Ему явно следовало бы при этом поднять палец, ибо обычно,
когда я возвращаюсь откуда-нибудь после выполнения его
поручения, он не тратит энергию на вопрос "Ну-с?", а лишь
откладывает книгу или отставляет в сторону стакан с пивом,
давая этим понять, что готов выслушать меня.
— Ваше предположение о том. что "Газетт", — начал я,
подняв палец, — занимается расследованием убийства Элтхауза,
исходя из вероятной виновности ФБР, оказалось никудышным. — Я
опустил палец. — Никакой определенной версии у них нет. Лон
Коэн дал мне возможность посмотреть газетные вырезки, затем мы
побеседовали, и я записал различные имена и факты, которые
могут быть нам полезны. — Я поднял палец. — Я перепечатаю их,
как всегда, по пять долларов за страницу. — Я опустил палец.
— Потом я позвонил миссис Айвене Элтхауз и сказал, что ее сына
убили фэбээровцы. Она согласилась встретиться со мной, и я
отправился к ней. Проживает она на десятом этаже на Парк-авеню,
в районе восьмидесятых улиц, со всеми необходимыми в подобных
случаях причиндалами. С картинами оказалось все в порядке.
Описывать внешность миссис Элтхауз я не буду, вы увидите ее
сами. Она цитирует Священное писание и Аристотеля. — Я поднял
палец. — Я мог бы процитировать кое-что из Платона, но не могу
придумать, в какой связи это сделать. — Я опустил палец. — По
телефону я попросил ее пригласить Мэрией Хинклей, и она
сказала, что мисс Хинклей скоро будет у нее. Миссис Элтхауз
заметила, будто из моих слов по телефону поняла, что ее сын
убит сотрудниками ФБР, и спросила, так ли это. Дальше мне
придется изложить все дословно.
Я доложил ему все подробности, будучи уверен, что не
рассказываю ничего такого, что не следовало бы знать ФБР. Вульф
слушал с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла, и все
равно не увидел бы мой поднятый пален, в связи с чем я никаких
вставок не делал. Как только я закончил, оп засопел, открыл
глаза и сказал:
— Плохо, когда известно, что искомая иголка находится в
стоге сена. Но когда не знаешь даже этого...
Послышался звонок в дверь. Из вестибюля я увидел, что на
крыльце стоит сотрудник ФБР. Я, конечно, не знал его в лицо, но
это было очевидно: подходящий возраст, широкие плечи,
соответствующее выражение на физиономии с квадратным
подбородком, аккуратное темно-серое пальто. Не снимая цепочки,
я приоткрыл дверь дюйма на два и спросил:
— Вам кого?
— Моя фамилия Квайл, — рыкнул он в щель. — Мне нужно
видеть Ниро Вульфа.
— Повторите, пожалуйста, фамилию.
— Квайл, Тимоти Квайл!
— Мистер Вульф занят. Сейчас я доложу.
Я подошел к двери кабинета.
— Это одна из фамилий в моей записной книжке. Тимоти
Квайл — старший редактор журнала "Тик-Ток". Тип героя. Ударил
газетного репортера, который досаждал Мэриен Хинклей. Должно
быть, сразу же после моего ухода она позвонила ему.
— Я не желаю его видеть.
— До обеда у нас еще полчаса. Вы что, посередине главы?
Вульф сердито взглянул на меня.
— Пригласи его.
Я возвратился к двери, снял цепочку и распахнул, дверь.
Квайл вошел. Когда я закрыл дверь, он сообщил мне, что я Арчи
Гудвин. Мне пришлось согласиться, .после чего я помог ему снять
пальто и шляпу и провел в кабинет. Сделав по ковру три шага, он
остановился, уставился на Вульфа и резко спросил:
— Вам сообщили мою фамилию?
— Да. Мистер Квайл.
Квайл подошел к письменному столу.
— Я друг мисс Мэриен Хинклей и хочу знать, какую игру вы
затеяли. Я требую объяснения.
— Ба!
— Вам от меня так не отделаться! Что вы затеяли?
— Я люблю, когда глаза моего собеседника находятся на
одном уровне с моими, — сказал Вульф. — Если вы намерены
говорить со мной в повышенном тоне, мистер Гудвин сейчас же
выведет вас воя. Если вы сядете вот в это кресло, измените свой
тон и сообщите мне уважительную причину, по которой мне следует
отчитываться перед вами, я готов вас выслушать.
Квайл открыл было рот, но тут же его закрыл. Он повернул
голову, видимо, для того, чтобы еще раз взглянуть на меня и
определить, справлюсь ли я с ним. Я не стал бы возражать, если
бы он решил, что у меня не хватит сил для этого, так как после
прошедших суток я с удовольствием воспользовался бы предлогом,
чтобы вывихнуть руку еще кому-нибудь. Однако он отвернулся от
меня, сел в кресло, обитое красной кожей, и, хмурясь, заявил
Вульфу:
— Я кое-что знаю о вас. — Он сказал это более спокойно,
но еще не в тоне светского разговора. — Знаю ваши методы. Если
вы хотите сорвать куш с миссис Элтхауз — это ее дело, но вам
не удастся ничего получить от мисс Хинклсй. Я не намерен...
— Арчи, — обернулся ко мне Вульф, — выведи его. Фриц
откроет дверь. — Он нажал кнопку звонка.
Я подошел к креслу и остановился, посматривая на нашего
героя. Появившемуся Фрицу Вульф приказал растворить дверь.
Положение Квайла было не из завидных. Я стоял перед ним и
мог взять его на любой прием. Но и своему положению я
завидовать не мог. Вытащить из мягкого кресла человека весом
фунтов сто восемьдесят, если он как следует упрется, — целая
проблема. Однако он сидел, не подобрав ноги под кресло. Я
сделал вид, что хочу сжватить его за плечи, а затем нырнул,
вцепился ему в лодыжки, рванул и, повалив на спину, вытащил в
вестибюль прежде, чем он начал сопротивляться. У входной двери
я остановился, а Фриц прижал его руки к полу.
— Наше крыльцо обледенело, — сообщил я. — Я позволю вам
встать и отдам пальто и шляпу, если вы уйдете
подобру-поздорову. Я знаю больше всяких трюков, чем вы.
Договорились?
— Да. Бандитская рожа!
— Моя фамилия Гудвин, но сейчас я не намерен открывать
дискуссию. Отпусти его, Фриц.
Квайл встал. Фриц уже снял с вешалки пальто гостя, как
вдруг Квайл сказал:
— Хочу вернуться в кабинет.
— Это невозможно. У вас плохие манеры.
— Я хочу только спросить его.
— Вежливо и тактично?
— Да.
Я закрыл уже распахнутую дверь.
— В вашем распоряжении две минуты. Не садитесь, пока вам
не предложат, не повышайте голоса и не употребляйте таких
выражений, как "бандитская рожа".
Мы гуськом направились через вестибюль и вошли в кабинет.
Фриц шел впереди, а я замыкал шествие. Вульф, прекрасно
слышавший псе, что говорилось в вестибюле, холодно взглянул на
Квайла.
— Вы хотели, чтобы я сообщил вам уважительную причину, —
обратился он к Вульфу. — Я друг мисс Мэриен Хинклей. Она
позвонила мне и рассказала о Гудвине — о том, что он сообщил
ей и миссис Элтхауз. Я посоветовал ей не приходить к вам
сегодня вечером, но она сказала, что придет. В девять часов?
— Да.
— В таком случае я... — Он умолк, пытаясь сдержаться, и
затем, хоть и с трудом, нашел нужную форму обращения: — Я хочу
присутствовать. Вы разрешите... Можно мне прийти?
— Если вы будете прилично себя вести.
— Да.
— Две минуты истекли, — сказал я.
7
В девять часов десять минут вечера я явился на кухню.
Вульф спорил с Фрицем о том, сколько ягод можжевельника следует
класть в маринад для отбивных котлет из. филе телятины. Зная,
что диспут может продолжаться до бесконечности, я извинился и
сообщил:
— Пришли все, кого мы приглашали, и еще кое-кто. Явился
отец — Давид Элтхауз: он лыс, сидит позади всех, справа от
вашего стола. С ним адвокат Бернард Фромм — тоже позади,
слева.
— Я не хочу, чтобы он присутствовал, — хмурясь, заявил
Вульф.
— Сказать ему об этом?
— Будь он проклят! — Вульф повернулся к Фрицу. — Мне
кажется, что три, но поступай как знаешь. Если положишь пять,
мне не нужно будет даже пробовать, я и по запаху узнаю. С
четырьмя это еще может быть съедобно. — Вульф кивнул и
последовал за мной в кабинет.
Он обошел вокруг красного кресла, в котором сидела миссис
Элтхауз, и стоял, пока я называл фамилии присутствующих.
Впереди на стульях сидели Винсент Ярмек, Мэриен Хинклей и
Тимоти Квайл, дальше — Давид Элтхауз и Бернард Фромм. Таким
образом, ближе всех ко мне оказался Квайл, что было весьма
кстати.
Вульф сел, обвел глазами собравшихся и сказал:
— Должен предупредить вас о возможности того, что
работники Федерального бюро расследований с помощью электронных
приборов подслушивают все, что говорится в этой комнате. Мы с
мистером Гудвином полагаем, что это хоть и маловероятно, однако
вполне возможно. Надеюсь, что вы...
— Зачем им это нужно? — перебил адвокат Фромм таким
тоном, словно вел перекрестный допрос на судебном заседании.
— Вам это сейчас станет ясно, мистер Фромм. Мне думается,
что вы должны знать о наличии такой возможности, как бы
маловероятна она ни была. Ну а теперь я попрошу вас проявить
снисходительность и послушать меня в течение некоторого
времени. Я понимаю, что вы — отец, мать, невеста и знакомые
человека, убитого семь недель назад, — поможете мне в моем
деле, только если я докажу вам, что наши интересы совпадают.
Как вы знаете, преступник до сих пор не найден. Я намерен найти
его. Намерен доказать, что Моррис Элтхауз убит сотрудниками
Федерального бюро расследований.
— Каким образом? — перебил Ярмек.
— Это намерение подкрепляется двумя соображениями, —
кивнув, продолжал Вульф. — Недавно при выполнении одного
поручения у меня возникла необходимость навести справки,
касающиеся определенной деятельности ФБР, которое немедленно
реагировало на это, попытавшись аннулировать мою лицензию на
производство расследований в качестве частного детектива.
Возможно, что ФБР удастся проделать это, но во всех случаях я
буду продолжать расследование как частное лицо и, конечно,
докажу абсолютную вздорность утверждений ФБР, будто оно стоит
на страже закона и справедливости. Таково мое первое
соображение. Второе состоит в том, что я давно уже имею все
основания быть недовольным нью-йоркской полицией. Чиновники
полиции неоднократно пытались помешать моей вполне законной
деятельности. Не раз грозили привлечь меня к ответственности
якобы за сокрытие важных данных, за препятствия, которые я
будто бы создаю на пути осуществления законности. Я с
удовлетворением воспользуюсь возможностью доказать, что не я, а
они попирают справедливость, ибо им или известно о причастности
ФБР к убийству Морриса Элтхауза, или они подозревают это. Это
так же...
— Слишком многословно, — прервал его Фромм. — Вы можете
подкрепить чем-нибудь свои утверждения?
— Умозрительно — да. Полиция и окружной прокурор знают,
что Моррис Элтхауз собирал материалы для статьи о ФБР, но в
квартире убитого этих материалов не оказалось. Мистер Ярмек, я
полагаю, вы имели отношение к этой статье?
Винсент Ярмек породил на типичного старшего редактора,
каким я их себе представлял: круглые сутулые плечи, крепко
сжатый маленький рот и настолько выцветшие глаза, что
приходилось только догадываться о наличии их у него за очками.
— Да, имел, — ответил или, вернее, пропищал он.
— Удалось мистеру Элтхаузу собрать такие материалы?
— Разумеется.
— Он передал их вам или хранил у себя?
— Я считал, что они находятся у него, однако полиция меня
информировала, что в его квартире ничего не обнаружено.
— Какой вы сделали вывод из этого?
— Единственно возможный: очевидно, кто-то их взял.
Маловероятно, чтобы Моррис хранил материалы в другом месте.
— Сегодня днем миссис Элтхауз сообщила мистеру Гудвину о
том, что вы подозреваете, будто эти материалы изъяты
Федеральным бюро расследований. Это так?
Ярмек повернул голову, чтобы бросить взгляд на миссис
Элтхауз, а затем снова посмотрел на Вульфа.
— Возможно, такое впечатление у миссис Элтхауз и
создалось в результате нашего доверительного разговора. Но как
я вас понял, наш сегодняшний разговор здесь не вполне
конфиденциален...
— Я сказал, что подслушивание возможно, но еще не
доказано, — проворчал Вульф. — Но если вы сделали столь
очевидный вывод о материалах, следовательно, его должны были
сделать и полицейские. — Он посмотрел на Фромма. — Не так ли,
мистер Фромм?
— Видимо, да, — кивнул адвокат. — Однако это еще не
дает оснований для утверждения, будто полиция мешает
осуществлению законности.
— Для утверждения — нет, но для предположения — да.
Если это не создание помех правосудию, то, во всяком случае,
халатное отношение к своим обязанностям. Как адвокату, вам
известна настойчивость полиции и окружной прокуратуры в любом
деле об убийстве, расследование по которому не закончено. Если
они...
— Я не занимаюсь уголовным правом.
— Фу! Вы не можете не знать того, что известно каждому
ребенку. Если бы полицейские не были убеждены, что исчезновение
материалов — дело рук ФБР, которое, следовательно, причастно и
к самому убийству, они, несомненно, расследовали бы другие
возможности: например, возможность виновности мистера Ярмека.
Следствие занимается этим, мистер Ярмек? Полицейские вас
беспокоят?
— Меня? Это еще с какой стати? — удивился редактор.
— Ну хотя бы в порядке расследования возможности, что вы
убили Морриса Элтхауза ради того, чтобы присвоить собранные им
материалы. Не возмущайтесь. При расследовании некоторых убийств
выдвигались и еще более невероятные гипотезы. Элтхауз,
например, мог рассказать вам о том, что эти материалы грозили
вам каким-нибудь разоблачением. Вот вы и убрали его, а
материалы уничтожили. Прекрасная гипотеза...
— Вздор! Полнейший вздор!
— Для вас — возможно. Но полиция, пытаясь найти
виновных, конечно, должна была бы заняться и вами, а она этого
не делает. Я вовсе не обвиняю вас в убийстве, ни на одно
мгновение, я всего лишь показываю, что полицейские либо
уклоняются от выполнения своих прямых обязанностей, либо
манкируют ими. Если вы, разумеется, не сообщили им своего
совершенно бесспорного алиби на вечер двадцатого ноября. Итак,
есть ли у вас алиби?
— Нет.
— А у вас, мистер Квайл?
— Чушь! — воскликнул тот, вновь демонстрируя свой плохие
манеры.
Вульф внимательно посмотрел на Квайла.
— Вы находитесь здесь только потому, что обещали хорошо
себя вести. Вы хотели знать, что я затеял. Именно это я сейчас
и объясняю. Руководствуясь исключительно своими личными
интересами, я надеюсь доказать причастность ФБР к этому
убийству и невыполнение полицией своего прямого долга. Действуя
в этом направлении, я должен остерегаться, чтобы совпадение
обстоятельств не толкнуло меня на ложный путь. Вчера в
доверительном порядке я получил информацию с весьма серьезными,
но еще не окончательными доказательствами вины ФБР. Я не могу,
не учитывать того обстоятельства, что явное бездействие
полиции, возможно, всего лишь тактический маневр и что ей, так
же как и ФБР, известна личность убийцы, но полиция ничего не
предпринимает, пока не получит бесспорных доказательств его
вины. Я должен буду внести полную ясность с этот вопрос, прежде
чем предприму какие-либо дальнейшие шаги. Вы можете мне помочь,
но если вместо этого предпочитаете насмехаться надо мной, ваша
присутствие здесь излишне. Мистер Гудвин уже один раз вышвырнул
вас за дверь и в случае необходимости повторит это. При наличии
такой аудитории он проделает это еще эффектнее, ибо обожает
публику, так же как и я. Если вы предпочитаете оставаться
здесь, ответьте на вопрос, который я вам задал.
Квайл сидел, крепко стиснув зубы. Бедняга оказался в
незавидном положении. Рядом с ним, так близко, что, протянув
руку, он мог бы коснуться ее, сидела девушка, ради которой он
расквасил нос пронырливому репортеришке (да простит меня -Лон
Коэн), а сейчас он сам оказался в роли побитой собаки. Я
ожидал, что Квайл повернет голову, к мисс Хинклей и даст
понять, что ради нее согласен поступиться своей гордостью, или
ко мне, демонстрируя, что не боится меня, однако он продолжал
смотреть на Вульфа.
— Я уже сказал вам. что могу держать себя в руках, —
произнес он. — Бесспорного алиби для вечера двадцатого ноября
у меня нет. На ваш вопрос я ответил, а теперь хочу спросить
вас. Чем, по вашему мнению, может вам помочь мисс Хинклей?
Вульф кивнул:
— Резонный вопрос, имеющий прямое отношение к делу. Мисс
Хинклей, конечно, согласна помочь, иначе она не пришла бы сюда.
Я выдвинул теорию возможной виновности мистера Ярмека, а сейчас
хочу сделать то же самое в отношение мистера Квайла, что совсем
несложно. Миллионы мужчин убивали своих соперников из-за
женщины, чтобы отомстить ей, досадить ей или добиться ее любви.
Мисс Хинклей, если убийцей вашего жениха является мистер Квайл,
хотите ли вы, чтобы он был привлечен к ответственности?
Она всплеснула руками.
— Какая нелепость!
— Отнюдь нет. Семье и друзьям убийцы такое обвинение
может показаться нелепостью, но этим оно не аннулируется. Я же
ни в чем не обвиняю мистера Квайла, а лишь рассматриваю
различные гипотезы. Есть ли у вас какие-нибудь основания
считать, что ваше обручение с мистером Элтхаузом не понравилось
Квайлу?
— Надеюсь, вы не ждете, что я отвечу на этот вопрос?
— А я отвечу! — крикнул Квайл. — Да, мне это не
понравилось.
— По какому праву?
— Ну, о "праве"" я ничего не могу сказать. Я просил мисс
Хинклей стать моей женой. Я... я надеялся, что она даст
согласие.
— И она согласилась?
Вмешался адвокат:
— Не так быстро, Вульф. Вы упомянули о правах.. Полагаю,
что вы сами нарушаете некоторые нормы юриспруденции. Я нахожусь
здесь по просьбе моего клиента мистера Давида Элтхауза и не
могу выступать от имени мисс Хинклей или мистера Квайла, однако
считаю, что вы зарываетесь. Ваша репутация мне известна, и я
знаю, что недобросовестным дилетантом вас назвать нельзя. Я не
намерен оспаривать вашу компетентность, если у меня не появится
для этого серьезных причин, но, как юрист, должен сказать, что
вы чересчур сгущаете краски. Безусловно одно: мистер Давид
Элтхауз, я, как его адвокат, и жена мистера Элтхауза — все мы
хотим, чтобы справедливость восторжествовала. Но зачем вы
устраиваете всю эту инквизицию, если располагаете серьезными
данными о причастности ФБР?
— Я полагаю, что ясно все объяснил.
— Ваше объяснение можно понять, если рассматривать его
как характеристику положения, но оно никак не может быть
основанием для подобных допросов. Чего доброго, вы еще и меня
спросите, не поймал ли меня Моррис, когда я пытался что-то
украсть.
— А он заставал вас за таким занятием?
— Я не желаю паясничать. Повторяю, вы зарываетесь.
— Ну, это как сказать... А теперь я хочу задать,
банальный вопрос, неизбежный при расследовании любого убийства:
если Моррис Элтхауз не был убит сотрудником ФБР, кто же его
убийца? Предположим, что невиновность ФБР полностью доказана, а
я окружной прокурор. У кого были причины желать смерти этого
человека? Кто ненавидел его, или боялся, или что-то выгадывал
от его смерти? Вы можете назвать кого-нибудь?
— Нет. Естественно, что я думал над этим. Нет.
Вульф обвел присутствующих взглядом.
— А кто-нибудь из вас?
Все молчали.
— Мой вопрос шаблонен, — продолжал Вульф, — но не
бесполезен. Прошу вас подумать. Не беспокойтесь об
ответственности за клевету, так как никто не будет ссылаться на
ваши слова. Моррис Элтхауз не мог прожить тридцать шесть лет,
никого не обидев. Он обидел своего отца. Он обидел мистера
Квайла. — Вульф взглянул на Ярмека. — А статьи, которые
Элтхауз писал для вашего журнала, были всегда безобидными?
— Нет, — ответил редактор. — Но если эти статьи кого-то
обидели настолько, что у обиженного возникла мысль об убийстве,
вряд ли он стал бы ждать столько времени.
— Во всяком случае, один из них должен был ждать, —
вмешался Квайл, — так как сидел в тюрьме.
— За что? — спросил Вульф, сейчас же переключаясь на
Квайла.
— За мошенничество. За жульническую сделку с недвижимым
имуществом. Моррис написал статью, озаглавленную "Мошенничество
при сделках с недвижимым имуществом". В результате один из
жуликов был осужден на два года тюремного заключения. Произошло
это года полтора назад, но в связи с сокращением срока за
хорошее поведение человек этот, наверное, уже на свободе.
Однако он не убийца, и на такое преступление у него не хватит
духа. Я видел его два или три раза, когда он пытался уговорить
нас не упоминать его имени. Он просто мелкий ловчила.
— Его фамилия?
— Я не... Но позвольте... Какое это имеет значение? Его
фамилия Оделл. Да, да. Фрэнк Оделл.
— Не понимаю... — начала было миссис Элтхауз, но ей
изменил голос, и она должна была откашляться, прежде чем
обратиться к Вульфу. — Я ничего не понимаю. Если виновно ФБР,
зачем вы задаете нам все эти вопросы? Почему вы не спросите у
мистера Ярмека, что стало известно Моррису о ФБР? Я его
спрашивала, и он ответил, что не знает.
— Да, не знаю, — подтвердил Ярмек.
— Так я и предполагал, — согласился с ним Вульф. —
Иначе вас беспокоила бы не только полиция. Он рассказывал вам
что-нибудь о своих открытиях и предположениях?
— Нет. Он этого никогда не делал. Вначале он готовил
черновик статьи. Так он обычно работал.
Вульф что-то промычал в ответ, а затем обратился к миссис
Элтхауз:
— Сударыня, я уже сказал вам, что моя цель — долбиться
полной ясности. Для этого я готов всю ночь напролет, целую
неделю подряд задавать вопросы. Тысячи вопросов. Федеральное
бюро расследований — это могучий враг, обладающий
неограниченной властью и различными привилегиями. Никто в
Америке — в одиночку или коллективно — не возьмется в
настоящее время за выполнение задачи, которую я добровольно
взял на себя, и вы понимаете, что это не бахвальство, а лишь
констатация факта. Если сотрудник ФБР убил вашего сына, никто,
кроме меня, не докажет его виновности. Поэтому выбор наиболее
подходящей процедуры принадлежит только мне. Можете ли вы
сказать теперь, мистер Фромм, что я зарываюсь?
— Нет, — ответил адвокат. — Было бы нелепо отрицать
справедливость сказанного вами о ФБР. Как только мне стало
известно, что никаких материалов о ФБР в квартире обнаружено не
было, я сделал сам собою напрашивающийся вывод и сказал мистеру
Элтхаузу, что, по моему мнению, возможность раскрытия этого
преступления почти исключена. ФБР неприкосновенно. Гудвин
рассказал миссис Элтхауз, что какой-то человек сообщил вам о
том, что убил ее сына сотрудник ФБР, и подкрепил это некоторыми
фактами. Я явился к вам, чтобы узнать фамилию этого человека и
полученную вами информацию. но вы правы, выбор процедуры
принадлежит вам. По-моему, это безнадежное дело, но я желаю вам
успеха и сожалею, что не могу помочь.
Вульф отодвинул кресло и встал.
— Я тоже. Если наша беседа подслушивалась, возможно,
кого-нибудь из вас обязательно будут беспокоить. В таком случае
прошу известить меня. Мне также хотелось бы знать обо всех
фактах, связанных с этим делом, которые станут вам известны,
какими незначительными бы они вам ни казались. Независимо от
того, подслушивалась наша беседа или нет, мой дом находится под
наблюдением, и ФБР уже знает, что я занимаюсь расследованием
убийства Морриса Элтхауза. Насколько мне известно, полиция не
знает этого, и я прошу вас ничего не рассказывать полицейским,
чтобы еще более не затруднить мою работу. Мистер Элтхауз, вы
все время молчали, не хотите ли что-нибудь сказать?
— Нет. — Это было единственное слово Давида Элтхауза за
весь вечер.
— В таком случае до свидания. — Вульф покинул кабинет.
Гости вышли в вестибюль. Я остался в комнате. Джентльмены
могли сами помочь дамам надеть пальто — во мне они не
нуждались. Я оказался настолько невоспитанным, что даже не
подумал об удовольствии подать шубку мисс Хинклей, а потом было
уже слишком поздно, так как послышался шум открываемой парадной
двери. Я подождал, пока дверь захлопнется, подошел и навесил
цепочку.
Я не слышал шума лифта и, решив поэтому, что Вульф ушел в
кухню, направился туда же, но его там не оказалось. Фрица тоже
не было. Может быть, Вульф поднялся по лестнице пешком? Почему?
Или, может быть, он отправился вниз? Я решил, что это вероятнее
всего, и, спускаясь по лестнице, услышал его голос из комнаты
Фрица.
Фриц мог бы жить наверху, но он предпочитает подвал. У
него здесь просторное помещение, но за много лет оно оказалось
основательно загроможденным: столы, заваленные кипами журналов,
бюсты Эскофье [Знаменитый парижский повар и ресторатор] и
Брея-Саварена [Французский политический деятель. Известный
гурман. Автор книги об изысканной пище], меню в рамках на
стенах, пять стульев, огромная кровать, шкафы с книгами (у него
289 поваренных книг), голова дикого кабана, убитого им в
Вогезах, телевизор и стереофонический проигрыватель, два
больших шкафа с древней кухонной посудой (по его словам, одной
из кастрюль пользовался повар Юлия Цезаря) и тому подобная
дребедень.
Вульф расположился с бутылкой пива у стола. Фриц, сидевший
напротив него, поднялся, я придвинул себе стул, и он опять сел.
— Плохо, что на нашем лифте нельзя спускаться, — заметил
я. — Может быть, следовало бы его переоборудовать?
Вульф допил пиво, поставил стакан и облизал губы.
— Я хочу все знать об этих электронных мерзостях, —
заявил он. — Здесь нас могут подслушивать?
— Не знаю. Я читал о приборе, с помощью которого можно
подслушивать разговоры на расстоянии полумили, но не знаю,
мешают ли этому такие препятствия, как стены и полы. Если не
мешают, то людям придется разговаривать жестами или
переписываться.
Вульф сердито посмотрел на меня. Не чувствуя за собой
никакой вины, я ответил ему тем же.
— Отдаешь ли ты себе отчет в том, что никогда еще у нас
не было такой острой необходимости, чтобы нас никто не
подслушивал?
— Да, отдаю. Полностью.
— А шепот тоже можно подслушать?
— Пожалуй, нет.
— Тогда мы будем беседовать шепотом.
— Это помешает вам разговаривать в обычном для вас стиле.
Можно сделать иначе. Фриц включит погромче телевизор, а мы
сядем поближе друг к другу и будем разговаривать без крика, но
и не прибегая к шепоту.
— Но мы могли сделать так и в кабинете!
— Конечно.
— Какого же черта ты не сказал об этом раньше?
— Вы волнуетесь. Я тоже. Я сам удивляюсь, как это не
пришло мне в голову раньше. Давайте попробуем поговорить здесь.
В кабинете мне придется наклоняться над вашим письменным
столон.
— Фриц, если можно... — попросил Вульф. Фриц включил
телевизор, и скоро мы увидели на экране, как какая-то женщина,
беседуя с мужчиной, выражала сожаление, что повстречалась с
ним. Фриц спросил, достаточно ли громко, я попросил еще
прибавить звук и пододвинул своп стул к Вульфу.
— Мы должны подготовиться на случай возникновения
некоторых чрезвычайных обстоятельств. Как, по-твоему, клуб
"Десять гурманов" еще существует?
Я пожал плечами. Нужно быть либо слабоумным, либо гением,
чтобы задать вопрос, не имеющий абсолютно никакой связи с
предыдущим разговором.
— Не знаю. Последний раз я слышал о них лет семь назад.
Вероятно, существуют. Я могу позвонить Льюису Хьюиту.
— Только не отсюда.
— Я могу позвонить по телефону-автомату. Сейчас?
— Да. Если он ответит, что клуб по-прежнему... Или нет.
Независимо от того, что он скажет о "Десяти гурманах", спроси,
можно ли мне будет завтра утром приехать к нему выяснить один
срочный частный вопрос. Если он пригласит меня на ленч, а он
так и сделает, дай согласие.
— Но он в течение всего года проживает в Лонг-Айленде!
— Знаю.
— И нам, вероятно, придется отделываться от филеров.
— В этом нет необходимости. Если ФБР зафиксирует, что я
ездил к нему, тем лучше.
— Тогда почему бы не позвонить ему отсюда?
— Я не хочу предавать гласности, что сам напросился к
нему, хотя не только не возражаю, но даже хочу, чтобы мой визит
к нему стал известен.
— Ну а если он завтра занят?
— В любой ближайший день.
Я вышел.
Шагая по Девятой авеню, я все время думал о том, что в
один день оказались отброшенными два незыблемых правила:
утренний распорядок дня и категорический отказ выходить
куда-либо из дому по делам. Почему?..
Клуб "Десять гурманов" состоял из десяти весьма
обеспеченных людей, добивавшихся, как они сами утверждали,
"идеала в еде и напитках". Семь лет назад ради достижения этого
идеала они встретились за трапезой в доме пароходного магната
Бенджамена Шрайвера, причем член клуба Льюис Хьюит договорился
с Вульфом, что блюда им будет готовить Фриц. Естественно, что
