- Ну, конечно. Или от чего другого. Я всегда считал, что он поступил
безрассудно, став детективом. Третье... третье - это я. Он оставил мне
генеральную доверенность. Хочешь взглянуть?
- Нет, спасибо, я поверю вам на слово.
- Она заперта в том сейфе. Ниро сказал, что все это законно, а уж
он-то знает. Я могу подписывать для тебя чеки. И все другие бумаги. Иными
совами, я могу заменить его во всем.
- С некоторыми ограничениями. Вы не можете... - Я махнул рукой. -
Ладно, не будем об этом. Четвертое?
- Четвертое - это дом. Я должен выставить дом со всем его содержимым
на продажу. У меня есть на то конфиденциальные указания.
У меня отвисла челюсть.
- Продать дом со всем содержимым?
- Да. Я получил указания о цене и особых условиях.
- Не могу поверить.
Он пожал плечами.
- Я сказал Ниро, что ты подумаешь, что я лгу.
- Я не думаю, что вы лжете. Я просто не могу поверить. К тому же
кровать и другие предметы в моей комнате - мои собственные. Должен ли я
вывезти их сегодня или могу подождать до завтра?
Марко сочувственно вздохнул.
- Бедный мой дружок, - сказал он, словно извиняясь, - не стоит
торопиться. Продать дом - не то же самое, что продать телячью отбивную.
Мне кажется, что тебе стоит пока продолжать жить там.
- Он так сказал?
- Нет. А почему тебе переезжать? Так я думаю, и это тесно связано с
последним пунктом - с инструкциями, которые оставил для тебя Ниро.
- О, вот как! Очень предусмотрительно с его стороны. И что это за
инструкции?
- Ты должен действовать, руководствуясь собственным опытом и
интеллектом.
Он замолк. Я кивнул.
- Это запросто. Я всегда так действую. А конкретно?
- Это все. Других инструкций нет. - Марко развел руки в стороны
ладонями кверху. - Я все передал.
- И вы называете это инструкциями?
- Я - нет. Он назвал. - Марко пригнулся ко мне. - Я сказал ему, Арчи,
что он ведет себя непростительно. Он уже собрался уходить, изложив мне эти
пять пунктов. Он меня выслушал, потом молча повернулся и ушел. И больше я
ничего не знаю, совсем ничего.
- А куда он ушел? Где он? Он ничего мне не передал?
- Ни слова. Кроме того, что я сказал.
- Проклятье, все-таки он наконец спятил, как большинство гениев, -
провозгласил я и поднялся на ноги.
7
Два часа кряду я разъезжал на машине, в основном по Центральному
парку. Время от времени, для смены декораций, я прокатывался по
прилегающим авеню.
Будучи в доме, я не сумел запустить свой мыслительный процесс и
надеялся, что езда прочистит мои мозги. К тому же мне до смерти не
хотелось видеть Фрица с Теодором, да и вообще общаться с кем-то, кроме
себя самого. Вот поэтому, руководствуясь собственным опытом и интеллектом,
я и колесил по Центральному парку. По пути меня наконец осенило, в чем
причина моих затруднений: впервые за много лет я остался без поручений.
Как мне решать, что делать, если делать мне нечего? Теперь я убежден, что
ни разу не заехал севернее 110-й улицы или южнее 14-й улицы за те два
часа, поскольку подсознательно надеялся, что Вульф находится где-то в
указанных пределах, и не хотел покидать их.
Когда же я все-таки их покинул, случилось это не по моей вине. Следуя
по Второй авеню в районе 70-х улиц, я притормозил на красный свет
одновременно с полицейской машиной, по правую сторону от нее. Сигнал
светофора уже менялся на зеленый, когда полицейский высунул из окна голову
и крикнул мне:
- Остановитесь у тротуара!
Польщенный вниманием, как и любой другой водитель на моем месте, я
повиновался. Патрульная машина стала рядом, полицейский вылез и с ходу
изобрел еще более оригинальную фразу:
- Предъявите ваши права.
Я достал водительское удостоверение.
- Да, мне сразу показалось, что я узнал вас. - Он вернул мне
удостоверение, обошел вокруг капота моей машины, открыл дверцу с
противоположной от меня стороны, устроился на соседнем сиденье и выпалил:
- Поехали в Девятнадцатый участок. Шестьдесят седьмая улица восточнее
Лексингтон-авеню.
- Можно и туда, - согласился я. - Хотя лично я предпочитаю
Бруклинский ботанический сад, особенно сейчас, на пасху. Давайте бросим
жребий.
Он и ухом не повел.
- Ладно, Гудвин, не старайтесь. Я знаю, что вы за словом в карман не
лезете, да и вообще наслышан, что вы за штучка. Поехали!
- Приведите любой довод - хороший или плохой. Если вы не против,
конечно?
- Какой еще довод! Час назад по радио передали, что вас следует найти
и задержать. Почем я знаю, может, по случаю пасхи, вы подбросили младенца
к церковным ступенькам?
- Да, вы правы, - согласился я. - Поедем, заберем его.
Я тронул машину с места, сопровождаемый почетным эскортом. Место
назначения, отделение полиции 19-го участка, было мне уже знакомо. Именно
там мне однажды выпало счастье провести изрядный кусок ночи в оживленной
беседе с лейтенантом Роуклиффом, нью-йоркским Коном Нунаном.
Доставив меня в участок и предъявив сержанту, баловень судьбы,
нашедший и задержавший самого Арчи Гудвина, сделал следующее заявление.
Оказывается, его звали не Джон Ф.О'Брайен, а Джон Р.О'Брайен. А важно это
потому, объяснил он сержанту, что в прошлом году один из его выдающихся
подвигов ошибочно приписали Джону Ф., так что с него хватит - он и сам не
прочь насладиться лаврами за задержание разыскиваемого беглеца от
правосудия. Закончив свою речь, он пожелал мне приятного времяпровождения
и отчалил. Тем временем сержант позвонил по телефону. Повесив трубку, он
взглянул на меня уже с меньшим равнодушием.
- Вас требует Вестчестер, - возвестил он. - Вы сбежали с места
преступления и уклоняетесь от расследования. Хотите исповедоваться?
- Не особенно, хотя не сомневаюсь, что это было бы Забавно. А что
случится, если я откажусь?
- Человек из Вестчестера уже в городе. Несется сюда на всех парах,
чтобы забрать вас.
Я покачал головой.
- Я буду биться, как загнанная крыса. У меня четырнадцать адвокатов,
и все предупреждены. Десять против одного, что у него нет ордера. Такие
дружеские услуги не в моем вкусе. Похоже, вы влипли, сержант.
- Ой, как напугали! Если у него не окажется ордера, я отошлю вас в
городское управление, а там уж разберутся.
- Да, - признал я, - тогда вы выйдете сухим из воды. Но, если
желаете, могу избавить вас от лишних хлопот. Свяжитесь по телефону с
вестчестерским прокурором и позвольте мне поговорить с ним. Я готов даже
заплатить за звонок.
Сначала эта мысль его не вдохновила, но потом чем-то приглянулась.
Видно, он передумал после того, как сообразил, что может оказаться
причастным к расследованию самого громкого убийства месяца. Конечно,
пришлось еще его поуламывать, но после того как я сообщил, что окружной
прокурор сейчас пребывает в рэкхемовской резиденции, и дал номер телефона,
сержант сдался. И позвонил. Правда, подстраховался. Сказал, что хотел
только предоставить окружному прокурору возможность, если тот пожелает,
конечно, переговорить с Арчи Гудвином. Тот пожелал. Я обогнул заграждение,
подошел к столу и взял трубку.
- Мистер Арчер?
- Да! - проревела трубка. - Это совершенно...
- Минуточку! - решительно прервал я. - Как бы вы ни охарактеризовали
мой проступок, я берусь удвоить силу ваших выражений. Так вот: это
возмутительно! Чудовищно! Ни в какие ворота не лез...
- Вам было приказано оставаться на месте, а вы улизнули! Вы сбежали с
места...
- Мне вовсе не приказывали оставаться. Вы спросили, остановился ли я
у Лидса, а я ответил, что там моя сумка, и вы сказали, что мы продолжим
сегодня, на что я ответил, что да, непременно. Если бы я остался у Лидса,
мне позволили бы поспать семь часов. Я же решил использовать эти законные
часы по своему усмотрению, и они еще не истекли. Впрочем, вы мне кое-что
напомнили. Выбирайте: либо я сейчас перехвачу что-нибудь на завтрак и,
заморив червячка, приеду к вам сам, без сопровождения, либо же упрусь
рогом и тогда ваш посланник изрядно попотеет, чтобы вытащить меня за
пределы города. Вот, кстати, и он, легок на помине.
- Кто?
- Ваш человек. Входит в дверь. Если надумаете и захотите увидеть меня
сегодня, велите ему не таскаться за мной. Я от этого робею.
Молчание. Потом:
- Вам было сказано - не уезжать из округа.
- Ничего подобного.
- Ни вас, ни Вульфа не было дома в одиннадцать часов... или вы
уклонялись от встречи с моим человеком.
- Я был на пасхальном шествии.
Опять молчание, теперь более затянувшееся.
- В котором часу вы приедете? Сюда, в Берчвейл.
- Пожалуй, к двум поспею.
- Мой человек там?
- Да.
- Передайте ему трубку.
Что ж, это уже было вполне приемлемо. Пока все шло как по маслу, за
одним лишь исключением. После того как вестчестерский сыщик завершил
телефонные переговоры, и мы сошлись на том, что я поеду сам, сержант
великодушно заявил, что счет оплатит полицейское управление. Я спросил
сыщика, осознал ли он, что я не потерплю слежки за собой, на что он
ответил, чтобы я не волновался, поскольку он возвращается на Тридцать
пятую улицу, дабы встретиться с Ниро Вульфом. Мне это не понравилось, но я
смолчал, поскольку еще не решил, что говорить. Поэтому, заглянув в
забегаловку на Лексингтон-авеню, чтобы проглотить сэндвич и пинту эля, я
первым делом зашел в телефонную будку, позвонил домой и наказал Фрицу не
снимать дверную цепочку и говорить посетителям, что Вульф отбыл из города
и больше ничего. И еще - никого не впускать.
Все-таки то, что я двигался, помогло. Пока я колесил по Центральному
парку и по близлежащим авеню, я разобрался с самыми насущными проблемами и
теперь, по пути в Берчвейл, составил для себя ясную картину. Учитывая все
обстоятельства, например, что дом выставляют на продажу, не оставив мне
даже намека, не говоря уж о четком плане действий, я бы не рискнул
побиться об заклад, что Вульф попросту затаился. Уж больно искренне Марко
кудахтал: "О, мой друг, мой бедный юный дружок..." Вполне могло статься,
что Вульф и в самом деле решил умыть руки. Сотню раз, а то и больше, когда
что-то или кто-то - частенько я - ему особенно докучали, он начинал
разглагольствовать о своем собственном доме в Египте и о том, насколько
замечательно было бы пожить там. Я, естественно, пропускал это мимо ушей
как досужие бредни. Теперь же я осознал, что человек, настолько
эксцентричный, чтобы угрожать переездом на житье в Египет, вполне
эксцентричен для того, чтобы претворить свою угрозу в жизнь, особенно
после того, как дело заходит так далеко, что он вынужден улепетывать, как
заяц, вскрыв коробку с колбасками.
Следовательно, я был бы олухом, полагая, что он просто отсиживается
где-то, собираясь с силами и вынашивая планы. Но и обратного полагать я не
мог. Я вообще ничего не мог полагать. Исчез ли он навсегда, или замыслил
нечто такое, по сравнению с чем его обычные выходки казались бы детскими
шалостями? Подразумевалось, видимо, что я одним махом отыщу ответ на этот
вопрос, как и на все остальные, руководствуясь, естественно, собственным
опытом и интеллектом, однако в моем нынешнем положении комплимент мне не
польстил. Если случилось так, что я, наконец, окончательно и бесповоротно
предоставлен самому себе, то очень даже хорошо; как-нибудь справлюсь. Но,
с другой стороны, с жалованья меня вроде бы пока не сняли... И что из
этого следует? Свихнуться можно. В итоге, все для себя прояснив и разложив
по полочкам, в Берчвейл я прибыл в более свирепом и презлющем настроении,
чем когда бы то ни было.
У въезда в имение меня подстерегал один из коллег Нунана, несший
стражу, и на извилистую аллею меня пропустили лишь после того, как я
предъявил четыре разных документа. Оставив машину возле дома на площадке,
окаймленной вечнозеленым кустарником, я обогнул дом и подошел к парадному
входу. Дверь открыла служанка, бледная и заплаканная. Она не проронила ни
слова, только стояла и держала дверь, но тут подвернулся один из подручных
шерифа, которого я знал в лицо, но не по имени. Он буркнул: "Сюда" и
провел меня направо, в ту самую комнатенку, в которой я уже побывал.
- А, добрались наконец, - проворчал Бен Дайкс, сидевший за столом
перед кипой бумаг.
- Я обещал Арчеру, что приеду к двум. Сейчас еще без двух минут два.
- Угу. Присаживайтесь.
Я присел. Дверь осталась открытой, но до моих ушей не доносилось ни
одного звука, кроме шелеста бумаг, которые ворошил Дайкс.
- Раскрыли уже убийство? - вежливо поинтересовался я. - Здесь так
тихо. В Нью-Йорке куда шумнее. Если вам...
Я умолк, так как получил ответ. Где-то поблизости застрекотала
пишущая машинка. Звук был приглушенный, но, без сомнения, принадлежал
пишущей машинке, причем печатал профессионал.
- Полагаю, Арчер знает, что я здесь, - заявил я.
- Не трепыхайтесь, - посоветовал Дайкс, не поднимая головы.
Я пожал плечами, вытянул ноги, скрестил лодыжки и вперил взор в
лежащие перед ним бумаги. Я был слишком далеко, чтобы различить отдельные
слова, но по разным признакам вскоре заключил, что Дайкс сравнивал
отпечатанные показания членов семьи, гостей и прислуги. Не будучи в данный
миг занят, я бы с радостью помог ему разобраться в них, но прекрасно
понимал, что делать такое предложение - значит просто сотрясать воздух. От
напряженного разглядывания бумаг мои утомленные веки смежились, и тут я
впервые ощутил, насколько хочу спать. Я решил, что лучше открою глаза,
потом подумал, что проявлю силу воли, если сумею бодрствовать с прикрытыми
глазами...
Кто-то, видимо, перепутал мою голову с шейкером для коктейлей.
Протестуя против такого обращения, я отшатнулся и отмахнулся кулаком, а уж
потом открыл глаза и вскочил на ноги. Щуплый малый с гусиной шеей едва
успел отпрянуть. Он казался одновременно испуганным и разозленным.
- Простите, - выдавил я. - Кажется, я вздремнул на секундочку.
- Вы вздремнули на сорок минут, - поправил Дайкс. Он по-прежнему
сидел за столом и ковырялся в бумагах, а подле него высился окружной
прокурор Арчер.
- Все равно я еще не добрал до семи часов, - напомнил я.
- Нам нужны ваши показания, - нетерпеливо выпалил Арчер.
- Чем скорее, тем лучше, - согласился я и придвинул стул поближе.
Арчер уселся у края стола слева от меня, Дайкс восседал напротив, а
тщедушный субъект устроился справа с блокнотом и ручкой.
- Сперва, - начал Арчер, - повторите то, что рассказали нам вчера о
визите миссис Рэкхем и Лидса к Вульфу.
- Это займет полчаса, - возразил я, - а вы так заняты. Для меня это
пара пустяков. Заверяю вас, что мои показания не изменятся ни на йоту.
- Начинайте. Я хочу послушать, и у меня есть вопросы.
Я всласть зевнул, потер ладонями глаза и приступил. В первую минуту я
испытывал некоторые затруднения, но потом слова потекли свободно, и я с
удовлетворением предложил бы сравнить мой рассказ с моими Предыдущими
показаниями, если бы сохранился протокол.
Арчер задал несколько вопросов, и Дайкс добавил один или два. В конце
концов Арчер спросил:
- Вы согласны подтвердить свои показания под присягой, Гудвин?
- Конечно, с радостью. Если вы оплатите нотариуса.
- Идите и отпечатайте их, Чини.
Щуплый встал на ноги, прихватил блокнот и засеменил из комнаты. Когда
дверь закрылась, Арчер заговорил:
- Пожалуй, вам стоит это знать, Гудвин: вам противоречат. Мистер
Рэкхем говорит, что вы лжете про разговор его супруги с Вульфом.
- Вот как? А откуда он знает? Его там не было.
- Он говорит, что она никак не могла такого сказать, поскольку это
неправда. По его словам, в денежных вопросах никаких трений или
недоразумений между ними не было. Кроме того, он показал, что жена
говорила о том, что подозревает мистера Хэммонда из Кредитной компании
Метрополитен в неверном ведении ее финансовых дел и желает
проконсультироваться по этому поводу с Ниро Вульфом.
- Что ж, - зевнул я. - Занятно. На моей стороне Лидс. А кто
подтверждает его слова?
- Пока никто.
- А Лидсу вы это уже сказали?
- Да. Как вы выразились, он на вашей стороне. Он подписал протокол.
Как, впрочем, и мистер Рэкхем.
- А что говорит Хэммонд?
- Я не... - Арчер прервался, задумчиво глядя на меня. - Возможно, не
стоит говорить вам. Пусть эти останется между нами. Сами понимаете -
щекотливое дело... Он крупная шишка в таком влиятельном банке...
- Верно, - согласился я. - Кстати, обозвать новоиспеченного
миллионера гнусным лжецом тоже щекотливое дело, для вас, во всяком случае.
Но не для меня. Так вот, я заявляю: он - гнусный лжец! Думаю, он уже
миллионер, не так ли?
Арчер и Дайкс переглянулись.
- Если не хотите, не говорите, - великодушно согласился я. - Дайкс
мне скажет. Если знает. Он знает?
- Да. Завещание огласили сегодня. Я присутствовал при этом. Слугам и
дальним родственникам досталось, конечно, по мелочи. Миссис Фрей
унаследовала усадьбу и миллион долларов. Лидс получил полмиллиона. Лина
Дарроу - двести тысяч. Остальное досталось мистеру Рэкхему.
- Ясно. Стало быть, он и впрямь миллионер, а дельце и впрямь
щекотливое. Все равно он гнусный лжец, к тому же нас двое против одного. Я
подпишу свои показания в трех экземплярах, если хотите. Что я еще могу
сказать?
- Я хочу, чтобы вас стало трое против одного. - Арчер пригнулся ко
мне. - Послушайте, Гудвин. Я преклоняюсь перед талантами Ниро Вульфа. Как
вам известно, у меня есть для этого основания. Но я не допущу, чтобы из-за
его капризов страдало следствие. Мне нужны его показания, подтверждающие
ваши слова с Лидсом, и я намереваюсь заполучить их без проволочек. Я
послал к Вульфу человека. Сегодня утром, в одиннадцать, ему сказали, что
Вульф не принимает, а вас нет дома и где вы находитесь - неизвестно.
Тогда-то мы и передали циркуляр о вашем розыске. Час назад мне снова
позвонил мой человек. Он опять побывал в доме у Вульфа, и ему сказали, что
Вульф отбыл из города. Больше ничего выведать ему не удалось.
Арчер сжал кулак и упер его в стол.
- Я не потерплю этого, Гудвин. Это самое серьезное преступление,
которое случилось с тех пор, как я занял свой пост в округе, и я не
потерплю вульфовских штучек. Пусть он и гений, но он также жирный и
тщеславный павлин, и пора поставить его на место. Позвоните ему с этого
телефона. Если через два часа он не прибудет сюда давать показания, я
выпишу ордер на его арест как важного свидетеля. Вот телефон.
- Сомневаюсь, что вам удастся пришить ему статус свидетеля. Его и
близко здесь не было.
- Чушь! - прорычал Бен Дайкс. - Не будьте простофилей. В пятницу
миссис Рэкхем поплакалась ему в жилетку, а в субботу ее прикончили.
Я решил вызвать огонь на себя. Что касается меня, я бы с
удовольствием позволил им попасть впросак со своим ордером, но, к
сожалению, не сумел придумать вразумительного объяснения для завтрашнего
дня, когда им на глаза неминуемо попадется объявление в "Газетт". Черт с
ними, решил я и провозгласил:
- Я не могу ему позвонить, поскольку не знаю, где он.
- Ха-ха, - сказал Дайкс. - Ха-ха-ха!
- Да, - признал я, - это сошло бы за шутку. Но это не шутка. Я даже
не знаю, в Нью-Йорке он сейчас или нет. Мне известно лишь, что из дома он
ушел вчера ночью, пока я был здесь, и с тех пор не возвращался... нет, не
совсем так. Еще мне известно, что он зашел к своему другу по имени Вукчич
и договорился о том, что тот организует перевозку орхидей и возьмет на
работу нашего повара. Он дал Вукчичу генеральную доверенность. И отправил
в "Газетт" объявление, в котором возвестил, что навсегда оставляет сыскной
бизнес.
На сей раз "ха-ха" не последовало. Дайкс, насупив брови, смотрел на
меня. Арчер, скривив рот, тоже пожирал меня глазами, словно пытаясь
прожечь меня взглядом насквозь. Так продолжалось некоторое время, и я
заерзал на стуле. Я запросто выдерживаю любой взгляд, но тут меня буравили
две пары глаз одновременно спереди и сбоку.
Наконец Дайкс повернул голову и обратился к Арчеру:
- Хорошенькое дело!
Арчер кивнул, не спуская с меня глаз.
- Этому трудно поверить, Гудвин.
- Еще бы. Чтобы он вышел из дома...
- Нет, нет. Трудно поверить, что вы с Вульфом пойдете на такой блеф.
Видимо, у него не было другого выхода. Ночью вы звонили ему от Лидса, как
только вам представилась такая возможность после убийства миссис Рэкхем...
- Извините, - решительно прервал я. - Не как только представилась
такая возможность после убийства миссис Рэкхем. Правильнее будет сказать:
как только представилась возможность после того, как я узнал, что миссис
Рэкхем убили.
- Ладно, ладно. Мы не на суде. - Арчер пригнулся ко мне. - Это
случилось чуть позже полуночи. Что вы ему сказали?
- Я рассказал, что произошло. Подробно, как позволяло время, описал
все события от моего приезда до той самой минуты. Если телефонистка
подслушивала, то она вам подтвердит. Я спросил, должен ли я при допросе
рассказывать полицейским лишь о том, что происходило здесь, предоставив
остальное ему, но он ответил, что нет, я не должен ничего утаивать,
включая даже подробности его беседы с миссис Рэкхем. Вот и все. Как вам
известно, все инструкции я выполнил.
- Господи! - вздохнул Дайкс. - Да, сынок, похоже, пришел твой черед
попотеть.
Арчер, не обращая на него внимания, продолжал:
- А потом, велев вам ничего не утаивать от полиции, Вульф вдруг
посреди ночи решает, что ему надоел сыскной бизнес, посылает в газету
объявление о своем уходе на покой, навещает друга, с которым
договаривается об орхидеях, и... Что он сделал потом? Я что-то
запамятовал, слишком увлечен был вашим рассказом.
- Я не знаю, что он сделал потом. Ушел. Исчез.
Представляю, как дико это прозвучало. Бред сумасшедшего. Только
полоумный поверил бы, что его не водят занос. И я еще едва не проболтался
про колбасу и слезоточивый газ, собираясь, естественно, умолчать про то,
что мы знали, кто прислал нам этот гостинец, но вовремя спохватился,
сообразив, к чему могла привести такая неосторожность. Вот уж точно была
бы сенсация! Но что-то добавить или сделать мне следовало. Я решил
представить доказательства и полез за ними в карман.
- На столе в спальне, - сказал я, - он оставил записки Фрицу, Теодору
и мне. Вот моя.
Я протянул ее Арчеру. Тот пробежал ее глазами и передал Дайксу. Дайкс
перечел ее дважды и вернул Арчеру, который упрятал записку в собственный
карман.
- Господи! - с чувством повторил Дайкс, взглянув на меня с
выражением, которое мне не понравилось. - Ну и наворотили! Я всегда
считал, что у Вульфа семь пядей во лбу, да и вам я пальца в рот не положил
бы, но тут вы, пожалуй, перестарались. Это как пить дать. - Он повернулся
к Арчеру. - Все здесь ясно.
- Несомненно. - Арчер опять сжал кулак. - Гудвин, я даже не прошу,
чтобы вы рассказали, что случилось на самом деле. Я сам расскажу вам.
Найдя тело миссис Рэкхем, вы сговорились с Лидсом и придумали эту сказку
про визит к Вульфу. Лидс пришел сюда, чтобы сообщить об убийстве. Вы
поспешили к его дому, чтобы позвонить Вульфу и доложить как о
преступлении, так и о вашем сговоре с Лидсом... или же Вульф уже знал о
нем, поскольку вы прикидывались, что расследуете дело об отравлении
собаки. В любом случае Вульфу было известно нечто такое, что он не смел бы
скрыть и в равной степени не отважился бы выложить вам. А тут еще
убийство, которое подлило масла в огонь. Поэтому он счел за благо
исчезнуть, и нам, возможно, потребуется день, а то и неделя, чтобы
разыскать его. Зато вы в наших руках.
Он стукнул кулаком по столу, не слишком, впрочем, сильно.
- Вы знаете, где скрывается Вульф. Вы также знаете, какой именно
информацией он располагает и из-за чего вынужден прятаться. Это ценные
улики, которые необходимы мне для расследования убийства. Неужто вы сами
не понимаете, что приперты к стенке? И двадцать Ниро Вульфов не вытащат
вас из такой передряги. Даже если он готовит нам один из своих дурацких
сюрпризов, даже если завтра он мне предъявит убийцу вместе с
неопровержимыми уликами для суда, мне этого будет недостаточно. Протокола
вашего вчерашнего допроса не существует. Я сейчас вызову стенографиста, мы
разорвем его блокнот и все, что он напечатал, и вы начнете заново.
- Соглашайся, сынок, - дружелюбно посоветовал Дайкс. - Я сам за
преданность патрону, но не тогда, когда он такой сумасброд.
Я зевнул во всю пасть.
- Боже, как мне хочется спать. Я ни секунды не колебался бы, чтобы
навесить вам лапшу на уши, но сейчас, когда говорю чистейшую правду,
доказать это не в состоянии. Спросите меня завтра, допрашивайте хоть целое
лето, но лгать я категорически отказываюсь. И я не знаю, где находится
мистер Вульф.
Арчер вскочил на ноги.
- Выпишите ордер на его арест, и пусть отдохнет в нашем тюремном
люксе, - голос прокурора сорвался на визг, и он пулей вылетел из комнаты.
8
В уайт-плейнзовской тюрьме ежедневно, не исключая и воскресенья,
расходуют добрый галлон преедкого дезинфектанта, естественно, разводя его.
Чтобы вы не сочли мое утверждение голословным, могу подкрепить его
сведениями, почерпнутыми из двух источников: со слов надзирателя Уилкса,
отвечающего за наш блок на втором этаже, а также от моего собственного
носа, обладающего нюхом повыше среднего.
За двадцать часов, что я проторчал там в течение воскресной
пасхальной ночи и последующего дня, мне не представилось возможности
совершить ознакомительную экскурсию, но за исключением мерзкой вони,
жаловаться в газету было не на что, особенно если согласиться с тем, что
общество должно хоть как-то защищать себя от таких головорезов, как я. Моя
камера - вернее, наша камера, так как у меня имелся сосед - оказалась на
удивление чистой. Одеяло, правда, внушало подозрение, и я не стал
натягивать его на голову, но, возможно, я просто мнителен. Что касается
света, то он уступал солнечному, но был достаточно ярок, чтобы читать, при
нем в течение тридцати суток.
Когда после досмотра меня привели в камеру, я спал на ходу, поэтому с
окружающим интерьером и напарником познакомился уже только в понедельник.
Тюремщики были дотошными, но зверствовать не стали. Мне позволили звякнуть
Фрицу и предупредить, чтобы домой меня не ждали, что было вполне гуманно,
так как трудно предугадать, что отколол бы Фриц, если после исчезновения
Вульфа пропал бы и я. Я передал также, чтобы он связался с Натаниэлем
Паркером, единственным адвокатом, общество которого Вульф иногда мог
стерпеть за ужином; однако из этой затеи ничего не вышло, так как Паркер
уехал на уик-энд. Добравшись наконец до койки, я уснул мертвым сном через
десять секунд после того, как привалился головой к подушке, изготовленной
из моих брюк, завернутых в мою же сорочку.
Кстати, именно благодаря брюкам, или вернее - пиджаку и жилету,
составлявшими с брюками цельный ансамбль, мое пребывание оказалось более
приятным, чем могло бы. Я проспал примерно половину желаемого времени,
когда мои барабанные перепонки задрожали от адского грохота. Я приподнял
гудящую голову и разлепил глаза. На койке напротив, на таком почтенном
удалении, что мне пришлось бы вытянуть руку во всю длину, чтобы
дотронуться до него, сидел мой сокамерник - детина с широченными
плечищами, примерно моего возраста или чуть старше, с копной взъерошенных
черных волос. Он только очнулся от сладкого сна и теперь позевывал.
- Что за бардак? - осведомился я. - Побег, что ли?
- Через десять минут завтрак и построение, - ответил он, спуская
ступни в носках на пол. - Идиотское правило.
- ПИПдурки, - согласился я и, извернувшись, сел на край койки.
Шагнув к стулу, на котором была развешана его одежда, черноволосый
мимоходом взглянул на мой стул и остановился, приметив пиджак с жилетом.
Он уважительно потрогал отвороты, полюбовался подкладкой и воздал должное
петлицам. Затем, ни слова не говоря, вернулся на свою половину и принялся
одеваться. Я последовал его примеру.
- А где мы умываемся? - поинтересовался я.
- После завтрака, - ответил он. - Если будете настаивать.
По другую сторону зарешеченной двери появился надзиратель, крутанул
что-то, и дверь открылась.
- Погодите минутку, Уилкс, - попросил мой товарищ и повернулся ко
мне: - Вас выпотрошили?
- Естественно. Это современная тюрьма.
- Яичница с беконом вас устроит?
- Как раз то, что надо.
- Гренки пшеничные или ржаные?
- Пшеничные.
- У нас одинаковые вкусы. Удвойте заказ, Уилкс. Все вдвойне.
- Как скажете, - с расстановкой произнес наш тюремщик и вышел. Мой
новоиспеченный приятель, заправляя галстук за воротничок рубашки, добавил:
- От проверки и построения отделаться не удастся, но бурду можно не
жрать. Позавтракаем в камере, здесь спокойно.
- Воистину человек человеку друг, - с чувством сказал я. - Я
расплачусь за наш завтрак, как только заполучу назад свой бумажник.
- Ерунда, - отмахнулся мой благодетель.
На перекличке и построении случая почесать языки не представилось.
Всего нас набилось человек сорок - довольно разношерстная публика и отнюдь
не ангельского вида. Аромата завтрака в сочетании с дезинфектантом хватило
бы с лихвой, чтобы объяснить тоскливое выражение, застывшее на
перекошенных рожах, не ставших симпатичнее от заточения, так что мы с
напарником облегченно вздохнули, когда возвратились в нашу уютную камеру.
Мы уже сидели с чистыми руками и умытыми физиономиями, а мой приятель
также с вычищенными зубами, когда принесли еду на большом свежеотдраенном
алюминиевом подносе. По меркам Фрица, то, что нам подали, считалось бы
несъедобным, но, по сравнению с местным ассортиментом, запах которого мои
ноздри позабудут нескоро, нам устроили настоящий пир. Поскольку сосед
