талантливых, в одном трескучем репортаже как-то окрестил нас
"великолепными гепардами эпохи". Название, прямо скажем, неточное, ибо
гепард знаменит стремительным бегом, а мы большую часть времени работаем
скорее как ищейки, распутывая сложнейшие петли "заячьего скока". Но все
равно слово многим нравилось. Великолепные гепарды. Щенки слепые...
Рука не поднялась надавать ему оплеух, хотя это и апробированный
метод обрывать истерики. Я молча сидел рядом, время от времени покрикивая
на возникавшего в дверях лейтенанта. Комиссар понемногу отошел, но стал
чересчур уж невозмутимым и очень уж покладистым. Мы вместе отправились к
начальнику тюрьмы и всего за пять минут уладили все насчет отправки Тампа
в столицу. Потом Зипперлейн из кабинета начальника позвонил в секретариат
мэра и предупредил о моем визите. В машине он совсем оттаял и здраво,
трезво рассуждал, какой получается парадокс - ведь если жена Тампа
чудесным образом воскресла, какие у нас основания держать Тампа под
стражей и предъявлять ему обвинение в убийстве? Головоломный юридический
казус. Как ни странно, он явно воспрянул духом и избавился от страхов.
Видимо, признав происходящее божьим промыслом, он решил, что отныне
следует покорно плыть по течению. Спасибо и на том.
Вторая моя беседа с Центром была лаконичной. Меня спросили, вышел ли
я на Регара. Я сказал, что вышел, но контактировать пока не собираюсь.
Святой Георгий по просил сказать честно, какое у меня настроение и каково
мое состояние. Я честно признался, что успел увидеть немало странных
вещей, порой открыто противоречащих современной науке и попахивающих
мистикой. Но остаюсь на позициях материализма и готов работать далее. Тут
я не удержался и заявил, что мог бы работать, сдается мне, гораздо
эффективнее, будь заранее проинформирован и о присутствии в городе Чавдара
со своими людьми, и о сути проекта "Гаммельн". Впрочем, мне кажется, что
проект этот представляет собой попытку как-то урегулировать положение.
Скажем, эвакуировав отсюда детей, то бишь ретцелькиндов, - созвучие
названия проекта с известной сказкой наталкивает на такие именно
расшифровки...
Святой Георгий ответил, что каждый знает ровно столько, сколько ему
необходимо знать в данную минуту. А завтра, в восемь часов утра, мне
надлежит встретиться на площади у собора с Ксаной Монаховой. Конец связи и
наилучшие пожелания.
Настроение у меня чуточку поднялось - Ксану не пошлют сюда по
пустякам. Что-то у них есть, что-то изменилось, так будем бодрыми и
целеустремленными, господа великолепные гепарды...
Я остановил такси и поехал в ратушу. Ратуша оказалась красным
кирпичным зданием, позднейшей подделкой под средневековье. Тем не менее
она была красива. Даже свои химеры имелись на крыше, а в стену было
вделано чугунное ядро, якобы угодившее сюда во времена старинной войны. На
стоянке рядом с цивильными автомобилями помещался джип с эмблемой Войск
ООН, в нем сидели пятеро солдат, и пулемет был развернут в сторону
площади. Вот это мне очень не понравилось. Солдаты появляются возле
административных зданий в преддверии серьезных событий строго
определенного разряда. Что же здесь назревает?
Я расплатился с шофером и поднялся по мраморным ступеням, чувствуя на
себе пристальные взгляды солдат. В большой приемной, чья аскетическая
сухость несколько смягчалась произраставшей в майоликовой кадке пальмой,
за полированным столом сидела милая девушка в сиреневом платье.
Посетителей не было. Мертвый сезон, очевидно.
- Что вам угодно? - обаятельно улыбнулась девушка.
- Адам Гарт - обозреватель "Географического еженедельника", -
улыбнулся я не менее обаятельно, подал ей визитную карточку. - Господин
мэр предупрежден о моем визите.
- Простите, кем предупрежден? - она опустила под стол правую руку -
нажимала какую-то кнопку.
- Комиссаром полиции Зипперлейном.
- Простите, вы политический или научный обозреватель?
- Какое это имеет значение?
- О, никакого, - с улыбкой сказала девушка. - Просто я иначе
представляла себе обозревателей.
- Более вальяжным, с благородными сединами?
- Что-то вроде того...
Игра в вопросы и ответы начала мне надоедать. Да и никакая это не
игра. Девица неумело тянула время. Интересно, зачем?
Ага. С грохотом распахнулась дверь из приемной в коридор, влетели
двое крепких парней в штатском, один остался у косяка и навел на меня
"штарк", второй подошел и деловым тоном предложил, поигрывая наручниками:
- Прошу сдать оружие.
Я медленно вынул "хауберк" и отдал ему. Девица взирала на сцену
разоружения с восторженным ужасом. На моих запястьях впервые в жизни
защелкнулись браслеты, и меня повлекли в коридор. Я, конечно, не
сопротивлялся. Вот так. В приемной, несомненно, был выявляющий оружие
детектор.
Меня провели на третий этаж и втолкнули в комнату с изящной, но
надежной решеткой на окне. Среди сейфов и дисплеев восседал краснолицый
мужчина в штатском.
- Здравствуйте, - нахально сказал я ему.
- Почему носите оружие? Где взяли? - рявкнул он вместо ответного
приветствия.
- Нашел на улице, - сказал я. Терпеть не могу, когда на меня рявкают,
особенно такие вот краснолицые. - Валялось на тротуаре, знаете ли.
- Обыскать! - рявкнул он.
Я поднял над головой скованный руки, и мои провожатые накинулись на
меня с проворством опытных скокарей. Добычу они выложили на стол перед
шефом, тот покопался в ней, отодвинул в сторону житейские мелочи -
авторучку, зажигалку, карманный путеводитель, ключи. Наступила напряженная
тишина.
Ситуация сложилась пикантная. Перед ним лежали три документа, все с
моей фотографией, и все на разные фамилии. Зеленая книжечка обозревателя
"Географического еженедельника", бордовая книжечка криминальной полиции,
которую я из-за переполоха с оживающими непоседливыми трупами забыл
вернуть Зипперлейну, а он забыл ее забрать, и, наконец, удостоверение
сотрудника МСБ, прямоугольник из особого сплава, защищенный от подделки
кое-какими хитроумными способами. Краснолицый их, без сомнения, знал. Он
жестом указал мне на стул, придвинул белую коробочку акустического
анализатора.
- Сижу за решеткой в темнице сырой, - сказал я, наклоняясь к прибору.
Спектр голоса столь же уникален и неповторим, как отпечатки пальцев.
Краснолицый пару минут забавлялся с дисплеями и сверхсекретными кодами.
Потом жестом приказал молодому поколению снять с меня наручники и
выметаться.
- Радужку проверять будете? - спросил я.
- Нет нужды. Мне извиняться?
- Ладно уж, - великодушно сказал я, распихивая по карманам свое
добро. - Спишем на издержки вредного цеха. Лучше объясни, к чему такие
предосторожности?
- Вы - Голем?
- Так точно.
- У нас неспокойно, - сказал он. Вынул из стола пачку фотографий и
веером, словно опытная цыганка, стал раскладывать передо мной. - Все они
здесь. Вот... вот... вот...
Я узнал многих старых знакомых - главарей, атаманов подполья. Едва ли
не с каждым у меня нашлось бы о чем побеседовать и немедленно.
- Вот так, - сказал он. - По неполным сведениям, - в городе до
двухсот их мальчиков с оружием. Целый зверинец. Дело пахнет "концертом".
Притом не простым "концертом", понимаете? И вот теперь полковник Артан, -
он ткнул себя большим пальцем в грудь, - сидит и ломает голову, чего от
них ждать. Ломает совместно с Конни Чавдаром. На днях мы перехватили
шифровку от Дикого Охотника к Дальрету, и в ней Охотник с несвойственным
ему пафосом, едва ли не поэтическим слогом сообщает, что они собираются
провернуть "небывалое" по масштабам, поистине "эпохальное дело", в
результате чего "нынешняя система правления рухнет навсегда, и мы будем
господами мира". Я цитировал подлинник.
- Бред, - сказал я. - Охотника я знаю. Мерзавец он умный, экстремист
заматеревший, но фантазером его нельзя назвать. Приземлен, как крот.
- Вот именно, - согласился Артан. - Но объясните вы мне, отчего вдруг
такая трезвая и приземленная до идиотизма личность, как Дикий Охотник,
вдруг начинает изъясняться так поэтически и обещать коллегам сияющие
горизонты?
- В принципе можно объяснить...
- Объяснить? - гаркнул он, по-медвежьи вскидываясь на дыбки. - Вы мне
вот это объясните!
Он рывком распахнул дверцу высокого сейфа и через стол швырнул мне
короткий десантный автомат. Я поймал его за цевье. Покачал головой и
присвистнул - дуло автомата завязано узлом, но металл нисколько не
деформировался, даже воронение не пострадало...
- Впечатляет? - спросил полковник Артан, забрал у меня автомат и
водворил его в сейф. - Вот такие метаморфозы иногда происходят по ночам с
автоматами патрульных. Можете также посетить вычислительный центр. Тоже...
метаморфозы. Загляните еще на завод реактивных авиадвигателей - право
слово, не пожалеете...
- Кто такой Даниэль Регар?
- Астроном местной обсерватории, - ничуть не удивившись, ответил
полковник. - У вас на него что-нибудь есть?
- Нет. Пока нет. А у вас?
- Все, что у меня на него есть, это обвинение в сотрудничестве с
дьяволом или марсианами - в зависимости от интеллекта информатора. Какие
события привели к возникновению таких слухов - неизвестно.
- Так, - сказал я. - Полковник, а как по-вашему, что происходит с
детьми? Как вы объясните происходящее?
- Не знаю.
- Честное слово, неплохой ответ, - сказал я. - По чести, он
удовлетворяет меня больше, чем попытки свалить вину на бога или дьявола...
- Вообще-то у меня была версия...
- Ну-ка!
- Инопланетная агрессия, - признался он стыдливо. - Пришельцы с
коварными целями обучили детей всякой чертовщине. Или - с благими целями.
Попытка контакта...
- Но доказательств нет... - сказал я. - Ну ладно, всего хорошего, я
пошел к мэру.
Увидев меня вторично, девица в приемной опешила. Видимо, предвкушала
уже, как будет рассказывать подругам о своем героическом участии в поиске
опасного террориста. Я молча показал ей удостоверение криминальной
полиции. Залившись краской, она молча показала на дверь в кабинет мэра.
Я прошел по зеркальному паркету и представился:
- Адам Гарт, обозреватель "Географического еженедельника".
- Садитесь, - сказал мэр, мужчина лет шестидесяти с длинным
интеллигентным лицом. Седой, похожий на пианиста. - Меня зовут Адриан
Тарнот. Вы давно у нас?
- Второй день.
- Успели что-нибудь узнать?
- И не так уж мало, - сказал я. - Я узнал, что с помощью старины Льва
можно заглянуть в прошлое, что иногда с автоматами патрульных случаются
странные метаморфозы, что человек по фамилии Тамп убил свою жену, но потом
она воскресла...
- Что? - подался он вперед. - Что вы сказали о Льве?
Я кратко рассказал, подчеркнув, что версию с гипнозом не исключаю - о
случае с Дарином, естественно, умолчав. Он как будто ничуть не удивился.
Может быть, они здесь ничему больше не удивляются, и я их прекрасно
понимаю...
- Что происходит с детьми? - спросил я. - И каково количество
ретцелькиндов, кстати?
- Девять тысяч шестьсот тридцать пять, в возрасте от пяти до восьми
лет. Но число наверняка неточное - ЭТО настигает, когда ребенку
переваливает за пять лет, и наверняка, пока мы здесь с вами беседуем...
- Понятно. Продолжайте, прошу вас.
- Во-первых, они замкнулись в себе, сведя контакты с родителями и
прочими неретцелькиндами к минимуму. Во-вторых, те из них, кто достиг
школьного возраста, категорически отказываются посещать школу. Младшие
классы практически прекратили существование. В-третьих, доказано, что они
обладают способностями, которые принято называть сверхъестественными, и
само существование их отвергалось современной наукой - телепатия,
телекинез, левитация. Есть скудные метры видеопленки и заслуживающие
доверия свидетельства очевидцев. О некоторых способностях, которыми
обладают ретцелькинды, я не в силах сказать ничего определенного - этим
явлениям мы не в состоянии дать название и подобрать аналогии в земных
языках... Вы понимаете, что я имею в виду?
- Скажем, дружеское общение с ядовитыми змеями?
- Это еще цветочки... Итак, мы не знаем, чем вызван процесс
превращения нормального ребенка в ретцелькинда, мы знаем лишь, что он
настигает ребенка к пяти годам... При соблюдении некоторых условий. Если
поместить ретцелькинда в группу нормальных детей - в девяноста трех
процентах случаев его чудесные способности исчезают, а у семи процентов
количество способностей сокращается до, какой-то одной, проявляющейся
спорадически, слабо. Если же поместить в группу нормальных детей двух и
более ретцелькиндов, максимум через две недели ретцелькиндами станут все
остальные дети. Ставилось много экспериментов - за пределами города.
- И они позволяли... помещать себя?
- Ну, это обставлялось тонко - выезд родителей на жительство в другие
города и так далее... Похоже, они ничего не заподозрили, это все-таки
дети... Короче, говоря, один ретцелькинд подчиняется влиянию среды, два и
более - перестраивают среду по своему образу и подобию. Эти выводы и
привели к рождению проекта "Гаммельн" (я навострил уши) - вывезти отсюда
всех до единого ретцелькиндов, понятно, вместе с родителями, в другие
города нашей страны, Европы и всего мира, для вящей надежности по одному
на город. Проект, конечно, требует гигантских затрат, но осуществить его
нужно как можно скорее. Они ведь уничтожают материальные ценности! Второй
по величине в Европе завод авиадвигателей безвозвратно разрушен. Мы
лишились вычислительного центра. Не знаю, когда нам удастся пустить вновь
нефтепромыслы - с оборудованием происходят пугающие метаморфозы, на
пособие по безработице пришлось перевести несколько тысяч человек...
- Значит, вы уверены, что в появлении и поведении ретцелькиндов нет
разумного, рационального начала?
- Ни малейшего. Гипотез выдвигалось множество. К сожалению, даже от
людей, долгие годы полагавших себя атеистами, пришлось услышать тирады о
происках дьявола или ниспосланном господом испытании. Но это - самые
примитивные гипотезы. Выдвигалось множество более изящных, однако лично
мне, как и многим другим, и они показались несостоятельными. Я бы принял
следующие: некие неизвестные факторы, скажем, комбинация новооткрытых
химических препаратов или комбинация излучений, коих в технотронном мире
наберется великое множество, вызвали это своеобразное, оригинальное
уродство, пагубно воздействовали на детский мозг...
- Логично, - сказал я. - Увы, эта гипотеза, мне кажется, не объясняет
экспериментов с ретцелькиндами и средой... Верно?
- Верно.
- А ваша личная гипотеза? - спросил я. - Мне кажется, она у вас есть.
В таком, как наш, случае у каждого появляется собственная гипотеза.
- Моя? - неуверенно улыбнулся он. - Знаете... Вы верите в
высокоразвитые цивилизации, погибшие в давние времена в результате
каких-то катаклизмов?
- Наслышан, - сказал я. - Но не уверен, что доказательств их
существования достаточно.
- Это мой конек, - немного смущенно пояснил мэр. - Интересуюсь с
детства, знаете ли... Так вот, я считаю: то, что мы наблюдаем, - своего
рода вспышка атавизма. Почему это случилось именно у нас? А почему до сих
пор рождаются порой волосатые или хвостатые дети? Неожиданно проснулись
способности, которыми некогда обладала давно погибшая раса, - но, как мы
убедились, никакой пользы это не принесло. История повторилась в виде
фарса. Но трагического в этом фарсе больше, чем смешного. Миллиардные
убытки - не посмеешься... Постарайтесь представить, каково нам здесь -
каждый день ждать нового удара, не зная, с какой стороны он последует и
что разрушит...
Послышались легкие шаги - секретарша принесла поднос с бутылкой
коньяка и двумя пузатенькими рюмочками.
- Прошу, - мэр наполнил рюмки. - Честное слово, кажется, еще немного
и я начну пить. Кое-кто уже начал...
Я встал и прошелся по кабинету. Подошел к высокому окну, смотрел на
пустынную площадь, и думал, почему Святой Георгий так поступил со мной.
Оказывается, все (точнее, почти все) исследовано, запротоколировано,
заснято. Разработан даже план спасения от напасти. Для чего же я здесь?
Исключительно для того, чтобы допросить Регара?
- Когда начнется операция "Гаммельн"? - спросил я.
- Никто из нас не знает. Руководство МСБ заявило, что для
окончательного вердикта и подачи сигнала сюда прибудет их человек, особо
доверенный и облеченный полномочиями, кто-то из членов Коллегии. С ООН
согласовано. С тех пор мы пристально следим за теми визитерами, чье
поведение внушает... э-э, некоторые надежды. У нас был некто Лонер,
социолог, он внушал нам своим поведением некоторые надежды, но вскоре
повел себя странно и уехал. Потом прибыл крупный журналист Некер, но
вскоре стал пьянствовать и пустил себе пулю в лоб - из пистолета образца,
состоящего на вооружении войск ООН и офицеров МСБ... Завтра ожидается
фантаст Догарда - кто знает... Но еще раньше пожаловали вы, человек,
которому усиленно протежирует комиссар Зипперлейн, начальник созданной при
криминальной полиции группы "Болид", которой вменено в обязанность
сотрудничать с МСБ в деле о здешних чудесах. В первый же день вы
беседовали с покойным Некером, сегодня посетили тюрьму, наконец, только
что имели беседу с полковником войск ООН Артаном, который взял вас с
оружием, но вскоре отпустил...
- Артан вам позвонил?
- Нет. Селектор был включен, и я слышал, как вас брали.
- Играете в сыщика-вора?
- Приходится, - сказал он. - И кроме того... Видите ли, три года
назад я в течение семи месяцев занимал довольно ответственный пост в
аппарате Совета Безопасности ООН! Ушел из-за здоровья, чувствую себя
более-менее сносно лишь здесь, у моря...
- Так-так-так... - сказал я. - Мы встречались в Совете?
- Да, - сказал он. - Не помню вашей фамилии, кажется, ее вообще не
называли. Но помню, как вам вручали орден - за операцию "Жером-2". У меня
хорошая память на лица, как у большинства юристов...
- У вас хорошая память. Простите за маскарад. - Я встал и щелкнул
каблуками. - Полковник Кропачев, отдел кризисных ситуаций МСБ, член
Коллегии...
Черт! Неужели я и есть тот, кто должен подать сигнал? Я - член
Коллегии. Ими были и Некер с Лонером. В таком случае, поведение Святого
Георгия легко можно объяснить. Меня послали сюда, умышленно снабдив
крохами информации, - чтобы я собрал недостающую сам, чтобы свежим,
непредвзятым взглядом осмотрел и оценил происходящее. Вроде бы все
объяснялось, однако сомнения есть...
- Значит, вы - тот, кто должен... - начал мэр.
- Не исключено, - сказал я. - Я сам еще не знаю. Не удивляйтесь, в
разведке так бывает. - Я отвернулся к окну. - Сложность нашей работы еще и
в том...
На столе тихонько засвиристел селектор, и девичий голос сообщил
удивленно:
- Господин мэр, к вам рвется советник Фаул...
- Простите, - сказал мэр. - Странно. Видите ли, полковник,
муниципальный советник Фаул очень спокойный человек, и слово "рвется" к
нему никак не применимо...
Распахнулась дверь, и советник Фаул, низенький, лысый, лобастый, как
Сократ, ворвался в кабинет с такой скоростью, словно хотел перепрыгнуть
через стол и выпрыгнуть в окно, причем его ничуть не заботило, воспарит он
над крышами или рухнет на булыжник. Однако каким-то чудом он все же
затормозил у стола, рванул замок своего черного портфеля, вывалил на
разноцветные телефоны и деловые бумаги мэра охапку желтых осенних листьев.
- Боже мой, Фаул, что это вы? - изумленно вопросил мэр и рефлекторно
потянулся смахнуть листья со стола.
- Я попросил бы вас! - рявкнул Фаул. - Я попросил бы вас аккуратнее
обращаться с казенными деньгами! С финансами муниципалитета!
- Что вы этим хотите сказать? - спросил я, потому что мэр
безмолвствовал, бледнея.
- Я хочу сказать: вот это, - он сгреб пригоршню листьев и рассыпал их
над столом, - находится во всех сейфах городского банка и его отделений
вместо неизвестно куда исчезнувших денежных знаков и ценных бумаг. И еще я
хочу сказать; я подаю в отставку. Поеду и набью морды этим чинушам в
эполетах из МСБ, которые тормозят "Гаммельн". Пусть меня судят, пусть
сажают. Морду я им набью. Окопались, зажрались, отсиживаются, благо, над
ними не каплет...
Дальнейшие его слова можно было воспроизвести разве что на крайне
непритязательном заборе, начисто лишенном чувства собственного
достоинства. Как я уяснил из отрывочных выкриков, советник Фаул восемь лет
ведал городскими финансами и решительно не понимал, чем ему ведать теперь.
Бумажные и металлические деньги превратились в осенние листья - не только
в сейфах, но и в карманах тех, кто в данный момент находился в банке.
Сейчас возле банка собралась огромная толпа вкладчиков, которую едва
сдерживает половина городской полиции и военнослужащие ООН, директора
банка только что увезла с сердечным приступом карета "Скорой помощи",
остальные служащие разбежались от греха подальше - намерения толпы
непредсказуемы...
Выпалив все это на повышенных тонах, советник упал в кресло и неумело
заплакал:
- Видите? - сказал мне мэр, растерянно вороша листья. - А понимаете
ли вы, во что превратится город с населением в полмиллиона, лишенный
казны?
- Ну, дотацию-то вам выделят... - сказал я.
- Еще одна примочка на раковую опухоль. - И мэр спросил ледяным
тоном: - Полковник, вы собираетесь действовать?
- Завтра утром ко мне придет человек из Центра, - сказал я. - Если он
подтвердит, что на меня возложены полномочия, пустить в ход "Гаммельн" -
проволочек не будет. Пока что приказа насчет должных полномочий у меня
нет, а я человек военный, вы должны меня понять. Я хотел бы взглянуть на
ваш вычислительный центр. Нельзя ли попросить у вас машину и
сопровождающего?
- Машина будет, - сказал мэр. - Пойдемте. Я еду в банк. Фаул,
перестаньте, вы же мужчина. И соберите эти... деньги. Дать вам коньяку?
- Яду мне дайте! - заревел Фаул. - Пистолет! Адриан, можно мне дать
по шее этому полковнику?
- Боюсь, он может весьма профессионально дать сдачи, - мягко сказал
мэр. - И он ни в чем не виноват.
- Можно, я возьму листок? - попросил я.
- Только обязательно расписку! - горько захохотал Фаул. - Для
служебных целей временно заимствован банкнот достоинством... серия...
номер... Держите уж! Сейчас я понял, что деньги мусор! - Он сунул мне в
карман пиджака горсть листьев, подпрыгнул на месте и сказал: - Гоп, ля-ля!
Адриан, дружище, а не сойти ли мне с ума! Свихнуться, чокнуться,
сбрендить. Будет гораздо легче. На меня наденут балахончик без рукавов и
повезут туда, где много марсиан, пап римских и Наполеонов. А? А то давай
вместе, и полковника прихватим. Поехали, полковник? Мы все в конце концов
рехнемся здесь, так уж лучше заранее, самим... Давайте вообразим себя
святой троицей? Вам кто больше подходит - отец, сын или дух святой?
- Да никто, - сказал я. - Не мой стиль. Когда меня бьют по левой, я
бью тому по правой...
- Вот и ударьте. Санкционируйте операцию. Мы вам поставим памятник. Я
абсолютно серьезно. Проведем подписку, я первый отдам последнюю рубашку.
Хотите увековечиться в облике рыцаря, поражающего дракона?
- Мирская суета, - сказал я. - Господин мэр, у меня к вам еще одна
просьба. Поставьте полицейский пост у Льва. Право же, не помешает...
- Действительно. Сейчас распоряжусь.
- И последний вопрос. Во время катастроф и прочих чудес были...
пострадавшие физически?
- Ни одного, - сказал мэр. - Моральных травм - тех предостаточно.
Нервный шок, истерики, инфаркты, неврозы. Несколько человек в
психиатрической клинике. Пожалуй, только случай с Тампом можно подвести
под категорию "пострадавших физически".
- Ты забыл еще про этого алкоголика, про Некера, сказал Фаул. -
Который до самоубийства допился.
- Молчать! - сказал я. - Не трогайте Некера, вы, финансист!
- Ах, во-от оно что, - сказал Фаул.
- Простите, у меня тоже есть нервы, - сказал я. - Он был моим
учителем, понятно вам? Он столкнулся с какой-то фантасмагорической
дилеммой, которую не смог разрешить. Так что МСБ ничуть не легче, не нужно
никому бить морды... Многоуважаемые олдермены, разрешите вам задать
последний вопрос? Что вас больше беспокоит - сама Тайна или нарушенное
процветание вашего города?
- Можете думать о нас как угодно, - сказал мэр, - но нас заботит в
первую очередь город - мы за него в ответе. А Тайна... Да черт с ней,
честно говоря.
- Логично, - сказал я. - Поедемте?
Мы с мэром помогли советнику Фаулу собрать в портфель казенные деньги
и втроем вышли из кабинета. В вычислительный центр меня отвез детектив
полковника Артана.
В здании было пусто, неуютно и чисто" и никаких следов разрушения, о
чем я тут же сказал своему спутнику. Компьютеры выглядели невредимыми и
готовыми к работе.
- Смотрите, - сказал детектив.
Он взял из угла стул, размахнулся и запустил им в самый большой и
красивый компьютер. Я невольно напрягся в ожидании мерзкого стеклянного
хруста и дребезга.
Стул пролетел сквозь компьютер, словно он был сделан из тумана, и с
грохотом ударился о стену. Компьютер осел и рассыпался тучей невесомого
коричневого пепла, и сейчас же, словно по команде, в зале взвихрилась пыль
- рушились остальные компьютеры, рассыпались прахом. Через несколько
секунд остались одни голые стены.
- Поедем на завод авиадвигателей? - предложил детектив. - Там еще
интереснее...
- Черт с ним, с заводом, - сказал я. - Везите меня в гостиницу
"Нептун". Там сейчас встреча киноактеров со зрителями.
На его лице изобразилось, что он прекрасно все понимает, - уж если
полковник МСБ идет на это мероприятие, то уж наверняка не глазеть на
актеров, подобно простым зевакам, а преследует таинственные цели тайной
войны. Я не стал ему, разумеется, объяснять, что цели у меня чисто личные.
Увидеть Сильвию. Потому что я живой человек, умею рвать решительно, но не
могу отучиться тосковать. Потому что я скучаю по ней. Чертовски.
Все началось в Канаде, когда мы вели боевиков, вы дававших себя за
киногруппу из Кейптауна, в каковом качестве они успели познакомиться со
множеством порядочных людей, не подозревавших, с кем имеют дело. Когда
события волею судьбы оказались пришпорены, и мы повязали всю банду в
кемпинге, в улове нашем оказались и несколько этих самых порядочных людей,
которых пришлось на всякий случай деликатно проверить. Сильвия Экнотер в
том числе. Я прочитал ей серьезную нотацию о вреде безалаберной
доверчивости и шапочных знакомств. Как ни странно, она оказалась не только
красивой, но и умной и на меня не рассердилась. И все началось. У меня
были две недели внеочередного отпуска, я поглупел настолько, что стал
похож на нормального человека, стало закручиваться что-то совсем
серьезное, и я спасовал. Струсил. Заколебался. Задумался. (Нужное
подчеркнуть.) Решил, что засекреченный контрразведчик, который в любой
момент может угодить на Доску павших героев (есть такая в штаб-квартире,
золотом по черному мрамору, среди своих именуется с цинизмом людей,
имеющих на это право, "досточкой"), просто-напросто не годится в мужья
молодой талантливой киноактрисе - не жизнь ее ждет, а сущий ад, если
честно. Тут как нельзя более кстати форсировали операцию "Чарли", всю
группу сорвали с отпусков, и я второпях, на приступочке прилетевшего за
мной военного вертолета, написал Сильвии короткое письмо, где попытался
объяснить все неудобства, ожидающие жену офицера МСБ, и просил, если она
хочет, считать себя свободной. Два месяца назад сие произошло. И с тех
пор, как мне передавали, она звонила раз десять, а я хожу смотреть ее
фильмы. И старался забыть, что она здесь, что за главную роль в
экранизации догардовской "Звездной дороги" ей вручили какого-то золотого
зверя из числа той экзотической живности, какую раздают на кинофестивалях.
- Я вас приветствую, мой исчезающий друг, - раздался женский голос, и
я поднял голову. И сказал:
- Здравствуй, Сильвия.
С ней был какой-то смутно знакомый, невыносимо киногеничный тип с
фестивальным значком на лацкане.
- Познакомьтесь, это мой друг, - сказала ему Сильвия. Моей фамилии
она не назвала - прекрасно знала, что у меня их больше, чем положено иметь
нормальному человеку.
- Адам Гарт, журналист, - сказал я.
- Очень приятно, Руперт Берк.
Ну да, конечно. Из звезд.
Она очень выразительно посмотрела на этого своего Берка, и Берк
сговорчиво пробормотал, что ему пора, у него, собственно, деловое
свидание, и он, с нашего позволения, нас покинет. И покинул.
- Нечего так на меня смотреть, - сказала Сильвия. - Ничего у меня с
ним нет. Ни с кем ничего нет. Тебя жду, как дура. А ты, Голем, свинья
изрядная - писать женщине, которая тебя любит и которую ты любишь, такие
идиотские письма. А еще полковник. И таких дураков еще именуют
великолепными гепардами. Гепард - такой добрый и милый зверь...
Она стоит передо мной, тоненькая, красивая, черные волосы рассыпались
по плечам, на шее ожерелье из марсианских камешков, подарок астронавтов с
"Синдбада". И я понимаю, что я в самом деле дурак и свинья, что никуда не
деться мне - вернее, притворяюсь, что понял это только сейчас, а не два
месяца назад...
- Ты занят?
- Не особенно, - сказал я. - Точнее, пока что абсолютно свободен. Как
ветер. Как три ветра...
- Тогда пошли, - сказала она. - Поплачешься. Вижу я тебя насквозь,
