Франция - использует свое право вето, чтобы отклонить резолюцию, самолет и
все его пассажиры будут взорваны.
Питер потерял дар речи. Он стоял, глядя на прекрасную светловолосую
девочку - она казалась девочкой, такой молодой и свежей.
Когда дар речи вернулся к нему, он прохрипел:
- Не думаю, чтобы у вас на борту было достаточно взрывчатки, чтобы
осуществить эту угрозу.
Блондинка сказала что-то человеку, стоявшему за ней, и через
несколько мгновений бросила к ногам Питера темный круглый предмет.
- Ловите! - крикнула она, и Питер удивился тяжести этого предмета.
Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы он узнал его.
- Управляется электроникой! - Девушка рассмеялась. - И у нас их так
много, что я могу дать вам образец.
Пилот, Сирил Уоткинс, пытался сообщить что-то, он касался груди, но
Питера занимала взрывчатка, которую он держал в руках. Он знал, что
достаточно одной такой гранаты, чтобы уничтожить весь "боинг" и всех
находящихся на борту.
Что пытается сообщить ему Уоткинс? Тот снова коснулся своей шеи.
Питер обратил внимание на шею девушки. На шее у нее маленький фотоаппарат.
Что-то связывает этот аппарат с гранатами? Это пытается сообщить ему
пилот?
Но вот девушка заговорила снова.
- Отнесите это своим хозяевам, и пусть они трепещут. Их ждет гнев
масс. Революция пришла, - сказала она, и дверь самолета закрылась. Питер
услышал щелчок замка.
Он повернулся и начал долгий путь назад, держа в одной руке конверт,
в другой гранату. Внутренности у него переворачивало.
Угловатая фигура Колина Нобла почти заполняла вход в рубку "Ховкера",
и на этот раз на лице у него серьезное выражение и ни следа смеха в глазах
или углах широкого дружелюбного рта.
- На экране доктор Паркер, - сказал Колин Питеру, который торопливо
застегнул комбинезон и направился в командную рубку. - Мы записали каждое
слово, и он присутствовал при этой сцене.
- Боже, дело плохо, Колин, - проговорил Питер.
- Это хорошая новость, - ответил Колин. - Когда закончишь с Паркером,
я сообщу тебе плохую.
- Спасибо, приятель. - Питер протиснулся мимо него в рубку и
опустился в кожаное кресло командира.
На экране Кингстон Паркер сидел за своим столом, просматривая
распечатку разговора Питера с Ингрид, в зубах у него погасшая трубка, на
широком лбу морщины: он изучал требования террористов.
Паркера предупредил голос связиста:
- Генерал Страйд, сэр. - Паркер поднял голову и посмотрел в камеру.
- Питер. Мы с вами наедине. Я перекрыл все остальные связи, а
единственную запись мы затребуем. Я хочу узнать вашу первую реакцию,
прежде чем связываться с сэром Уильямом и Констеблом... - Сэр Уильям Дэвис
- английский посол, а Келли Контебл - посол США в Южной Африке.
- Мне нужна ваша первая непосредственная реакция.
- У нас серьезные неприятности, сэр, - сказал Питер, и большая голова
кивнула.
- Мои специалисты по оружию занимаются сейчас гранатой, но нет
никаких сомнений, что у них физическая способность уничтожить 070 и всех,
кто на борту. Мне кажется, они могут сделать это не один, а много раз.
- А психологическая способность?
- По моему мнению, она последовательница Бакунина и Жана-Поля Сартра.
Паркер снова тяжело кивнул, и Питер продолжил:
- Вера анархистов в уничтожение как единственный созидательный акт, в
то, что в насилии человек воссоздает себя. Вы помните слова Сартра: когда
революционер убивает, умирает тиран и рождается свободный человек.
- Пойдет ли она этим путем? - настаивал Паркер.
- Да, сэр, - без колебаний ответил Питер. - Если ее прижать, она
пойдет на любую крайность - вы знаете это способ мышления. Если разрушение
прекрасно, самоуночтожение дает бессмертие. По-моему, она пойдет этим
путем.
Паркер вздохнул и постучал черенком трубки по большим белым зубам.
- Да, это совпадает с нашими данными о ней.
- Вы разыскали данные? - сразу спросил Питер.
- У нас оказалась первоклассная запись голоса, и компьютер сопоставил
с ее изображением.
- Кто она? - нетерпеливо прервал Питер; ему не нужно напоминать, что
увеличенное изображение и запись голоса немедленно были отправлены в
компьютеры разведки, как только она начала высказывать свои требования.
- Ее настоящее имя Хильда Бекер. Она американка третьего поколения -
немецкого происхождения. Отец ее преуспевающий дантист, он овдовел в 1959
году. Ей тридцать один год... - Питер считал ее моложе, обманула свежая
чистая кожа, - коэффициент интеллекта 138. Колумбийский университет в
1965-68 годах. Магистерская степень в современной политической истории.
Член СДО - это "Студенты за демократическое общество".
- Да, - нетерпеливо сказал Питер, - знаю.
- Активистка антивоенных действий во время войны во Вьетнаме.
Работала над планом переправки обвиняемых в Канаду. Один арест в 1967 году
за хранение марихуаны, осуждена не была. Руководила беспорядками в
кампусах в 1968. Арестована за изготовление бомбы в университете Батлера.
Освобождена. В 1970 покинула Америку для продолжения образования в
Дюссельдорфе. Докторское звание в политэкономии в 1972. Известны ее связи
с Гудрун Энслин и Хорстом Малером из группы Баадера-Мейнхоф. После
обвинения в причастности к похищению и убийству Генриха Кохлера,
западногерманского промышленника, ушла в подполье... - Ее биография почти
классический пример формирования современного революционера, с горечью
подумал Питер, прекрасное изображение зверя. - Считается, что прошла
подготовку в лагерях ООП в Сирии в 1976 или 1977. С тех пор очевидных
контактов нет. Принимает наркотики на основе конопли, известна ненасытной
сексуальной активностью по отношению к обоим полам... - Паркер поднял
голову. - Это все, что у нас есть.
- Да, - негромко повторил Питер, - она пойдет до конца.
- Каковы ваши предположения на дальнейшее?
- Я считаю, что операция организована на очень высоком уровне,
возможно, правительственном...
- Доказательства! - рявкнул Паркер.
- На это указывает совпадение во времени с резолюцией в ОНН,
предложенной несколькими государствами.
- Хорошо, продолжайте.
- Впервые перед нами прекрасно организованный и пользующийся
серьезной поддержкой акт, не направленный на какую-то тайную партизанскую
цель. Нам предъявили требования, по поводу которых сто миллионов
американцев и пятьдесят миллионов англичан скажут: "Черт возьми, это
разумно!"
- Продолжайте, - сказал Паркер.
- Бойцы выбрали легкую цель - парию западной цивилизации. Резолюция
получит сотню голосов, а миллионы американцев и англичан спросят себя,
должны ли они жертвовать четырьмя сотнями жизней своих наиболее достойных
граждан для поддержки правительства, политику которого они ненавидят.
- Да? - Паркер наклонился над столом и внимательно смотрел на экран.
- Вы думаете, они пойдут на сделку?
- Бойцы? Могут. - Питер помолчал немного, потом продолжил: - Вы
знаете мои взгляды, сэр. Я вообще против переговоров с этими людьми.
- Даже в таких обстоятельствах? - спросил Паркер.
- Особенно в таких обстоятельствах. Мои взгляды на политику этой
страны совпадают с вашими, доктор Паркер. Это испытание. Какими бы
справедливыми ни казались нам требования, мы должны сопротивляться до
самой смерти манере, в которой они предъявлены. Если эти люди одержат
победу, мы подвергаем опасности все человечество.
- Какова ваша оценка возможности успешного противодействия? -
неожиданно спросил Паркер, и хотя он понимал, что этот вопрос будет задан,
Питер некоторое время колебался.
- Полчаса назад я поставил бы десять против одного, что могу
осуществить состояние "Дельта" с жертвами только среди захватчиков.
- А теперь?
- Теперь я знаю, что это не опьяневшие фанатики. Они, вероятно,
подготовлены и вооружены не хуже нас, а операция готовилась годами.
- Каковы же наши возможности?
- Я сказал бы, что промежуточного положения нет. Если мы потерпим
неудачу, получим ситуацию со ста процентами жертв. Погибнут все на борту и
вся команда "Тора", участвующая в действиях.
- Хорошо, Питер. - Паркер откинулся в кресле, это был жест,
обозначающий конец разговора. - Я поговорю с президентом и
премьер-министром, они поддерживают со мной связь. Потом поставлю в
известность послов и в течение часа вернусь к вам.
Экран опустел, и Питер почувствовал, что сумел подавить свою
ненависть. Он был холоден и готов к эффективным действиям, как скальпель
хирурга. Готов к работе, для которой так тщательно тренировался; он
способен хдаднокровно оценивать свои шансы на успех и поражение.
Он нажал кнопку вызова. Колин ждал за звуконепроницаемой переборкой в
командной рубке, он появился немедленно.
- Парни разобрали гранату. Первый сорт. Предположительно, взрывчатка
новейшего советского производства, граната фабричного изготовления.
Профессиональное оружие - и оно сработает. Да, парень, сработает.
Питер едва ли нуждался в этом подтверждении, а Колин, усевшись в
кресло против Питера, продолжал:
- Мы пропустили запись через телепринтер Вашингтона... - Он
наклонился и проговорил в микрофон: - Пустите запись, вначале без звука. -
И мрачно сказал Питеру: - Это дурная новость, которую я пообещал.
На центральном экране пошла запись. Она была сделана из кабинета,
выходящего на площадку обслуживания.
Изображение "боинга", задний план искажен увеличением и волнами
нагретого воздуха, поднимающимися с раскаленного бетона.
На переднем плане обнаженные плечи и торс самого Питера, он идет к
самолету. Изображение замедленное, так что Питер почти не сдвигается с
места.
Неожиданно начала отодвигаться передняя дверь самолета, и оператор
мгновенно еще больше увеличил изображение.
Показались два пилота и стюардесса, камера дала несколько кадров, и
изображение опять увеличилось. Объектив быстро приспособился к темноте
внутри, показалась прекрасная голова блондинки, но вот эта голова слегка
повернулась, и милые губы шевельнулись: девушка что-то сказала - как будто
два слова, прежде чем снова повернуться лицом к камере.
- Ну, хорошо, - сказал Колин. - Пропустите снова, с обычной записью
звука.
Снова пошла запись, открылась дверь, показались три заложника,
повернулась золотая голова, и послышались слова Ингрид: "Нет слайда", но
на фоне сильного треска и шипения.
- Нет слайда? - переспросил Питер.
- Пустите снова и пропустите звук через фильтр, - приказал Колин.
То же самое изображение на экране, поворачивается золотая голова на
длинной шее.
- Это слайд. - Питер не вполне был уверен, что расслышал верно.
- Хорошо, - сказал Колин технику. - Пустите снова с резонансной
модуляцией.
Снова то же изображение, голова девушки, полные губы раскрылись,
девушка сказала кому-то невидимому в самолете.
Теперь слышалось ясно и четко. Она сказала: "Это Страйд". И Питеру
показалось, что его ударили кулаком в живот.
- Она тебя узнала, - сказал Колин. - Нет, дьявольщина, она ожидала,
что это будешь ты!
Мужчины смотрели друг на друга, на красивом жестком лице Питера
выражение дурного предчувствия. "Атлас" - одна из самых засекреченных
организаций. Только двадцать человек за его пределами знали о его
существовании. Один из них - президент США, другой - премьер-министр
Великобритании.
Несомненно, только четыре или пять человек знали, кто командует
отрядом "Тор" в "Атласе". И тем не менее нельзя было ошибиться в словах
девушки.
- Пропустите снова, - резко приказал Питер.
Они напряженно ждали этих двух слов, и вот их произносит свежий
молодой голос.
- Это Страйд, - сказала Ингрид, и экран потемнел.
Питер пальцами помассировал закрытые веки. С легким удивлением он
понял, что не спал уже сорок восемь часов, но его беспокоила не физическая
усталость, но неожиданное ясное сознание предательства и неслыханного зла.
- Кто-то выдал "Атлас", - негромко сказал Колин. - Какой-то подонок.
Теперь они должны все о нас знать.
Питер опустил руку и открыл глаза.
- Я должен снова поговорить с Кингстоном Паркером, - сказал он.
Паркер на экране казался рассерженным и возбужденным.
- Вы прервали президента!
- Доктор Паркер, - спокойно сказал Питер, - обстоятельства
изменились. По моему мнению, вероятность успешного проведения "Дельты"
значительно уменьшилась. Теперь шансы по крайней мере равные.
- Понятно. - Паркер сдержал свой гнев. - Это важно. Я сообщу
президенту.
Уборные к этому времени заполнились, полны и чашки унитазов. Несмотря
на кондиционеры, вонь пропитала все в салонах.
При строгом распределении и ограничении пищи и воды большинство
пассажиров впало в оцепенение или страдало от голода, дети капризничали и
плакали.
Ужасное напряжение начинало сказываться и на похитителях. Они несли
буквально непрерывную вахту, четыре часа беспокойного отдыха, потом четыре
часа бдительности и действий. Красные хлопчатобумажные рубашки помялись и
потемнели от пота под мышками, пота нервного и физического напряжения,
глаза налились кровью, характер ухудшился.
Перед самой полуночью темноволосая девушка Карен сорвалась - пожилой
пассажир не сразу подчинился ее требованию вернуться на место после
пользования туалетом. Она привела себя в сотояние истерического гнева и
несколько раз ударила старика по лицу рукоятью револьвера, рассекла ему
щеку до кости. Только Ингрид смогла успокоить ее, увела в завешенную кухню
туристского салона, ласкала и обнимала.
- Все будет в порядке, Liebchen - Она погладила ей волосы. - Надо еще
немного потерпеть. Ты такая сильная. Еще несколько часов, и мы примем
пилюли. Уже скоро. - И в течение нескольких часов Карен сдерживала дрожь
рук и, хотя была бледна, смогла снова занять свое место в конце
туристского салона.
Казалось, силы Ингрид не имеют предела. Ночью она медленно
расхаживала по проходу, негромко разговаривала с теми пассажирами, кто не
мог уснуть, успокаивала их обещанием немедленного освобождения.
- Завтра утром мы получим ответ на свои требования, и все женщины и
дети будут освобождены - все будет в порядке. Подождите немного и увидите.
Вскоре после полуночи к ней в рубке обратился полный маленький врач.
- Бортинженер в очень тяжелом состоянии, - сказал он. - Если его
немедленно не поместить в больницу, он умрет.
Ингрид прошла к бортинженеру и склонилась к нему. Кожа у него была
сухая и обжигающе горячая, дыхание неровное и поверхностное.
- У него отказывают почки, - сказал врач. - Отказ почек из-за
отложенного шока. Здесь мы не можем ему помочь. Его нужно отправить в
больницу.
Ингрид взяла целую руку боринженера. "Мне жаль, но это невозможно".
- Разве у вас нет чувств? - горько спросил у нее врач.
- Мне жаль его - но жаль и все человечество, - ответила она. - Он
только один. А там миллионы.
Гора с плоской вершиной была освещена прожекторами. Самый разгар
отпускного сезона, и самый прекрасный в мире залив демонстрировал свои
прелести десяткам тысяч туристов и отпускников.
В пентхаузе высокого здания, названного в честь политической
посредственности, как и многие здания и общественные сооружения в Южной
Африке, большую часть ночи заседал кабинет министров и его специальные
советники.
Во главе длинного стола виднелась плотная тяжелая фигура
премьер-министра, с головой бульдога, мощная и неподвижная, как гранитная
скала в южноафриканском вельде. Премьер-министр доминировал в этой
большой, отделанной панелями комнате, хотя почти ничего не говорил, только
изредка одобрительно кивал или произносил несколько хриплых слов.
В другом конце стола сидели два посла, плечом к плечу, подчеркивая
свою солидарность. Иногда рядом с ними звонили телефоны, они слушали
последние сообщения из посольств или инструкции глав своих правительств.
Справа от премьер-министра сидел красивый усатый министр иностранных
дел, человек с огромным обаянием и репутацией умеренности и здавого смысла
- однако теперь он был мрачен и напряжен.
- Ваши правительства не раз заявляли о своей политике отказа от
переговоров, о полном непринятии требованй террористов - почему же сейчас
вы настаиваете на более мягком подходе?
- Мы не настаиваем, господин министр, мы только указываем на огромный
интерес общественности к этому делу как в Объединенном Королевстве, так и
в моей стране. - Келли Констебл - стройный привлекательный человек, умный
и умеющий убеждать, представитель демократической партии, назначенный
новой американской администрацией. - В интересах вашего правительства даже
больше, чем нашего, чтобы это дело завершилось благополучно. Мы просто
предлагаем пойти на некоторые уступки террористам.
- Командир "Атласа", находящийся на месте действия, оценивает
вероятность успешных боевых действий всего лишь пятьдесят к пятидесяти Мое
правительство считает такой риск неприемлемым. - Сэр Уильям Дэвис -
профессиональный дипломат, почти достигший пенсионного возраста, седой,
увядший человек, с очками в золотой оправе, с высоким ворчливым голосом.
- Мои люди считают, что мы могли бы добиться большего, - сказал
министр обороны, тоже в очках, говорил он с сильным и резким
африкандерским акцентом.
- "Атлас" - самая подготовленная и оснащенная антитеррористическая
организация в мире, - сказал Келли Констебл, и премьер-министр хрипло
вмешался.
- На этой стадии, джентльмены, попытаемся найти мирное решение.
- Я согласен, господин премьер-министр, - резко кивнул сэр Уильям.
- Однако я должен указать, что отчасти требования террористов
совпадают с предложениями правительства Соединенных Штатов...
- Сэр, вы выражаете поддержку этих требований? - тяжело, но без
виддимых эмоций спросил премьер-министр.
- Я только указываю, что их требования будут с сочувствием встречены
в моей стране и что моему правительству легче будет использовать свое
право вето на Генеральной Ассамблее в понедельник, если будут сделаны
некоторые уступки в других направлениях.
- Это угроза, сэр? - спросил премьер-министр, и легкая невеселая
улыбка не смягчила его вопрос.
- Нет, господин премьер-министр, просто здравый смысл. Если резолюция
будет принята и проведена в жизнь, это означало бы экономический крах
вашей страны. Она погрузится в анархию и политический хаос и станет
уязвимой для проникновения Советов. Мое правительство не хочет этого,
однако не хочет оно и подвергать опасности жизнь четырехсот своих граждан.
- Келли Констебл улыбнулся. - Боюсь, мы должны найти мирный выход из этого
затруднительного положения.
- Мой министр обороны предложил выход.
- Господин премьер-министр, если ваши военные нападут на самолет без
предварительного согласия глав американского и английского правительств,
наши страны откажутся от своего права вето, и, к сожалению, к вашей стране
будут применены жестокие репрессии.
- Даже если атака удастся?
- Даже если атака удастся. Мы настаиваем, чтобы военное решение было
принято исключительно "Атласом", - серьезно сказал Констебл и потом более
мягко добавил: - Давайте обсудим минимальные уступки, на которые готово
пойти ваше правительство. Чем дольше мы будем вести переговоры с
террористами, тем больше вероятность мирного решения. Неужели нельзя хоть
в чем-то пойти им навстречу?
Ингрид лично присматривала за раздачей завтрака. Каждому пассажиру
дали по куску хлеба, одному печенью и чашке сладкого кофе. Голод ослабил
способность пассажиров к сопротивлению, все остались после еды апатичными
и равнодушными.
Ингрид прошла между ними, раздавая сигареты из не облагаемого
таможенной пошлиной запаса самолета. Негромко разговаривала с детьми,
остановилась, чтобы улыбнуться матери. Пассажиры уже прозвали ее
"хорошая". Пройдя по салону первого класса, она по одному вызывала к себе
товарищей, и они по очереди ели - сытный завтрак из яиц, хлеба с маслом и
копченой рыбы. Она хотела, чтобы они сохранили как можно больше сил и
энергии. До полудня она не может использовать стимулянты. Желаемый эффект
наркотики дают только в течение семидесяти двух часов. После этого человек
становится непредсказуем в своих действиях и решениях. Ратификация
санкций, предложенных резолюцией, будет дана Советом Безопасности в
полдень по нью-йоркскому времени в следующий понедельник - это семь часов
вечера местного времени в понедельник.
До этого времени все ее люди должны быть активны и в хорошей форме, и
потому она не решалась использовать стимулянты слишком рано, однако
понимала, что недостаток сна и напряжение сказываются даже на ней; она
нервничала и раздражалась, а, осматривая свое лицо в зеркале вонючего
туалета первого класса, заметила, что глаза ее покраснели, и впервые
увидела морщинки возраста в углах рта и глаз. Это беспричинно разозлило
ее. Ей была ненавистна мысль о старости, и даже в вонючей атмосфере
уборной она слышала запах своего немытого тела.
Немец, Курт, полулежал в кресле пилота, положив пистолет на колени,
он громко храпел, красная рубашка его была расстегнута до пояса, и
волосатая грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом. Он был небрит, и
длинные черные волосы падали ему на глаза. Она ощущала запах его пота, и
это почему-то возбудило ее. Она принялась внимательно разглядывать его. В
нем ощущалась жестокость и грубость, мужественность революционера, которая
всегда сильно привлекала ее - может, именно поэтому много лет назад она
заинтересовалась радикалами. И неожиданно она ужасно захотела его. Но
когда она разбудила его, положив ему руку на промежность, у него глаза
были налиты кровью, из рта дурно пахло, и даже ее искусный массаж не мог
возбудить его. Через минуту она с разочарованным восклицанием отвернулась.
Чтобы погасить возбуждение, она взяла микрофон и включила
громкоговорители в пассажирских салонах. Она понимала, что действует
неразумно, но начала говорить.
- Слушайте меня все. У меня очень важное сообщение. - Неожиданно она
страшно разозлилась на всех. Они принадлежат к классу, который она
ненавидит и презирает, он воплощает в себе несправедливое и больное
общество, с которым она поклялась бороться. Все это жирные самодовольные
буржуа. Они похожи на ее отца, и она ненавидит их, как ненавидела отца.
Начав говорить, она осознала, что они даже не поймут ее языка, языка
нового политического порядка, и ее гнев и раздражение против них и всего
общества еще усилились. Она не сознавала, что неистовствует, пока вдруг
словно со стороны не услышала свой крик, похожий на крик смертельно
раненного животного, - и тут же замолчала.
У нее кружилась голова, и ей пришлось ухватиться за край стола,
сердце усиленно стучало о ребра. Она тяжело дышала, словно пробежала
большое расстояние, и потребовалась целая минута, чтобы она взяла себя в
руки.
Когда она снова заговорила, голос ее по-прежнему звучал неровно и
прерывисто.
- Сейчас девять часов, - сказала она. - Если в течение трех часов
тираны не уступят нам, я вынуждена буду начать казнь заложников. Три часа,
- зловеще повторила она, - всего лишь три часа.
Теперь она бродила по самолету, как большая кошка по клетке перед
кормлением.
- Два часа, - сообщила она, и пассажиры отшатывались, когда она
проходила мимо.
- Один час. - В голосе ее звучала садистская радость предчувствия. -
Сейчас выберем первых.
- Но вы обещали, - взмолился маленький врач, когда Ингрид вытащила из
кресла его жену, а француз повел ее в рубку.
Ингрид не обратила на него внимание и повернулась к Карен. "Возьми
ребенка, мальчика или девочку, - приказала она, - о, да, и еще беременную
женщину. Пусть видят ее большой живот. Против этого они не устоят".
Карен провела заложников в переднюю кухню и под дулом пистолета
заставила сесть рядом на откидные места членов экипажа.
Дверь в салон была открыта, и в кухне ясно слышался голос Ингрид,
которая по-английски объясняли французу Анри:
- Чрезвычайно важно, чтобы срок ультиматума не прошел безнаказанно.
Если мы пропустим этот первый срок, нам не поверят. Совершенно необходимо
хотя бы в первый раз продемонстрировать сталь. Они должны понять, что наши
ультиматумы не подлежат обсуждению, они бесповоротны...
Девочка заплакала. Ей тринадцать лет, и она понимала опасность. Жена
маленького врача обняла ее за плечи и нежно прижала к себе.
- "Спидберд 070", - неожиданно ожило радио, - у нас сообщение для
Ингрид.
- Давайте, контроль, Ингрид слушает. - Ингрид схватила микрофон,
предварительно захлопнув дверь.
- Представитель правительств Англии и Америки хочет передать вам
предложения. Вы готовы записывать?
- Ответ отрицательный, - спокойно и невыразительно ответила Ингрид. -
Повторяю: ответ отрицательный. Передайте представителю, что я согласна
только на переговоры лицом к лицу - и передайте еще, что осталось только
сорок минут до срока. Пусть поторопится, - предупредила она. Положила
микрофон и повернулась к Анри.
- Все в порядке. Сейчас примем пилюли. Наконец началось.
Снова безоблачный день, солнечные лучи ярко отражаются от
металлических частей самолета. Жар пробивался сквозь матерчатые подошвы
тапочек, жгло обнаженную шею.
Как и в первый раз, передняя дверь открылась, когда Питер прошел
половину пути по бетону.
На этот раз заложников не было, люк оставался темным пустым
прямоугольником. Сдеживая желание поторопиться, Питер шел с достоинством,
высоко подняв голову, крепко сжав челюсти.
Он был в пятидесяти ярдах от самолета, когда в отверстии появилась
девушка. Стояла с ленивой грацией, весь вес на одну ногу, вторую слегка
согнула, ноги у нее длинные, обнаженные, загорелые. На бедре у нее большой
пистолет, а узкая талия обвязана патронташем.
Она с легкой улыбкой смотрела на подходящего Питера. Неожиданно у нее
на груди вспыхнула яркая точка, ослепительно сверкающее наскомое. Она
презрительно взглянула на него.
- Это провокация, - заявила она. Совершенно очевидно, она знает, что
это лазерный прицел одного из снайперов в здании аэропорта. Небольшое
нажатие пальца, и пуля калибра 0.222 пробьет точно это место, разорвет ей
сердце и легкие на кровавые обрывки.
Питер почувствовал вспышку гнева: снайпер привел в действие свой
прицел без приказа, но в то же время почувствовал невольное восхищение
храбростью девушки. Она способна смеяться над знаком смерти у себя на
груди.
Питер сделал резкий жест правой рукой, и почти тут же светлое
пятнышко исчезло: снайпер выключил прицел.
- Так-то лучше, - сказала девушка и улыбнулась, одобрительно обведя
взглядом тело Питера. - Ты в хорошей форме, малыш, - сказала она, и гнев
Питера под ее взглядом снова вспыхнул.
- Отличный плоский живот... - сказала она, - ...сильные ноги, а эти
мышцы не получишь, сидя за столом и держа ручку. - Она задумчиво поджала
губы. - Знаешь, я думаю, ты полицейский или военный. Вот что я думаю,
малыш. Я думаю, ты проклятая свинья. - Голос ее теперь звучал резко, а
кожа словно подсохла и помутнела. Вообще она казалась старше.
Теперь он был достаточно близко, чтобы разглядеть своеобразный
алмазный блеск глаз, увидел напряжение, сжимающее ее тело, заставляющее
делать неожиданные резкие движения. Он был уверен, что она под действием
наркотиков. Он имеет дело с политической фанатичкой, с длинным шлейфом
насилия и смерти, и теперь последние оставшиеся в ней человеческие черты
будут подавлены наркотиком. Он знал, что она опаснее раненого дикого
зверя, загнанного леопарда, акулы-людоеда, чувствующей сводящий с ума
запах крови.
Он не ответил, но смотрел ей в глаза, держа руки на виду, и
остановился под открытым люком.
Спокойно ждал, пока она начнет, и наркотик в крови не давал ей стоять
спокойно, она ерзала, брала в руки оружие, трогала по-прежнему висящий на
шее фотоаппарат. Сирил Уоткинс хотел что-то сообщить об этом аппарате, и
Питер неожиданно понял, что это такое. "Взрыватель гранат? - подумал он. -
Почти несомненно", - решил он. Вот почему он все время с ней. Она увидела
направление его взгляда и виновато опустила руку, подтвердив его
заключение.
- Готовы ли заключенные к отправке? - спросила она. - Погружено ли
золото? Готова ли передача?
- Правительство Южной Африки учло настоятельные просьбы правительств
Великобритании и Соединенных Штатов Америки.
- Хорошо, - кивнула она.
- Как проявление гуманности, правительство Южной Африки согласилось
освободить заключенных, указанных в вашем списке...
- Да.
- Они вылетят в избранную ими страну.
- А золото?
- Правительство Южной Африки решительно отказывается финансировать
неконституционную оппозицию, опирающуюся на иностранную помощь. Оно
отказывается снабжать освобожденных средствами.
- Передача по телевидению?
- Правительство Южной Африки считает заявление несправедливым и
влекущим за собой нежелательные последствия для закона и порядка в этой
стране. Она не согласно на передачу вашего заявления.
- Значит, они приняли только одно наше требование... - Девушка
заговорила еще резче, и плечи ее дернулись в неконтролируемом спазме.
- Освобождение заключенных будет сделано при одном непременном
условии... - быстро вставил Питер.
- Каком именно? - спросила девушка, на ее щеках появились два ярких
пятна.
- В ответ на освобождение политических заключенных правительство
требует полного освобождения всех заложников, а не только женщин и детей,
всех, кто находится на борту самолета. Вам и вашим товарищам гарантируется
беспрепятственый отлет за пределы страны вместе с освобожденными
