глубоко религиозных старушек, я сейчас говорю о женщинах от двадцати до
пятидесяти пяти, о тех, кто вырос и прожил жизнь в убеждении, что Бога
нет. Поверь, Юрок, таких, которые не несут в себе злобы и отчаяния, в
церкви единицы. Есть такие, конечно, которые сами изнутри светятся от
доброты и чистоты, но я повторяю, это единицы. Основная масса женщин де-
тородного возраста приходит в церковь как к психотерапевту. Им нужна по-
мощь, и тетка Алевтина тут как тут. Снятие порчи, ворожба, заговоры и
все такое. Она этим прохиндеям бесперебойно поставляет клиентуру.
- Слушай, Игорь, а ты совсем в эту ворожбу не веришь? На все сто про-
центов?
- Юрок, не морочь мне голову, - улыбнулся Лесников. - Какая разница,
верю я или нет? Я вполне допускаю, что кто-то из этих колдунов кое-что
может, но наверняка не все. А несчастные бабы ходят ко всем. И деньги за
услуги тоже все берут. Когда богоугодного Павла навещать пойдем? Сегод-
ня?
- Сегодня, - вздохнул Коротков. - Вот поедим и пойдем.
Богоугодный человек Павел оказался громилой почти двухметрового роста
с окладистой каштановой бородой, длинными, до плеч, густыми волосами и
зычным басом. Он, вероятно, был неплохим психологом, потому что сразу
понял, что двое мужиков, позвонивших в его дверь, пришли с чем угодно,
только не с личной бедой. Поэтому вовремя удержался и не начал валять
дурака прямо от порога, как он обычно делал, разыгрывая перед доверчивы-
ми дурочками мага и волшебника. Правда, одет он был все-таки не очень
удачно, в расчете именно на доверчивых дурочек: длинный белый балахон,
скрывающий фигуру до самых щиколоток, множество браслетов на мощных во-
лосатых руках, металлический обруч, охватывающий голову от лба до затыл-
ка.
- Павел Васильевич Леваков? - спросил Юра.
- Он самый, - широко улыбнулся богоугодный человек. - Чем могу слу-
жить?
- Мы из уголовного розыска. Нам нужно задать вам несколько вопро-
сов...
Квартира у богоугодного колдуна была маленькой, темной и грязной, но
зато на каждом шагу в глаза бросались атрибуты магии: свечи, чучела змей
и огромных пауков, маленькие восковые фигурки, сухие ветки разных де-
ревьев и склянки причудливой формы из разноцветного стекла. Беседа с Ле-
ваковым не затянулась. У него была хорошо продуманная база для разгово-
ров с правоохранительными органами, судя по всему, разговоры эти уже
имели место в прошлом, и не один раз, опыт у него имелся, поэтому он и
не пытался замкнуться в себе, не отказывался отвечать на вопросы и тем
самым сэкономил сыщикам время. Бояться ему, вполне современному и более
чем циничному молодому человеку, было совершенно нечего.
- Люди приходят ко мне как к психотерапевту, хотя я всегда предупреж-
даю их, что не являюсь врачом и не имею медицинского образования. Но у
меня, - тут он смущенно улыбнулся и развел руками, - как-то так получа-
ется помогать людям... От природы дар, наверное, но мне действительно
удается облегчить их страдания.
Так, на незаконное врачевание Леваков уже не тянул. Неглупо. Интерес-
но, сам додумался или проконсультировал кто?
- Вам, вероятно, известен широко применяемый в медицине прием лечения
при помощи плацебо. Больному говорят, что вводят ему сильный препарат,
который поможет, к примеру, удерживаться от приема алкоголя, а на самом
деле дают ему обычный аспирин или анальгин или еще что-нибудь такое же
простенькое и безвредное. Больной уверен, что принял сильнодействующий
препарат, который обязательно ему поможет, происходит самовнушение, а
результат просто потрясающий. Я действую точно так же. Когда ко мне при-
ходит женщина и просит наслать порчу на ее соседку или знакомую, я прек-
расно отдаю себе отчет, что моей клиентке нужно всего лишь осознание то-
го, что у этой самой соседки все плохо. Я хочу, чтобы вы поняли разницу:
неважно, как на самом деле идут дела у пресловутой соседки, важно, что
по этому поводу думает моя клиентка. Знаете, очень часто бывает, что у
объекта ненависти жизнь на самом деле - хуже некуда, а моя клиентка не-
навидит этот объект и полагает, что та украла у нее счастье. Разубеждать
и уговаривать бессмысленно. Я произвожу ряд манипуляций, которые воспри-
нимаются клиентками как ворожба, и говорю: "Отныне твою соседку будет
точить болезнь, и ты часто будешь видеть ее бледной и с синяками под
глазами, особенно по вечерам. Счастье покинет ее, она начнет часто пла-
кать, и глаза ее будут постоянно красны от слез. Любовь оставит ее, и
хотя она изо всех сил будет делать вид, что у нее все в порядке, знай,
что это притворство. Ее разлюбили. И даже если ее не бросили, она все
равно живет рядом с мужчиной, который ее не любит". И все в таком же ду-
хе в зависимости от причин ненависти клиента к объекту. Вот и все.
- Неужели помогает? - удивился Коротков.
- О, еще как! Ненависть слепа, как, впрочем, и любовь.
Вообще все сильные эмоции слепы и глухи. Тут можно внушить все что
угодно. Все дело в том, к какому типу принадлежит человек. Есть люди,
которые склонны причину всего искать в себе. Таким я не помощник, им ну-
жен хороший, квалифицированный психоаналитик. Но таких меньшинство.
Большинство же людей, особенно женщины, склонны причины своих несчастий
и вообще всех неудач искать не в себе, а в других. В происках врагов,
например. В злом умысле. Им бессмысленно объяснять, что нужно в первую
очередь заглянуть внутрь себя. Но эти люди нуждаются в помощи, и я им
помогаю. Они хотят верить, что источник бед находится как бы снаружи и
приносит им несчастья, хотя их вины тут никакой нет. И как бы я ни ста-
рался, они свою вину все равно не признают. Им надо винить кого-то, и я
путем несложных манипуляций заставляю их поверить, что этот кто-то уже
наказан. У него все плохо, и с каждым днем все хуже и хуже, поэтому мож-
но перестать его ненавидеть. И клиент успокаивается. Ненависть уходит, а
порой даже уступает место сочувствию. Случается, что между клиентом и
объектом ворожбы даже дружба завязывается.
Да, этому тридцатилетнему бугаю определенно нечего бояться милиции.
Он не делает абсолютно ничего противозаконного. А то, что деньги берет с
клиентов, так с этим пусть налоговая полиция разбирается. Не исключено,
что у него и тут все в порядке.
- Павел Васильевич, среди ваших клиентов была Любовь Сергиенко?
- Вы мне фамилии не называйте, я их не спрашиваю, и потому не знаю.
Какая у нее была беда?
- Подруга у нее любовника увела, пока сама Люба была за границей,
деньги зарабатывала.
- А, да, была, была. Славная такая девушка, светловолосая, возле
верхней губы родинка, да?
- Да, это она. Вы пытались ей помочь?
- Разумеется, она же пришла за помощью.
- Расскажите, как все это происходило...
...Глаза у хорошенькой светловолосой девушки были опухшими и покрас-
невшими. Павел сразу понял, что в последние дни она часто и подолгу пла-
кала.
- Заходи, милая, - сказал он, распахивая перед ней дверь и начиная
свой обычный спектакль, - неси ко мне свою беду, неси, не бойся.
Беда у девушки по имени Люба была самой обычной и самой распростра-
ненной: любимый бросил. По частоте встречаемости эта беда стояла на пер-
вом месте, на втором - пьющие мужья, на третьем - проблемные дети.
Единственное, что отличало Любу от подавляющего большинства клиенток
Павла, это отсутствие стремления вернуть себе неверного возлюбленного.
- Я скажу тебе, как приворожить его, как заставить снова посмотреть в
твою сторону, - начал было Павел.
Но Люба прервала его.
- Не надо. Я не хочу, чтобы он возвращался. Он мне больше не нужен.
- Тогда зачем ты пришла? Чего хочешь, милая?
- Я хочу, чтобы она умерла.
Она сказала это тихо и сквозь зубы, уставившись глазами в пол. Павел
поежился. Конечно, такие слова он слышал не впервые, и обычно ему удава-
лось направить отрицательные эмоции клиента в несколько иное русло, в
результате чего человек уже не желал смерти своему ближнему, а ограничи-
вался пожеланиями болезней, потом соглашался всего лишь на семейные и
служебные неурядицы, а уж заставить его поверить в то, что такие неуря-
дицы случаются, было делом вполне возможным. Но с этой девушкой, он это
сразу понял, все будет непросто. Судя по всему - и по тихому голосу, и
по вялой мимике, и по заторможенным движениям - она долго обдумывала
свое отношение к сопернице и желает ей смерти не под влиянием мимолетных
эмоций. Может быть, она даже боролась с собой, пытаясь взять себя в руки
и простить ее.
- Зачем тебе ее смерть? Разве в твоей жизни что-то изменится, когда
ее не станет? Ты сама сказала, что любовника возвращать не хочешь.
- Не хочу. Но и она не должна жить. Я слишком много из-за нее вытер-
пела. Унижения, голод, нищету. Теперь еще вот это... Пусть она умрет.
Павел понял, что случай сложный, но зато есть реальная возможность
вытянуть из девушки много денег. Надо только заморочить ей голову тем,
что нужный ей результат достигается постепенно, ежедневными магическими
сеансами на протяжении длительного времени. Чем дольше процесс, тем
больше шансов, что Люба все-таки одумается и согласится на более мягкие
меры наказания разлучницы. А каждый сеанс - это деньги. И еще один при-
ем, которому научил Павла когда-то знакомый дерматовенеролог. Надо пос-
тоянно твердить пациенту, что результат будет достигнут только при неу-
коснительном проведении лечебных процедур строго по графику, по дням,
часам и минутам. В противном случае успех не гарантируется. Ну где вы
найдете человека, который в состоянии на протяжении шести-восьми месяцев
принимать лекарство или мазать больное место мазью каждый день и строго
по часам? Нет такого человека. Обязательно будет пропускать, то ли забу-
дет, то ли поедет куда-нибудь, где нет возможности провести процедуру
вовремя, то ли еще что. А потому никаких претензий врачу, если результа-
та лечения нет. Павел взял прием на вооружение и постоянно внушал своим
клиенткам, что результат будет только в том случае, если производить ма-
гические манипуляции в течение, к примеру, семи суток каждые пятьдесят
четыре минуты. Понятное дело, что выполнить условие могли только сумас-
шедшие фанатички, а такие попадались не так уж часто.
Любе он тоже сказал, что знает, как заставить разлучницу умереть, но
дело это долгое и требует терпения и кропотливости. Люба была на все
согласна и обещала все указания выполнять в точности. Павел придумал для
нее длинную и сложную процедуру, которую надо было производить непремен-
но поздно вечером и непременно на кладбище, на могиле кого-то из умерших
родственников разлучницы.
Говорил он, сливая жидкости из разных склянок в одну и записывая на
листочке весь ход им же самим изобретенной процедуры.
- В первый день возьмешь семь капель состава, смочишь в них сосновую
ветку и подожжешь. Пока она будет гореть, произнесешь заклинание, вот
текст. Только его нельзя читать по бумажке, его надо выучить наизусть и
говорить страстно и от всего сердца, иначе ничего на выйдет, покойник
тебя не услышит. В первый день надо проделать это два раза, один раз -
пока еще светло, второй раз - ближе к полуночи, когда стемнеет, но смот-
ри, чтобы полночь не пробила. После того, как пробьет двенадцать, будет
считаться уже следующий день, и тогда ворожба не поможет. Запомнила?
- Запомнила, - послушно кивнула Люба, которая слушала Павла внима-
тельно и напряженно.
- На второй день пойдешь к могиле ровно без двадцати двенадцать дня и
возьмешь три капли состава. Потом вернешься без двадцати двенадцать ночи
и возьмешь шесть капель. Ветки на второй день должны быть от липы...
Он придумывал все новые и новые детали, стараясь сделать магические
манипуляции заведомо невыполнимыми. Предупредил, что такая процедура
рассчитана только на первые пять дней, а потом Любе снова придется прий-
ти, и он скажет ей, что и как надо делать в следующие пять дней. За но-
вую плату, разумеется. Наконец девушка ушла, оставив в шкатулке у входа
пять бумажек по сто тысяч рублей. А спустя три дня она снова пришла и
протянула Павлу пять бумажек, на этот раз на по сто тысяч рублей, а по
сто долларов.
- Что это? - не понял он. - Ты же мне в тот раз заплатила.
- В тот раз я платила за совет. А сегодня - за результат.
Павел похолодел. Он всегда верил только в самовнушение, но никогда
даже мысли не допускал о том, что его ворожба и заговоры могут сделать
что-то реальное.
- Ты перестала ненавидеть? - осторожно спросил он. - Твоя душа успо-
коилась и очистилась от зла? Я рад за тебя, милая. Убери деньги, ты уже
достаточно заплатила мне в прошлый раз. Твое счастье и спокойствие - лу-
чшая награда для меня.
- Мне больше некого ненавидеть, - ровным, лишенным интонаций голосом
сказала Люба. - Она умерла. Умерла на помойке, как пес, возвращающийся к
своей блювотине, как вымытая свинья, которая сама лезет в грязь. Ваши
советы помогли, ее бабка позвала ее к себе.
Она исчезла прежде, чем Павел сумел справиться с изумлением. Когда он
пришел в себя, пять бумажек по сто долларов валялись у него под ногами,
а Любы не было. Только внизу, в подъезде, хлопнула дверь...
Глава 9
После визита к Павлу Левакову установить местонахождение Любы Серги-
енко во время убийства Людмилы Широковой уже не представляло никакой
сложности. Конечно, это требовало терпения и времени, но интеллекту-
ального труда не составляло. Павел припомнил, что на этот день ей было
предписано посетить кладбище дважды. Перед вторым посещением, которое
должно было состояться незадолго до полуночи. Любе следовало не меньше
трех часов ходить по лесу или по парку, где нет машин и вообще мало про-
дуктов технического прогресса, и читать молитвы, чтобы очиститься. Потом
нужно было найти место и не меньше шестидесяти минут просидеть неподвиж-
но, не шевелясь и не произнося ни слова, обратив свой взор внутрь себя и
стараясь через это прикоснуться к космическим глубинам. Только этим мож-
но будет добиться того, что покойные родственники разлучницы услышат Лю-
бину просьбу. С теми, кто предварительно не очистился, они и разговари-
вать не станут. Очистившись, Люба должна была идти на кладбище, но обя-
зательно пешком. Вообще Павел предупреждал ее, что ворожба несовместима
с техническим прогрессом, поэтому если хочешь достичь каких-либо ре-
зультатов при помощи магии, нужно избегать всего, что связано со сложной
техникой. Не пользоваться лифтами, не ездить на городском транспорте, не
включать электробытовые приборы.
Кладбище, где была похоронена бабушка Людмилы Широковой, находилось в
полутора часах ходьбы от улицы Шверника, где жила Люба Сергиенко. Итого,
если Павел Леваков не лгал и если Люба в точности выполняла его указа-
ния, ей на проведение магического мероприятия нужно было не меньше семи
часов. Три часа ходить и читать молитвы, еще час сидеть и погружаться в
себя, потом полтора часа идти до кладбища и столько же обратно - еще три
часа. И сколько-то времени провести на самом кладбище. При этом подойти
к могиле и "вступить в контакт" с бабушкой Широковой Люба должна была до
наступления полуночи. Выходило, что уйти из дома она должна была в тот
день не позже шести часов вечера. До девяти гулять, бормоча молитвы, с
девяти до десяти - сидеть неподвижно на какой-нибудь тихой укромной ла-
вочке, а с десяти до половины двенадцатого идти пешком на кладбище. Вот
так примерно. Теперь нужно было найти свидетелей, которые подтвердили бы
этот длинный маршрут, и можно было с чистой совестью снимать с наложив-
шей на себя руки Любы Сергиенко обвинения в убийстве.
Подняли протокол допроса Любы, в котором зафиксированы ее ответы по
поводу местонахождения в предполагаемый период убийства Широковой. Может
быть, в ее ответах не все является ложью. Ведь говорила же она, что гу-
ляла, и даже конкретные места и улицы указывала. Правда, она утверждала,
что ушла из дома около восьми вечера и вернулась около полуночи, тогда
как по всему выходило, что уйти она должна была около шести и вернуться
около часа ночи. Но это уже не столь важно. Конечно, Люба вынуждена была
солгать, потому что даже четырехчасовая прогулка вызвала у следователя
недоверие и кучу вопросов, а уж если бы она стала рассказывать, что гу-
ляла по улицам целых семь часов, не имея определенной цели и ни с кем
при этом не встречаясь, мало кто поверил бы ей. И у нее не осталось бы
иного выхода, кроме как признаться в походах на кладбище с целью наворо-
жить Людмиле скорую и мучительную смерть. Будь Людмила жива, в таком
признании не было бы ничего особенного, ну, может быть, стыд был бы и
неловкость, но в целом никакого криминала. Но ведь она умерла. И не про-
сто умерла - убита. И признаться в том, что желала ей смерти, все равно
что признаться в этом убийстве. Понятно, что свои походы в церковь, к
богоугодному колдуну Павлу и на кладбище Любе Сергиенко приходилось
скрывать.
- А если все это только камуфляж? - устало спросила Настя.
Два дня было потрачено на то, чтобы попытаться найти людей, которые
видели Любу Сергиенко во время этого длинного семичасового похода. Спус-
тя два дня выяснилось, что найти очевидцев, которые могли бы подтвердить
алиби Любы в полном объеме, никак не удается. Любопытствующая старушка
припомнила, что Люба действительно ушла из дома где-то минут через пят-
надцать после окончания очередной серии "Милого врага", который идет по
Московскому телеканалу, начинается без десяти пять вечера и длится при-
мерно сорок пять минут. Старушка серию посмотрела, вскипятила чайник и
уселась с чашкой чаю у окошка на втором этаже. Бдила, стадо быть. И наш-
лись пацаны лет по семнадцать, которые развлекались ночными посиделками
на кладбище в обществе бутылки дешевого вина, сами себя на храбрость
проверяли. Они тоже видели молодую женщину, которая что-то жгла возле
одной из могил на шестьдесят четвертом участке, то есть как раз там, где
похоронена бабушка Людмилы Широковой. Оперативник Миша Доценко провел
вечер в зеленом массиве между Загородным шоссе и Серпуховским валом,
где, по словам Любы, она гуляла в тот вечер, и опросил всех собачников,
которые там появились. Двое из них вспомнили странную девушку, которая
сидела на скамейке абсолютно неподвижно, как каменное изваяние, ни разу
не шелохнувшись за все время, что они выгуливали своих питомцев. И было
это действительно в промежутке между девятью и десятью вечера. Один из
них, владелец симпатичного бородатого миттельшнауцера, даже заявил, что
обратил внимание на девушку, потому что и днем раньше, то есть в воскре-
сенье, она точно так же неподвижно сидела на той же самой скамейке, и
выражение лица у нее было какоето... Одним словом, будто не в себе она.
Словно всех близких разом похоронила.
Таким образом, три точки длинного маршрута были более или менее подт-
верждены, но все равно оставались сомнения относительно того, где была
Сергиенко с шести до девяти вечера и в промежутке между лавочкой в зеле-
ном массиве и кладбищем. При умелой организации в первом или во втором
интервале вполне можно было совершить убийство. Так, во всяком случае,
считала Настя Каменская.
- Если это действительно она убила Людмилу, а в церковь и к Левакову
ходила, чтобы отвести от себя подозрения? - говорила она Короткову. -
Да, желала смерти бывшей подруге, но ведь дело-то понятное, ревность,
злость, отчаяние... Чего не натворишь с больной головы. Вы же не думае-
те, граждане милиционеры, что это я Милу своей ворожбой кладбищенской
извела.
- Да, граждане милиционеры действительно так не думают, - уныло подт-
вердил Коротков. - Чего делать-то будем, Ася? Совсем мы в этом деле
увязли, и никакого просвета. Тебе чутье что-нибудь подсказывает?
- Молчит, как воды в рот набрало, - призналась она. - Но история с
письмами мне тоже покоя не дает. Что-то в ней нечисто, Юра. С одной сто-
роны, совершенно непонятно, откуда взялось письмо Дербышева и почему он
отрицает, что писал его. С другой стороны, мне непонятно, зачем
Стрельников его хранил. И его, и два других письма.
- А что эксперты? Ты им звонила сегодня?
- Я их боюсь, - Настя зябко поежилась. - Они на меня уже кричат. Я и
так два последних дня им по десять раз звонила.
- Ой-ой-ой, кто бы говорил, - насмешливо протянул Коротков. - Кого ты
испугаешься, тот дня не проживет. Предлагаю бартер. Ты наливаешь мне
чашку живительного черного напитка под названием "кофе", а я за это поз-
воню в лабораторию и приму удар на себя.
- Годится.
Настя включила кипятильник и достала из тумбочки две чашки.
- Юр, ты не думай, мне кофе не жалко, я тебя нежно люблю и готова по
пять раз в день поить, но мне все-таки интересно.
- Что тебе интересно?
- Почему ты всегда что-нибудь стреляешь или клянчишь? То кофе, то си-
гареты, то сахар. Тебе что, чужой кусок слаще? Я же прекрасно знаю, что
ты не жадина и не жлоб, ты последнюю рубашку с себя снимешь и отдашь,
если кому-то из нас понадобится. И потом, ты денег никогда не просишь.
Сам даешь в долг сколько угодно, но никогда не одалживаешь для себя.
Значит, дело точно не в любви к халяве. Так в чем же?
Коротков задумчиво усмехнулся, запустив пятерню в густые давно не
стриженные волосы.
- А черт его знает, Аська. Я и сам порой удивляюсь. Ведь у меня в
столе точно такая же банка кофе сейчас стоит, вчера как раз купил, и
чайник есть электрический, и сахар, и чашки. Но у тебя вкуснее, что
ли... Нет, не так. Я вот сейчас прикинул и понял, что если бы мне приш-
лось самому себе кофе сделать у тебя в кабинете, я бы тоже не стал. На-
верное, для меня важно не то, что Чужое, а то, что из чужих рук дают.
Вроде как ухаживают за мной, понимаешь?
- Понимаю. Откуда это у тебя? Неужели дома так скверно?
- Угу. Ты бы видела, с каким лицом Лялька мне еду дает - удавиться
можно. Словно тягостную обязанность выполняет. Надоел я ей хуже горькой
редьки, я же понимаю. Но деваться некуда. Выгнать меня - у нее совести
не хватает, квартира-то наша общая, кооперативная еще, другого жилья у
меня нет. А разменивать ее невозможно, она такая маленькая, что кроме
двух комнат в коммуналке из нее ничего не выменяешь. Я-то готов в комму-
налку переезжать, ради Бога, пожалуйста, а ей что делать? Теща еще долго
пролежит в своем параличе, ей отдельная комната нужна, а в одной комна-
тухе Лялька с ней и с сынишкой с ума сойдет. Я уж и так стараюсь по-
меньше дома бывать, чтобы не отсвечивать, в одной комнате теща, в другой
- жена с сыном, и вроде ничего. А когда я заявляюсь, становится по-нас-
тоящему тесно. Не протиснуться. Так и живем в атмосфере всеобщей нена-
висти. Лялька мне всю плешь проела, чтобы я бросил ментовку и шел юрис-
том на фирму или в охрану куда-нибудь. Надеется, что я стану бешеные
бабки заколачивать и смогу купить квартиру, тогда она наконец сможет
выгнать меня к чертовой матери.
- Уйди сам, - предложила Настя, - зачем же ты ее мучаешь.
- Куда уйти? - с тоской спросил Коротков. - Ты знаешь, сколько стоит
квартиру снимать? Самое маленькое - двести долларов в месяц. А жить на
что, если вся моя зарплата со всеми надбавками и процентами за выслугу
лет - триста долларов. И вообще...
- Что - вообще?
- Не могу я сам уйти. Пацан маленький еще, да и теща больная. Получа-
ется, что я как крыса с корабля бегу. Ну как я Ляльку одну оставлю с ре-
бенком и парализованной тещей? Если она сама так решит - тогда другое
дело. А я не могу.
- Все с тобой ясно, Юрасик. Любви тебе не хватает и заботы. Ладно, ты
притащи мне бакалейные запасы из своего кабинета, я буду тебя поить и
кормить, если для тебя так принципиально важно, чтобы тебе подавали на
блюдечке и при этом нежно улыбались. А Люся что себе думает? Вашему ро-
ману уже четыре года, если я не обсчиталась. Пора и о будущем подумать.
- Она ничего не думает, она двух сыновей растит, мужа обихаживает.
Докторскую диссертацию собралась писать. Ей не к спеху. Она все равно от
мужа не уйдет, пока сыновья не вырастут. Да и жить тоже непонятно где...
Правильно Булгаков сказал, мы - ничего ребята, только квартирный вопрос
нас испортил. Ладно, что мы все о грустном? Давай-ка наливай живительный
коричневый напиток, и поговорим лучше о Стрельникове.
- А что о нем говорить, пока экспертиза не готова? Между прочим, ты
мне что обещал?
- Позвонить.
- Вот и звони.
Юра потянулся к телефону, но оказалось, что в лаборатории никто не
отвечает. Он набрал номер еще раз, но с тем же результатом.
- Куда они все подевались? - с недоумением проворчал он, вешая труб-
ку.
Настя глянула на часы и фыркнула.
- Десятый час, счастье мое ненаглядное! Все приличные эксперты давно
поужинали и сидят перед телевизором. Я знаю, ты специально завел со мной
душещипательный разговор, чтобы я отвлеклась и забыла про твое обещание.
Ты сам экспертов боишься не меньше меня. Все, допивай кофе и пошли по
домам.
Утром выяснилось, что заключение экспертов готово, но было оно таким,
что ясности в деле отнюдь не прибавилось. Письмо, адресованное Людмиле
Широковой и подписанное именем "Виктор Дербышев", было исполнено не тем
человеком, чей почерк представлен на образцах номер один и два. Другими
словами, писал это письмо не Дербышев. Однако это был ответ лишь на пер-
вый вопрос, поставленный следователем перед экспертами. Ответ же на вто-
рой вопрос заводил следствие в тупик: на письме обнаружены отпечатки
пальцев Дербышева. Причем отпечатки совсем свежие. Дело в том, что Вик-
тор где-то в середине августа сильно порезал средний палец на правой ру-
ке Порезал бритвой, поэтому шрам был тонким, но длинным и очень замет-
ным. И отпечаток пальца с этим самым шрамом красовался на письме, кото-
рого он не писал. Точно такой же отпечаток и точно такой же шрам, как на
сравнительных образцах, взятых у Дербышева на Петровке.
Константин Михайлович Ольшанский велел немедленно доставить Дербышева
в прокуратуру. Виктора выдернули прямо с каких-то переговоров, вызвав
тем самым бурю возмущения не только с его стороны, но и со стороны руко-
водства фирмы.
- Виктор Александрович, время интеллигентного и мягкого разговора
прошло, - начал Ольшанский сухо, уткнувшись глазами в бумаги и не подни-
мая головы. - Давайте раз и навсегда проясним ситуацию с вашей перепис-
кой. Я хочу сразу предупредить вас: пока мы не расставим все точки над
"i", я вас не отпущу. Вы можете возмущаться, кричать и топать ногами, но
чтобы вам зря энергию не расходовать, скажу заранее: у меня очень
большой стаж следственной работы, в моем кабинете так часто и так громко
кричали, топали ногами и били кулаком по столу, а также высказывали раз-
личные угрозы, что у меня выработался стойкий иммунитет. Я на все это не
реагирую. Это будет непроизводительной тратой сил и времени с вашей сто-
роны.
Дербышев молчал, набычившись и всем своим видом демонстрируя негодо-
вание.
Что ж, я надеюсь, вы поняли меня правильно. Приступим, Виктор Алек-
сандрович. Вот заключение экспертов, ознакомьтесь, пожалуйста. В нем
сказано, что на письме, отправленном на номер абонентского ящика Людмилы
Широковой, обнаружены отпечатки ваших пальцев. При этом сам текст письма
выполнен совершенно точно не вами. Вы можете как-нибудь это объяснить?
- Нет, не могу, - бросил Дербышев сквозь зубы. - И не пытайтесь пере-
ложить на меня вашу работу. Я не обязан оправдываться, это вы должны до-
казать, что я виновен.
- Вы правы, вы не обязаны доказывать, что невиновны. Но вы имеете
право получить возможность оправдаться. Вот эту возможность я вам и даю.
Так что, Виктор Александрович, будут у вас хоть какие-то объяснения это-
му более чем странному факту?
- Нет.
- Ну что ж, тогда мне придется рассуждать вслух. Итак, объяснение
первое: вы получили письмо с фотографией от красивой блондинки, решили
ей ответить, но по каким-то причинам попросили написать текст письма ко-
го-то третьего. Причем написать так, чтобы почерк был максимально похож
на ваш собственный. Таким образом, мы имеем письмо, написанное не вами,
но с отпечатками ваших пальцев. Годится?
- Глупость какая-то! - презрительно фыркнул Дербышев. - Зачем мне
просить кого-то писать письмо вместо меня, да еще и моим почерком?
- Действительно, глупость, - спокойно согласился Ольшанский. - Попро-
буем другой вариант. Кто-то хотел встретиться с Широковой, выдав себя за
вас.
- Тоже чушь, - отмахнулся Дербышев. - Если этот человек хотел выдать
себя за меня, он послал бы ей свою фотографию, а не мою.
- И снова вы правы. Теперь давайте подумаем вместе, откуда мог поя-
виться листок с вашими отпечаткам пальцев?
- Да откуда угодно! - вспылил Дербышев. - Любой мог взять на моем
столе чистый лист бумаги, к которому я уже прикасался.
- А что, бумага, на которой написано письмо, точно такая же, как та,
которой вы пользуетесь в офисе? - невинно осведомился следователь.
Дербышев умолк и задумался. На этот раз на его лице уже не было злос-
ти и раздражения, и Ольшанский понял, что Виктор включился в работу. Ви-
новен он или нет, но он теперь будет думать и рассуждать, приводить ар-
гументы и возражения, а это всегда хорошо как для установления невинов-
ности, так и для подлавливания виновного.
- Я, честно признаться, не обратил внимания, - наконец произнес Дер-
бышев. - Можно взглянуть на письмо?
- Пожалуйста. - Следователь протянул ему оригинал письма, найденного
на даче у Томчаков.
Виктор повертел его в руках, потом открыл портфель и достал оттуда
папку с бумагами.
- Вот, - сказал он, листая вложенные в папку документы, - получается,
что в нашем офисе такая бумага есть. Смотрите, вот документ, а вот еще
один - они выполнены на точно такой же бумаге.
- А другие документы? Они на другой бумаге?
- Да. Она тоже белая, того же формата, но более плотная.
- А какую бумагу вы обычно используете?
- Ну, вообще-то какую дадут, такую и используем. - Дербышев впервые
за время беседы слегка улыбнулся.
- Меня такой ответ не устраивает, - холодно произнес Ольшанский, сде-
лав вид, что не заметил перемену в настроении допрашиваемого.
- Видите ли, для ксерокса и для лазерного принтера нужна хорошая бе-
лая бумага, а для обычного принтера годится любая. Поэтому фирма закупа-
ет и дорогую бумагу, и подешевле. Можно, конечно, покупать только доро-
гую, но раз матричные принтеры печатают и на дешевой, то лучше сэконо-
мить. Бумага, на которой написано письмо, годится только для матричного
принтера, она тонкая и сероватая, видите? Это дешевый сорт. И точно на
такой же напечатаны вот эти два документа. Посмотрите, по шрифту видно,
что они печатались на матричном принтере.
