заказал все вдвойне, нам досталось два экземпляра "Газетт". Еще не
прикоснувшись к апельсиновому соку, он вцепился в свой номер и, не
удостоив передовую даже мимолетным взглядом, сразу погрузился в спортивную
хронику. Покончив смаковать предстоящие соревнования, он пригубил сок и
спросил:
- Вас не интересует быстрота бега лошадок?
- Не особенно, - признался я. - Но мне нравится, как вы
разговариваете. Приятно пообщаться с культурным человеком.
Он метнул на меня взгляд, преисполненный подозрительности, но, увидев
мое открытое и честное лицо, успокоился.
- Не мудрено. Судя по вашему гардеробу.
Мы сидели на стульях, разделяемые крохотным деревянным столиком.
Особых неудобств мы не испытывали, если не считать того, что некуда было
поместить развернутую газету. Мой напарник расстелил свой экземпляр на
койке и продолжал штудировать спортивную полосу, усердно перемалывая
зубами кусок бекона с гренкой. Я же довольствовался собственным коленом,
пристроив газету на нем передовицей кверху. На фотографии миссис Рэкхем
смотрелась лучше, чем при жизни - чертовская несправедливость! Имена
Вульфа и вашего покорного слуги красовались в заголовках под отчетом об
убийстве, занимавшем целых три колонки. Я перевел взгляд ниже и тут же
последовал совету продолжить чтение на четвертой странице, где поместили
остальные фотографии. Вульф выглядел, как и полагалось, раздутым мыльным
пузырем, мое же изображение просто потрясало. По соседству оказался снимок
добермана, застывшего по стойке "смирно". Подпись свидетельствовала, что
это Геба, в чем я сильно сомневался. В материале про нас с Вульфом
основное внимание уделялось его внезапному исчезновению из города и уходу
из бизнеса, а также тому, что я оказался на месте преступления и был
арестован как важный свидетель. Имелось также интервью с Марко Вукчичем,
данное им только для "Газетт", за подписью Лона Коэна. Готов ставить не
меньше десяти против одного, что ловкий прохвост воспользовался моим
именем, чтобы проникнуть к Марко.
Расправившись с завтраком, в том числе с кофе, который оказался на
удивление приличным, я настолько увлекся чтением, что даже не заметил, как
мой товарищ, насытившись спортивными новостями, перекинулся на уголовную
хронику. Вдруг у меня появилось неясное ощущение, будто меня пристально
разглядывают, что было правдой. Сосед откровенно посматривал то на меня,
то на четвертую страницу.
Я ухмыльнулся.
- Потрясающе похожа, да? Хотя я лично не думаю, что это та самая
собака. Я, правда, не эксперт, но Геба не такая тощая, как эта тварь.
В его взгляде появилось новое выражение, и отнюдь не самое дружеское.
- Так вы, значит, и есть маленький Арчи Ниро Вульфа.
- Был, - отмахнулся я. - Читайте внимательнее. Кажется, теперь я уже
свой собственный маленький Арчи.
- Значит, я заплатил за завтрак легавого!
- Ничего подобного. Разве я не сказал, что расплачусь сам, как только
заполучу назад бумажник?
Он потряс головой.
- Ни за что бы не поверил. Такой шикарный костюмчик! Я-то думал, что
вас зацапали во время облавы. Проклятые фараоны совсем озверели - хватают
всех подряд. Потрясающе: в каталажке встречаю такого разодетого парня, а
он, на тебе - фараон!
- Строго говоря, я не фараон, - я был уязвлен до глубины души. - Я
частный сыщик. Я говорил, что мне нравится, как вы разговариваете, но вам
изменило чувство меры. Я подметил, что вы человек культурный, что должно
было сразу насторожить. Образованные люди редко попадают в тюрягу. А вот
фараоны в наши дни пошли вполне культурные. Меня сюда засадили, поскольку
подозревают в утаивании важных сведений об убийстве, что совсем не так, и
хотя этот трюк стар как мир, они на него пошли. Ошибка не в том, что вас
ко мне подсадили, им не привыкать попадать впросак, но вы перестарались,
когда ни за что ни про что купили мне завтрак. Тогда-то я и начал
соображать.
Он вскочил на ноги, набычился и ожег меня свирепым взглядом.
- Ну, держись, трепло! Сейчас я тебя по стенке размажу.
- За что?
- Чтобы проучить тебя. По-твоему, я подсадная утка?
- Чушь собачья! Не строй из себя обиженного. Ты меня обозвал, я -
тебя. Мы квиты. Давай начнем заново.
Но он оказался слишком ранимым, чтобы помириться так быстро. Кулак
он, правда, разжал, а потом, испепелив меня напоследок взглядом, устроился
на койке, прихватив "Газетт". Лежал он лицом к коридору, так что света
было вполне достаточно, и я вскоре последовал его примеру, подложив под
голову свернутое одеяло вместо подушки, на котором на всякий случай
расстелил носовой платок. В течение двух часов и десяти минут обе койки
безмолвствовали. Это мне известно доподлинно, так как, приняв
горизонтальное положение, я взглянул на часы, чтобы прикинуть, сколько мне
еще ждать, пока заявится Паркер с ломом и вызволит меня отсюда, и тогда
было двадцать минут десятого; когда же я в очередной раз прочитал "Газетт"
от корки до корки и в двадцатый раз посмотрел на циферблат, стрелки
показывали половину двенадцатого. И тут он внезапно заговорил.
- Послушайте, Гудвин, а что вы теперь собираетесь делать?
От неожиданности газета выскользнула из моих рук на пол.
- Не знаю, может, всхрапну чуток.
- Я не имею в виду сию минуту, а вообще. Кто-нибудь позаботится о
вас?
- Да, и на его месте я бы поторопился. Весьма дорогой адвокат по
фамилии Паркер.
- И что потом?
- Вернусь домой и залезу в ванну.
- А потом?
- Почищу зубы и побреюсь.
- Ну а потом?
Я повернул голову и уставился на него.
- Что-то вы слишком настойчивы. К чему вы клоните?
- Ни к чему я не клоню. Просто я подумал, что раз Ниро Вульф сгинул,
то вы остались без работы. Что, разве и подумать ничего нельзя?
- Нет, почему же. Думайте на здоровье.
Кратковременное молчание. Потом:
- Я немного о вас наслышан. Что вы за человек?
- О... я тоже мыслитель и тоже культурный. По алгебре всегда имел
пятерки. Сплю как сурок. Честный, честолюбивый, одним словом - славный
малый.
- Похоже, в своем деле вы собаку съели.
- Что верно, то верно. В десятимильном радиусе от Тайм-сквер сбросить
меня с хвоста можно только, если завязать на глазах повязку. А какие еще
требования предъявляются к соискателю работы, которую вы хотите мне
предложить?
Он пропустил мой вопрос мимо ушей и начал с другого конца.
- Моя фамилия Кристи... Макс Кристи. Слышали обо мне?
Если я что и слышал, то помнил крайне смутно, но задевать его
самолюбие смысла не было.
- Макс Кристи? - Я изобразил удивление. - Да бросьте вы!
- Я так и думал. Я в Нью-Йорке всего пару лет, но скажу без
бахвальства, что известность приобрел довольно быстро. Сколько вам платил
Вульф?
- Мне неловко, - вяло запротестовал я. - Не хотелось бы, чтобы это
просочилось в газеты. Меня обеспечивали питанием, и я поднакопил ценных
бумаг. Я с готовностью...
Шаги в коридоре затихли перед нашей дверью, и послышался голос
надзирателя:
- Мистер Кристи! Вас ждут внизу, в конторе.
Мой собеседник и ухом не повел.
- Зайдите минут через десять, Уилкс, - сказал он. - Я занят.
Я поспешил засвидетельствовать это, крикнув:
- У нас совещание, Уилкс!
- Но мне кажется, вас выпускают.
- Должно быть. Возвращайтесь через десять минут.
Уилкс удалился, бормоча себе под нос. Кристи возобновил беседу:
- Так вы говорили...
- Да. Что с готовностью выслушаю любое ваше предложение, где
упоминается оклад свыше пятидесяти тысяч в год.
- Я не шучу, Гудвин.
- Я тоже.
- Чушь. Вам такие деньги в жизни не снились. - Он повернул голову и
буравил меня взором. - В любом случае речь идет не о том, сколько тысяч в
год вам положат - не в нашем бизнесе.
- В каком бизнесе?
- Которым я занимаюсь. Как, я сказал, меня зовут?
- Макс Кристи.
- Так что вам еще надо? Вот, например, почему я здесь? Вчера меня
замели по ошибке во время облавы, но я бы и часа здесь не провел, если бы
не воскресенье, да к тому же пасхальное. Но сейчас... - он взглянул на
часы, - еще нет и полудня, а меня уже выпускают. Наша организация
всесильна. Для такого человека, как вы, у нас найдется подходящая
работенка, и, как только начнете, перед вами откроются любые возможности.
Конечно, учитывая известные недостатки вашей биографии, на это потребуется
время. Придется повкалывать на совесть. Но оклад вы заломили совершенно
нереальный, во всяком случае, пока идет испытательный срок, зато потом все
уже будет в ваших руках. Если вы придетесь ко двору, то перед вами все
двери откроются. Я уже не говорю о подоходном налоге.
- А что там с подоходным налогом?
- Судите сами. Допустим, Вульф платит вам тридцать тысяч в год, чего,
конечно, и в помине не было, - задумывались ли вы хоть раз о подоходном
налоге? Нет. Его извлекали из вашей зарплаты, прежде чем ее выплатить. Вы
никогда о нем и не вспоминали. В нашем же бизнесе вы сами решаете, как с
ним поступить. Например, вы не собираетесь связываться с законом и хотите
играть честно, но при этом не желаете, чтобы вас обдирали как липку - так
сами решайте, как быть с налогом.
Кристи приподнялся и сел на край койки.
- Послушайте, Гудвин, пользуясь случаем, хочу сделать вам
предложение. Я вот лежал тут, читал про вас и вдруг подумал: вот есть
парень подходящего Возраста, знающий дело, неженатый, толковый,
разбирается в людях, знаком с кучей фараонов, много лет был частным
сыщиком - что если он откликнется на дельное предложение? Ведь он только
что лишился работы, по уши запутался в деле об убийстве в Вестчестере и,
возможно, нуждается в помощи. Вот о чем я подумал, а потом решил, почему
бы не спросить его самого? Гарантировать я ничего, конечно, не могу,
особенно если на вас навесят убийство, но если вам сейчас нужна помощь,
или когда-нибудь потом вы захотите испробовать себя в деле, то зовут меня
Макс Кристи, и я всегда готов замолвить за вас словечко. Если вы...
Он замолк, прислушиваясь к звуку шагов. От двери донесся голос
Уилкса:
- Вас требуют, мистер Кристи. Я сказал им, что вы заняты, но они
настаивают. Сейчас за вами пришлют.
- Ладно, Уилкс. Иду. - Мой напарник встал на ноги. - Так что скажете,
Гудвин?
- Спасибо за любезное предложение, - улыбнулся я. Уилкс, отомкнув
дверь, стоял в проеме, так что я попридержал язык. - Вот выйду отсюда,
немного очухаюсь и тогда буду лучше знать, что творится вокруг. - Я
поднялся на ноги. - Как с вами связаться?
- Лучше всего по телефону. Черчилль-пять-три-два-три-два. Бываю я
там, правда, не часто, но мне быстро передадут. Запишите номер.
- Я запомню. - Я пожал протянутую руку. - Рад был познакомиться. Куда
выслать чек за завтрак?
- Бросьте. Мне было приятно. Надеюсь, еще увидимся.
Вышел он, как президент корпорации на встрече с папой римским. Уилкс
почтительно придержал дверь.
Я уселся на койку, размышляя о том, что Макс Кристи сделал Арчи
Гудвину чертовски заманчивое предложение. Но куда, черт возьми,
запропастился Паркер? В тюрьме быстро становишься нетерпеливым.
9
Было уже семь часов вечера и смеркалось, когда я остановил машину
перед особняком Вульфа на Западной Тридцать пятой улице и, преодолев семь
ступенек, взошел на крыльцо. Паркер, вооруженный бумагами, из которых,
помимо прочего, явствовало, что моя постоянная доступность гражданам штата
Нью-Йорк оценена в десять тысяч долларов, прибыл в тюрьму чуть позже двух
и уже десять минут спустя я был снова отпущен строить козни обществу, но
окружной прокурор Арчер возжелал свидеться со мной в присутствии моего
адвоката, и мы с Паркером уважили его просьбу. Конца этой встрече не было
видно, и тянулась она на редкость занудливо, поскольку мне ни разу не
представилась возможность проявить свое остроумие. В отличие от других
случаев, когда я общался с подобными крючкотворами, ничто меня не
вдохновляло, так как мне все время приходилось говорить правду и ничего,
кроме правды... Исключая, конечно, все, что касалось колбасы и телефонного
звонка от Арнольда Зека.
Когда они наконец порешили, что на сегодня хватит, и мы с Паркером
стояли на тротуаре перед зданием суда, он спросил:
- Могу ли я узнать, где находится Вульф?
- Сомневаюсь. Он приказал не разыскивать его.
- Понятно.
Его тон разозлил меня.
- Все, что я там говорил, - заявил я, - сущая правда. И я не имею ни
малейшего представления о том, где он скрывается и что там делает.
Паркер только пожал плечами.
- Я вовсе не жалуюсь. Надеюсь лишь, что он не ввязался в дело,
которое ему не по зубам... да и вам тоже.
- Подите к черту, - посоветовал я и ушел. Вестчестерская шайка,
конечно, не виновата, но уж кто-кто, а Паркер достаточно знал меня, чтобы
понять, когда я вру, а когда нет. Чертовски досадно, когда ты в кои-то
веки говоришь правду, а тебе не верят.
Не меньшую досаду я испытал от приема, оказанного мне в доме Вульфа.
Вместо Фрица меня встретила записка, оставленная на моем столе и прижатая
уголком конторской книги.
Дорогой Арчи!
Очень жаль, что ты угодил в тюрьму. Надеюсь - ненадолго. Приехал
Марко Вукчич, и я уезжаю с ним - буду у него работать за полторы тысячи в
неделю. От мистера Вульфа никаких известий. Молю Бога, чтобы он был жив и
здоров, и считаю, что ты должен отыскать его, несмотря на все запреты.
Банку с сардинками я выбросил и перестал заказывать молоко.
Всего доброго и с наилучшими пожеланиями. Фриц. 1 час 35 мин.
пополудни
Я с удовлетворением отметил, что он, как было у нас заведено, не
забыл поставить время. Меня тронуло также то, что записку ко мне он
закончил теми же словами, что и Вульф. Тем не менее, после проведенной в
каталажке ночи такой прием обескураживал. Не говоря уж о том, что целых
пять часов никто не отвечал на телефонные звонки - подобного за все годы,
что я здесь работал и жил, не случалось ни разу. Если только Теодор...
Я метнулся к ступенькам, вихрем взлетел на три пролета и ворвался в
оранжерею. Сделав один шаг в теплицу, я остановился и огляделся по
сторонам. Увиденное потрясло меня даже больше, чем год назад, когда нашу
оранжерею обстреляли из крупнокалиберных пулеметов. Тогда после них
оставались хотя бы разгром и беспорядок: теперь же моему взору открывались
безжизненно голые скамейки и опустевшие стеллажи. Добрую минуту я
простоял, словно громом пораженный. Потом прошел дальше: через центральную
комнату, холодильную камеру, питомник, поливочную и комнату Теодора -
везде было пусто и голо, хоть шаром покати. Хьюитт должен был прислать
целую армию, чтобы вывезти все за один день, подумал я, направляясь вниз.
На кухне меня ждала еще одна записка от Фрица, подлиннее предыдущей,
в которой перечислялись все телефонные звонки и всякие разности. Пошарив в
холодильнике, я остановил выбор на баночке с домашним паштетом,
вермонтском сыре и молоке. Когда я уселся за стол и приступил к трапезе,
одновременно просматривая вечернюю газету, мои уши продолжали
прислушиваться - не к чему-нибудь особенному, просто так, по привычке. В
нашем доме никогда не было шумно, но подобной тишины я даже припомнить не
мог. Кажется, и машины перестали проезжать мимо, а те, что проезжали,
должно быть, сбрасывали скорость.
Закончив ужинать и убрав со стола, я обошел столовую, кабинет,
прихожую, спустился в подвал, заглянул в комнату Фрица, потом поднялся в
покои Вульфа и, наконец, еще на один этаж - в свою комнату. Раздеваясь,
чтобы принять ванну и смыть с себя тюремный запах, я подумал, что самое
нелепое в моем дурацком положении не то, что именно я чувствовал, а то,
что я даже не знал, что именно я должен чувствовать. Одно дело, если мне и
впрямь не суждено вновь увидеть Вульфа - тогда все однозначно печально;
но, предположим, что у меня из-за этого застрял комок в горле и я сижу и
распускаю нюни, а тут открывается дверь и кто-то входит: показывать ли мне
вид, что я скуксился? А вдруг войдет сам Вульф? Вот ведь где закавыка.
Хорош я буду, если раскисну, а он откуда-то возникнет и начнет читать
мораль.
После того как я принял ванну, побрился, облачился в свежую пижаму и
ответил на пару звонков назойливых репортеров, а потом прошаркал в кабинет
и немного поковырялся там, кое-кто и вправду вошел. Услышав, что парадную
дверь открывают, я рванулся в прихожую, как будто рассчитывал на новую
партию колбасы, и узнал Фрица. Тот запер за собой дверь, повернулся и,
увидев меня, радостно осклабился.
- А! Арчи! Ты сбежал?
- Меня выпустили под залог. - Он выразил желание пожать мне руку, и я
его ублажил. - Спасибо за записку. Как твоя новая работа?
- Ужасно. Но я держусь. Как мистер Вульф?
- Мне ничего не известно о мистере Вульфе. Я слопал полбанки паштета.
- Мистер Вукчич собирается продать наш дом. - Фриц уже не улыбался.
- Он собирается выставить его на продажу, а это не одно и то же.
- Возможно. - Фриц тяжело вздохнул. - Устал я. Мистер Вукчич сказал,
что не будет возражать, если мне захочется ночевать здесь, но я должен
спросить у тебя. Мне бы очень хотелось... Я так привык к своей комнате...
- Бога ради. Я тоже привык к своей. И собираюсь в ней жить, пока меня
не выгонят.
- Отлично. - Он шагнул в сторону кухни, потом остановился и
повернулся ко мне. - Ты попробуешь найти его?
- Нет! - Выкрикнув это, я почувствовал некоторое облегчение, поэтому
заорал снова: - Ни за что!
Потом подошел к лестнице и устремился вверх.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Арчи.
Я уже преодолел один пролет, когда снизу послышался голос Фрица:
- Я приготовлю тебе завтрак! Мне только в десять уходить!
- Прекрасно! Так мы даже не заметим его отсутствия!
На следующий день, во вторник, времени кукситься у меня не было.
Звонили без конца: то из газет, то бывшие клиенты, или друзья, или еще
кто-нибудь. Позвонил и Кэлвин Лидс, который попросил меня приехать, но я
сказал, что пока сыт по горло Вестчестером. Однако он настаивал, и я
согласился принять его в два часа в кабинете Вульфа. Воспользовавшись
звонком Лона Коэна из "Газетт", я спросил его о моем бывшем сокамернике,
Максе Кристи. Лон - приличный парень, но ни один репортер на свете не
ответит на самый пустяковый вопрос, не задав вам встречный, а то и два.
- Да так, просто любопытно, - ответил я. - Познакомились в тюрьме, на
уик-энде, и он мне приглянулся. Вся биография мне ни к чему, а вот
несколько фактиков из его личной жизни не помешают.
- Ссылаться будешь?
- Нет.
- Тогда слушай. Всплыл он недавно, но продвигается довольно резво.
Акулы, правда, считают его мелкой сошкой. Насколько мне известно, в
Нью-Йорке он занимается сейчас только арендованием комнат для временных
жильцов. А вообще специализируется на уютных сборищах в предместье по
уик-эндам.
- Карты, женщины или еще что-то?
- Все, на что мужчины готовы поставить деньги. Или просто потратить.
Слышал, он завел дружбу с Малюткой Костиганом. Кстати, насколько тебе это
важно знать? Стоит ли твое любопытство хорошего бифштекса? Либо же оно
стоит адреса или телефона, по которому я разыщу Вульфа?
К тому времени я уже распрощался с желанием уверять кого бы то ни
было, даже Лона Коэна, в том, что всегда говорю правду, так что я
поблагодарил его и повесил трубку.
В утренней почте я обнаружил два чека, в том числе один от бывшего
клиента, приславшего очередной взнос за то, что мы избавили его от
шантажиста; с ними хлопот у меня не было, благо у нас имелся резиновый
штамп для учета, но вот для того, чтобы заплатить по трем счетам, мне
пришлось прокатиться на Пятьдесят четвертую улицу и проверить,
функционирует ли уже генеральная доверенность, оформленная на Марко
Вукчича. Выяснилось, что да (благодаря неусыпным стараниям Паркера), и, к
моей радости, Марко подмахнул мне чек, даже не пикнув и не заглядывая в
счета. Вздумай он меня проверять, клянусь Богом, я бы съехал и остановился
в каком-нибудь отеле.
Кое-что мне еще предстояло сделать, например, позвонить Хьюитту на
Лонг-Айленд и выяснить, благополучно ли добрались орхидеи и Теодор, потом
договориться с телефонной компанией, чтобы регистрировали все звонки,
обработать рапорт Фреда Дэркина по делу об отравленном письме - одному из
оставшихся незаконченными, и так далее. Я едва успел со всем этим
покончить, когда время подошло к двум, что означало появление Кэлвина
Лидса.
Встретив его и проводив в кабинет, я столкнулся с проблемой. Где мне
сидеть - за своим столом или за столом Вульфа? С одной стороны, я не был
Вульфом и не имел особого желания им становиться. С другой стороны, когда
во время бейсбольного матча происходит замена, свежий игрок сразу
становится в круг, а не остается за его пределами. Любопытно к тому же
было бы взглянуть, как падает свет на лицо клиента, сидящего в красном
кожаном кресле. Вот почему я уселся в кресло Вульфа во второй раз, сейчас
уже намеренно.
- Я пришел, чтобы получить объяснение, - заявил Лидс, - и не уйду,
пока не добьюсь своего.
Выглядел он так, что меня так и подмывало предложить ему касторки.
Кожа на обветренном лице по-прежнему казалась задубевшей, но под глазами и
на щеках висели мешки. Взгляд утратил прежнюю ясность и настороженность,
хотя глаза смотрели с той же решимостью. Никому бы и в голову не пришло,
что он только что унаследовал полмиллиона зеленых, и не от обожаемой жены
или сестры, а от простой кузины.
Несть числа, сколько раз мне приходилось наблюдать, как Вульф после
агрессивного выпада клиента откидывался на спинку кресла и прикрывал
глаза. Я решил, что стоит последовать его примеру, и попробовал. Не тут-то
было: тугие пружины, специально рассчитанные на тяжесть туши Вульфа, не
поддались, и мне пришлось изо всех сил давить на них, чтобы удержаться в
откинутом положении.
- Человек, проделавший сорок миль, чтобы получить объяснение, - изрек
я, не открывая глаз, - имеет на то право. Что нужно объяснить?
- Поведение Ниро Вульфа.
- О, это неудивительно. - Устав сражаться с непослушной спинкой
кресла, я выпрямился. - Такое сплошь и рядом случается. Но это не моя
епархия.
- Я хочу его видеть.
- Я тоже.
- Вы лжете, Гудвин.
Я покачал головой, плотно сомкнув губы.
- Знаете, - начал я, - я лгу не чаще любых своих сверстников, за
исключением психопатов. Но никогда меня еще не обзывали лжецом так часто,
как за последние двадцать четыре часа, когда я с упорством идиоту твердил
одну лишь правду. К чертям собачьим! Мистер Вульф отбыл на юг -
тренироваться вместе с "Доджерс" [бейсбольный клуб]. Будет выступать на
месте защитника.
- Это вам не поможет, - сказал Лидс довольно сдержанно, но
решительно. - Как и вы, я тоже не люблю, когда меня обзывают лжецом, но, в
отличие от вас, я им и не являюсь. Окружной прокурор обвинит меня во лжи
из-за внезапного исчезновения Ниро Вульфа, поскольку исчез он якобы из-за
того, что не отваживался отвечать на вопросы о посещении этого дома моей
кузиной, а это доказывает, что ваши показания на сей счет ложны, и,
следовательно, мои показания, которые совпадают с вашими, тоже ложны. Вот
так-то. В логике им не откажешь, хотя в ней имеется существенный изъян.
Они исходят из предположения, что исчезновение Ниро Вульфа связано с
приходом к нему моей кузины. Я знаю, что этого не может быть, потому что
ничто в нашем разговоре не могло привести к подобному результату. Я им так
и сказал, но они считают, что я лгу. А пока они думают, что мы с вами
водим их за нос, они упустят из виду другие версии и не найдут, кто убил
мою кузину... Да и в любом случае мне неприятно, что меня подозревают в
неискренности, тем более когда речь идет об убийстве моей кузины.
Лидс остановился, чтобы перевести дух, потом продолжил:
- Я вижу только один выход: вы должны перестать темнить и сообщить им
подлинную причину исчезновения Вульфа. Еще лучше, если он сделает это сам.
Пусть придумает, как выкрутиться, если дело касается его собственной
безопасности. Кстати, если это связано с какими-то другими клиентами, то я
собственными глазами видел, как он принял от моей кузины чек на десять
тысяч долларов, и, следовательно, он обязан защищать ее интересы так же,
как и интересы других клиентов... А отвлекать подозрения от подлинного
преступника, который убил мою кузину, да еще и ее собаку, было бы совсем
не в его интересах. - Губы его немного задрожали, но он стиснул зубы и
унял дрожь.
- Вы хотите сказать, что сейчас подозревают вас? - осведомился я. - А
почему?
- Не в том, что я убийца, вовсе нет, но они подозревают, что я лгу.
Хотя кузина и оставила мне столько денег... Нет, я не думаю, что меня
арестуют по подозрению в убийстве.
- А кого, по-вашему, следует арестовать?
- Не знаю. - Он махнул рукой. - Вы пытаетесь меня сбить. Дело не в
том, что я думаю, а в том, что вы собираетесь предпринять. Насколько я
знаю Вульфа, толку от того, что вы изложите ему наш разговор, будет
немного; я должен сказать ему сам. Если он что-то скрывает или от кого-то
скрывается, сделайте это на ваших условиях. Можете завязать мне глаза и
засунуть в машину лицом вниз. Мне необходимо увидеться с ним. Таково было
бы желание моей кузины, а он взял от нее аванс.
Я даже порадовался, что не знаю, где находится Вульф. Я не разделял
привязанности Лидса к четвероногим, поскольку предпочитал и предпочитаю
женское общество доберманам, да и кое в чем другом Лидсу не мешало бы
усовершенствоваться, но, отдавая ему должное, следует заметить, что
рассуждал он вполне здраво. Так что знай я на самом деле, где прячется
Вульф, мне пришлось бы ужесточить сердце, но поскольку я не знал, то
довольствовался тем, что ужесточил только голос. Тогда-то мне впервые и
пришло в голову, что, быть может, не стоит судить Вульфа слишком строго.
Добрых четверть часа Лидс еще упорствовал, пытаясь меня уломать, но я
стоял на своем, одновременно стараясь выудить у него сведения о том, как
продвигается полицейское расследование, но безуспешно. Ушел он злой как
черт, обзывая меня лжецом, что ставило его на одну доску с остальными. От
меня он не узнал ровным счетом ничего. Я же добился от него лишь того, что
похороны миссис Рэкхем состоятся завтрашним утром, в среду. Не слишком,
однако, мы с ним преуспели за этот час.
Оставшийся кусок дня я посвятил колбасе. Да, в течение десяти минут,
прошедших после вскрытия картонки со слезоточивым газом, в тот злополучный
день Вульф позвонил и в "Муммиани", и в Службу доставки Флита, но, как и
ожидалось, ничегошеньки не выяснил; тем не менее, в слабой надежде на то,
что сумею раздобыть кость, которую будет обгладывать мое изголодавшееся
любопытство, я прошвырнулся на Фултон-стрит и в центр. В "Муммиани" никто
и ведать ничего не ведал. Поскольку Вульф покупал у них колбасу от Дарста
уже не первый год, а за это время персонал их постоянно обновлялся, то
знать о гастрономических пристрастиях моего шефа мог кто угодно. В Службе
доставки же мне были рады помочь, но, увы, не могли. Картонку, конечно,
припомнили, благо сам Вульф звонил и расспрашивал о ней, но все
подробности сводились к тому, что оставил ее какой-то мальчишка, явно
прогулявший урок, чтобы подзаработать, так что я даже не стал тратить
времени на то, чтобы установить его приметы.
Поскольку я уже был сыт по горло и опустевшим домом, и телефонным
трезвоном, и тем, что меня без конца допекают и обзывают лжецом, то,
позвонив из телефонной будки, которая помещалась в аптеке, я заказал себе
ужин в ресторане с варьете.
А вот утром в среду пожаловал гость, которого я впустил. Я забыл
сказать, что, вернувшись из тюрьмы, взял за правило, заслышав дверной
звонок, отправляться в прихожую разглядывать ожидающего на крыльце
посетителя сквозь одностороннее стекло, корчить ему гримасу и преспокойно
возвращаться в кабинет. Если гость оказывался настырным и продолжал
звонить, то я щелкал рычажком и отключал звонок. На сей же раз, около
одиннадцати часов, вместо того, чтобы состроить привычную гримасу, я
открыл дверь и произнес:
- О, здравствуйте. Хотите заглянуть?
Коренастый субъект примерно моего роста, седовласый, с морщинистым
красноватым лицом и проницательными серо-голубыми глазами пробурчал
приветствие и перешагнул через порог. Я дружелюбно подметил, что погодка
нынче малость холодновата для апреля, и он согласился. Повесив его пальто
на вешалку, я напомнил себе, что нужно быть посдержаннее. Даже если я и
остался дома один, это еще не повод создавать у инспектора Кремера из
уголовной полиции Манхэттена впечатление, что я счастлив его видеть. Есть
Вульф, нет Вульфа, но честь флага превыше всего.
В кабинет он прошествовал сам. На сей раз я занял место за
собственным столом. Был, конечно, соблазн забраться в кресло Вульфа, чтобы
посмотреть, как отреагирует Кремер, но это поставило бы меня в невыгодное
положение, поскольку я привык препираться с ним, сидящим в красном,
предназначенном для гостей кожаном кресле, со своего места, где свет
падает по-другому.
Он воззрился на меня.
- Стало быть, ты тут дом караулишь, - прорычал он.
- Не совсем, - возразил я. - Я только слежу за порядком. А может,
хочу уйти на дно вместе с кораблем. Правда, не все из тех, кто покинул
корабль, крысы.
- Где Вульф?
- Понятия не имею. Знаю, знаю, сейчас вы наречете меня лжецом. А я
признаюсь: да, мол, вы правы, я и впрямь был им когда-то, но исправился.
Тогда вы...
- Чушь собачья! Где он, Арчи?
Это существенно меняло обстановку. За все последние годы он называл
меня Арчи в одном случае из каждых пятидесяти, что обращался ко мне как к
Гудвину. Я удостаивался чести быть названным по имени лишь тогда, когда
ему позарез что-то требовалось, либо же в знак признательности за то, что
