Кот, который проходил сквозь стены | |
— Это что, кровать? Больше похожа на древнеегипетскую
похоронную ладью. А это что за мумия над камином? Знаешь,
здешние антиквары — сборище осквернителей могил. Один парень
хотел, чтобы я сфотографировал дохлого кота, а три дамы со
старыми жестянками носились с какими-то ритуальными украшениями
из гробницы инков.
— Ты просто еще не включился,— сказал Квиллерен
небрежно-авторитетным тоном, естественным для человека,
посвятившего целых три дня общению с древностями.— У этих
вещиц есть способность приобщать к истории. Видишь эту книжную
полку? Угадай, откуда она, кто владел ею, какие книги на ней
стояли, кто начищал эту медь... Английский дворецкий? Поэт из
Массачусетса? Школьный учитель из Огайо?
— Все вы — банда некрофилов! — сказал Крошка.— О,
Боже! Даже кошка! — он уставился на Юм-Юм, гордо вошедшую в
комнату с маленькой дохлой мышью.
— Брось эту гадость! — вскричал Квиллерен, топая ногой.
Юм-Юм уронила добычу и скрылась из виду. Журналист
подобрал серый трупик на лист бумаги, поспешно занес в ванную и
спустил в унитаз.
Когда Крошка ушел, Квиллерен сел за машинку. В доме стояла
непривычная тишина: коты прилегли подремать, радио Коббов
молчало, Бен пошел куда-то по своим делам, магазин был закрыт.
Услышав звонок в дверь, журналист вздрогнул.
На лестнице стоял мужчина — обычный с виду господин в
обычном пальто длиной чуть ниже колен.
— Извините, что беспокою,— сказал он.— Я Холлис Прантц.
У меня магазин на этой улице. Я только что услышал грустную
новость о старине Коббе.
Квиллерен кивнул с должной мрачностью.
— Плохо, что это случилось под Рождество,— продолжил
Прантц.— Я слышал, миссис Кобб уехала из города.
— Она поехала на похороны в Кливленд.
— Я вот зачем пришел. Кобб отложил для меня пару старых
приемников, и я, может быть, смог бы продать их во время
завтрашней вечеринки. Айрис будет довольна, я уверен. Всякая
мелочь пригодится в такое время.
Квиллерен махнул рукой в сторону магазина.
— Хотите пойти посмотреть?
— О, они не в магазине. Си Си сказал, что держит их у
себя в комнате.
Журналист погладил усы и сказал:
— Хорошо, идите наверх.— И добавил: — Я помогу вам
поискать.
— Не беспокойтесь, я сам,— Прантц побежал наверх через
две ступеньки.
— Ну что вы, какое беспокойство! — настаивал Квиллерен,
стараясь не отстать и одновременно разглядеть его подошвы.
Холлис принялся рыться в шкафах и шкафчиках. Журналист
стоял у Прантца за спиной.
— Слушайте, приятель, мне неудобно занимать ваше время. Я
знаю, что вы заняты. Мне говорили, вы пишите статьи в газету.
— Нет проблем,— ответил Квиллерен.— Я рад, что могу
немного отдохнуть.
Он следил, как глаза антиквара шарили по комнате, то и
дело возвращаясь к столу — аптекарскому столу со множеством
миниатюрных ящичков. На крышке этой внушительной конструкции
находилось несколько оловянных подсвечников, чучело совы,
жестяная коробка, стопка конвертов и уставшее от постоянной
работы радио.
— Меня интересует,— сказал Прантц,— старая аппаратура:
детекторные приемники и тому подобные вещи. Не так-то легко их
найти... Ну, извините за беспокойство.
— Я как-нибудь зайду, посмотрю на ваш магазин,— сказал
Квиллерен, выпроваживая Холлиса из комнаты.
— Конечно! Он немного необычный, но тем и интересный!
Журналист глянул на обувь Прантца.
— Слушайте, вы давно купили эти ботинки? Мне нужны как
раз такие
— Они уже старые,— ответил Прантц.— Я и не помню, где
покупал. Ботинки как ботинки.
— Подошвы не скользят?
— Да нет, хотя понемногу начинают стираться.
Антиквар ушел, так почему-то и не предложив журналисту
взглянуть на подошвы, и Квиллерен сразу же позвонил Мэри
Дакворт.
— Что вы знаете о Холлисе Прантце?
— Немного. Он здесь недавно. Продает "Антик-технику".
— Я обратил внимание на его магазин в первый же день.
Больше похож на мастерскую по ремонту телевизоров.
— У Холлиса какие-то нелепые идеи.
— Насчет чего?
— Доктрина ускорения устаревания. Честно говоря, я еще не
разобралась, то ли он — гений-пророк, то ли психопат.
— Он был в дружеских отношениях с Коббами?
— Он старается быть в таких отношениях со всеми. Иногда
даже слишком. А почему вы интересуетесь Холлисом?
— Прантц только что приходил, пригласил меня в свой
магазин, — объяснил журналист.— Кстати, вы никогда не были в
особняке Элсворта?
— Нет, но я знаю этот дом. Из песчаника, в итальянском
стиле, на Пятнадцатой.
— Вы всегда берете с собой Хепльуайта, когда идете на
дело?
— Вы имеете в виду воровство в заброшенных домах? Я
никогда этим не занимаюсь. Я имею дело только с английским
антиквариатом восемнадцатого века!
Квиллерен повесил трубку и поискал взглядом Коко.
— Выходи, старик, есть для тебя задание!
Коко не отвечал, но Юм-Юм не сводила взгляда с третьей
полки книжного шкафа: это означало, что кот уютно устроился за
книгами.
Журналист извлек Коко из его укрытия и показал сиамцу
специальную "сбрую" — хитрое переплетение голубых кожаных
ремешков и белых шнурков.
— Помнишь, что это такое?
Коко не носил "сбруи" с того дня ранней осени, когда спас
Квиллерену жизнь. Теперь он безропотно дал запрячь себя и
застегнуть ремень на пушистом белом животе, только возбужденно
мурлыкал с хрипотцой.
— Юм-Юм останется сторожить дом,— сказал журналист,— а
ты немножко поиграешь в полицейскую собаку.
Едва дверь комнаты открылась, Коко, как заяц, проскакал в
конец коридора, юркнул между ножками стула, протиснулся под
шкаф, обежал прялку и при этом, разумеется, хитроумнейшим
образом запутал длинный шнур, служивший поводком, а сам с
интересом принялся обнюхивать злополучный шпиль.
— Очень умный, да? — с издевкой произнес Квиллерен и
стал распутывать веревку. Через пару минут он подтащил кота,
возмущенного бесцеремонным обращением, извивающегося и
вопящего, к двери комнаты Кобба.
— Прибыли! Вот здесь мы и будем вести расследование.
Коко обнюхал уголок изношенного восточного ковра и, не
найдя, видимо, ничего криминогенного, ступил на него. Потом, к
радости Квиллерена, направился прямо к аптекарскому столу,
задержавшись только у медного ведерка для угля, полного старых
журналов, чтобы почесать себе спину. Потом Коко вспрыгнул на
сиденье стула, а оттуда прямо на стол, где принялся водить
носом справа налево по конверту со свежим почтовым штемпелем.
— Что-то интересное? — спросил Квиллерен, но это
оказался всего лишь счет за телефон.
Затем Коко присел на задние лапы и осмотрел двадцать
четыре ящичка с фарфоровыми ручками, выбирая, о какой из них
почесать подбородок. Выбрал. Белый клыки лязгнули о белый
фарфор, журналист осторожно открыл указанный ящик. В нем
оказалась деревянная вставная челюсть. С виноватым видом
Квиллерен открыл остальные, и обнаружил следующее: старые
серебряные ложки, ветхие очки, потемневшую бижутерию и
несколько волосяных браслетов. Большая часть ящиков оказалась
пустой.
Возле самого носа Квиллерена пролетело перышко. Коко, как
оказалось, тайком поднялся на полку, возвышавшуюся над столом,
и теперь тормошил лапой чучело совы.
— Так вот, что ты искал! Я должен был догадаться! — с
отвращением сказал журналист.— Слезай! Оставь в покое птицу!
Коко спустился на пол и с гордым видом вышел из комнаты,
ведя за собой на поводке Квиллерена.
— Ты меня разочаровал,— вздохнул журналист.— У тебя
раньше лучше получалось. Давай попробуем на чердаке.
Чердак был оформлен в пасторальном стиле и напоминал
деревенский сарай: Стены обиты светлыми выцветшими планками и
увешаны табуретами для доения, керосиновыми фонарями и старыми
сельскохозяйственными принадлежностями. У стойла в углу застыл
вол из папье-маше, реликт мясной лавки девятнадцатого века, а
на соломенной подстилке сидела белая курица породы леггорн.
Посреди помещения кружком стояли кресла, и Квиллерена
заинтересовало их состояние. Кресло для гостиной — из сильно
покореженной проволоки; резное деревянное без двух ножек;
качалка для веранды — с одним подлокотником, прочие предметы
для сидения в разных стадиях разрушения. Пока он осматривал
этот хлам, Коко готовился прыгнуть на белую наседку.
Квиллерен дернул его за поводок.
— Не понимаю, что с тобой случилось! — возмутился он.—
Голуби, совы, куры! По-моему, я даю тебе слишком много птицы!
Пошли.
Коко поспешил вниз по лестнице и собрался было вернуться
домой, куда его нежным мяуканьем звала Юм-Юм.
— Ну уж нет! У нас еще одно дело. И на этот раз
постарайся быть повнимательнее.
В комнате Бена мебель была расставлена без всякого плана,
все кругом завалено вещами сомнительной ценности. На люстре
висел длинный вязаный шарф с болтающимися грязными концами, а
многочисленные шляпы — в том числе шелковый цилиндр и шапку
Санта Клауса — можно было увидеть на столах, крючках, стульях
и лампах.
Квиллерен обнаружил, что его комната и жилище Бена —
близнецы, если не считать большого эркера. Прислушиваясь одним
ухом, не открывается ли дверь внизу, журналист осторожно обошел
все помещения. В кухонной раковине, как и следовало ожидать,
громоздилась грязная посуда. В гардеробной, до потолка забитой
свертками и коробками, он поискал ботинки, но Бен, где бы он ни
находился, явно был в них обут.
— никаких улик,— сказал Квиллерен, пробираясь к двери и
на ходу вынув свое красное перо из-за ленты шелкового цилиндра,
брошенного на стул. Потом дернул за поводок: — От тебя помощи
не дождешься. Было ошибкой заводить тебе подружку. Ты утратил
свой талант.
Журналист не заметил, как Коко, по-беличьи сев на задние
лапы, теребит концы длинного шарфа, свисавшие с люстры.
Глава 15
Когда пришло время собрания в салуне "Развяжись пупок",
Квиллерен не без труда поднялся на третий этаж. Колено, которое
вроде бы немного отошло за день, к вечеру опять разболелось, и
хромота снова стала заметной.
Антиквары сидели кружком. Журналист сначала посмотрел на
ноги, а не на лица. Все явились в обуви, в которой обычно
ходили. Квиллерен увидел пару бархатных туфель, одну коричневую
кожаную туфлю рядом с загипсованной ногой, мужские ботинки
безупречно белого цвета и всевозможные резиновые сапоги и
галоши.
Он занял ближайшее свободное место — на церковной скамье
с протертыми подушками — и оказался между гипсовой ногой
Клатры и костылями Рассела Пэтча.
— Похоже на автобусную остановку возле больницы,—
сказала рыжая, покровительственно склонившись к Квиллерену.—
Говорят, с вами что-то случилось?
— Снег упал с крыши.
— Я бы не тащилась по всем этим лестницам на одной ноге,
если бы мне не сказали, что вы тоже здесь будете.— Она
подмигнула ему и дружески пихнула в бок.
— Как прошли съемки? — спросил Квиллерен.
— Этот фотограф, что вы прислали, не человек, а дом!
— Он что-нибудь разбил?
— Только маленькую пивную кружку.
— Газеты всегда посылают слонов в посудные лавки,—
объяснил Квиллерен. Он так хотел рассмотреть все эти подошвы,
но никто из собравшихся даже ногу на ногу не закинул. Тогда
журналист повернулся к Расселу Пэтчу:
— Красивые у вас туфли. Где вам удалось найти белые?
— Пришлось сшить на заказ,— ответил молодой человек,
вытягивая здоровую ногу, чтобы выгоднее представить свою обувь.
— Надо же! Даже подошвы белые! — удивился Квиллерен,
рассматривая бороздки на них и удовлетворенно гладя усы.—
Наверное, костыли сильно мешают, когда дело доходит до работы в
брошенных домах?
— Справляюсь, да и недолго осталось ковылять на костылях.
— Добыли что-нибудь в особняке Элсворта?
— Нет, этот я пропустил. Кухонные шкафы сняли раньше, чем
я добрался, а меня интересует только это.
"Ложь,— подумал Квиллерен.— Все эти антиквары лгут. Все
они фигляры, не способные отличить реальности от фантазии". Но
вслух сказал:
— А зачем вам кухонные шкафы?
— По-настоящему старые удобно использовать для установки
стереосистем, если придать мебели провинциальный стиль. У меня
самого целая стена таких шкафов с электронной начинкой тысяч на
двадцать долларов. Тридцать шесть колонок. Вы любите музыку? У
меня на пленках есть все. Оперы, симфонии, камерная,
классическая, джаз...
— Должно быть, неплохое капиталовложение,— предположил
Квиллерен, насторожившись: парень явно богат и не скрывает
этого.
— Бесценное! Приходите как-нибудь вечерком. Я живу прямо
над магазином.
— Здание принадлежит вам?
— В общем, да. Я снял его на некоторое время, но сделал
столько полезных изменений,— то есть мы с другом,— что
дешевле оказалось купить дом.
Когда появилась Мэри Дакворт, Квиллерен забыл о
расследовании. На ней была короткая голубая юбка в клетку, Мэри
уселась на кухонный стул периода Уоррена Хардинга и скрестила
длинные изящные ноги. Журналист в первый раз увидел ее колени.
Он считал себя знатоком коленей, а эти были хороши по всем
статьям: стройные, красивой формы и в высшей степени
соответствующие своему назначению, причем с обеих сторон
коленных чашечек тянулись вертикальные углубления, от которых
квиллереновы усы зашевелились.
— О Боже! Она здесь! — услышал он над ухом хрипловатый
голос.— Не подпускайте ее ко мне, ладно? Она может попытаться
сломать вторую! — пышная грудь рыжей вздымалась от
негодования.— Знаете, она специально уронила мне на ногу
садовую урну из цельного железа.
— Мэри?
— Эта женщина,— проговорила Клатра сквозь сжатые зубы,—
способна на все! Хорошо бы, если она убралась из Хламтауна! Ее
магазин здесь не к месту. Дорогие "изысканные" вещи портят
бизнес всем остальным.
Неожиданно раздались аплодисменты: Бен Николас, игравший
внизу роль швейцара, эффектно появился в своей адмиральской
треуголке,— и собрание началось.
Сильвия Катценхайд изложила последние планы насчет
благотворительной вечеринки.
— Город отгородит четыре квартала,— сообщила она,— и
украсит столбы пластмассовыми ангелами. Рождественские у них
уже кончились, но осталось немного с прошлой пасхи довольно
симпатичных. Исполнителей праздничных песен обеспечит Клуб
Управления Водопроводами и Канализацией.
Квиллерен спросил:
— Нельзя ли открыть во время праздника "Древности"? Будет
грустно, если миссис Кобб лишится дополнительного дохода. Я сам
с удовольствием побуду там пару часов.
Клатра сжала его руку и сказала:
— Вы просто киска! Мы тоже поможем — я и мои сестры.
Будем сидеть по очереди.
Тут кто-то предложил послать цветы на похороны Кобба, и в
тот момент, когда начали собирать деньги, этажом ниже раздался
оглушительный шум. Поп-музыка — резкая, громкая, ошеломляющая.
Несколько секунд все слушали, изумленно открыв рты, потом резко
заговорили:
— Что это?
— Радио?
— Кто там?
— Никого!
— Откуда это?
— Внизу кто-то есть?
— Кто бы это мог быть?
— И как это они забрались?
— Парадная дверь заперта, верно?
Квиллерен вскочил первым:
— Пойдемте, посмотрим.
Он схватил деревянную кувалду, висевшую на стене, и,
прихрамывая, направился вниз по узкой лестнице. Мужчина
последовали за ним: Рассел на костылях и Бен с вилами в руках.
Звук доносился из комнаты Кобба. Дверь оказалась открытой.
В комнате было темно.
Квиллерен протянул руку, нащупал на стене выключатель,
вспыхнул свет.
— Кто там? — грозно крикнул журналист.
Ответа не последовало. Музыка гремела из маленького
приемника на аптекарском столе.
Трое мужчин стали обыскивать комнату, Квиллерен отметил
про себя, что Бен вошел последним.
В помещении никого не оказалось.
— Может быть, в приемнике автоматический таймер? —
предположил Расс.
— Нет здесь таймера,— сказал журналист, выключая
маленького нарушителя тишины. Взглянув на стол, он нахмурился.
Бумаги были разбросаны. Стакан для карандашей перевернут. На
полу валялись счет за телефон, адресная книга и серой перышко.
Когда они вышли из комнаты Кобба, женщины начали с опаской
спускаться с третьего этажа.
— Все спокойно? — спрашивали они.
Клатра спросила:
— Если это человек, то куда он пошел?
— Что это было? Кто-нибудь знает, что это было?
— Дурацкое радио,— ответил Расс.— Оно само включилось.
— Как оно могло само?..
— Не знаю,— ответил Квиллерен.
Но он знал.
Антиквары вышли через парадную дверь, Бен отправился в
"Львиный хвост", а журналист открыл дверь своей комнаты и
поискал котов взглядом. Юм-Юм сидела на холодильнике с ясными
глазами и настороженными ушами,— и те, и другие были чуточку
великоваты для ее крошечной заостренной мордочки. Коко жадно
глотал воду, хвост плашмя лежал на полу — как всегда, когда
кот страдал от жажды.
— Ладно, Коко,— сказал Квиллерен.— Как ты это сделал?
Ты что, спелся с Матильдой?
Кончик хвоста легонько шлепнул по полу, но кот продолжал
жадно лакать.
Квиллерен задумчиво обошел свое жилище. Конечно, Коко
может повернуть ручку радио, потершись о нее твердым маленьким
подбородком, но как этот пушистый Гудини пробрался в комнату
Коббов? Журналист отодвинул кровать-лебедя, но прохода не
обнаружил. Он попытался найти в ванной какой-нибудь люк
(водопроводчики начала века очень увлекались люками), но не
увидел там ничего похожего. На кухне имелась форточка,
выходившая в коридор и предназначенная, по-видимому, для
вентиляции; с холодильника на нее не трудно вспрыгнуть, но на
форточке висел замок.
Зазвонил телефон.
— Квилл,— послышался приятный голос Мэри,— ты делаешь
что-нибудь со своим коленом? По-моему, сегодня вечером оно у
тебя болело.
— Я прикладывал холодные компрессы, пока не спала
опухоль.
— Что тебе нужно сейчас, так это инфракрасная лампа.
Позволь предложить мою.
— Я был бы благодарен,— ответил он.— Да, я был бы очень
благодарен.
Готовясь к встрече с лампой, Квиллерен надел спортивного
вида шорты, неплохо выглядевшие прошлым летом на загородных
пикниках, и полюбовался собой в большом зеркале на двери
гардеробной, втягивая живот и выпячивая грудь. Он всегда думал,
что ему пошла бы шотландская юбка. Ноги прямые, крепкие,
мускулистые и умеренно волосатые — вид достаточно
мужественный, но не зоологический. Припухлость вокруг левого
колена, портившая всю красоту, теперь, к радости журналиста,
исчезла.
Квиллерен сказал котам:
— Ко мне придет дама, и я хочу, ребята, чтобы вы вели
себя немного сдержаннее. Никаких шумных потасовок, никакого
бегания взапуски и нарушения статуса кво!
Коко прищурил глаза и приподнял усы, как будто понимающе
улыбался. Юм-Юм продемонстрировала свое равнодушие тем, что
принялась разглаживать белоснежную шерстку на груди.
Когда пришла Мэри с корзинкой в руках, Коко с безопасного
расстояния смерил ее оценивающим взглядом.
— Он не очень-то рад,— заметила мисс Дакворт.— Но в
этот раз ведет себя поприличней.
— Он привыкнет к вам,— заверил Квиллерен.
В корзине, кроме лампы, оказались домашний фруктовый кекс
и кофеварка. Мэри включила миниатюрную серебристую машину в
розетку на кухне, пристроила лампу над коленом Квиллерена и
села в плетеную качалку. Грубая вещь сразу приобрела изящные
очертания и естественную элегантность, и журналист удивился,
почему он раньше считал это кресло уродливым.
— У вас нет предположений насчет какофонии в комнату
Кобба? — спросила она.
— Еще одна нелепость из тех, что вечно происходят в этом
доме... Кстати, почему Холлис Прантц не пришел на собрание?
— Половина людей не пришла. Они, вероятно, догадывались,
что там будут собирать деньги на цветы.
— Прантц был тут сегодня днем и искал какие-то древние
приемники. Кобб якобы должен был их ему оставить — так он
сказал. Как вы думаете, это правда?
— О, конечно! Антиквары большую часть денег зарабатывают,
перепродавая старье друг другу... Колену тепло? Лампа не
слишком близко?
Вскоре бульканье и шипение на кухне возвестило, что кофе
готов. Новые звуки испугали Юм-Юм, и она забилась в угол, а
бесстрашный Коко счел своим долгом проследовать на кухню и
расследовать происшествие.
Квиллерен объяснил:
— Коко самоуверен, а Юм-Юм трусовата, как все кошки.
Подозревая опасность, предпочитает найти убежище. Она, если так
можно сказать, кошка из кошек. Сидит на коленях и ловит мышей
— делает все, что им положено.
— Я никогда не держала котов,— сказала Мэри, разливая
кофе по маленьким чашечкам и добавляя в напиток немного
лимонной цедры.— Но я изучала грацию их движений, когда
занималась танцами.
— Никто не может "держать" котов,— поправил он ее.— Вы
делите с ними жилье на основе равноправия и взаимоуважения...
Хотя коту каким-то образом всегда удается взять верх. Особенно
сиамскому.
— Некоторые животные почти как люди... Пожалуйста,
попробуйте кекс, Квилл.
Он надкусил темный, влажный, таинственный, ароматный кусок
кекса.
— Коко больше, чем человек. Он обладает шестым чувством.
Похоже, у него есть доступ к информации, которую мы не можем
собрать без трудоемких усилий.
Квиллерен надеялся, что это действительно по-прежнему так,
но в глубине души уже начинал сомневаться.
Мэри повернулась, чтобы посмотреть на замечательное
животное. Коко сидел, задрав ногу, и вылизывал основание
хвоста. Не убирая розовый язык, кот встретил восхищенный взгляд
мисс Дакворт нахальными глазами. Потом, завершив омовение,
перешел к ритуалу затачивания когтей: вспрыгнул на кровать,
поднялся на задние лапы и начал царапать стену там, где книжные
страницы были наклеены внахлест, и уголки соблазнительно
отклеивались.
— Нет! Прочь! Вон! — закричал на него хозяин. Коко
подчинился, но не раньше, чем удовлетворился состоянием своих
конечностей.
Квиллерен продолжил объяснения:
— Коко когда-то дали словарь для заточки когтей, и теперь
он думает, что можно использовать для педикюра любую печатную
страницу. Иногда у меня появляется уверенность, что он умеет
читать. Однажды он таким образом помог мне раскрыть серию
мошенничеств с произведениями искусства.
— Вы не шутите?
— Ни капли... Скажите, в вашем деле много обмана?
— Не здесь. Нещепетильный антиквар пытается всунуть
профану подражания девятнадцатого века в стиле чиппендейл за
восемнадцатый, художник делает грубые картины на старом холсте
и называет их ранним американским примитивизмом... О более
крупных подделках я не слыхала... Как вам нравится фруктовый
кекс? Его испек один из моих покупателей, Роберт Маус.
— Адвокат?
— Вы его знаете? Он превосходно готовит. — Это не он ли
был поверенным Энди? Слишком известная личность для мелких
хламтаунских дел,— заметил Квиллерен.
— Роберт — увлеченный коллекционер и мой друг. Он
представлял Энди из любезности.
— А как служитель закона он никогда не интересовался так
называемым несчастным случаем с клиентом?
Мэри взглянула озадаченно:
— Вы все еще занимаетесь этим?
Квиллерен решил быть искренним. Он устал слушать о
превосходных качествах Энди от всех женщин Хламтауна.
— Вы знаете, что это Энди позвал полицию, когда Кобб в
очередной раз пошел обчищать дом?
— Нет, не могу поверить...
— Почему он настучал на Кобба, а не на Расса или
каких-нибудь других антикваров? У него был на Кобба зуб?
— Я не...
— Возможно, Энди к тому же угрожал Коббу,— угрожал, что
расскажет Айрис о побочных связях Си Си. Мне неприятно говорить
это, Мэри, но ваш покойный друг Энди совал нос не в свои дела.
Или преследовал своекорыстные цели. Возможно, он считал, что
Кобб, нанося визиты Клатре, ступает на чужую территорию.
Мэри покраснела:
— Так вы и об этом узнали!
— Извините,— ответил Квиллерен.— Я не хотел вас
смутить.
Она пожала плечами, причем очень привлекательно.
— Я знала, что Гланц встречается с Клатрой. Поэтому мы и
поссорились в ту ночь, когда он погиб. Мы с Энди не были
по-настоящему привязаны друг к другу. У нас было
взаимопонимание, даже не взаимопонимание — просто договор. Но,
боюсь, я начала чувствовать его своей собственностью.
Она протянула руку и выключила лампу.
— Ваше колено уже достаточно прогрелось. Как ощущение?
— Лучше. Гораздо лучше.— Квиллерен начал набивать
трубку.— Когда Энди вышел от вас в тот вечер, чтобы
встретиться с какими-то покупателями, какой он пошел дорогой?
— Через заднюю дверь, по аллее — к черному входу в свой
магазин.
— Вы пошли за ним той же дорогой? И никого не видели в
аллее?
Мэри метнула на Квиллерена быстрый взгляд.
— Кажется, нет. Может быть, там и был кто-нибудь из
обитателей меблированных комнат, но они скользят по улице, как
привидения.
— Сколько времени прошло с ухода Энди?
Она заколебалась.
— Ну... Где-то около часа... Еще кекса, Квилл?
— Спасибо. За это время покупатели могли прийти,
обнаружить, что парадная дверь заперта, и уйти — не
подозревая, что в задней комнате лежит труп. До их прихода
кто-то мог последовать за Энди через черный ход — кто-то,
видевший, как он от вас вернулся... Давайте посмотрим, сколько
зданий между вашим домом и магазином Энди?
— Дом Расса, магазин всяких мелочей, потом этот дом, а
потом меблированные комнаты, где магазин Бена.
— Дом, где магазин Бена, и ваш собственный — такие же,
как здание с магазином Энди, верно? — спросил Квиллерен.—
Только поуже, да?
— Вы очень наблюдательны. Все три были построены одним
семейством.
— Я знаю, что Расс живет над своей мастерской. Кто живет
с ним вместе? Тоже антиквар?
— Нет. Стэнли — парикмахер.
— Интересно, откуда у Расса столько денег? Дом
принадлежит ему, он ходит в туфлях, сшитых на заказ, имеет
аудиоаппаратуры на двадцать тысяч долларов, держит белый
"ягуар"... У него период процветания? А считал ли Энди его
кристально честным? Может быть, он собирался шантажировать
Расса?.. Откуда же все-таки у Пэтча такие доходы? Побочная
работа?
— Я знаю только, что работает он много. Иногда я слышу
шум его станка и в три часа ночи.
— Интересно...— Квиллерен замолчал, разжигая трубку.—
Интересно, почему Расс мне сегодня солгал. Я спросил его, был
ли он в доме Элворта, и он отрицал это. А я могу поклясться,
что костыли и белые туфли там побывали.
— Антиквары очень чувствительны, когда разговор касается
источника прибыли,— объяснила Мэри.— Считается плохим тоном
спрашивать, где человек приобретает товар, и, если он вообще
вам ответит, то уж обязанным говорить правду себя не чувствует.
Рассказывать о сокровищах на бабушкином чердаке считается еще
более непозволительным.
— Неужели? И кто же определяет эти правила этикета?
Мэри снисходительно улыбнулась. Квиллерен нашел улыбку
очаровательной.
— Тот же, кто дает газетам право вторгаться в личную
жизнь граждан.
— Один — ноль в вашу пользу.
— Я говорила вам, что нашла двадцать долларов? —
спросила она через пару секунд, во время которых они
одобрительно смотрели друг на друга.
— Везет же некоторым! — сказал он.— Где вы их нашли?
— В кармане свитера, того, что был на мне в ту ночь.
Свитер запачкался в крови, я свернула его и запихнула на полку
шкафа. Женщина, которая у меня убирает, в эти выходные вытащила
свитер, хотела постирать и обнаружила двадцать долларов. Только
тогда я и вспомнила...
— Что именно?
— Я нашла купюру в мастерской Энди.
— Вы хотите сказать, что нашли деньги на месте
происшествия? И подобрали их? Неужели вы не понимаете, что
скрыли улику?
Мэри пожала плечами с очаровательно виноватым видом.
— Я все-таки дочь банкира.
— Купюра была сложена?
Она кивнула.
— Каким образом?
— Вдоль, а потом пополам.
— Энди так складывал деньги?
— Нет, у него был бумажник.
Квиллерен неожиданно повернулся:
— Коко, отойди от этой лампы!
Кот тайком забрался на столик и теперь терся челюстью о
регулятор светильника, расписанного цветастыми розами. В тот же
миг Квиллерен почувствовал проблеск прозрения и пригладил усы
мундштуком.
