Смягчающие обстоятельства | |
"чистая" публика так маскируются, что бывает их тяжело раскусить - можно
себе зубы поломать. Вот тут-то такой прибор очень бы пригодился!
- И вообще, - Старик загнул еще два пальца. - Очень много живет на
свете перевертышей. Внешность у них обычная, может, даже приятная, а
нутро черное, гнилое...
Элефантов почувствовал, что у него захолодело сердце, а в голову уда-
рила знакомая горячая волна, как обычно, когда он вспоминал о человеке,
которого хотел выкинуть из памяти навсегда.
- ...одежда, слова, косметика - шелуха, а попробуй докопаться до су-
ти! Поступками человек меряется, только они тоже есть разные: для всех -
одни, правильные, похвальные, а для себя - другие, тайные, которые повы-
годнее.
В войну шелуха слетала, настоящие люди на фронт рвались или в тылу на
победу до кровавого пота вкалывали, а сволочь всякая до тепла и сытости
дотягивалась, продбазы, склады - и тогда жирные коты жировали, среди
смертей, голода, разрухи сало со спиртом жрали, баб пользовали, золото
на хлеб выменивали, впрок запасались... Только когда попадалась такая
мразь, разговор короткий...
Старик скрипнул зубами.
- Да не все попались, не все, многие так и проскользнули в хорошую
жизнь, на ценностях, мародерством добытых, благополучие свое построили и
не сгорели синим пламенем, не провалились под землю.
Старик зло усмехнулся.
- И смех и грех. В сорок втором в Пскове охотились за одним эсэсов-
цем, большая шишка, вредил нам много и хитрый, гад, осторожный, как лис,
всегда с охраной, маршруты меняет, каждый шаг в секрете держит, никак
добраться до него не можем. Потом отыскали зацепку: он с секретаршей
бургомистровой спутался, молодая сучонка, красивая, ушлая... Пришли к
ней, прищемили хвост, дескать, сдавай, овчарка подлая, своего любовника,
если жить хочешь, она шкурой почувствовала, что на краю стоит, и сдала
его с потрохами. У него, оказывается, для постельных делишек специальная
квартира была, ясное дело, без охраны - шофер с адъютантом, и все, там
мы его и шлепнули, даже штаны надеть не успел. Ее, как обещали, - отпус-
тили, живи, сучонка, да держись от фашистов подальше, а то заработаешь
свою пулю. Пропала она куда-то, да иначе ей и не уцелеть бы - гестапо ее
разыскивало, а лет пять назад выплыла: хлопочет о льготах как участник
партизанского движения. Я, мол, помогала подпольщикам в ликвидации круп-
ного эсэсовского чина, скрывалась от гестапо.
Старика передернуло от отвращения.
- Так что не только ценности мародерством добывали, но и славу, по-
чести, пенсии... Этой-то овчарке не удалось: факты вроде сходились один
к одному, да вспомнил ее кто-то, а сколько проскочило таких переверты-
шей! Тех, кто сильно напакостил, до сих пор находят и судят, а другие
скрипят потихоньку, коптят белый свет, слюной заразной брызжут во все
стороны. Они свое дело сделали - пронесли в наше время бациллы жадности,
подлости, жестокости, посеяли их, потому что хорошего сеять не умеют, -
щеки старика побагровели от гнева. - Когда юнцы своего сверстника до по-
лусмерти избивают, чтобы джинсы содрать, завскладом дефицитный товар
прячет и спекулянтам отдает за взятки, контрабандист икону старинную че-
рез границу тащит - все это всходы тех посевов. Так что нужен нам при-
бор, чтоб мысли читать, очень нужен!
Старик разлил водку, подвинул Элефантову банку консервов.
- Ну а пока его нет, давай выпьем, чтобы передохла нечисть двоедуш-
ная. Я ее всю жизнь давил и до самой смерти давить буду!
В сознании Элефантова мелькнула догадка, связывающая рассказ Старика
с содержимым его архива. Вот оно что...
- Фотография того эсэсовца у вас в планшетке? В фуражке с черепом?
Фон... как там его?
- Клаймнихаль. Все они там, - мрачно процедил Старик и перевел разго-
вор на другую тему, предупреждая вопрос, который неминуемо должен был
последовать.
- Однажды я здорово жалел, что у меня такого прибора нет... Провали-
лась наша группа, серьезное задание сорвалось, шесть человек погибли -
ребята на подбор. Такое происходило по двум причинам: случайность или
предательство. Здесь случайность исключалась - операция готовилась дав-
но, все продумано, взвешено, отработаны запасные варианты... Преда-
тельство исключалось тоже - люди испытанные, проверенные много раз,
стальные люди. А факт налицо! Ломали головы, ничего не придумали. И
вдруг оказывается, что немцы пятерых расстреляли, а шестой через пару
дней к нам в лес пришел. Коля Финько - командир группы. Я ему как самому
себе доверял. Раньше... До того...
Рассказал он, как их врасплох застали, у самого глаза тоскливые, ждет
вопроса, а как ты-то жив остался? Спрашиваю. Отпустили, говорит, почему
- не знаю.
Вот такой расклад. Сидим, молчим. Дело ясное - просто так немцы не
отпускали. Он первый начал: если бы я ребят выдал, если бы на гестапо
работал, они бы как-то правдоподобно все обставили - побег бы имитирова-
ли, меня подготовили: синяки, ссадины, следы пыток, сквозное ранение...
А то ничего - выпустили, и все. Логично? Логично. Только логика тут фак-
ты не перевесит: ребята погибли, а его отпустили. За какие заслуги?
Мне говорят, чего, мол, с иудой церемонишься, прислонить к дереву - и
дело с концом! А я его хорошо знал, на задания вместе ходили, один раз
думали: все, амба, гранаты поделили, попрощались... Достойно себя вел,
хорошим другом был, надежным. И вдруг - гестаповский агент, предатель -
чушь собачья! Что тут делать? Вот ты как думаешь?
- Не знаю, - растерянно проговорил Элефантов.
- И я не знал. Только решение-то все равно надо было мне принимать,
больше некому.
- Можно испытать его как-нибудь... В бою или задание специальное.
- Да он уже двадцать раз испытан! Вопрос так стоит: или верить ему,
или не верить? Пускать в свою среду или нет? А испытание он любое прой-
дет - и если не виновен ни в чем, и если к немцам переметнулся.
Так я промучился всю ночь. То ли это психологи гестаповские испытание
такое изощренное придумали для него, да и для нас тоже - честного чело-
века изменником выставить, то ли это хитрость, уловка, чтобы от настоя-
щего предателя подозрение отвести, то ли тщательно запутанный план внед-
рения агента.
Ох и жалел же я тогда, что не могу Коле в душу заглянуть, ох, жалел!
- Но вы же знали человека, другом ему были, неужели поверить нельзя?
- не выдержал Элефантов. - Не мог же он так маскироваться и измениться
мгновенно тоже не мог!
- Ну почему же...
У Старика дернулась щека.
- И маскировались, и ломались порой - всякое бывало... Не в том дело:
раз есть вероятность, хоть самая ничтожная, что он враг, если даже прос-
то сомнение появилось, нельзя его к работе допускать, никак нельзя, это
значит - других людей не беречь, их жизни на карту ставить.
Да и не в моих силах было веру ему давать. Я только два решения мог
принять: расстрелять на месте или на Большую землю отправить, чтобы три-
бунал разбирался. Что в лоб, что по лбу... Факты-то никуда не уберешь, а
догадки, предположения и сейчас суды на веру не берут, а тогда война -
сам понимаешь... Шпионов, паникеров, дезертиров, диверсантов, провокато-
ров - пруд пруди. И Коля Финько, отпущенный гестапо... Он у меня писто-
лет попросил - застрелиться, я не дал - если он фигура во вражеской ком-
бинации, то и на тот свет отпускать его нельзя, надо попробовать для
контригры использовать. Короче, отправил Колю к нашим, что там дальше
получилось - не знаю.
Старик запустил руку в ящик стола, что-то искал, перебирая невидимые
Элефантову увесистые предметы, и задумчиво смотрел перед собой, хотя ви-
дел наверняка картины далекого прошлого, которые, судя по окаменевшему
лицу и крепко сжатым губам, не могли его успокоить.
- С любой стороны, крути-верти как хочешь, поступил я правильно. А
душа, поверишь, до сих пор болит...
Он наконец нашел то, что искал, и зажал в руке металлический цилинд-
рик с набалдашником на конце.
- Вот ты говоришь - поверить, люди, мол, не могут сразу меняться,
маскироваться не могут...
Старик задумчиво постукивал набалдашником по столу.
- А ведь в те годы мы на всякие чудеса насмотрелись. Война такие
свойства людской натуры обнажала, о которых порой и сам человек не знал.
Простые ребята подвиги совершали, на героев непохожие, раньше скажи - не
поверят. И наоборот было.
Ты знаешь, предательство оправдать нельзя, но если кто под пытками
ломался - тех хоть понять можно. А некоторые продавались - за деньги,
звания их паршивые, за корову, домик с усадьбой, да мало ли за что!
Старик шевельнул рукой - щелк! - из цилиндра выпрыгнул шилообразный
клинок, резать хлеб или открывать консервы им было нельзя, это орудие
предназначалось для одной-единственной цели, и Элефантов, читавший много
книг о войне, понял, что Старик держит немецкий десантный нож.
- А бывало, и вовсе ничего не понимаешь - человек как человек и вдруг
вроде беспричинно продает товарищей, только причина, конечно, есть, хотя
глубоко спрятанная; какая-то изначальная подлость, склонность к преда-
тельству, найти бы их, выжечь, ан нет, не найдешь, а зацепит обида ка-
кая-то или самомнение, выхода не нашедшее, и готово!
Щелк, щелк. Клинок мгновенно спрятался и выскочил опять. Элефантову
это напомнило нечто никогда не виденное, но знакомое.
- А вы можете рассказать хоть один такой случай?
- Лучше б не мог!
Старик провел свободной рукой по лицу. Щелкщелк.
- В школе с нами училась девушка, хорошая девчонка, нормальная, весе-
лая, компанейская. Радиодело знала хорошо, стреляла прилично, ножом ра-
ботала, со взрывчаткой свободно обходилась, многие парни за ней не могли
угнаться.
Старик говорил медленно, неохотно, как бы выталкивая слова.
- Только одна странность: псевдо она себе выбрала какое-то неприятное
- Гюрза. Зачем себя такой пакостью называть? А она смеется: быстрая, го-
ворит, хитрая, для врага опасная... Все правильно объяснила.
Старик поморщился и машинально пощупал под сердцем.
- Да не в прозвище дело. Заканчивали школу - получили задание, вроде
как выпускной экзамен. Задание простое: выйти в город и собрать развед-
данные, кто какие сможет. Военное положение, документов никаких, город
всем незнакомый. Попадешься - выкручивайся сам. Каждый понимает: если
что - помогут, но и риск имеется - могут на месте расстрелять как немец-
кого шпиона.
И пошли в город поодиночке. Я по легковым машинам штаб вычислил, сос-
читал, к номерам машин их привязал, вернулся, в общем, не с пустыми ру-
ками. Ну и ребята: кто на станцию проник, сведения о военных перевозках
собрал, кто оборонный завод установил, кто склад боеприпасов... А Гюрза
всем нос утерла: принесла пакет с совершенно секретными документами!
Спрашиваем: как удалось? Смеется: работать надо уметь! А в отчете на-
писала, как полагается: познакомилась с летчиком - подполковник, моло-
дой, лет тридцать, не больше, переспала с ним, а на следующее утро пакет
из планшетки вытащила, проводила от гостиницы до штаба, попрощались до
вечера. Как показатель полного доверия письмо приложила: подполковник ее
к своей матери направлял, рекомендовал невестой. В общем, виртуозная ра-
бота, и Гюрза явно гордилась, она вообще любила первой быть, чтобы заме-
чали, хвалили...
Щелк, щелк, щелк. Жало змеи, тонкое и быстрое, - вот на что это было
похоже. Опасной, ядовитой змеи. Может, гюрзы.
- ...только тут ее хвалить не стали. С одной стороны, подполковника
жалко - его разжаловали за потерю бдительности и разгильдяйство, в
штрафбат отправили, да и вообще, нехорошо как-то, нечистоплотно. Но ре-
зультат-то Гюрза дала!
Среди ребят мнения разделились: кое-кто говорил - молодец, сумела
объект выбрать, в доверие войти, документы важные добыть, но большинство
по-другому рассудило: курва она, и все тут! Короче, отвернулись от нее
многие, да и комиссия с учетом всех обстоятельств вывела ей "четверку",
а многие "пятерки" получили, хотя таких важных сведений, как Гюрза, ник-
то не собрал.
И Гюрза обиделась, хотя виду не подала. Вела себя как всегда, шутила,
смеялась, а когда перебросили ее за линию фронта, застрелила напарника и
явилась в гестапо. Вот так.
Старик замолчал.
- А что было дальше?
- Дальше? Работала на немцев, великолепно провела радиоигру против
нас, несколько групп провалила, дезинформации кучу...
Старик бросил нож, со стуком захлопнул ящик.
- И что интересно: не изменилась она - такая же улыбчивая, компанейс-
кая. Только компания другая.
Жила в специальном особняке гестапо, сошлась с кем-то из ихнего на-
чальства, тот ей туалеты из Парижа выписывал, драгоценности дарил... Ав-
то, рестораны, вечеринки. А в остальном все по-прежнему: добрая, отзыв-
чивая, простая.
На допросы к нашим приходила, советовала по-хорошему, по-дружески,
как товарищам, не надо, мол, дурака валять и в героизм играть, переходи-
те на эту сторону, не прогадаете. При пытках и расстрелах не присутство-
вала, считала себя выше грязной работы. Сама с собой комедию играла:
выставлялась порядочной, благородной.
Но знала, что ее к смерти приговорили, с оружием не расставалась:
"вальтер" в сумочке и на теле маленький "браунинг" спрятан, "шестерка".
Надеялась - поможет...
Старик снова разлил водку, выпил, не чокаясь, шагнул к холодильнику,
обратно и, как будто забыв, зачем поднялся, зашагал взад-вперед по тес-
ной кухоньке, отражаясь в черноте незавешенного окна.
- Так что не обойтись без твоего прибора, делай его, Сергей, надо бу-
дет - помогу! Если бы нам его тогда, в войну...
- А чем дело-то закончилось? - спросил Элефантов. - С Гюрзой?
- Чем и положено.
Старик сел к столу, протянул руку к бутылке, но передумал.
- Исполнили приговор - и точка.
И прежде, чем Элефантов успел задать следующий вопрос, Старик реши-
тельно рубанул ладонью воздух:
- Хватит об этом. Сыт по горло. Сколько раз зарекался не вспоминать!
Газетчиков отшивал несколько раз - не хочу, мне бы вообще забыть все к
чертовой матери! А сейчас опять разболтался. К дьяволу! Давай лучше
выпьем.
Элефантов опять подумал, что Старик не стал бы пить, если бы не хо-
тел, кто бы его к этому ни приглашал, но приложился к рюмке, хотя и не
допил до дна.
Старик покосился на него и улыбнулся.
- Когда что-нибудь делаешь, на других не оглядывайся, прислушивайся к
себе. А то не идет, а пьешь. Зачем?
Элефантова смутила проницательность Старика, созвучная его собствен-
ным мыслям. Он пожал плечами.
- Это называется... Когда ориентируются на окружающих, стремятся не
отстать от них... Как же... Ведь читал, а забыл!
- Конформизм.
- Вот-вот! - обрадовался Старик. - Во дворе у нас десятка два пенсио-
неров. У каждого сад с домиком, фрукты-овощи, сто пятьдесят на свежем
воздухе, интересы общие и всем понятные. Встретятся: удобрения, ядохими-
каты, посев, полив, плодожорка, медведка, опыление, подрезка.
А я к ним подойду - и поговорить не о чем. Мне с ними неинтересно, им
- со мной. Агитируют: возьми участок, подберем в товариществе хороший и
недорого - будешь как все... Вот ведь аргумент - "быть как все"! Отказы-
ваюсь - посмеиваются, чудаком считают. Что же ты делаешь, говорят, ты же
отдыхать должен, для себя ведь тоже пожить надо!
"А я и живу для себя. Только так, как мне нравится!" Не верят. Ниче-
го, говорят, еще надумаешь, мы тебе садик полузаброшенный придержим,
придешь - доволен будешь.
Им так удобней - считать, что рано или поздно стану "как все".
- А действительно, чем вы занимаетесь?
Видя, что Старик резко сменил тему разговора, Элефантов пошел ему
навстречу.
- Пенсионеры рыбу ловят, пчел разводят, огороды копают, а у вас, на-
верное, даже удочки нет!
- Точно нет! Я как списанный по старости охотничий пес: на медведя
или на волка не гожусь, а перепелов поднять или утку в камышах отыскать
- могу. Вот и шустрю по мелочам, помогаю ребятам чем могу...
Старик говорил неправду. Последние пятнадцать лет службы он работал
по тяжелым делам, раскрывал особо опасные преступления. Выход на пенсию
ничего не изменил: если к нему обращались за помощью, то речь шла не о
похищенном кошельке или пропавших курах. Сейчас Старик занимался "Приз-
раками" - разбойным нападением на инкассаторскую машину.
Преступление было столь же дерзким, сколь и необычным.
Сберкасса N 6 являлась последней точкой инкассаторского маршрута,
после которой машина возвращалась в банк. Собирающий вошел в здание и
занялся оформлением документов, как вдруг с улицы донесся дробный звук,
напоминающий автоматную очередь, и грохнул пистолетный выстрел. Он выбе-
жал на крыльцо и успел несколько раз выстрелить в уходящую машину, два
раза - прицельно.
Водитель лежал на земле напуганный, но живой и невредимый. В наруше-
ние инструкции он ел пирожок, когда дверь распахнулась и в лицо ткнулся
холодный предмет, он подавился, был выброшен на мостовую, получил пинок
под дых и сделал вид, что потерял сознание.
Старший инкассатор схватился за оружие и был сражен автоматной оче-
редью, но успел выстрелить и, по свидетельству очевидца, ранил одного из
нападающих в плечо.
Преступников было трое, с нейлоновыми чулками на головах, в непримет-
ной, скрывающей фигуры одежде. Примет их никто не запомнил.
Через пятнадцать часов на пустыре за городом нашли пропавшую машину с
трупом в багажнике. Убитый имел пулевое ранение правого плеча и каса-
тельное ранение черепа, оба несмертельные, смертельным оказался ножевой
удар в, сердце. Мешок с деньгами исчез.
Бандиты, заплатив за тридцать четыре тысячи рублей двумя человечески-
ми жизнями, ухитрились не оставить следов. Кроме одного - трупа соучаст-
ника. Легкость, с которой на это пошли, подсказывала: тесной связи между
ними нет.
Установить личность убитого по дактилоскопической картотеке не уда-
лось: очевидно, ранее не судим.
Старик обратил внимание на татуировки: кошачья голова на левом предп-
лечье, кот в сапогах с котомкой - на бедре, кошачья лапа на кисти - и
вспомнил своего старого знакомца с аналогичной символизирующей волю и
удачу картинной галереей на теле.
Того разыскали, сравнили татуировки и, убедившись в их идентичности,
допросили. Оказалось, что "кошачью" серию ему наколол дядя Коля Соловей
во время совместной отсидки. Отыскали Соловья, который давно освободился
и, бросив старое, жил-поживал в небольшом уральском городке...
Едва взглянув на фотографию убитого налетчика, дядя Коля опознал в
нем своего бывшего соседа Вальку Макогонова, в тюрьме не сидевшего, но
стремившегося пустить пыль в глаза и выставиться "авторитетом". Ради
этого он не пожалел богатого угощения и претерпел болезненную процедуру,
зато потом очень гордился залихватскими картинками и хвастал, что у него
впереди большие "дела" и что все, в том числе и Соловей, о нем еще услы-
шат. В этом он оказался прав, хотя возможности убедиться в своей правоте
уже не имел.
Заслуга в установлении личности Макогонова целиком принадлежала Ста-
рику, благодаря ему розыск вышел на новую спираль, и руководство это от-
метило. Он даже получил возможность определять наиболее перспективные
направления работы группы, выбирая для себя то, что больше соответство-
вало его интересам. И через день-два Старик рассчитывал ухватиться за
ниточку, ведущую к преступникам.
Но рассказывать обо всем этом Элефантову Старик не мог, да и не хо-
тел, он не отличался болтливостью и никогда не говорил с посторонними о
работе. Он вообще не любил откровенничать, на это были свои причины, и
сейчас немного досадовал на себя за то, что дал возможность Элефантову
догадаться о некоторых вещах.
Впрочем, о самом главном он, конечно, не догадается, не узнает, что
для двадцатитрехлетнего Старика из далекого грозного года Гюрза была не
просто товарищем по оружию - умелым, решительным и надежным, но любимой
женщиной с нежным именем, волнующим голосом, пахучими шелковистыми воло-
сами и ласковыми руками. Старик вспомнил, как поздравлял ее с удачей
после выпускного экзамена, что самое страшное, она была такой, как всег-
да: так же мило щурилась, чуть-чуть кокетничая, смеялась переливчатым
смехом, наклоняя голову к левому плечу. И когда выяснилась история с
подполковником, тоже держалась совершенно естественно, как ни в чем не
бывало, а на его первую реакцию - ужас и растерянность - холодно броси-
ла: "Нечего распускать слюни - это война".
И потом, когда он встретился с ней там, у немцев, это было очень
трудно, почти невозможно, но он прошел сквозь все заграждения и посты
охраны, как нож сквозь масло, не случайно послали именно его: он лучше
других знал повадки Гюрзы и, наверное, больше других хотел добраться до
нее, потому, наверное, ему это и удалось. Когда он встретился с ней там,
она почти не выдала испуга, как будто пришел званый гость, и вела себя
приветливой хозяйкой, только чаю не предлагала - про жизнь спросила и
про ребят и смотрела чистыми ясными глазами, так что он растерялся и
смущение некоторое ощутил, но это там, во второй своей половине, а пер-
вая действовала автоматически и ошибки сделать не могла.
А ведь сделал он все-таки ошибку, и не одну: в разговор с ней всту-
пать не следовало, ни к чему, слова ласковые, дурманящие слушать нельзя
было, и хотя веры ей он не давал, обмяк, растекся, как толовая шашка в
костре, тут-то она пистолетик свой второй и вытащила.
Старик машинально потер левый бок под сердцем, он часто так делал, со
стороны посмотришь - барах - лит моторчик, ан нет - рана там у него, са-
мая болезненная, всю жизнь не рубцуется.
Не догадался обо всем этом Элефантов, да и никто не догадается, если
не узнает, потому и откровенничать не следует: с женой своей откровенно
поговорил, душу раскрыл, считал - секретов между близкими не должно
быть, да и тяжело все внутри держать, а оно вон как обернулось... Когда
не сжились они, покатилось дело к разводу, она небось решила, что он на
жилплощадь позарился да имущество делить начнет, и упредила - явилась к
замполиту да вывалила целый короб; дескать, допоздна где-то шляется, в
воскресенье, в праздники дома не сидит, ночами зубами скрипит и ругается
страшными словами, а то и немецкие фразы выкрикивает, боится она его, и
недаром: он в войну невесту убил, рука не дрогнула, сам рассказывал... В
одну кучу все свалила, вот ведь дури!
И лицо исказилось гневом, будто он ей ужасное горе причинил, у Гюрзы,
кстати, тоже, когда стреляла, можно подумать, это он товарищей предал и
к врагу перешел. Вообще, палачи и предатели люто ненавидят тех, кого они
казнят и предают, очевидно, в том есть своя логика, так им легче жить...
Но когда Старик сказал, что на жилплощадь и вещи не претендует, про-
шел гнев, сразу прошел, она даже вроде как в оправдание его промямлила,
дескать, жертва войны, а что она знает о войне, девчонка, на молодой же-
нился, бес попутал, хотя и разница не особо - десять лет, да вся жизнь В
этих годах. Потом встречались на улице, здоровались, она про здоровье
спрашивала, вежливая.
Но откровенничать с кем-либо Старик зарекся, хотя, бывало, прямо рас-
пирали воспоминания, видно, к старости... Только с Крыловым говорил
иногда о прошлом, да сейчас вот с Элефантовым, хороший парень, а неуст-
роенный - тоска в глазах, сидит ночью в чужом доме, хотя к водке интере-
са нет, слушает жадно, чтото жжет его изнутри, мучает...
Старик допил водку, Элефантову уже не наливал, чему тот явно радовал-
ся, потом они пили крепкий чай, потом Элефантов ушел, задаваясь вопро-
сом, какая же невидимая субстанция отличает Старика от других людей, в
чем секрет его силы, уверенности и спокойствия, а Старик сидел в пустой
кухне, глядя остановившимися глазами в черное блестящее стекло окна, о
чем-то крепко думал и, наверное, не считал себя самым сильным, уверенным
и спокойным.
Утром Старик вышел во двор, как всегда, бодрым, собранным и энергич-
ным. Возле подъезда он столкнулся с Семеновым - председателем садовод-
ческого товарищества. Тот был в форме, на кителе звенели четыре медали и
десятка полтора юбилейных значков.
- Иду выступать перед школьниками, - пояснил он в ответ на молчаливый
вопрос Старика. - Надо рассказывать молодому поколению, как мы воевали и
на фронте, и потом...
Старик хорошо знал, что Семенов всю жизнь служил в паспортном отделе
и участия в боевых действиях не принимал, но сам Семенов об этом забыл и
часто удивлял окружающих подробностями своего героического прошлого.
- А ты зря самоустранился, - сурово выговорил он Старику, - тебе
ведь, как и мне, есть что вспомнить! И награды у тебя тоже имеются, по-
казать их молодым - не грех... А ты все в стороне, в стороне... Сейчас
куда идешь? В кино?! - В его голосе было такое возмущение, будто Старик
признался, что направляется в вертеп разврата. - Эх! - Он печально мах-
нул рукой. - Не хотят люди пользу обществу приносить, совсем не хотят!
Сидят на всем готовом, пенсии получают да в кино ходят. Стыдно!
Глядя в обиженную спину уходящего Семенова, Старик почему-то вспом-
нил, что работником тот был нерадивым и частенько получал нагоняй от на-
чальства. А в отставке у него проснулась инициатива, ключом забила ак-
тивная деятельность, соответственно изменилась самооценка. Вон даже по-
ходка стала куда уверенней!
Старик покрутил головой, взглянул на часы, отметив, что встреча с Се-
меновым отняла у него семь минут и грозила выбить из намеченного графи-
ка, и ускорил шаг.
К проходной завода он подошел, как и рассчитывал, предъявил вахтеру
удостоверение - не внештатного сотрудника, а старшего инспектора по осо-
бо важным делам, оставленное ему по особому распоряжению генерала, - и
беспрепятственно прошел на территорию.
Завод числился на хорошем счету - хищений здесь почти не было, в выт-
резвитель и милицейские протоколы рабочие не попадали, ЧП не происходи-
ло.
Побродив по двору минут двадцать. Старик убедился, что дисциплина
здесь поддерживается на высоком уровне: никто не болтался без дела, не
ходил из цеха в цех, его самого трижды остановили и поинтересовались,
кто он такой и кого ищет. Не дожидаясь четвертого вопроса, Старик напра-
вился в дирекцию.
Его принял главный инженер, уже осведомленный, что по территории за-
вода ходит майор милиции. Старик коротко изложил суть дела, точнее, ту
часть сути дела, обойтись без которой было нельзя, потом его провели в
инструментальный цех, а затем в отдел кадров.
Через два часа Старик вышел из проходной, имея в нагрудном кармане
список рабочих инструментального цеха и схему расположения их станков, а
в боковом - два десятка пронумерованных полуторасантиметровых отрезков
бронзы диаметром шесть миллиметров.
Вряд ли кто-то из помогавших Старику работников завода догадался, что
именно он ищет. Понять это мог человек, знающий, что инкассатор был убит
из самодельного автомата самодельными пулями калибра 5,6 мм, изготовлен-
ными из бронзового стержня. И что прутки бронзы соответствующей марки
поступали только на один завод в городе.
Физико-техническая экспертиза подтвердила идентичность отобранных
Стариком образцов бронзы составу пуль. И если бы трассологи сумели "при-
вязать" пули к конкретному станку, на что старик, хорошо знающий цену
подобным удачам, не очень-то надеялся, дело было бы наполовину сделано.
Но в данном случае наука оказалась бессильной.
Старик считал, что ничего страшного не произошло, круг поисков доста-
точно сужен и дальнейшая работа в этом же направлении является перспек-
тивной. Однако руководивший розыском подполковник Мишуев на ближайшем
оперативном совещании высказал другое мнение. Дескать, подобрать нес-
колько прутков бронзы мог бы кто угодно: грузчик, сторож или совсем пос-
торонний еще до того, как они попали на завод, поэтому ковыряться там -
только время терять, на что штатные сотрудники не имеют права.
В его словах был известный резон, к тому же он не препятствовал Ста-
рику ковыряться на заводе, теряя пенсионерское время, но фраза прозвуча-
ла обидно, Старика покоробило.
Когда-то Мишуев стажировался у Старика, и тот считал, что толку из
него не выйдет, но ошибся. Мишуев активно брал на вооружение тактические
новинки, постоянно использовал научно-технические средства, охотно, с
жаром выступал на совещаниях, писал блестящие отчеты, из которых было
видно, что он не щадит себя в работе и делает все необходимое, и если
положительный результат все-таки не достигнут, то не по его вине. Он
оказался неплохим организатором и, хотя хорошей работы у него было
больше, чем раскрытых преступлений, стал двигаться по служебной лестни-
це, окончил академию, и последние два года Старик прослужил под его ру-
ководством.
Мишуев был хорошим администратором, но Старик, считавший, что руково-
дить сыском должен классный сыщик, относился к нему довольно скептически
и не скрывал этого, что приводило к конфликтам и в конце концов послужи-
ло одной из причин его отставки.
Надо сказать, что Мишуев не был безразличен к мнению Старика о себе:
зародившееся еще во времена стажерства желание завоевать у наставника
авторитет не исчезло, переродившись в скрытое состязание, в котором под-
полковник стремился превзойти Старика, да так, чтобы это было наглядно
не только для окружающих, но в первую очередь для самого Старика.
Однако добиться превосходства Мишуеву не удавалось, наоборот, выигры-
вал пока Старик - Сыскная машина, как называли его в управлении друзья и
недоброжелатели, вкладывавшие в это прозвище различные оттенки.
Для установления личности убитого налетчика Мишуев использовал воз-
можности информационнопоисковых систем почти всей страны, его сотрудники
безрезультатно перебирали тысячи карточек подходящих по возрасту уголов-
ников с кошачьей символикой на теле, а Старик, покопавшись в памяти и
поговорив с двумя людьми, безошибочно вышел на жителя далекого уральско-
го городка Валентина Макогонова, ранее не судимого и, естественно, не
попавшего в картотеки информационных центров.
Но сейчас Старик шел долгой кружной дорогой, шел к анализу данных,
полученных на родине Макогонова. Убитому было двадцать семь лет, по про-
фессии шофер, последний год работал слесарем автобазы, так как за
пьянство его лишили водительских прав. Болтун, враль, любил хвастать
уголовным прошлым, особенно когда выпьет. Попадал в вытрезвитель, дос-
тавлялся в милицию за распитие спиртного в общественных местах, за не-
цензурную брань на улице, штрафы платил исправно и обещал впредь ничего
подобного не допускать. Серьезных правонарушений за ним не водилось,
