Таити, с Тони Флетчером в главной роли.
- Какие проблемы? - спросил Сэм.
- Ты ни за что не поверишь, Сэм. Филип Хеллер, председатель правления
компании, финансирующей сериал, гостит здесь с семьей. Вчера днем они
пришли на площадку, а Тони Флетчер как раз снимался в какой-то сцене. Так
он повернулся к ним и оскорбил их.
- А что он сказал?
- Он велел им убираться с _е_г_о _о_с_т_р_о_в_а_.
- Боже правый!
- Вот-вот. Он себя именно так и ощущает. Хеллер так зол, что хочет
прикрыть съемки сериала.
- Отправляйся к Хеллеру и извинись. Прямо сейчас. Скажи ему, что у
Тони Флетчера нервный срыв. Пошли миссис Хеллер цветы, поведи их
куда-нибудь пообедать. С Тони Флетчером я сам поговорю.
Этот разговор продолжался тридцать минут. Он начался с того, что Сэм
сказал: "Слушай, ты, тупая скотина, ублюдок хренов...", а закончился так:
"Я тоже тебя люблю, бэби. Прилечу повидать тебя, как только смогу
вырваться. И ради всего святого, Тони, смотри, не переспи ненароком с
миссис Хеллер!"
Следующей проблемой был Берт Файрстоун, тот самый молодой гений
режиссуры, который разорял студию "Пан-Пасифик", - тридцатилетний
умненький мальчик, прошедший путь от постановки телешоу с разыгрыванием
призов на чикагской телестудии до постановки фильмов в Голливуде. Три
первые картины Файрстоуна имели умеренный успех, зато его четвертый фильм
дал сногсшибательные кассовые сборы. После такого денежного фонтана за ним
стали гоняться. Сэм припомнил первую встречу с ним. Файрстоун выглядел,
как пятнадцатилетний мальчишка, щеки которого еще не были готовы для
бритвы: бледный, застенчивый, в темных очках в роговой оправе, за которыми
прятались маленькие близорукие глазки. У Сэма он вызывал чувство жалости.
Файрстоун никого в Голлливуде не знал, и Уинтерс приложил немало усилий,
приглашая его к себе обедать и следя за тем, чтобы его приглашали на
вечеринки и пикники. Съемки фильма Файрстоуна "Всегда есть завтра" шли уже
сто десять дней, и смета была превышена на сумму более миллиона долларов.
И вдруг Берт Файрстоун остановил производство, а это означало, что, помимо
звезд, еще и сто пятьдесят статистов без дела просиживали штаны.
Когда они в первый раз обсуждали "Всегда есть завтра", Файрстоун
держался весьма почтительно. Он сказал Сэму, что готов поучиться, ловил
каждое слово, был согласен с ним во всем. Если его поставят на эту
картину, говорил Файрстоун Сэму, он, конечно же, будет очень рассчитывать
на знания и опыт мистера Уинтерса.
Это было _д_о_ подписания контракта. После того как Файрстоун
подписал контракт, он повел себя так, что рядом с ним Адольф Гитлер
показался бы Альбертом Швейцером. За одну ночь маленький румяный мальчик
превратился в настоящего гангстера. Он прекратил всякое общение. Полностью
игнорировал предложения Сэма по составу исполнителей, потребовал переделки
прекрасного сценария, одобренного Сэмом, и поменял большинство уже
согласованных мест действия, где должны были проходить съемки. Сэм хотел
снять его с работы над фильмом, но из нью-йоркского офиса ему посоветовали
иметь терпение. Президент компании Рудольф Хергерсхон был загипнотизирован
тем огромным доходом, который принес последний фильм Файрстоуна. Поэтому
Сэму пришлось сидеть и помалкивать. Ему казалось, что заносчивость этого
парня растет день ото дня. Обычно Файрстоун тихо отсиживался до конца
производственного совещания, выжидая, пока выскажутся все опытные
заведующие отделами, и затем начинал рубить всех и вся. Сэм, скрипя
зубами, это терпел. Очень скоро Файрстоун получил прозвище "Император", но
не менее популярным среди коллег было еще одно - "Малыш Пенис из Чикаго".
Кто-то сказал о нем: "Он гермафродит. Не исключено, что он может
трахнуться сам с собой и произвести на свет двухголового монстра".
И вот теперь, в разгар съемок, этот человек остановил работу.
Уинтерс пошел к Девлину Келли, заведующему художественным отделом.
- Изложи-ка мне быстренько суть, - потребовал Сэм.
- Сейчас. Малыш Пенис приказал...
- Только без этого! Его зовут мистер Файрстоун.
- Виноват. Мистер Файрстоун просил меня построить для него декорацию
замка. Эскизы он делал сам. Ты их одобрил.
- Они были хороши. Что дальше?
- А дальше вот что. Мы построили ему в точности то, что этот... что
он хотел, а вчера, когда он зашел взглянуть на это дело, то решил, что оно
ему вообще не пригодится. Полмиллиона долларов псу под...
- Я поговорю с ним, - пообещал Сэм.
Берт Файрстоун был за Двенадцатой площадкой - играл в баскетбол с
ребятами из съемочной группы. Они оборудовали баскетбольную площадку,
нарисовали линии и повесили две корзины.
Сэм постоял, понаблюдал с минуту. Эта игра стоила студии две тысячи
долларов в час.
- Берт!
Файрстоун обернулся, увидел Сэма и помахал ему. Мяч перешел к нему,
он повел его, сделал обманное движение и удачно бросил по кольцу. После
этого он подошел к Сэму.
- Как дела? - спросил он как ни в чем не бывало.
Глядя на это мальчишеское, улыбающееся лицо, Сэм вдруг подумал, что
Берт Файрстоун - псих. Талантливый, может, даже гениальный, но явно
чокнутый. В руках у него - пять миллионов долларов денег компании.
- Я слышал, есть какая-то проблема с новой декорацией, - осторожно
сказал Уинтерс. - Давай-ка утрясем ее.
Берт Файрстоун лениво улыбнулся и произнес:
- Утрясать нечего, Сэм. Эта декорация не работает.
Сэм взорвался.
- Что за околесицу ты несешь? Мы дали тебе в точности то, что ты
заказывал. Ты сам делал эскизы. Вот и объясни мне, что тебе не годится!
Файрстоун смотрел на него, хлопая ресницами.
- Ну, дело не в том, годится или не годится. Просто я передумал.
Замок не нужен. Я решил, что это не та атмосфера. Понимаешь, что я хочу
сказать? Сцена расставания Эллен и Майка. Мне хотелось бы, чтобы Эллен
пришла к Майку на корабль перед отплытием.
Сэм уставился на него.
- У нас нет корабельной декорации, Берт.
Берт Файрстоун потянулся, раскинув руки, лениво усмехнулся и сказал:
- Вот и постройте мне ее, Сэм.
- Ну да, меня это тоже бесит, - говорил Рудольф Хергерсхон Уинтерсу
по междугородному телефону, - но его нельзя заменять, Сэм. Мы слишком
глубоко увязли. У нас в фильме нет звезд. Наша звезда - это Берт
Файрстоун.
- А вы знаете, насколько он превысил смету?
- Знаю. Но, как сказал Голдуин: "Никогда больше не буду связываться с
этим сукиным сыном, пока он мне снова не будет нужен!" Он нам нужен, чтобы
закончить картину.
- Это ошибка, - доказывал Уинтерс. - Нельзя допустить, чтобы это
сошло ему с рук.
- Скажите, Сэм, вам нравится то, что Файрстоун уже отснял?
И Уинтерс должен был честно признать:
- Это великолепно!
- Тогда постройте ему его корабль.
Через десять дней декорация была готова, и Берт Файрстоун возобновил
съемки. Картина "Всегда есть завтра" принесла самый крупный кассовый успех
за текущий год.
Следующей проблемой была Тесси Бранд - самая популярная эстрадная
певица. Все обалдели, когда Сэму Уинтерсу удалось подписать с ней контракт
на три картины на студии "Пан-Пасифик". Пока другие студии вели переговоры
с агентами Тесси, Сэм прилетел в Нью-Йорк, посмотрел программу Тесси и
после шоу повел ее ужинать. Этот ужин затянулся до семи часов утра
следующего дня.
Тесси - одна из самых некрасивых девушек, которых Сэм когда-либо
видел, и, возможно, одна из самых талантливых. Именно талант и побеждает в
конце концов. Она - дочь бруклинского портного, никогда в жизни не бравшая
уроков пения. Но когда эта девушка выходила на сцену и звучал ее голос, от
которого вибрировали балки, то публика сходила с ума. Тесси была дублершей
в каком-то провалившемся бродвейском мюзикле, который продержался лишь
шесть недель. В день последнего спектакля исполнительница главной роли
совершила ошибку, сказавшись больной и оставшись дома. Тесси Бранд
дебютировала в этот вечер, изливая в песне свое сердце перед
немногочисленной публикой. Среди зрителей случайно оказался бродвейский
продюсер Пол Варрик. Он дал Тесси главную роль в своем следующем мюзикле.
Она превратила неплПИПю вещь в шумный успех. У критиков не хватало слов в
превосходной степени, чтобы описать эту невероятно некрасивую Тесси и ее
потрясающий голос. Она записала свою первую пластинку, которая тут же
оказалась на первом месте. Потом записала альбом, и он разошелся в двух
миллионах экземпляров в первый же месяц. Она была женским вариантом царя
Мидаса, потому что все, к чему она прикасалась, превращалось в золото.
Бродвейские продюсеры и студии звукозаписи зарабатывали себе целые
состояния на Тесси Бранд, и Голливуд тоже не хотел упустить своего.
Правда, у голливудской братии поубавлялось при взгляде на лицо Тесси, на
цифры ее кассовых сборов делали его неотразимо прекрасным.
Поговорив с Тесси пять минут, Уинтерс уже знал, как правильнее с ней
себя вести.
В первый же вечер их знакомства Тесси призналась Сэму:
- Больше всего меня трясет от мысли: как я буду выглядеть на этом
здоровенном экране. Я ведь достаточно безобразна и в натуральную величину,
так? На всех студиях мне говорят, что помогут мне выглядеть красиво, но я
думаю, что это только сплошной треп.
- Это и есть сплошной треп, - заявил Сэм. Тесси удивленно уставилась
на него. - Не давай никому пытаться изменить тебя, Тесси. Они тебя
погубят.
- Да?
- Когда на Эм-джи-эм подписали контракт с Дэни Томасом, то Луи Мейер
захотел, чтобы ему подправили нос. Но Дэнни не стал этого делать, а просто
ушел со студии. Он знал, что его товар - это он сам, его персона. Так и
твой товар - это Тесси Бранд, а не какая-то там искусственная незнакомка.
- Ты первый, кто говорит со мной честно, - сказала Тесси. - Ты
настоящий мужик. Женат?
- Нет, - ответил Сэм.
- За юбками бегаешь?
Он засмеялся:
- Только не за певицами. Мне медведь на ухо наступил.
- А ухо тебе и не потребуется. - Тесси улыбнулась. - Ты мне
нравишься.
- Я достаточно тебе нравлюсь, чтобы ты согласилась сделать со мной
несколько фильмов?
Тесси посмотрела на него и ответила:
- Да.
- Вот и прекрасно. Условия контракта мы обсудим с твоим агентом.
Она погладила руку Сэма и спросила:
- Ты точно знаешь, что не бегаешь за юбками?
Первые два фильма, в которых снялась Тесси Бранд, имели сенсационный
кассовый успех. За первый она была выдвинута на соискание, а за второй ей
был присужден золотой "Оскар". По всему миру публика выстраивалась в
очереди перед кинотеатрами, чтобы посмотреть на Тесси и услышать этот
невероятный голос. Она была забавна, умела петь и умела играть. Ее
безобразие превратилось в преимущество, так как публика ассоциировала себя
с ней. Тесси Бранд стала кумиром для всех непривлекательных, нелюбимых,
нежеланных.
Она вышла замуж за исполнителя главной роли в первой своей картине,
развелась с ним после съемок и вышла замуж за исполнителя главной роли во
втором фильме. До Сэма доходили слухи, что и этот брак идет ко дну, но
Голливуд был настоящим рассадником сплетен. Он не обращал внимания на
сплетни, так как считал, что его это абсолютно не касалось.
Но, как оказалось, он ошибался.
Уинтерс разговаривал по телефону с Барри Германом, агентом Тесси.
- В чем проблема, Барри?
- В новой картине Тесси. Она недовольна, Сэм.
Уинтерс почувствовал, что начинает выходить из себя.
- Минутку! Ведь Тесси одобрила и продюсера, и режиссера, и сценарий.
Декорации построены, и мы готовы приступить к съемкам. Она никак не может
теперь взять и выйти из игры. Я...
- Она вовсе не хочет выходить из игры.
Сэм был ошарашен.
- Так какого же дьявола она хочет?
- Она хочет нового продюсера на этот фильм.
- Что? - завопил Сэм в трубку.
- Ральф Дастен ее не понимает.
- Дастен один из лучших продюсеров в шоу-бизнесе. Ей повезло, что он
будет с ней работать!
- Абсолютно с тобой согласен, Сэм. Просто у них психологическая
несовместимость. Она не будет сниматься, пока он не уйдет.
- У нее контракт, Барри!
- Я знаю, дорогуша. И, можешь мне поверить, Тесси серьезно намерена
его выполнить. В той мере, как это будет возможно физически. Просто она
начинает дергаться, когда расстроена, и роль вроде как вылетает у нее из
головы.
- Я перезвоню тебе, - свирепо произнес Уинтерс и бросил трубку.
"Вот чертова стерва! Совершенно нет причин снимать Дастена с фильма.
Вероятно, он отказался с ней спать или еще что-нибудь столь же
смехотворное". Сэм вызвал Люсиль:
- Попроси Ральфа Дастена зайти.
Ральф Дастен был приятным мужчиной на шестом десятке. Он начинал
сценаристом, а потом стал продюсером. Его картины отличались хорошим
вкусом и шармом.
- Ральф, - начал Сэм, - просто не знаю, как...
Дастен поднял руку:
- Не надо ничего говорить, Сэм. Я как раз шел сюда, чтобы сказать
тебе, что ухожу.
- Что там у вас за чертовщина происходит? - возмущенно спросил Сэм.
Дастен пожал плечами:
- У нашей примадонны кое-где зудит. Она хочет, чтобы кто-то другой
чесал ей это место.
- Ты хочешь сказать, что она уже нашла тебе замену?
- Господи, откуда ты свалился - с Марса? Ты что, светской хроники не
читаешь?
- Насколько это мне удается. Кто же он?
- Это не мужчина.
Сэм медленно опустился в кресло:
- Что?
- Это художница по костюмам для картины Тесси. Ее зовут Барбара
Картер.
- Ты в этом уверен?
- А ты - единственный во всем западном полушарии, кто этого не знает.
Сэм покачал головой.
- Я всегда считал, что с Тесси все в порядке.
- Сэм, жизнь - это кафетерий. А Тесси - девушка с неутоленным
аппетитом.
- Ну, я не собираюсь ставить какую-то там чертову бабу, художницу по
костюмам, руководить съемками фильма, который стоит четыре миллиона
долларов.
Дастен усмехнулся.
- Ты только что сказал вещь, которую не следовало говорить.
- А _э_т_о_ как прикажешь понимать?
- А так, что, по мнению Тесси, женщинам не дают хорошего шанса на
успех в нашем бизнесе. Твоя маленькая примадонна превратилась в настоящую
феминистку.
- Я не сделаю этого.
- Как хочешь. Но я дам тебе бесплатный совет. Другого выхода у тебя
просто нет, если ты вообще собираешься сделать эту картину.
Сэм позвонил Барри Герману.
- Скажи Тесси, что Ральф Дастен сам отказался делать картину.
- Ей будет приятно это слышать.
Сэм сжал зубы, потом спросил:
- У нее есть уже кто-нибудь на примете, кто мог бы сделать фильм?
- Собственно говоря, есть, - сказал без запинки Герман. - Тесси нашла
весьма одаренную молодую особу, которая, как она считает, готова принять
подобный вызов. Под руководством такого классного профессионала, как ты,
Сэм...
- Обойдемся без рекламы, - перебил Сэм. - Это окончательное условие?
- Боюсь, что так, Сэм. Извини.
У Барбары Картер было миловидное лицо и хорошая фигура, и сама она
была, насколько Сэм мог судить, абсолютно женственной. Он наблюдал за ней,
пока она усаживалась на кожаную кушетку у него в кабинете, изящно скрестив
свои длинные, стройные ноги. Когда она заговорила, в ее голосе ему
послышалась небольшая хрипотца, но это могло быть оттого, что Сэм все
время искал какой-нибудь характерный признак. Она изучающе посмотрела на
него мягким взглядом серых глаз и сказала:
- По-моему, я оказалась в ужасном положении, мистер Уинтерс. Я никак
не намеревалась отнимать у кого-то работу. И все же, - она беспомощно
подняла руки, - мисс Бранд говорит, что просто не будет сниматься в
картине, если я не буду ее продюсером. Как, по-вашему, мне следует
поступить?
Сэма так и подмывало сказать ей как. Но он поборол минутное искушение
и вместо этого спросил:
- У вас есть какой-нибудь опыт работы в шоу-бизнесе - помимо вашей
специальности дизайнера по костюмам?
- Я работала билетершей и видела множество фильмов.
"Потрясающе!"
- Что заставляет мисс Бранд думать, что вы можете поставить
кинокартину?
Казалось, будто Сэм коснулся какой-то скрытой пружины. Барбара Картер
стала вдруг весьма оживленной.
- Мы с Тесси много говорили об этом фильме. - ("Уже никакой "мисс
Бранд" нет и в помине", - подумал Сэм.) - Я считаю, что в сценарии куча
погрешностей, и когда я ей на них указала, то она со мной согласилась.
- Вы думаете, что знаете больше о том, как пишется сценарий, чем
профессиональный сценарист, лауреат премии Академии, который сделал с
полдюжины имевших успех фильмов и идущих на Бродвее пьес?
- О нет, что вы, мистер Уинтерс! Просто я думаю, что лучше знаю
женщин. - Серые глаза теперь смотрели жестче, а тон стал резче. - Вам не
кажется, что это смешно, когда женские роли пишут мужчины? Ведь только нам
самим дано знать, как мы чувствуем на самом деле. Логично, не так ли?
Сэму надоела их игра. Он знал, что ему придется принять ее на работу,
и ненавидел себя за это, но ведь он руководил студией, и в его обязанности
входило обеспечивать выпуск фильмов. Если Тесси Бранд пожелает, чтобы
фильм ставила ее ручная белка, то он, Сэм, начнет заказывать орехи.
Картина с участием Тесси Бранд может с легкостью принести прибыль от
двадцати до тридцати миллионов долларов. Кроме того, Барабара Картнер уже
не сможет сделать ничего такого, что серьезно испортило бы картину.
Слишком поздно! Очень мало времени осталось до начала съемок, чтобы
вносить какие бы то ни было значительные изменения.
- Вы меня убедили, - с иронией сказал Сэм. - Это место ваше.
Поздравляю!
На следующее утро "Голливуд Рипортер" и "Дейли Вэрайети" сообщили на
первых страницах, что новый фильм с участием Тесси Бранд ставит Барбара
Картнер. Когда Сэм хотел уже бросить газеты в корзину для бумаг, ему на
глаза попалась маленькая заметочка внизу полосы: "Тоби Темпл будет
выступать в отеле "Тахоу".
Тоби Темпл. Сэм вспомнил энергичного молодого комика в военной форме,
и это воспоминание заставило его улыбнуться. Он решил обязательно
посмотреть программу Тоби, если тот будет когда-нибудь выступать в городе.
Интересно, почему Тоби Темпл так и попытался разыскать его?
13
Как это ни странно, но именно Милли способствовала восхождению славы
Тоби Темпла. До того как они поженились, он был просто еще одним
начинающим комиком, подающим надежды. После свадьбы стал действовать еще
один фактор: ненависть. Тоби силой заставили жениться на девушке, которую
он презирал, и в нем бушевала такая злоба, что он мог бы убить ее голыми
руками.
Хотя Тоби этого не понимал, Милли была замечательной, преданной
женой. Она обожала его и делала все для того, чтобы он был доволен. Но чем
больше Милли старалась угодить Тоби, тем сильнее он ее ненавидел. Он
всегда был с ней холодно вежлив, тщательно следил за тем, чтобы не сделать
или не сказать ничего такого, что могло бы расстроить Милли и вынудить ее
позвонить Элу Карузо. Никогда, пока жив, Тоби не забудет эту жуткую боль
от удара монтировкой по руке; не забудет он и выражения на лице Эла
Карузо, когда тот сказал: "Если ты хоть когда-нибудь обидишь Милли..."
Поскольку Тоби не мог вымещать свою враждебность на жене, он обратил
всю ярость на публику. Любой, кто звякнул тарелкой или встал, чтобы пойти
в туалет, или осмелился разговаривать, когда Тоби находился на сцене,
немедленно становился мишенью для свирепой тирады. Тоби выдавал ее с таким
наивно-изумленным видом, что публика приходила в восторг, и, пока Тоби
потрошил свою незадачливую жертву, зрители хохотали до слез. Сочетание его
невинно-простодушного лица и злого, острого языка делало Темпла
неотразимым. Он мог говорить самые немыслимые вещи, и ему все сходило с
рук. Стало своего рода знаком отличия быть избранным для словесной порки,
которую устраивал Тоби Темпл. Если раньше Тоби был всего-навсего еще одним
подающим надежды комиком, то теперь о нем заговорили в масштабах всего
эстрадного бизнеса.
Когда Клифтон Лоуренс вернулся из Европы, он с изумлением узнал, что
Тоби женился на девушке из кордебалета. Это было слишком неожиданно, но
когда Клифтон спросил Тоби об этом, тот посмотрел ему в глаза и сказал:
- Что тут рассказывать, Клиф? Я встретил Милли, влюбился в нее, вот и
все.
Но это прозвучало как-то фальшиво. Был еще один случай, озадачивший
импресарио. Как-то раз у себя в кабинете Клифтон сказал Тоби:
- Ты становишься по-настоящему популярным. Я сделал тебе ангажемент в
"Буревестнике" на четыре месяца. Две тысячи в неделю.
- А что с тем турне?
- О нем можно забыть. Лас-Вегас платит в десять раз больше, и здесь
все увидят твое выступление.
- Отмени Вегас. Сделай мне турне.
Клифтон удивленно посмотрел на него.
- Но Лас-Вегас...
- Сделай мне турне!
В голосе Тоби прозвучала нотка, которой Клифтон Лоуренс никогда
раньше не слышал. Это было не высокомерие и не каприз, а нечто большее -
глубоко запрятанный, контролируемый гнев.
Особенно не по себе делалось оттого, что это ощущение исходило от
человека с очень добродушным, мальчишеским лицом.
С этого времени Тоби находился в постоянных разъездах. Они давали ему
единственную возможность вырваться из своей тюрьмы. Он выступал в ночных
клубах, театрах и зрительных залах, а когда эти ангажементы истекли, он
заставил Клифтона Лоуренса организовать ему выступления в колледжах.
Годилось все - лишь бы подальше от Милли.
Перед ним открывались неограниченные возможности для любовных утех с
жаждущими их привлекательными женщинами. В каждом городе было одно и то
же. Они ждали Тоби в его артистической уборной до и после выступления,
подстерегали его в фойе отеля, где он жил.
Тоби не связывался ни с одной из них. Он думал о том парне, у
которого отрубили и сожгли его член, и об Эле Карузо, который сказал ему
тогда: "Такой штуке можно позавидовать... Я ничего тебе не сделаю. Ты мой
друг. Пока ты хорошо относишься к Милли..." И Тоби отвергал притязания
всех женщин.
- Я влюблен в свою жену, - застенчиво говорил он. И все верили ему и
обожали его за это, и стали говорить (чего он и добивался): Тоби Темпл не
ищет приключений, он настоящий семьянин.
Но красивые молодые девушки продолжали гоняться за ним, и чем больше
Тоби отказывался, тем желаннее для них становился. Тоби же так изголодался
по женщине, что испытывал постоянную боль в паху, от которой временами ему
трудно было работать. Он снова начал заниматься мастурбацией. Каждый раз,
когда это случалось, он думал обо всех красивых девушках, которые только
ждали случая оказаться с ним в постели, и проклинал судьбу.
Из-за этих лишений Тоби думал о сексе все время. Когда бы он ни
вернулся домой с гастролей, Милли ждала его, была готова принять и любить
его. Но стоило Тоби лишь взглянуть на нее, как в ту же минуту все его
желание пропадало. Она была врагом, и Тоби презирал ее за то, что она с
ним сделала. Он заставлял себя спать с ней лишь для удовлетворения
требований Эла Карузо. Каждый раз, когда Тоби брал Милли, он совершал это
с такой необузданной грубостью, что та вскрикивала от боли. Он
притворялся, будто принимает эти звуки за стоны наслаждения, и вламывался
в нее все с большей и большей силой, пока не достигал оргазма, как взрыва
ярости, и его ядовитое семя не изливалось в ее лоно. Тоби не восходил на
вершину любви.
Он спускался в бездну ненависти.
В июле 1950 года северокорейцы пересекли 38-ю параллель и напали на
южнокорейцев, а президент Трумэн направил туда войска Соединенных Штатов.
В начале декабря в "Дейли Вэрайети" появилось сообщение о том, что
Боб Хоуп собирается в рождественское турне, чтобы развеселить войска в
Сеуле. Через тридцать секунд после того как Тоби увидел это сообщение, он
уже разговаривал по телефону с Клифтоном Лоуренсом.
- Ты должен устроить мне эту поездку, Клиф.
- Зачем? Тебе почти тридцать лет. Поверь мне, дружок, эти поездки -
совсем не сахар. Я...
- Мне плевать, сахар или не сахар, - заорал Тоби в трубку. - Эти
солдаты там рискуют своей жизнью. Самое малое, что я могу сделать, - это
посмешить их немного.
С этой стороной характера Тоби Темпла Клифтону еще не приходилось
сталкиваться. Он был тронут и обрадован.
- Ладно. Если ты так настроен, я посмотрю, что можно будет сделать, -
пообещал Клифтон.
Через час он снова позвонил Тоби.
- Я говорил с Бобом. Он будет счастлив взять тебя с собой. Но если ты
передумаешь...
- Никогда в жизни, - отрезал Тоби и положил трубку.
Клифтон Лоуренс долго еще сидел, думая о Тоби. Он очень гордился им.
Тоби чудесный человек, и Клифтон Лоуренс ужасно рад, что работает его
импресарио, что он тот человек, который помогает формировать растущую
карьеру Тоби.
Тоби выступал в Тэгу, в Пусане и Чонджу, находя для себя утешение в
смехе солдат. Милли отошла куда-то на задний план его сознания.
Когда Рождество закончилось, вместо того, чтобы вернуться, Тоби
поехал на Гуам. Там он всем очень понравился. Затем съездил в Токио, где
развлекал раненых в военном госпитале. Но в конце концов пришла пора
возвращаться домой.
Когда Тоби вернулся из десятинедельного турне по Среднему Западу,
Милли встречала его в аэропорту. Первыми ее словами были: "Дорогой, у меня
будет ребенок!"
Он ошеломленно уставился на нее. Она же приняла его растерянность за
выражение восторга.
- Вот здорово, правда? - воскликнула она. - Теперь, когда ты будешь в
отъезде, мне с малышом не будет тоскливо. Я надеюсь, что родится мальчик,
и тогда ты сможешь брать его с собой на бейсбол, и...
Тоби не слышал остальных ее глупостей. Слова Милли доходили до него
как бы издалека. Где-то в глубине своего сознания Тоби верил и надеялся,
что когда-нибудь для него найдется какой-то выход. Они были женаты два
года, а ему казалось, что целую вечность. И теперь - вот это. Милли
никогда его не отпустит.
Н_и_к_о_г_д_а_.
Ребенок должен был родиться к Рождеству. Тоби договорился поехать на
Гуам с эстрадной группой, но не знал, отнесется ли Эл Карузо с одобрением
к его отсутствию во время родов Милли. Был лишь один способ узнать это.
Тоби позвонил в Лас-Вегас.
Знакомый жизнерадостный голос Карузо сразу же зазвучал в трубке:
- Привет, сынок. Рад тебя слышать!
- И я рад слышать тебя, Эл.
- Узнал, что ты собираешься стать отцом. Ты, должно быть, очень
волнуешься.
- Это не то слово, - правдиво сказал Тоби. Он позволил своему голосу
зазвучать озабоченно. - Я потому и звоню тебе, Эл. Ребенок должен
появиться на свет примерно на Рождество, и...
Теперь надо быть очень осторожным в словах.
- Я не знаю, что делать. Хотелось бы быть здесь, рядом с Милли, когда
родится ребенок, но меня попросили еще раз съездить в Корею и на Гуам,
чтобы выступить перед войсками.
Возникла долгая пауза.
- Да, трудное положение.
- Мне не хочется подводить наших парней, но и оставлять Милли в
трудную минуту тоже не хочется.
- Да.
Опять было молчание в трубке. И вдруг Карузо сказал:
- Знаешь, что я думаю, сынок? Мы все - добрые американцы, так?
Тоби почувствовал, как его тело вдруг расслабилось.
- Верно. Но я бы не хотел...
- С Милли будет все в порядке, - успокоил его Карузо. - Женщины
рожают детей чертовски давно. Поезжай в Корею.
Шесть недель спустя, в канун Рождества, когда Тоби под гром
аплодисментов уходил со сцены в расположении армейской части в Пусане, ему
принесли телеграмму, уведомлявшую его о том, что Милли умерла, родив
мертвого мальчика.
Тоби был свободен.
14
14 августа 1952 года Жозефине Чински исполнилось тринадцать лет. Она
была приглашена к Мэри Лу Кенион, которая родилась в тот же день. Мать
Жозефины запретила ей идти туда. "Это нечестивые люди, - говорила ей
миссис Чински. - Сидела бы лучше дома да читала Библию".
Но Жозефина не собиралась сидеть дома. Ее друзья не были нечестивыми
людьми. Ей было жаль, что она никак не могла убедить в этом мать. Как
только она ушла, Жозефина взяла пять долларов, которые она заработала,
оставаясь присматривать за детьми, и отправилась в центр города, где
купила себе красивый белый купальный костюм. Потом она поехала к Мэри Лу.
У нее было такое чувство, что день предстоит чудесный.
Мэри Лу Кенион жила в самом красивом из всех особняков "нефтяных
людей". Ее дом был полон старинных вещей, бесценных гобеленов и прекрасных
картин. Вокруг располагались гостевые коттеджи, конюшни, теннисный корт,
посадочная полоса и два плавательных бассейна: один огромный - для самих
Кенионов и их гостей, и еще один поменьше, расположенный за домом, - для
обслуживающего персонала.
У Мэри Лу был старший брат Дэвид, которого Жозефина видела мельком от
случая к случаю. Он казался ей и самым красивым парнем из всех, кого
когда-либо она встречала: огромного роста, с широкими плечами футболиста и
насмешливыми серыми глазами. Стопроцентный американский полузащитник.
Дэвид получал стипендию Родса. У Мэри Лу была еще и старшая сестра,
которую звали Бет, но она умерла, когда Жозефина была совсем маленькой.
Во время праздника девочка все время оглядывалась в надежде увидеть
Дэвида, но его нигде не было. Им случалось встречаться раньше, Дэвид
заговаривал с ней несколько раз, но она всегда лишь краснела и не могла
выдавить из себя ни слова.
Праздник удался на славу. Всего было четырнадцать мальчиков и
девочек. Они съели прекрасный ленч, состоявший из говядины на вертеле,
цыплят, картофельного салата с красным стручковым перцем и лимонада,
который подавали им на террасе дворецкие в ливреях и горничные. Потом Мэри
Лу и Жозефина развернули свои подарки, а все остальные стояли вокруг и
