опять тебе плохо...
У нее есть золотое качество - умеет молча сопереживать...
Мы вошли в шикарный номер, заперли дверь, и она сразу обхватила,
прижалась. Тронула ладонью кобуру под пиджаком и попросила:
- Убери его, ладно?
Я отнес пистолет в ванную, запихнул его там в шкафчик - пусть раз в
жизни полежит рядом с косметикой от лучших фирм. Сильвия поставила передо
мной чашку кофе, села напротив и уставилась жалостливыми бабьими
глазищами.
- Ты говори, - сказала она. - Тебе ведь плохо...
Я медленно отходил, отплывал, отрешался от мира за окном, от его
головоломных проблем и жестоких отгадок, позволил себе ни о чем не думать,
разрешил на пару часов такую роскошь.
- Воспоминания динозавра, том второй, - начал я тихо. - Мы ведь
динозавры, как и те, за кем мы охотимся. Когда они исчезнут, уйдем и мы.
Да мы уже уходим, у нас не будет потомства, как у динозавров... Неделю
назад, проанализировав исследования одной сверхзасекреченной комиссии.
Совет Безопасности принял решение с будущего года отменить набор в военное
училище "Статорис" и проработать наиболее рациональный план последующей
ликвидации означенного училища. Последняя на планете военная школа
закрывается. Нам уже не требуется молодая смена, все дальнейшее - дело
полиции. Современный терроризм исчерпал себя, загнал в угол и вымирает.
Это несказанно хорошо. Но вот как быть нам, великолепным гепардам? Мы
умеем только ловить и стрелять, мы умеем умирать и рушиться с неба на
бьющие навстречу пулеметы. Мы этим занимались всю сознательную жизнь. И
ведь мы все понимаем, так и должно быть, для того мы и работали, для того
многие и погибли - чтобы на Земле не осталось нужды в военных. Нас скоро
забудут, еще до того, как умрут последние из нас. Впрочем, нас уже
забывают... Лет через двадцать люди скажут - это были смелые и благородные
парни, и никого больше не учат убивать голыми руками и стрелять в темноте
на шорох. Эпоха. Как это больно и грустно, когда уходит эпоха... И ведь мы
ничего не требуем - ни памятников, ни мемориальных досок, ни почета. Нам
просто грустно и горько от того, что понять нас могут только такие же, как
мы...
Ее губы прижимаются к моим, теплые ладони сжимают мои виски, и на
короткое время я становлюсь нормальным человеком, способным быть нежным,
ласковым, беззаботным. И все равно где-то, в глубине, как маленький
злобный гном в пещере, сидит тревожная мысль - кто такой Даниэль Регар?
Будь оно все проклято...
За окном - темно-синее, почти черное вечернее небо. Снизу лижут его,
размывают сполохи неоновых вывесок, сверху вспыхивают огненные росчерки
метеоритов.
- Странный стал город, - тихо сказала Сильвия. - Страшный. Все
чего-то ждут. Ты уже знаешь, в чем дело?
- Ничего я не знаю.
- Нельзя рассказывать, да?
- Нельзя, - сказал я. Этот аргумент всегда действовал на нее
безотказно, она не относится к тем женщинам, кои считают, что в
доказательство любви мужчина должен выбалтывать служебные тайны.
- Это не опасно? Твоя миссия?
- Как тебе сказать...
- Значит, опасно, - вздохнула она. - Ты хоть понимаешь, как я боюсь
за тебя? И как мне это необходимо - бояться за тебя?
- Я понимаю, ты понимаешь, он понимает, мы понимаем... Ты когда
улетаешь?
- Через два дня, - сказала она. - Мы еще увидимся?
- Боюсь, что нет. Это мне сегодня так выпало...
- Когда освободишься, поедем в Камаргу, хорошо? Там быки, красивые
степи и можно ездить верхом.
- Хорошо, - сказал я.
Она любит ездить верхом. Я тоже, да времени нет. Со многими
курортными местечками и экзотическими уголками планеты у меня связаны
совсем другие ассоциации, другие воспоминания, и ничего с этим не
поделаешь, так сложилось. Но с Камаргой, слава богу, ничего такого...
Сильвия принесла из другой комнаты своего золотого зверя. Он оказался
кентавром с крыльями - довольно-таки экзотическое сочетание. Я похвалил
зверя. По крайней мере он был нетривиален.
Она проводила меня до двери. На пороге посмотрела в лицо печально и
ожидающе, притянула к себе и тут же оттолкнула, прошептала:
- Иди, а то расплачусь...
Я вышел в коридор под холодный свет люстр. Наплыв гипохондрии прошел.
По коридору шагал жесткий, энергичный, насквозь деловой полковник Кропачев
по прозвищу Голем, великолепный гепард эпохи, туда его так, готовый решать
мировые проблемы на молекулярном уровне. Завтра приезжает Ксана, завтра я
должен буду прижать к стенке Регара, завтра, я очень надеялся, станут
прозрачными некоторые "черные ящики". Завтра.
Сегодня был Чавдар, он стоял, изящно облокотившись на перила, в
штатском костюме, в меру пестром и легкомысленном.
- Ну, здравствуй, - сказал я. - Разведрота твоя, я смотрю, неплохо
работает...
- А то как же, - сказал он. - Пойдем поговорим?
Мы спустились по лестнице, миновали забитый гомонящими поклонниками
фантастического синематографа холл, отмахнулись он юнца, по ошибке
попытавшегося взять у нас автографы, вышли на улицу и сели в машину
Конрада, цивильный "ауди".
- Итак? - спросил я. - Вряд ли ты ко мне без дела пришел.
- Посмотри.
Он достал из кармана карту города и прилегающих окрестностей,
развернул ее передо мной. Карта испещрена хорошо знакомыми мне условными
знаками.
Карта меня ошеломила, если честно. К городу была стянута едва ли не
треть вооруженных сил ООН. Объяснение подворачивалось одно-единственное;
лучше пересолить, чем недосолить. Береженого бог бережет...
- Чтобы ты знал, какую армаду тебе предстоит привести в движение.
- Так, - сказал я. - Детали.
- Я получил приказ. Сигнал на "Гаммельн" предстоит дать тебе. Приказ
тебе доставят завтра утром. А там - твое дело. Как будут эвакуировать
детишек, я толком не знаю и не интересуюсь. Я строевик, дорогуша Голем.
Окружаю, пресекаю, провожу облавы, предотвращаю эксцессы. Общее
руководство войсками осуществляет наш старый знакомый - Дуглас. А у меня
своя задача - к началу "Гаммельна" я должен обезвредить экстремистов. Ну,
основные точки дислокации мы знаем, так что по сусекам поскребем.
- А ты ничего не слышал о таком Даниэле Регаре?
- Есть такой, - сказал он. - Сволочь. С Диким Охотником якшался. И
якшается.
- Так, - сказал я. - А если я тебе скажу, что один мой знакомый
весьма похвально отозвался о Регаре?
- Что это за...
- Лео Некер, - сказал я не без грустного злорадства, и он увял, как я
увял бы на его месте. - Некер это говорил, дружище. Вот такие дела...
Конрад, тебе не приходилось видеть завязанные узлом автоматные стволы?
- Ты у Артана видел? Так это я ему один отдал. Другой отослал в
Центр. Знаешь, я поневоле начинаю бояться - а вдруг я ничего не смогу
сделать, когда придет срок? Я...
На приборной доске вспыхнул зеленый огонек. Чавдар сунул в ухо
блестящую бусинку на длинном шнуре, послушал и резко обернулся ко мне:
- Голем, "крими" у твоего дома, за тобой приехали!
Я молча кивнул ему на баранку. Машина понеслась по светящейся осевой
линии. Упавший микрофон подпрыгивал на спиральном шнуре, я поймал его и
водворил в гнездо.
Полицию представляла серая цивильная малолитражка с мигалкой на
крыше. Внутри было темно, тлел багровый огонек сигареты, освещая чей-то
энергичный подбородок. Распахнулась дверца, навстречу мне выбрался плотный
малый - это он в тюрьме принес Зипперлейну депешу.
- Господин полковник, вас срочно просит комиссар.
- Поехали, - я распахнул дверцу. - Что, еще один труп у вас сбежал?
Он в это время садился за руль. Так и не сел. Застыл в неудобной
позе:
- Откуда вы знаете?
- Всего лишь хотел убого пошутить, - сказал я. - Садитесь, поехали.
Кто там у вас убежал?
- Некер...
Машина остановилась перед каким-то окраинным полицейским участком. В
неоновой вывеске "Полиция" не хватало последней буквы, перед входом стояли
два мотоцикла. Мы прошли коротким коридором. В маленькой комнатке,
пропахшей сапогами и оружейной смазкой, сидел на краешке стола Зипперлейн.
Его теплый синий плащ - небывалое дело! - лежал тут же, на столе.
- Как это случилось? - спросил я, придвигая ногой свободный стул.
- Как... Ночью встал и ушел. В случае с женой Тампа свидетелей не
было, а сейчас свидетель есть - сторож морга.
- И что он?
- А где ему, по-вашему, быть? - вздохнул Зипперлейн. - В
психиатричке, понятно. Спит после лошадиной дозы успокоительного
снотворного.
По долгу службы мне приходилось бывать в моргах. Гладкие цинковые
столы, неподвижные желтоватые тела, холодный свет, давящая тишина, и вдруг
мертвец приподнимает голову, садится, открывает глаза, спускает ноги на
холодный каменный пол, проходит мимо сторожа... Как он смог голым пройти
по городу?
- Неизвестно, - сказал Зипперлейн, и я понял, что задал вопрос вслух.
- Вообще-то дело было ночью. Хозяин дома, где он снимал комнату,
естественно, спал и ничего не слышал. Одежда, вещи и машина Некера
исчезли. Два часа назад его машина миновала пост войск ООН на шоссе
два-четырнадцать и удалилась в сторону столицы.
- Его пропустили? - донельзя глупо спросил я.
- А почему они должны были его задержать? Они же не знали; что он...
Или вы думаете, что от него разило серой и склепом, а лицо его было синим?
Анита Тамп выехала беспрепятственно. Господь никогда ничего не делает
наполовину.
- Однако Лазарь-то смердел и покрыт был червяками... - машинально
сказал я.
Встал и поплелся прочь - а что еще оставалось делать? В коридоре
отмахнулся от детектива, предложившего подвезти, вышел на пустынную темную
улочку и побрел по краю тротуара. Детектив сел в машину и метров двадцать
ехал следом, но я рыкнул на него, и он отстал. Я остался один. Большинство
окон уже погасло. Я не мог ни восторгаться, ни грустить над происшедшим с
Некером - город, как вампир, высасывал мои эмоции, оставляя одно тупое
удивление. Над крышами чертили огненные зигзаги метеориты, из-за трубы
выглядывала половина зеленой Луны, и на ее фоне четко вырисовывался
кошачий силуэт. Ничего сверхъестественного в зеленой Луне нет. Нашу Луну
мы видим желтой или белой от того, что вокруг нее нет переломляющей
солнечные лучи атмосферы. Будь на ней достаточно плотная атмосфера, Луна
виделась бы нам именно такой - светло-зеленой, как молодая сочная трава.
Хорошо помню рисунки в одной популярной книжке по астрономии. Да, но ведь
атмосферы там все же нет...
Лунная радуга. Как и обычная, вызывается преломлением и отражением
света (только на этот раз лунного, а не солнечного) на водяных капельках в
атмосфере. Лучи точно так же разлагаются на составные части спектра.
Наблюдается лунная радуга, как правило, при ясной, полной Луне, когда
воздух насыщен принесенной с моря влагой. Редкое, но вполне
материалистическое природное явление. Вот только почему все эти явления,
каждое из которых в отдельности легко объяснить, появились здесь
одновременно?
За мной кто-то шел, подстраиваясь под ритм моих шагов, но шаги
преследователя были какие-то необычные - звонкие, шлепающие. Словно тот
шел босиком. Тяжелые шаги. Странные. Только сейчас я сообразил, что
понятия не имею, в какую сторону иду, - я никогда не был в этой части
города. Пожалуй, от машины отказался несколько самонадеянно. Ну, ничего, в
конце концов это отнюдь не джунгли.
Сворачивая за угол, я украдкой оглянулся, и по спине доползли ледяные
мурашки.
Громадное, не ниже трех метров существо, напоминающее гориллу или
взмывшего на дыбки медведя. Оно стояло, слегка сгорбившись, покачиваясь на
полусогнутых ногах, растопырив передние лапы и касаясь ими земли, голубая
шерсть мягко светилась мягким гнилушечьим светом, горели огромные красные
глаза. Лица или морды я не смог рассмотреть - сплошная мерцающая шерсть.
Я стоял и смотрел на него, а оно стояло и смотрело на меня. Нас
разделяло метров тридцать. Сквозь пиджак я тронул кобуру - на месте.
Негромко окликнул:
- Эй, ты!
Не обращаться же к такому на "вы"!
Оно качнулось, негромко, глухо взревело и рысцой, целеустремленно,
вразвалочку направилось ко мне.
И тогда я побежал. Мне было стыдно, но я ничего не мог с собой
поделать. Инстинктом, нутром, подсознательно я понимал - это настоящее
чудовище, а не наряженный для розыгрыша верзила. Улица словно вымерла,
только редкие фонари, темные окна, шлепающие шаги и глухое ворчание за
спиной!
Дома неожиданно кончились. Огоньки следующих светились метрах в
пятистах впереди. Темный пустырь. Свалка. Первобытный страх прибавил мне
ловкости, проворства, я несся в бледном свете зеленой луны, перепрыгивал
через старые покрышки, налетал на острые куски старого железа и не ощущал
боли, лавировал среди куч битых бутылок и пластиковых ящиков, слышал за
спиной уханье и топот. Вылетел на косогор, обернулся и рванул из кобуры
пистолет. Большим пальцем опустил предохранитель.
Чудовище проламывалось сквозь мусор, перло напролом. Больше всего оно
походило на обезьяну, а обезьяны испокон веков были плохими бегуньями -
жаль только, что чудовище явно об этом не подозревало...
Я заорал:
- Стой, стрелять буду!
Я выстрелил, целясь в землю метрах в двух впереди него, чтобы оно
поняло шутки кончились. А оно бежало, совсем по-обезьяньи припадая на
передние лапы, отталкиваясь кулачищами от земли, светилась голубая шерсть,
сверкали красные глаза, я прицелился, и выстрелил уже по нему, на
поражение, и еще раз, и еще, и еще. Никакого результата.
У меня был двадцатизарядный "хауберк" с магазином системы Стечкина -
шахматное расположение патронов в обойме. Калибр 11,3 - удар пули способен
остановить лошадь на скаку. Я перекинул рычажок на автоматическую стрельбу
и выпустил оставшиеся патроны тремя очередями - в голову, в шею, в то
место, где должно быть сердце Хватило бы и на быка, но оно мчалось, словно
я швырял в него камешки или бил холостыми.
Я повернулся и побежал. Не знаю, кричал или нет Возможно. Снова
улицы, дома. Жилой квартал. Справа кто-то с воплем шарахнулся во двор. Я
бежал. Целовавшаяся под фонарем парочка недовольно повернула головы на
плюханье шагов, в уши резанул отчаянный девичий визг.
Парень оказался не из трусливых. В его руке тускло сверкнул нож, я по
инерции пронесся мимо, с трудом затормозил, обернулся и заорал:
- Куда, дурак?!
И даже дышать перестал. Чудище поравнялось с ним Небрежно, будто
человек, отводящий от лица ветку, оно отпихнуло незадачливого гладиатора
левой лапой - по-моему, не особенно и сильно. Он упал, тут же вскочил и
метнул нож вслед чудовищу, на что оно не обратило ровным счетом никакого
внимания.
Я бежал. В лицо ударил тугой свет фар, взревел мотор, я прижался к
стене, загрохотал пулемет, и рядом со мной пронеслась строчка трассирующих
пуль.
Потом оказалось, что я сижу в кузове открытого броневика, пахнет
дизельным топливом и железом, в руке у меня зажата фляга, и кто-то
отвинчивает с нее колпачок.
В кузов прыгнули двое солдат.
- Ну как? - спросил пулеметчик.
- Пусто. Ни следа нет.
- Но ведь я попал.
- Попасть-то попал...
- Свет дайте.
Прожектор полоснул по земле желтым лучом.
- Вот, вот... Ага. Выбоины есть, и только.
- Поехали отсюда, а? Автоматики помнишь?
- Говорят, не только автоматики.
- Говорил Христу напарник по кресту...
- Разговорчики, - раздался у меня над ухом голос Чавдара. - Поехали
отсюда.
Броневик развернулся и покатил по ночной улице.
- Переночуешь у нас? - сказал мне на ухо Чавдар.
- Ну, до такого я еще не докатился, - сказал я. - Вези домой, за
углом остановишь.
Броневик остановился поодаль от дома Анны и не отъезжал, пока я не
вошел в дом. Я тихонько прокрался по коридору (там горел свет), задержался
у большого зеркала - н-да... Весь в грязи и ссадинах.
В зеркало я увидел, как за моей спиной появилась Анна в черно-белом
пушистом халате, и глаза у нее стали круглые:
- Господи, что с вами?
- С велосипеда упал. Захотелось научиться ездить на старости лет.
Она грустно улыбнулась:
- Мой муж обычно снимал кота с дерева по просьбе старой дамы.
- Ну, а я обычно падаю с велосипеда. Для чего-то же существуют на
свете старые дамы, коты и велосипеды?
- Идите в ванную, велосипедист. Аптечка там есть. Бренди тоже.
Я ушел в ванную, долго обрабатывал ссадины и порезы - хорошо хоть
физиономия не пострадала... Забрался в ванну, пустил воду. Глотнул из
горлышка, закурил.
Теперь с Лонером все понятно. Такое, повторяясь часто и изощренно,
выпишет литер в психушку даже статуе Командора. И кто поручится, что
сейчас из стока не вынырнет синерожий утопленник и не пожелает замогильным
голосом успехов в работе и личной жизни? Мне захотелось поджать ноги, и я
выругался. Лонера они затравили... Допекли, достали (нужное подчеркнуть).
Надо бы принять снотворное, чтобы никакие синерожие или синешерстные
визитеры не смогли добудиться. Но нет. Лонеру это не помогло - в его
комнате нашли кучу пустых ампул из-под фертонала...
Я подумал: если рассудить трезво, меня хотели всего лишь напугать, не
более. Уж если кто-то, располагающий большими возможностями, хотел сжить
меня со света, наверняка мог создать более проворного и клыкастого
монстра...
День третий.
Конверт упал мне под ноги, когда я тихонько повернул ручку и потянул
дверь на себя, выходя из комнаты. Серый конверт казенного вида, без марок
и штемпелей, четко выведена моя фамилия - та, под которой я на посмешище
всему городу пытался изображать журналиста. Видимо, кто-то принес его на
рассвете.
Я рванул конверт и извлек лист бумаги с грифом полицейского
управления. Пробежал глазами несколько строчек и стал ругаться про себя.
Попятился, сел на кровать и перечитал письмо еще раз, медленнее.
"Бога ради, простите, полковник. Не могу я больше, право же, не могу.
Есть предел человеческим силам, и есть предел ситуациям, в которых человек
способен выдержать. Хочется узнать поскорее... Простите. Зипперлейн,
дезертир".
Я снял телефонную трубку и через минуту знал подробности.
Малолитражка комиссара Зипперлейна была на предельной скорости направлена
своим хозяином в глухую кирпичную стену портового склада. Бензобак
взорвался. Что осталось от машины и водителя после взрыва и удара - легко
себе представить.
Понятно, почему он не застрелился, не повесился, не наглотался
таблеток - боялся, что неведомая сила, поднимет и его с оцинкованного
стола в морге, откроет ему глаза, оживит. Ему ужасно не хотелось оживать,
он собирался умирать окончательно и бесповоротно. Вот так. Отчаявшись хоть
что-то понять, он решил, что, умерев в качестве покойника, обретет истину
- его душа, либо отлетя в горние выси, либо низвергнувшись в котел со
смолой, в любом случае получит информацию, которую усопший не мог получить
при жизни. Пожалуй, он не рехнулся и не дезертировал - гипертрофированный
профессиональный рефлекс - стремление любыми средствами раскрутить дело,
познать истину...
Десять негритят пришли купаться в море,
десять негритят резвились на просторе...
Старинная песенка. Что там с ними было? Кажется, пошли они
искупаться, и тонут один за другим, и вот уже не осталось негритят, ни
одного, спокойно плещется море, ни одной курчавой головы над волнами, и
никому нет дела, что опустел берег. В точности, как те негритята, один за
другим уходят, не вынырнув, капитан Лонер, генерал-майор Некер, комиссар
Зипперлейн. Кто следующий, господа? По логике событий следующим
негритенком должен стать полковник Кропачев, но этого никак нельзя
допустить - я просто-напросто не имею права умирать, я обязан оборвать
цепочку умертвий, выигрывать пора, побеждать.
Погода немного испортилась, началось это еще ночью, тучи уже
развеяло, но мокрый серый асфальт матово поблескивал, и я порядком
забрызгал туфли, пока шел к почтамту. Скорее, брел.
Стоял у входа и курил, отчаянно зевая. Мимо пробегали связисточки в
ярких брюках и прозрачных плащиках, метеоры с идиотской педантичностью
сгорали над крышами, по площади лениво катил бело-желтый молочный фургон.
Прошагали солдаты, видимо, из ночного патруля.
Где-то поблизости мелодично зазвонили бешеные часы - восемь утра. В
конце площади показалась низкая спортивная "багира", разбрызгивая лужи,
подъехала и остановилась в двух шагах от меня. Я распахнул дверцу, сел и
сказал:
- Здравствуй, Мадонна.
С о в е р ш е н н о с е к р е т н о.
Э к с п р е с с - и н ф о р м а ц и я. А-1.
Майор Монахова Ксения Георгиевна (Мадонна). Родилась в 2010 г.
Закончила военное училище "Статорис" (факультет контрразведки). В
настоящее время - следователь Отдела кризисных ситуаций МСБ. Семь
национальных и три международных ордена. Незамужняя.
- Почему не самолетом? - спросил я.
- Слушай, Голем, как тебе удалось расколоть Антихриста?
- Значит...
- Да, - сказала она. - Там был Длинный Генрих. Труп Дарина нашли на
том самом месте. На вилле нашли отпечатки Антихриста. Быстренько его
взяли, и он, как ни удивительно, сразу раскололся. Нервный шок. Через
слово поминает нечистую силу, которая нам якобы помогает, потому что тех
двоих он тоже застрелил, и никто больше, кроме него, не знал... В самом
деле, как тебе удалось? Кто мог дать тебе материал, которого не мог дать
никто на свете, кроме самого Антихриста?
- Послушай сказку, - сказал я. - Жил-был город, в городе была статуя
льва, и у него были глазищи, в которых можно увидеть прошлое.
- Что?
- Тот самый лев. Бесценная находка для нашей конторы, верно ведь? Но
я не уверен, что льва нам отдадут. Что его чудесные глаза не исчезнут, как
только мы его Приберем к рукам. Если верить авторитетам, подарки дьявола,
равно как и подарок фей, имеют коварное свойство рассыпаться прахом на
рассвете. Может быть, легенды о превратившемся в уголь золоте
всего-навсего повествуют о неустойчивых элементах, открытых каким-то
гением алхимии? От алхимиков всего можно ожидать, те еще ребята были.
Она посмотрела на меня как-то странно:
- Голем, с тобой все в порядке?
- Милая, со мной все в порядке, - сказал я. - За мной гонялись те же
фантомы, что и за Лонером, но я не сошел с ума. Я не сошел с ума даже
тогда, когда воскрес Некер...
- Как воскрес?
- Ну, когда труп ушел из морга, - сказал я. - Здесь, знаешь, трупы
довольно непоседливые: оживают, убегают, сводят с ума служителей морга.
Неугомонные такие трупы. Когда Некер застрелился...
- Откуда ты знаешь?
- Как это откуда? Вчера днем местная полиция составила протокол, а
вчера вечером труп Некера ожил и смылся из морга.
- Антон, ты только не волнуйся, давай все обсудим, что-то мы друг
друга не понимаем... Некер не мог быть мертвым вчера вечером. Вчера
вечером он приехал к нам, в окружной город, и застрелился в час ночи.
- Все сходится, - сказал я. - Труп ожил, потом поехал к вам и там
застрелился вторично.
Я рассказал ей все подробности, показал свидетельство о первой смерти
Некера, то донесение, которое Зипперлейн получил в тюрьме, о появлении
живой и невредимой Аниты Тамп. Только тогда из ее глаз исчезли тревога и
недоверие, и она честно призналась:
- Я уж думала, что и ты...
- Отпадает, - сказал я. - Давай приказ.
Она вручила мне по всем правилам оформленный приказ, поручавший мне
дать сигнал к началу операции "Гаммельн", когда я решу, что это
необходимо. Прилагались соответствующие коды и номера запечатанных
пакетов, которые должны были вскрыть командиры войсковых частей.
- Итак? - спросила Ксана.
- Теперь я должен взяться за Регара. Пока я до него не добрался, не
считаю себя вправе принять решение. Будь Регар сам Люцифер... Роланд
где-то и в чем-то ошибся. И я должен понять, в чем и где.
- Ты уж постарайся, - сказала она. - Знал бы ты, что творится в
Центре...
- Да, Ксана, - вспомнил я, - ты же у нас одно время училась точным
наукам, а мне сейчас позарез необходима научная консультация. Как ты
думаешь, что бы это могло означать?
Я протянул ей похищенный в детской рисунок.
- Где ты это взял?
- Ну, не сам же нарисовал. Ты ведь помнишь, что в длинном списке моих
достоинств способностей к рисованию нет.
- Помню... Знаешь, это весьма похоже на трехмерное здание,
находящееся в четвертом измерении. Или - точка зрения обитания
четырехмерного пространства на трехмерный объект. Если по Стергу и
Берешу...
Она произнесла несколько фраз, в которых я не понял ни словечка. Час
от часу не легче. Теперь еще и четвертое измерение, как будто мало нам
того, что уже стряслось в трех... Упаси бог, проведает какой-нибудь
журналист, и по свету отправится гулять новая сенсация - ретцелькинды
явились к нам из четвертого измерения.
Но шутки в сторону. Как мне объяснили, дети склонны рисовать то, что
видят. Вряд ли мальчишка перерисовывал иллюстрацию из трудов этих самых
Стерга и Береша...
- Удачи тебе, Голем, - сказала Ксана.
И вот уже светло-синяя "багира" отъезжает, мчится, распугивая
голубей, по дармоедской привычке упрямо ожидающих посреди площади щедрых
туристов, а я стою посреди площади и смотрю машине вслед, в кармане у меня
приказ, наделяющий нешуточными полномочиями, ответственность такая, что
голова идет кругом, вот уже не видно машины, и я снова один, вокруг
тишина, а я настолько привык не доверять тишине, что это стало больше чем
привычкой. И я вдруг отчетливо, неправдоподобно четко сознаю, что боюсь
встречи с Даниэлем Регаром. Боюсь, и все тут. Потому что впервые играю на
чужом поле, чужими фигурами, и правила игры мне неизвестны, а быть может,
у нее вообще нет правил, или они меняются в ходе игры. Были люди не глупее
меня, столь же ловкие, умелые, преданные, дисциплинированные, но они
погибли, приблизившись к этому человеку...
Нырять так нырять... Я пересек площадь и вошел в кабину видеофона,
исписанную изнутри именами и номерами, - традиция, идущая от росписей
древних на стенах пещер. Вспыхнул экран. Алиса чуточку рассерженно
воззрилась на меня, дожевывая бутерброд...
- Привет, - сказал я. - Куда это ты исчезла? Торопишься куда-нибудь?
- На лекции.
- А помнишь, ты обещала познакомить меня с человеком, который все
знает о здешних чудесах?
- Адам, но сейчас не получится, - сказала она с искренним сожалением.
- Даниэль в обсерватории и будет только вечером, поздно вечером. У них
важный эксперимент по программе МГГ.
- Ну что ж, - сказал я. - Подождем до вечера. Когда к тебе приехать?
- Часов в девять вечера.
- Отлично. Двадцать один ноль-ноль, у тебя.
Экран погас. Я вышел из кабины, постоял-подумал, купил в автомате,
заменившем прежних старушек с кульками, пакет вареной пшеницы и рассыпал
ее перед голубями. Дармоеды с радостным клохтаньем накинулись на добычу.
Убивать время я отправился в первый попавшийся кинотеатр, где три с
половиной часа посвятил псевдоисторической драме из времен якобитских
мятежей в Шотландии. Пообедал и отправился в другой кинотеатр. Там кормили
фантастической лентой с добрыми роботами, злыми галактическими баронами и
очаровательной принцессой, которую два часа то похищали, то освобождали.
Потом побродил по городу и зашел в третий кинотеатр. Там смотрел
сентиментальную историю с вольными цыганами, злыми жандармами, похищенной
в нежном возрасте девицей знатного происхождения и благородным гусаром.
Одним словом, на ближайшие год-два достаточно...
Время близилось к расчетному, но я вновь зашел в кабину и набрал
номер.
- Привет - сказал Конрад с экрана. За его спиной было окно, а за
окном виднелся броневик. Какой-то из постов кордона.
- Ну как? - спросил я.
- Вечеринка, похоже, начинается. Между прочим, Дикий Охотник в
настоящий момент находится в доме Регара. Дом мы оцепили, осторожненько и
глухо. Ты уж там не лезь на рожон, в случае чего давай сигнал, и мои
бармалейчики мигом наведут глянец.
- Учту.
- Может, не будем мудрить? Взять их всех, и беседуй со своим Регаром
в уютной камере?
- Нет, - сказал я. - Он мне нужен в естественной обстановке...
Взял такси и подъехал к дому Алисы ровно в двадцать пятьдесят девять.
Алиса стояла уже у калитки, сразу же села в машину. Я искоса глянул на
нее. На ней было нарядное розовое платье с кружевами. Руки лежали на
круглых коленях и не знали покоя, пальцы ни на миг не успокаивались -
теребили друг друга, подол платья, вертели перстень с зеленым камнем. Она
страшно нервничала - из-за моей предстоящей встречи. У меня создалось
впечатление, что меня раскрыли с момента моего появления тут. Имея в своем
распоряжении льва (и кто знает, еще что?), это было не так уж трудно
проделать...
Мы прибыли. Дом был старый, окруженный запущенным садом. У калитки
стояли десятка полтора автомобилей, из распахнутых окон доносились музыка
и гомон. Неподалеку, на углу, у распахнутого канализационного люка стоял
красный пикап с белой надписью "коммунальная служба", и четверо молодцов в
комбинезонах искусно притворялись, что обследуют трубы. Других постов я не
заметил, но это не значит, что их не было - Конрад человек опытный и
обстоятельный, воюет давно. Наверняка вон на том чердаке, в том вон доме,
и там, и там...
Ага. На вершине замыкавшего улицу холма показался броневик и нахально
остановился на самом виду. Что ж, резонно. Иногда самый лучший способ не
привлекать лишнего внимания - выставить себя в полной форме напоказ. Пася
кого-нибудь на станции, неопытный оперативник прикинется ожидающим поезд с
любимой девушкой рассеянным аспирантом, а опытный натянет полицейскую
форму и будет провожать встречных-поперечных цепким взглядом.
Прикидываясь ужасно галантным, я взял Алису под руку и убедился, что
