - попросила Настя, - попробуйте вжиться в
роль. У вас на совести есть грех, очень-очень давний грех, и вдруг выяс-
няется, что милиция почему-то интересуется обстоятельствами, так или
иначе с этим давним грехом связанными. Сразу после разговора с сотрудни-
ками милиции вы звоните человеку, которому, вероятно, очень доверяете, и
просите у него совета или предположительного объяснения действий милици-
онеров. Обращаетесь вы к нему по имени и на "ты". Сможете?
- Попробую. Как этого советчика зовут?
- Виктор.
- Ага, ладно.
Доценко задумался, потом уставился на Короткова в упор.
- Виктор, у меня неприятности, - начал он. - Мне нужен твой совет.
Понимаешь, много лет назад я сделал то-то и то-то. А теперь меня об этом
спрашивают люди из милиции...
- Стоп! - прервала его Настя. - Вот именно. Много лет назад я сделал
то-то и то-то. А ведь ничего подобного Пригарин не говорил. Он начал
сразу с того, что приходили из милиции и спрашивали о родах Галины Ива-
новны.
- Ты хочешь сказать, что этот Виктор полностью в курсе дела? - спро-
сил Гордеев.
- Совершенно точно, - кивнула она. - И более того, он не просто пол-
ностью в курсе дела, а в последнее время постоянно обсуждал этот вопрос
с Пригариным. Потому что если бы это было не так, то Владимир Петрович
построил бы разговор совсем иначе. Да, Мишенька? Ну-ка, еще разочек поп-
робуйте.
- Виктор, - снова начал Доценко, - помнишь ту историю тридцать лет
назад? Ну когда я сделал то-то и то-то. Так вот, сегодня ко мне приходи-
ли из милиции и спрашивали...
- Умница, - одобрительно сказал полковник. - Великий импровизатор в
тебе погиб, Михаил. Помоему, мы тебя в отделе используем не по назначе-
нию. Но Анастасия права. Если Пригарин разговаривал не так, как нам
только что показал Доценко, то, выходит, он с этим Виктором проблему Га-
лины Ивановны Параскевич обсуждал в последнее время довольно часто. Хо-
тел бы я знать, что в этих родах было такого особенного. У кого какие
идеи?
- Они допустили грубую врачебную ошибку, изза которой ребенок погиб
при родах, и подсунули Галине Ивановне другого младенца. Где они его
взяли - вопрос второй. Поскольку кесарево сечение делается под общим
наркозом, роженица не узнала, что ребенок умер, - предположила Настя. -
А признаваться в смерти ребенка они по каким-то причинам не могли. Мо-
жет, испытывали какой-то новый препарат, а Галина Ивановна об этом узна-
ла, и в случае смерти ребенка она бы их всех за решетку отправила.
- Годится. Что еще? Думайте, думайте, не сидите, как на празднике.
- Ребенок не умер, но подмена все-таки была, - произнес Стасов. -
Например, в это же время там была другая роженица, которая по тем или
иным причинам хотела другого ребенка. За большие деньги они вполне могли
взяться подменить девочку на мальчика или больного ребенка на здорового,
или темненького на светленького.
- А что, бывает, - откликнулся Коротков. - Например, если у нее при-
дурочный муж, который хочет непременно сына, а жена ему уже два раза до-
черей рожала, и он угрожает, что бросит ее, если не будет мальчика. Та-
кие часто встречаются. Или наоборот, она рожает сыновей, а хочется обя-
зательно девочку. У Параскевич рождается дочь, и они ее меняют на
мальчика.
- Или женщина рожает ребенка от смуглого черноволосого любовника и
понимает, что мужа обмануть не удастся, потому что и она, и муж средне-
русые или светловолосые. Если такая роженица очень дорожит своим мужем и
браком, она тоже может при определенных условиях пойти на подмену ребен-
ка, - подхватила Настя. - Все это, в принципе, возможно, потому что Га-
лина Ивановна находилась под общим наркозом и не знала, какого ребенка
родила.
- Но из всего этого неумолимо следует, что, вопервых, Виктор - медик
и, во-вторых, он, скорее всего, соучастник, - сделал вывод Стасов.
- Поясни, - потребовал Коротков.
- А ты вспомни, зачем Настасья ездила к Пригарину и о чем его спраши-
вала. Речь шла о том, не могла ли имевшаяся у матери патология сказаться
на здоровье ребенка. Так? Ведь ни о чем другом Настя его не спрашивала.
- Ну.
- А Пригарин в разговоре с этим Виктором сказал: там записана астма-
тическая компонента. Если речь идет просто о подмене ребенка, то зачем
им обсуждать состояние здоровья роженицы? Какая связь? И потом, Пригарин
в разговоре с собеседником употребляет медицинский термин и не дает ни-
каких пояснений. Значит, разговаривает с коллегой, со специалистом.
- Это понятно, - нетерпеливо кивнул Коротков. - Но почему непременно
соучастник?
- Влад прав, - медленно сказала Настя. - Я поймала наконец эту мысль.
- Чего ты там поймала, Диана-охотница? - хмыкнул Виктор Алексеевич.
- Они обсуждали здоровье Галины Ивановны, потому что никакой астмати-
ческой компоненты у нее не было и в помине. Они ее обманули, потому что
им нужно было сделать ей кесарево сечение. Тогда это, точно, не была за-
мена мальчика на девочку или наоборот, потому что они не могли знать,
кто у нее родится. Тогда, скорее всего, речь шла о внешних признаках или
о состоянии здоровья ребенка. Та, вторая роженица очень боялась, что у
нее родится ребеночек "не той масти", и заручилась хорошо оплаченной по-
