- Почему вы здесь? - Тон его был резким, словно он на что-то
сердился, и она не могла понять почему.
- Я... ну... графиня Чезаре пригласила нас с мачехой погостить у нее.
Но... кто вы такой?
Его лицо расслабилось.
- Так вы падчерица Селесты Воэн?
- Да. Но вы не ответили на мой вопрос, - она вдруг вскрикнула. - Вы
ведь не граф? - Ее голос был теперь едва слышен.
- К вашим услугам, - любезно согласился он.
- Тогда... - Эмма замолчала. - Но откуда вы пришли?.. Я хочу
сказать... я не слышала, как вы вошли. Так это... были вы, там, внизу, в
зале?
Его лицо мгновенно потемнело.
- Вы долго стояли на галерее? Или вы что-то услышали и вышли
посмотреть?
- Боюсь, я грезила наяву... - Эмма вдруг вспомнила с кем
разговаривает. - Прошу прощения. Я должна говорить "сеньор" или "сеньор
граф", не так ли? - Она покраснела. - Боюсь, что я немного теряюсь. Вы
меня так напугали.
- Это не имеет значения. Вы сказали, что грезили наяву?
- Да. Я... я видела, как кто-то вошел с футляром от гитары и
направился к одной из кладовых. Я просто подумала, что это немного
странно, так как графиня сказала, что нижними комнатами никто не
пользуется. Конечно, если бы я знала, что это были вы...
Граф нахмурился и беспокойно провел рукой по волосам. Затем некоторое
время внимательно смотрел на нее после чего сказал:
- Я иногда пользуюсь кладовыми для хранения вещей. Вот и все.
Эмма кивнула.
Мгновение они стояли молча. Эмме, которая находилась в каком-то
странном восприимчивом настроении, эта тишина показалась почти осязаемой.
Но тут же ее мозг пронзили мысли, словно стальные крылья ударили по легкой
паутине: это граф, за которого Селеста собирается замуж. Это человек вчера
вечером наполнивший ее таким замечательным чувством уверенности в себе,
глаза которого сказали ей, что он находит ее почти привлекательной, и
который пригласил ее выпить с ним. Это было невероятно, неприемлемо и
ужасно. Как он может допустить, чтобы его покупали, даже ради
восстановления богатства семьи Чезаре? Это было омерзительно.
Она чувствовала, что он смотрит на нее, и с отвращением опустила
глаза на свои тесные темно-синие джинсы и бледно-голубую футболку,
внезапно вспомнив, что пообещала себе купить новые платья, и что ссора с
Селестой заставила ее совсем забыть обо всем другом.
Он как-то странно улыбнулся и произнес:
- Я понял, что падчерица Селесты ребенок, едва ли не школьница.
Щеки Эммы вспыхнули.
- Мне девятнадцать, - сказала она. - Через несколько месяцев мне
будет двадцать.
- Действительно.
Эмма пожала плечами.
- Ну... Пойдем в гостиную?
- Если хотите. - В нем была та особая уверенность, уверенность
мужчины, сознающего свою власть над женщинами. Эмма почувствовала
раздражение от того что хоть на мгновение, но поддалась его обаянию, в то
время как он был неисправимым игроком, бабником, и не испытывал ни
малейшего беспокойства от того, что женится на женщине исключительно из-за
ее состояния.
4
Когда они вошли, Селесты в гостиной не было, но графиня была там, и
увидев их, улыбнулась и сказала:
- А, вижу вы уже познакомились. Чезаре, не пора ли переодеться к
столу.
На графе были свободные темные брюки и белая шелковая рубашка,
расстегнутый воротник которой открывал темные волосы на груди, и на взгляд
Эммы выглядел так же привлекательно, как и прошлым вечером. Она упрекнула
себя за свою наивность. В конце концов, он был не зеленым юношей,
стремящимся вызвать шушуканье у девочек, а зрелым мужчиной, человеком и
высшего общества, более того, человеком который фактически годился ей в
отцы.
- Как скажете, графиня - пробормотал граф Чезаре, его глаза еще раз
задумчиво скользнули по Эмме. Она покраснела и сказала:
- Полагаю, мне тоже надо переодеться. Боюсь я напрасно теряю время.
- Что вы делали, дитя мое? - с теплотой спросила ее графиня.
- Я осматривала дворец, - ответила Эмма с готовностью, она была рада
стряхнуть то угнетенное настроение, которое начинало овладевать ею. - Мне
кажется, когда-то это было замечательное место. - Она смутилась, поняв
скрытый смысл своих слов. - То есть... в те дни, когда роскошная жизнь
считалась само собой разумеющейся.
- Я вас поняла, дитя мое, - мягко ответила графиня. - Не бойтесь
сказать мне, что Палаццо скоро рухнет нам на голову из-за того, что за ним
не следят. Мой внук мало беспокоится о прошлом, он живет настоящим.
Эмма нервно посмотрела на графа. Тот стоял совершенно спокойно слушая
их разговор, и казалось, его абсолютно не беспокоит бестактность,
проявленная его бабушкой. Напротив, казалось, это его забавляет.
- Вы поймете, что моя бабушка очень хочет, чтобы Палаццо
восстановили, - заметил он. - Для нее, вещи важнее людей. А я считаю, что
человеку необходимо место, где бы он мог жить, пища, которую он мог бы
есть, и яркое солнце, чтобы не замерзнуть. - Он засмеялся, тихим приятным
смехом, который разозлил его бабушку.
- А деньги? - спросила она. - Как же насчет денег, Чезаре? Ты
последний человек, который мог бы обойтись без них!
Чезаре пожал плечами.
- Графиня, вы действительно меня слишком плохо знаете. Люди, как вам
известно, меняются, становятся более взрослыми, более зрелыми, набираются
опыта.
- Ха! - графиня разразилась потоком итальянских слов, которые, как
подумала Эмма были не очень приятными, и, пятясь, она выскользнула из
комнаты и пошла к себе в спальню.
Ленч подали на террасе, выходящей на канал. Сидя под лучами теплого
солнца и вдыхая восхитительные запахи, идущие из кухни, Эмма
почувствовала, что расслабляется.
Она переоделась в темно-синее платье из тонкой шерсти, бывшее у нее
задолго до того, как снова появилась Селеста, и которое, как она знала, ей
было к лицу. Свои прямые волосы она расчесывала до тех пор, пока они не
стали светиться.
Но все равно, какой незначительной она была рядом с ослепительной,
яркой красотой своей мачехи, сидевшей слева от графини во главе стола.
На Селесте было блестящее желтое узкое платье с большим стоячим
воротником, придававшим коричневатый оттенок ее золотисто-рыжим волосам. В
ушах сверкали висячие бриллиантовые сережки, гармонировавшие с
бриллиантовым кулоном, соблазняюще покоящемся во впадинке между грудями.
Эмма подумала, что граф Чезаре, сидевший напротив нее, не мог
сопротивляться притяжению этой искрящейся побрякушки в алебастрово-белой
оправе, и непрерывно ковыряла рисовый пудинг, лежавший у нее на тарелке.
Ей никогда еще не приходилось бороться с чувствами, подобными тем, которые
вызвал у нее граф Чезаре, и она объясняла это только довольно необычной
обстановкой в сочетании с тем фактом, что он был первым итальянским
графом, которого она встретила. Вернее, вообще первым графом. Все это
временно повергло ее в летаргическое состояние. В конце концов, сказала
она себе, она была не так уж наивна в смысле мужчин. В течение последних
трех лет у нее было много знакомых ребят, с которыми она обнималась и
целовалась довольно легко, не принимая близко к сердцу, что устраивало обе
стороны. Она подумала, что, наверно, романтическая атмосфера Венеции
заставляет всех непрерывно думать о любви и влюбленных. И совершенно
естественно, для девушки, вырвавшейся из такой рутины, как она, так
неожиданно перенесенной в такую обстановку, испытывать такое волнение.
Но как бы она не старалась, как бы не убеждала себя, глаза помимо ее
воли по-прежнему стремились к графу Чезаре; Эмма изучала его так
пристально, что, должно быть, он это заметил, потому что неожиданно
повернулся и посмотрел в ее сторону. Она поспешно наклонила голову и
подхватила вилкой остатки грибов и риса.
Когда ленч был закончен, Селеста объявила, что собирается предаться
своей приобретенной привычке сиесты, и так как графиня намеревалась
поступить аналогично, Эмма подумала, что у нее есть время отправиться за
покупками, совершенно забыв о том, что в Италии между часом и четырьмя все
магазины закрыты.
Она взяла кожаную сумку, которую носила через плечо, сменила туфли на
каблуках на более удобные сандалии и, сказав Анне, что на некоторое время
выйдет, спустилась в нижний зал.
Она очень удивилась, когда из тени под лестницей появилась фигура, и
произнесла голосом графа:
- Ну, и куда это вы идете?
Эмма задрожала.
- Я иду за покупками сеньор граф. И мне бы хотелось, чтобы вы не
пугали меня так каждый раз.
Он улыбнулся и легко прикоснулся к ее руке.
- Магазины закрыты, а на улицах слишком жарко для прогулки, так что
предлагаю вам пойти со мной, я покажу вам некоторые прелести лагуны.
Глаза Эммы расширились.
- Вы! Я хотела сказать... Почему?
- Потому что я хочу, а я всегда делаю то, что хочу.
- Действительно, - Эмма смотрела на него с легким раздражением.
Было очень хорошо восхищаться им на расстоянии, но она не могла
отрицать, что находиться вот так рядом с ним было несколько выше ее сил.
Она также боялась исходящего от него магнетизма. Рядом с ним она не была
уверена в себе и кроме того, знала, что Селеста этого бы не одобрила.
Граф Чезаре погладил прядь светлых волос и произнес:
- Ты хочешь пойти, так почему бы этого не сделать? Если волнуешься
насчет своей мачехи, то я ей не скажу.
Эмма почувствовала себя оскорбленной.
- Другими словами, вы хотите тайно встречаться со мной между
страстными свиданиями с Селестой!
Он улыбнулся и, не обращая внимания на слова, потащил ее к двери.
Эмма позволила увлечь себя, в любом случае было очень трудно
сопротивляться, когда так отчаянно хотелось уступить.
Оказавшись на улице под солнечными лучами, он констатировал:
- Какое ты... как вы это говорите... старомодное существо, со своими
тайными встречами и свиданиями. Какое нам может быть до этого дело, cara
mia, в этот восхитительнейший из дней? Идем, ты ведь не собираешься мне
отказать, не так ли? В конце концов, мисс Эмма Максвелл, мы познакомились
вчера вечером, не правда ли, и сегодня я зашел к тебе в гостиницу, чтобы
снова принести свои извинения и предложить себя в качестве
сопровождающего, если ты вдруг захочешь исследовать мой город.
Эмма была поражена.
- Я вам не верю, - воскликнула она импульсивно. - Почему вы это
сделали?
Он пожал плечами, и они пересекли внешний двор и подошли к
ступенькам.
- Я сам начинаю удивляться, - мягко пробормотал он, и она посмотрела
вверх на него и улыбнулась, не в состоянии сопротивляться его небрежному
тону. Он был высоким, и Эмма, привыкшая к мужчинам не намного выше ее,
подумала, как приятно смотреть на него снизу вверх. У ступенек была
пришвартована моторная лодка, и он сказал:
- Это моя. Не возражаешь, если мы воспользуемся ею вместо гондолы? Я
предпочитаю сам сидеть за рулем, не опасаясь, что кто-то подслушает мой
разговор.
Эмма почувствовала соблазн сделать какое-нибудь замечание, но
сдержалась. Она просто позволила ему помочь ей сесть в маленькую лодку и
ждала, пока он запрыгнул и сел рядом с ней.
Потом она стояла возле него в маленькой кабине, поглощенная постоянно
меняющимся многообразием окружающих их достопримечательностей, понимая,
когда они осматривали шедевры, что он хорошо знает историю города, чтобы
там не говорила о нем его бабушка. Она видела церковь Санта Мария делла
Салюте и Ка'д'Оро, Золотой Дом. Граф Чезаре знал названия почти всех
дворцов мимо которых они проплывали, а Эмма и не представляла себе, что их
так много, только смотрела и смотрела, и сжимала руки от восторга.
Они проплыли под мостом Риальто, и девушка увидела все магазины,
расположенные вдоль него, особые товары, выставленные в их витринах.
- Лучше пройти по мосту пешком, - сказал Чезаре. - В магазинчиках
продается много привлекающих туристов вещей: муранское стекло,
венецианские кружева и украшения, игрушки и всевозможные сувениры.
Эмма кивнула.
- Я уверена, что лучше. Но должна признаться, что туристические точки
не особенно привлекают меня. Я бы предпочла что-то менее... коммерческое.
- Хорошо, - граф улыбнулся. - Если ты мне доверяешь, сделаем, как я
предложил вначале, я покажу тебе лагуну.
- Доверяю вам? - Эмма нахмурилась. - Я не понимаю.
Чезаре резко повернул лодку в более темный, узкий канал, протекающий
между темными каменными стенами домов, выходящих прямо на канал. Обвитые
вьющимися растениями арки вели во внутренние дворики, кованые железные
решетки которых казались воротами в подводные сады. Маленькие лодочки были
привязаны к шестам или небольшим колоннам.
- Я имею в виду, что многие островки лагуны сейчас пустынны, там
никого нет, понимаешь. Конечно, есть Мурано, Бурано и Торчелло, но думаю,
мы прибережем их на потом, хорошо?
Эмма посмотрела на часы.
- Уже больше трех часов, синьор. Возможно, было бы лучше оставить
лагуну на потом.
Чезаре пожал широкими плечами, и Эмма не могла не залюбоваться тем
как заиграли под серым шелковым пиджаком костюма его сильные мышцы. Почему
он не женился, думала она, должно быть, немало женщин охотно пожертвовали
бы своей свободой ради него.
Внезапно они вылетели из полумрака каналов на яркую открытую гладь
моря, такого же голубого, как небо, сливавшееся с ним на горизонте. Это
было так неожиданно и так красиво, что Эмма только вскрикнула и покачала
головой в изумлении.
Чезаре выключил мотор лодки, и некоторое время они плыли по течению,
оставив шпили и церкви близкорасположенных островков Венеции далеко
позади. В это время дня немногие отправлялись путешествовать, и казалось,
они были совсем одни в голубом-голубом мире изолированной нереальности.
- Тебе нравится? - спросил он, вопросительно глядя на нее.
Она беспомощно покачала головой.
- Как такое может не нравиться? Она пошла на корму маленького
суденышка и села на мягкие подушки, покрывавшие скамейку. Граф Чезаре
последовал за ней и сел рядом, предлагая ей сигарету. Эмма покачала
головой.
- Я все еще не понимаю, почему вы привезли сюда меня!
- А почему бы и нет? - он лениво откинулся назад, разглядывая ее так
внимательно, что она смутилась. Ты мне нравишься.
Эмма не могла промолчать.
- Граф Чезаре...
- Чезаре достаточно, - мягко перебил он.
- Ну... тогда Чезаре. Это просто не доходит до меня. Я отлично знаю,
что Селеста куда более интересный для вас человек, чем когда-либо могла бы
быть я, так почему же вы возитесь со мной? - Она вздохнула. - Пожалуйста,
не пытайтесь меня обмануть.
Он возмущенно развел руками.
- А я и ее пытаюсь. Ты мне действительно нравишься, и я хотел
посмотреть, как ты отреагируешь на все это.
- Почему вы не взяли Селесту? Почему вы отказались от сиесты?
- Ты задаешь слишком много вопросов, - ответил он холодно, его голос
прозвучал далеко не уговаривающе. - Принимай дары в том виде, как нам
предлагают их боги.
Эмма повернулась к нему спиной. Она просто не могла поверить, что
этому мужчине, этому графу Чезаре, могло так сразу понравиться такое
незначительное, незаметное существо, как она, что он рискнул бы шансами на
успех с ее мачехой для того, чтобы взять ее с собой. Это было смешно.
Должна существовать другая причина, по которой он готов тратить на нее
время, но ни за что в жизни она не могла бы представить, что это за
причина. Он был слишком привлекательным и не мог находить ее более чем
мимолетно интересной. Его приглашение выпить с ним вчера вечером было
абсолютно инстинктивной реакцией итальянца, желающего показать, что он
искренне извиняется, и его не следует принимать серьезно. Маловероятно,
чтобы он заходил к ней сегодня утром, как он сказал, и с любом случае не
ожидал обнаружить ее, так сказать, отдыхающей на ступеньках своего дома
немного позже. В тот раз он говорил с ней довольно резко, словно ее
присутствие только раздражало его.
Она видела, как граф бросил окурок сигареты в воду и наблюдал, как он
медленно растворяется и распадается на маленькие табачные крошки, которые
исчезли в глубина. Последний разговор испортил ей настроение, и она
чувствовала себя разочарованной и несчастной.
Она взглянула на него и увидела, что он смотрит невидящими глазами в
воду, словно глубоко поглощен мыслями. Он мгновенно почувствовал ее взгляд
и искоса посмотрел на жнее.
- Хочешь вернуться?
Эмма пожала плечами.
- Думаю, что лучше вернуться.
Видал Чезаре смахнул частичку пепла с брюк и встал. Он стоял, глядя
вниз на ее поднятое лицо, затем взял сильными пальцами за подбородок и
оценивающе повернул лицо в одну и в другую сторону.
- Не преуменьшай своих достоинств, Эмма Максвелл, - пробормотал граф
мягко. - Ты славный ребенок, и при правильном обращении можешь быть
довольно красивой, ты знала это?
- Я не ребенок! - парировала девушка, хотя и слегка по-детски. Он
поднял темные брови.
- Нет? Возможно и нет для молодых людей твоего возраста, но мне ты
кажешься невероятно юной и наивной. Я даже не могу вспомнить, когда сам
был таким же молодым. Я чувствую себя так, словно родился старым.
- Женщины взрослеют намного раньше, чем мужчины, - быстро
отреагировала она.
- Хорошо, я принимаю это. Но как ты сказала раньше, Селеста больше
подходит мне по возрасту.
- Я не упоминала возраст, - сухо сказала Эмма, ее щеки горели, и он
отпустил ее.
- Нет. Но ты проницательна, - произнес он загадочно, и отправился
вперед заводить мотор.
Эмма вздохнула. Ну и что она доказала? Что Чезаре ни в коем случае не
считает ее вызовом своей мужественности, что он не имеет для нее
сексуальной привлекательности.
Она встала и присоединилась к нему.
- Скажите мне честно, зачем вы привезли меня сюда?
Чезаре вздохнул.
- Потому что ты славный ребенок, и потому что ты мне нравишься.
- И это единственная причина?
- Что бы ты хотела, чтобы я сказал? - он улыбнулся. - Я не имею дел с
подростками, чтобы ты не слышала от твоей очаровательной мачехи.
- Вы не могли быть более откровенным! - воскликнула Эмма, чуть не
плача. - О, зачем я только поехала!
Чезаре засмеялся, и на секунду ей показалось, что он похож на самого
дьявола. Насмехается над ней, дразнит, пока она не почувствовала, что
могла бы дать ему пощечину, так он ее разозлил.
- Ты ожидала легкомысленного флирта? - спросил он совершенно
откровенно. Но Эмма была слишком изумлена и не ответила. - Ты, наверное, в
глубине души всего лишь еще одна туристка, приехавшая в Венецию, чтобы
завести так называемый курортный роман, а затем вернуться назад в Англию и
снова погрузиться в каждодневные дела?
- Конечно, нет, - Эмма отвернулась. - Я изменила свое первое мнение о
вас, сеньор граф. Я думала, вы джентльмен!
Они вернулись в полумрак каналов и графу, отлично знавшему каналы,
потребовалось немного времени, чтобы добраться до Палаццо Чезаре.
Эмма не стала ждать его помощи, поспешно вылезла из лодки, пока он
привязывал веревку, и быстро пошла через двор во дворец через тяжелую
дверь.
Он догнал ее, когда она подходила к ступенькам лестницы.
- Как я понял ты на меня сердишься, - насмешливо пробормотал он.
- Мои чувства не распространяются на вас, - ответила она холодно,
ступая на первую ступеньку с тем достоинством, на которое только была
способна в тот момент. Но ее ноги были влажными после лодки, а каменные
ступеньки за долгое время стерлись, нога соскользнула назад, она
споткнулась и, наверняка, упала бы, если бы он не стоял сзади и не
поддержал ее.
Он поймал ее, и она почувствовала спиной тепло и силу его тела. Его
руки на минуту обняли ее, крепко прижали к груди, и она почувствовала, как
ноги ее становятся ватными. Никогда в жизни она не испытывала такого
сильного ощущения своей сексуальной принадлежности. По его участившемуся
дыханию, Эмма поняла, что это прикосновение взволновало и его. Если бы она
повернулась в его руках, то его губы, она чувствовала это, стали бы искать
ее, и ей было ужасно трудно сопротивляться соблазну.
Затем она поняла, что свободна, он резко отступил назад. Не
оглядываясь Эмма взлетела вверх по лестнице, удары ее сердца громом
отдавались у нее в ушах.
5
Чезаре вышел из конторы Марко Кортино. Он пробрался через шумную
толпу, которая, казалось, не рассеивалась ни в какое время дня, и
направился к мосту Риальто. Смешавшись с туристами, он мог надеяться, что
прошел незамеченным, что очень устраивало его. У него не было желания
привлекать внимание к своему пребыванию в этой части города.
Пройдя мимо моста, он направился по многочисленным улочкам и
переулкам к Пьяццо Сан Марко. Посмотрев на часы, он увидел, что уже почти
одиннадцать, а он пообещал встретиться с Селестой в одном из кафе, которых
было не счесть на этой площади, ровно в одиннадцать.
Он с радостью узнал, что она до этого должна была сделать кое-какие
покупки, так что это избавило его от необходимости объяснять, почему он не
мог бы составить ей компанию раньше. Ему надо было срочно связаться с
Марко и сообщить ему информацию, которую узнал, но было бы совсем нелегко
придумать предлог для того, чтобы отправиться в район Фондако ден Тедески.
Он подумал о том, как глупо было с его стороны позволить гостям своей
бабушки остаться в Палаццо, в то время, как столько было поставлено на
карту, но не в его характере было вести себя грубо и невоспитанно, поэтому
ему пришлось смириться с их присутствием, стараясь не афишировать тот
факт, что Селеста обладает значительным состоянием. Он сомневался, что
кто-нибудь поверит в то, что ему безразличны планы бабушки, а его
собственная попытка показать интерес к падчерице не увенчалась успехом.
Вспомнив свою прогулку с Эммой два дня назад, он снова принялся
ругать себя. Это был глупый и совершенно идиотский поступок, приведший
лишь к тому, что ему удалось разрушить обычную дружбу, которая могла бы
завязаться у него с этим ребенком.
Ребенком? Он задумался. В податливой мягкости ее тела, когда он на
мгновение прижал ее к себе на лестнице, не было ничего детского, да и его
собственная реакция была исключительно взрослой. Он честно признался себе,
что при любых других обстоятельствах, он посчитал бы роман с Эммой
забавным. Правда, что касается его, то все молодые женщины были для него
одинаковы, но Эммина неискушенность и трогательное отрицание того, что он
может проявлять к ней какой-то интерес, как-то странно задели его, и ему
хотелось бы продолжить эксперимент.
Селеста - совсем другое дело. Она была очень красивой и очень
богатой, и ненамного моложе его. Он знал, что она очень хочет, чтобы он
побыстрее перевел их знакомство во что-то более глубокое, но впервые в
жизни желание обладания притупилось. Он знал многих красивых женщин,
фактически даже считал красоту необходимым условием физического желания,
но сейчас обнаружил, что это не всегда так. Эмма, этот ребенок, не была
прекрасивой, и все же ее высокое тело, мягко очерченное было желанным хотя
сама она этого и не осознавала. Ее волосы были мягкими как шелк и слабо
пахли лимоновым шампунем, которым она пользовалась. Руки тоже были
мягкими, и Чезаре почувствовал яростную злость на самого себя за то, что
так явно представил удовольствие, которое бы он испытал от прикосновения
этих маленьких изящных ручек к своему телу, и чувственные наслаждения,
которые они бы вместе испытали.
- Чезаре! Чезаре! - сердито одернул он себя. - Что ты за мужчина,
если позволяешь себе так неосторожно увлечься девятнадцатилетней девочкой
в свои сорок?
Для самобичевания мало значило то, что это увлечение было чисто
умственным, а не физическим, ибо его религия, к которой он относился так
серьезно, как к ничему другому в своей жизни, говорила о том, что мысль
так же греховна, как и поступок.
Он добрался до площади, и прежде чем встретиться с Селестой закурил
сигарету, надеясь, что она поможет ему успокоить разбушевавшиеся мысли.
Единственным способом не дать чувствам управлять его ощущениями и
чувственностью было посильнее увлечься Селестой, чтобы та вытеснила все
мысли об Эмме Максвелл из его головы. Но здесь крылась опасность другого
рода.
Селеста ждала его, протягивая кампари и зажав между прекрасно
наманикюренными пальцами длинную американскую сигарету. На ней было
бледно-голубое льняное платье с рукавом в три четверти и низким круглым
декольте, не очень длинные волосы кудрявой массой окружали красивую
голову, прозрачный шифоновый шарф развевался на легком ветерке. Она была
молодой, красивой и элегантной, и казалось, полностью владела собой.
Селеста с удовольствием посмотрела на него, когда он остановился у ее
столика и улыбнулась.
- Ну, Видал, ты опоздал, - промурлыкала она. - Уже пять минут
двенадцатого. - Ее тон был слегка укоризненным.
- Извини. Меня задержали, - Чезаре сел рядом с нею и сделал жест
официанту. - Ты меня простишь?
Селеста позволила ему взять свою руку и только потом красиво повела
плечами.
- Так как это ты, то да, - сказала она кокетливо. - Где ты был?
Чезаре небрежно пожал плечами.
- Занимался своими делами. Что ты будешь пить, Селеста?
Позже Селеста предложила отправиться в Базилику.
- Ты уверена, что хочешь туда пойти? - в тоне графа чувствовалась
неохота.
- Конечно, мой дорогой. Я не могу пробыть так долго в Венеции и не
увидеть Базилику, не так ли?
Так что они последовали за потоком туристов и вступили в мир
венецианско-византийской архитектуры, инкрустированной мрамором и
блестящей от золотой мозаики. Пол представлял собою чудо мозаичного
искусства, а замечательных скульптур и картин было так много, что человеку
было трудно воспринять все это.
- Некоторые части церкви были построены еще в девятом веке, -
произнес Чезаре, наблюдая за лицом Селесты. Он не увидел на нем и намека
на тот нескрываемый восторг, который был на лице Эммы. Селеста
воспринимала окружающее со скучающим видом, словно вековая красота
нисколько не трогала ее эмоционально.
- Старые здания не в моем вкусе, - сказала она откровенно и с
некоторым облегчением, когда Чезаре предположил, что она увидела уже
достаточно, и что не стоит больше продолжать. - Прости, но я не могу
приходить в восторг от картин, - продолжала она. - Я хочу сказать, что у
меня есть несколько картин, принадлежавших Клиффорду, но боюсь, что я
смотрю на них скорее как на капиталовложение. - Она по-девчоночьи
хихикнула. - А ты много знаешь о художниках, Видал?
- Немного, - ответил он, чуть-чуть сдержанно, и она посмотрела на
него с удивлением.
- Я тебя обидела, Видал? Я не хотела, дорогой, честно не хотела, но
мне кажется, что в глубине души я современный человек. Дайте мне побольше
зеркального стекла, бетона и старого шведского дерева, и я счастлива.
Чезаре покачал головой.
- Ничего, - ответил он, переходя на свой родной язык, и Селеста с
раздражением поняла, что она каким-то образом разочаровала его. Она взяла
его под руку и сказала укоряюще:
- Видал, куда мы идем сейчас? Мне помнится, ты что-то говорил о
ленце.
- Ленч? - Видал пожал плечами. - Вернемся в Палаццо, да?
Селеста решила не спорить.
- Хорошо. Но в гондоле, ладно?
- Как хочешь.
Гондола медленно и ритмично двигалась по тихой воде, и Селеста
расслабилась, сидя на корме довольная, что граф Чезаре сидит рядом с ней.
Обитые сидения были очень удобными и достаточно узкими, чтобы сблизить
тела, что само по себе было романтично, особенно ночью. Однако, был
полдень, но все равно Селеста каждой клеточкой чувствовала, что рядом с
жней мужчина, и была уверена, что он не может не чувствовать ее.
- Видал, - призывно промурлыкала она. - Извини. Я знаю, что я
рассердила тебя, но не будь таким. Скажи, что ты меня прощаешь.
Видал Чезаре посмотрел на нее. С такого близкого расстояния, можно
было увидеть крошечные морщинки, которые стали появляться вокруг ее глаз и
в углах рта, говорившие о том, что она не так молода, какой хотела
казаться. Но все равно она была поразительно привлекательной, и он не был
бы мужчиной, если бы так не думал. Но каким-то непонятным образом она
отталкивала его, и ему было трудно галантно наклониться вперед, разрешая
ей прижаться губами к его щеке.
- Видал, - выдохнула она, - ты знаешь, зачем твоя бабушка послала за
мной, правда?
- Да, я знаю, - кивнул он.
- Ну?
- Давай не будем торопить события, Селеста, - пробормотал он мягко. -
Не стоит спешить, cara mia. Перед нами вечность.
Женщина прищурилась. Она не привыкла, чтобы ее отталкивали, так как
всегда сама задавала тон. Селеста напряглась, отодвинулась от него и села
прямо, на ее щеках запылал ярко-красный румянец, который, как уже знала
Эмма, возвещал о приступе ярости. Но она не могла показать свой характер
при жнем, ни в коем случае. Во всяком случае не до того, как они
поженятся, а тогда, когда оно станет графиней, Чезаре не сможет обращаться
с ней подобным образом.
Видал наблюдал за ней, ее поведение немного забавляло его. Она вела
себя, как ребенок, разозлившийся из-за того, что что-то делается не так,
как хочется.
Кусая губы в попытке сдержать свой гнев, она заявила:
- Нет ли здесь возле побережья каких-нибудь островов, где можно было
бы искупаться? А как насчет Мурано? Это там делают великолепное
венецианское стекло?
Чезаре лениво закурил.
- Да. Острова есть. Есть еще и Лидо.
- Нет. Что-нибудь более уединенное. Купание с толпой не прельщает
меня. Я бы предпочла какой-нибудь пустынный атолл с ленчем на природе. Мы
можем это устроить, Видал? Может быть, завтра.
Чезаре нахмурился за дымом сигареты.
- Ты хочешь сказать... только мы вдвоем?
