неделю пропадает несколько сотен молодых девушек и парней... Я и мысли не
могла допустить, что моя дочь будет одной из них! У нее была действительно
хорошая жизнь, мы все ей отдавали...
Я вновь вернул ее к грустной действительности.
- В последнее время вы не заметили в дочери каких-либо серьезных
перемен?
- В каком смысле?
- Перемен в ее поведении. Возможно, спала намного большего обычного?
Или намного меньше? Возможно, стала раздражительной и без причин злилась?
Или, наоборот, была апатична и перестала за собой следить?
- Ничего подобного я не заметила. Сьюзан не употребляет наркотики,
если вы это имеете в виду...
- Подумайте хорошенько, миссис. В четверг ночью, скорей всего
употребив что-то, она прыгнула в портовый бассейн в Санта-Терезе.
- С ней был Джерри Килпатрик?
- Да. Вы его знаете?
- Он как-то был тут. Мы познакомились в Ньюпорт-Бич. Он производил
очень милое впечатление...
- Когда это было?
- Месяца два назад. Они с моим мужем поспорили, и больше он не
показывался.
Она говорила раздраженно.
- О чем они поспорили?
- Об этом спросите у Лестера. Как-то не пришлись по вкусу друг другу.
- Я хотел бы поговорить с вашим мужем.
- Он отдыхает. Эти дни были очень тяжелыми...
- Мне очень жаль, но вам придется ему помешать.
- Мне не хотелось бы это делать. Понимаете, Лестер уже не молод...
Она не двинулась с места. Была из породы тех платиновых блондинок,
которые живут в придуманном мире и не могут противостоять ни одной
неприятности. Из тех матерей, которые часами ждут у телефона, но не знают,
что говорить, когда он, наконец, зазвонит.
- Ваша дочь вышла в море с несовершеннолетним малышом. Ее подозревают
в похищении и убийстве. А вы не хотите беспокоить ее отца! - я встал и
распахнул дверь гостиной. - Если вы не позовете мужа, я найду его сам!
- Ну, если вы настаиваете...
Когда она миновала меня в дверях, я почти физически ощутил в ее теле
лед, отразившийся во всей этой комнате, с ее ослепительной люстрой,
напоминающей гроздь застывших слез и белым мраморным камином, напоминавшим
надгробье. Даже цветы в вазах были пластиковые, без запаха, излучающие
мертвую ауру искусственности.
Лестер Крендалл вошел в комнату так, словно он, а не я был гостем.
Это был приземистый мужчина со стальной сединой в волосах и бакенбардах,
охватывающих его несколько помятое лицо, словно пинцет экспонат. У него
была улыбка человека, желающего нравиться. Руку он пожал крепко и я
заметил, что у него большая, деформированная рука со следами тяжелого
физического труда - припухшими суставами и твердыми мозолями. Всю жизнь
гнул спину, - подумал я, - чтобы получить эти хоромы, и чтобы его дочь
одним движением отказалась от них...
На нем был богатый атласный алый халат поверх нижней рубашки и брюк.
Порозовевшее лицо и влажные волосы говорили о том, что он только что
принимал ванну. Я попросил прощения, что помешал, но он нетерпеливо
отмахнулся.
- Поверьте мне, мистер, я готов в любое время ночи вскочить! Кажется,
вам что-то известно о моей девочке?
Я вкратце рассказал ему все, что знал. Под ударами моих слов его лицо
словно набухало. Но он смог не показать страха, хотя глаза его наполнились
слезами.
- Она не сделала бы всего этого просто так, - сказал он. - Сьюзан
умная девочка. Я не верю, что она употребляет наркотики!
- Вы можете верить или нет, но факты от этого не меняются, - отрезал
я.
- Вы не знаете ее. Я провел весь вечер, бродя туда-сюда по
Сансет-Стрип. И получил понятие о том, что происходит с современной
молодежью. Но Сьюзан не такая! Она всегда была очень дисциплинированной.
Он тяжело опустился в одно из стильных кресел, словно этот итог
долгого вечера исчерпал его силы. Я сел напротив.
- Давайте не будем спорить, - сказал я. - Один хороший след стоит
больше, чем все теории в мире.
- Святая правда!
- Не могу ли я посмотреть записную книжку Сьюзан? Кажется, она у вас?
Он поднял взгляд на жену, стоящую возле него.
- Ты не принесешь, мамочка? Она на столе в библиотеке...
Когда она вышла, я сказал Крендаллу:
- Прежде чем дело доходит до критического состояния, как у вас, семья
обычно замечает нечто настораживающее. У Сьюзан в последнее время не было
неприятностей?
- Абсолютно никаких! В ее жизни вообще не было неприятностей, если
хотите знать.
- Возможно, она пила?
- Она не любит спиртного. Я иногда давал ей попробовать из своей
рюмки, только кривилась...
Он скривился сам. Это придало его лицу испуганное выражение. Я не
знал, вспомнил ли он о чем-то или же старался о чем-то думать.
- Как ваша дочь проводит свободное время?
- Мы очень дружная семья, - заявил он, - много времени проводим
вместе. У меня несколько отелей на побережье и мы втроем часто устраиваем
такие небольшие пикники, совмещая приятное с полезным. Кроме того, у
Сьюзан, разумеется, много занятий помимо учебы: теннис, прыжки с
трамплина, французский...
Он был похож на человека с завязанными глазами, пытающегося ощупью
отыскать несуществующую девушку. Для меня начинало кое-что проясняться.
Обычная проблема - искусственно создаваемый мир настолько тяготит юные
души, что они ищут малейшую возможность побега в реальную жизнь. Или в
наркотики.
- Разве Сьюзан много времени проводит на Сансет-Стрип?
- Простите, мистер, ну вы и скажете! Да она никогда там не была! По
меньшей мере, мне об этом неизвестно.
- Так почему же вы ее там искали?
- Мне подбросил эту мысль один полицейский. Он сказал, что это -
пристань пропавших девушек и, может, я найду ее там...
- С какими парнями ваша дочь встречается?
- Она не слишком интересуется парнями. Была несколько раз на частных
вечеринках, разумеется, под присмотром старших. И уже несколько лет она
посещает уроки танцев - бальных и современных. А что касается гуляний с
мальчиками, то, честно говоря, я против этого. При нынешних нравах, вы
сами понимаете, мистер... Она встречается и дружит в основном с
девушками...
- А Джерри Килпатрик? Я слышал, что он наведывался к ней...
Крендалл покраснел.
- Да, он был тут один раз, где-то в июне. Они с Сьюзан очень живо
общались, но замолкли, стоило мне войти в комнату. Мне это не понравилось.
- Кажется, дошло до ссоры?
Он внимательно посмотрел не меня.
- Откуда вы знаете?
- От вашей жены.
- Женщины всегда болтают лишнее. Да, мы поговорили. Мне хотелось
понять его взгляды на жизнь, и я дружески спросил, что он намерен делать в
жизни, а он ответил мне, что не забивает этим себе голову, как-то да
сложится... Этот ответ меня не удовлетворил, и я спросил, что же будет со
страной, если все станут придерживаться такой позиции. Он ответил, что все
уже случилось. Не знаю, что он имел в виду, но тон мне не понравился. Я
сказал, что ежели его взгляды таковы, то он может идти и больше не
показываться в моем доме. Он тявкнул, что сделает это с удовольствием,
засранец! Ну, он ушел и действительно больше не возвращался. Бог с ним,
невелика потеря.
Лицо Крендалла было темно-красным, на висках пульсировали жилы. В
моей голове также пульсировала кровь.
- Жена считает, что я был неправ и поступил плохо, - продолжил он. -
Вы же знаете женщин, мистер! Если девушка не вышла замуж или, по крайней
мере, не обручилась к восемнадцати годам, они решают, что останется старой
девой, - он склонил голову, словно поймал какой-то непонятный мне сигнал.
- Интересно, что мамочка столько времени делает в библиотеке...
Когда он встал и открыл двери в холл, я пошел за ним. Его движения
были тяжелыми и медленными, словно его плечи уже придавила тревога, еще не
допускаемая до рассудка.
Из-за дверей библиотеки слышался женский плач. Миссис Крендалл
стояла, прижимаясь лицом к пустым полкам, и рыдала в голос. Крендалл
шагнул к ней и принялся успокоительно гладить ее по сотрясавшемуся плечу.
- Не плачь, мамочка! Мы найдем и вернем ее...
- Нет, - она потрясла головой. - Сьюзан никогда сюда не вернется, мы
права не имели ее сюда привозить!
- Что с тобой?!
- Здесь для нас не место. Все кроме тебя понимают это!
- Но это не так! У меня на счету больше, чем у кого бы то ни было на
этой улице. Большинство соседей я могу купить и продать!
- Что нам в том счете! Мы здесь, словно рыбы без воды. У меня ни
одной близкой души на всей улице. И у Сьюзан тоже...
Он взял ее тяжелыми ладонями за плечи и повернул лицом к комнате.
- Что ты выдумываешь, мамочка! Все кланяются и улыбаются нам, когда
мы проезжаем. Все знают, кто мы и чего мы стоим!
- Может, и знают. Но ни мне, ни Сьюзан от этого не легче.
- В чем же вам не легче?
- В жизни, - сказала она. - Я притворялась, что все в порядке. И вот
оказалось, что это не так...
- Все опять образуется, я обещаю тебе! Все будет о'кей!
- Никогда не было о'кей!
- Неправда! Ты отлично знаешь, что было...
Она принялась резко качать головой, Крендалл ладонями придержал эти
движения, словно это был просто нервный тик. Он откинул ей волосы со лба,
чистого и ровного, несмотря на залитое слезами лицо. Она оперлась на него,
позволяя поддерживать себя, ее голова неподвижно застыла на его плече, не
замечая моего присутствия, лицо было лицом женщины, утонувшей в
собственной жизни.
Обнявшись, они вышли в холл, оставив меня в библиотеке одного. В углу
на столике лежала открытая маленькая записная книжка. Я сел и принялся
просматривать ее. На красной сафьяновой обложке золотом было вытеснено:
"Адреса". На первой страничке неустоявшимся почерком хозяйки было
написано: "Сьюзан Крендалл". В книжке были адреса и телефоны трех девушек
и одного молодого человека - Джерри Килпатрика. Я понял, о чем плакала
мать Сьюзан. Эта семья была одиноким трио, живущим, словно актеры, в
голливудских декорациях. Теперь их осталось только двое для поддержания
игры.
В библиотеку вошла миссис Крендалл, снова изумив меня. Она успела
умыться, причесаться и накраситься мгновенно и претенциозно.
- Прошу прощения, - сказала она, - я не хотела расклеиться...
- Этого никто не хочет. Но иногда это к лучшему.
- Не для меня и не для Лестера. Возможно, это и незаметно, но он
очень тонкий и ранимый человек. И очень любит Сьюзан.
Она подошла к столику, печаль витала вокруг нее, словно запах духов.
Она принадлежала к тем редким существам, которые не утрачивают
женственности в любых обстоятельствах.
- У вас разбита голова... - произнесла она.
- Голову мне разбил Джерри Килпатрик.
- Признаюсь, я ошиблась в нем.
- Я тоже, миссис. Что будем делать с Сьюзан?
- Не знаю... - она стояла надо мной, со вздохом листая пустые
страницы записной книжки. - Я говорила со всеми ее соученицами. С теми,
которые записаны здесь, и с другими. Она не дружила по-настоящему ни с
одной из них. Ходили вместе в школу, играли в теннис - и это все...
- Это не жизнь для восемнадцатилетней девушки...
- Я понимаю. Я пыталась устраивать для нее разные встречи, но из
этого ничего не вышло. Она боялась.
- Чего?
- Не знаю. Но это был самый настоящий страх. Я все время боялась, что
она убежит из дому. И вот это случилось...
Я спросил, не покажет ли она мне комнату Сьюзан.
- Хорошо, но не говорите об этом Лестеру, он рассердится.
Она проводила меня в большую комнату, раздвижные стеклянные двери
которой выходили во внутренний дворик. Несмотря на размеры, комната
производила впечатление тесной. Мебель цвета слоновой кости с золотыми
украшениями соседствовала со стереосистемой, дамским столиком, телевизором
и кремовым телефоном. Это наводило на мысль о королевском узнике, который
вынужден провести всю жизнь в одном помещении. На стенах висели
абстрактные плакаты и фотографии мужских рок-групп, как бы подчеркивая
царящую в комнате тишину. Не было ни одной фотографии, ни одного следа
людей из плоти и крови, с которыми девушка была знакома.
- Как видите, мистер, - сказала ее мать, - мы все старались дать ей.
Но ей не это было нужно...
Она раскрыла дверцу шкафа, на меня пахнуло запахом душистых саше.
Тесно висящие рядом платьица и плащики напоминали колонну марширующих
девушек. Свитерков и гольфов, заполняющих комод, хватило бы для того,
чтобы одеть девичий интернат. Из ящика туалетного столика высыпалась
косметика.
На кремовом письменном столике лежала открытая телефонная книга. Я
сел в мягкое кресло и зажег лампочку над столом. Книга была открыта на
желтых страницах там, где помещались рекламы гостиниц, и в правом нижнем
углу страницы находилась реклама отеля "Под Звездами". Это не могло быть
случайностью. Я поделился своим открытием с миссис Крендалл, но ей это ни
о чем не говорило. Описание Эла также.
Я попросил у нее какую-нибудь недавнюю фотографию Сьюзан. Она
проводила меня в комнатку, которую называла "комнатой для рукоделия", и
достала цветную фотографию. Со снимка смотрела юная блондинка, выглядевшая
так, словно она никогда не утратит молодости и невинности, никогда не
состарится и не умрет.
- Когда-то так выглядела и я... - сказала ее мать.
- Вы и сейчас поразительно похожи.
- Нужно было видеть меня, когда я была школьницей.
Это не была пустая похвальба, сказанное словно разбавило ее холодную
благовоспитанность каплей оживления.
- Мне жаль, что я не знал вас тогда, - поклонился я. - Где вы
посещали школу?
- В Санта-Терезе.
- Не поэтому ли Сьюзан поехала туда?
- Вряд ли.
- У вашей семьи нет там каких-либо родственников?
- Уже нет, - она сменила тему. - Если вы узнаете что-нибудь о Сьюзан,
мистер, вы дадите нам знать?
Я обещал, а она, словно заключая сделку, вручила мне фотографию. Я
спрятал ее в книжку в зеленой обложке и вышел. Тени пальм, словно брызги
темного вина, лежали на асфальте и на капоте моего автомобиля.
15
Мотель "Под Звездами" стоял на узкой, густо застроенной полоске суши
между автострадой и океаном, задняя часть его покоилась на сваях. Рядом
находилась работающая всю ночь станция техобслуживания и ее огни освещали
желтую облицовку мотеля, имитирующую камень и выцветшую табличку
"Свободные номера" на дверях администраторской. Я вошел внутрь и надавил
на кнопку звонка на конторке. Появился, тяжело шаркая ногами, мужчина с
помятым и заспанным лицом. Исподлобья он оглядел меня.
- Одно- или двухместный?
Я ответил, что ищу одного человека и начал описывать Эла. Он прервал
меня недовольным взмахом грязной головы. Закипавший в нем гнев поднялся к
горлу и он чуть не поперхнулся.
- Вы не имеете права будить меня среди ночи! Это коммерческое
заведение!
Я положил на конторку два долларовых банкнота. Он проглотил злость и
сгреб деньги.
- Спасибо. Ваш коллега живет с женой в седьмом.
Я показал ему фотографию Сьюзан.
- Она здесь была?
- Возможно.
- Или вы видели ее, или нет.
- А за что ее ищут?
- Ни за что. Она сбежала из дому.
- Вы ее отец?
- Друг семьи, - ответил я. - Ну так что, она здесь была?
- Кажется была дня два назад. С тех пор я ее не видел. В конце
концов, - он криво усмехнулся, - за два доллара вы узнали достаточно.
Я оставил его и двинулся вдоль огражденной балюстрадой галереи. Волны
прилива меланхолично ударяли о сваи. Неоновые буквы станции
техобслуживания дрожали на море, словно обгоревшее пятно. Когда я
постучал, на двери загрохотала бляшка с цифрой семь. Узкая полоска света,
обрисовывающая дверь, несколько расширилась. Увидев меня, женщина за
дверью хотела ее захлопнуть, но я всунул локоть и плечо в щель и вошел.
- Вали отсюда! - сказала она.
- Я хочу задать только пару вопросов.
- А у меня как раз потеря памяти! - казалось, она всерьез относилась
к своим словам. - Иногда я не знаю, как меня зовут.
Голос ее был мертв, лицо лишено выражения. Лишь в глазах и в уголках
губ мелькали следы позабытой мимики. Она была молода и стара одновременно.
Куталась в пикейный розовый халат, так что я не понимал, кто она - хорошо
законсервированная женщина или преждевременно угасающая девушка. Глаза ее
были цвета мрака в углах комнаты.
- А как тебя зовут?
- Называй меня Элегантка!
- Офигенное имя!
- Спасибо. Как-то пришло мне в голову, когда я чувствовала себя на
сто два. Давно уже себя не чувствую.
Она оглядела комнату, словно во всем было виновато окружение.
Скомканные простыни валялись на полу, на комоде между надкусанных
гамбургеров стояли пустые бутылки, на креслах был развешан ее гардероб.
- Где Эл? - спросил я.
- Он должен был вернуться уже давно. Но вот нету...
- Как его фамилия?
- Он велел называть себя Эл Нестерс.
- А откуда он?
- Этого я не должна говорить.
- Почему?
Она сделала какой-то неопределенный нервный жест.
- Что это ты себе воображаешь? Не слишком ли много ты хочешь знать?
Отвечать на это я и не пробовал.
- Он давно уехал отсюда?
- Больше двух часов. Точнее не знаю. Никогда не замечаю времени.
- Он надел парик, усы и бороду перед уходом?
Она смерила меня понимающим взглядом.
- Ничего такого он не носит.
- Или ты об этом не знаешь...
На ее лице мелькнула тень заинтересованности, возможно, даже
раздражения.
- Что такое? Эл меня пробросил?
- Возможно. Когда я его вечером видел, у него был длинный черный
парик в комплекте с усами и бородой.
- Где ты его видел?
- В Нортридже.
- Это ты ему обещал деньги?
- Нет, но я действую от имени того человека.
В этом была доля правды - ведь я работал на жену Стенли Броудхаста. Я
чувствовал себя посредником между двумя привидениями. В ее глазах вновь
мелькнула заинтересованность.
- Ты привез эту тысячу?
- Ну, не столько...
- Можешь мне оставить то, что привез.
- Мне так не кажется.
- Хотя бы чтоб хватило на жратву...
- Это сколько же?
- Двадцать долларов удовлетворит меня на сегодня и на весь завтрашний
день.
- Я подумаю. Но я не уверен, что Эл развязался с обязательствами...
- Ты отлично знаешь, что развязался, если ты в этом сидишь. Он уже
два дня ждет прибыли. Сколько еще ждать?
Я должен был бы ответить: до Судного Дня. Но говорить этого я не
хотел, а потому ответил:
- Мне не кажется, что эта услуга стоит кусок...
- Не заливай! Так было написано, - ее мутные глаза сузились. - А ты и
в самом деле действуешь от имени этого надутого пузыря? Как его там,
Броудмен?
- Броудхаст. Стенли Броудхаст.
Она расслабилась на краю кровати. Не дожидаясь, пока в ней снова
пробудятся подозрения, я показал ей фотографию, полученную от матери
Сьюзан. Она разглядывала ее с выражением зависти и признания.
- Когда-то я была такой же хорошенькой... - сказала она, возвращая
фотографию.
- Разумеется, Элегантка!
Это прозвище было ей приятно. Улыбнулась.
- И не так давно, как тебе кажется.
- Я верю. Ты не знаешь эту девушку?
- Видела ее раза два.
- Давно?
- Кажется, недавно. Время у меня страшно путается. Столько всего...
Она была здесь на этой неделе.
- И что делала?
- Ну, об этом спроси Эла. Он велел мне выйти из комнаты и подождать в
машине. Хорошо, что я не ревнива. Это необходимо признать!
- Думаешь, Эл переспал с ней?
- Возможно. От него всего можно ожидать. Но главное, он хотел ей
развязать язык. Велел мне подсыпать ЛСД в кока-колу, чтобы она
расклеилась.
- О чем она говорила?
- Откуда мне знать? Эл забрал ее куда-то и больше я ее не видела.
Речь шла, видимо, о деле этого Броудмена... Броудхаста... Эл ни о чем
другом не думает всю неделю.
- В какой день это было? В четверг?
- Не помню... Сейчас попробую вспомнить... - ее губы двигались в такт
счету, словно между тем днем и нынешним проходила смена часовых поясов. -
В воскресенье мы выехали из Сакраменто, это я хорошо помню. Эл поехал в
Сан-Франциско ответить на объявление. Ночевали мы там, а в понедельник
приехали сюда... А, может, во вторник?.. Еще раз - какой сегодня день?
- Вечер субботы. Собственно, уже утро воскресенья.
Она принялась считать на пальцах. Сменяющие друг друга ночи и дни
тенью ложились на ее лицо.
- Кажется, Эл поймал этого Броудхаста в среду. Вернулся и сказал, что
мы можем махнуть за границу самое позднее в субботу... - она глянула на
меня неожиданно враждебно. - Где эти деньги? Что с ними происходит?
- Их не заплатили.
- И когда мы их получим?
- Не знаю. Я даже не знаю, что Эл должен был сделать за эти деньги.
- Самое простое, - сказала она. - Речь шла об этом типе с бабой. Эл
должен был указать, где они есть. Это ты должен знать, если работаешь на
Броудхаста.
- Броудхаст мне не исповедуется.
- А объявление в "Кроникл" ты видел?
- Нет. У тебя оно есть?
Я поторопился, ее лицо стало недоверчивым.
- Может, есть, а может, нет... Что я за него получу?
- Что-нибудь получишь, обещаю. Но если объявление было напечатано в
"Сан-Франциско Кроникл", то его видели, по меньшей мере, миллион человек.
Можешь показать и мне.
Она взвесила то, что я ей сказал, после чего вытащила из-под кровати
набитую сумку, открыла ее и дала мне газету, потертую в местах сгиба.
Объявление занимало две колонки высотой сантиметров пятнадцать. Ниже уже
виденных мною у Стенли Броудхаста фотографий следовал несколько измененный
текст:
"Кто может опознать этих мужчину и женщину? Они приехали в
Сан-Франциско на машине около 5 июля 1955 года и назывались мистер и
миссис Ральф Смит. Отсюда они, скорей всего, отплыли через Ванкувер на
Гонолулу на корабле "Свенси Кастл", вышедшем из Сан-Франциско 6 июля 1955
года. Однако, могут проживать до настоящего времени в районе залива
Сан-Франциско. Тысяча долларов - за информацию, которая поможет установить
место настоящего проживания этой пары".
Я повернулся к женщине, просившей называть себя Элеганткой.
- Ну, и где же они?
- Ты меня спрашиваешь? - она пожала плечами так энергично, что халат
распахнулся, она запахнула его потесней на груди. - Хотя я, кажется,
видела эту женщину...
- Когда?
- Это надо вспомнить...
- Как ее имя?
- Эл не сказал мне. Он вообще ничего мне не говорит. Но мы заезжали к
ней домой, когда ехали сюда. Я видела ее лицо в дверях. Конечно, она
постарела, но я совершенно уверена, что это была она, - она задумалась. -
А может и нет... Кажется, это она дала Элу газету...
- С объявлением?
- Да. Как-то не складывается, да? Может, бреханул? А может, у меня
крыша едет...
- Ты можешь сказать, где находится этот дом?
- Это будет стоить, - ответила она.
- Сколько?
- Как в объявлении - тысячу. Эл меня прибил бы, если бы я взяла
меньше.
- Эл не вернется.
Она нашла глазами мои глаза и не отвела взгляд.
- Он умер, да?
- Да...
Она сжалась на краю кровати, словно известие о смерти Эла дохнуло на
нее холодом.
- Я знала, что мы не доберемся в эту Мексику... - она бросила на меня
ледяной злобный взгляд, словно лишенный яда уж. - Это ты его прикончил?
- Нет.
- Легавые?
- С чего это тебе пришло в голову?
- Эл был в бегах... - она оглядела комнату. - Мне надо убираться
отсюда...
Но она не двинулась.
- Откуда сбежал Эл?
- Смотался из тюрьмы. Когда-то он сказал мне это по пьянке. Надо мне
было его бросать пока не поздно... - она вскочила и огляделась тревожно. -
А что с моим "Фольксвагеном"?
- Думаю, легавые наложили на него лапу.
- Но мне надо выбираться отсюда... Возьми меня с собой!
- Нет. Ты можешь сесть в автобус.
Она некоторое время обзывала меня, но это не произвело большого
впечатления. Когда я двинулся к двери, она побежала за мной.
- Сколько ты можешь дать?
- Ну, не тысячу.
- А сотню? Мне хватило бы, чтобы добраться до Сакраменто...
- Ты из Сакраменто?
- Там живут мои родители, но они не желают меня знать.
- А Эл?
- У него нет родителей, он вырос в приюте.
- Где?
- В каком-то городке на север отсюда. Мы заезжали туда по дороге и он
показывал мне приют.
- В приют вы заходили?
- Ничего ты не понимаешь, - заявила она покровительственно, - он
показал мне приют, когда мы проезжали мимо. А останавливались мы в городе,
чтобы добыть денег на бензин и на жизнь.
- В каком городе?
- В одном из этих Санта... Кажется, в Санта-Терезе.
- Как вы добыли деньги?
- Эл выдурил их у одной старухи, она дала ему двадцать долларов. У
Эла свои методы для старых дамочек.
- Ты могла бы ее описать?
- Черт ее знает... Такая трухлявая бабенка в стареньком домике на
маленькой улочке... Улочка была даже красивая - вся в цветущих фиолетовых
деревьях...
- Жакарандах?
Она кивнула.
- Да, в цветущих жакарандах...
- А эту женщину звали не миссис Сноу?
- Кажется, да...
- А та женщина из объявления? Где живет она?
На ее лице появилось выражение идиотской хитрости.
- Это стоит денег, в том-то все и дело.
- Я дам тебе пятьдесят долларов.
- Покажи!
Я достал бумажник и дал ей банкнот, полученный в качестве премии от
Фран Армистид. Я был, пожалуй, рад избавиться от него, хотя и на этот раз
почувствовал нечто унизительное для обеих сторон. Словно заплатил первый
взнос за этот номер и его обитательницу. Она поцеловала бумажку.
- Ты упал с неба! Я выберусь из этой дыры!
Но комнату она оглядела так, словно это был кошмар, повторяющийся в
ее снах бесконечно.
- Ты хотела рассказать мне, где живет женщина из объявления.
- Хотела? - она казалась встревоженной. Помолчав, нехотя сказала: -
Она живет в таком большом старом доме в лесу.
- Выдумываешь?
- Не выдумываю.
- О каком лесе ты говоришь?
- Где-то на Полуострове. Я не обращала большого внимания на дорогу.
Была в отключке после эйнштейновского сеанса.
- Эйнштейновского сеанса?
- Угу... Это когда человек долетает до конца галактики, до самой
последней звезды, где кончается космос...
- И где же на Полуострове?
Она потрясла головой, как трясут остановившиеся часы.
- Не помню... Столько этих мест, одно за другим... Я не помню, где
именно...
- Как выглядит дом?
- Он был очень старый, двухэтажный... нет, трехэтажный... У него две
круглые башенки, по одной с каждой стороны...
Она подняла руки и помахала ими.
- Какого он был цвета?
- Кажется, такой серый... Он казался серо-зеленым между деревьями.
- Какими деревьями?
- Дубами, - сказала она. - И соснами... Но в основном дубами.
Я с минуту подождал.
- Что ты еще помнишь?
- Наверное, это все. На самом деле меня там не было, понимаешь? На
самом деле я была где-то возле Арктура и смотрела сверху... Ага! Между
деревьев бегал громадный пес. Дог. Он лаял достаточно грозно...
Демонстрируя, она залаяла басом.
- Пес был из этого дома?
- Не знаю... Наверное, нет. Да, помню, я подумала, что он похож на
потерявшегося. Это тебе что-то дает?
- Не знаю. В какой день это было?
- Кажется, в воскресенье... Я говорила, что мы выехали из Сакраменто
в воскресенье, правда?
- Маловато за пятьдесят долларов...
Она смутилась и испугалась, что я отниму у нее деньги.
- Если хочешь, я могу переспать с тобой...
Не дожидаясь моего ответа, она встала и сбросила розовый халат на
пол. Тело у нее было юным с высокой грудью и узкой талией, она казалась
даже хрупкой. Однако, плечи и грудь покрывали синяки, словно ордена за
верную службу. Это была преждевременно угасшая девушка. Она подняла на
меня глаза. Уж не знаю, что она прочла на моем лице, однако произнесла:
- Эл меня немного поколотил. Он был жутко голодным после тюремного
поста. Кажется, ты меня не хочешь, да?
- Спасибо тебе. У меня был тяжелый день...
- И ты меня с собой не возьмешь?
- Нет.
Я дал ей свою карточку и попросил, чтобы позвонила за мой счет, если
что-нибудь вспомнит.
- Вряд ли, - сказала она, - у меня память, как сито...
- Ну, если тебе нужна будет помощь...
- Помощь мне нужна всегда. Но ты обо мне больше и слышать не
захочешь...
- Ну, как-нибудь переживу.
Она положила руки мне на плечи, приподнялась на цыпочках и мазнула по
моим губам своими, грустными и безвольными.
Выйдя, я сложил объявление Стенли Броудхаста и вместе с книжкой в
зеленой обложке сунул в багажник своей машины. После этого вернулся к
себе, в Западный Лос-Анджелес.
Перед тем, как лечь в постель, я позвонил по телефону, где принимали
сообщения для меня. Ночная дежурная сообщила, что звонил Эрни Шипстад.
Мужчина, труп которого я нашел в доме Стенли Броудхаста, сбежал недавно из
федеральной тюрьмы в Фолсоме. Это был рецидивист по имени Элберт Свитнер,
впервые был арестован в Санта-Терезе в Калифорнии.
16
Была глубокая ночь, склоняющаяся к рассвету. Я нанес своей бедной
голове крепкий удар посредством стакана виски и отправился спать. В
тяжелом сне, овладевшим моим отупелым сознанием, я был должен как можно
скорее куда-то попасть, но когда вышел, обнаружил, что у моей машины нет
колес, нет даже руля. Я сидел в ней, как улитка в скорлупе, и обозревал
ночь, текущую вокруг.
Проснулся я, когда свет, проникающий через жалюзи, начал сереть, а
потом белеть. Лежа, я прислушивался к пробуждающемуся уличному движению.
Чирикнуло несколько птиц. Когда окончательно рассвело, вокруг принялись
кружить и падать на подоконник сойки, о которых я совсем позабыл. От их
крикливого напоминания о себе меня проняло дрожью. Я сбросил одеяло, встал
и оделся.
В кухонном шкафчике оставался один пакетик арахиса, я бросил горсть
за окно и наблюдал, как сойки шмыгают вниз. Мне казалось, что я
просматриваю с конца голубую киноленту, возвращающую время вспять. Не
хватало только главного действующего лица.
