ард Петрович потратил немало сил и средств, чтобы создать в своем Городе
единую и монолитную мафию, тщательно оберегал свое хозяйство от конку-
рентов, и нахальное поведение чужаков его до глубины души возмутило. А
тут возьми и случись убийство в Городском санатории, да еще явно связан-
ное с этой бандой. Купленная Денисовым милиция ничего толком сделать не
сумела. И тогда ему, пришла в голову идея использовать для раскрытия
убийства некую Каменскую, которая как раз в это самое время отдыхала в
санатории, лечила свою больную спину и даже была знакома с убитым.
Для самой Насти ситуация оказалась далеко не простой. Она мучительно
пыталась понять, может ли пойти на сотрудничество с мафией, если речь
идет о разоблачении группы опасных убийц и предотвращении новых кровавых
преступлений. Кроме того, она ужасно боялась Денисова и возглавляемой им
криминальной структуры, потому что никого в Городе не знала и прекрасно
отдавала себе отчет в том, что в случае осложнений или неприятностей бе-
жать за помощью и защитой ей будет не к кому: при наличии единой и моно-
литной мафии родная милиция ей не подмога: она вся на корню закуплена.
В конце концов ей удалось победить страх и найти моральное оправдание
своим действиям. Убийц она вычислила, а с Денисовым у нее сложились от-
ношения теплые и почти дружеские. За свою работу она не взяла с Эдуарда
Петровича ничего, кроме билета на поезд в Москву, и при прощании он ска-
зал ей:
- Мне уже за шестьдесят, Анастасия, не ровен час - умру. Умирать
должником мне бы не хотелось. Поймите меня правильно. Дайте слово, что
позвоните мне, если в вашей жизни возникнут хотя бы малейшие трудности.
Вы успели неплохо меня узнать и понимаете, что нет такого, чего я не
смог бы сделать. А для вас я сделаю даже то, что в принципе невозможно.
Миновал год, и сейчас содействие Денисова было как нельзя кстати.
Больше никто Насте помочь не мог.
Она набрала десятизначный телефонный номер. А вдруг Денисов забыл и
ее саму, и свои обещания? А вдруг он умер? Или его посадили? Умом она
понимала, что посадить Эдуарда Петровича невозможно - не за что, да и
некому. Идеологическое руководство - это еще не повод для следствия и
суда, не говоря уже о том, что в Городе просто нет следователей и судей,
которым было бы под силу свалить эдакую махину. Когда в трубке послышал-
ся знакомый голос, Настя с облегчением перевела дыхание.
- Здравствуйте, Эдуард Петрович, - осторожно начала она, приготовив-
шись деликатно напомнить ему о себе и о данных им год назад обещаниях.
- Анастасия, - тут же радостно отозвался он. - Боже мой, деточка, ес-
ли бы вы знали, как я рад вас слышать!
- А я рада, что вы меня не забыли, - ответила Настя.
- Да вы с ума сошли, - искренне возмутился Денисов. - Меня можно уп-
рекать в чем угодно, только не в неблагодарности и забывчивости. И по-
том, Анастасия, вас не так просто забыть.
- Вы грубо льстите мне, Эдуард Петрович, - засмеялась она.
- Ни в малейшей степени. Вы просто не цените себя. Вы еще очень моло-
ды и поэтому обращаете внимание на всякие глупости вроде красивой внеш-
ности. А я уже стар и умею ценить людей по-настоящему. Так что я могу
для вас сделать?
- Эдуард Петрович, мне нужны люди здесь, в Москве.
- Для чего?
- Это имеет значение?
- Конечно. Я имею в виду характер выполняемой работы. Вам нужны спе-
циалисты в какой области?
- Наружное наблюдение.
- Понял. Сколько человек?
- А сколько можно просить?
- Анастасия, не выводите меня из себя, - засмеялся Денисов. - Я дам
столько людей, сколько нужно. Тридцать? Пятьдесят? Сто?
- Что вы, человек пять-шесть.
- Не скромничайте, деточка. Десяти человек хватит?
- Более чем.
- Техника нужна?
- Непременно. Чтобы все как в лучших домах Парижа и Вены.
- Сроки?
- Чем скорее, тем лучше. Завтра можно?
- Не задавайте мне вопросов, милая моя. Выставляйте свои требования,
а уж как я буду их выполнять - это моя забота. В котором часу вы завтра
проснетесь?
- Завтра суббота, значит, попозже, часов в девять.
- В девять тридцать вам позвонят. Номер телефона у вас не изменился?
- Нет, номер тот же.
- Завтра начиная с девяти тридцати десять человек с техникой будут в
вашем распоряжении.
- Эдуард Петрович, я вас обожаю! - от души поблагодарила Настя.
- И я вас, деточка, - улыбнулся в трубку Денисов. - Не считайте, что
я вернул вам долг.
То, что вы попросили, - это такая малость, что о ней даже говорить
стыдно. Все наши договоренности остаются в силе. Удачи вам.
Положив трубку, Настя удовлетворенно улыбнулась. Завтра она начнет
разбираться с этой Дашей Сундиевой. Может, там на самом деле ничего и
нет... Но ведь кражи и грабежи были. И парень в коричневой куртке с си-
некрасным значком и порванным карманом был. В конце концов, ей просто
интересно попробовать решить еще одну задачку, а если ее попытаются уп-
рекнуть в том, что она удовлетворяет собственное любопытство за чужой
счет, она сможет ответить с чистой совестью, что государству ее интел-
лектуальные забавы не стоят ни копейки. За все платит Денисов. А стало
быть, это уже ее, Анастасии Каменской, частное дело, в котором она нико-
му отчитываться не должна.
Мужчина запер свои белые "Жигули" и быстрым упругим шагом вошел в
красивое здание на Юго-Западе Москвы. Пройдя мимо постового, он легко
взбежал по лестнице на пятый этаж, где находился его кабинет. Заперев-
шись изнутри, он переоделся в форму, аккуратно повесив штатское платье в
шкаф. Отпер дверь, открыл форточку, достал из сейфа папки и принялся за
работу.
В кабинет заглянул майор из отдела по работе с личным составом.
- Товарищ генерал, в пятнадцать тридцать служебная подготовка.
- Хорошо, - ответил тот, не отрываясь от бумаг.
На служебную подготовку он, конечно, не пойдет. У него масса дел, ко-
торые накопились за последние недели и которые нужно наконец закончить,
чтобы потом снова тратить все свободное время на Ерохина.
Почему так получилось, что он, генерал Владимир Вакар, гоняется за
двадцатитрехлетним мальчишкой, к которому не чувствует ни ненависти, ни
злобы, вообще ничего? Как он позволил загнать себя в эту ловушку? Он,
боевой генерал, участник множества войсковых операций, командовавший
воздушно-десантной дивизией, всегда четко понимал, что такое долг и обя-
занности. Может быть, именно это его и погубило?
Он родился в последний военный год, через два месяца после того, как
погиб на фронте его отец. Мать умерла, когда Володе было четыре года, и
его взял к себе двоюродный дед, дядя отца. Старик Вакар был дворянских
кровей и военную службу считал достойной и почетной, а поскольку растить
мальчика на нищенскую пенсию, которую Володя получал за отца, ему было
трудно, отдал его в суворовское училище.
Детство и юность Володи Вакара прошли в казарме. Что такое жизнь в
семье, он узнавал только из книг, которые брал у деда и запоем читал.
Тургеневские девушки, чеховские семейные чаепития с самоварами, патриар-
хи, восседающие во главе стола в окружении детей и внуков, - все это
сформировало его представление о семейной жизни. Дородная улыбчивая же-
на, не меньше троих детей, запах пирогов, безусловная преданность мужу и
готовность следовать за ним, кочуя по гарнизонам, - вот идеал, к которо-
му он должен стремиться. И он стремился.
Будущую жену Владимир приглядел на новогоднем балу, когда в гости к
курсантам военного училища пришли студентки педагогического института.
Елена была статной и носила толстую длинную косу, чем выгодно отличалась
от своих сокурсниц, которые в середине шестидесятых помешались на "ба-
бетте", начесах и стрижках с челками. Рослый широкоплечий Вакар с му-
жественным подбородком, белозубой улыбкой и серьезными глазами сумел без
труда завоевать свою избранницу.
Через год после свадьбы Елена сделала аборт. Вакар почернел от горя,
он вообще не понимал, как можно не хотеть детей. Детей должно быть мно-
го, считал он, чем больше - тем лучше. Он умолял жену дать ему слово,
что в следующий раз она так не поступит. Он старался быть примерным му-
жем и угождал Елене во всем, только бы она родила первого ребенка. И он
вымолил, выпросил у нее первенца, девочку, Лизоньку. Елена, словно сде-
лав ему огромное одолжение, упорхнула на работу, едва перестав кормить
малышку грудью. Лизу отдали в ясли.
Она росла настоящей папиной дочкой, она и внешностью пошла в Вакаров,
и характером - высокая, спортивная, длинноногая, улыбчивая и покладис-
тая. Владимир приучал ее к физическим нагрузкам, водил на плаванье и
фехтование, учил читать и считать, сам отвел в первый класс с голубым
портфельчиком и огромным букетом гладиолусов. Лиза тянулась к нему
больше, чем к матери, которая в основном была занята собой.
Сын Андрей родился только через пять лет после Лизы. Вакар подозре-
вал, что главную роль здесь сыграла тяжелая скарлатина, которую Лиза пе-
ренесла в четырехлетнем возрасте. В какой-то момент Елена по-настоящему
испугалась, что Лиза умрет. Страшная мысль о возможной потере ребенка в
один миг перевернула всю ее душу. Если еще вчера она воспринимала Лизу
как существо, из-за которого она не может вечером пойти с мужем в театр,
то уже сегодня, пылко отдаваясь Владимиру, она шептала:
- Ничего не бойся, я хочу, чтобы у нас был еще ребенок.
Андрей не был, в отличие от Лизы, папиным ребенком. Но, что еще хуже,
он не был и маминым. Он был совершенно особенным, независимым, погружен-
ным в себя и абсолютно не нуждался ни в родителях, ни в сестре, ни в ком
бы то ни было. О том, что их ребенок - вундеркинд, Вакары узнали, когда
Андрею исполнилось три года, а Лизе - восемь. Мальчик оказался сверхода-
ренным художником и поэтом. С этого момента в семье все переменилось.
Елена стала относиться к сыну как к божеству. Она ничего не понимала
ни в его картинах, ни в стихах, но твердо знала одно: ее сын - гений, и
она это чудо произвела на свет. Ее долг - преданно служить этому чуду,
терпеть его странности и жестокие выходки, ибо это странности и выходки
гения, который имеет на них право.
Мальчика и его творения показывали специалистам - художникам и лите-
раторам, и все в один голос твердили, что Андрей Вакар - вундеркинд, та-
лант, необыкновенное создание. Елена боялась, что в один момент все рух-
нет, окажется неправдой, сном, случайностью, поэтому долго оберегала сы-
на от известности, умоляя тех самых художников и литераторов не преда-
вать огласке факт существования Андрея. Она не стремилась к славе, она
чувствовала себя Богородицей, и этого ей было достаточно. Мальчик про-
должал ходить в обыкновенный детский сад и, когда пришло время, отпра-
вился учиться в обыкновенную школу, куда периодически вызывали его роди-
телей и просили воздействовать на сына, который то грубил учителям, то
жестоко дрался на переменках, то дерзил и демонстративно отказывался за-
ниматься на уроках. В один прекрасный день Елена не выдержала.
- Нельзя больше мучить ребенка, - сказала она. - В школе к нему отно-
сятся как к обыкновенному мальчику, а он - вундеркинд, он требует к себе
особого отношения, бережного, внимательного. Нельзя заставлять его хо-
дить на физкультуру, если он хочет в это время рисовать. Искусство - его
призвание, а он вынужден тратить время на всякую ерунду. В конце концов,
учителя должны считаться с тем, что он - не обычный ребенок. В противном
случае они его загубят.
Факт необычайной одаренности Андрея Вакара был предан огласке, когда
ему было уже восемь лет, когда вся квартира была увешана его картинами,
а написанные им стихи и поэмы занимали несколько толстых тетрадей. И в
семью пришла Слава.
Прошло еще три года, и однажды Владимир Вакар стоял у окна, смотрел
на проливной дождь и ждал, когда из-под арки покажутся две фигурки: сына
и дочери. Лиза отвела брата на занятия в художественную школу и должна
была привести его обратно. Вакар увидел Лизу, которая почему-то несла
мальчика на руках. Владимир в первый момент даже не понял, в чем дело,
только заметил, что струи дождя, стекая с голубой курточки Андрея, ста-
новились розовыми. Лиза шла очень медленно. Дойдя до середины двора, она
подняла глаза, увидела в освещенном окне отца и рухнула на землю.
Через два дня усталая толстая женщина-следователь сказала Вакару:
- Что мы можем с ними сделать? Ни одному из них нет четырнадцати лет,
уголовной ответственности они не подлежат. Разумеется, мы направим их в
специнтернат, но больше ничего мы сделать не можем.
- А как же мой сын? - растерянно спросил Владимир. - Он же умер.
Кто-нибудь должен за это ответить?
Следователь пожала пухлыми плечами:
- А как же закон? Он считает, что ребенок, которому нет четырнадцати
лет, за свои действия не отвечает и его нельзя наказывать в уголовном
порядке.
- Но мой мальчик... - раздавленно повторил Вакар. - Моя дочь сошла с
ума от пережитого ужаса, она лежит в больнице и может не оправиться от
шока. За это тоже никто не отвечает?
- Я вам искренне сочувствую, - тихо сказала следователь. - Но по-
верьте мне, закон не поддерживает идею возмездия.
- Значит, это плохой закон, - твердо сказал Вакар и ушел.
На следующий день Елена сказала ему недоумевающим тоном:
- Чего ты, собственно, ждешь? Разве ты не собираешься отомстить за
нашего сына?
- Я не могу мстить детям, - возразил Владимир, пораженный словами же-
ны.
- Они убили нашего мальчика, - упрямо повторила она.
- Елена, как бы там ни было, они - дети, и я больше не хочу говорить
на эту тему, - отрезал Вакар.
- Хорошо, - неожиданно согласилась Елена. - Я подожду, пока они вы-
растут. Но ты все равно должен это сделать, иначе Андрюшина душа никогда
не успокоится и тебе никогда не будет прощения.
С тех пор прошло девять лет. Из четырех малолетних убийц в живых ос-
тался только Игорь Ерохин. Генерал-майор Вакар знал, что его долг - за-
щитить семью, дать покой жене и дочери. Пусть они тысячу раз не правы,
но они - его семья, и он выполняет свой долг мужчины, мужа и отца. Сей-
час, когда ему вот-вот стукнет пятьдесят, он с горечью начинал созна-
вать, что всю жизнь неправильно понимал два самых главных слова: "долг"
и "семья". Но уже поздно, он уже в ловушке, за его спиной - три трупа. И
скоро будет четвертый.
Глава 4
- Вы можете называть меня просто Бокр. Настя с изумлением разглядыва-
ла человечка, возглавлявшего присланную Денисовым группу. Про таких
обычно говорят: метр с кепкой. Правда, вместо кепки на нем была шерстя-
ная лыжная шапочка, надвинутая низко на лоб и обтягивающая запавшие вис-
ки и выступающие скулы. Маленькие глазки, спрятанные глубоко под кустис-
тыми бровями, кривой перебитый нос с подергивающимся кончиком, узкая
ленточка бескровных губ и мощный раздвоенный подбородок - все это делало
его похожим на ящерицу, экзотическую и опасную. Он был худ, но отнюдь не
немощен и состоял, казалось, из стальных тросов-жил. Кроме того, он был
невероятно подвижен, ни секунды не стоял спокойно на месте, но это не
выглядело нервозной суетливостью. Из него ключом била энергия.
Как и обещал Эдуард Петрович Денисов, ровно в 9.30 утра раздался те-
лефонный звонок, а уже через полчаса в Настиной квартире стоял этот чуд-
ной типчик в серой шапочке с голубой полоской и высоким тенорком произ-
носил:
- Вы можете называть меня просто Бокр.
"Странная кличка, - быстро подумала Настя. - "Бокр" по-венгерски оз-
начает "колодец". Почему именно "Бокр"?"
Смутное воспоминание шевельнулось в мозгу, что-то связанное с
детством, с изучением иностранных языков. Но заостряться на мысли и до-
думывать ее до конца времени не было.
Человечек по кличке Бокр старательно расшнуровал высокие ботинки на
толстой подошве, без которых он стал еще ниже ростом. Снять пальто он и
не подумал.
- Куда можно пройти? - деловито осведомился он, отказавшись от пред-
ложенных хозяйкой тапочек. Настя с трудом удержалась от улыбки, глядя на
него, такого нелепого в своей шапочке, длинном сером пальто и трога-
тельных голубых носочках.
Она решила проявить гостеприимство:
- Вы уже завтракали? Выпьете со мной кофе?
От кофе Бокр отказался так же вежливо и твердо, как и от тапочек.
- Ладно, тогда перейдем к делу. Она достала сделанную "Полароидом"
фотографию Даши Сундиевой и Александра. Они стояли обнявшись возле стан-
ции метро "Площадь Революции". Эту фотографию Саша сделал по просьбе
сестры.
- Вот эта девушка полагает, что за ней следят. Я склонна этому ве-
рить, но полной ясности у меня нет. Я хочу, чтобы ваши люди посмотрели,
что она собой представляет. Кроме того, если за ней действительно сле-
дят, выясните, кто это у нас такой любознательный. И наконец, мне нужно
знать, следят ли только за девушкой или за ее кавалером тоже. Их имена,
адреса и места работы записаны на обороте фотографии. Через три дня
должны быть первые результаты.
- Будут, - невозмутимо кивнул Бокр, не сводя с Насти внимательного
цепкого взгляда. - Что еще?
- Пока больше ничего. Дальше будем действовать в зависимости от пер-
вых результатов.
- Вторая итерация, - понимающе кивнул человечек.
"Ого! Денисов мне подсунул урку-интеллектуала. Это что же, дань ува-
жения, насмешка или у него все прислужники с высшим образованием? Любо-
пытный тип. Бокр, Бокр... О чем же мне это напоминает? Спросить, что ли?
Почему бы и нет, в конце концов. Корона не свалится, если спрошу".
- Скажите, откуда у вас такое странное прозвище?
Бокр, до этого неторопливо расхаживавший по комнате, остановился и
принялся покачиваться, перекатываясь с пятки на носок.
- Когда-то мне попала в руки книга Успенского... - начал он, и Настя
тут же вспомнила.
- Ну конечно, "Слово о словах". Знаменитая "глокая куздра". Как я
сразу-то не сообразила!
Человечек глянул на нее с нескрываемым уважением.
- Впервые встречаю человека, который знает про "куздру". Примите мои
поздравления. Я отрыл эту книжку в библиотеке, когда мотал срок за гра-
беж. Представьте себе, фраза меня просто покорила, околдовала, заворожи-
ла. Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка, - вдохно-
венно продекламировал он нараспев. - Это же песня! Поэма! Романс русской
морфологии!
Он мгновенно воодушевился, и его шишковатое лицо вдруг стало почти
привлекательным.
- Эта фраза помогла мне выжить в зоне. Я полез в учебники русского
языка, чтобы вспомнить, что такое морфология. Это оказалось весьма по-
лезным, если учесть, что в юные годы я относился к школьному образованию
с непростительной небрежностью. А кроме того, я занял голову придумыва-
нием новых слов и даже сочинял, лежа на нарах, целые рассказы. У меня
был любимый герой, вернее, героиня, я назвал ее "гурильная шаболда" и
придумывал про нее всякие истории. Все слова, разумеется, были ис-
кусственные, но со строгим соблюдением правил морфологии русского языка.
Игра настолько увлекла меня, что я смог продержаться до конца срока, не
утратив способности нормально соображать. В колонии из-за моего увлече-
ния мне дали кликуху Куздра, но на воле я ее поменял на Бокра, хотя
Куздра, конечно, смешнее.
И он зашелся высоким заливистым смехом, всхлипывая и постанывая, как
впавший в истерику разгневанный попугай. Кончик носа его при этом задер-
гался еще сильнее, а глазки кудато закатились, и Насте даже на какое-то
мгновение показалось, что они уже никогда не выкатятся обратно. Вид у
Бокра при этом был даже не смешной, а абсолютно дебильный.
Смех прекратился так же внезапно, как и начался.
- Должен вам сказать, Анастасия Павловна, что не менее интересно ис-
пользовать уже известные слова в новом контексте. Вот, например, слово
"примочка". Знаете такое слово?
- Это которая свинцовая, от геморроя? - уточнила Настя.
- В том числе и от него. Я использую это слово для обозначения явной
глупости, которая засела у кого-нибудь в голове. Вы послушайте, как зву-
чит: "У него теперь новая примочка - он хочет жениться". А? Каково? Пес-
ня! - восторженно добавил он. - Поэма!
Теперь расхохоталась Настя. Мать в детстве приучала ее к иностранным
языкам, Настя умела чувствовать слово, и лингвистические изыскания Бокра
были ей понятны и близки. Уркалингвист. С ума можно сойти.
Проводив гостя, она какое-то время бесцельно слонялась по квартире.
Леша еще вчера уехал домой, в подмосковный Жуковский, на сегодня у него
назначена встреча с аспирантом. Аналитическая справка по нераскрытым
убийствам за пять лет готова, но впереди еще вся суббота и воскресенье,
и можно попользоваться Лешкиным компьютером, пока он его не увез.
Каждый месяц Настя готовила для Гордеева аналитические материалы по
убийствам и изнасилованиям в Москве, как раскрытым, так и нераскрытым.
Пока есть возможность, нужно собрать эти многочисленные многостраничные
справки в единый файл, с которым потом можно будет работать. Она подклю-
чила сканер и принялась "сбрасывать" в компьютер результаты десятилетней
кропотливой работы.
Стоя в подъезде напротив дома, где жил Дмитрий Сотников, Лиза нетер-
пеливо посмотрела на часы. Ну где же он? Занятия в художественной школе
закончились два часа назад, а Дима все не идет домой. Сегодня не чет-
верг, но она все-таки стоит здесь и ждет, хотя понимает, что скорее все-
го он придет значительно позже. Или придет не один. Или не придет сов-
сем. Но она все равно стоит и ждет.
Она вынула из сумки пластмассовую коробочку, достала две таблетки и
сунула в рот. Спрятав коробочку, вынула плоскую бутылку, отвинтила проб-
ку и сделала большой глоток. Спиртное уже не обжигало горло, она почти
не чувствовала его вкус. Через несколько минут придет "кайф", без кото-
рого она не может обходиться.
Лиза уже давно перестала довольствоваться теми лекарствами, которые в
изобилии прописывали ей врачи. Сначала она просто увеличивала количество
принимаемых таблеток, обращаясь к разным врачам и от каждого системати-
чески получая рецепты на психотропные препараты. Потом где-то услышала,
что хороший эффект дает сочетание таблеток со спиртным. Эффект оказался
и в самом деле хорошим, правда, врачи с этим вряд ли согласились бы.
Очень скоро она превратилась в вялую и безвольную наркоманку, одержимую
идеей отмщения за разрушенное счастье и не интересующуюся больше ничем.
"Я могу бросить пить таблетки в любой момент, - говорила она себе, - и я
это сделаю, когда все закончится, когда всех четверых не будет на свете.
Троих уже нет. Вот скоро не станет четвертого, и я брошу". Она обманыва-
ла себя и свято верила в собственный обман.
Она уже давно не любила Диму Сотникова, ее страстная, острая влюблен-
ность сначала притупилась, а потом умерла, разъеденная ржавчиной сильных
успокоительных лекарств. Но Димка был частью той жизни, и перестать при-
ходить к нему она не могла. Не могла, и все. Лиза понимала, что не нужно
приходить, но все равно приходила каждый четверг, скучно отдавалась ему,
нетерпеливо ожидая минуты, когда можно будет поговорить об Андрюше,
вспомнить его слова, поступки, его стихи. Отец разговоров о сыне не под-
держивал, месть убийцам давалась ему слишком тяжело. Мать стала совер-
шенно сумасшедшей и говорила только об Андрюшенькиной душе, которая ви-
тает над ними и не находит себе покоя, пока "эти изверги" ходят по зем-
ле. И только Дмитрий разговаривал с Лизой о брате так, как хотела она
сама, бережно относясь к ее воспоминаниям.
На душе у Лизы лежала огромная тяжесть.
Этой тяжестью было сознание того, что не брата она оплакивала все де-
вять лет, а ту прекрасную яркую жизнь, которая не состоялась из-за того,
что Андрея не стало. Свою жизнь.
...Ей было четырнадцать, когда в одно прекрасное утро, идя в школу,
она услышала за спиной:
- Смотри, смотри, это же сестра Вакара!
- Того самого?
- Ну да, вундеркинда. Она обернулась и увидела двух старшеклассниц.
Модно одетые, броские красавицы глядели на Лизу с нескрываемым интере-
сом. И еще - с завистью. Подумать только, эти девицы завидовали ей! Ей,
Лизе Вакар! Незаметной, ничем не выдающейся, средненькой восьмиклассни-
це. У нее всего-то успехов, что отличные отметки по физкультуре, а по
остальным предметам она перебивалась с троечек на четверки с минусом.
Впервые лучик Андрюшиной славы коснулся ее, и девочка почувствовала
его завораживающее, но коварное тепло.
Вскоре она стала замечать и заинтересованные перешептывания однок-
лассников, и меняющееся к лучшему отношение к ней учителей. Быть сестрой
Андрея Вакара оказалось очень приятным. Провожая брата в художественную
школу, где все его знали, Лиза с упоением ловила на себе взгляды симпа-
тичных юношей с этюдниками, а также разодетых в меха и кожу мамаш, под-
жидавших своих чад в сверкающих автомобилях. Она ходила, гордо подняв
голову и крепко держа за руку братишку, всем своим видом говоря: "Пусть
у вас есть все, чего нет у меня, но и у меня все это со временем будет.
А вот такого гениального Андрюши у вас не будет никогда".
Она ни секунды не сомневалась, что Андрей станет знаменитым на весь
мир, и она будет вместе с ним ездить на его выставки за границу, и будет
слава, почет, а значит - достаток. Деньги. Автомобили. Меха и бриллиан-
ты. И мужчины, которые будут ею интересоваться. Может быть, она даже
выйдет замуж и будет жить за границей в собственном доме с бассейном и
прислугой.
И все начало сбываться... Семью Вакаров пригласили на прием в
бельгийское посольство, когда Андрюшины работы отобрали для готовящейся
в Брюсселе выставки картин одаренных детей, и сам атташе по культуре
поздравил ее с братом-вундеркиндом и поцеловал ей руку, а какой-то анг-
личанин, обратившись к ней, назвал Лизу "миледи". На вечере в Доме лите-
раторов, где брат читал свои стихи, к ним подходили самые лучшие, самые
известные поэты и писатели, и один из них, тот самый, по которому сходи-
ли с ума ее одноклассницы, сказал Лизе: "Одно из достоинств вашего брата
в том, что у него такая очаровательная сестра. Будь я помоложе, я бы
знал, кому сделать предложение".
Журнал "Огонек" посвятил мальчику целый разворот и цветную вклейку,
поместив не только репродукции его картин, но и фотографию семьи. Лиза
получилась на снимке очень хорошо: задумчивая, с нежным ртом и вырази-
тельными глазами.
Она старалась постоянно быть рядом с Андреем. Чтобы он почувствовал
ее незаменимость и привык всегда быть с ней. Чтобы окружающие уже не
мыслили себе Андрея Вакара отдельно от его сестры. Чтобы греться в лучах
его славы. И неожиданно для самой себя Лиза открыла в брате личность,
нестандартную, непонятную, но притягательную. И потом, он был ребенком.
Ее братиком. Его кожа нежно пахла детством, у него немножко искривленный
передний зубик и аллергия на апельсины, он любит спать без подушки и
терпеть не может зубную пасту с мятным привкусом, ему нравится распус-
кать длинные Лизины волосы и зарываться в них лицом, и он приходит в бе-
шенство, если в его комнате кто-нибудь сдвинет с места хоть один пред-
мет. Лиза в четырнадцать лет впервые узнала, что такое нежность и умиле-
ние.
Отныне она посвятила брату всю себя. В нем - ее будущее. В нем - ее
счастье, благополучная устроенная жизнь, которую никогда не смогут обес-
печить ей скучная недалекая мать и примитивный служака-отец. Мальчик -
та ракета, уцепившись за которую она вырвется в огромный блистающий мир.
И еще был Дмитрий, Андрюшин учитель в художественной школе, ее первая
любовь, которая тогда казалась единственной и последней.
И было приглашение в Париж на выставку, персональную выставку Андрея
Вакара. Боже мой, как она мечтала об этой поездке!
И был болезненно-душный летний день, к вечеру разрыдавшийся проливным
дождем. Она вела брата домой после занятий живописью. Они шли под одним
зонтом, тесно прижавшись друг к другу, и им было так хорошо вместе. Она
так и не поняла, откуда взялись эти мальчишки.
Один из них сильно толкнул ее, и она упала, выронив зонтик. Тут же
подскочил второй и ударил ее несколько раз ногой в живот. На какое-то
мгновение у нее потемнело в глазах от боли, и она не увидела, как еще
двое мальчишек били Андрюшу огромными мясницкими ножами.
Лиза не кричала. От ужаса у нее внутри все словно омертвело. Двигаясь
как автомат, она, рослая и сильная шестнадцатилетняя девушка, подняла на
руки худенького мальчика и понесла его домой. Она не звала на помощь, не
пыталась вызвать "скорую", ее разум наглухо захлопнул все двери, чтобы
не допустить в сознание страшную мысль о том, что с братом случилось не-
поправимое. Этого не может быть. Этого не должно быть. Это просто не
имеет права случиться.
Она медленно несла брата под проливным дождем, почти не чувствуя тя-
жести. И только подойдя к дому, подняв глаза к окнам своей квартиры и
увидев отца, рухнула на мокрый асфальт, потеряв сознание.
С тех пор она каждый день пила лекарства, сначала по две-три таблет-
ки, потом горстями. Незрелая психика ее не справилась с крушением надеж-
ды на ту жизнь, которую она себе вымечтала и которая уже почти стала ре-
альностью.
Но было и другое. Было постоянное, неугасающее и непритупляющееся
чувство вины.
Тогда, много лет назад, мать часто пеняла отцу за то, что он совсем
не уделяет сыну внимания.
- Ты даже не можешь приходить пораньше со своей дурацкой работы, что-
бы водить ребенка по вечерам на живопись, - выговаривала она отцу. -
Разве это, дело, когда дети возвращаются одни затемно.
При этих словах Лиза холодела. Ни за что на свете она не отказалась
бы от походов с братом в художественную школу. Ведь для Андрея это был
всего лишь урок живописи, а для нее - свидание с Дмитрием. Нет, ни за
что не уступит она право видеть своего кумира, сидеть с ним рядом, смот-
реть на него, говорить с ним. Если Дима просил Лизу позировать, то уса-
живал ее, придавал нужную позу, легкими движениями рук поворачивал ее
лицо к свету, укладывал в живописном беспорядке волосы. От его прикосно-
вений девушка умирала. Да разве можно было от этого отказаться?
- Ну что ты, папа, - мягко говорила она отцу, - не обращай внимания
на мамины слова. Я уже достаточно взрослая, чтобы приводить Андрюшу по
вечерам. Я же понимаю, как много ты работаешь, как устаешь, а мне все
равно делать нечего.
После гибели сына Елена без конца твердила мужу:
- Если бы ты был с ребенком, этого не произошло бы. Для тебя всегда
твоя дурацкая работа была важнее семьи и детей.
