Они добрались до яхты одновременно и пошли в кубрик, смеясь, тяжело
дыша и разбрызгивая воду. Но когда он потянулся к ней, она позволила
только легкую ласку и оторвалась от него.
- Вторая фаза лечения.
Она работала на кухне, повязав только цветастый передник, который
прикрыл темный крвоподтек на животе.
- Никогда не думал, что передник может быть таким провоцирующим.
- Тебе полагается готовить кофе, - укорила она его и подтолкнула
игриво ягодицами.
Она приготовила золтистый мягкий омлет, и они ели его на палубе под
солнцем. Пассат гнал по небу стаи пушистых серебряных облаков, а в
промежутках небо казалось особенно ярко-синим.
Ели они с огромным аппетитом, потому что яркое новое утро, казалось,
сняло настроение обреченности, охватившее их накануне. Никто из них не
хотел нарушать это новое настроение, и они болтали какой-то несущественный
вздор, восхищались красотой дня и бросали крошки хлеба чайкам, как дети на
пикнике.
Наконец она села ему на колени и сделал вид, что считает пульс.
- Пациенту гораздо лучше, - заявила она. - Вероятно, он достаточно
силен, чтобы выдержать третью фазу лечения.
- А что это за фаза? - спросил он.
- Питер, cheri, хоть ты и англичанин, но не настолько же туп. - И она
поерзала у него на коленях.
Они любили друг друга в теплом солнечном свете, на одном из матрасов
для плавания, и ветер словно гладил их тела невидимыми пальцами.
Началось все с подшучивания и смеха, легких вздохов открытия заново,
приветственного и одобрительного шепота - потом все изменилось, налилось
почти невыносимым напряжением, буря чувств уносила все безобразие и все
сомнения. Поток захватил их и понес, беспомощных, в неведомые измерения,
откуда словно нет пути назад. Все остальное казалось несуществующим.
- Я люблю тебя! - восклицала она, как будто отрицая все, что была
вынуждена делать. - Я только тебя люблю! - Это был крик из самой глубины
души.
Им потребовалось очень много времени, чтобы вернуться издалека, снова
стать двумя отдельными людьми, но когда это произошло, оба почувствовали,
что больше никогда не смогут разъединиться полностью. Их единство
значительнее, чем просто единство двух тел, и это знание отрезвило их и в
то же время дало новые силы и глубочайший подъем. Они не могли выразить
это в словах, просто знали.
Они спустили с кормы большую надувную шлюпку "Авон С 650" и поплыли к
берегу, подтянули свое резиновое судно выше уровня воды и привязали к
стволу пальмы.
Потом, держась за руки, пошли в глубь острова, пробираясь между
птичьими гнездами, выцарапанными в земле. С полдесятка разновидностей птиц
генздились вместе, в одной большой колонии, занимавшей большую часть
двадцатиакрового острова. Размеры и цвет яиц колебались от больших, с
гусиное, холодно-синих до мелких, с куриное, пестрых, в свободном
неповторящемся пятнистом рисунке. Птенцы либо уродливые, с телами, словно
обваренными кипятком, либо привлекательные, как в мультфильмах Уолта
Диснея. Остров заполнял неперывный шорох тысяч птичьих крыльев и крики и
писк дерущихся и спаривающихся птиц.
Магда знала зоологические названия каждого вида, район обитания и
привычки, а также шансы на гибель или выживание в изменяющейся экосистеме
океанов.
Питер терпеливо слушал, чувствуя, что за этим лепетом и деланой
веселостью скрывается желание подготовиться к ответу на обвинения, которые
он предъявил ей.
В конце острова рос одинокий большой бальзамический тополь, его
густая зеленая крона широко раскинулась над белым песком. Солнце светило
уже нестепимо ярко, жара и влажность окутывали их, как шерстяным одеялом,
которое окунули в кипяток.
Они с благодарностью устремились в тень тополя, сели рядом на песок,
глядя через спокойные воды лагуны на силуэт главного острова в пяти милях
от них. На таком расстоянии и под таким углом не видно было ни зданий, ни
причала, и у Питера появилась иллюзия первобытного рая, где они только
вдвоем: первый мужчина и первая женщина - на свежей и невинной земле.
Но первые же слова Магды сразу разрушили эту иллюзию.
- Кто приказал тебе убить меня, Питер? Как был отдан этот приказ? Я
должна знать, прежде чем расскажу тебе о себе.
- Никто, - ответил он.
- Никто? Не было такого послания, как то, в котором тебе приказали
убить Паркера?
- Нет.
- А сам Паркер или Колин Нобл? Они не приказывали этого? Не
предлагали?
- Паркер подчеркнуто приказал мне не делать этого. Тебя нельзя
трогать, пока тебе не будет предъявлено обвинение.
- Это было твое собственное решение? - настаивала она.
- Это был мой долг.
- Чтобы отомстить за дочь?
Он колебался, не хотелось так говорить, но потом откровенно
признался:
- Да, это главное. Мелисса-Джейн. Но я считал также своим долгом
уничтожить зло, способное на захват 070, похищение и убийство Аарона
Альтмана и искалечение моей дочери.
- Калиф все о нас знает. Понимает нас лучше, чем мы сами себя
понимаем. Я не трусиха, Питер, но сейчас я по-настоящему боюсь.
- Страх - его главное оружие, - согласился Питер, и она молча
придвинулась, приглашая его к физическому контакту. Он положил руку на ее
обнаженные загорелые плечи, и она легко прислонилась к нему.
- Все, что ты говорил обо мне вчера вечером, правда, только выводы и
заключения неверны. Смерть папы, одинокие годы в чужих семьях... я помню,
как лежала без сна ночами и пыталась приглушить одеялом звуки плача.
Возвращение в Польшу, да, это было, и школа в Одессе - все было. Я тебе
когда-ниубдь расскажу об Одессе, если ты захочешь...
- Не думаю, что захочу, - сказал он.
- Наверно, это мудрое решение; хочешь услышать о возвращении в Париж?
- Только если это необходимо.
- Хорошо, Питер. Были мужчины. Для этого меня отобрали и учили. Да,
были... - Она замолчала, взяла его лицо в ладони, повернула, чтобы
посмотреть ему в глаза. - Это как-то меняет наши отношения?
- Я люблю тебя, - твердо ответил он.
Она долго смотрела ему в глаза, искала признаки обмана, но не нашла.
- Да. Это так. Ты говоришь правду.
Облегченно вздохнула и прижалась головой к его плечу, заговорила
негромко, со своим легким акцентом и редкими ошибками в построении фраз.
- Мне не нравились мужчины, Питер. Я думаю, именно поэтому я выбрала
Аарона Альтмана. Один мужчина, да, я тогда могла уважать себя... - Она
слегка пожала плечами. - Я выбрала Аарона, и Москва согласилась. Как ты
сказал, это была трудная работа. Вначале я должна была завоевать его
уважение. До этого он никогда не уважал женщин. Я доказала ему, что с
любой работой, которую он мне поручал, справляюсь не хуже мужчин. А когда
завоевала уважение, последовало все остальное... - Она помолчала и
негромко рассмеялась. - Жизнь выкидывает забавные трюки. Вначале я
обнаружила, что он мне нравится, потом я научилась тоже уважать его. Он
был большой уродливый бык, но сила и власть... Огромная сила и власть, как
космическая сила, она стала центром моего существования. - Она подняла
голову и коснулась щеки Питера губами. - Нет, Питер. Я так и не полюбила
его. Я благоговела перед ним, как первобытный дикарь благоговеет перед
молнией и громом. Так это было. Он заполнил мою жизнь - больше, чем отец,
больше, чем учитель. Как бог. Но все же меньше, гораздо меньше, чем
любимый. Он был жесток и силен. Он не мог любить, он только насиловал, он
покрывал, как бык.
Она замолчала и серьезно посмотрела на него.
- Ты понимаешь это, Питер? Может, я плохо объясняю?
- Нет, - ответил он. - Ты очень хорошо объясняешь.
- Физически он меня не трогал, ни его запах, ни волосатость. У него
плечи поросли волосом, и на спине как шкура. Большой, но твердый, как
железо, живот... - Она вздрогнула. - Но меня учили не обращать на это
внимание. Переключаться на что-то другое в глубине сознания. Однако во
всех остальных отношениях он меня очаровал. Он учил меня необычно,
запретно мыслить, раскрывал такие области в сознании, которые были закрыты
моей подготовкой. Да, он учил меня власти и ее украшениям. Ты обвинил меня
в этом, Питер, и я это признаю. Вкус власти и денег понравился мне. Я это
люблю. Очень люблю. И научил меня этому Аарон. Он показал мне, как ценить
прекрасные вещи, потому что был быком только физически и сам глубоко ценил
прекрасное в жизни... он оживил меня. И смеялся надо мной. Боже, я до сих
пор слышу его громовой хохот и вижу, как трясется при этом его волосатый
живот.
Она замолчала, вспоминая, почти с преклонением, и потом рассмеялась
своим хрипловатым смехом.
- "Моя прекрасная маленькая коммунистка", так он насмехался надо
мной. Да, Питер, это я была обманута. Он с самого начала знал, кто я
такая. Знал и о школе в Одессе. Он принял меня как вызов, но он и любил
меня - по-своему. Он принял меня, все зная, и полностью изменил мои
политические взгляды. И только тогда я узнала, что вся информация, которую
я передавала в Москву, тщательно редактировалась Аароном. Он переиграл
меня, хотя я должна была переиграть его. Он был в "Моссаде", но это ты,
конечно, знаешь. Он был сионистом, ты и это знаешь. И он заставил меня
понять, что я еврейка и что это значит. Он показал мне все промахи
доктрины всемирного коммунизма, он убедил меня в преимуществах демократии
и западной системы, а потом ввел меня в "Моссад"...
Она замолчала и яростно покачала головой.
- Поверить, что ямогла захотеть уничтожить такого человека! Приказать
похитить и изуродовать его... Когда дело шло к концу, он испытывал сильные
боли, слабел, и тогда я ближе всего подошла к тому, чтобы любить его - как
мать любит ребенка. Он стал зависеть от меня, говорил, что только мое
прикосновение смягчает боль. Я часами сидела и растирала его волосатый
живот - чувствовала, как эта ужасная штука внутри него растет с каждым
днем, как цветная капуста или какой-то чудовищный зародыш. Он не позволил
резать себя. Ненавидел врачей. "Мясники", так он их называл. "Мясники со
своими ножами и резиновыми трубками..."
Она замолчала, и Питер увидел, что глаза ее полны слез. Прижал ее
чуть сильнее к себе и ждал продолжения.
- Должно быть, в это время Калиф вступил в контакт с Аароном.
Оглядываясь назад, я помню, как он пришел в сильное возбуждение. Для меня
тогда это не имело смысла, но он начал произносить долгие обвинительные
речи по поводу тирании справа, которая ничем не отличается от тирании
слева. Имя Калифа он не упоминал; может быть, тогда сам Калиф еще им не
пользовался. Я думаю, Аарон рассказал бы мне со временем все подробно,
если бы остался жив. Таким он был. Даже со мной мог быть и подавляющим, и
осторожным и хитрым. Он мог бы рассказать мне о Калифе, но Калиф
позаботился, чтобы он этого не сделал.
Она отодвинулась от Питера, чтобы снова видеть его лицо.
- Ты должен понять, cheri, что многое я узнала только недавно, в
последние несколько недель. И сейчас я должна складывать отдельные
кусочки, как головоломалку... прошу прощения, как головоломку, - быстро
поправилась она. - Но вот что должно было происходить. Калиф обратился к
Аарону с определенным предложением. Предложение очень простое. Он
предложил ему стать партнером Калифа. Аарон должен был внести крупный
вклад в специальный фонд Калифа и предоставить все свои знания, связи и
влияние в распоряжение Калифа. В обмен он получал возможность участвовать
в создании прекрасного нового мира Калифа. Это была ошибка со стороны
Калифа, может быть, его единственная ошибка до сих пор. Он неверно оценил
Аарона Альтмана. Аарон отверг его предложение. Но что гораздо опаснее:
Калиф допустил ошибку, раскрыв перед Аароном свою подлинную личность. Я
думаю, он вынужден был это сделать, чтобы убедить Аарона. Видишь ли, Аарон
не такой человек, чтобы участвовать в игре с шифрами и вымышленными
именами. Это Калиф определил верно. Поэтому ему пришлось вести с Аароном
переговоры лицом к лицу, а когда он обнаружил, что Аарон не собирается
участвовать в его кампании убийств и вымогательств, каким бы похвальным ни
был конечный результат, убил его после страшных пыток. Ему нужна была
информация, наверно, в основном информация о связях Аарона с "Моссадом". А
меня он заставил заплатить выкуп. Таким образом он убил сразу двух зайцев.
Заставил замолчать Аарона и добавил к свом фондам двадцать пять миллионов.
- Как ты узнала все это? Если бы ты только объяснила мне раньше... -
Питер слышал горечь в собственном голосе.
- Я не знала этого, cheri, когда мы впервые встретились, пожалуйста,
поверь мне. Я расскажу тебе, как узнала, но, пожалуйста, будь терпелив со
мной. Позволь рассказать, как все произошло.
- Прости, - просто ответил он.
- Впервые я услышала имя Калиф в тот день, когда доставила выкуп. Я
ведь рассказывала тебе об этом?
- Да.
- Сейчас мы подходим к твоей части. О тебе я услышала во время взятия
в Йоханнесбурге 070. Я сразу подумала, что ты можешь помочь мне в охоте на
Калифа. Я разузнала о тебе, Питер. Я даже смогла получить сведения из
компьютера... - Она помолчала, и в глазах ее вспыхнул озорной огонек. -
Должна признаться, что меня поразил внушительный список твоих женщин.
Питер поднял обе руки, сдаваясь.
- Больше никогда, - пообещал он. - Ни одного слова больше - согласна?
- Согласна. - Она рассмеялась, потом: - Я голодна, и горло болит
после всех этих разговоров.
Они снова пересекли остров, их голые ноги обжигал раскаленный песок и
камень, и вернулись на борт яхты.
Шеф-повар забил холодильник едой, и Питер открыл бутылку "Вдовы
Клико".
- У тебя дорогие вкусы, - заметил он. - Не знаю, смогу ли содержать
тебя - на свое жалование.
- Я думаю, мы договоримся с твоим боссом о повышении, - заверила она
его, подмигнув. По молчаливому согласию за едой они не упоминали о Калифе.
- Еще одно ты должен понять, Питер. Да, я в "Моссаде", но не я его
контролирую. Он меня контролирует. Точно так же было и с Аароном. Мы оба
были очень ценными агентами, может, самыми ценными в их сети, но не я
принимаю решения, и у меня нет доступа к их тайнам.
- Единственная цель "Моссада" - безопасность государства Израиль. У
него нет других причин для существования. Я считаю, что Аарон передал
"Моссаду" всю информацию о Калифе, сообщил все сведения о его личности, и
я думаю также, что "Моссад" приказал Аарону сотрудничать с Калифом.
- Почему? - резко спросил Питер.
- Точно не знаю, но, думаю, по двум причинам. Калиф, долно быть,
такой сильный и влиятельный человек, что его поддержка очень ценна. И я
думаю, что Калиф настроен произраильски, а может, просто утверждает, что
так настроен. "Моссад" всюду находит союзников и не углубляется в их
мораль. Я думаю, Аарону приказали сотрудничать с Калифом, но...
- Что но? - поторопил ее Питер.
- Но такому человеку, как Аарон, нельзя приказывать идти против его
глубочайших убеждений. Под своей грозной внешностью Аарон был очень
человечен. Я думаю, причиной его возбуждения был именно конфликт между
долгом и убеждениями. Инстинкт предупреждал его, что нужно уничтожить
Калифа, а долг...
Она пожала плечами, взяла рифленый бокал и, поворачивая тонкими
сильными пальцами, смотрела на пузырьки, медленно поднимающиеся в
бледно-золотом вине. А когда заговорила снова, изменила тему.
- Тысячу раз пыталась я понять, какая разница в наших с тобой
отношениях и отношениях с другими мужчинами, которых я знала. Никто из них
не мог тронуть меня... а с тобой это получается мгновенно... - Она снова
взглянула на него, словно ждала ответа. - Конечно, я многое знала о тебе.
У тебя есть качества, которыми я восхищаюсь в людях, и поэтому я была
расположена к тебе... но есть такое, что не отражается ни в файлах
компьютера, ни на фотографиях. Что-то в тебе заставляло меня... - Она
сделала беспомощный жест, словно искала слово. - Заставляло меня звенеть.
- Какое хорошее слово, - улыбнулся Питер.
- А я никогда не звенела раньше. Поэтому мне нужно было быть очень
уверенной. Для меня это нечто совершенно новое: хотеть мужчину, просто
потому что он мягок, силен и... - она усмехнулась... - просто сексуален.
Ты очень сексуален, Питер, но не только... - Она замолчала. - Нет, больше
я не буду тебе льстить. Не хочу, чтобы ты зазнался. - Смешав французскую и
английскую идиомы и на этот раз не поправившись, она продолжала: - Калиф,
должно быть, понял, что я приобрела опасного союзника. Он сделал попытку
убить тебя тем вечером на дороге в Рамбуйе...
- Они охотились на тебя, - вмешался Питер.
- Кто, Питер? Кто охотился на меня?
- Русские. Они к этому времени уже знали, что ты двойной агент.
- Да, знали. - Она наклонила голову и сузила глаза. - Я думала об
этом, конечно. До этого были две попытки, но не думаю, чтобы на дороге в
Рамбуйе были русские.
- Ну, хорошо, тогда Калиф - но за тобой, не за мной, - предположил
Питер.
- Может быть, но опять я так не думаю. Инстинкт говорит мне, что они
правильно вышли на цель. Им нужен был ты.
- Должен с тобой согласиться, - сказал Питер. - Я думаю, тем вечером
в Париже за мной следили... - Он рассказал ей о "ситроене"... - Они знали,
что я один в "мазерати".
- Тогда мы должны признать, что это Калиф, - сказала она.
- ...Или "Моссад", - прошептал Питер, и глаза ее медленно расширились
и потемнели, а Питер продолжал:
- "Моссад", возможно, не захотел, чтобы человек из "Атласа" был
близок к их лучшему агенту, не хотел, чтобы у тебя был союзник в охоте на
"Калифа". Не хотел, чтобы я спутал их тщательно разработанный сценарий.
- Питер, это слишком мутная вода...
- ...и в ней много акул.
- Оставим на время этот вечер в Рамбуйе, - предложила она. - Он
просто усложняет историю, которую я хочу рассказать тебе.
- Хорошо, - согласился Питер. - Можем вернуться к этому, если
захотим.
- Следующий серьезный шаг - похищение Мелиссы-Джейн, - сказала она, и
выражение еголица изменилось, лицо застыло, стало каменным.
- Выбор жертвы сделан гениально, - продолжала она. - Но для этого не
нужно особенно знать тебя и твое семейное положение. Не секрет, что у тебя
единственный ребенок, и нужно лишь поверхностно познакомиться с твоим
характером, чтобы понять, какой это мощный рычаг... - Магда опустила
кончики пальцев в шампанское, потом задумчиво облизала их, поджав губы и
чуть нахмурившись.
- Ты должен понять, что к тому времени я осознала, что влюблена в
тебя. Подарок должен был подтвердить это... - Она чуть покраснела под
загорелой кожей, и это показалось трогательным и детским. Он никогда не
видел, как она краснеет, и что-то перевернулось в его груди.
- Книга, - вспомнил он. - Первое издание Корнуэлла Харриса.
- Мой первый любовный подарок. Я купила ее, когда окончательно
созналась себе... но решила не признаваться тебе. Я достаточно старомодна,
чтобы считать, что мужчина должен сказать первым.
- Я сказал.
- Боже, я этого никогда не забуду, - горячо сказала она, и оба
подумали о свирепой схватке накануне, которая неожиданно кончилась
признанием в любви.
- Я пытался быть нетрадиционным, - сказал он, и она с улыбкой
покачала головой.
- Тебе это удалось, mon amour, о, как удалось. - Тут она снова стала
серьезной. - Я была влюблена в тебя. Твое горе стало моим. Девочка -
прекрасный ребенок, она очаровала меня, когда мы встретились. Но прежде
всего я чувствовала себя ответственной за ее беду. Я завлекла тебя в свою
охоту на Калифа, и из-за этого ты потерял дочь.
Он слегка склонил голову, вспоминая, как поверил, что она
организовала это. Она поняла его жест.
- Да, Питер. Для меня это было жестоким ударом. Что ты считаешь меня
виновной. Не было ничего, что бы я не сделала, чтобы вернуть ее тебе, но я
ничего не могла сделать. Контакты с французской разведкой ничего не дали.
Там ничего не знали о ребенке, где его содержат и почему, а со своим
руководителем из "Моссада" я почему-то не могла связаться. У меня
почему-то было ощущение, что у "Моссада" есть ключи к похищению. И если он
не прямо с этим связан, то знает больше других. Я уже говорила, что
считаю: Аарон сообщил о том, кто такой на самом деле Калиф. Если это так,
то в "Моссаде" должны знать что-нибудь, что помогло бы тебе вернуть
ребенка. Но в Париже я была бессильна получить эту информацию. Мне
пришлось самой лететь в Израиль и добиваться встречи со своим
руководителем в "Моссаде". Это была единственная возможность убедить их
помочь. Они могли счесть, что моя ценность как агента стоит того, чтобы
дать мне нить к Мелиссе-Джейн...
- Ты пригрозила, что уйдешь из "Моссада"? - удивленно спросил Питер.
- Ты хотела это для меня сделать?
- О, Питер, как ты не понимаешь, я тебя полюбила... а я никогда до
этого не любила. Я бы все для тебя сделала.
- Ты заставляешь меня робеть, - сказал он.
Она не ответила, подумала немного, словно наслаждаясь его словами,
довольно вздохнула и продолжала.
- Я все бросила в Париже. Пьер отвез меня в Рим на "лире"; оттуда я
позвонила тебе, но не могла сказать, куда отправляюсь. Потом я сменила
личность и коммерческим рейсом прилетела в Тель-Авив. Задача в Израиле
оказалась трудной, гораздо труднее, чем я предполагала. Только через пять
дней мой руководитель согласился встретиться со мной. Это мой старый друг.
Нет! Скорее, не друг, но мы знаем друг друга очень давно. Он заместитель
директора "Моссада". Вот как высоко там ценят мою работу. Дали мне такого
высокопоставленного контролера, но все же потребовалось целых пять дней,
чтобы он встретился со мной, и он был холоден. Сказал, что они ничем не
могут мне помочь. Они ничего не знают. - Она усмехнулась. - Ты никогда не
видел, какова я, когда чего-нибудь действительно хочу, Питер. Ха! Это была
схватка! Я знаю многое, что могло бы поссорить "Моссад" с его влиятельными
союзниками на Западе - с Францией, Великобританией, США. Я пригрозила, что
созову прессконференцию в Нью-Йорке. Он стал сердечнее, сказал, что
безопасность государства превыше личных чувств, а я сказала что-то очень
грубое о безопасности государства, напомнила о некоторых невыполненных
делах, которые так и останутся невыполеннными. Он стал еще теплее, но все
это заняло дни, много дней. Я сходила с ума. Вспомнила, каким выдали тело
Аарона, и не могла спать по ночам, думая о ребенке. А ты, Питер, ты
никогда не узнаешь, как я молилась Богу, в существовании которого не
уверена. Никогда не узнаешь, как хотела быть с тобой рядом, утешать тебя.
Отчаянно хотела хотя бы услышать твой голос, но не могла выдать себя,
звоня из Тель-Авива. Не могла ни позвонить, ни послать письмо... - Она
помолчала. - ...Я надеялась, что ты не поверишь дурным словам обо мне. Не
поверишь, что мне было все равно. Что я не готова помочь тебе. Надеялась
раздобыть для тебя информацию, которая поможет тебе найти дочь. Но мне и в
голову не могло прийти, что ты поверишь, будто я похитила твою дочь и
пытала ее.
- Прости, - очень тихо сказал он.
- Нет, Питер, не нужно просить прощения. Мы оба стали игрушками в
руках Калифа. Ты не виноват. - Она положила руку ему на руку и улыбнулась.
- Не ты один поверил в дурное. Наконец я заставила своего контролера по
"Моссаду" сообщить мне кое-какую информацию. Вначале он полностью отрицал,
что им вообще известно о Калифе, но я рискнула и солгала ему. Я сказала,
что Аарон не скрыл от меня свое сообщение о Калифе. И он сдался. Да,
признался он. Они знают о Калифе, но не знают, кто он такой. Я продолжала
требовать, ежедневно я продолжала бить в точку, сводила его с ума, как
сама сходила с ума, пока он не пригрозил, что вышлет меня из страны. Но
каждый раз как мы встречались, я получала от него еще кое-что.
- Наконец он признался: "Хорошо, мы знаем Калифа, но он очень опасен,
очень могуществен - и станет еще сильнее, если Господь позволит; он станет
одним из самых могущественных людей в мире, и он друг Израиля. Точнее мы
верим, что он друг Израиля".
- Я продолжала настаивать, и он сказал мне: "Мы поместили своего
агента рядом с Калифом, очень близко к нему, и не можем подвергать его
опасности. Это ценный агент, очень ценный и очень уязвимый по отношению к
Калифу. Мы не можем допустить, чтобы Калиф проследил уходящую информацию и
вышел на него. Нам нужно защищать своего человека".
- Я продолжала угрожать, и он сообщил мне кодовое имя агента, на
случай, если мы вступим в контакт. Это кодовое имя - ЦВЕТОК КАКТУСА.
- И все? - разочарованно спросил Питер.
- Нет, мой контроль дал мне еще одно имя - как подачку и как
предупреждение. Это имя человека, настолько близкого к Калифу, что
практически это одно и то же. И опять предупредил меня, что сообщает это
имя для моей же защиты.
- Кто это? - спросил Питер.
- Это было твое имя, - негромко сказала она. - Страйд.
Питер сделал раздраженный жест отрицания.
- Мое имя здесь ни при чем. Зачем мне похищать и калечить собственную
дочь? А Цветок Кактуса? Это все равно, что сказать "Кентуккийские жареные
цыплята".
- Теперь моя очередь сказать "прости".
Питер овладел собой, он понял, что слишком торопливо отметает эти
обрывки сведений. Он встал и возбужденно зашагал по палубе, нахмурившись.
- Цветок Кактуса, - повторил он. - Ты до того о нем слышала?
- Нет. - Она покачала головой.
- А с тех пор?
- Тоже нет.
Он пытался вспомнить, найти какой-то отзвук. Ничего.
- Ну, хорошо. - Он решил, что пока это неважно. - Просто запомним
это. Перейдем к моему имени... Питер Страйд. Как ты это восприняла?
- Я испытала шок. Странно, но я тогда подумала не о тебе, подумала о
том, что смешались похититель и жертва.
- Страйд? - спросил он. - Не понимаю.
- Мелисса-Джейн ведь тоже Страйд.
- Да, конечно. Значит тебе не назвали имя Питер Страйд?
- Нет. Только Страйд.
- Понятно. - Питер остановился на полушаге, ему в голову пришла
мысль. Он задумчиво смотрел туда, где океан встречается с горизонтом.
- Но позже мне назвали твое полное имя, - прервала она его мысли.
- Когда?
- После того, как стало известно об освобождении Мелиссы-Джейн. Я
хотела немедленно вернуться в Париж, быть с тобой. Я могла бы улететь из
аэропорта Бен Гуриона через шесть часов после получения новости. Сердце
мое пело, Питер. Мелисса-Джейн в безопасности, а я была влюблена. В
аэропорту, когда я проходила таможню, меня позвали в комнату досмотра. Там
меня ждал мой контроль. Он прилетел из Тель-Авива, чтобы перехватить меня
до того, как я вернусь домой, и он был очень встревожен. Они только что
получили срочное сообщение от Цветка Кактуса. Генерал Питер Страйд
действует, как Калиф, и при первой же возможности убьет меня, сказал мне
мой руководитель. Я рассмеялась, но он был очень серьезен. "Моя дорогая
баронесса, - сказал он. - Цветок Кактуса - первоклассный агент. Вы должны
серьезно воспринять это предупреждение". Он все время повторял это.
Магда пожала плечами.
- Я по-прежнему не верила, Питер. Это невозможно. Я любила тебя и
знала, что ты любишь меня - хотя, может быть, ты еще сам не понял этого.
Это безумие. Но в самолете у меня было время подумать. Мой контроль по
"Моссаду" до того никогда не ошибался. Можешь себе представить, какая
передо мной встала дилемма. Я очень хотела тебя увидеть и в то же время
была в ужасе - не от того, что ты убьешь меня. Это казалось мне неважным.
От того, что ты можешь оказаться Калифом. Вот что на самом деле испугало
меня. Понимаешь, я до того никогда не любила мужчину. И думала, что не
вынесу.
Она немного помолчала, вспоминая свою боль и смятение, потом покачала
головой, так что густой водопад темных волос заструился по ее плечам.
- Добравшись до Парижа, я прежде всего убедилась, что ты и
Мелисса-Джейн в безопасности в "Тисовом Аббатстве". И тогда я начала
собирать подтверждения предупреждения Цветка Кактуса. И пока не решу,
насколько это безопасно, не могла рисковать оставаться с тобой наедине.
Каждый раз как ты пытался связаться со мной, я вынуждена была отказывать и
чувствовала, что понемногу умираю.
Она взяла его за руку, разжала пальцы, наклонилась и поцеловала
ладонь, потом прижала ее к своей щеке и продолжала:
- Сотни раз я уговаривала себя, что это не может быть правдой, и
готова была уже отправиться к тебе. О, Питер, я уже не выдерживала. Решила
встретиться тобой в тот день в "Орли" и так или иначе покончить с этой
ужасной неопределенностью. Как ты помнишь, серые волки были со мной, и я
предупредила их, что возможны неприятности... я не приказывала им следить
за тобой, - быстро объяснила она, как бы стараясь уничтожить всякое
воспоминание о неверности, - но если бы ты попытался добраться до меня,
они бы... - Она замолчала и позволила ему убрать руку от своей щеки. - И в
тот момент, когда ты вошел в гостиную "Орли", я поняла, что это правда. Я
увидела вокруг тебя ореол смерти. Это был самый ужасный и опустошительный
момент в моей жизни. Ты выглядел совершенно другим человеком, не Питером
Страйдом, которого я знала, твое лицо изменилось, на нем были ненависть и
гнев. Я поцеловала тебя на прощание, потому что знала, что больше мы
никогда не встретимся. - Воспоминания опечалили ее, словно темное облако
прошло по лицу. - Я даже подумала, что должна защитить себя тем, что... -
Она подавилась словами. - Понимаешь, ты стал частью Калифа, и было бы
разумно это сделать. Признаю, что подумала об этом, Питер. Ты был бы убит
до того, как попытался бы убить меня... но это была только мысль, и дальше
я не пошла. Напротив, продолжала жить по-прежнему, Работа всегда давала
