только животноводами для выращивания племенного скота. Я не для того была
так терпелива с этой русской, чтобы мои старания оказались напрасными.
- Ваши заслуги будут оценены абвером, - напомнил Вайс.
- Ну что может для меня сделать ваш абвер! - пренебрежительно бросила
баронесса. - Вот если бы мне предоставили другое, более доходное поместье.
Ведь я вынуждена сама заботиться о себе. - И приказала Вайсу: - Ступайте к
своей подопечной. Она в гостиной.
При звуке открываемой двери девушка повернула в эту сторону лицо и,
не мигая, как-то странно глянула куда-то мимо Вайса. Взгляд ее не выражал
ничего, кроме ожидания. Она спросила:
- Ну?
- Что с вами?
- Ах, это вы! - И сказала она это так, словно не видела, кто вошел, а
узнала Вайса только после того, как он обратился к ней.
Вайс предложил прогуляться по парку. Ольга решительно отказалась.
- Я очень прошу, - подчеркнуто настойчиво повторил свою просьбу Вайс.
- А если я все-таки не соглашусь, вы меня заставите?
- Да, я буду вынужден. Мне необходимо поговорить с вами.
В вестибюле он нашел ее пальто и подал ей. Спускаясь по лестнице, она
держалась за перила. Вайс хотел вежливо уступить ей дорогу, но она
остановилась и стояла до тех пор, пока он не пошел впереди.
Она неуверенно шагала по расчищенной от талого снега аллее, не глядя
на землю, ступая по лужам так, будто нарочно хотела промочить ноги. На
лице ее было странное, горестно-озабоченное, сосредоточенное выражение.
Когда Вайс свернул на боковую дорожку, девушка, как бы машинально,
продолжала идти по аллее. Вайс окликнул ее. Она пошла на его голос,
продираясь сквозь кустарник.
Вайс остановился и, когда девушка приблизилась, резко махнул рукой
перед ее лицом. Она даже не отшатнулась, не зажмурилась, только веки чуть
дрогнули.
Вайс знал, что от голода на какое-то время теряли зрение не только
многие заключенные концлагерей, но также и те, кого гестапо подвергало
специфическим способам допросов. Такие периоды слепоты наступали внезапно.
Девушка, очевидно, не видя Вайса или, возможно, едва различая его,
словно сквозь туман, должно быть, почувствовала на себе внимательный
взгляд. Она поспешно отвернулась.
- Нина! - решительно сказал Иоганн и, взяв ее за плечи, принудил
повернуть к нему лицо. - Нина, - повторил он, - я все о вас знаю!
Девушка сжалась всем телом и вдруг, вырвавшись из рук Вайса,
спотыкаясь, побежала по дорожке.
Иоганн догнал ее.
- Ну, - приказал он, - не делайте глупостей!
Он тщательно продумал информацию Центра об этой "Ольге", и вывод, к
которому он сейчас пришел, показался ему единственно правильным.
Он заговорил с ней спокойно, уверенно.
- Ольга эвакуировалась вместе с институтом в Свердловск. А вы - Нина.
Ваш отец жив, и никто его не репрессировал. Единственное, что меня сейчас
интересует: с какой целью вы выдали себя за Ольгу? И хорошо, если вы
скажете правду. От этого будет зависеть для нас с вами очень многое.
- А если я ничего не скажу?
- Как вам угодно, - сказал Вайс. - В таком случае можете оставаться
той, за которую вы себя выдаете.
- А кто я сейчас?
- Насколько я информирован, немецкая агентка. Изменница Родины. Так?
- Слушайте, - тихо произнесла она, - вы хотите мне внушить, что вы не
такой немец, как все?
- Допустим...
- А может быть, вы просто...
- Вы не гадайте, - посоветовал Вайс.
- Хорошо, - сказала девушка и добавила с горечью: - В сущности, мне
сейчас уже нечего терять.
- Вот именно, и если командование узнает, что вы почти ничего не
видите, вас все равно швырнут за бесполезностью обратно в лагерь. - И Вайс
добавил беспощадно: - Кому нужны слепые!
Вот что Иоганн услышал от девушки.
Да, действительно, ее отец взял в свою семью Ольгу, дочь
репрессированного полковника. Потом, когда началась война, Нина стала
санинструктором в части, где комиссаром был ее отец. Попала в плен.
Какой-то предатель донес немцам, что она вовсе не дочь комиссара. Решил он
так потому, что отец держал себя с ней на фронте строго, совсем не
по-родственному. К тому же предатель этот знал от кого-то, что комиссар
взял в свою семью дочь репрессированного полковника. Вот он и подумал, что
Нина не дочь комиссара, а дочь репрессированного. Так он и донес немцам,
добавив, что отец девушки - бывший начальник штаба, крупный военный
деятель.
На допросах Нина сперва все это отрицала. А потом товарищи
посоветовали ей не сопротивляться гестаповцам, назваться той, за кого ее
принимали, - Ольгой - и подписать все требуемые бумаги.
В разведывательную школу она пошла, надеясь, как только выбросят в
тыл, воспользовавшись полученным оружием, уничтожить своего напарника и
бежать.
И когда девушка, закончив рассказ, сказала, что теперь Вайс может
передать ее в гестапо или расправиться с ней по своему усмотрению, он
ответил не сразу.
Иоганн колебался. Поверит ли ему Нина? Сумеет ли, когда узнает, кто
он, преодолеть радость, которую - Иоганн знал это по своему опыту - иногда
труднее скрывать, чем самое горькое разочарование?
Он сказал с деланным равнодушием:
- Я так и думал, что вы притворщица. Но меня все это не касается. Мне
поручено сопровождать вас на время вашего отпуска. И все. Запомните: этого
разговора между нами не было. Все остается по-прежнему. Вы Ольга. Что
касается вашего зрения, не беспокойтесь - найдем врача и используем
оставшиеся дни на лечение.
- Вы сами не тот, за кого себя выдаете! - сказала торжествующе
девушка.
- Вы что же, считаете, среди нас, немцем, нет порядочных людей? - И
промямлил: - И, кроме того, вы такая хорошенькая, что я, естественно, могу
испытывать к вам особые, нежные чувства.
- Чувства! - презрительно сказала девушка. - Вовсе вы не такой.
- А какой?
- А какой, вы хотите, чтобы я была?
Вайс положил ей руку на плечо, попросил:
- Пожалуйста, постарайтесь оставаться такой, какой вы были. Сможете?
Девушка кивнула.
- И постарайтесь быть любезной с баронессой. В сущности, старуха не
такая уж ведьма. Ее гостеприимство вам еще понадобится.
- А больше вы мне сейчас ничего сказать не хотите?
- Хочу, но не могу.
Девушка расплакалась.
- Ну вот, - сердито сказал Вайс. - Куда же вы годитесь!
- Ну, немножко-то можно? - попросила девушка. - Пожалуйста!
- Ничего мы не можем, - сказал Вайс. - Ничего не можем себе
позволять. Понятно? - Он вытер ей лицо своим платком. Приказал: -
Улыбнитесь! Ну, не так жалобно. Нахально улыбнитесь. Так, как вы это умели
делать. Ну вот, пожалуй, ничего, сойдет.
- Один только вопрос, - сказала девушка, - только один...
- Валяйте. Только один.
- Кино "Ударник"?
- На улице Серафимовича, - смело ответил Вайс.
- Вы знаете, - сказала она, сжимая его руку, - я сейчас такая
счастливая!..
Вайс сердито перебил ее:
- Ну и все! Все!
Когда они вернулись в дом, девушка сказала баронессе любезно:
- У вас отличная усадьба, только жаль, что запущенная. Аллеи не
очищены от снега, я даже промочила ноги. - И, поколебавшись, добавила: -
Жаль, конечно, что я не все хорошо разглядела. У меня что-то с глазами.
После того как баронесса увела ее наверх переодеваться, Вайс попросил
советника вызвать окулиста. Он сказал, что возместит все затраты,
связанные с пребыванием агентки абвера в доме баронессы, так как на это
ему отпущены специальные средства.
Вернувшись, баронесса спросила:
- Отчего это у нее?
Вайс объяснил:
- Как обычно: от отсутствия в лагерном рационе витаминов.
Советник заметил негодующе:
- Какая, в сущности, наглость со стороны наших противников вынуждать
нас кормить военнопленных, когда эту обязанность следовало возложить на
воюющие с нами державы!
Не задумываясь, Вайс ответил:
- С целью нанесения ущерба экономике противника мы в свою очередь
возложили на него обязанность кормить немцеввоеннопленных.
- У вас острый ум, - осторожно усмехнулся советник.
Вайс сделал вид, что не понял иронии. Обращаясь к баронессе, сказал:
- Дочь советского полковника восхищена вашим гостеприимством и
просила передать, что у нее в роду все мужчины были военные, поэтому ваша
родословная вызывает ее восхищение. И она просит извинить ее неуместные
шутки.
- Да, тут вам звонил герр Лансдорф, - не без уважения в голосе
сообщил советник. - Я заверил его, что с вашей подопечной все в порядке.
Воспользовавшись случаем, я поговорил с ним об интересующем меня деле. Он
просил передать, что не возражает, если вы некоторое время будете
оказывать мне содействие. - Подмигнул. - Как видите, официальные и
осведомленные лица не отказывают мне в своей поддержке.
- Я заранее был уверен в этом, - почтительно поклонился Вайс.
Отправившись на машине за врачом, Иоганн заехал к Эльзе и узнал
дополнительные данные, сообщенные Центром о девушке. Они полностью совпали
с тем, что она ему рассказала. Совпали и внешние приметы Нины.
Центр рекомендовал Вайсу прощупать бывшего работника артели "Часы,
печати, оптика" гравера Бабашкина, изготавливающего в "штабе Вали"
фальшивые документы для агентов.
Письмо дочери Бабашкина к отцу будет передано Вайсу в ближайшее
время.
Врач, осмотрев Ольгу, сказал, что при интенсивном лечении и хорошем
питании ее зрение может быть восстановлено в течение двух недель.
И хотя врач был из армейских, он охотно принял от Вайса гонорар и
поэтому заменил немецкие медикаменты швейцарскими - более дорогими и
эффективными.
- Но главное, - сказал он, - больной необходимо не столько лекарство,
сколько питание и покой.
Слепота русской девушки вызвала сочувствие баронессы. Взбалмошная
старуха вдруг ударилась в сентиментальность. Ей уже хотелось, чтобы ее
гостья не перебарывала свою беспомощность, а покорно отдалась ей. Это
позволило бы баронессе сострадать ей, испытывать при этом приятное чувство
жалости и показывать себя перед советником с неведомой ему, очевидно, до
сих пор стороны.
Баронесса заявила:
- Ольга останется у меня, сколько бы времени ни понадобилось на ее
излечение.
Она предалась трогательным воспоминаниям. Рассказала, как однажды в
детстве, заливаясь слезами, спасла новорожденного котенка, которого
дворецкому приказали утопить.
Почти такую же приятную чувствительность пробудила Ольга и у
советника.
За ужином он красноречиво рассуждал о долге христианина, цитировал
библию, и глаза его увлажнялись, когда он следил за неловкими движениями
девушки. Ее слепота казалась им обоим чем-то красивым, трогательным, что,
по традиции, должно вызывать сострадание.
Оставив у себя Ольгу, баронесса, естествено, предложила и Вайсу
погостить у нее.
Ей очень понравилась роль великодушной покровительницы слепой
девушки.
Утром Вайсм заметил, что она как-то подозрительно и настороженно
поглядывает на него. С бесцеремонной откровенностью, отведя его в сторону,
баронесса решительно предупредила, что не потерпит у себя в доме никаких
посягательств на честь своей гостьи.
День тянулся томительно долго.
Ужинали при свечах в огромной, плохо отапливаемой столовой, где было
сыро, как в погребе. Стены с содранными гобеленами, с панелями из резного
дуба и высокие, стрельчатые окна с гербами на витражах придавали ей вид
заброшенного храма.
Ужин был довольно скудный.
Баронесса в утешение напомнила советнику, что фюрер вегетарианец: не
курит и не пьет вина и рекомендует всем капустные котелы и минеральную
водичку.
Советник взмолился:
- Моя жизнь слишком незначительна для того, чтобы я пытался продлить
ее ценой подобных лишений, - и решительно протянул руку к графину с вином.
Ольгу баронесса посадила рядом с собой. Нарезала ей мяса. Уговаривала
есть побольше.
Наблюдая за девушкой, Вайс заметил, как удивительно она
преобразилась. Лицо ее стало умиротворенным, она улыбалась. Иоганн
опасался этого счастливого выражения, но сейчас оно не представляло
опасности: его можно было приписать благодарности за умилительное
гостеприимство и заботу.
Советник, все время энергично наполнявший свой бокал, пришел в бодрое
настроение и, склоняясь к Иоганну, рассказал ему:
- В тысяча девятьсот тридцатом году, помню, я был в гостях у Геринга.
Он жил тогда в Шенебурге, в буржуазной квартирке средних размеров, и его
первая супруга, милейшая женщина, страдающая тяжелым заболеванием сердца,
угощала меня гороховым супом, который подала в фаянсовой тарелке ценой в
полторы марки. А теперь господин Геринг - владелец концерна и славится как
самый изысканный гурман. Только один его золотой сервиз стоит столько,
сколько большое поместье. Как видите, занятие политикой может приносить
длоход не меньший, чем финансовые операции.
Баронесса права. Скромность фюрера в еде общеизвестна. Он находит
радости совсем в другом. Я помню, как еще до военных успехов фюрера в
Европе его порученец предложил на одном аукционе у знаменитого антиквара
девяносто тысяч золотых марок за картину Дефреггера. Как великий человек,
фюрер позволяет себе вкладывать капиталы только в бессмертные произведения
искусства, цена которых превосходит стоимость имущества многих солидных
промышленников. И когда фюрер всенародно объявил, что у него нет текущего
счета в банке, он сказал правду: каждый банк в интересах собственного
процветания считает честью оказать ему любые финансовые услуги.
Да, фюрер беззаветно любит искусство. Он лично дает живописцам
указания по части техники, содержания, стиля. Они должны руководствоваться
этими указаниями, если хотите, чтобы их произведения покупали. Музыкальные
вкусы фюрера так же определенны и устойчивы, как и в живописи.
"Мейстерзингеров" Вагнера он обычно заставляет повторять для себя десятки
раз. Высоко ценит военную музыку. Но особый его восторг вызывает
исполнение "Веселой вдовы" Легара. Он испытывает от этой музыки истинное
высокое наслаждение. Его ближайшее окружение строжайше заботится о том,
что какой-нибудь дерзкий наглец не осмелился сболтнуть при фюрера, что
Легар был женат на еврейке. Это было бы трагедией для фюрера, крушением
его идеала.
Но еще больше фюрер преклоняется перед финансовым и промышленным
гением величайших деятелей рейха, девиз которых подобен девизу,
выгравированному на щите барона XIV века Веслингена: "Я, князь Вернер фон
Веслинген, вождь большой шайки, враг бога, милосердия и жалости".
Фюрера радует умение деловых великих немцев в сюртуках захватывать
позиции в мировой экономике. Например, "ИГ Фарбениндустри", этот
великолепный сплав монополий и картелей, добилась права контроля и влияет
на исследовательские работы и производство главных химических и
металлургических фирм мира.
Еще до войны при помощи патентов и другими путями мы добились
контроля над производством многих важных для ведения войны продуктов. Но
мы не остановились на этом. Мы пошли дальше в защите ваших промышленных
интересов. Когда германские фирмы регистрировали патенты в иностранных
государствах, некоторые важные стороны процесса скрывались, а формулы
излагались так, что происходил взрыв, если какой-нибудь иностранный ученый
пытался, следуя нашим методам, получить синтетический продукт.
Так, метод получения красок, запатентованный Зальцманом и Кругером за
N 12096, нанес существенный урон выдающимся иностранным ученым, которые
гибли так, словно местом для прогулок избрали минное поле.
Фон Клюге торжествующе заметил Вайсу:
- Вам, молодому абверовцу, следовало бы понять, что по сравнению с
успехами в подобных операциях наших крупнейших концернов, деятельность
вашей службы выглядит, ну, чтобы не обидеть адмирала Канариса, как
пиратские набеги, в то время как мы, черные сюртуки, бесшумно завоевывали
континенты в экономических битвах одними картельными соглашениями.
- А что же вы выиграли для себя в этих битвах? - полюбопытствовал
Вайс.
Советник досадливо махнул рукой.
- Вы слушали о крахе кинофирмы "Фебус" еще в довоенные годы? Господин
Канарис вложил в нее миллионы и вынудил меня стать его компаньоном.
- Вы поступили легкомысленно?
- Вовсе нет. Просто у господина Канариса имелись документы,
касающиеся некоторых сторон моей прежней деятельности. И он предложил мне
наиболее изящную форму получения интересующих меня бумаг. Вот я и вложил
крупную сумму в эту фирму.
- Он заставил вас выкупить бумаги?
- Нет, просто это был наиболее благоразумный и деликатный способ
сохранить наши дружеские отношения.
- Вы и сейчас друг адмирала?
- Безусловно. Это кристальной чистоты человек. И когда он оказался
банкротом, то не позволил себе снова представить мне неприятные документы,
хотя и сохранил их копии. Он мужественно перенес несчастье. И по его
рекомендации я участвовал во время инфляции в финансовых операциях старика
Тиссена.
- Вы знакомы с господином Гердом?
- Да, это серьезный делец, который стал на правильный путь, сочетая
интересы фирмы своего тестя с политикой наци. Опыт работы в абвере,
несомненно, пополнит его образование экономиста. Он сумеет ознакомиться с
методикой и приемами исследования экономических потенциалов Востока.
Весь ужин говорил только советник. Баронесса и Ольга почти все время
молчали и не вслушивались в застольную беседу мужчин.
В десять часов баронесса велела Ольге идти отдыхать и приказала Вайсу
проводить девушку до отведенной ей комнаты.
44
На следующий вечер у баронессы собралось небольшое общество: пожилые,
одетые со старомодной тщательностью, благовоспитанные люди.
Они были близки ей не только потому, что с ними у нее издавна
установились тесные, подобные родственным связи, но и потому, что все они,
как и сама баронесса, владели земельной собственностью или же вложили
солидные капиталы в надежные предприятия с устойчивыми доходами.
Несмотря на почтенный возраст и полную обеспеченность, все они охотно
заняли предложенные им пришедшими к власти нацистами чиновные должности.
Ведь передать свой опыт новому руководству империи было их патриотическим
долгом.
По-видимому, они полагали, и притом не без основания, что их
юношеские идеалы, сложившиеся во времена монархии, не только не устарели
сейчас, но возрождены фюрером с поспешностью и энергией, несвойственными
деятелям минувшего столетия.
Доктор фон Клюге, правда, позволял себе сомневаться и в этом
достоинстве Гитлера и утверждал, что Карл Лампрехт еще в девятисотые годы
с большим даже красноречием, чем фюрер, провозглашал: "После кровавых
побед мир будет изменен путем германизации".
Гости держали себя с той непринужденностью, какая возможна в кругу
людей, равных по положению, занимаемому в обществе.
Герр Кранц, высокий, жилистый, плоский, с маленькой прилизанной
головкой на ысокой тонкой шее и с моноклем в левом глазу - правый всегда
оставался презрительно сощуренным, - в первую мировую войну служил в
уланах. Он считался тонким знатоком лошадей, и, очевидно, поэтому в
концерне Круппа ему была предоставлена должность главного инспектора в
управлении рабочей силой.
Он позволял себе довольно смело критиковать фюрера за то, что тот
пренебрегает кавалерией, отдавая предпочтение мотомеханизированным
соединениям "этого высочки Гудериана", который расхваливает танки так,
будто служит в рекламном бюро машиностроительной фирмы и получает проценты
с каждой единицы сбытой продукции.
В Пруссии у Кранца был конный завод, но, увы, покупал его лошадей не
вермахт, а только полиция.
Густав Крупп был личным другом фюрера. В 1933 году он учредил фонд
Адольфа Гитлера, предоставив нацистской партии огромные суммы для СА, СС,
"гитлерюгенда" и ряда подобных же организаций. Кранц не без оснований
считал фюрера должником фирмы.
Кранц прибыл в генерал-губернаторство, чтобы организовать в Освенциме
строительство предприятий, изготавливающих детали к автоматическому
оружию. Он сразу же потребовал от эсэсовского руководства выделить для
этой цели из концлагерей наиболее жизнеспособных заключенных.
Забравшись на возвышение посреди аппельплаца, он приказывал гонять
заключенных по кругу, а сам наблюдал за ними в бинокль, которым обычно
пользовался во время скачек на ипподроме.
Тех, кто после нескольких кругов оказывался способным сохранять
вертикальное положение, Кранц отмечал для себя. Записывал их лагерные
номера и приказывал отправлять отобранных им людей в специальный
концентрационный лагерь фирмы. За каждого обладающего подходящей
специальностью заключенного он уплачивал в финансовые органы СС четыре
марки, а за тех, кто не имел профессии, - по три марки, и в итоге это
составляло довольно крупные суммы.
Поскольку большинство отобранных им заключенных не внушало Кранцу
уверенности в том, что они смогут долго протянуть на тяжелых работах, он
сделал в контракте специальную оговорку: устранение ослабевших возлагается
на администрацию лагерей, причем убывшие заменяются без дополнительной
оплаты.
Добиться оговорки в контракте было непросто, пришлось сделать
денежные подарки местным руководителям СС. Но для этого Кранц располагал
неподотчетными суммами, специально выделенными ему на подобные цели. И
считал сделку крайне выгодной, так как смертность заключенных, занятых на
различных работах, была чрезвычайно высока, а транспортировка и погребение
каждого трупа по предварительной калькуляции обходились бы фирме в среднем
в 30-50 марок.
Успешность всех этих деловых операций привела герра Кранца в отличное
расположение духа, и он был одним из самых приятных гостей баронессы, так
как мысли его в ее гостиной были заняты только тем, чтобы всем нравиться и
быть любезным со всеми.
И хотя другой гость, герр Шик, представлял конкурирующую и давно
развившую здесь гигантскую деятельность организацию, защищающую интересы
концерна "ИГ Фарбениндустри", Кранц добродушно подшучивал над ним.
Шик в противоположность Кранцу был тучен и коротконог, к тому же он
порядком обрюзг и отличался крайне нервной озабоченностью, не покидавшей
его даже в доме баронессы.
На химических предприятиях концерна кроме заключенных работали люди,
насильственно увезенные в оккупированную Польшу из многих европейских
стран. Герр Шик планировал увеличение производства главным образом за счет
использования рабского труда заключенных и нервничал, справедливо полагая,
что приоритет в отборе рабочей силы из лагерей должен принадлежать "ИГ
Фарбениндустри", основавшей свои предприятия в Освенциме задолго до
нашествия представителей крупповского концерна. Но, зная, какую
признательность питает фюрер к Густаву Круппу, он льстиво расхваливал
деловые способности Кранца, скрывая под потоком лживых слов свое
недовольство его деятельностью
Среди уважаемых гостей находился и видный мюнхенский терапевт,
профессор Виртшафт, получивший в одном из освенцимских лагерей специальный
блок для проведения медицинских экспериментальных работ. За эти работы
профессор был награжден званием штурмбанфюрера, но, будучи человеком
сугубо штатским, никогда не носил эсэсовского мундира.
Профессор трогательно заботился о своей рыжей таксе по кличке Амалия.
Он никогда и нигде с ней не расставался, сам мыл ее и на ночь укладывал
рядом с собой в постель.
У него было увесистое, мясистое лицо и добродушные, яркокоричневые,
заплывшие, узенькие глазки.
Он говорил:
- Если раньше было принято думать, что войны сулят человечеству
расцвет мастерства хирургов, то теперь перед всей медициной открываются
такие возможности исследования человеческих организмов, о которых даже
самые дерзкие умы не могли и мечтать.
Герр Шик имел некоторое представление о роде занятий профессора, так
как первоначально, еще в марте 1941 года, рейхсфюрер Гиммлер намеревался
построить в Верхней Силезии близ Освенцима завод синтетических жиров,
руководимый СС. Но Геринг, чтобы не допустить слишком большого влияния СС
на экономику рейха, сорвал эти планы Гиммлера, передав строительные
площадки концерну "ИГ Фарбениндустри".
О том, какого рода сырье предполагалось использовать для производства
синтетических жиров, Шику стало известно из медицинской документации, на
основе которой были составлены исходные данные о содержании жировых
веществ в предназначенном для переработки материале. Но возмущен он был не
столько как христианин, сколько как человек, понимающий толк в
производстве синтетической продукции: основным исходным сырьем для нее
должны служить минеральные, а вовсе не органические вещества!
Более успешны и плодотворны были эксперименты профессора, касающиеся
ожогов третьей степени, а также обильных искусственных кровотечений и
продолжительного замораживания.
И хотя работал он со слабым материалом, доставленным ему из
молодежных и детских лагерей, - подопытные часто не выдерживали до конца
всю программу эксперимента, - ряд статистических выводов профессора
представлялся уже чем-то новым. Ведь не было еще случая в истории, чтобы
кто-либо решился на подобную бесчеловечность только ради установления
способности человека выносить самые чудовищные страдания.
Но что бы там ни было, профессор Виртшафт слыл хорошим лечащим
врачом, замечательным диагностом и давал друзьям много полезных советов
относительно того, как лучше сохранить самую величайшую для людей ценность
- здоровье. Правда, о своем драгоценном здоровье он совсем не заботился.
Много и жадно ел, пил, курил крепкие сигары и, будучи холостяком,
человеком одиноким, был крайне неразборчив в отношении женского пола...
Если в годы первой мировой войны в лучших домах Германии с почетом
принимали авиаторов вне зависимости от их происхождения и воинского
звания, то ныне авиаторов сменили абверовцы: таинственная деятельность
этих черных рыцарей, владеющих тайными способами ведения войны, окружала
их заманчивым ореолом.
И когда баронесса представляла гостям Иоганна Вайса, мужчины крепко и
многозначительно жали ему руку, а моложавая супруга Шика улыбнулась ему
так нежно, застенчиво и многообещающе, что Иоганн даже на секунду
сконфузился и не сумел сразу ответить на ее вопрос: как давно он решился
отдать свою жизнь военному шпионажу, столь романтической, полной
приключений профессии?
Помедлив, он скромно сказал, что, по его мнению, у лучших немецких
разведчиков эти склонности обычно обнаруживаются еще в детстве. Мужчинам
же он как бы вскользь заметил, что высшее офицерское звание составляет для
сотрудника абвера некоторое неудобство, поскольку разведчик нигде и
никогда не должен привлекать внимания к своей особе внешними атрибутами.
И все немедленно с ним согласились
С герром Кранцем он поддержал беседу о скаковых лошадях, использовав
те сведения, которые приобрел в спортивном динамовском манеже от своего
инструктора, бывшего бойца Первой Конной армии.
С герром Шиком обменялся мнениями о значении химии. Когда-то
Александр Белов увлекался химией, и это позволило ему пленить Шика своими
познаниями в области переработки бурых углей.
Профессора Виртшафта Вайс заинтересовал сообщением о том, что уже
древние египтяне совершали трепанацию черепа, - об этом он слышал от
экскурсовода в Ленинградском Эрмитаже.
Вайс давно подметил одну любопытную и важную для него закономерность.
К какому бы роду службы или общества ни принадлежали здесь немцы, они
неукоснительно и благоразумно воздерживались от разговоров, касающихся их
собственной деятельности и вышестоящих лиц данного круга, но все, что было
за пределами этого круга, обсуждалось охотно, с всесторонней
осведомленностью
От сотрудников гестапо, например, он узнавал о руководителях абвера
больше, чем от самих абверовцев. А его сослуживцы говорили о работе
гестапо такое, чего никогда и никому не осмелился бы сказать ни один из
сотрудников гестапо.
Эсэсовцы из числа лагерной администрации поведали Вайсу о своих
связях с крупнейшими концернами Германии, которых они снабжают рабочей
силой, и о тех колоссальных суммах, которые уплачивают финансовому
управлению СС за подобные услуги различные фирмы. Что касается
уполномоченных этих фирм, то они обычно жаловались Вайсу на службу СС.
Словом, почти каждый, с кем встречался здесь Вайс, охотно делился
своими достаточно обширными знаниями о тайных делах других служб, тем
более, что это было и безопасно: никакие законы, правила и уставы не
предписывали хранить чужие тайны.
Вайс успешно этим пользовался.
Так, о строительстве новых предприятий он узнавал от лагерной
администрации, а о создании новых лагерей - от представителей различных
фирм, которые рассматривали лагеря как источники рабской рабочей силы и
либо приближали свои новые предприятия к этим источникам, либо добивались
от руководства СС, чтобы новые лагеря создавались поблизости от уже
существующих предприятий.
Каждый из гостей баронессы представлял интерес для Вайса. Научный
интерес, если можно так выразиться. Самого беглого знакомтсва с ними было
достаточно, чтобы понять, как полно воплощали они в себе то, что
составляло сущность строя, породившего фашизм.
Искренне, по-человечески заинтересовал Вайса только один гость
баронессы - инженер-химик Карл Будгофт, работавший на ведущемся "ИГ
Фарбениндустри" строительстве завода искусственного каучука.
Это был крупный специалист по производству синтетического каучука, в
котором так остро нуждалась Германия. Будгофт принадлежал к числу
необходимых рейху людей и поэтому держался совершенно независимо. Он мог
позволить себе многое, зная, что едва ли кто-нибудь отважится хоть пальцем
