Смягчающие обстоятельства | |
выносившей его отсутствия, не омрачал настроения.
Элефантов как-то не вошел в дворовую жизнь. Его не привлекало домино
на дощатом столе, пиво с водкой в увитой виноградом беседке, беседы про
футбол у подъезда, субботние застолья с музыкой и песнями. Основные ин-
тересы его лежали за пределами этой сферы, в институте, куда он, бывало,
приходил и в выходные дни.
Экспериментируя с чувствительными микроволновыми приемными уст-
ройствами, Элефантов пытался обнаружить электромагнитные поля, которые
могли быть носителями внечувственной информации. Однажды стрелка дрогну-
ла, Сергей утроил усилия и почти переселил на выползающую из-под пера
самописца подрагивающую линию и ощущал торжество первооткрывателя, нес-
колько омрачаемое мыслью, что так просто великие открытия не делаются,
как бы не попасть впросак...
Не обнародуя результатов, Элефантов понес рулончик бумажной ленты в
мединститут и попросил специалистов по физиологии мозга высказать свое
мнение о происхождении покрывавших ее зигзагов. В глубине души он
все-таки надеялся, что прибор зафиксировал неизвестный вид мозговой ак-
тивности, тем большее разочарование вызвал ответ: обычная энцефалограм-
ма, причем очень некачественная.
Огорчение Элефантова было наглядным, врачи поинтересовались, в чем
дело; когда он рассказал, настроение специалистов резко изменилось.
- Молодой человек, да вам плясать следует! - завкафедрой - румяный
доцент с модной бородкой, ненамного старше Элефантова, снова, уже заин-
тересованно, принялся разглядывать ленту. - В обычных условиях надо при-
соединить контакты к черепу пациента, поместить его в специальную сетча-
тую клетку, чтобы экранировать помехи, а ваш аппарат позволяет обойтись
без всего этого! Низкое качество объяснимо: вы же вообще не имеете поня-
тия об энцефалографии!
Бородач решительно свернул ленту.
- Знаете что? Бросьте заниматься поисками несуществующих субстанций,
давайте вместе доведем прибор! Опытный образец - наш. На приоритет, ес-
тественно, претендовать не будем, открытие ваше, вознаграждение - тоже,
авторское свидетельство получите на свое имя... Как ваша фамилия? Прек-
расно! БЭЭ-1. Звучит? Бесконтактный энцефалограф Элефантова, первая мо-
дель. Почему первая? Навалится наша медицинская братия, начнут усовер-
шенствовать, модифицировать, уменьшать вес, габариты, увеличат число ка-
налов, да мало ли что еще?
Доцент возбужденно размахивал руками.
- И потом, чувствительность вашего прибора позволяет использовать его
гораздо шире, для контроля функционирования многих внутренних органов.
Я, например, вижу перспективы для бесконтактной кардиографии, локации
желчного пузыря, почек... Это изобретение сделает вас знаменитым, не
сразу, конечно, когда реализуются все те разработки, основанные на вашем
принципе... И мы не останемся в тени...
Элефантов почувствовал, что ему передается возбуждение собеседника.
- Знаете что? Сейчас мы пойдем к проректору по науке, у нас планиру-
ется создать лабораторию медицинской техники, нужен толковый зав, тех-
нарь, как говорится, на ловца и зверь бежит...
- Подождите, я совсем не собирался... - Элефантова смутил такой на-
тиск.
- А чего ждать? Куй железо, пока горячо!
Румяный бородач вскочил и, схватив Элефантова за руку, попытался ув-
лечь за собой, но тот решительно освободился.
- Разработка медицинской техники в мои планы не входит, - сказал Эле-
фантов довольно сухо: он не любил слишком напористых людей. - Переходить
в мединститут я не собираюсь, потому идти к проректору незачем.
- Воля ваша, - несколько обиженно ответил доцент.
Правда, он учтиво проводил Элефантова и, вручив визитную карточку,
призвал к сотрудничеству, повторяя, что оно выгодно обеим сторонам.
- А в чем ваша выгода? - поинтересовался Элефантов, разглядывая плот-
ный кусочек картона с золотым тиснением: "Пичугин, кандидат медицинских
наук, доцент, телефоны, адрес".
- Неужели вы не понимаете? - удивился Пичугин. - Это же золотое дно!
Новое направление интересных, перспективных исследований! Думаете, часто
к нам приходят с такими идеями? Нет, вы - первый.
Он рассмеялся.
- Ходил один шизик, просил его исследовать, он якобы чуть ли не мысли
читает. "Я, - говорит, - феномен". Еле избавились.
- А адрес его у вас есть? - неожиданно спросил Элефантов. - И фами-
лия?
- Зачем? - Пичугин недоуменно поднял брови. - Пореев, как зовут, за-
был, он оставлял телефон, если не выбросил... Но зачем он вам?
- Нужен, - Элефантов сам не мог объяснить причину своего интереса,
просто следовал интуиции, подсказывающей, что с "шизиком" надо познако-
миться.
Пичугин порылся в пухлой записной книжке, вынул мятый листок.
- Нашел! Отдаю безвозмездно, но будьте осторожны: психи очень часто
производят впечатление вполне нормальных людей и убедительно излагают
свои бредни. Этот Пореев как раз из таких.
Элефантов спрятал листок в карман, но позвонить по записанному на нем
телефону пришлось не скоро: доводка бесконтактного энцефалографа занима-
ла все свободное время на протяжении восьми месяцев.
Наконец аппарат был отлажен, чувствительность и качество записи пре-
восходили показатели серийных приборов, можно смело оформлять заявку на
изобретение.
В это время Элефантова вызвал Кабаргин. Поднимаясь к заместителю ди-
ректора, Элефантов вспомнил, что за последние полгода тот дважды обратил
к нему свое внимание. Первый раз запретил пользоваться библиотечным
днем, мотивируя тем, что это право распространяется только на научных
сотрудников, но не на инженерно-руководящий состав. Второй - исключил из
плана работу над бесконтактным энцефалографом, как не соответствующую
профилю лаборатории. Что он приготовил сейчас? Уж не сокращение ли штат-
ной единицы заведующего сектором?
Но Кабаргин встретил его приветливо, дружески спросил, как дела, по-
интересовался семейной жизнью, предложил сигарету. Затем перешел к делу.
- Читал результаты испытаний, - он со вкусом затянулся и красиво вы-
пустил дым. - И понял, что ошибся: надо было включать прибор в план, а
не пускать по хоздоговору. Я, честно говоря, думал, что это пустая фан-
тазия и ничего путного у тебя не выйдет. Но... Недооценивал. Молодец!
Ошибки надо исправлять, для того тебя и вызвал... Сейчас начнется вся
эта канцелярская канитель, бумажная волокита, другие - там, наверху, то-
же могут ошибиться в оценках... Надо както застраховаться от этого.
- Как же?
Кабаргин отвел взгляд в сторону.
- Тебе нужно заручиться поддержкой, опереться на чей-то авторитет.
Тогда и здесь оформление документов пройдет быстрее, да и дальше не воз-
никнет осложнений.
Элефантову все стало ясно.
- Где же его взять, авторитет-то? Солидный человек не пойдет на липо-
вое соавторство, я предлагал Никифорову, но он - наотрез... Да и ты бы
тоже, конечно, не согласился...
Кабаргина передернуло от этого "ты", но деваться некуда - он сам за-
дал беседе свойский тон.
- Подписаться на такое может только какая-нибудь дешевка, совершенно
несостоятельная в творческом отношении...
Элефантов простодушно смотрел в ничего не выражающие глаза собеседни-
ка.
- ...Но зачем она мне? Лучше уж обходиться своим авторитетом, большой
он или маленький - какой есть. Правильно?
Кабаргин внимательно разглядывал кончик сигареты.
- Когда берешься за большое дело, важно не переоценить свои силы.
Иначе можно надорваться. Поэтому я тебя и пригласил - вместе подумать,
посоветоваться...
Элефантов непонимающе развел руками.
- Сейчас что советоваться - дело-то сделано. Заявку подготовил, а ес-
ли наши бюрократы начнут волокитить, тогда обращусь за помощью - и к те-
бе, и к директору... Но думаю, такой необходимости не возникнет: я зару-
чился блестящим отзывом мединститута и ходатайством перед министерством
о внедрении аппарата в серийное производство. При таких обстоятельствах
вряд ли кто осмелится тормозить заявку - это, пожалуй, небезопасно, мож-
но прослыть консерватором, ретроградом, да мало ли кем еще...
- Ну ладно.
Кабаргин осторожно затушил сигарету о край пепельницы.
- Можете быть свободны.
- До свидания.
Выйдя в приемную, Элефантов улыбнулся: они с Кабаргиным прекрасно по-
няли друг друга. И хотя он только что приобрел могущественного врага,
Элефантов был доволен собой - у него ни на миг не появилась мысль, что
можно пойти на выгодную сделку, он не дал подмять себя, не позволил на-
вязать чужую волю. Пусть даже в дальнейшем это грозило осложнениями, он
действовал как подобает: честно, по правилам.
Когда он рассказал о происшедшем Никифорову, тот посмеялся:
- Ничего, такие типы пасуют, когда им дают отпор. Они процветают на
уступках, боязливости, угодничестве. Молодец!
Алик Орехов расценил ситуацию иначе.
- Старик, надо вперед смотреть. Ты себя показал, ткнул начальника но-
сом в стол, - конечно, приятно, но приятность пройдет, а недруг останет-
ся. Вот Семен Федотович в таких делах великий дока. Умеет и свой интерес
соблюдать и конфликта избежать!
- Этот Семен Федотович у тебя с языка не сходит. Ты его приводишь
примером на все случаи жизни, скоро начнешь цитировать.
Сергею много раз приходилось выслушивать восторженные отзывы об этом
человеке. Орех восхищался умом и деловой хваткой Семена Федотовича, его
умением жить, уймой полезных знакомств, способностью достать что угодно.
Он с упоением рассказывал, как и с какими людьми провели они время в са-
уне, какой замечательной оказалась рыбалка на особой, открытой далеко не
всем даче, какой великолепный мебельный гарнитур подарил Семен Федорович
своей любовнице...
Элефантов восторга приятеля не разделял, и его равнодушие бесило Оре-
ха до крайности.
- Ты бы учился у умных людей, как надо жить! - в запале он даже забыл
об обычной, старательно отработанной сдержанности. - А то водишься с
этим Никифоровым, у которого, кроме старого, залатанного пальто, ничего
за душой нет!
- Да ты что. Орех, спятил? - Элефантов рассматривал Алика с явным
удивлением человека, растолковывающего другому совершенно очевидные ве-
щи. - У Никифорова за душой больше, чем у всех твоих проходимцев, вместе
взятых. У тех и душ-то нет - одна жадность да расчет сплошной: кому
улыбнуться, кому услугу оказать, а кого облаять... А Борис - умница, та-
лантливый парень, порядочный, на него во всем положиться можно. И никог-
да выгоды не искал, потому и ходит в старом пальто.
- И дурак!
Спокойствие Элефантова, его убежденность в своей правоте задевали
Орехова за живое.
- А Семена Федотыча и его друзей ты зря проходимцами считаешь. Солид-
ные люди, с положением, авторитетные. Все их уважают...
Элефантов улыбнулся.
- До поры. Пока характеристика для суда не потребовалась.
- Ты их просто не знаешь. Как-нибудь познакомлю - изменишь мнение.
Через пару недель, когда Элефантов уже забыл об этом разговоре, Оре-
хов притащил его на дачу, где веселились пятеро дородных, похожих на
лоснящихся бобров мужчин.
Алик был здесь своим, но как шофер, повар или банщик. Элефантова при-
няли как равного, хотя дали понять, что для него это большая честь.
Семен Федотыч умело говорил тосты, впрочем, в этом ему никто не усту-
пал, и застольные речи выходили красивыми, мудрыми и поучительными.
Выпили за гостей и за хозяев, за родителей, за настоящую дружбу, за
порядочных людей. Слова "порядочность" и "честность" употреблялись здесь
очень часто, но смысл в них вкладывался совсем не тот, к которому Эле-
фантов привык и который считал для этих понятий единственным.
Например, Семен Федотович очень хвалил какогото Мамонова, отсидевшего
семь лет, а потом отдавшего крупную сумму долга.
- Был бы непорядочным - сказал: все забрали, описали, конфисковали,
сколько времени прошло, я совсем голый... И мне стыдно требовать. А он
по-честному поступил.
- А сидел за что? - поинтересовался Элефантов.
- Не за кражи, конечно! - хмыкнул Семен Федотович. - Неприятности по
работе...
"Не в лоб, так по лбу", - подумал Элефантов и хотел спросить: какая
же честность может быть у человека, осужденного за противозаконные махи-
нации, но передумал. В этой компании существовала своя система представ-
лений о хорошем и плохом, похвальном и постыдном, она отличалась от об-
щепринятой, и исповедующие ее должны осознавать собственную ущербность
среди нормальных людей, когда они загоняют свою сущность глубоко-глубо-
ко, позволяя ей только настороженно выглядывать наружу через глазницы
оболочки.
И сейчас компенсационный комплекс заставляет их превозносить высокие
человеческие качества друг друга и повторять, до затертости, слова, ко-
торые не принято произносить всуе.
Жалкая жующая и пьющая протоплазма!
Честность не появится от того, что за нее сто раз выпито!
Любой из вопросов, которые хотелось задать Элефантову, прозвучал бы
сигналом тревоги: в лагерь единомышленников проник чужак, сумевший заг-
лянуть под тщательно пригнанные маски" ату его, бей и в воду!
Элефантов усмехнулся.
До этого бы, конечно, не дошло, но взаимная неприязнь обеспечена, за-
чем портить вечер? Посижу молча.
Вместе со всеми он выпил за честность в человеческих отношениях, за
настоящих людей, поел приготовленной Ореховым ухи.
Потом Орехов отвез всех к Ивану Варфоломеевичу, огромный кирпичный
дом которого гордо отсвечивал оцинкованной крышей на тихой зеленой улоч-
ке в двух шагах от центра города.
Расположились во дворе, рядом с выложенным голубой и розовой плиткой
бассейном, хозяйка подала настоящий турецкий кофе, хозяин достал бутылку
тридцатилетнего коньяка.
После кофе затеяли купаться, Элефантов хотел уйти, но Семен Федотович
пошептал что-то на ухо Ореху, и они ушли втроем.
Элефантов думал, что его просто завезут домой, но "ЗИМ" Орехова за-
тормозил у красивого девятиэтажного здания в новом микрорайоне.
- Теперь прошу ко мне, - радушно прогудел Семен Федотович и первым
вышел из машины.
- Везет тебе, старик, - подмигнул Орех. - У Полковника немногие дома
бывали.
- Почему Полковника? - спросил Элефантов первое, что пришло в голову.
Его ошеломило непонятное внимание со стороны Семена Федотовича, и он пы-
тался понять, чем вызван такой интерес к его персоне.
- Полковника он давно перерос, это верно, - ухмыльнулся Орех. - Да
прозвище не поменяешь, так и осталось с молодых лет.
Семен Федотович жил на втором этаже в четырехкомнатной квартире, воп-
лотившей последние достижения домостроения. Цветной паркет, мягко отсве-
чивающие в тон шторам обои, сплошные, без переплетов стекла окон, косми-
ческого вида сантехника, необыкновенные мебельные гарнитуры должны были
сразу демонстрировать неординарность хозяина.
Семен Федотович усадил гостей в глубокие, податливо охватывающие се-
ребристым велюром кресла и удалился дать распоряжения, а Орех с видом
победителя уставился на приятеля.
- Ну, как? Умереть и не встать?
Элефантов пожал плечами. Он привык к определенным признакам значимос-
ти человека, пахнущим типографской краской авторским экземплярам статьи,
опубликованной в солидном журнале, увесистым монографиям, авторским сви-
детельствам и тому подобным атрибутам признания.
Существовали и другие наглядные критерии успеха: непререкаемый науч-
ный авторитет, плеяда учеников и последователей, обязательные ссылки на
твое имя в специальной литературе, непременные приглашения на всевозмож-
ные семинары, конференции, симпозиумы, членство в различных редколлегиях
и ученых советах, заграничные командировки.
Успех такого уровня имел соответствующее внешнее оформление: научный
коллектив в подчинении, более или менее шикарный кабинет, молодая, кра-
сивая либо моложавая, достаточно привлекательная секретарша в приемной,
персональный автомобиль, командировочные в валюте.
Отблеск достигнутого освещал и быт: комфортабельная квартира, краси-
вая мебель, дорогая одежда. Все это было как бы обрамлением таланта,
трудолюбия, огромных затрат умственной энергии, следствием того, что
удалось достигнуть на научном поприще, было неотделимым от него, а пото-
му, как правило, приходило уже тогда, когда жизнь клонилась к закату.
И Элефантов всегда с удивлением воспринимал иной, непривычный мир,
где шикарные обставленные антикварной мебелью квартиры, новехонькие ав-
томобили, благоустроенные дачи, фирменные вещи, увлекательные круизы не
были довеском к главному, не венчали трудный и достойный путь, а сами по
себе являлись основным в жизни.
Элефантов каждый раз удивлялся: на чем основано сытое раннее
сверхблагополучие, что оно демонстрирует и олицетворяет? И приходил к
выводу: оно есть следствие чего-то недостойного, постыдного, а потому
непрочно, зыбко и в любую минуту может обратиться в прах, тлен, ничто. И
хотя за свою жизнь он ни разу не видел подобных поучительных превраще-
ний, убеждение это не менялось, и к вызывающей демонстрации необъяснимо-
го материального благополучия он относился с брезгливостью и некоторой
опаской, как в детстве относился к ужам - безобидным, но все-таки змеям.
Но ответить на вопрос Ореха, что второй раз за сегодняшний вечер он
испытал опасливую брезгливость, Элефантов посчитал неудобным: все-таки
его приглашали в гости, и ответить так значило проявить черную неблаго-
дарность. Достаточно и того, что больше он никогда не переступит порог
дома Аркадия Христофоровича или Семена Федотовича. Поэтому он молча по-
жал плечами, что Орех расценил как сдержанное проявление восторга.
- Еще не то увидишь! - гордо посулил он, удобнее устраиваясь в мягком
кресле.
Вскоре к ним присоединился Семен Федотович, а через несколько минут
холеная молодая жена в дорогом домашнем платье выкатила уставленный де-
ликатесами сервировочный столик.
- Элизабет, - коротко представил хозяин.
Орехов галантно приложился к ручке, Элефантов, чуть замешкавшись, то-
же ткнулся губами в гладкую, пахучую кожу.
- Сядешь с нами, малыш? - явно для приличия спросил Семен Федотович.
- Нет, пойду посмотрю видеомаг.
У нее было красивое лицо, холодные безразличные глаза, ленивая поход-
ка.
- Я хочу выпить за тебя, Сергей, - хозяин наполнил хрустальные рюмки
пахучей темно-коричневой жидкостью, положил всем бутерброды с икрой.
- Я много слышал о тебе от Олега, - он указал на почтительно замерше-
го Орехова, - а сегодня внимательно наблюдал за тобой и понял, что не
ошибся: ты умный и перспективный парень, ты можешь далеко пойти при оп-
ределенных условиях. Но об этом потом, а сейчас я желаю тебе достигнуть
того, чего ты заслуживаешь.
- Так вот об условиях, - продолжил Семен Федотович, прожевывая бу-
терброд. - Для достижения цели надо уметь ладить с людьми, обладать гиб-
костью, быть дипломатом. Этих качеств тебе не хватает. Да, да, не улы-
байся. Хотя ты и сидел молча весь вечер, твое неприятие нашей компании
отчетливо проступало на лице. К слову, совершенно напрасно. Мы можем те-
бе во многом помочь...
- Например? - дерзко перебил Элефантов.
- Да в чем угодно. Я, например, хорошо знаю Быстрова, бывал у него в
доме...
Членкор жил куда скромнее, и Элефантов подумал, что Семен Федотович
наверняка перенес преимущества своего интерьера и в сферу личностных
оценок.
- При случае могу замолвить за тебя словечко...
- Да я и сам говорить умею.
- Важно, как и когда сказать, - Семен Федотович держался с ним терпе-
ливо, как опытный учитель с толковым, но недисциплинированным учеником.
- С Быстровым, положим, и ты поговоришь как надо. А вот с Курочкиным,
Бездиковым ты отношения испортил. Я уж не говорю о Кабаргине.
Элефантов бросил недовольный взгляд на Ореха.
- Вы хорошо информированы.
- И не Олегом. В основном не Олегом. Мой сын работал у вас в институ-
те, только в другой лаборатории. Так вот, Курочкин, Бездиков, Кабаргин,
да и другие недоброжелатели, а у тебя их немало, способны причинить мас-
су неприятностей, особенно если ты будешь вести себя также неосмотри-
тельно, как и раньше.
- Не вижу оснований менять свое поведение, чтобы подладиться под ко-
го-то!
- Тем больше неприятностей ты получишь. А я берусь нейтрализовать
этих людей. Закадычными друзьями тебе они не станут, но мешать не будут!
При твоих способностях этого вполне достаточно.
Элефантов открыл было рот, но Семен Федотович протестующе поднял ру-
ку:
- И еще. Ум сам по себе не оплачивается, ты никак не наберешь даже
две сотни в месяц, а это никуда не годится.
- Вы и в этом хотите мне помочь? - засмеялся Элефантов. - Может, вы
мой настоящий отец, бросивший несчастного младенца и терзаемый муками
совести?
- Нет, интерес к тебе у меня чисто деловой. Ты - генератор идей. У
тебя материалов и задумок на три диссертации. Многое ты отбрасываешь как
побочный продукт, хоть он тоже может быть полезен. А мой сын сейчас -
аспирант второго года, и дело у него не клеится. Понимаешь, о чем речь?
Семен Федотович внимательно смотрел Элефантову в глаза.
- Услуга за услугу, баш на баш и квиты? И как вы представляете мою
помощь? Консультации, занятия по индивидуальному графику, снабжение по-
лученными мной данными?
- Нет. Я хочу заключить с тобой договор, - рука Семена Федотовича
нырнула во внутренний карман пиджака. - При Олеге можно, он свой. Ты
полностью сделаешь Василию диссертацию, а я помогу тебе всем, чем надо,
и кроме того...
Семен Федотович вынул из кармана записную книжку и сунул в руки Эле-
фантова.
- Это компенсация затрат времени и сил.
Элефантов непонимающе посмотрел на Семена Федотовича, увидел отвисшую
челюсть Ореха и понял, что держит не записную книжку, а пачку денег в
банковской упаковке.
Все, что говорил до сих пор Полковник, было чепухой на постном масле,
и предложение его являлось совершеннейшей нелепицей, стопка сотенных ку-
пюр призвана была перевести дело на твердую почву реальности, но получи-
лось наоборот.
- Здесь десять тысяч, должно хватить, - Семен Федотович говорил обыч-
ным своим уверенным тоном, как будто не первый раз заключал договор о
написании диссертации.
- Ты, наверное, никогда в жизни не держал в руках столько денег?
- Я столько и не потратил за всю жизнь, - выдавил из себя Элефантов.
- За скорость и качество будут надбавки.
Неужели он это всерьез? Бредятина!
- А научный руководитель, контроль за подготовкой работы, обществен-
ность, советы, оппоненты...
Как будто кто-то другой говорил за Сергея, притом не то, что следова-
ло.
- Это мои печали.
По логике вещей Элефантов должен был оскорбиться неслыханному на-
хальству проходимца, пытающегося купить его мозг, мысли, способности. Но
абсурдность ситуации только усугублялась баснословностью предложенной
суммы, и Элефантов не воспринимал происходящее как реальность.
Тугая пачка в его руках не расценивалась, как обычно расцениваются
деньги, это было нечто абстрактное, чуждое, пугающее - кусок того тайно-
го мирка, в котором обитают Семен Федотович и ему подобные.
Вместо возмущения Элефантов ощутил брезгливость и инстинктивно бросил
пачку на стол.
- Нет уж, это вы не по адресу.
Избавившись от денег, Сергей почувствовал облегчение, к нему верну-
лось самообладание и обычный сарказм.
- Обратитесь лучше к Алику, по глазам вижу - согласится!
Орех догнал его на улице и, не утруждая себя подбором изысканных вы-
ражений, высказал все, что он думает о не привыкших к большим деньгам, а
потому неполноценных чистоплюях, не умеющих удержать то, что само падает
в руки.
- Ты можешь только по ведомости получать? Да? Ну, так столько ты ни-
когда не заработаешь!
- Посмотрим. А вдруг?
Элефантова забавлял неподдельный гнев Ореха, он остро ощущал сейчас
свое превосходство и над ним, и над ошалевшим от неожиданности Полковни-
ком, и над всеми этими кичащимися неправедно добытым богатством дельца-
ми.
Они копошились где-то там, далеко внизу, а он чувствовал себя велика-
ном, которому нипочем любые ухабы, рытвины, завалы на прямом, отчетливо
видимом пути.
Человеку не дано заглядывать в завтрашний день, и Элефантов не знал,
что все переменится, окружающий мир потеряет определенность очертаний,
станет расплывчатым и обманчивым. Полутона и оттенки вытеснят любимые
цвета, а сам он превратится в маленького издерганного человека, путающе-
гося в бесконечном лабиринте вопросов, на которые нет однозначного отве-
та, и что он позавидует незыблемости жизненной позиции, четкости принци-
пов и ясности цели у себя сегодняшнего.
И уж, конечно, он не знал, что его поступки, даже чувства и мысли
станут предметом расследования по уголовному делу.
Глава девятая
РАССЛЕДОВАНИЕ
Пухлая папка с материалами о покушении на убийство гражданки Нежинс-
кой была все равно что пустая. Возможности пополнить ее новой информаци-
ей исчерпаны. В таких случаях остается одно: идти вглубь, перелопачивать
заново факты, события, анализировать слова, жесты, искать достоверное
объяснение мотивов, устранять неувязки, неясности.
В диспетчерской станции "Скорой помощи" я узнал, что записи вызовов
хранятся две недели, после чего стираются и пленки вновь поступают в
оборот. Узнал я и то, что свободного времени и лишних рук у сотрудников
нет, поэтому архивные поиски вести некому. Впрочем, последнее не явилось
для меня неожиданностью, скорее наоборот - подтвердило, что я поступил
предусмотрительно, взяв с собой двух внештатников.
Пока ребята перебирали гору потертых коробок с кассетами, я отправил-
ся в клинику мединститута, где лежала Нежинская после аварии. В толстой
истории болезни меня интересовало одно: как она представила причину
травмы? Ничего нового: попала под автомобиль на Фонарной улице.
Мне захотелось плюнуть и бросить эту линию как бесперспективную, но,
вспомнив Старика, точнее его слова о том, что отличает профессионала от
дилетанта, я поехал в травматологический пункт городской больницы. По-
листав журнал регистрации, нашел нужную запись: "Нежинская М. В. - авто-
мобильная авария на 14-м километре Загородного шоссе. Диагноз: ушибы,
закрытая черепно-мозговая травма, подозрение на сотрясение мозга. Выдано
направление на госпитализацию".
Я тут же позвонил в дежурную часть ГАИ. На этот раз осечки не прои-
зошло - авария на Загородном шоссе нашла отражение в журнале учета про-
исшествий, по данному факту в возбуждении уголовного дела отказано, ма-
териал проверки сдан в архив. Все начинало становиться на свои места.
Если еще магнитофонная запись в "Скорой помощи" оправдает мой интерес...
И надо же - оправдала. Пленка зафиксировала торопливый мужской голос:
"Срочно приезжайте к раненой, сильное кровотечение... Запишите: Нежинс-
кая Мария, адрес... ". Диспетчер, как и положено, спросил, кто говорит,
но звонивший уже положил трубку. Постороннему человеку, случайно встре-
ченному потерпевшей на лестничной площадке, но знающему ее имя, фамилию
и адрес, представляться явно не хотелось.
Я поручил внештатникам переписать вызов на портативный кассетник, а
сам поехал в ГАИ и получил проверочный материал по факту аварии на Заго-
родном шоссе.
Протокол осмотра места происшествия и схема к нему. Все понятно - ма-
шину занесло на повороте, водитель затормозил, но поздно - вылетели на
обочину и врезались в столб.
Протокол осмотра транспортного средства: "Москвич-2140", рулевое уп-
равление и тормозная система исправны, разбита правая фара, смяло крыло,
выбито лобовое стекло".
Акт освидетельствования водителя на алкоголь - остаточные явления,
накануне вечером пил шампанское, авария произошла в шесть утра, все схо-
дится. Объяснения участников.
Хлыстунов Эдуард Михайлович, тридцать лет, музыкант оркестра "Друж-
ба": "Я со своей знакомой Нежинской провел выходные на базе отдыха, в
понедельник рано утром мы возвращались в город, так как Марии надо было
идти на работу. Стоял туман, и я не заметил поворота... Накануне мы пили
шампанское, но я был совершенно трезв. Только ушибся о руль, в медицинс-
кой помощи не нуждаюсь..."
Нежинская Мария Викторовна пояснила то же самое, только добавила:
"Претензий к Хлыстунову я не имею, от госпитализации отказываюсь".
Справка травмпункта со знакомым уже диагнозом.
Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела: "Поскольку
тяжких последствий не наступило, потерпевшая не желает привлечения води-
теля к ответственности, а материальный ущерб причинен самому Хлыстунову,
ограничиться применением мер административного воздействия..."
Вот так. В деле появляется новый фигурант, о котором не упоминала ни
сама Нежинская, ни люди из ее окружения. Хлыстунов - музыкант, характе-
ризуется положительно, ранее не судим, но что-то в его установочных дан-
ных настораживает, причем непонятно, что именно и почему... Проживает по
улице Речной, 87, кв. 8. Этот адрес и задевает какую-то зарубку в памя-
ти, вызывая смутное беспокойство.
Речная, 87. Посмотрим по схеме... Вот здесь, угловой дом, одна сторо-
на выходит на Каменногорский проспект. По Каменногорскому это дом номер
двадцать... А напротив, через улицу - двадцать второй. Каменногорский,
22... Где-то я слышал этот адрес... Точно! Заявление пенсионера-общест-
венника о незнакомце, забравшемся на чердак! Совпадение? В деле, состоя-
щем из одних несовпадений и противоречий? Нет, оставлять такой факт без
тщательной проверки нельзя.
На осмотр я взял кинолога с собакой, пригласил двух дружинников, за-
пасся мощным фонарем.
Массивный замок легко открывался гвоздем. На чердаке было темно и
пыльно, пахло сухим деревом, ржавым железом и битым кирпичом.
При косом освещении на полу проступали потерявшие отчетливость, запо-
рошенные пылью следы: к слуховому окну и обратно. Убедившись, что инди-
видуальные признаки оставившей их обуви отсутствуют начисто, я подошел к
раме с выбитым стеклом и выглянул наружу. До фасада дома N 87 по улице
Речной было рукой подать, и восьмая квартира окнами выходила на эту сто-
рону, этажом ниже, если таинственный незнакомец хотел заглянуть туда, то
найти лучшее место вряд ли возможно.
Мы осмотрели чердак, ничего не нашли, после чего проводник пустил со-
баку. Пес метнулся к окну, пробежал вдоль стены, принюхался и стал
скрести лапой пол. Я присел на корточки, направил фонарь и увидел: в ще-
ли под плинтусом что-то поблескивает. Сдерживая нетерпение, осторожно
просунул в щель карандаш и выкатил винтовочный патрон с хищно вытянутой
остроконечной пулей.
Патрон лежал здесь недавно и даже не успел потускнеть. Я был уверен,
что его обронил неизвестный, заглядывавший в окно Хлыстунова - тайного
