конце необозримо длинного коридора. Подойдя к двери, я торопливо вставил
ключ в замочную скважину. Ключ не поворачивался. Я стал дергать им впра-
во и влево, но замок, судя по всему, заело.
- Здесь замок сломан, - сказал стоящий у меня за спиной Лисицын. - Мы
тоже всякий раз мучаемся.
Наконец ключ провернулся, я распахнул дверь, сделал жест рукой, слов-
но зашвыривая с порога сумку на кровать, закрыл дверь и запер. Как ни
странно, при обратном движении замок не заедало. Почти бегом мы ринулись
назад к лифту спустились вниз, в гостиничный холл. Семь минут.
- Не получается, - констатировал я. - Давай пробовать еще раз с уче-
том того, что Ольга могла суметь открыть дверь номера с первой попытки.
Мы повторили маршрут, на этот раз не пытаясь справиться с замком, а
просто остановившись возле двери и выждав шесть-семь секунд - ровно
столько, сколько нужно, чтобы ловко открыть замок, швырнуть сумку в ком-
нату и захлопнуть дверь. И снова у нас получилось намного больше четырех
минут.
- Погоди, Сережа, все не так, - вдруг сказал я. - Ведь Ольга не под-
ходила к портье за ключом. Стало быть, она рассчитывала, что Люся в но-
мере. Но Люся-то была на пресс-конференции. Ольга очень торопилась и
могла сообразить это только поднимаясь в лифте. Тогда она могла вообще
идти не к себе в номер.
- А куда?
- А черт его знает! - в сердцах бросил я. - К любовнику, например.
Он, кстати, мог жить на одном из нижних этажей.
- А кто ее любовник?
- Да кто ж это знает! - рассмеялся я. - На этих фестивалях идет по-
вальная случка, трахаются все и со всеми. Кто же знает, кто был партне-
ром Ольги в тот день. Только, может быть, Люся, но и ее теперь не спро-
сишь.
- Не знаю, Владислав Николаевич. - Сережа с сомнением покачал голо-
вой. - Не вяжется.
- Что у тебя не вяжется?
- Если в это время шла пресс-конференция, то как Доренко могла быть
уверена, что застанет кого-то в номере? Я так понял, что в это время
участники фестиваля по номерам не сидят, они или с прессой общаются, или
гудят в ресторане. На кого же Доренко могла рассчитывать?
- Правильно, Серега. Ни на кого. Или на того, кто всегда на месте, у
кого номер постоянно открыт. Оргкомитет или пресс-бюро.
Оргкомитет находился на втором этаже, поэтому мы начали с него. Это
был большой двухкомнатный номер, где круглосуточно ктонибудь дежурил,
трещал телефон, жужжал факс. Мы беспрепятственно вошли в открытую дверь
и стали объяснять молоденькой девушке с мальчишеской стрижкой, зачем
явились. Она согласно кивнула и вместе с нами принялась искать сумку,
фиолетовую с желтыми ручками. Сумка нашлась, хотя на поиски ушло доволь-
но много времени. С трудом сдерживая возбуждение, мы заглянули в нее и
разочарованно вздохнули. В сумке лежали чьи-то мокрые плавки и полотен-
це.
- Чья это сумка? - спросил Сергей у девушки.
- По-моему, Саши Грозовского, он вечно забывает повесить плавки су-
шиться, а потом жалуется на свою забывчивость.
- И давно у него эта сумка?
Я все еще не оставлял надежду, что эта могла быть сумка Доренко, ко-
торую та забросила второпях в комнату оргкомитета и которую потом кто-то
нашел, содержимое куда-то выложил и стал носить в ней купальные причин-
далы.
- Ой, ну я не помню. Кто на это внимание обращает?
- А где сейчас Грозовский?
Она пожала плечами, всем своим видом показывая, что в ее обязанности
не входит следить за сотрудниками и тем более за чужими сумками.
На поиски Саши Грозовского ушло часа два. Как оказалось, эти два часа
мы потеряли впустую. Сумку он купил в киоске возле гостиницы неделю на-
зад.
Понурые и расстроенные, мы поднялись на шестнадцатый этаж в пресс-бю-
ро. Их комната находилась в самом начале коридора, рядом с лифтом, и
дверь была открыта нараспашку. Я осторожно заглянул в помещение, где ца-
рила суета и стоял гвалт. Фотографы, корреспонденты, редакторы, коррек-
торы сидели друг у друга на головах и готовили очередной выпуск ежеднев-
ного четырехполосного "Вестника кинофестиваля". Я не стал ни с кем заго-
варивать, тем более что на меня никто внимания не обратил, а просто шаг-
нул в прихожую и открыл дверцы стенного шкафа.
Сумка лежала на полке. Фиолетовая с желтыми ручками. Я был совершенно
уверен в том, что это - та самая сумка, а не просто похожая, как найден-
ная в номере оргкомитета. Осторожненько закрыв шкаф, я на цыпочках вышел
в коридор.
- Я сматываюсь, - прошептал я Сереже Лисицыну, - вызывай следователя
и изымай сумку.
- Может, сами возьмем да посмотрим, что в ней?
- Не моги. Я специально с Татьяной консультировался. Если в ней ка-
кая-нибудь улика, поди потом доказывай, что ты ее не подбросил.
- Но мы же только посмотрим, - взмолился он.
- Ага, а потом следователь ее на экспертизу отправит, найдут наши с
тобой пальчики, и начнется все сначала. Если ты сейчас в нее полезешь,
то во избежание неприятностей тебе придется просить сотрудников быть
чемто вроде понятых, которые потом подтвердят, что ты действительно на-
шел сумку именно здесь и ничего в нее не подложил. Стало быть, тебе при-
дется остаться и глаз с нее не спускать, поскольку среди присутствующих
могут оказаться заинтересованные лица. А кто будет вызывать следователя
и всех остальных? Да при такой ситуации твой любимый начальник через де-
сять минут узнает, что я все-таки влез в это дело, несмотря на его нед-
вусмысленные высказывания. Все, Серега, я побежал. Сообщи потом, что в
сумке лежит, ладно? Буду ждать. Кстати, ты мою Мезенцеву нашел?
- Нашел.
- Сказал, что мы с Лилей сегодня на пляж не придем?
- Сказал все, как вы просили.
- А она что?
- А они сильно гневались. - Сережа улыбнулся. - Сказали, что у вас
ума не хватит ребенку фрукты купить.
Конечно, Маргарита опять в своем репертуаре. Она почему-то считает,
что материнский долг заключается только в том, чтобы пихать в ребенка
витамины. Лучше бы она побольше разговаривала с Лилей, а не откупалась
от нее сладостями.
Я шагнул к лифту и нажал кнопку вызова, больше всего на свете желая
не нарваться случайно на Риту. Двери кабины уже открылись, когда ко мне
подскочил Сергей.
- Владислав Николаевич, а материалы-то!
- Какие материалы?
- Для Татьяны Григорьевны. Я же все приготовил и с собой взял, думал
вечером к вам заглянуть, отдать. Может, возьмете?
- Спасибо, Сережа, возьму обязательно.
Он зашел в кабину, и мы вместе спустились на третий этаж, где Лисицы-
ну временно оборудовали что-то вроде кабинета, куда он мог приглашать
для бесед капризных кинодеятелей. Смешно было бы надеяться, что они бу-
дут приходить к нему в УВД.
Материалов о пожаре в Летнем театре было неожиданно много, целая пух-
лая папка. Я сунул было ее под мышку и с усмешкой подумал, что оказался
точь-в-точь в такой же ситуации, как и погибшая Оля Доренко. Придется
мне искать какой-нибудь пакет с ручками, и самое смешное, если он ока-
жется фиолетово-желтым. Но, похоже, в ближайшем к гостинице магазине
продавались только такие.
Дома все были в сборе, за исключением Ирочки, которая отправилась с
седобородым Мазаевым куда-то на прогулку. На нижнем этаже Сильвия Пфай-
фер изображала очередные телевизионные тропические страсти, наши хозяева
увлеченно следили за ними, сидя перед экраном. Таня с Лилей перебрались
на галерею второго этажа, Таня по-прежнему работала, а Лиля молча сидела
рядом на стуле и следила за рождающимся на ее глазах текстом. Ну что я
за отец! Ребенок приехал на юг, к морю, и целый день не выходит со дво-
ра. Никуда это не годится.
- Танечка, я вам принес материалы о пожаре, - сказал я, протягивая ей
папку.
Она тут же сняла с колен свой мини-компьютер и схватила ее с такой
торопливой жадностью, с какой маленькие дети хватают принесенные взрос-
лыми подарки.
- Ой, спасибо, Дима, огромное спасибо. Когда их нужно вернуть?
- Я не спросил. Наверное, это не срочно, Сереже сейчас не до пожара.
Читайте, пока не отнимут. Лиля, может, сходим искупаться?
По лицу девочки было понятно без слов, что купаться она не хочет. Она
хочет или сидеть рядом с Татьяной, или читать, лежа на кровати. Но я
проявил завидную настойчивость, упрекая себя в душе за то, что совершен-
но не забочусь о ее здоровье. На самом деле для купания время было не
очень подходящее, солнце клонилось к закату, жара постепенно спадала, и
выходить из воды было уже холодно. Поэтому я пошел на компромисс, решив
просто посидеть на пляже и подышать целебным морским воздухом.
Пляж был почти пуст. Мы уселись на лежаки, Лиля - с книжкой, я - с
мыслями о старике Вернигоре. Конечно, семьдесят два года - такой воз-
раст, когда во внезапной смерти нет ничего необычного. Но когда эта
смерть случается уж очень "вовремя", мне это обычно не нравится.
Я растянулся на деревянном ложе, положив руки под голову и прикрыв
глаза. Воздух был прохладным, с запахом йода и тины, и мне стало удиви-
тельно спокойно и хорошо. Я вдруг понял, что ни за что, ни за какие бла-
га и деньги не вернусь на работу в милицию. Я перестал ее любить, эту
Богом проклятую работу, я устал от постоянно ощущаемого презрения людей,
от матерных криков начальников, от болей в желудке, которые появляются
всякий раз, когда дватри дня подряд приходится жевать бутерброды всухо-
мятку и на бегу. Я устал от бессонницы, от отсутствия нормальных выход-
ных, от унижения, которое приходится испытывать каждый раз, обращаясь с
просьбами к вышестоящему начальству. У меня два ранения, ножевое и пуле-
вое. И я устал от чувства собственного бессилия, когда на тебя одно за
другим сыплются преступления, которые ты не можешь раскрыть, потому что
свидетели молчат. А молчат они потому, что ты ничего не можешь противо-
поставить их страху или жадности. Их запугали или им заплатили, а ты в
ответ можешь только просить, уговаривать и давить на давно всеми позабы-
тый миф о гражданском долге. Но если уж этим гражданским долгом пренеб-
регают даже власти, то можно ли требовать чего-то большего от рядовых
граждан? И я не хочу заниматься убийствами Оли Доренко, которую я давно
и хорошо знал, и Люси Довжук, которую я знал совсем мало. Я утратил сы-
щицкий азарт. У меня пропал кураж. И влез-то я в это дело только потому,
что хотел искупить собственную ложь и помочь бедняге Гарику Литваку. И
единственное, почему я еще барахтаюсь в этом дерьме и пытаюсь что-то
изобразить из себя, это искренняя симпатия к молодому оперу Сереже Лиси-
цыну с щенячьими глазами, у которого тоже вот-вот опустятся руки, потому
что ничего у него не получается и за восемь месяцев работы нет ни одного
преступления, раскрытием которого он мог бы гордиться. И еще Таня... Я
не привык сам себя обманывать, поэтому честно признаюсь: она мне нравит-
ся. Она мне больше чем нравится. И она так не похожа на Риту - мой эта-
лон женской красоты. Перед Татьяной мне почему-то не хочется терять ли-
цо.
Я не заметил, как задремал под шум волн. Мне снилась Татьяна, обна-
женная, со сладкими губами, распущенными платиновыми волосами, с полным
белокожим телом. Она обнимала меня прямо здесь, на опустевшем предвечер-
нем пляже, гладила по спине, по голове, по плечам, и я растворялся в ее
большом теле, чувствовал себя маленьким и защищенным. Сон не был эроти-
ческим, я не испытывал возбуждения, просто мне было так хорошо, что я во
сне подумал: наверное, вот это и есть счастье, когда рядом с тобой жен-
щина, от которой исходит доброта и покой.
Проснулся я от тихого голоса Лили.
- Сейчас мама придет.
Черт возьми, неужели и правда придет? Но как же Лиля это чувствует,
интересно? Биотоки, что ли? Ведь Лисицын сказал Рите, что нас на пляже
не будет, да и в любом случае с пляжа мы уходим в шесть часов, а сейчас
уже начало восьмого.
Но биотоки моей дочери работали безотказно. Через две минуты я увидел
Риту с неизменной белой сумкой. Ветер развевал "лохмутики" ее пестрой
юбки, высоко обнажая ноги, и я снова подумал, как же это природа умудря-
ется создавать такую совершенную красоту.
- Ну и где вы шлялись целый день? - спросила она строго, усаживаясь
на соседний лежак, сбрасывая босоножки и вытягивая ноги.
- Да так, решили сделать перерыв, отдохнуть от солнца, - соврал я. -
А как ты догадалась, что мы здесь?
- Я заходила к вам на Первомайскую. Какая-то белесая корова сказала,
что вы пошли на пляж. Это кто, хозяйка?
У меня внутри все сжалось. Господи, ну почему в ней столько презрения
к людям? И каково Лиле слышать, что обожаемую тетю Таню любимая мамочка
называет белесой коровой?
- Это отдыхающая, наша соседка, - сдержанно ответил я, с трудом удер-
живаясь, чтобы не заорать на Риту и не нагрубить ей. Если она произнесет
еще хоть одно недоброе слово о Татьяне, я за себя не поручусь.
Но Рита всегда легко переключалась с одной темы на другую, не обсуж-
дая подолгу одну и ту же проблему. Тема "белесой коровы" была исчерпана,
настал черед следующей.
- На фестивале все как взбесились, - сообщила она, всовывая Лиле в
руку банан и очищая себе другой. - Все обсуждают, кто из номинанток за-
нялся устранением соперниц. Слухи, сплетни, жуть какая-то. Даже пари
заключают.
- Ну и у кого самые высокие ставки?
- У Целяевой. Про Регинины проблемы многие не знают, а про то, что
Целяева кто угодно, только не актриса, знают все. К Сауле приставили
круглосуточную охрану.
- Только к Сауле? Почему?
- Ну как же, она же следующая в списке.
- Что ж, разумно, - усмехнулся я. - Значит, оргкомитет все-таки решил
фестиваль не закрывать?
- Нет, они там все перессорились, голоса разделились, но Рудин привел
спонсоров, и спонсоры быстренько всем все объяснили. Деньги вложены ог-
ромные, но затраты должны окупиться, во-первых, за счет размещения рек-
ламы на всех мероприятиях и на страницах "Вестника", а во-вторых, за
счет повышения цены на фильмы, в которых снимались актеры, получившие
премии. Так что сворачивать фестиваль и оставлять премии неврученными
нельзя. Рекламодатели потребуют не только вернуть деньги, но и заплатить
неустойку. Тем более, что самые выгодные с финансовой точки зрения ме-
роприятия еще не состоялись, некоторые звезды приедут попозже. Юшкевич,
например, прилетает только завтра. Завтра по графику просмотр "Женоубий-
цы", где он в главной роли, а вечером пресс-конференция. Знаешь, какой
вокруг него ажиотаж? Любимец публики. На него поглазеть полгорода прита-
щится. Соответственно, торговля в том месте, где его будут встречать,
буклеты, календари с его портретом, майки и все такое. Наши организаторы
специально договариваются в таких случаях с местными деятелями о том,
что официально время прибытия сообщается неправильно. Например, говорят,
что звезда прилетает в три часа, в на самом деле - в четыре или даже в
пять. Народ-то собирается и уже не расходится, ждет. А чем дольше ждет,
тем больше покупает. И все с этого имеют навар. Так что если Рудин фес-
тиваль прикроет, ему живым отсюда не уехать.
- Понятное дело, - кивнул я.
Рита щебетала уже о чем-то другом, а я думал о том, что если убийства
на кинофестивале являют собой угрозу для тех, кто вложил деньги, то они
должны быть заинтересованы в том, чтобы преступления были как можно
быстрее раскрыты, желательно до окончания фестиваля. Тогда на закрытии
можно будет разрешить скандальные разоблачения, и желающие поприсутство-
вать выложат огромные деньги за билеты. Кроме того, есть опасность, что
произойди еще одна трагедия - и лавочку все-таки придется закрыть. Так
что обезвредить преступника (или преступницу?) нужно как можно скорее.
Почему же они, эти заинтересованные спонсоры, смотрят сквозь пальцы на
то, что раскрытием двух убийств занимаются три сыщика, совокупные силы
которых я оценил в семьдесят пять процентов одного хорошего опера? Или
они подключили своих частных детективов? Но что-то я их присутствия не
ощущаю, хотя в таких случаях чужая рука всегда бывает заметна.
- Ты меня слушаешь?
Рита дернула меня за ухо, и я сообразил, что отвлекся настолько, что
перестал следить за ее словами.
- Слушаю, конечно.
- И что ты скажешь?
- Про что?
- Ну вот, ты никогда не слушаешь то, что я тебе говорю. - Она снова
стала раздражаться и повышать голос. - Я спрашиваю, ты возьмешься за
это? Деньги все-таки хорошие.
- Какие деньги? Прости, Ритуля, я действительно задумался и все прос-
лушал. Давай все сначала.
- О Господи, за что мне такое наказание, - картинно простонала она. -
Рудин просил меня поговорить с тобой о том, чтобы ты пришел к нему рабо-
тать начальником службы безопасности. Он знает, что ты увольняешься. Он
хочет, чтобы ты, если согласишься, приступил к работе немедленно и помог
раскрыть убийства. Он готов подписать с тобой контракт сегодня же вече-
ром.
Так. Вот оно. Не успел я подумать, а оно уже сделалось. Правда, мне и
в голову не приходило, что в качестве исполнителя спонсоры видят меня.
- Рита, это невозможно.
- Почему?
- Потому что у меня нет лицензии на право заниматься частной детек-
тивной деятельностью. И, соответственно, у меня нет ни официальных доку-
ментов, ни оружия. И потом, я просто не хочу. Мне не нравится твой Ру-
дин.
Рита залилась румянцем и сделалась от смущения агрессивной. Я прек-
расно знал, что президент фестиваля Рудин - ее любовник, а даже если бы
я этого не знал, то сейчас догадался бы. С какой стати иначе она дели-
лась бы с ним сведениями о том, что ее бывший муж увольняется из милиции
на пенсию? А Борис Рудин мне действительно не нравился. И дело не в том,
что я знал о нем что-то порочащее, в наше время непорочны только ново-
рожденные. Не нравился он мне, и все тут. И работать на него я не хотел.
А даже если бы и хотел, то не смог бы. Местное уголовно-розыскное на-
чальство не потерпит моего вмешательства в ход расследования, если у ме-
ня не будет соответствующих документов. И самое главное - я хотел, чтобы
убийства на кинофестивале "Золотой орел" были раскрыты Сережей Лисицы-
ным, а не частным детективом Стасовым. И я не буду тянуть одеяло на се-
бя, а сделаю все, чтобы помочь Сереже. Потому что Сережа, в отличие от
Бориса Рудина, мне нравился.
- При чем тут нравится тебе Рудин или не нравится? - сердито сказала
Рита. - Речь идет о работе и, между прочим, о деньгах. Кончится у тебя
отпуск, ты уволишься - и что будешь делать? Груши околачивать? Тебе
предлагают работу, хорошую работу, и хорошую зарплату, а ты дурака валя-
ешь.
- Рита, я могу еще подумать о том, чтобы пойти работать к Рудину, но
о том, чтобы помогать в расследовании сейчас, и речи быть не может. Я не
стану связываться с нарушением закона. Здесь очень суровое местное на-
чальство, и мне не нужны неприятности за занятие детективной дея-
тельностью без лицензии. Тебе понятно?
- Мне понятно, что ты просто упрямый несносный тип! - Она почти кри-
чала.
И я вдруг понял, что ей было бы очень приятно, если бы ее нынешний
любовник смог нанять на работу ее бывшего мужа. Я, дескать, вышла замуж
за барина, а мой-то бывший, которого я бросила, теперь у него в холопах
ходит. Ну, Ритка, ну, стервочка!
- Согласен, - миролюбиво сказал я, с трудом сдерживая смех. - Я упря-
мый и несносный. Но сидеть в тюрьме я не хочу. И иметь неприятности тоже
не хочу. Имею я право этого не хотеть? Имею. У тебя есть возражения?
- Ты все-таки подумай. - Она чуть сбавила тон. - И если надумаешь,
позвони Рудину. Вот его телефон.
Она протянула мне глянцевый прямоугольник визитной карточки, на кото-
рой было написано: "Киноконцерн РУНИКО. Тамм Борис Иосифович. Прези-
дент". Ниже - московские адреса и телефоны, а на обратной стороне шари-
ковой ручкой нацарапан телефон местной гостиницы. Я сунул визитку в кар-
ман. Только сейчас я обратил внимание, что уже совсем стемнело, буквы на
визитке я различал с трудом.
Я повернулся к Лиле и увидел, что она читает, поднеся раскрытую книгу
к самым глазам. Все-таки я плохой отец, и меня не извиняет тот факт, что
и Рита - плохая мать. Пока я решаю свои проблемы, мой ребенок дочитается
до близорукости.
Мы вместе дошли до выхода с пляжа. Рите нужно было поворачивать нале-
во, к гостинице, а нам с Лилей - направо.
- Что у вас будет на ужин? - придирчиво спросила Рита.
Я спохватился, что не купил никакой еды, а ведь магазины-то уже зак-
рыты. Правда, открыты палатки, но тем, что там продается, детей кормить
нельзя: соленые орешки, кексы, консервы из сосисок. Надеяться на то, что
нас покормит Ирочка, было можно, но неприлично, мы и так сегодня ели
приготовленный ею обед.
- Сегодня мы идем в ресторан, - независимо ответил я. - И будем есть
форель с жареной картошкой. Да, Лиля?
Лиля посмотрела на меня своими огромными глазищами, в которых застыл
немой вопрос, и тихо ответила:
- Да, папа.
Глава 6
Лиля уже давно спала, а я все крутился с боку на бок на своей крова-
ти. Я знал, что за стеной не спит Татьяна, и эта мысль почемуто мешала
мне успокоиться и заснуть.
Когда мы вернулись, Ирочки не было дома. Оказывается, она возвраща-
лась, чтобы приготовить ужин, и снова ушла куда-то с Мазаевым. Таня си-
дела в своей комнате над материалами о пожаре.
- Хочу их побыстрее прочесть и отдать, - объяснила она. - Не дело
это, когда служебные документы находятся в чужих руках. У парня могут
быть неприятности. Да и мне спокойней.
Даже в литературном творчестве она оставалась следователем.
- Приходила ваша жена. Она вас нашла на пляже?
- Да, спасибо, Танечка.
- Она у вас красивая.
Татьяна сказала это без зависти, но и без восхищения. Просто конста-
тировала факт. Следователь.
- Она у меня бывшая.
- Да? Я не знала.
- Разве Лиля вам не говорила? Мы уже три года в разводе.
- Дима, вам бы следовало давно уже перестать удивляться. Из вашей де-
вочки слова не вытянешь, если специально не спрашивать. Из нее вырастет
превосходная ямка.
- Кто из нее вырастет? - не понял я.
- Ямка, в которую можно пошептать про свои тайны, засыпать песочком и
быть уверенным, что никто никогда ничего не узнает. Она умеет держать
язык за зубами.
- Что да - то да, - согласился я, невольно любуясь Таниными светлыми
волосами и пухлыми, но очень ухоженными пальчиками.
С каждым часом она нравилась мне все больше и больше, и я начал сам
себе удивляться - почему же я раньше совершенно не воспринимал полных
женщин? Ритка мне глаза застила, что ли?
Тогда я пожелал Тане спокойной ночи и отправился к себе, но вот прош-
ло уже полтора часа, а я все не засыпал. И Ирочка, судя по всему, еще не
вернулась, во всяком случае, ни ее шагов, ни голоса я не слышал, а слух
у меня хороший.
Осторожно, стараясь не разбудить Лилю, я встал, натянул джинсы и ру-
башку, сунул ноги в резиновые пляжные шлепанцы и вышел на галерею. Обог-
нув дом, я сразу увидел свет, падающий из окна комнаты, которую занимали
девушки. Значит, Таня все еще читает документы.
Ступая на цыпочках, я подкрался к окну и заглянул в негр. Так и есть,
обе кровати пусты, Ирочка еще гуляет со своим социологом, а Таня быстро
набирает текст на компьютере, поглядывая в лисицынские бумаги. Минут че-
рез пять я очнулся и понял, что стою как дурак и таращусь на Татьяну, не
в силах пошевелиться. Она все-таки действует на меня завораживающе.
Решение созрело в моей голове раньше, чем я вообще успел что-либо по-
нять. Я быстро вошел в комнату, подошел к Татьяне и взял ее за руку.
- Пойдем, - сказал я шепотом, удивляясь себе и плохо понимая, что я
делаю и зачем.
- Куда? - также шепотом ответила она.
- В сад.
- Зачем?
- Затем. Пойдем.
Она послушно поднялась и спустилась вслед за мной по лестнице. Я по-
вел ее в темную ароматную глубину сада, ни секунды не сомневаясь в том,
что делаю все правильно. Не знаю, откуда появилась эта уверенность.
Просто я знал, и все.
Я обнял Татьяну и начал целовать ее спокойно, нежно, без напора и
спешки. И она отвечала мне так же спокойно и уверенно, словно мы уже
много лет были женаты и жили вместе и мой внезапный порыв казался ей со-
вершенно естественным и не вызывал ни удивления, ни смущения. Постепенно
мои ласки становились все более требовательными, и Таня откликалась на
них тихими стонами и умелыми движениями руки. Ее пышная грудь под тонкой
трикотажной майкой не была стеснена ничем и так удобно ложилась в мою
ладонь, будто самой природой была предназначена для моих рук. Возбужде-
ние нарастало медленно, и не было в нем той страстной оголтелости, кото-
рая всегда охватывала меня и с Ритой, и с другими "стройными и длинноно-
гими". Я плыл по волнам, тихонько покачиваясь, и было мне так хорошо,
как совсем недавно во сне.
Мы медленно опустились на траву, и я еще успел подумать, как удачно,
что юбка у Татьяны из какой-то темной ткани...
Потом мы еще долго молча стояли обнявшись, и она гладила меня по спи-
не и по плечам, а я целовал ее волосы и висок и думал о том, что мой ан-
гелочек с крылышками и пухлой попкой достал из своего стеклянного бара-
бана самый счастливый билетик, и после этого, наверное, пойдет сплошная
полоса неудач, но это черт с ним. За все нужно платить, и за вовремя вы-
тащенный счастливый билетик тоже.
Со стороны калитки послышались голоса, вернулась Ира. Мы торопливо
выскочили из сада и уселись на ступеньках лестницы, ведущей в их комна-
ту, как будто весь вечер тут и просидели.
- Привет, полуночники, - шепотом сказала Ирочка, подходя к нам.
- Привет, гулена, - шепотом откликнулась Таня. - Где была?
- Вы будете очень смеяться, но мы ходили на нудистский пляж купаться.
- А что, здесь и такой есть? - спросил я.
- Точнее сказать, был. Оказывается, месяц назад его закрыли. Туда
нужно спускаться по канатной дороге, а в прошлом месяце одна кабинка
сорвалась, и теперь там все ремонтируют. Так что наша попытка искупаться
голышом бесславно провалилась.
Я в душе посочувствовал хорошенькой веселой Ирочке. Понятно, что на
нудистский пляж она со своим седобородым социологом ходила с совершенно
определенной целью, и купание без купальника было только необходимым фо-
ном, так сказать, сопутствующим условием для того, чем мы с ее подругой
только что занимались в саду. Интересно, почему Мазаев для этого не при-
вел ее в свою комнату? Хозяева идейно-строгие? Или он отдыхает здесь уже
не в первый раз и в прошлые годы приезжал с женой? Мне, как человеку аб-
солютно счастливому, хотелось, чтобы и всем вокруг было хорошо, поэтому
я великодушно предложил:
- А что, если мы с Танечкой пойдем прогуляться? Она целый день проси-
дела за работой, ей нужно размяться. Как, Танечка? Пойдем?
Татьяна усмехнулась и выразительно посмотрела в сторону соседнего
двора. В комнате Мазаева как раз зажегся свет.
- Ну, если наш ученый сосед еще не лег спать, то, пожалуй, имеет
смысл.
- Таня! - В голосе Ирочки послышался ужас. - Это неудобно. Ты что!
- Ничего. Пойдем, Дима. По дороге и к соседу заглянем.
- Ну, ребята, ну я не знаю...
- А тут и знать нечего. Только убери со стола мои бумаги.
- Спасибо вам, - растерянно пролепетала Ирочка.
Мы вышли на улицу, я оставил Татьяну возле калитки, а сам подошел к
открытому окну соседнего дома. Юрий Сергеевич сидел на кровати и задум-
чиво изучал рисунок обоев на стене, грея в ладонях рюмку с коньяком.
- Господин социолог! - позвал я вполголоса.
Мазаев вздрогнул, едва не пролив коньяк на пол.
- О, это вы, Слава. А я испугался от неожиданности.
- Буду краток, - сказал я, стараясь не расхохотаться. - Мы с Татьяной
идем гулять, а Ирочка дома. В вашем распоряжении не меньше часа, это я
вам гарантирую. Только не разбудите Лилю.
- Но... Подождите, Слава...
- Целую крепко, ваш Владислав, - бросил я уже на ходу.
- Куда направимся? - спросила меня Татьяна, когда я взял ее под руку
и уверенно повел в неизвестном направлении.
- Не знаю, - беззаботно ответил я. - А ты куда хочешь?
- Домой, - очень серьезно ответила она. - У меня после любви упадок
сил и ноги подгибаются. Я, видимо, не такая тренированная, как ты.
- Ты на что это намекаешь?
- Только на твою спортивную форму. А ты что подумал?
Я расхохотался:
- Татьяна Григорьевна, с вами не соскучишься! Прости, я в самом деле
не подумал, что у тебя сил нет. У меня, например, крылья выросли. Но мне
было так жалко твою Ирочку! Должны же у нее быть какие-то радости помимо
кухни и стирки.
Мы шли в сторону моря и молчали. Сначала молчать было легко, но потом
чем дольше затягивалась пауза, тем большую неловкость я испытывал.
Татьяна недовольна? Сожалеет? Устала? Я сделал что-то не так? Обидел ее?
Я начал нервничать, но не мог пересилить себя и спросить. А она шла
рядом, и я многое отдал бы сейчас, чтобы узнать, о чем она думает.
На набережной царило оживление, несмотря на то, что уже был третий
час ночи. Работали ночные бары и дискотеки, рестораны и казино.
- Хочешь, зайдем куда-нибудь? - предложил я.
Она отрицательно покачала головой:
- Там шумно, а мне нужно подумать.
- Я могу узнать о чем?
"Ну вот, слава Богу, - подумал я, - всетаки решился спросить. Даже
если она сейчас скажет что-нибудь неприятное, все равно это лучше, чем
мучиться неизвестностью".
- О пожаре. Я думаю, как перестроить сюжет с учетом того, что я узна-
ла из Сережиных документов, и при этом не переделывать то, что уже напи-
сано. Ужасно не люблю переделывать.
Я ожидал чего угодно, только не этого. Большего удара по самолюбию
мужика нанести невозможно. Пусть бы она сказала, что разочарована, что я
не доставил ей удовольствия, что я слаб или, наоборот, невыносимо-назой-
ливо вынослив. Любой упрек можно воспринять как информацию, сделать вы-
вод и исправиться. Но это... Я как дурак иду и думаю только о том, что
произошло в саду, а она - о своей книжке.
- А я думаю о тебе, - зло ответил я. - Извини, так уж я сентимен-
тально устроен.
Она внимательно посмотрела на меня и вдруг мягко улыбнулась и погла-
дила меня по щеке.
- Не сердись, милый. У нас все было хорошо, просто отлично, но зачем
это обсуждать? Если это будет когда-нибудь еще раз - я буду рада. Если
нет то нет, тогда и говорить не о чем. Верно?
Я не нашел, что ей возразить, но разочарование свое скрыть не смог.
Правда, уже через минуту мне стало смешно. Ну что это я в самом деле
слюни распустил! Она права. Мы знакомы с ней слишком мало, чтобы из фак-
та физической близости делать выводы о развивающихся отношениях. Она же
не может знать, как сильно она на меня действует и как странно мне то,
что со мной происходит. В ее глазах мой порыв - эпизод, экспромт разве-
денного мужика на отдыхе, не более того. И если она не видит за всем
