Помнить, что я нахожусь в Стране Чудес и вести себя соответственно.
Повстречается гном или призрак - не креститься, не бежать к психиатру, а
достать магнитофон и снять допрос.
- Испугался? - спросила Алиса с интересом.
Я вразвалочку подошел к ней, взял за плечи и заглянул в глаза. Она
преспокойно улыбалась.
- Ну? - спросил я.
- Вообще-то мне мама не разрешает целоваться с незнакомыми
мужчинами...
- Приятно видеть, что еще встречаются девушки, свято следующие
родительским заветам, - сказал я. - Это меня умиляет, я сентиментален...
Не передергивай, речь не о поцелуях. Ты меня специально сюда притащила?
Попугать?
- Вовсе я тебя не пугала. Развлекала, как могла. Журналисты обязаны
любить необычное, не правда ли? Ты доволен?
- Еще как.
- Прекрасно, - сказала она.
- Поздно уже. Поехали?
Я посмотрел на радугу и зеленую Луну, фантастическим орденом на
диковинной ленте сиявшие в исцарапанном метеорами небе. Надо будет
спросить о них Зипперлейна. В отчете Лонера ни о чем подобном нет ни
слова. Впрочем, язык не поворачивается именовать отчетом этот коктейль из
первобытных страхов и мазохистских заверений в собственном бессилии.
Отчета Некера у нас нет, и вряд ли мы его когда-нибудь получим. У нас есть
только я, а у меня пока что ничего нет...
Мы мчались по ночному городу.
- Отвезти тебя домой? - прокричала Алиса.
- Поезжай к себе, - ответил я. - Я тебя провожу как бы. В лучших
традициях.
Не стоило, разумеется, уточнять, что мне нужно было узнать ее адрес.
Вскоре мотороллер остановился у одноэтажного дома, стоявшего в маленьком
саду.
- Ну, прощаемся? - сказала Алиса. - Если захочешь новых чудес, рада
буду послужить мировой журналистике.
- Послушай, а как ты сама оцениваешь эти чудеса и что о них думаешь?
- Интервьюируешь?
- Конечно.
- Видишь ли, мне не нужно о них раздумывать, - сказала она. - Потому
что у меня есть знакомый, который знает все.
- Для меня это просто клад, - сказал я беспечно. - Познакомишь.
- Если хочешь.
- Ну, журналист я или нет! Это, часом, не Герон? Мне говорили, будто
Герон все знает.
- Никогда о таком не слышала, - сказала Алиса (что было вполне
естественно, так как Герона я выдумал только что). - Моего знакомого зовут
Регар. Даниэль Регар. Слышал?
Она открыла калитку, завела мотороллер во двор и закатила его к
маленькому гаражу в глубине сада. Из-за кустов вышла большая спокойная
собака, покосилась на меня, рыкнула для порядка и пошла следом за Алисой,
махая хвостом.
Собака ее знает. Гараж она открыла Своим ключом. Похоже, она здесь
действительно живет. Так что можно отправляться восвояси.
И я пошел прочь. Итак, девочка из очень приличной семьи, которая
довольно неискусно подставилась мне (девочка, а не семья) и привела к
памятнику. Кому-то нужно было, чтобы я осмотрел памятник? Кто-то
ненавязчиво хотел облегчить мне знакомство со здешними чудесами?
Другого объяснения нет. Неизвестный... нет, не доброжелатель, гид.
Так оно вернее. И - ни капли случайности. Весь мой опыт протестует против
попытки записать это знакомство в случайные. У меня есть кое-какой опыт, а
у милой девочки Алисы его нет, и играть она не умеет. А самую большую
промашку допустила только что - сказала, что позвонит мне, но я-то ей не
давал адреса и телефона, словом не обмолвился. Значит, они меня уже ведут.
Быть может, с первой минуты. Но кого представляет милая девочка Алиса? А
кого, интересно бы знать, представляет Регар?
Главный почтамт, как ему и полагалось, работал круглосуточно.
Клиентов, правда, немного, а в телетайпном зале и вовсе ни одного.
Телетайпная связь старомодна и архаична, безусловно, проигрывает многим,
бог знает, почему вообще сохранилась (ходят слухи, что по просьбам обществ
любителей старины). Однако она имеет одно несомненное достоинство, за
которое ее и любят такие, как я, - возможность совершенно легально вести
кодированные разговоры с помощью одного-единственного рядка клавиатуры
телетайпа - верхнего, где цифры...
Я потревожил симпатичную девушку в голубом, откровенно скучавшую за
полированным барьером, заплатил положенную сумму и получил в полное свое
распоряжение маленькую кабину с элегантным хромированным аппаратом. Набрал
код абонента, под которым абонент значился в телефонной книге. Потом
набрал несколько других кодов, уже из числа хранившихся в суперзащитных
сейфах. Меня почти мгновенно переключили на Панту. Оперативность
оперативностью, но такая поспешность означало одно - Святой Георгий не
отходил от аппарата, ночевал в кабинете. Ждал моего звонка.
- Можешь что-нибудь сообщить? - перевел я на нормальный человеческий
язык россыпь пятизначных чисел.
- Некер в депрессии. Вышел из игры. Причины неизвестны. Что
предпринять?
- Ничего. Им займутся. Что еще?
- Случайно получил данные о Дарине...
Я сообщил ему все, что видел, разумеется, не упомянув, при каких
обстоятельствах видел это. Попросил только проверить все побыстрее.
Естественно, последовал вопрос:
- Откуда ты это узнал?
- Не могу сказать, - ответил я. - Прошу проверить как можно быстрее.
От результатов проверки зависит многое.
- Ты не находишь, что все это несколько странно?
- Нахожу, - ответил я. - Но ничего не поделать. Объяснять - слишком
долго.
Может быть, он не успокоился бы, общайся мы при помощи телефона или
видеофона, но пятизначные числа как-то не располагали к эмоциональной
дискуссии, чему я был только рад...
Унывать рано, успокаивал я себя, направляя стопы к дому Анны. Дела
идут более-менее гладко, загадки пока не такие уж пугающие, у окружающих
не торчат из штанин копыта и серой от них не пахнет, и на Регара меня
аккуратно вывели по его собственной инициативе, и я вспомнил, в каких
случаях возможна лунная радуга - редкое, но отнюдь не мистическое
природное явление. Лунная радуга возникает при определенной степени
насыщенности атмосферы водяными парами и соблюдении еще каких-то условий,
которых я не помню досконально. У меня есть даже соображения по поводу
зеленой Луны, фантастические, если выдвигать их в отрыве от совокупности
здешних странностей, но вполне уместные в Стране Чудес. Я работаю, активно
шевелю тренированными мозгами. Вот только Некер. Некер...
Благополучно возвращаюсь до дома, никого не потревожив, проскальзываю
к себе в комнату. Пистолет и все прочее на месте.
Ночью мне снится всякая галиматья.
День второй.
В комнате, оказывается, установлен модный лет десять назад будильник
"солнечный зайчик". Система из нескольких зеркалец, настроенная на
определенный час, отбрасывает на лицо спящего солнечные лучи, а небо
сегодня ясное, и я вскакиваю в половине восьмого - кто-то, мне кажется,
нежно гладит по лицу теплой ладошкой. Спросонья мерещится, что это
Сильвия, но потом я соображаю, что никакой Сильвии тут нет, и мне
становится грустно, настроение безвозвратно испорчено - то есть стало
рабочим. Включаю электробритву и телевизор, чтобы послушать новости.
Новости стандартные, обычный набор событий уверенного в своем будущем
человечества. Где-то торжественно открылся чемпионат мира по шахматам,
где-то закончился конгресс гляциологов. Один космический корабль вернулся
от Урана, другой стартовал к Сатурну. Одну научную теорию подтвердили
экспериментально, другую опровергли. Фанатичный изобретатель машины
времени Андрес Лазарро с превеликим трудом спасен пожарными из-под
обломков очередной взорвавшейся модели, но бодр и надежды не теряет. В
окрестностях Манаоса студенты наблюдали летающую тарелку.
О городе, где я сейчас нахожусь, упоминают единожды - в связи с
открывающимся здесь всемирным фестивалем фантастических фильмов.
Любопытно, кто придумал провести его здесь - оптимист или любитель черного
юмора?
Я убрал бритву, выключил телевизор и увидел сверток - маленький, не
больше пачки сигарет, он лежал на столе. Видимо, Анна положила его на стол
вчера вечером, а света я не включал и потому его, естественно, не увидел.
Сверток прикрывал записку:
"Господин Гарт! Час назад мне принесли пакет для вас, принес человек,
которого я хорошо знаю, он ближайший помощник комиссара Зипперлейна. Не
знаю, когда вы вернетесь, поэтому не оставляю его у себя, а кладу вам на
стол. А."
Я развернул плотную бумагу. Внутри лежали два пакетика поменьше, на
одном написано размашистым почерком Некера: "Послушай сразу". На другом
тем же почерком: "Послушай, когда до зарезу нужно будет с кем-то своим
посоветоваться". И еще - сложенный вчетверо лист бумаги. Гриф полицейского
управления. Надлежащим образом оформленный протокол о том, что
генерал-майор Некер Лео-Антуан...
Я стоял, держа на ладони маленькие, почти невесомые пакетики, мир
вокруг был серым, холодным и пустым. Вот и все. Детки. Детишки.
Ретцелькинды. Мальчики-девочки, косички, плюшевые медведики, губки в
шоколаде, а генерал-майор Некер Лео-Антуан выстрелил себе в голову из
табельного оружия, пистолета "Эльман-Лонг - 11,2", и эти пакетики - все,
что от него осталось, от него и его последнего задания, которое он
провалил вполне сознательно и бежал туда, откуда его не вернуть даже нам.
Даже если бы я его вчера вырубил и сдал врачам. ЭТО уже сидело в нем
тикающей миной... Будь проклят этот город со всеми его чудесами.
Немного успокоившись, я достал из чемодана маленький магнитофон и
вставил кассету, которую Некер просил послушать сразу. Медлил, боялся
разрушить что-то большое и важное, как будто оно еще не разрушено этими
двумя смертями... Наконец, решившись, придавил кнопку, как паука.
Несколько секунд слышалось шипение, потом раздался спокойный, четкий
голос Некера - так он говорил, прохаживаясь перед рядами курсантов в
аудитории.
- Прощай, Антон, - сказал Некер, и я сгорбился над столом, сжав виски
ладонями. - Я не испугался и не выдохся. Я просто не смог принять решения.
Я стою посередине и не могу сделать шаг в ту или иную сторону - я
намеренно не говорю "черное и белое", "доброе и злое", чтобы не вызвать у
тебя ассоциаций со старым, хорошо известным. Ситуация качественно новая, и
ни один старый термин не подходит. Ты думаешь - обтекаемые слова, общие
фразы? (Я машинально кивнул, не поднимая глаз, словно передо мной сидел
живой и здоровый Роланд.) Извини, так надо. Я не хочу влиять на твой выбор
и твой поступок - а ты обязан будешь сделать выбор. Скоро ты все откроешь
сам. Никаких особенных секретов здесь нет. Отправных точек у тебя две,
Регар и проект "Гаммельн". По поводу проекта побеседуй с мэром и его
командой. Адрес Регара - в телефонной книге. Все. Прощай.
- Прощай, - сказал я вслух.
У генерала Некера, как у многих, оказался билет в один конец, только
в отличие от многих он сам купил именно такой... Пленка шуршала и шипела,
ее оставалось больше половины в кассете, но я сидел и слушал это шуршанье.
Когда пленка кончилась, выключил магнитофон, надел пиджак и вышел из
комнаты.
- Адам? - раздался за моей спиной голос Анны. - Вы что, только сейчас
пришли?
- Нет. Ночью.
- Господи, я думала, с вами что-то случилось...
- Ну что со мной может случиться?
- Да на вас же лица нет... - сказала она. - Пойдемте. Проходите,
садитесь. Выпейте. И не думайте, что я ничего не понимаю. Я многое могу
понять. Зипперлейн вам не рассказывал про моего мужа?
- Нет, - осторожно сказал я, принял от нее бокал и сделал изрядный
глоток. - Кто он был?
- Он работал в отделе Зипперлейна. Погиб два года назад. Иногда он
возвращался ночью таким же... Что у вас стряслось?
- Так, неурядицы... Ваш сын дома?
- Нет. Где он, я не знаю. Это страшно, но впечатление такое, что мы
им больше не нужны.
- А вам не представлялось случая услышать, о чем они говорят меж
собой?
- Они стараются, чтобы таких случаев нам не представилось.
- Эта змея... - сказал я.
- Ну да, она жила в саду месяца два.
- В саду? - искренне удивился я. И вы...
- А что я могла сделать? Он мне сказал... свысока так посмотрел и
сказал, чтоб я не боялась, что она не укусит и не заползет в дом. В самом
деле, я ее почти и не видела. Говорят, ОНИ очень любят животных. Всех.
- И кошек, и собак, и людей... - сказал я. - А книги они читают? Что
вы можете сказать об уровне их знаний?
- Поймите вы! - почти выкрикнула она. - Хорошо, если я с ним раз в
неделю переброшусь двумя словами!
- Простите, ради бога, простите. Но ситуация... А что еще, кроме
любви к животным?
- Рассказывают разное. Будто у них есть в окрестностях города места,
куда они летают на свои сборища. Летают по воздуху. Будто они сами могут
превращаться в животных.
- И передвигать взглядом предметы?
Об этом было упомянуто в докладе Лонера. Правда, сам он этого не
видел - кто-то рассказал.
- И передвигать предметы, - кивнула Анна, ничуть не удивившись. - И
становиться невидимыми. И будто бы они не наши дети, а подменыши, которых
нам подсунул дьявол или эриданцы. Если бы вы знали, сколько слухов и
россказней ходит по городу... Расспросите вашу блондинку.
- Ого, - сказал я. - Которую?
- Ту, с которой вы были в "Волшебном колодце". Вас там видел один мой
знакомый.
- А что блондинка?
- Говорят, она имеет какое-то отношение к здешнему... к здешним
чудесам. Некоторые ее боятся.
- Значит, к чудесам имеют отношение и взрослые?
- Говорят... Это подруга Регара, есть такой астроном, о нем тоже
говорят разное, особенно после случая с Харелом Тампом - они были
друзьями...
- А кто такой Харел Тамп? Ну-ка, расскажите!
- Жутковатая история...
История действительно была жутковатая. Харел Тамп,
инженер-электронщик, знакомый знакомых Анны, спокойный, веселый и
уравновешенный человек, позавчера застрелил свою беременную жену, в
которой души не чаял. Абсолютно немотивированное убийство, и по городу со
скоростью верхового лесного пожара пронеслись идиотские и жуткие слухи,
которые Анна даже пересказывать не хочет. Тамп содержится в местной
тюрьме, идет следствие, опять-таки обросшее вымыслами...
Это хорошо, что в местной тюрьме, подумал я. Нужно немедленно его
увидеть. Лучше ошибиться, чем проморгать. Убита беременная. Беременность -
это ребенок, а дети... Все, что связано в этом городе с детьми, пусть даже
не родившимися, заслуживает внимания. Правил игры нет, я волен
устанавливать их себе сам. И все тут. И пусть я потом буду выглядеть
дураком...
Я тут же позвонил Зипперлейну из своей комнаты. Моя просьба насчет
тюрьмы особенного восторга у него не вызвала, скорее наоборот, он немного
обиженно напомнил, что от него требовали соблюдать полнейшую секретность,
а о какой секретности может идти речь, если я собственной персоной
заявлюсь в тюрьму? Я постарался объяснить ему деликатно, что старше его по
званию, обладаю определенными полномочиями, а обстоятельства и условия
игры могут меняться, и я уверен, что это как раз тот случай...
Он согласился. Что ему оставалось? После короткого раздумья я вставил
обойму и сунул пистолет в карман. Вышел из комнаты, из дома, из сада,
пошел по тихим, по шумным улицам. Настроение было сквернейшее. Мне не
привыкать терять друзей, но гибель Лонера и Некера случилась словно бы не
по правилам, она была неправильная, стояла особняком от всего, что до сих
пор скрывалось за стандартными формулировками "погиб при исполнении
служебных обязанностей"...
Вскоре я вышел к условленному месту и увидел голубую малолитражку
Зипперлейна.
- Итак, комиссар? - спросил я, усевшись рядом с ним. В профиль он еще
больше напоминал печального коршуна.
- Мы едем в тюрьму, - обнадежил он. - Надеюсь, у вас серьезные
основания нарушать правила игры?
- Как бы вам вообще не пришлось отказаться от правил игры, - сказал
я. - Под личиной дурачка-репортера я много не наработаю (я не сказал ему,
что и так уже раскрыт). Нет, я не Собираюсь вешать на грудь табличку со
своей фамилией и должностью, но что-то мне нужно менять... Как вы
расцениваете историю с Тампом?
- Обычная житейская драма.
- Речь идет о ребенке, пусть и нерожденном, а дети...
- Пустяки, - сказал он. Слишком поспешно сказал.
- И это позиция полицейского офицера? - спросил я. - Абсолютно
немотивированное убийство, а это всегда странно...
- Как вы поступите, если окажетесь перед глухой стеной, которую
невозможно обойти или взорвать?
- Поищу калитку, - сказал я.
- А если калитки нет? Мы здесь стоим перед стеной, давно разбили о
нее кулаки, а кое-кто и головы...
- Понятно, - сказал я. - Вы признаете, что увидели в случае с Тампом
Нечто, но боитесь, что окажетесь бессильны что-либо выяснить... Что он
говорил на допросах?
- Орал, чтобы его повесили... Вот, возьмите. Сделали специально для
тюрьмы.
Он положил мне на колени бордовое удостоверение криминальной полиции,
украшенное моей фотографией, заверенной двумя печатями. Очередная
вымышленная фамилия в сочетании со званием старшего инспектора.
- Комиссар, что вы знаете о проекте "Гаммельн"?
- То же, что и все знают, - сказал он.
- То есть?
- Знаете что, поговорите вы об этом с мэром. Родилась эта светлая
идея в его аппарате, они сами запрягли ученых и курировали всю работу до
завершения проекта. Разумеется, в контакте с вашей Коллегией, как вы
знаете.
Я ничегошеньки не знал, но не рассказывать же комиссару, что мне
всего лишь подсунули альбом газетных вырезок о чудесах города и краткое
изложение ученых дискуссий. Я и понятия не имел, что существуют некие
проекты. Честно говоря, с таким я еще не сталкивался. Скрывать от офицера
моего ранга материалы, касающиеся операции, которую ему предстоит
работать, - нечто ненормальное. Значит, у Святого Георгия были на то свои
причины...
Зипперлейн тормозит перед железными воротами, и створки начинают
медленно раздвигаться. Тюрьма выглядит, как все тюрьмы, к сожалению,
сохранившиеся еще на планете, - угрюмые здания с зарешеченными окошечками
и вовсе без окон, ни клочка живой земли, сплошной бетон и асфальт, спирали
проволоки по гребню высоких стен, сторожевые вышки.
Мы сдали на контроле оружие и направились к главному корпусу,
экспортируемые сержантом в голубой униформе. Из вольера на нас залаяли
здоровенные овчарки. Каждый раз испытываю досадный стыд и мучительную
неловкость, шагая по этим коридорам. Немало народу попало сюда в
результате моих трудов, но от этого не легче - всегда кажется, что мы
работаем плохо, что все, кому надлежит здесь сидеть, еще сюда не попали...
У входа сержант препоручил нас молодому лейтенанту. Тот провел нас по
длинному коридору с нумерованными дверями, мы миновали три препятствия в
виде глухих решеток - при каждой имелся надзиратель со связкой магнитных
ключей и "Штарком" через плечо, - спустились в полуподвал и вошли в
маленькую комнатку с прикрепленными к полу столом и табуретками. Лейтенант
жестом пригласил нас сесть, четко козырнул и вышел.
- Вам обязательно нужно, чтобы я присутствовал? - недовольно спросил
Зипперлейн.
- Вы же печетесь о секретности, - сказал я. - Посудите сами: какой-то
инспектор остался с подследственным, а комиссар ждет под дверью.
Несуразица, а?
Он не нашел, что ответить, присел и зябко поежился. Ничего, подумал
я. Происходящие вокруг чудеса - еще не основание для того, чтобы опускать
руки и жаждать отставки...
Ввели подследственного. Мужчина несколькими годами старше меня,
светловолосый, с аккуратной шкиперской бородкой. При других
обстоятельствах производил бы впечатление приятного, обаятельнейшего
человека, души компании, хорошего семьянина и любящего мужа - каким он и
был до недавнего времени, судя по досье.
- Садитесь - сказал я ему. - Конвой свободен.
Зипперлейн откинулся к стене и прикрыл глаза - ах ты, сукин кот с
тридцатилетним стажем...
- Садитесь, - повторил я. - Курите?
Он сел, положил на стол большие сильные руки и с гримасой принял от
меня сигарету:
- Как в кино... Кто вы такой? Все вроде записали...
- Инспектор, - сказал я. - Хочу задать вам несколько вопросов.
Глаза у него были не просто отрешенные - какая-то немыслимая пустота,
не отражавшая ни света, ни меня, склонившегося к нему, ничего.
- Какие могут быть вопросы? - сказал он. - Я во всем сознался, я
психически нормален и требую, чтобы меня повесили.
- За что вы убили свою жену?
- Поди вы! - Он отвернулся. Я встал, обошел стол и навис над ним,
вплотную к нему:
- Тамп, что произошло с вашим будущим ребенком? (Он вздрогнул и
сгорбился еще больше, и я понял, что взял след.) Что случилось с вашим
будущим ребенком? Вы ведь ее убили из-за ребенка? Я знаю, что из-за
ребенка! Ну! Тамп!
- Да при чем тут! - зло крикнул он, глядя на меня снизу вверх. - Она
мне изменяла, вот что!
- Врешь, тряпка!
- Сам ты!..
- Врешь, Тамп! - Я наклонился и заглянул ему в глаза. - Вы же любили
друг друга, у вас все было хорошо! И ты еще на мертвую клевещешь, дешевка
такая! Слюнтяй, баба! В петлю захотел? Так не будет петли! Получишь
двадцатник, останешься наедине с собой, столько будет времени подумать -
башку об стену расшибешь! Не будет петли! В лепешку разобьюсь, а добьюсь,
чтобы петли не было! Жить будешь и мучиться, тряпка! Ну? Что было с
ребенком? Ты ведь из-за ребенка убил!
Он закричал что-то непечатное в мой адрес и попытался встать, но я
изо всех сил прижимал ему плечи и орал в лицо - провоцировал на истерику,
на крик, чтобы он не выдержал, сорвался и в запальчивости выложил хоть
что-то. Мы, раскрасневшись, орали друг на друга, комната наполнилась
гулким эхом, кто-то в форме встревоженно просунулся в дверь, но я рявкнул
на него так, что его словно ветром сдуло, а мы снова орали что-то, уже
абсолютно бессмысленное, и я должен был переломить его, переупрямить,
пересилить, расколоть, и вдруг, когда мы одновременно замолчали, чтобы
глотнуть воздуха, прозвучал тихий голос Зипперлейна:
- Адам, оставьте вы насчет ребенка. Она в тот день сделала аборт, мы
вчера выяснили...
Отдуваясь, я плюхнулся на табурет и непослушными пальцами стал
выковыривать сигарету из пачки, а Тамп уронил голову на стол, и его плечи
затряслись.
- Комиссар... - сказал я.
Он тихонько выскользнул за дверь - как мне показалось, с огромным
облегчением.
- Уйдите вы... - тихонько сказал Тамп, не поднимая головы.
- Не могу, - сказал я. - Не имею права. Поймите вы, я приехал сюда
выяснить, что происходит с детьми и во что это может вылиться. Вы
перенесли тяжелую утрату, я понимаю. Мне приходилось не единожды хоронить
близких людей... Тамп, это ведь не только ваше горе. Завтра в таком же
положении может оказаться кто-то другой, мы могли бы это предотвратить,
если бы знали заранее, и потому вы не должны молчать. Простите за
банальность, но вы должны... Неужели вам настолько все равно? Ведь кто-то
будет следующим...
- Кто вы такой? - спросил он, к моей радости, почти нормальным
голосом.
- Полковник Кропачев, Международная службы безопасности. Отдел
кризисных ситуаций. Слышали, что это такое? Теперь понимаете? Неужели
думаете - я пострадал, пусть теперь и другие помучаются? Если так, вы
подлец, простите, подонок... Я не глажу вас по голове, да. У меня нет
времени на дипломатию, нет времени быть добрым. Над городом висит беда.
Что у вас вышло с женой?
- Вряд ли вы поймете, а если поймете, не поверите.
- Я уже успел понять, что здесь следует верить всему. Так что
рассказывайте. Правду и внятно.
- Это началось с первых недель беременности, - тихо начал он. -
Анита... Суть... Суть в том, что ребенок начал осознавать себя как
личность и беседовать с матерью. Телепатически.
- Что?!
- Вот именно... Учтите, я мало что знаю, она рассказывала об этом
неохотно и невразумительно, каждое слово приходилось клещами вытягивать.
Плохо спала, плакала, жаловалась, что не выдержит этого ужаса.
- Но могло...
- Нет, - сказал он. - Психиатр у нее ничего не нашел. Думаете, я
сразу не подумал? И еще... Ребенок... он говорил с ней и обо мне и при
этом приводил такие факты из жизни моих отца и деда, о которых Анита никак
не могла знать. Это к нему могло попасть только от меня. Наследственная
память, очевидно. Генетическая. Вот так... А она кричала, что не выдержит
этого ужаса...
- Почему ужаса? - спросил я довольно глупо.
- Ну, нам с вами никогда не приходилось быть беременным, так что
представить ее ощущения и страдания мы не сможем.
- Резонно, - сказал я. - А вы? Вы тоже считали, что это ужас?
- Нет. Может быть, потому что я наблюдал все со стороны, и мне, сами
понимаете, было легче. Я категорически запретил ей делать аборт - когито,
эрго... Он уже мыслил, он осознавал себя как личность, можете вы это
понять? Я запретил. Она сделала. На меня что-то нашло, не мог совладать с
собой... Я охотник, у меня был нарезной карабин...
- Получается, что она хладнокровно совершила убийство, вот ведь что,
- сказал я. - Убийство мыслящего существа. Так ведь выходит?
- Да. Но и я совершил убийство. Разница только в том, что мое
преступление предусмотрено уголовным кодексом, а ее преступление - нет...
- Ваш случай единственный, других не было?
- Не знаю.
- Кто такой Даниэль Регар?
- Не знаю, - сказал он, и я понял, что доверительный разговор
кончился, что пошла ложь. И позвал: - Зипперлейн!
Зипперлейн вошел и хмуро спросил:
- Вы кончили?
- Кажется, да.
- Можно в таком случае задать вопрос? Тамп, что вы думаете об
исчезновении трупа вашей жены?
- Что? - в один голос спросили мы с Тампом.
- Труп исчез из морга сегодня ночью, - сказал Зипперлейн. - Вот
так...
- Ничего я не думаю, - сказал Тамп, и его лицо окаменело. - Лично у
меня непробиваемое алиби - я сидел в камере...
Зипперлейн крикнул охранника. Тампа увели, комиссар двинулся было
следом, но я задержал его.
- Комиссар, я сейчас напишу отношение... Тампа нужно немедленно
отправить в столицу, в нашу резиндентуру.
- Ох, будут хлопоты... - покачал головой Зипперлейн. - Согласно
существующему порядку ваше региональное управление должно обратиться в
столичный...
- К черту, - прервал я его. - Город на чрезвычайном положении, вы не
забыли? Обратитесь к начальнику тюрьмы, и чтобы Тамп через час ехал в
столицу, под конвоем, понятно. И еще. Честно говоря, у меня чешутся руки
немедленно взять вас под стражу, как лицо, злостно мешающее ходу
следствия, умышленно скрывающее важные данные. Я не шучу! Я старше вас по
званию, просьба не забывать, а вы в данную минуту мне подчинены. Как вы
могли умолчать об аборте и исчезновении трупа?
Он посмотрел мне в глаза без всякого страха и смущения. Тихо сказал:
- Вы думаете, мы с нашими погонами и пистолетами можем стать на пути
промысла божего?.. Мы...
Распахнулась дверь, и в камеру вошел молодой человек в штатском.
Вошел - не то слово. Сей ладный мускулистый парень спортивно-полицейского
облика не вошел, а бесшумно вплыл, медленно проплелся от двери к нам,
именно проплелся невеликое расстояние в три шага, и бледен был как смерть.
Он мельком глянул на меня, подал Зипперлейну какой-то синий бланк донельзя
официального вида, вопреки уставу повернулся через правое плечо и покинул
камеру, балансируя по невидимой жердочке. Дверь он оставил открытой.
Зипперлейн прочитал бумагу, побледнел и ватной куклой сел на табурет.
- Что? - бросился я к нему. - Комиссар, вам плохо? Кто-нибудь, эй!
В дверь просунулась любопытная физиономия лейтенанта.
- Адам, закройте дверь, - неожиданно сильным голосом сказал
Зипперлейн. - Никого не пускать! (Я захлопнул дверь перед носом
лейтенанта.) Идите сюда, я вам прочитаю...
Я подошел, и он прочитал вслух, негромко, жестяным голосом робота:
- "Совершенно секретно, криминальная полиция, группа "Болид",
комиссару Зипперлейну. Час назад задержана женщина, фотографию которой мы
получили в связи с вашей ориентировкой о пропаже трупа. Задержанная
назвала себя Анитой Тамп, личность идентифицирована по отпечаткам пальцев
и спектру голоса, идентичность сомнений не вызывает. Согласно ее
показаниям муж выстрелил в нее из охотничьего карабина, больше она ничего
не помнит, как попала сюда, объяснить не в состоянии. При медицинском
осмотре обнаружен шрам. Не исключено, что его происхождение - выстрел в
упор из огнестрельного оружия. Нарезной карабин также не исключен. Судя по
состоянию шрама, выстрел был произведен самое малое полгода назад. Срочно
сообщите, как поступить. Гарта просят немедленно связаться с Центром.
264/5, Клебан".
Я глянул на код - полицейское управление окружного города, миль за
пятьдесят от нас.
- Вот ваш труп и нашелся, - сказал я, чувствуя странное кружение в
голове. - Правда, как я понял, она уже жива... Кажется, две тысячи лет
назад в Палестине случилось что-то похожее?
- Но ведь она тридцать восемь часов лежала в морге, - говорил
Зипперлейн, медленно комкая бланк. - Я ее видел. Это был труп. Врачи
констатировали смерть. День гнева, господи... Ниспошли просветление на
души наши и мысли, отведи адский огонь, боже всемилостивейший, ибо
вездесущ и всевидящ еси, будь же милосерден к рабам твоим...
Он бормотал молитву и смотрел на меня стеклянными глазами. И что тут
поделать? В мою задачу не входит вести антирелигиозную пропаганду среди
комиссаров полиции. Самому вдруг ужасно захотелось искать поддержку и
опору в ком-то сильном, большом, всемогущем, способном защитить и уберечь
от безумия.
Вот вам и великолепные гепарды... Один журналист, не из самых
