Детектив



Убийца поневоле


эти дела, в поисках фотографий. Во-первых, вы же сами меня не  отпустите
на целый день.
   И снова последовал утвердительный кивок круглой головы, мол,  естест-
венно, не отпущу, будешь еще в рабочее время  всякими  глупостями  зани-
маться, когда дел - выше крыши.
   - Во-вторых, - невозмутимо продолжала она, словно не  видя  выражения
лица начальника, - я не могу ездить через весь город туда и  обратно,  у
меня не хватит здоровья на эти путешествия. А результат предъявления фо-
тографий может оказаться очень полезным для раскрытия убийства  Малушки-
на. Конечно, на нас оно не висит, но ведь коллега все-таки, грех не  по-
мочь, если есть возможность. Как вы считаете?
   Гордеев безнадежно махнул рукой, достал из стола чистый бланк и  при-
нялся его заполнять. Потом написал на отдельном листке длинное послание,
прикрепил его скрепкой к бланку. Наконец еще на одном листке накорябал:
   "Тебе уже за тридцать, перевоспитывать тебя поздно. Выпороть бы  тебя
как следует ремнем по заднице за твою лень, да боюсь, без  толку.  Рабо-
тай. Желаю удачи".
   На следующий день вечером Настя снова раскладывала перед Дашей фотог-
рафии, на этот раз уже другие. Они стояли в примерочной  магазина  "Ори-
он", задернув шторку и используя вместо стола два сдвинутых вместе  сту-
ла.
   - Нет, его здесь нет, - наконец ответила Даша, перебрав и пересмотрев
больше сотни фотографий.
   - Дашенька, давай еще разок попробуем, - умоляюще попросила Настя.  -
Не торопись, смотри внимательно. Он обязательно должен здесь быть. Пойди
принеси мне что-нибудь примерить, а то как бы наши друзья  на  улице  не
заволновались, и посмотри еще раз.
   Но и вторая попытка успеха не принесла. Даша Сундиева  твердо  стояла
на том, что среди предъявленных ей фотографий  нет  фотографии  мужчины,
пристававшего к ней в метро. Сама Даша расстроилась не меньше Насти.
   - Это плохо, что я его не опознала? - робко спросила она.
   - Конечно, плохо, - вымученно улыбнулась Настя. - Это значит, что  на
самом деле я куда глупее, чем выгляжу и нежели кажусь.
   - Как вы сказали? - залилась смехом Даша.
   - Это не я сказала, а Игорь Губерман. Есть такой замечательный  поэт.
Ладно, Дашенька, будем считать, что я грубо  ошиблась  и  меня  постигла
заслуженная неудача. Забудем все, что было, и начнем сначала.
   Она медленно шла по Тверской в сторону метро,  отметив,  что  сегодня
около магазина дежурит Костыря, и в  какой-то  момент  острое  тревожное
чувство снова вернулось к ней, но сейчас голова ее  была  занята  совсем
другими вещами, и она не обратила внимания на сигнал,  который  посылало
ей подсознание.
   Даша не узнала среди убитых того мужчину, и  это  означает,  что  вся
схема с самого начала была выстроена неправильно. Настя исходила из  то-
го, что Даша представляет для кого-то очень серьезную опасность и поэто-
му тщательно проверяются ее контакты, причем не все, а  лишь  некоторые,
которые охвачены каким-то общим признаком. Например, продавцов в магази-
нах, где Даша покупает продукты, никто, судя по всему, не проверяет. Хо-
тя как знать, может быть, и их проверяют... Но если это так, то  мужчину
обязательно должны были проверить, и не просто проверить, а убить, точно
так же, как убили милиционера Костю Малушкина.
   "Что-то все время не сходится, - думала Настя, - в  моей  схеме  есть
какой-то дефект, из-за которого конструкция постоянно разваливается. По-
чему же они не убили этого психа? Ведь за ним пошел Удунян, Даша  видела
его рядом с мужчиной в светло-коричневом плаще, значит, контакт  Даши  и
психа не остался незамеченным. Так почему же его не убили? Потому что он
объяснил Удуняну, что никакого отношения к Даше не имеет, а  просто  пы-
тался достичь оргазма, засунув руку ей между ног? Бред. Ни один человек,
даже полный псих, не признается в этом первому встречному, если  его  не
поймали с поличным. И потом, даже если допустить невероятное и  псих  во
всем признался Удуняну, это должно было автоматически означать, что Даша
- лицо случайное и никакой опасности не представляет. Более того,  пого-
ворив с психом, они должны были сообразить, что записка написана  именно
о нем, а не о том толстяке, который так неаккуратно обращается со  своим
"дипломатом". И в этом случае они не следили бы за Дашей целых три неде-
ли. А если они все-таки за ней следят, значит, не знают, что  мужчина  в
светло-коричневом плаще с засунутой в карман левой рукой является сексу-
альным психопатом, и считают, что он и Даша - звенья одной цепи. Значит,
остается всего два варианта: либо они и за ним следят точно так же,  как
за Дашей, в надежде что-то выяснить, либо они его убили. Но если они его
убили, то где труп? Спрятали? И если не убили, то почему?"
   Информация, исправно поставляемая Бокром и его  командой,  однозначно
свидетельствовала о том, что те трое следят только за  Дарьей,  все  ос-
тальное время тратя на шмоточные дела. Опять же получается два варианта:
либо псих жив и за ним следят какие-то другие люди, либо за ним не  сле-
дят совсем. Если в этой организации так много народу, что они могут себе
позволить выделять на каждый объект по три человека, то опять-таки непо-
нятно, почему эти люди не меняются. Куда разумнее было бы не  заставлять
одну и ту же троицу пасти на протяжении двадцати трех дней одного и того
же человека, а перебрасывать их с объекта на объект, чтобы снизить риск,
что их заметят и узнают. Что, руководитель этой организации не может до-
думаться до такой простой вещи? Тогда как же он руководит целой  органи-
зацией, в которой одних "наружников" как минимум шесть штук?
   А если псих жив и за ним не следят? Стало быть, знают, что он не опа-
сен. Но тогда из этого неумолимо вытекает, что не опасна и Даша. Значит,
его все-таки нет в живых. Так где же он в  конце-то  концов,  живой  ли,
мертвый ли, но где он?
   Мучительно болела спина, и, войдя в метро, Настя  села  на  скамейку,
чтобы подождать, когда боль хоть немного утихнет. Мысль о том, что нужно
ехать на край города, на "Щелковскую", приводила ее в ужас. Она  присло-
нилась спиной и затылком к мраморной стене, крепко  обхватила  свою  не-
объятную сумку и прикрыла глаза. Почему же не убили психа?  Чтобы  спря-
тать тело, нужны определенные усилия. Вот,  например,  тело  милиционера
Малушкина они же не спрятали, хотя по уму-то надо было бы  это  сделать.
Значит, не было возможности, людей мало или  еще  какие-то  причины.  За
психом поехал Удунян. Один? Или их было несколько? Если один, то вряд ли
сумел бы спрятать тело так, чтобы его три недели не нашли. Такое возмож-
но только при очень благоприятном стечении обстоятельств. Например,  при
наличии рядом глубокого водоема или если  стоит  снежная  зима.  Неужели
Удуняну так повезло? Или психа всетаки не убили? Вопросы, вопросы,  воп-
росы...
   - Вы не проспите? Настя быстро открыла глаза и с  изумлением  увидела
рядом с собой Бокра в неизменном длинном сером пальто и серой шапочке  с
голубой полоской.
   - Что вы здесь делаете, Бокр?
   - Вас охраняю. Я как раз принес новую кассету своему парнишке,  кото-
рый ходит за Костырей и снимает видеокамерой каждый его  шаг,  смотрю  -
мать честная! Это же сама Анастасия Павловна из магазина выходит! И  вид
у нее какой-то усталый и болезненный, и ноги она еле-еле волочит, и  ли-
чико бледненькое. Батюшки, думаю, уж не заболела ли моя  работодательни-
ца, как хлопнется сейчас с сердечным приступом - мне же  Эд  Бургундский
башку отвинтит, мол, не уберег, просмотрел, допустил до  беды.  А  потом
еще дядя Толя добавит. Так что я уж за вами следом, потихонечку, полего-
нечку, чтобы, значит, помочь, если надо будет. Так как,  Анастасия  Пав-
ловна?
   - Что - как?
   - Надо помогать?
   - Надо. Отвезите меня домой, пожалуйста. У вас есть машина?
   -  Обижаете,  хозяйка.  У  людей  Эда  Бургундского  есть  все,  даже
собственные самолеты, если нужно. Хотя у меня лично нет ни кола ни  дво-
ра. И машины, разумеется, тоже нет. Так что, идем?
   - Идем. Они поднялись наверх и вышли из метро  обратно  на  Тверскую.
Тут же перед ними остановился неприметного  вида  отечественный  автомо-
биль, за рулем которого восседал веселый, круглый,  как  пончик,  усатый
парень в шапочке с цветным помпоном. Он  был  полной  противоположностью
Бокру: если тот состоял из одного серого цвета, то парень за рулем  весь
переливался, как цветной мультфильм: краснозеленая куртка и красная  ша-
почка с зеленым помпоном так бросались в глаза, что на лицо внимания уже
не обращали. А уж если добавить к  этому  лазурно-синий  шелковый  шарф,
мягко струящийся по выпуклому животику, то получался, пользуясь  словами
Бокра, полный пердимонокль. "Грамотно, - подумала Настя,  -  если  парня
переодеть, его невозможно опознать. Окажется, что его лица никто не  ви-
дел или не запомнил".
   Она с удовольствием устроилась на заднем сиденье, повернулась боком и
даже смогла вытянуть ноги. Бокр уселся впереди, рядом с водителем. В до-
роге он молчал и только, когда машина подъехала  к  дому  на  Щелковском
шоссе, спросил:
   - Когда мне прийти с докладом?
   - Пойдемте вместе, - предложила Настя. -  Поужинаем,  и  вы  мне  все
расскажете.
   Бокр отрицательно покачал головой:
   - Назначьте мне время. Ужинайте, отдыхайте, а я приду, когда нужно.
   - Но почему бы не сейчас? - продолжала настаивать она.  -  Зачем  вам
уезжать, потом снова приезжать, раз уж вы все равно здесь.
   Но Бокр оказался на удивление упрям.
   - Назначьте мне время, - твердо повторил он, и  Настя  вдруг  поняла,
что настаивать бесполезно. Он не пойдет к ней ужинать. Он точно и  опре-
деленно знает свое место и не собирается сокращать дистанцию между собой
и сотрудником уголовного розыска. Да,  посмеяться,  пошутить,  выполнить
поручение, посочувствовать, помочь... Но не сидеть за одним столом.
   - Хорошо. Приходите через час, - сдалась она.
   Генерал Вакар встал в конец бесконечно длинной очереди на почте.  По-
чему-то прием денежных переводов осуществлялся в том же  окошке,  что  и
выплата пенсий, и очередь продвигалась медленно из-за того, что  подсле-
поватые, с дрожащими руками пенсионеры долго искали, где  расписываться,
по полчаса вписывали в карточку полученную сумму, а  потом  дотошно,  по
десять раз переспрашивая, выясняли у девушки за  стойкой,  почему  им  в
этот раз заплатили не столько же, сколько в прошлом месяце.
   Уже скоро год, как он каждый месяц встает в эту очередь  и  переводит
деньги женщине, которую совсем не знает, которую видел  всего  несколько
раз. Но он знает, что обязан это делать. Это его долг.
   В последнее время он стал ненавидеть это слово. Почти полвека оно бы-
ло тем стержнем, на котором сформировалась личность Владимира  Вакара  и
который не давал ей рассыпаться, развалиться, сломаться, как  это  прои-
зошло с его дочерью, с его Лизонькой. Вакар всегда знал, в  чем  состоит
его долг солдата. И он всегда знал, в чем состоит его долг мужа и  отца.
Он должен защитить свою семью. Он должен содержать свою семью. Он должен
обеспечить своей семье если не счастье, то по крайней мере покой. Как он
будет это делать, трудно ли ему это делать, никого касаться  не  должно.
Важен результат.
   Когда в дом пришло горе, Вакар знал, что его долг - сделать все  воз-
можное и невозможное, чтобы вернуть жене и дочери  душевное  равновесие.
Он - муж и отец, и кто же еще обязан это сделать, если не он?
   Сначала он думал, что обойдется "малой кровью".
   - Я не могу мстить детям, - сказал он Елене, и она ответила:
   - Хорошо, я подожду, пока они вырастут. Троим из них было по  тринад-
цать, и только одному из них как раз в тот  день  исполнилось  четырнад-
цать. Собственно, отмечая его день рождения, они и  напились  и  уселись
играть в карты со старшим братом именинника, отпетым уголовником,  рабо-
тавшим в магазине рубщиком мяса. Там, в подсобке, они и играли. Проигрыш
пацанов оказался огромным, но они не обращали на него  внимания,  думая,
что это не всерьез. Но мясник по фамилии Орешкин, старший брат Юры Ореш-
кина, заявил, что он с ними играл как со  взрослыми,  драгоценное  время
тратил, так что будьте любезны вернуть проигранное. Денег у  ребят,  ес-
тественно, не оказалось, и тогда долг был заменен "американкой" на  пер-
вого же пацана в голубой куртке. Пьяные, полностью  попавшие  под  кураж
многократно судимого подонка, мальчишки взяли ножи,  встали  у  открытой
двери на улицу и терпеливо ждали, когда мимо них пройдет мальчик в голу-
бой курточке. Лил проливной дождь, народу на улице  не  было  совсем,  и
ждать им пришлось долго. Но они дождались.
   Следователь объяснила Вакару, что по закону ребенок считается достиг-
шим четырнадцатилетия после двадцати четырех часов дня своего  рождения.
Поскольку убийство было совершено Юрой Орешкиным до полуночи, хотя  и  в
день рождения, то  и  он  считается  тринадцатилетним  и  уголовной  от-
ветственности не подлежит. Остальным троим четырнадцать должно было  ис-
полниться в течение трех-четырех месяцев.
   Таким образом, до их совершеннолетия нужно было ждать четыре года,  и
Владимир надеялся, что за это время жена и дочь придут в себя и  оставят
свою чудовищную идею. Четыре года прошли как в кошмаре. Дом,  превращен-
ный в мавзолей, вечно черная одежда, постоянные походы в церковь, свечи,
иконки, лампадки, разговоры о витающей над ними неотмщенной невинной ду-
ше ребенка... Вакар чувствовал, что сходит с ума. Но ему и в  голову  не
приходило оставить жену или начать ее ненавидеть. Елена его  жена,  мать
его детей, и он будет любить ее что бы ни случилось, какие  бы  отврати-
тельные поступки она ни совершала, просто потому, что она его жена, дан-
ная ему судьбой до самой смерти. И его долг мужа - защитить Елену,  дать
ей душевный покой.
   Спустя четыре года, в 1989-м, Елена напомнила ему:
   - Им в этом году исполняется восемнадцать. Я жду, когда  ты  сдержишь
свое слово. И Андрюшенька ждет, не забывай об этом.
   Вакар навел справки обо всех четверых. Юрий Орешкин только  что  вер-
нулся из колонии, где отбывал срок за злостное хулиганство, и призыву  в
армию не подлежал. Все остальные должны были идти служить. Вакар  с  об-
легчением вздохнул - ему дали отсрочку на два года. Но дома  становилось
все хуже.
   Тогда он попросил направить его в Карабах. Два года, пока убийцы  его
сына были в армии, он участвовал в боевых действиях, он просился во  все
"горячие" точки, только чтобы поменьше бывать дома, чтобы не видеть жену
и не слышать ее бесконечных упреков и причитаний по поводу не  находящей
покоя Андрюшенькиной души.
   В 1991 году Елена снова проявила жесткость:
   - У тебя больше нет причин тянуть. Или ты сделаешь  это  сам,  или  я
найду людей и заплачу им, чтобы они сделали это.
   Вакар с ужасом подумал о том, что она действительно найдет людей, ко-
торым заплатит за четыре убийства, но если они попадутся, то Елена  пой-
дет в тюрьму вместе с ними как организатор. Этого он не мог допустить.
   Орешкина он увидел случайно. Тот стоял в километровой очереди за вод-
кой, пьяный, неопрятный, отвратительный. Владимир  встал  в  сторонке  и
стал наблюдать за ним. Орешкин торговал очередью. Занимал ее  постепенно
в десяти - пятнадцати разных местах, потом подходил в конец и  предлагал
свое место за три рубля. Стал накрапывать мелкий дождик, и  Вакар  спря-
тался в ближайший подъезд, где стоял, не спуская глаз с опухшей небритой
физиономии. "Это не человек, - думал Владимир Сергеевич, - это уже давно
не человек, а плохо функционирующий организм. И эта гадость, это  ничто-
жество отняло жизнь моего сына".
   Орешкин продал очередь, сунул в карман очередную мятую "треху" и дви-
нулся в сторону подъезда, где стоял Вакар. Не обращая внимания на  стоя-
щего рядом человека, расстегнул штаны и стал мочиться.
   - Эй, мужик, здесь не общественный сортир, - миролюбиво и вполне спо-
койно заметил Вакар.
   В ответ раздалась такая грязная брань, какую  Вакару  не  приходилось
слышать ни в одной армейской казарме, а повидал он  их  немало  в  своей
жизни. Хуже того, брань сопровождалась отчаянным  зловонием,  исходившим
от Орешкина и его поганого рта. Владимир даже не  успел  сосредоточиться
перед ударом, он просто нанес его коротко, сильно, профессионально.  Ав-
томатически. Десантная выучка, замешенная на отвращении и ненависти.
   Орешкин умер сразу. Его тело смятым кульком  валялось  под  ногами  у
Владимира, в подъезде пахло кошками и мочой, на улице шел дождь, и  люди
стояли в очереди за водкой. Все было как обычно. Ничего  не  изменилось.
Генерал Вакар превратился в убийцу. Была осень 1992 года.
   Он обшарил карманы Орешкина и нашел засаленный паспорт. Спрятав  его,
спокойно вышел из подъезда и отправился домой. Жил он на соседней улице.
   Дома молча подал жене грязный паспорт Юрия Орешкина. Та просветлела.
   - Свершилась воля твоя, Господи, - торжественно произнесла  Елена.  -
Наконец-то праздник пришел в наш дом.
   В этот день впервые за много лет в доме  снова  запахло  пирогами,  и
Владимир снова почувствовал пусть слабый, но все же аромат той семьи,  о
которой он мечтал в детстве и которую пытался построить, став  взрослым.
И в эту ночь Елена впервые после гибели сына пустила  Владимира  в  свою
постель.
   Он не ожидал, что переживет первое убийство так легко. Он думал,  что
будет страдать, маяться,  переживать,  может  быть,  ему  захочется  на-
питься... Но ничего такого не произошло. У Вакара было  такое  ощущение,
как будто он раздавил грязного таракана, бегущего по  чистому  кухонному
столу.
   Вторым на очереди был Николай Закушняк,  мелкий  рэкетир,  собирающий
дань "за охрану" на начавших в изобилии плодиться муниципальных рынках и
базарчиках. За ним Вакар ездил несколько месяцев,  пока  не  подвернулся
удобный случай. Закушняк поставил свою машину в ремонт и несколько  дней
вынужден был передвигаться пешком или на общественном транспорте. Влади-
мир подстерег его, когда Закушняк поздно вечером направлялся от подружки
домой.
   - Коля! - окликнул его Вакар, притормаживая рядом. - Николай!
   Закушняк остановился и непонимающе уставился на солидного  немолодого
мужика.
   - Вы меня? - неуверенно спросил он.
   - Тебя, конечно, - засмеялся Вакар. - Ты же Колька Закушняк  из  дома
двадцать четыре? Верно?
   - Верно. А вы кто?
   - А я в соседнем доме живу. Да я тебя еще пацаном  помню.  Ты  домой?
Садись, подвезу.
   Николай без колебаний сел в машину. Лицо водителя показалось ему зна-
комым, видно, он и впрямь частенько встречал его во дворе возле дома.
   В тихом безлюдном переулке Вакар вдруг остановил машину  и  схватился
за сердце.
   - Что с вами? - испугался Закушняк.
   - Ничего, - поморщился Вакар, - меня  иногда  прихватывает.  Возраст,
знаешь ли. Там на заднем сиденье сумка-визитка лежит, в  ней  лекарство.
Достань, будь другом.
   Николай повернулся спиной к Вакару и потянулся к правому углу заднего
сиденья, где лежала небольшая черная кожаная  сумочка.  Через  полминуты
все было кончено. Генерал Вакар не пользовался ничем, кроме  собственных
рук, сильных, умелых и тренированных. Он отвез тело  Николая  обратно  к
дому, где жила его подружка, и осторожно занес его в подъезд. Время было
позднее, и никто Вакара не видел.
   И снова в доме был праздник, и снова Елена пустила Владимира к  себе.
На этот раз праздничная атмосфера длилась долго, почти два месяца. Елена
повеселела, стала чаще улыбаться, иногда снимала свой черный наряд и на-
девала что-нибудь светлое. Вакару казалось, что и Лизе стало полегче.
   Самым трудным оказался третий, Равиль Габдрахманов. К  тому  моменту,
как Вакар его нашел, Равиль  закончил  банковский  техникум,  работал  в
Сбербанке и учился на вечернем  отделении  экономического  института.  В
1993 году ему было двадцать два года, но он уже был не только мужем,  но
и отцом. Славный, субтильный, с хорошей доброй улыбкой, он никак не  по-
ходил на человека, на совести которого чья-то смерть, хоть и  давняя.  И
жена у него была молоденькая, совсем девочка.
   Вакар ходил за ним всю весну, лето, осень и никак не мог решиться. Не
поднималась у него рука на Равиля Габдрахманова. Наконец поздней  осенью
1993 года он сделал это. Но с тех пор каждый месяц он исправно  приходил
на почту, отправлял деньги, а на бланке указывал адрес и имя получателя:
"Габдрахмановой Розе Шарафетдиновне".
   С каждым совершенным убийством, с каждым актом возмездия Елена  расц-
ветала, встряхивалась, и семья понемногу начинала приобретать черты  той
семьи, о которой когда-то мечтал Вакар. Владимир выполнял свой долг, как
он его понимал, оберегая Елену от тюрьмы, а дочь - от  пожизненной  пси-
хушки, пытаясь вернуть им обеим душевный покой, пусть даже ценой  разру-
шения собственной жизни. Но в последнее время он все чаще думал  о  том,
что понимал свой долг мужа и отца совсем неправильно. Пятьдесят  лет  он
прожил на свете с нежизнеспособной идеей, которая в конце концов оберну-
лась трагедией. И он стал ненавидеть слово "долг".
   Через час, минута в минуту, явился Бокр. Настя успела поужинать,  пе-
реодеться и даже принять душ, чтобы горячей водой успокоить ноющую пояс-
ницу.
   - Что ж, Анастасия Павловна, - доложил он, - могу сообщить, что ниче-
го нового с нашими героями не происходит. Круг общения остался  тем  же,
хотя нам удалось вычленить около двадцати  человек,  с  которыми  троица
плюс Резников общаются более или менее постоянно. Вот их фотографии, вот
их фамилии и кое-какие установочные данные. Небога; конечно, но я, знае-
те ли, не люблю разбрасываться и судорожно бросаться проверять всех под-
ряд. Вы посидите тихонечко, подумайте, кто из этого списка интересен вам
в первую очередь, тогда мы займемся им вплотную.
   Однако изучение списка и фотографий ни на что Настю  не  подвигло.  У
нее в руках не было никакого ключа, при помощи  которого  она  могла  бы
выбрать из списка объекты первоочередной проверки. Все они были  "челно-
ками", все до единого крутились вокруг "купипродай", систематически  ле-
тали в Турцию, Грецию, Арабские Эмираты и Таиланд.
   - Знаете, Бокр, у меня есть основания подозревать, что Удунян  совер-
шил убийство. Было это двадцать девятого сентября  или  чуть  позже.  Но
трупа нет. То ли он его куда-то спрятал, то ли я не знаю что... Вы могли
бы "прокачать" его на этот предмет?
   - Сделаю все возможное, - кивнул серенький человечек, мелькавший  пе-
ред Настей взад-вперед по комнате. Сегодня на нем опять были голубые но-
сочки.
   - Только не забывайте, пожалуйста, мои условия, - попросила Настя.
   - Конечно, конечно, - усмехнулся Бокр. - Бить нельзя, травить нельзя,
но врать можно. Вы можете назвать мне имя жертвы?
   - В том-то и дело, что я не знаю. Просто мне достоверно известно, что
Сурен Удунян увидел в метро одного человека и пошел за ним следом. Я  не
знаю, кто этот человек, но мне кажется, что Удунян должен был его убить.
Впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Возможно, вам удастся  выяснить,  что
он жив.
   - Значит, человек из метро, - задумчиво протянул Бокр.  -  Не  густо.
Может, какие-нибудь особые приметы? Шрамы с головы  до  ног,  лысина  до
плеч или еще какой-нибудь прибамбас? Я же должен выстроить мизансцену  и
вплести в нее упоминание об этом человеке. Значит, он должен быть  легко
узнаваем.
   - Не знаю, - честно призналась Настя. - Вы подумайте до утра, как  вы
будете "прокачивать" Удуняна, а я подумаю про идентифицирующие признаки.
Позвоните мне в половине восьмого.
   Бокр ушел, и Настя улеглась в постель. Сна не было. Ей не давала  по-
коя мысль об убийстве, возможно совершенном Удуняном. Почему  же  он  не
убил психа? Ведь по всей логике событий он должен был это сделать. А ес-
ли убил, то где труп? Иногда в размеренный ход мыслей врывался противный
холодок гдето в области желудка, и Настя вспоминала про встревоживший ее
эпизод в Конькове. Что-то в нем было не так.
   Часа в четыре утра она вдруг подпрыгнула на диване и  включила  свет.
Поколебавшись минуту между  нежеланием  вылезать  из  теплой  постели  и
стремлением решить очередную задачку, она встала и достала с полки  нес-
колько толстых томов энциклопедии. Притащив их  на  кухню,  зажгла  газ,
поставила на огонь чайник и углубилась в чтение.  Через  полчаса,  выпив
две чашки кофе и просмотрев несколько десятков статей, она уже мечтала о
том, чтобы скорее наступило утро и она могла начать задавать новые  воп-
росы.
 
 
   Глава 7
 
   - Ах ты звездочка моя, пришла наконец к дедушке  Гургену,  порадовала
старика, - гудел на всю секционную  грузный  громогласный  судмедэксперт
Гурген Арташесович Айрумян. - А я смотрю - двадцатое число прошло, а ры-
бочка моя молчит, не звонит, носа не кажет. Ну, думаю, не иначе в отделе
по тяжким насильственным власть переменилась.
   Каждый месяц к двадцатому числу Анастасия Каменская должна была гото-
вить для Гордеева справку обо всех совершенных в Москве  убийствах  и  о
ходе работы по их раскрытию. В этих справках анализировались сами  прес-
тупления, новые способы их совершения и сокрытия следов, новые причины и
мотивы убийств, а также новые оригинальные приемы работы оперативных ап-
паратов и допускаемые ими ошибки и промахи. И каждый раз,  готовя  такую
справку, Настя получала длительные и подробные  консультации  у  старого
опытного эксперта Айрумяна. Гурген Арташесович в  Насте  души  не  чаял,
считая ее образцовой серьезной молодой женщиной с прекрасным образовани-
ем и без глупостей в голове. Сам он без конца жаловался ей на своих двух
внучек, бегающих на свидания и дискотеки, не желающих получать универси-
тетский диплом и ежедневно устраивающих на своих юных свежих личиках му-
зей Прадо.
   - Гурген Арташесович, я ищу труп, - начала Настя совершенно серьезно.
   Айрумян огласил свое невеселое учреждение новым раскатом хохота.
   - Эка удивила! А что ж еще здесь можно искать,  если  не  покойников?
Тебе какой? - деловито осведомился он.
   - Какой-нибудь некриминальный, - попросила она.
   - Это что-то новенькое в нашей практике. - Айрумян внимательно погля-
дел на Настю. - Ну-ка выкладывай, что у тебя за проблема.
   - Понимаете, есть человек, который... Которого... Одним  словом,  его
должны были убить, но среди убитых его нет. Остается два  варианта:  или
труп спрятан и его пока не нашли, или он не проходит по  разряду  крими-
нальных. Ведь такое может быть?
   - Очень даже свободно, - кивнул Гурген Арташесович. - Тому есть масса
исторических примеров. Помнишь в 1992 году Филатову? Убийство,  замаски-
рованное под смерть от электротравмы. Нам ведь тогда чистая  случайность
помогла понять, что это было все-таки убийство, а то  и  прошло  бы  как
несчастный случай. И еще ты ко мне как-то приходила  по  поводу  давнего
убийства спившегося алкаша, помнишь? Ты еще спрашивала  меня,  можно  ли
спаиванием умышленно довести до летального исхода человека,  у  которого
вшита "эспераль".
   - Помню, - кивнула Настя. - Вы сказали, что запросто можно. Так вот я
хочу выяснить, не спрятался ли мой покойник где-нибудь среди таких  слу-
чаев.
   - Выясняй, - кивнул Айрумян. - Все, что знаю -  расскажу,  попугайчик
мой пестрокрылый.
   - По-моему, я больше похожа на старую общипанную попугаиху, - отшути-
лась Настя. - Мне нужны сведения о мужчинах  примерно  тридцати  пяти  -
тридцати восьми лет, высоких, худосочных, доставленных в морги в связи с
внезапной смертью. К вам они могли и не попасть, если причина смерти яв-
но не носит криминального характера.
   - За какое время?
   - Начиная с двадцать девятого сентября и по сегодняшний день. Вы  мо-
жете написать мне перечень причин смерти, на который я смогу  ориентиро-
ваться, обзванивая морги и больницы?
   - Могу, ягодка моя, дедушка Гурген все может, но  вряд  ли  тебе  это
нужно.
   - Почему? Он сделал такое лицо, какое бывает у фокусников перед  тем,
как сдернуть шелковое покрывало и предъявить изумленной публике трех по-
росят вместо ожидаемых пяти кроликов.
   - Потому что я сам лично делал вскрытие Берковича Станислава Николае-
вича, доставленного аккурат двадцать девятого сентября  и  скончавшегося
внезапно прямо на улице неподалеку от собственного  дома.  Проляпс  мит-
рального клапана. Мгновенная смерть.
   - Не может быть! - едва слышно выдохнула Настя, не  смея  поверить  в
удачу. Хотя по законам теории вероятности ничего  сверхъестественного  в
этом не было, потому что на поиски психа среди криминальных трупов  было
затрачено очень много усилий, а постигшую ее  неудачу  Настя  переживала
весьма болезненно.
   - Очень даже может, золотко мое. Именно высокий,  именно  худосочный,
малокровный, типичный носитель  врожденного  порока  сердца.  В  причине
смерти я не сомневался и сейчас не сомневаюсь, ты же знаешь, я к старос-
ти стал подозрительным, все по десять раз  перепроверяю.  Никто  его  не
убивал. Но ктото его очень сильно напугал.
   - Откуда вы знаете? - встрепенулась Настя.
   - У него на щиколотке довольно большой след, образовавшийся от удара,
нанесенного практически в момент наступления смерти.  След  этот  такой,
что... Ну, короче, тебе эти премудрости ни к чему, главное - он  не  мог
сам удариться обо что-нибудь. Его ударили по ноге.  Может  быть,  хотели
сбить с ног, тут уж у меня фантазии не хватает, я человек сухой и  мрач-
ный, придумывать не умею. Аккурат в этот самый момент у него сердечко  и
остановилось. Я Берковича этого потому и запомнил, что в своем  заключе-
нии про след от удара написал и все ждал, когда мне  следователь  позво-
нит, объяснений попросит каких-нибудь, что  ли.  Так  и  прождал.  Потом
спросил любопытства ради, а его, бедолагу, уж и схоронили давно.  Видно,
никакого криминала не усмотрели. Тебе копию заключения показать?
   - Обязательно. Она крепко зажмурилась и скрестила пальцы на засунутых
в карманы руках. Вообще-то Анастасия Каменская не была очень уж  суевер-
ной, но иногда... "Господи, сделай так, чтобы это был он. Пусть он будет
в светло-коричневом плаще. Пусть на его нижнем белье будут следы.  Следы
обязательно должны быть. Я так хочу, чтобы мне наконец повезло, чтобы  в
этом проклятом деле хоть что-нибудь прояснилось..."
   Идя вслед за Айрумяном из секционной  в  его  кабинет,  она  мысленно
твердила заклинание, держа пальцы по-прежнему  скрещенными.  В  кабинете
Гурген Арташесович открыл сейф и достал папку с копиями документов.
   - Вот, смотри, рыбка моя вуалехвостая, твой дружок  Беркович-то  имел
проблемы по части секса.
   - Почему вы решили? - шепотом спросила Настя, у которой  от  волнения
вдруг пропал голос. Она громко откашлялась, прочищая горло.
   - На трусах следы спермы. Как  ты  думаешь,  откуда  возьмутся  следы
спермы на нижнем белье у человека, возвращающегося с работы?  Да  еще  в
таком изобилии. Если мужчина, прости за подробности,  совершает  половой
акт и одевается, забыв принять душ, следы тоже остаются,  но  совершенно

 

 Назад 2 3 4 5 6 · 7 · 8 9 10 11 12 Далее 

© 2008 «Детектив»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Hosted by uCoz