Детектив

   - Тогда одну секунду, я сделаю так... и вот так...
   Он дважды прикоснулся паяльником к контактам.
   - Теперь - к вашим услугам.
   Я спросил, где он был в вечер покушения на Нежинскую, Элефантов пожал
плечами.
   - Может, гулял, ходил в кино, может, дома: работал или читал. Не пом-
ню. Да для вас это и неважно. Вас интересует, чтобы кто-нибудь  подтвер-
дил, где я находился в тот момент. А я  веду  довольно  замкнутый  образ
жизни, мало с кем общаюсь. Так что алиби у меня нет.
   - А что вы можете сказать о Нежинской?
   Лицо Элефантова окаменело.
   - Почему я должен о ней говорить?
   Он принялся запихивать жгуты проводов в чрево автоматического  секре-
таря, лица его я больше не видел.
   - Вы с ней долго работали, ее научные  исследования  соприкасаются  с
вашими, она написала статью под влиянием ваших идей.
   Плечи Элефантова дернулись.
   - Черт, током ударило!
   В дверь позвонили.
   - Зотов Володя, -  представил  Элефантов  жизнерадостно  улыбающегося
толстяка с грушевидным лицом и таким же грушевидным туловищем. - Мой со-
сед и товарищ по детским играм.
   Похоже, он был рад перемене темы разговора.
   - Я к тебе за шнуром, - объявил Зотов и капитально уселся в кресло. -
Хочу переписать пластинку, а подсоединить  проигрыватель  к  магнитофону
нечем. Проигрыватель старый, там выход двухконтактный, а сейчас на  всех
шнурах штепсельные разъемы, - пояснил он мне. - Я, конечно, если бы знал
- на работе подобрал, но сегодня выходной, а товарищ принес пластинку...
   Элефантов вынес ему шнур.
   - Это не такой. Здесь вилка не с той стороны.
   - Да какая разница? Включишь наоборот!
   - Это будет неправильно. Качество может пострадать. Зачем? Лучше  все
сделать хорошо.
   - Ну, бери этот, - Элефантов дал гостю второй шнур.
   Тот его придирчиво осмотрел, помял в руках, вытянул во  всю  длину  и
покачал головой.
   - Этот тоже не годится. Изоляция треснута. Вот тут. Давай нож -  раз-
режем оплетку - сам увидишь.
   Элефантов обреченно махнул рукой и принес целый  моток  разнообразных
шнуров.
   - На, сам выбирай! Ты меня вводишь в безысходное состояние!
   Он повернулся ко мне.
   - Однажды на Памире ночевали на леднике, туман,  звезд  нет,  чернота
кругом, крючья поползли, пока закрепились заново, потеряли ориентировку,
где пропасть - справа, слева, близко, далеко?
   - Со мной тоже был случай! - оживился Зотов и положил шнуры на пол. -
Пошел я в подвал, тут свет погас, а у меня ни свечки, ни фонарика, и где
дверь - убей, не помню...
   - Пожалуйста! - Элефантов воздел руки к небу. - Ну можно ли  выносить
этого человека? На леднике оставалось только ждать рассвета и  не  шеве-
литься, а с ним - не давать пищи для разговора и ждать, пока уйдет.
   Зотов не обиделся.
   - Я не спешу. Нюсе сказал - к тебе пошел,  за  шнурами.  Может,  пива
попьем? Я схожу. Только баллон дай, да и деньги у меня в других штанах.
   - Пива не хочу. Выбирай шнур, я спешу.
   Элефантов мученически вздохнул и вышел на балкон.
   - Чего это он такой нервный? - добродушно улыбаясь, спросил Зотов,  и
я понял, что выносить его в больших дозах очень трудно. - Вы где работа-
ете?
   - В пожарной охране.
   Нелюбезность тона не смутила собеседника, наоборот, он улыбнулся  еще
шире.
   - Вот здорово! Я тоже хотел когда-то. Вы у меня дымоход не  посмотри-
те, я тут рядышком живу, три минуты хода...
   - Исключено, сегодня я отдыхаю.
   - Ну ладно. - Зотов рассматривал шнуры вместе и по отдельности, срав-
нивал длину, толщину и другие, известные только  ему  параметры,  морщил
лоб, хмурил брови, но сделать выбор не мог и вновь положил шнуры на пол.
   - Интересно, как он починил свой автоответчик?
   Выставив массивный, обтянутый вылинявшим трико зад,  Зотов  склонился
над аппаратом, чем-то щелкнул, послышался  характерный  звук  движущейся
ленты.
   - ...Ты даже этого не смог сделать! Я буду молчать,  мне  ни  к  чему
скандал, думаю, у тебя хватит ума...
   Злой женский голос был мне знаком, я бы вспомнил, кому  он  принадле-
жит, если бы послушал еще немного, но Элефантов вихрем влетел в комнату,
отшвырнул Зотова в сторону и выключил магнитофон.
   - Какого черта! Ты мне все испортил! Я не закончил ремонт,  а  теперь
надо все начинать заново!
   По ярости Элефантова я понял, чей это голос.
   - Ничего ему не сделалось. Серый, давай посмотрим, - растерянно  буб-
нил Зотов, но Элефантов не желал его слушать.
   - Ты нашел, что хотел?
   - Они все не подходят: один короткий, у другого вилка  плохо  припая-
на... Знаешь что, дай паяльник, я быстренько поправлю.
   По лицу Элефантова было видно, что сейчас он сделает нечто  страшное,
но тут, к счастью, зазвонил телефон.
   - Меня нет, - быстро сказал толстяк. - Я только что ушел домой.
   Элефантов снял трубку.
   - Да, у меня, - он мстительно улыбнулся. - Передаю...
   Грушевидное лицо Зотова обмякло.
   - Сейчас иду... У него не было подходящего, пришлось  искать,  подби-
рать, чинить... Да, домой... Нет, больше никуда... Нюсь, а Нюсь...
   - Уже положила...
   Испуг прошел, и Зотов говорил как ни в чем не бывало.
   - Дай мне тот шнур, что я первым смотрел. Раз такая спешка  -  больше
ничего не придумаешь.
   Толстяк неуклюже выкатился из комнаты.
   - Посмотрите в окно, не пожалеете, - сказал Элефантов.
   Мы вместе пронаблюдали, как Зотов выскочил из подъезда, дернулся было
к беседке, где забивали "козла", но, влекомый неведомой силой, протрусил
мимо, рысцой пересек двор и скрылся за углом.
   - Живет и доволен жизнью...
   Я почувствовал, что настроение у хозяина испорчено, и не стал спраши-
вать про устройство к лодочному мотору Громова. В конце концов,  сделать
это никогда не поздно.
   Вечером, как договорились, мы встретились с Ритой. В свое  оправдание
она сказала, что пошла со мной к Рогальским  "для  установления  контак-
тов", так как Галина обещала помочь ей разменять квартиру.
   - Не могу же я вечно жить с родителями! А разъехаться на хороших  ус-
ловиях тяжело. Пообщались для дела, ничего страшного, не понимаю, почему
ты вдруг встал на дыбы!
   - "Для дела"! Ко мне на правах друга приходил Семен Федотович, просил
уладить его неприятности!
   - Кстати, Галина мне об этом говорила. Ты можешь что-нибудь сделать?
   - Уже сделал. Дал коленом под зад и выбросил из кабинета.
   Рита надулась.
   - Не исключено, что она так же поступит со мной.
   - Может, прикажешь "для дела" влезть в грязные махинации твоих  прия-
телей?
   - Галина сказала, что там недоразумение с  документами,  надо  просто
объяснить...
   - За такое "недоразумение" положено лет десятьпятнадцать. И  помогать
в этих делишках я никому не намерен. Даже ради твоей квартиры.
   - Ладно, не сердись, - Рита взяла меня под  руку,  плотно  прижалась,
заглянула в лицо. - Я же не знала, что это так серьезно. Больше  никогда
не обращусь с подобными просьбами, обещаю.
   - И вообще держись подальше от  этой  публики.  Их  взаимные  услуги,
встречные уступки засасывают, как болото. Дашь палец - руку откусят.
   - Хорошо, милый, - кротко согласилась она.
   Мы гуляли по набережной, поужинали в крохотном кафе у самой воды, по-
том поехали ко мне - родители были в отпуске.
   И все же в наших отношениях что-то изменилось. Но что?
   Обдумывать это мне было некогда, потому что  перипетии  расследуемого
дела вытесняли из головы все остальное.
   - Значит, ты его подозреваешь? - спросил Зайцев, рассматривая  чертеж
глушителя.
   - Прямых данных по-прежнему нет, но... Чувствую, что он  как-то  при-
частен к этому выстрелу. Может быть, не в качестве  главной  фигуры,  но
все-таки...
   - Почему не главной?
   - Нет мотива. Просто так положительный  человек,  научный  сотрудник,
автор изобретений, статей и т.д., и т.п., не станет  лезть  на  башенный
кран и палить в сослуживицу из винтовки  с  самодельным  глушителем.  Не
станет, и все тут!
   - Это верно.
   Следователь раскрыл картонную папку, перелистнул несколько страниц.
   - Давай твои протоколы - подошью в дело, - скучным голосом сказал он.
И невыразительно продолжил:
   - Ты знаешь, что у него произошло с женой? Нет? А я  узнал.  Влюбился
он внезапно! Горячая любовь, безумная страсть - настолько,  что  решился
бросить семью! А от сильных чувств к поступкам из ряда вон  выходящим  -
один шаг!
   - Даже к покушению на убийство? Трудно поверить. Не тот человек!
   - Кстати, многие допрошенные отмечают, что он сильно изменился в пос-
леднее время. Очень сильно.
   Зайцев опять полистал дело, нашел нужный лист, с расстановкой прочел:
   - Элефантова трудно узнать,  иногда  создается  впечатление,  что  он
превратился в другого человека.
   Следователь захлопнул папку.
   - Вот в каком направлении нам придется работать. Почему он так  изме-
нился, чем вызвано происшедшее с ним превращение?
   И самое главное: на что способен новый, изменившийся Элефантов?
 
 
   Глава четырнадцатая
   ПРЕВРАЩЕНИЕ
 
   После близости с Марией все изменилось. Исчез сгибающий в три погибе-
ли гнет, стало легко дышать, жизнь снова наполнилась смыслом.  Элефантов
расправил плечи, ощущая, что к нему вернулась былая энергичность и  уве-
ренность в себе. За неделю он разобрал гору накопившихся бумаг:  возвра-
щенные на доработку статьи, отклоненная заявка на изобретение, черновики
неоконченных работ, беглые заметки по проведенным  опытам.  Еще  недавно
ему казалось, что справиться со всем этим будет невозможно и за полгода.
   Наконец-то он сделал то, что давно собирался:  отыскал  и  склонил  к
сотрудничеству раздражительного и нелюдимого Пореева, которого все  счи-
тали сумасшедшим или шарлатаном, потому что он уверял, будто  умеет  чи-
тать чужие мысли. Но он не был ни тем, ни другим. Уровень  биопотенциала
Пореева оказался в восемь раз выше, чем у любого из наугад выбранных по-
лутора десятков человек. Полуинтуитивные догадки подтверждались  практи-
чески. Теперь следовало проводить сотни контрольных измерений,  экспери-
ментировать, расширяя состав контрольной группы, активно искать  других,
подобных Порееву уникумов. Предстояла огромная, дьявольски интересная  и
чрезвычайно перспективная работа, справиться с которой в одиночку, полу-
кустарными методами Элефантов не мог.
   Он подготовил подробную докладную записку в министерство,  аргументи-
рованно обосновал необходимость организации отдела по  проблемам  сверх-
чувственной связи. Директор поморщился, покачал головой:
   - Уж больно здесь мистикой попахивает. Смотри, Сергей Николаевич,  не
навреди сам себе. Курочкин и так тебя алхимиком выставляет, да и  бывший
начальник, Кабаргин, считает авантюристом. Защитился бы на своем энцефа-
лографе, положение приобрел, а потом...
   Но докладную подписал.
   Итак, все шло хорошо, все получалось и  удавалось.  Наступила  полоса
везения, и Элефантов не сомневался: удачу ему приносит Мария. Она  же  -
источник вдохновения, муза, способствующая  его  творчеству.  Он  хорошо
спал, часто снилась Мария, и сны эти были легкими, радостными и приятны-
ми.
   Они встречались несколько раз в неделю, и каждый раз Элефантов волно-
вался, отправляясь на свидание. Он обнаружил, что для него стало потреб-
ностью дарить Марии цветы, причем только  такие,  которые  ее  достойны.
Приторно красивые каллы отвергались, как неискренние, восковые  лилии  -
как ненатуральные, георгины казались слишком печальными. И если не  было
достаточно свежих и красивых роз излюбленного им сорта, Элефантов  поку-
пал естественные и милые ромашки либо махровые с горьким ароматом  гвоз-
дики. Ярко-красные или снежно-белые. Полутонов и оттенков он не  призна-
вал.
   По дороге он внимательно осматривал встречающихся  женщин,  сравнивая
их с Марией. И сравнения были явно не в их пользу. Мария никогда не  на-
денет желтые туфли под зеленое платье. Не будет зевать и лузгать семечки
на улице. Не станет перекрикиваться с подружкой через дорогу. Разве  что
вот эта стройная девушка в джинсовом костюме и  красивых  солнцезащитных
очках... Но когда они поравнялись, Элефантов  заметил,  что  умопомрачи-
тельные босоножки открывают давно не мытые ступни, и брезгливо  передер-
нулся. Представить, чтобы Мария легла в постель, не  вымыв  ноги,  было,
конечно, совершенно невозможно.
   Несомненно, Нежинская - необыкновенная женщина. Хотя и довольно свое-
образная. Она ничего не рассказывала о себе, и он знал о ней очень мало.
   Она не ходила в театры, редко бывала в кино. Мало читала. Не  боялась
пьяных и темных улиц. Принимала как должное комплименты и  знаки  внима-
ния. Никогда ни на что не жаловалась и ни о чем не просила.  Никогда  не
говорила: "Я люблю тебя".
   Он шептал эти слова в маленькое нежное ушко в минуты близости, как-то
она со стоном выдохнула в ответ: "И я... ", и в другой раз: "Я  тоже..."
И только.
   Элефантов не считал вырванное в мгновенья страсти признание полностью
добровольным, ему хотелось большего. Однажды, когда  все  кончилось,  он
спросил напрямую:
   - Ты меня любишь?
   И услышал:
   - Мне хорошо с тобой.
   Сдержанность Марии насторожила.
   - Почему ты не говоришь, что любишь?
   - Я так не могу...
   "Что "не могу"? Не могу сказать неправду? Но она же спит со  мной,  а
без любви, конечно, не стала бы этого делать...  Или  не  могу  выражать
словами сокровенные чувства? Более вероятно, ведь Машенька - сложная на-
тура..."
   Мысли роились, как всполошенные птицы, но ответа - точного, ставящего
все на свои места - не появлялось, и оттого Элефантов, любящий ясность и
определенность, испытывал какой-то дискомфорт.  Сомнения  порождали  тя-
гостные размышления.
   Сколько раз эта красивая женщина со  внешностью  школьницы  обсуждала
вопрос о своем отношении к любовнику? И со сколькими мужчинами?
   Всегда стремящийся к полной информированности Элефантов с  удивлением
обнаружил, что лучше пребывать в неведении на этот счет, и если бы смог,
то предпочел бы забыть о том, что знал. По молчаливому  уговору  они  не
упоминали имен Спирьки, Эдика, Астахова, как будто те не имели  к  Марии
никакого отношения, но их тени время от времени омрачали настроение Эле-
фантова. Когда он смотрел на белье Марии, изящное, невесомое,  сразу  же
вспоминалось, что Спирька видел его тоже. И хотя воспоминание, вытеснен-
ное реальностью происходящего, мелькало глубоко-глубоко  в  подсознании,
он ощущал острый укол ревности.
   В объятиях Марии он забывал обо всем на свете. Но неприятное  чувство
никогда не исчезало совсем, проявляясь в самые неподходящие моменты.
   Она говорила "спасибо" после каждой близости, и это расценивалось  им
как признак глубокой внутренней культуры и душевной тонкости. Но  иногда
мелькала болезненная мысль: какой предыдущий любовник научил ее этому?
   Он ругал себя, обзывал ханжой, но отделаться от  ранящих  переживаний
не мог. Ему казалось, что Мария холодна и не испытывает таких же чувств,
как он. Изо всех сил он старался убедиться в том, - что ошибается.
   - Ты вспоминала обо мне?
   - Конечно, глупый...
   И на сердце сразу становилось легко и спокойно.
   "Время, на, все нужно время. Она привыкнет ко мне,  убедится  в  моей
искренности, в моих чувствах, поймет, что я совсем не тот, каким был три
года назад. И тогда доверится мне полностью".
   Но время шло, а спокойствие не приходило. Скорее наоборот.
   - Ты знаешь, я собираюсь уехать. На север.
   Они гуляли по длинному, рассекающему город надвое тенистому бульвару,
и то, что она сказала, прозвучало совершенно ошеломляюще.
   - ??!
   - Наш родственник сейчас работает в Воркуте начальником шахты.  Зовет
к себе: заработки высокие плюс коэффициент...
   - А как же диссертация? - более глупого вопроса задать было нельзя.
   - Буду там заниматься. Да и уезжаю-то не на всю жизнь. Года через три
вернусь...
   Элефантов не мог поверить, что она говорит всерьез.
   - Да Бог с тобой, Машенька! Какая Воркута? Ты посмотри на себя!
   Мария была в кипенно-белом сафари (все белые вещи она стирала  каждые
три дня), превосходно оттеняющем загар, изящные босоножки на  высоченной
"шпильке" подчеркивали стройность тонких ног. Хрупкая, как былинка.
   - Ты же европейская женщина, картинка из журнала!  -  Элефантов  даже
проглатывал слова от волнения. - Пальчики как спички, маникюр... Что те-
бе взбрело в голову? Да и зачем тебе эти деньги?
   Мария выпятила нижнюю губу.
   - Без денег ты не человек...
   - То есть как? - Элефантов не поверил ушам. Это была "философия"  де-
ляг и коммерсантов, которых он откровенно презирал. - Выходит, Никифоров
не человек?
   У него самого тоже не было денег, но он привел как пример  безденежья
своего бывшего завлаба, непрактичность и житейская беспомощность которо-
го вошли в поговорку у всех, кто его знал.
   - Человек, конечно, человек, - голос у Марии был  скучный,  казалось,
она жалеет, что сболтнула лишнее.
   Интересно, где она набралась этой дури? Сама-то она так думать не мо-
жет, это ясно...
   - ...Но без денег не обойтись, - вслух размышляла она. -  Нужна  дуб-
ленка, а это как-никак восемьсот рэ. А то и больше. Где их взять?
   - Может, купить пальто? - нерешительно посоветовал Элефантов,  ощущая
радость от сопричастности к делам и заботам любимой женщины.
   - В нем мне будет холодно, - чуть капризно проговорила она, и Элефан-
тов понял, что сморозил глупость. Стереотип мышления! Жена прекрасно об-
ходится стареньким пальто, дубленка для нее - недостижимая мечта. Но Ма-
рия - совсем другое дело! Ей,  худенькой  и  нежной,  красивый  тулупчик
просто необходим!
   И тут же он остро ощутил свою несостоятельность.  Он  всегда  считал,
что деньги - всего лишь бумажки,  которые  не  определяют  человеческого
счастья. Но если бы сейчас случилось  чудо  и  откуда-то  появились  эти
проклятые восемьсот рублей, он был бы счастлив, что может порадовать Ма-
шеньку, защитить любимое существо от зимнего  холода.  Хотя  дубленки  в
большом дефиците... Просто так не купишь, надо "доставать", а для  этого
знать ходы-выходы, иметь "контакты", связи с нужными людьми... Жизнь по-
вернулась непривычной  стороной,  и  Элефантов  почувствовал  незнакомое
чувство беспомощности.
   Неожиданно вспомнился забывшийся эпизод детства.
   На открытой киноплощадке неподалеку от  дома  по  субботам  собирался
"птичий рынок". Кроме голубей, канареек и попугайчиков, здесь  продавали
рыбок, черепах и прочую живность. Сергей любил разглядывать  умильно-по-
тешных котят и неуклюжих щенков, которых хозяева приносили в  выстланных
тряпицами корзинах, клеенчатых сумках или просто за пазухой, выкладывали
на жесткие лавки и отчаянно нахваливали,  привлекая  внимание  возможных
покупателей.
   - Злые, как черти, а вырастают во!  -  крепкий  небритый  парень  лет
двадцати пяти, который казался маленькому Сергею взрослым мужиком, может
быть, благодаря именно заросшей физиономии, а может, изза уверенной  ма-
неры держаться, будто весь базар принадлежал ему, - водил ладонью в мет-
ре от земли, и хотя с трудом верилось, что пять мохнатых комочков  могут
превратиться в таких огромных псов, Сергей заинтересованно остановился.
   Щенков было пять - четыре черные, как смола, один  светлый  и  мельче
размером.
   - Их мать чуть не до смерти загрызла соседа, а в прошлом году двоих в
клочья порвала, - громко рассказывал мужик. - Я ее по пьяному делу ногой
ударил, так килограмм мяса из икры вырвала. Подходи, покажу!
   Он задрал штанину.
   "Нашел чем хвастать", - подумал Сергей, уверенный, что такими жуткими
историями можно только отпугнуть покупателей.
   Но небритого обступили люди, с интересом  разглядывали  изуродованную
ногу, с таким же интересом поворачивались к щенкам, поднимали их, распя-
ливая на весу, тыкали пальцами в крошечные ротики, разжимали слабые  че-
люсти, проверяя прикус.
   Черные пытались устрашающе щериться, издавали писк, похожий на  рыча-
ние, хватали острыми неопасными пока зубками грубые чужие руки и тем вы-
зывали смех и одобрительно реплики. Светлый щеночек добродушно переносил
малоприятные процедуры, очевидно, думая, что с ним так  играют,  и  даже
несколько раз лизнул малюсеньким круглым розовым язычком  вертевшие  его
пальцы.
   - Сейчас, надо его разозлить, - мужик поставил светлого на скамейку и
стал больно щелкать по головке, но щенок только пятился, растерянно  ты-
чась мордочкой то в одну, то в другую сторону.
   - Сейчас, сейчас... - приговаривал мужик, сам начиная свирепеть.
   - Брось, не видишь, что ли, - злости у него нет, - сказал кто-то. Лю-
ди стали расходиться.
   Черных щенков раскупили, светлый остался один, и охотников на него не
было, хотя, на взгляд Сергея, из всей пятерки  он  самый  симпатичный  и
совсем не заслужил разлуки с братьями, одиночества и ударов по голове.
   - Что смотришь, пацан, нравится? - обратился хозяин к Сергею и добро-
душно подмигнул. - Беги к мамке, бери деньги, за десятку отдам.
   Старая десятка, а впоследствии новый рубль, была по тем временам  для
шестилетнего пацана солидной суммой. Но он со всех ног  бросился  домой,
уверенный, что на такое благое дело деньги у матери найдутся.
   Ася Петровна выслушала его сбивчивый рассказ и поморщилась:
   - Что за глупости, не хватало еще псины в доме! И потом, они заразные
- глисты, блохи, чумка. Ты совсем с ума сошел!
   Сергей побежал обратно, опасаясь, что продавец ушел, но  тот  был  на
месте.
   - Ну что, принес? Нет? Эх ты, - мужик опять добродушно  подмигнул.  -
Ну ладно... Не тащить же его обратно.
   Он махнул рукой и стал собираться. У Сергея  мелькнула  надежда,  что
сейчас хозяин возьмет и отдаст ему щенка без всяких денег. А уж мать  он
сумеет уговорить, в конце концов, можно положить подстилку в коридоре, у
двери, он сам будет ухаживать, ведь держат же многие собак  и  ничем  не
болеют...
   Мужик посчитал деньги, засунул в карман, осмотрелся - не забыл ли че-
го, но не положил щенка в уютную, пахнущую собачьим теплом  корзинку,  а
взял двумя пальцами за задние ноги и коротким движением  ударил  о  край
скамейки, в третий  раз  добродушно  подмигнул  Сергею,  завернул  серое
тельце в смятую газету, которую постилал на лавку, и бросил в кучу мусо-
ра.
   Если бы не эти добродушные подмигивания, до Сергея тоже не  сразу  бы
дошел смысл совершившегося, настолько невероятно жестоким и вместе с тем
будничным оно было, но, по крайней мере, он не стал бы лезть в  мусор  и
разворачивать смятую газету в надежде, что это фокус, пусть и неудачная,
но шутка неплохого в общем мужика, оставившего ему таким образом  целого
и невредимого щенка...
   Потом он бился в истерике, ругал мать самыми жуткими словами, и испу-
ганные родители всерьез собирались купить ему собаку...
   Беспомощный Элефантов из далекого детства вернулся в настоящее.
   Вдруг вспомнилась тяжесть десятитысячной  пачки,  которую  он  весело
швырнул перед Семеном Федотовичем, и он с удивлением ощутил сожаление...
Да что это с ним! Через некоторое время подоспеет крупная сумма за внед-
рение в производство бесконтактного энцефалографа, и тогда...
   - Пока я не могу тебе ее купить... Но через годик...
   - Да ну тебя к черту! - раздраженно сказала Мария. - Что я, тебя про-
шу?
   Элефантов ошеломленно замолчал. Он никогда не думал, что корректная и
тихая Мария способна на грубость. Тем более что он ее не заслужил.
   Тут же всплыл в памяти давний разговор со Спирькой, когда тот утверж-
дал, что кроткий вид Нежинской обманчив, на самом деле ей пальца  в  рот
не клади.
   "Неужели он знает ее лучше, чем я?" - мелькнула горькая мысль.  А  на
втором плане проплыла другая, не менее неприятная: что кроется  за  этим
желанием уехать на север?
   ...Одно из двух: или она тяжело переживает разлуку с Астаховым и  хо-
чет убежать подальше, как раненое животное прячется в чащобе,  зализывая
раны, либо... Начальник шахты, о котором говорила Мария, - Петренко Петр
Григорьевич - уехал в Воркуту совсем недавно. Раньше Мария  не  называла
его родственником, считалось, что он хороший знакомый  их  семьи.  Сорок
лет, энергичный, перспективный. Как Астахов. И тезка... Может, и он  та-
кой же родственник?
   Любой из этих вариантов означал, что к нему, Сергею  Элефантову,  она
не испытывает никаких чувств, не связывает с ним свои планы на  будущее.
Но почему? Неужели он такой никчемный?
   "Да брось, Серега! Нечего цепляться к мелочам  и  превращать  муху  в
слона! Надо занять ее делом, заинтересовать, и она  перестанет  метаться
туда-сюда!" - одернул он себя, но неприятное ощущение  не  исчезло  пол-
ностью - какая-то крохотная пружинка закатилась в дальний закоулок души,
где уже накопилось изрядное количество других, точно таких же.
   Тему для Марииной диссертации Элефантов сформулировал в тот же  день:
"Физико-математический аппарат экстрасенсорной связи". Тут  же  составил
план, за неделю написал реферат.
   - Так быстро? - Мария удивилась не зря: у начинающего  аспиранта  или
соискателя на все это уходит обычно месяцев семь, а то и  десять.  -  Ты
молодец!
   Ему было приятно, тем более что похвалила она его только второй  раз.
Сдержанность Нежинской огорчала, полностью раскрывшись, он ожидал такого
же ответного чувства, но вместо теплой волны любви и нежности ощущал ис-
ходивший от нее холодок. Он убеждал себя, что это  ему  только  кажется,
заглядывал в васильковые глаза, надеясь увидеть то ласковое сияние,  ко-
торое появлялось иногда три года назад, но,  увы,  непроницаемые  шторки
скрывали происходящее в ее душе, и лицо всегда оставалось спокойным и до
равнодушия бесстрастным.
   Вскоре Элефантова вызвали в Москву, в министерство.  Он  доложил  ре-
зультаты своих исследований вначале сотруднику, курирующему их институт,
затем начальнику отдела. Те слушали внимательно, но, как  ему  казалось,
без заинтересованности и в конце задавали один и  тот  же  вопрос:  "Чем
подтверждаются ваши выкладки?"
   Он рассказывал о феномене Пореева, показывал таблицы, схемы и графики
контрольных измерений, чувствуя, что все это особенно не убеждает  собе-
седников.
   - А вы уверены, что биопотенциал вашего, гм, телепата, - слово "теле-
пат", непривычное и даже неуместное в строгой  обстановке  министерства,
прозвучало как ругательство, - действительно выше нормы?
   Начальник отдела внушительно возвышался над полированным, темного де-
рева столом. Массивная голова на толстой шее, аккуратный пробор в редею-
щих волосах. Красивые импортные очки с дымчатыми стеклами несколько ком-
пенсировали заурядность лица. И голос у него был  внушительный,  веский,
отбивающий всякую охоту спорить.
   - Но, Алексей Архипович, вот же результаты замеров, а вот, для  срав-
нения, данные контрольной группы.
   Элефантов держался уверенно, так как был убежден  в  неопровержимости
представленных материалов, но по безмолвной реакции куратора понял,  что
дерзость его поведения переходит всякие границы.
   Дымчатые стекла зловеще блеснули.
   - Графики и таблицы я видел. - Фразы получались рублеными и тяжелыми.
- Но это только цифры, не больше. Как они получены? Методика эксперимен-
тов? Оборудование, аппаратура? И вообще, как вы фиксируете биопотенциал?
И что это за единица измерения "мнеж"?
   Элефантов смутился. Во-первых, потому, что Алексей Архипович  нащупал
самые уязвимые точки его теории, а во-вторых... "Мнеж"  расшифровывалось
очень просто: Мария Нежинская. Но об этом не знал еще ни один человек на
свете. Даже она сама.
   - Биопотенциал измерялся на приборе моей конструкции...
   - Он защищен авторским свидетельством?
   Безусловно, Алексей Архипович обладал железной хваткой и  беспощадным
ударом. Элефантов уже знал, что последует за этим.
   - Нет, заявка отклонена...
   - Наверняка в связи с недостаточным теоретическим обоснованием?
   - Да... Но прибор-то существует! А заявку я  доработаю  и  представлю
повторно!
   - Я вам, конечно, желаю успеха. Но пока получается, что все ваши  вы-
воды строятся на результатах измерений уровня биополя, а прибор, которым
это делается, официально не признан! Так?
   - Так.
   Эле фантов решил и проигрывая не терять достоинства.
   - А следовательно, научность и достоверность вашего исследования рав-
няется... Чему?
   - Вы хотите сказать - нулю? Ну а если через полгода, год заявку  при-
мут, биоэнергометр получит право гражданства, что тогда?
   - Не знаю. - Теперь дымчатые стекла блестели немного  снисходительно.
- Тогда будет видно.
   Куратор поднялся, всем своим видом давая понять, что недопустимо  за-
тянувшийся визит пора заканчивать.
   - Но такой подход приведет только к потере времени! Ведь  уже  сейчас
видно, что существует эффект экстрасенсорной связи! Разве можно  отказы-
ваться от исследований только по формальным соображениям?
   Элефантов почти кричал, куратор, втянув голову в  плечи,  делал  вид,
что его здесь нет, он не видит и не слышит происходящего. Наступила тре-
вожная пауза. В проблеске очков появился интерес.
   - Ну что ж... Если ваша правота пропорциональна убежденности... Пусть
головной НИИ даст свое заключение. Одобрят саму идею - мы не станем при-
дираться к формальностям.
   В головном институте Элефантов разговаривал с профессором Карпухиным.
Ранее они несколько раз встречались на конференциях, Карпухин доброжела-
тельно отзывался о его докладах, интересовался научными планами.  Сейчас
он тоже встретил его приветливо.
   - Мне лично твоя разработка нравится. Смело, ново, логично. Но, -  он
потрогал короткий седеющий "ежик". - Что скажет совет? С одной стороны -
это не по нашему профилю, с другой -  институтов  и  министерств  такого
профиля пока что вообще не существует. Да и все остальное -  чисто  оце-
ночные вопросы. Можно решить их так, можно - этак. И каждое решение  бу-
дет правильным. Даже не знаю, что получится...
   Ну да ладно, - он решительно взмахнул рукой. - Зачем попусту гадать и
распускать слюни раньше времени! Свои взгляды нужно отстаивать. Так  что
готовься убеждать членов совета!
   - Иван Егорович, у меня еще один вопрос. - Элефантов прикладывал уси-
лия, чтобы не показать смущения. - Наша сотрудница выбрала тему, смежную
с моей. Я хотел проконсультироваться - насколько она диссертабельна.
   Он протянул листок с планом.
   - Ну-ка, ну-ка...
   Карпухин читал, далеко отведя руку.
   - Это даже слишком широко. Тут замах на докторскую! Но весьма  толко-
во. Как ее фамилия?
   - Нежинская.
   - Никогда не слышал. Она публиковала что-нибудь?
   - Да нет, только начинает... Вы не согласитесь  взять  научное  руко-
водство?
   - Ну отчего же! Тема интересная, перспективная. Вот только  справится
ли она? Знаешь, сколько есть соискателей, неспособных довести  до  конца
то, за что они взялись?
   - Справится.
   - Тогда вопросов нет. Через месяц я  приеду  к  вам  на  конференцию,
пусть подготовят развернутый план, мы поговорим и будем решать.  Кстати,
а что ты думаешь?
   - У меня уже все на выходе.
   - Так выдавай побыстрее. А то талантливая молодежь, - Карпухин потряс