Смягчающие обстоятельства | |
мались ею благосклонно, и теперь, когда остается сделать последний шаг,
останавливаться вроде бы как-то неудобно... Она может заподозрить его в
недостатке смелости, чрезмерной стеснительности или в чем-то еще...
Чаши весов уравновесились.
Элефантов не был ни застенчивым, ни трусливым, несколько раз ему при-
ходилось изменять жене, хотя потом он каждый раз жалел об этом, но рас-
ценивать близость с женщиной как нечто повседневное и обыденное он не
мог, за это Орехов и считал его слюнявым идеалистом.
Как всякий самолюбивый человек, Элефантов стремился избавляться от
тех черт характера, которые могут истолковываться как проявление комп-
лекса неполноценности или, по крайней мере, загонять их поглубже, чтобы
скрыть от посторонних глаз.
Сейчас он вновь выругал себя за сомнения и колебания. В конце концов,
окончательное решение остается за Марией, то, что она проводила с ним
время, ездила в ресторан и целовалась, вовсе не означало, что она согла-
сится на большее. Но если он, со своей стороны, не предпримет попытки к
решающему шагу, значит. Орехов прав, да и Нежинская может подумать, что
он слюнтяй. Что ж, раз так...
Сильным щелчком Элефантов отбросил окурок и проследил, как красный
огонек, описав дугу, рассыпался, ударившись об асфальт, на мелкие искор-
ки, которые тут же потухли.
На следующий день Элефантов пришел на работу рано, но Нежинская уже
сидела за своим столом.
- Будем целоваться? - с порога спросил он, стремясь шутливостью воп-
роса сгладить возможную неловкость, которая могла возникнуть между ними.
- Да что ты говоришь! - со смехом ужаснулась Мария.
- Ну, а что тут такого, ведь никого же нет! - Он легко коснулся ее
губ и заметил, что глаза Марии ласково сияют.
В перерыве Элефантов вышел с Марией на улицу и как можно небрежнее
предложил:
- Давай съездим ко мне в гости.
- К тебе? В гости? - не поняв, переспросила Нежинская.
- Ну, не совсем ко мне, - удивляясь собственному нахальству, пояснил
он. - Есть одна уютная свободная квартирка...
Для того чтобы говорить это, ему приходилось делать над собой усилие,
но, преодолевая застенчивость, он с удовлетворением думал, что теперь
его нельзя упрекнуть в слюнтяйстве, хотя где-то в подсознании шевелилось
опасение: вдруг Мария оскорбится, с возмущением оборвет его, исхлещет
обидными словами, а то, чего доброго, бросит в лицо деньги, которые он
на нее истратил. И тогда останется только провалиться сквозь землю, Эле-
фантов знал, что такого позора он не вынесет.
- Видишь ли, ты очень просто смотришь на эти вещи, - глядя в сторону,
медленно проговорила Мария. - Наверное, это правильно... Но у меня много
знакомых, нельзя, чтобы кто-то нас увидел...
Вот и все. Беспокоящая мысль исчезла, на смену пришла другая: пожа-
луй, Орехов прав - решительность дает хорошие результаты, а вечно сомне-
вающиеся слюнтяи всегда оказываются в дураках. Конкретный пример: слово
сказано и ответ получен. Остается, прикрывшись флером благопристойности,
обговорить конкретные детали.
- Не увидят, - убеждающе произнес он. - Так когда?
Они стояли в десятке метров от входа в институт, мимо проходили сот-
рудники, многие здоровались, и никто не подозревал, о чем беседуют заве-
дующий сектором Элефантов и инженер Нежинская.
В этот раз Мария не сказала ничего конкретного, но Элефантов, войдя в
роль "настоящего жокея", повторил вопрос через день, потом через два,
через неделю...
Наконец она решилась.
Уезжая в двухмесячную командировку, Витя Ларин оставил Элефантову
ключи от новой квартиры и поручение приглядывать, чтобы все было в по-
рядке, но за прошедшее время он так и не удосужился выбраться сюда. Вся
обстановка единственной комнаты состояла из двух стульев и массивной
тахты без спинки и ножек, стоявшей прямо на полу. Везде лежала пыль, за-
стоявшийся воздух тоже пропах пылью.
Мария должна подойти через пять минут - чтобы не привлекать посторон-
него внимания, они решили заходить порознь, и до ее прихода следовало
хотя бы немного навести здесь порядок.
Намочив тряпку, Элефантов протер подоконник, стулья, поколотил ла-
донью матрац и распахнул дверь на балкон. Окраина. Частный сектор. Ма-
ленькие, покосившиеся домишки, бесконечные заборы, прямоугольники приу-
садебных участков, крохотные огородики. Размеренный, почти деревенский
уклад жизни. Старый, обреченный на снос район - новостройки подошли уже
вплотную.
Внизу толпились люди, вначале показалось - вокруг прилавка. Небольшой
базарчик, что ли? Присмотревшись, он понял, что ошибся. Это отпевали по-
койника.
Элефантову стало неприятно. Подумалось: увиденная картина символична
и как-то связана с тем, что сейчас должно произойти. Но в чем смысл это-
го символа? Дурное предзнаменование? Грозное предостережение: мол, ниче-
го хорошего греховная связь с Марией не сулит? Или, наоборот, напомина-
ние о бренности и кратковременности человеческого существования, о том,
что часы, дни, недели, месяцы и годы пролетают быстро, и если не забо-
титься о маленьких радостях, то можно безнадежно опоздать?
А может быть, это выражение философской концепции: мертвым - небес-
ное, а живым - земное? Или еще более глубокий: хотя человек и умер, но
жизнь продолжается, молодость берет свое, а любовь обещает зарождение
новой жизни?
Впрочем, он не может сказать, что любит Марию, и вряд ли она любит
его, к тому же адюльтерные связи, как известно, не преследуют цели про-
должения рода...
Но тогда вообще зачем он здесь?
Элефантов закурил, выпуская дым в проем балконной двери.
Если Нежинская размышляет о том же самом, она тоже задаст себе этот
вопрос. Ответить на него ей очень просто: достаточно повернуться и уйти.
Может, так и будет лучше... Кстати, сколько минут уже он ее ждет?
Плям-плям, - раздельно проговорил звонок.
"Утри слюни, братец, - посоветовал Элефантов сам себе, направляясь к
двери. - Опять тебя потянуло на высокие материи. Горбатого могила испра-
вит!"
- Сразу нашла? - спросил он.
- Конечно. Ты же объяснил.
Переступив порог, Мария с интересом осмотрелась.
- Интерьерчик, конечно, своеобразный... - затараторил Элефантов. Ему
было неудобно за обнаженную недвусмысленность обстановки, и он пытался
затушевать это оживленной болтовней.
- ...как у вегетарианца Коли Калачова из дикого общежития имени мона-
ха Бертольда Шварца...
Мария смотрела непонимающе.
- Ну, Ильф и Петров, - подбодрил он. - "Двенадцать стульев". Комната
- пенал, и посередине - матрац. Помнишь?
- Я не читала, - покачала головой она.
Такую неосведомленность в любом другом человеке Элефантов расценил бы
как признак крайней невежественности, но сейчас он подумал, что Мария
молодец - не старается казаться умнее, чем есть.
- Много потеряла. Ничего, я тебе дам. Замечательный роман!
Собираясь сюда, Элефантов хотел купить бутылку шампанского, но в ма-
газине была только водка и крепленое вино. Значит, подготовительный пе-
риод отпадал, следовало сразу переходить к делу: всякая заминка усилива-
ла неловкость.
- Наконец-то мы одни... - другим голосом произнес он, подойдя вплот-
ную к Нежинской.
- Ты этого долго ждал? - тихо спросила Мария.
- Да, долго...
- Просто так тебе казалось...
Лицо Марии было совсем близко, глаза загадочно поблескивали. Губы у
нее оказались мягкими и влажными.
Когда он начал ее раздевать, она, в свою очередь, стала расстегивать
на нем рубашку, сняла и положила на стул галстук. Смелая женщина!
- Чему ты улыбаешься? - Элефантову показалось, что она почему-то сме-
ется над ним.
- Я всегда улыбаюсь, - немного напряженным тоном ответила она.
Когда одежды упали, оказалось, что Нежинская худее, чем он предпола-
гал. Выступающие ключицы, оттопыренные лопатки, торчащие кости таза - во
всем этом было что-то болезненное. Когда она нагнулась, чтобы расшнуро-
вать свои полуботинки, Элефантов с трудом заставил себя поцеловать узкую
спину с отчетливо выделяющимися позвонками.
Нагота Марии не располагала к ласкам, и Элефантов поспешил быстрее
закончить то, ради чего они сюда пришли.
В последнюю минуту Мария сказала:
- Иногда я думаю, что этого не следовало бы делать...
- Перестань, - приникнув к влажному рту, он подумал, что она тоже не
удержалась от кокетства. От тахты почему-то пахло мышами.
Близость с Марией не доставила Элефантову удовольствия, и она, по-
чувствовав его холодность, поспешила высвободиться.
- Все, я убегаю.
И тут же добавила:
- Это наша последняя такая встреча.
"Ну и хорошо", - подумал он. Теперь, когда все кончилось, он жалел,
что вступил в связь с женщиной, к которой не испытывал никаких чувств.
Сейчас он потерял к Марии всякий интерес, но допустить, чтобы она это
поняла, было нельзя: некрасиво, неблагородна.
Поэтому он вслух произнес:
- Не надо так говорить.
И постарался, чтобы в голосе чувствовалась некоторая укоризна.
Когда она встала, он, вспомнив что-то, сказал:
- Посмотри в окошко.
Мария босиком подошла к окну. Ноги у нее были прямые, длинные, икры
почти не выражены, узкие щиколотки и широкие пятки.
- Продают что-то?
- Присмотрись внимательней.
- Фу! Зачем ты это сделал?
- Я размышлял, как соотносится то, что происходит там, и то, что про-
исходило здесь. И не пришел к определенному выводу. А ты что скажешь?
- Да ну тебя! - она действительно была раздосадована. - Испортил мне
настроение!
Собрав свои вещи в охапку, Мария ушла на кухню одеваться.
Выходили они тоже раздельно, договорившись встретиться на остановке
такси. Элефантов пришел туда первым и, ожидая Марию, размышлял о том,
что произошло.
Все очень просто, как и говорил Орех. Неужели он во всем прав? И
действительно, ни к чему сомнения, переживания, а вера в идеалы попросту
глупость?
На другой стороне улицы показалась Мария. Немного угловатая, с сумкой
через плечо, она шла как ни в чем не бывало.
Впрочем, а как она должна идти? Судя по уверенному поведению в посте-
ли, она не первый раз изменяет мужу. А так никогда не скажешь... Хотя
некоторые сомнения появились уже во время знакомства... Но мало ли что
может показаться. Предположения остаются предположениями. Возможно, это
ее первое грехопадение... К тому же, по существу, вынужденное - под на-
тиском домогательств очень напористого субъекта... Не исключено, что она
сожалеет о случившемся...
"Опять? - одернул себя Элефантов. - Когда-нибудь ты покончишь с этим
самоедством?"
Они отсутствовали на работе часа два: по официальной версии, получали
на заводе "Прибор" результаты внедрения в производство последних иссле-
дований лаборатории. На самом деле все необходимые данные Элефантов по-
лучил накануне - работник он был быстрый и энергичный.
Жизнь шла своим чередом. Новые идеи проверялись расчетами, потом на
ватмане появлялась блоксхема будущего прибора, затем рождалась принципи-
альная схема - десятки конденсаторов, резисторов, реле, катушек индук-
тивности, транзисторов, причудливо связанных сложной, как кровеносная
система, сетью проводников. На следующем этапе в лаборатории пахло кани-
фолью и расплавленным оловом - начинался монтаж модели, ее доводка и
много других операций, которые завершались либо внедрением нового образ-
ца, либо закрытием темы как бесперспективной.
Сектор Элефантова обеспечивал теоретическую сторону разработок, а
также проверку жизнеспособности идей, предлагаемых многочисленными изоб-
ретателями. Работы хватало, кроме того, Элефантов ухитрялся выкраивать
время и медленно, но верно доводил бесконтактный энцефалограф.
Дни пролетали один за другим, нередко приходилось задерживаться по
вечерам. В обеденный перерыв он с Нежинской ходил в институтскую столо-
вую, иногда они вместе возвращались с работы. Мария держалась так, будто
между ними ничего не было, и порой Элефантов сомневался в реальности то-
го, что происходило несколько недель назад в нежилой, пахнущей пылью и
мышами квартире на окраине города.
Как-то Орехов предложил поехать поужинать в только что открывшийся
загородный ресторанчик "Сторожевая вышка". Элефантов пригласил Марию, и,
к его удивлению, она отказалась. Совершенно неожиданно это его огорчило;
хотя он и принял участие в поездке, но настроение было испорчено.
Впоследствии он еще несколько раз подкатывался к Нежинской с предло-
жениями посетить ресторан или сходить "в гости", но каждый раз натыкался
на холодный отказ.
Элефантов не мог разобраться, в чем дело. Набивает себе цену? Вполне
вероятно. Он чувствовал, что если бы она охотно поддерживала с ним
связь, то вскоре бы надоела. А нестандартное поведение подогревало инте-
рес и усиливало влечение. Значит, хитрость, уловка? Но слишком долго
хитрить нельзя: недолго и перегнуть палку, насовсем отпугнув любовника.
Это-то она должна понимать?
Впрочем, возможен и другой вариант: не ощутив любви к себе, оскорби-
лась и не захотела продолжать банальную интрижку. Тогда она благородная
женщина, а он на ее фоне выглядит похотливым и беспринципным типом.
Кто же такая на самом деле Мария Нежинская? Элефантов не терпел неоп-
ределенностей, ему нужен был ясный и четкий ответ. Получив очередной от-
каз, он попытался выяснить отношения.
- В чем дело, Мария? Ты что, шутишь со мной?
- По-моему, это ты шутишь, - холодно ответила она. - И довольно дав-
но!
Последние слова прозвучали хлестко, как пощечина.
Объяснять она ничего не хотела, только однажды сказала:
- Знаешь поговорку - как женщина становится другом? Знакомая - любов-
ница - друг. Так вот теперь мы друзья. Разве тебе этого мало?
"Своеобразный способ приобретать друзей!" - подумал Элефантов, а
вслух сказал:
- Ну что ж, давай будем друзьями.
И оставил ее в покое, хотя не переставал ломать голову над вопросом:
что же представляет собой Мария Нежинская?
Он знал, что мужа она не любит. Об этом свидетельствовал ряд косвен-
ных признаков: она почти никогда не вспоминала о нем, в то время как он
звонил ей несколько раз в день, беспокоился, не заставая ее на месте,
расспрашивал, куда пошла и скоро ли вернется. Коллеги иронизировали по
поводу такой опеки, и Мария не только не пресекала шуток, но охотно к
ним присоединялась. Да и при разговоре с супругом в ее голосе часто
проскальзывали высокомерные, снисходительные или раздраженные нотки.
Однажды, когда непринужденная, свободно текущая беседа за чашкой чая
коснулась деликатного вопроса о семейном счастье, Мария высказала свой
взгляд на проблему.
- В браке бывает счастливой только одна сторона. Поэтому надо выб-
рать: либо выходить за человека, которого любишь ты, и подчинять свою
жизнь его прихотям и желаниям, либо за того, кто любит тебя и будет де-
лать все для твоего удобства, довольства и благополучия...
- Ты выбрала второй вариант? - бестактно спросил Элефантов.
- Ну почему же...
Она уклонилась от прямого ответа и перевела разговор на другую тему.
Но все было и так ясно.
Элефантов неоднократно видел практическое воплощение этого принципа:
Нежинский, словно молодой влюбленный, встречал Марию после работы, разг-
лядывал ее светящимися глазами, пытался забрать сумки, а супруга, прини-
мая знаки внимания как должное, гордо и независимо шагала рядом.
Иногда к Марии приходил рыжеватый" немного заторможенный парень - Ва-
ся Горяев, который раньше работал с ней на "Приборе". Он некоторое время
сидел в лаборатории, старательно поддерживал разговор, цепляясь за ус-
кользающие темы, потом просил Нежинскую проводить его и долго беседовал
с ней в коридоре или на скамеечке под окнами института. Бывало, что он
звонил и тоже о чем-то говорил с Марией.
И Элефантов и остальные сотрудники считали его несчастным влюбленным,
безуспешно добивающимся взаимности, подтрунивали над ним, при этом Мария
смеялась и веселилась вместе со всеми. А Элефантов удивлялся: чем могла
Нежинская так приворожить парня?
Впрочем, он и сам испытывал к ней странное, противоречивое чувство. С
одной стороны, он ее не любил, а с другой - его влекло к ней как магни-
том.
Он снова стал предлагать ей сходить "в гости", и внезапно она согла-
силась. Связь возобновилась. Ларин вернулся из командировки, женился,
поэтому Элефантову пришлось одалживать ключи у разных своих приятелей.
Все происходило по старой схеме: они уходили на "Прибор", в библиотеку
либо испытательный сектор, приезжали то в один, то в другой район горо-
да, порознь заходили в квартиру, проводили там полторадва часа, по от-
дельности выходили и возвращались в институт. Это была странная связь:
они не ходили в рестораны, театры и кино, не клялись в любви, не говори-
ли друг другу ласковые слова. По-прежнему близость с Нежинской не прино-
сила Элефантову удовлетворения, и каждый раз он решал, что следующего не
будет. Но она, очевидно, принимала такое же решение, и это заставляло
Элефантова вновь добиваться ее, она отказывала, чем усиливала его нас-
тойчивость, процесс развивался лавинообразно и заканчивался очередной
близостью.
Как ни пытался Элефантов разгадать Нежинскую до конца, сделать это
ему не удавалось: ее помыслы и чувства никак не проявлялись вовне, а ру-
ководившие ею побуждения не поддавались логическому объяснению. Ясно бы-
ло одно: похожая на девчонку Мария Нежинская совсем не так проста, как
кажется на первый взгляд, за ее скромной внешностью и благопристойными
манерами скрывается не одна тайна.
Вскоре Элефантову представился случай убедиться в обоснованности сво-
их предположений. Визит в лабораторию главного инженера "Прибора" Петра
Васильевича Астахова был совершенно неожиданным. Он поинтересовался, что
нового есть у науки и чем она порадует консервативную практику, посмот-
рел чертежи проектируемого прибора, рассказал пару анекдотов и распро-
щался, а Мария пошла его проводить.
Ничего странного в этом не было: несколько лет назад Нежинская и Ас-
тахов, тогда еще мастер, работали в одном цехе. Потом он стал начальни-
ком участка, вскоре возглавил цех, а еще через год занял пост главного
инженера.
Досужие языки многократно обсуждали столь быструю карьеру: некоторые
считали, что Астахов имеет мощную "руку", другие утверждали, что он че-
ловек толковый, деловой, хорошо знает производство и потому "сделал се-
бя" сам. Как бы то ни было, основная масса приборостроителей его уважа-
ла. Заняв ответственную должность, он не зазнался, держался со старыми
знакомыми по-прежнему, не подчеркивая дистанции. И то, что он запросто,
не чинясь, заглянул к ним в лабораторию, только подтверждало его демок-
ратизм.
Но потом он стал приходить к ним еще и еще, говорил о своих планах
шире внедрять в производство достижения научных исследований, жаловался
на несовершенство станков, приборов и другого оборудования, мешающее
поднять качество продукции до уровня мировых стандартов, и уходил, соп-
ровождаемый Нежинской.
Элефантов все еще думал, что молодой главный инженер увлечен идеей
использовать результаты их разработок в производстве и то ли действи-
тельно надеется достигнуть конкретных результатов, то ли хочет новым
подходом к работе заслужить одобрение начальства и подтвердить, что выд-
винут на руководящую должность не зря.
Даже когда Астахов стал во время командировок звонить в лабораторию
из других городов и, приглашая к телефону Нежинскую, подолгу говорил с
ней, Элефантов и то не заподозрил, что главного инженера интересуют не
достижения науки, а сама Мария.
Но однажды, возвращаясь на работу с обеденного перерыва, Элефантов
увидел за рулем проезжающей "Волги" Петра Васильевича Астахова. Рядом с
видом послушной школьницы сидела Мария Нежинская.
Тут он вспомнил, что в давнем разговоре об общих знакомых Мария проя-
вила хорошую осведомленность о служебных делах Астахова. Слишком хоро-
шую. Которой не могла располагать, если бы постоянно с ним не общалась.
И наконец понял: главный инженер крупного завода - слишком занятой
человек для того, чтобы из праздного любопытства ходить к ним и тратить
драгоценное время на беседы с Нежинской. Не говоря уже о катании ее на
автомобиле.
"Ай да Мария, - удивленно подумал Элефантов. - Правду говорят про ти-
хий омут! Сколько же это у них длится? Года три-четыре? Не меньше!"
Придя в институт, он спросил, где Нежинская - Мария Викторовна в обед
заканчивала расчеты, а сейчас пошла покушать. Потом собиралась ненадолго
забежать в библиотеку - посмотреть новые поступления.
Все понятно. Ай да Мария! Элефантов не испытывал ни ревности, ни ра-
зочарования - только удивление. Да еще некоторое удовлетворение от того,
что "просчитал" Астахова, в то время как тот ничего не подозревает о
его, Элефантова, отношениях с Марией.
Нежинская вернулась через полтора часа.
- Нашла в библиотеке что-нибудь интересное? - с понимающей улыбкой
спросил Элефантов.
- Ты знаешь, не успела зайти. Как-нибудь в другой раз.
Она заметила, что он видел ее в машине Астахова, но ответила совер-
шенно спокойно, без тени смущения, словно этот факт ни о чем не говорил.
У них все продолжалось по-прежнему: время от времени она соглашалась на
его уговоры, и они ходили "в гости". Каждый раз Элефантов спрашивал се-
бя: сколько знала Мария чужих полужилых или ненадолго оставленных хозяе-
вами квартир, сколько повидала продавленных, незастеленных диванов? Наи-
более вероятный ответ аттестовал бы ее как шлюху, но Нежинская совсем не
походила на женщин подобного сорта, к тому же Элефантову казалось, что,
уступая его настояниям, она делает над собой усилие и поступает нетипич-
но, вынужденно, вопреки своим принципам и убеждениям. Поэтому ни к како-
му определенному выводу он прийти так и не смог. Тем более что вскоре
пища для размышлений исчезла - Мария снова прервала с ним связь и больше
на уговоры не поддавалась.
- Это оправданно, если есть чувства, - объяснила она. - А если их
нет...
- Почему ты решила, что их нет?
- Видно невооруженным глазом. Ты равнодушен, холоден, никогда не го-
воришь комплиментов...
Возразить было нечего, она права на все сто процентов. Значит, как он
и предполагал, она, соглашаясь на близость, надеялась, что рано или
поздно в нем проснутся чувства... И когда убедилась, что этого не прои-
зойдет, оборвала тонкую, связывающую их ниточку. Винить можно было
только самого себя, хотя по некоторым, едва заметным изменениям в пове-
дении Марии Элефантов интуитивно чувствовал: что-то переменилось, в ее
жизни появился неведомый фактор, обусловивший разрыв в большей степени,
чем отсутствие любви, с которым она мирилась целых два года. Он даже
поставил вопросительный знак в июньском календаре, но вскоре забыл о
своих сомнениях - осталось только ощущение вины перед доверившейся ему
женщиной, надежды которой он так бессовестно обманул.
"Ну да ладно, - успокаивал он сам себя. - Все проходит, все забывает-
ся. Ничего страшного не произошло, обошлось без трагедий, сердечных ран
и душевных мук. И слава Богу".
Элефантов ошибался. Как нищий арабский рыбак, откупоривая заинтриго-
вавший его кувшин из желтой меди с печатью Сулеймана ибн Дауда на свин-
цовой пробке, не подозревал, к чему это приведет, так и он, бездумно, из
любопытства вступая в связь с Нежинской, не мог предположить, что выпус-
кает на свободу могущественного недоброго джинна, который через нес-
колько лет предъявит счет за проявленное легкомыслие. И потребует опла-
тить его сполна.
Глава одиннадцатая
СТАРИК
Биопотенциал у Старика оказался немногим выше обычного, но Элефантова
это не особенно огорчило. В последнее время работа отошла на задний
план, на первый же выдвинулись проблемы, ранее для него не существовав-
шие, в которых он мучительно пытался разобраться, путался, не получая
прямого, однозначного и ясного ответа, и оттого злился сам на себя.
Теперь он пытался сделать то, чего обычно не признавал: прибегнуть к
посторонней помощи и использовать уникальный жизненный опыт Старика в
качестве рабочего инструмента для решения задачи, оказавшейся не по зу-
бам ему самому.
Старик пошел навстречу: рассказывал, отвечал на вопросы, приводил
примеры. Они немного сошлись - побывали в гостях друг у друга, однажды
далеко за полночь пили водку, которую Элефантов не переносил, а Старик
употреблял как воду.
Элефантова удивляла монолитность личности Старика, исходившая от него
внутренняя сила и непоколебимая уверенность в себе, он остро ощущал:
именно этих качеств не хватает ему самому - и в глубине души надеялся,
что общение с новым знакомым поможет их почерпнуть. Но, передергиваясь
после пятой рюмки, от которой он при других обстоятельствах и в другой
компании, несомненно, отказался бы, Элефантов позволил себе понять, что
твердость характера и другие привлекательные личностные качества - штука
незаемная и, например. Старик не стал бы делать того, чего ему не хочет-
ся, чтобы не отстать от него, Элефантова, либо от кого-нибудь другого,
сколь бы уважаем и авторитетен ни был этот самый другой. Потому что Ста-
рик не ориентировался на других, не чувствовал зависимости от них и от-
того не старался им подыграть, не стремился понравиться, произвести бла-
гоприятное впечатление. Поддержку своим решениям и поступкам он находил
в себе самом. Склонный к образному мышлению, Элефантов, опьянев, предс-
тавил, что вместо позвоночника у Старика стальной стержень, откованный в
жестоком страшном горниле и имеющий форму трехгранного штыка. И тут же
почувствовал собственные гибкие позвонки, готовые в любой момент сло-
житься самым удобным образом.
Он был не прав, доходя до крайности в болезненном самоанализе. Он не
был трусом, подхалимом и приспособленцем, не кланялся начальству, не
угождал людям, от которых в какой-либо мере зависел, и твердостью позво-
ночника выгодно отличался от многих из тех, кто его окружал. Если бы он
хотел покоя, достаточно было оглянуться вокруг. Он, истязаясь вопросом о
своей состоятельности как личности, искал критериев высшей пробы и поэ-
тому проводил сравнение со Стариком, которое, естественно, успокоить не
могло, хотя и в Старике отыскивались крохотные человеческие слабости.
Некоторые странности поведения. Иногда он пропадал неизвестно куда,
появляясь так же внезапно, как исчез. Однажды Элефантов случайно встре-
тил его у привокзальной пивной в компании нетвердо стоящего на ногах та-
туированного субъекта и пока растерянно думал, следует ли подойти. Ста-
рик равнодушно повернулся спиной.
Были у него и свои болевые точки" которые Элефантов тоже нащупал слу-
чайно.
Из потертой планшетки вывалился пакет со старыми фотографиями. Пожел-
тевшая бумага, растрескавшийся глянец, на обороте чернильным карандашом
короткие пометки.
Группа немецких офицеров возле заляпанного грязью "Опель-Капитана".
Первый слева - Старик. Псков, 1942.
Трое обросших, изможденных, но весело улыбающихся парней в фуфайках,
с автоматами. Лес, 1942.
Печальный очкарик с впалыми щеками. Вася Симкин. Пог, в 1942.
Старик в польской форме, конфедератке, грудь в крестах. Радом, 1944.
А вот совсем другие снимки - портреты в три четверти, чуть нерезкие,
переснятые с официальных документов - кое-где в уголках просматривается
идущий полукругом готический шрифт печати. Одинаковые мундиры, похожие
лица - властность, высокомерие, презрение. Отто фон Клаймнихаль, Фриц
Гашке, Генрих фон Шмидт... И даты: 4 октября 42-го, 12 ноября 43-го, 3
января 44-го...
Последняя фотография того же формата, но отличная от других, коротко
стриженная симпатичная девушка, прямой взгляд, советская гимнастерка с
лейтенантскими погонами. Нерезкость, характерная для пересъемки, здесь
отсутствует, имени и фамилии на обороте нет, только цифры: 9.12.1944.
Старик заваривал чай на кухне, и Элефантов пошел к нему спросить,
действительно ли он снят с немцами или это переодетые разведчики, зачем
в его архиве хранятся портреты врагов, что за девушка запечатлена на
последней фотографии и что обозначают даты на каждом снимке.
Но он не успел даже рта раскрыть, как Старик почти выхватил фотогра-
фии, сунул их в пакет, пакет - в планшетку, до скрипа затянул ремешок и
запер ее в стол.
- Ничего не спрашивай - про это говорить мне нельзя, время не вышло.
Элефантов, конечно, поверил бы в такое объяснение, если бы у Старика
вдруг резко не изменилось настроение: он замкнулся, ушел в себя, а потом
неожиданно предложил выпить водку и вместо обещанного чая поставил на
стол литровую бутылку "Пшеничной".
Тут-то Элефантов, которому подобные перепады настроений были хорошо
известны, понял, что дело не в каких-то запретах, а в глубоко личных,
тщательно запрятанных причинах нежелания ворошить некоторые эпизоды сво-
ей жизни. Он понял, что у железного Старика в душе тоже есть незажившие
раны, которые он неосмотрительно разбередил. И, не попытавшись отка-
заться, с отвращением проглотил содержимое первой рюмки.
- Вот этот твой прибор, он мог бы мысли читать? - неожиданно спросил
Старик, будто продолжая давно начатый разговор.
Элефантов качнул головой.
- Жалко. А то б я за него руками и ногами схватился - и людей подхо-
дящих разыскал для опытов, и у начальства вашего пробил все что надо:
деньги, штаты, оборудование!
- Для чего?
- Нужная штука. И нам для работы, и вообще всем.
- Непонятно.
- Вот смотри, - Старик загнул палец. - В прошлом веке разбойники из-
гоями жили, кареты грабили, купцов потрошили, женщин захватывали, наг-
рабленное в пещеры прятали да в землю зарывали. К людям путь заказан -
на первом же постоялом дворе, в любом кабаке узнают - в клочки разорвут.
Одним словом - полная ясность: кто есть кто. Тридцать лет назад на при-
тонах да "малинах" всяких жизнь ключом била: воровские сходки, гулянки,
"правилки", разборы - блатное подполье - документов нет, железяки разные
в карманах, облаву устраивай, хватай - тоже все понятно!
Старик загнул второй палец.
- А сейчас совсем по-другому... Выровнялось все, сгладилось, "малин"
нет, профессионады вымерли или на далеком Севере срок доматывают, кто же
нам погоду делает? Пьянь, шпана, мелочь пузатая, вроде работает где-то,
дом есть, какая-никакая семья, а вечером или в праздник глаза зальет и
пошел - сквернословить, бить, грабить, калечить... И снова под свою кры-
шу, в норку свою - юрк, сидит, сопит тихонько в две дырочки, на работу
идет, все чин-чинарем, попробуй с ним разберись! В душу-то не заглянешь!
Да это еще ерунда, а вот валютчики, взяточники, расхитители и прочая
