Детектив

планом, - тебя обойдет.
   - Пусть обходит, я только порадуюсь.
   Распрощавшись с Карпухиным, Элефантов выскочил на улицу. Три  дня  он
работал на пределе. Бесконечные министерские  коридоры,  двери,  похожие
одна на другую, встречи на разных уровнях, беседы, от которых многое за-
висело, споры с теми, с кем удобнее соглашаться, обидное  чувство  нера-
венства, когда невольно ждешь, что собеседник противопоставит твоей  ар-
гументации административный окрик, сразу дающий понять,  кто  есть  кто.
Все на нервах, с постоянным напряжением.
   Болела голова, хотелось есть, но усталости он не  чувствовал,  наобо-
рот, ощущал эмоциональный подъем. Даже  не  от  того,  что  командировка
прошла в общем-то успешно; хотя значимость этого была чрезвычайно  высо-
ка, она отходила на второй план по сравнению с тем, что являлось для не-
го СЕЙЧАС более важным. Мария! Они договорились: если  он  окончит  дела
раньше срока, то прилетит к ней и ночь они проведут вместе. Шансов спра-
виться с делами до окончания командировки было  совсем  немного.  Но  он
приложил все силы, и ему это удалось. Уже опаздывая в аэропорт,  Элефан-
тов забежал в несколько магазинов. Французских духов, которые он  мечтал
подарить Марии, в продаже не оказалось, но зато  ухитрился  без  очереди
купить шикарный бельевой гарнитур в яркой, красочной коробочке.
   Таксист гнал вовсю, но, когда они приехали, уже  началась  посадка  в
самолет, и билет ему продали на следующий рейс, вылетающий через два ча-
са. Отсрочка огорчила Элефантова, он подошел к  секции  и,  когда  поток
пассажиров иссяк, спросил у красивой, сильно  накрашенной  дежурной,  не
сможет ли она отправить его немедленно.  Дежурная  окинула  внимательным
взглядом, и, видимо, он ей понравился, потому что спросила она  любезным
тоном:
   - А зачем вам спешить? Через два часа спокойно  вылетите  без  лишних
хлопот!
   - Дело в том, что меня ждет любимая женщина. И хочется увидеть ее как
можно скорей.
   Элефантов сам удивлялся, что спокойно говорит такие слова посторонне-
му человеку и не испытывает при этом ни малейшего смущения.
   Дежурная посмотрела на него с новым выражением, сделала исправление в
билете и пропустила к автобусу. Когда садились в самолет, она прошептала
что-то на ухо стюардессе, та удивленно воскликнула: "Разве в наше  время
такое бывает?!" - и во время полета смотрела на Элефантова с  нескрывае-
мым интересом. От этих взглядов он чувствовал себя неловко  и  отворачи-
вался к иллюминатору, хотя там ничего, кроме угольной черноты, видно  не
было.
   На стоянке такси толпилась очередь, но расторопный дядя с лицом прой-
дохи, заломив невероятную цену, посадил его в оранжевую "Ладу" и,  чтобы
сделать поездку приятней, включил магнитофон. Стереоколонки создавали  в
замкнутом пространстве исключительный эффект, музыка обволакивала созна-
ние, Элефантов расслабился и закрыл глаза.
   Мария! Она была его путеводной звездой, маяком, к которому  он  стре-
мился через время и расстояния, преодолевая все препятствия, встающие на
пути. Сейчас они увидятся. Скучала ли она по нему? Ждет ли его  с  таким
же нетерпением?
   В окнах Нежинской света не было. Может, устала и  рано  легла  спать?
Ведь уже почти одиннадцать! Поднимаясь пешком  по  лестнице,  он  ощутил
сильное волнение, когда звонил в дверь, волнение усилилось. Никакого от-
вета. Нет дома? Но они же договорились! Или наоборот - дома, но не одна?
Его бросило в жар.
   К будке телефона-автомата он подошел с  ужасным  настроением.  Сейчас
все выяснится. Если ее нет у матери... Уже заранее  он  чувствовал  себя
обманутым и обокраденным.
   - Алло, - родной голос Марии мгновенно стер мрачные мысли,  Элефантов
ощутил острую радость, прилив сил и угрызения совести за то, что мог ду-
мать о всяких глупостях.
   - Здравствуй, Машенька!
   - Здравствуй.
   Печаль в ее голосе вновь заронила в душу тревогу.
   - Как дела, родная?
   - Не очень хорошо. Неприятности...
   - Что случилось?
   - Потом расскажу.
   - Так ты будешь ночевать у мамы?
   - Наверное...
   В голосе он уловил неуверенность.
   - Или все-таки подъедешь?
   - Ну хорошо... - произнесла она после чуть заметной паузы.
   - Жду тебя, дорогая, целую!
   Обуреваемый сложными чувствами, Элефантов сел на скамейку чуть в сто-
роне от дома. Раз Мария ради него идет через ночной город,  значит,  она
любит! Между ними уже существует незримая связь,  и  ее  сдержанность  и
немногословие он напрасно принимает за холодность. От этих мыслей  стало
хорошо и спокойно. Но что за неприятности? Ведь ему почти ничего не  из-
вестно о ее жизни. Как она проводит время без  него,  чем  интересуется,
что ее радует и печалит... Он не решался расспрашивать,  боясь  спугнуть
преждевременным любопытством то тонкое, едва ощутимое, что их  объединя-
ло. Но, с другой стороны, она-то  должна  испытывать  потребность  поде-
литься с ним своими заботами? А если нет, значит, она ему не доверяет...
Но почему?
   Как бывало почти всегда, размышления о взаимоотношениях с Марией  вы-
зывали у него горький осадок своей шаткостью и неопределенностью. Ночной
ветерок продувал насквозь, и Элефантов поежился.
   Вдали показалась пара, Элефантов не обратил на нее внимания, но, ког-
да они подошли ближе, в девушке он узнал Марию.
   Вот тебе на! С кем это она? С Эдиком? Или с кемлибо еще,  неизвестным
ему, Элефантову, но имеющим на нее достаточные права? Откуда он  взялся?
Находился в гостях у Варвары Петровны и пошел ее проводить? А у Марии не
было повода отказать?
   У него опять стало муторно на душе. Ситуация складывалась  совершенно
нелепая. Если сейчас они как ни в чем не  бывало  поднимутся  к  Нежинс-
кой... Да нет, она этого не допустит, она  же  знает,  что  он  здесь  и
ждет... Но она тоже может быть связана обстоятельствами, возможно, пото-
му у нее и был такой грустный голос. Элефантов сжал  зубы.  Еще  никогда
неопределенность его положения по отношению к Марии  не  проявляла  себя
так наглядно.
   Пара подошла поближе, и Мария протянула парню руку,  но  тот  покачал
головой и пошел с ней дальше. Свет фонаря высветил его лицо - Элефантову
оно было незнакомо. Кто же это?
   Они подошли к дому, Мария снова попыталась распрощаться, и  вновь  ее
спутник не захотел этого сделать, а указал на дверь подъезда. Мария воз-
ражала и осматривалась по сторонам, и вдруг Элефантов понял, что это со-
вершенно посторонний человек, который скорее всего увязался за ней в по-
исках легкого приключения. У него будто гора с плеч свалилась.  Ситуация
упростилась до предела. Он устал, перенервничал, замерз, ему  совершенно
не хотелось драться, да и настроение было  совсем  не  боевое,  но  этот
расклад был стократ лучше любого другого...
   - Мария!
   Он вышел из тени и направился к ней. Мария пошла навстречу.
   - Это что - уличные приставания?
   Он крепко взял Марию за руку, высоко, ощутив тепло ее подмышки.
   - Да, - она засмеялась. - А я ищу тебя, ищу.
   Они подошли к подъезду. Парень стоял на месте. Года двадцать два, до-
вольно нахальное лицо, кажется, нетрезв. Надо было  отдать  Марии  порт-
фель, но теперь этот жест мог излишне обострить обстановку.
   - Он тебе ничего не сделал?
   - Нет, что ты, - она весело улыбалась.
   Элефантов предпочел бы обойтись без драки, но был готов в любую мину-
ту бросить портфель и выполнить отработанную серию: раз, два, три!
   - Ну, вот вы меня и проводили, - весело обратилась Мария к  парню.  -
Как и договаривались. До свидания.
   Она протянула руку, тот попрощался и молча ушел. Элефантов расслабил-
ся. Ему не понравилось, что Мария слишком приветлива с  каким-то  пьяным
уличным приставалой.
   - Почему ты его сразу не отшила?
   - Ну а как? Он привязался в трамвае - провожу и провожу...
   - Существует много способов отбить охоту к подобным провожаниям!
   - Ну я же не грубиянка... Я не могу рычать на человека...
   "Странное рассуждение", - подумал Элефантов.
   - К тому же на свету такая публика не опасна. Вот в темном  месте  им
лучше не попадаться. Тогда они уже ничего не слушают.
   От такой осведомленности Элефантова несколько покоробило, но,  погла-
живая сквозь мягкую ткань тонкую руку, он чувствовал, как все его  печа-
ли, тревоги и сомнения улетучиваются без следа.
   Лифт не работал, они поднимались пешком, на  площадке  шестого  этажа
Мария сказала:
   - Постой пока здесь. Валька наверняка меня поджидает.
   Она не ошиблась. Соседская дверь распахнулась,  как  только  звякнули
ключи, и сразу же завязался оживленный  разговор.  Слов  разобрать  было
нельзя, и оставалось только догадываться, о чем можно болтать на лестни-
це в двенадцать часов ночи.
   Время шло, и Элефантов готов был разорвать  никогда  не  виденную  им
Вальку на куски. Не для того же он мчался за несколько тысяч километров,
нервничал и мерз, чтобы торчать в полночь на площадке  между  этажами  и
слушать ее сплетнеобразную скороговорку. Он  удивлялся  выдержке  Марии:
она отвечала спокойно, иногда смеялась как ни в чем не бывало.
   Наконец они распрощались. Хлопнула одна дверь,  потом  другая.  Через
несколько минут тихо спустилась Мария.
   - Я сказала ей, что пойду выносить мусор. Так что  поднимайся,  дверь
будет открыта.
   Только попав наконец в квартиру Марии, Элефантов почувствовал, как он
устал. Она готовила ужин, а он, сидя на табуретке, привалился  спиной  к
стене и, любуясь каждым ее движением, рассказывал  о  результатах  своей
поездки, жаловался на бюрократизм чиновников министерства  и  ограничен-
ность экспертов Комитета по делам изобретений. Мария возмущалась  вместе
с ним, и ее поддержка так радовала Элефантова и прибавляла ему сил,  что
все препоны, которые совсем недавно раздражали и несколько  пугали,  те-
перь казались совсем несерьезными и легко преодолимыми.
   - Да, я же тебя просватал!
   Мария посмотрела непонимающе, и он передал свой разговор  с  Карпухи-
ным.
   - Этот человек дельный, солидный, авторитетный. Если дал согласие  на
руководство - считай, полдела сделано.
   - Спасибо, дорогой.
   Ему показалось, что в этой благодарности нет души, и он уже в который
раз отогнал неприятную, мысль.
   Мария казалась веселой, поэтому  только  после  ужина  он  со  стыдом
вспомнил, что не спросил о ее горестях.
   - Что у тебя за неприятности, а, Маш?
   - Мама заболела, - как всегда, не вдаваясь  в  подробности,  ответила
Мария, и опять ее ответ показался неправдоподобным.
   - Как же ты ушла? И вообще, твоих родственников не шокировал  поздний
звонок и срочный вызов на ночь глядя?
   Мария отмахнулась и скривила гримаску - дескать, не впервой.  Элефан-
това слегка покоробило.
   Когда Мария начала стелить постель, он вспомнил про подарок.
   - Зачем это? - как-то растерянно спросила она, увидев  яркий  шелк  и
тонкие кружева. Губы ее дрогнули - за все годы, что он ее знал, это было
первое неконтролируемое проявление эмоций.
   - А зачем дарят? - он опять погладил ее руку. - Чтобы сделать челове-
ку приятное. Нравится?
   Она помолчала, ему показалось, для того, чтобы побороть дрожь в голо-
се.
   - Очень красиво, но... Мне даже неудобно...
   Она действительно смущена и растрогана, хотя,  как  обычно,  пытается
скрыть свои чувства. И ей действительно было неловко. Это  омрачало  ра-
дость Элефантова: ведь от Астахова она принимала более дорогие подарки.
   Когда он вышел из ванной, Мария, как обычно, приготовила постель, уб-
рала верхний свет и включила ночник.
   - Уже поздно, а я так устала сегодня, - ему показалось, что она смот-
рит немного виновато. - И чувствую скверно. Голова кружится,  поташнива-
ет...
   - Значит, давай спать, - не раздумывая, ответил Элефантов.  -  Просто
спать.
   Жертвуя радостью, которую ему доставляла близость с Марией, он не ис-
пытывал ни малейшего разочарования или досады. Напротив - удовлетворение
от того, что может таким образом проявить искренность  и  чистоту  своих
чувств.
   Предусмотрительная Мария достала два одеяла, и, лежа  рядом,  они  не
касались друг друга. Чуть слышно тикал будильник, четко  прорисовывалась
на полу посредине комнаты тень от рамы. Лунный свет ласкал  полированную
"стенку", отражался в зеркале, дробился в рюмках и фужерах. Несмотря  на
усталость, спать не хотелось. Было хорошо, покойно, уютно. Нервотрепка в
министерстве, спешка, неурядицы с билетами, ночной полет - совсем недав-
ние события казались страшно далекими и совершенно  нереальными.  А  ос-
тальное? Призрачный серебристый свет, зыбкие очертания малознакомой ком-
наты, блики и полутени, упругость непривычной  тахты...  Это  разве  ре-
ально? Или всего-навсего чуткий предрассветный  полусон,  который  легко
исчезает, оставляя разочарование и огорчение от  того,  что  не  сбылось
что-то желанное, важное и хорошее, до которого было рукой подать?
   - Чем у тебя пахнут волосы? - он ожидал, что ответ убедит в реальнос-
ти происходящего и все опасения тут же исчезнут.
   - Не знаю, - похоже, она не была расположена к разговорам.
   - Лесом, - он зарылся в них лицом. - Ты русалка...
   - Разве русалки живут в лесу?
   - Да, в бездонных таинственных озерах, в самой чащобе.
   Он поймал себя на мысли, что болтает чепуху. Аромат, исходящий от Ма-
рии, достигался умелым применением  дорогой  парфюмерии,  никакого  кол-
довства тут не было. Но разве это имеет значение?
   - Я люблю тебя.
   - Успокойся и спи.
   - Да я не к тому, - его несколько обидело, что Мария так  приземленно
истолковала его слова. - Просто я хочу, чтобы ты это знала.
   - Спокойной ночи.
   - Спокойной.
   Всю ночь Элефантов не спал. Он смотрел на тонкий профиль Марии,  слу-
шал ее тихое дыхание, поправлял одеяло и думал, что первый раз ночует  в
чужой квартире, но странно - чувствует себя здесь как дома. Стыдно  ска-
зать, но даже лучше, чем дома. И спящая рядом женщина  близка  и  дорога
ему, как никто другой. Что же это будет?
   За завтраком Мария спросила:
   - Почему ты вчера сидел в сторонке и не встречал меня?
   Элефантов пожал плечами. Говорить напрямую об унизительной  неопреде-
ленности своего положения ему не хотелось.
   - Я же не знал, с кем ты идешь... Вот и ожидал, как развернутся собы-
тия.
   - А представляешь, если бы мы с тем парнем спокойненько зашли в дом и
поднялись ко мне? - пошутила Мария и засмеялась.
   Две серии опытов прошли удачно, как говорится,  "в  цвет".  Поскольку
визит в министерство дал  обнадеживающие  результаты,  директор  выделил
Элефантову персональную лаборантку - совсем юную пухленькую Леночку, ко-
торая с осознанием важности выполняемой работы производила  измерения  и
чертила на больших листах ватмана красочные графики. Благодаря этим гра-
фикам результаты экспериментов приобрели  солидную  и  вполне  наглядную
форму.
   К Сергею вернулась прежняя работоспособность. Он оформил первую главу
диссертации, подготовил выступление к предстоящей конференции и  написал
статью "Биополе человека как носитель информации (Постановка проблемы)".
Внизу он поставил фамилию автора - М. Нежинская.
   Мария прочла, размашисто подписалась, поблагодарила.
   - Я хочу, чтобы ты начала вникать в проблему. Может, что-то  непонят-
но? Спрашивай, я объясню.
   - Честно говоря, я не ухватываю сути. Только общий смысл, и то  очень
расплывчато.
   - Ничего, малыш, это вполне естественно: ты же только начинаешь. Вот,
почитай.
   Он принес стопку специально подобранных книг. В нужные места уже были
вложены закладки, особо важные, ключевые моменты он  отчеркнул  каранда-
шом. Ни один научный руководитель не опекает так своего ученика.  Духов-
ная пища добыта, приготовлена и даже разжевана. Осталось только  прогло-
тить. А ведь основная масса непроизводительных затрат времени и сил  при
научной работе приходится на подбор, анализ литературы, выборку  нужного
материала. Уж кто-кто, а Элефантов это хорошо знал. И ощущение своей по-
лезности для любимой женщины согревало ему душу.
   Нежинская лечилась в пригородном санатории, но часто  приезжала.  Она
предупредила, что будет давать один звонок и класть трубку, это послужит
условным сигналом, и когда через несколько минут  звонок  повторится,  у
телефона должен находиться Элефантов. А он в разговоре называл ее именем
своего товарища, и, таким образом, коллеги не должны были  ничего  запо-
дозрить. Правда, Спирька каким-то шестым чувством улавливал, в чем дело,
вздыхал, хмурился и мрачнел. Но Сергей не обращал на это  внимания:  все
мысли концентрировались на взаимоотношениях с Марией. Наличие общей тай-
ны, казалось, объединяло их, и он даже не задавался вопросом:  откуда  у
Нежинской опыт в ухищрениях по части конспиративных телефонных  звонков?
Может быть, оттого, что самый естественный ответ был бы  ему  неприятен.
Как правило, она назначала свидание, он отвечал нейтральными, ничего  не
значащими фразами, а в условленное время уходил по выдуманным неотложным
делам.
   Они встречались у Марии, и встречи  эти  были  кратковременными:  она
спешила к ребенку, или на очередную процедуру, или куда-то еще, и  самое
неприятное заключалось в том, что Элефантов  в  глубине  души  не  верил
вполне убедительным и,  казалось  бы,  безупречным  во  всех  отношениях
объяснениям. Хотя очень хотел им верить.
   Он влюблялся в Нежинскую все сильнее и сильнее. Мельчайшие  детали  в
ее облике, черточки, на которые Сергей не обращал внимания в других жен-
щинах, подчеркивали необыкновенность Марии. Его восхищала изящная прямая
фигура, стремительная летящая походка, манера держать голову.  Восхищала
чистоплотность и аккуратность, даже в сильный дождь она не  забрызгивала
ноги, не надевала несвежих или чуть примятых вещей. На стельках ее обуви
не было следов пота, а кожа ступней была тонкой и  гладкой,  как  перга-
мент, ни огрублений, ни мозолей, будто она ходила, не касаясь земли.
   Он умилялся детской привычке употреблять слова с ласкательным  оттен-
ком: дождик, трамвайчик, зубик, полотешко.
   Необыкновенная, возвышенная, чудесная - женщина из мечты.  Прекрасная
Дама. И помыслы она пробуждала соответствующие:  чистые,  романтичные  и
возвышенные. Преклонять колени, стремглав  поднимать  упавшую  перчатку,
салютовать шпагой, целовать край платья, выполнять  прихоти  и  капризы,
драться из-за нее на дуэли. Прекрасной Даме должны были  соответствовать
окружение и обстановка, и Элефантову хотелось ходить с ней  в  картинные
галереи, театры, на концерты. Вспоминая свое прежнее  отношение  к  ней,
вспоминая пыльные неприбранные квартиры и незастеленные диваны,  Элефан-
тов содрогался от ужаса и отвращения. Надо же! Он обращался с  ней,  как
со шлюхой! Она не подавала виду, что это ее унижает, но в  душе,  навер-
ное, сильно переживала. Забыла ли она? Простила ли? Или до сих пор стоят
между ними эти проклятые замызганные комнатушки с мышиным запахом и  по-
рождают тот холодок, который, он явственно ощущает, иногда проскальзыва-
ет в ее отношении?
   Мысли Элефантова самопроизвольно возвращались к тому, о чем  он  ста-
рался не думать. Что-то не получалось. Отношения с Марией  не  складыва-
лись так, как бы ему хотелось, в них чувствовалось неравенство.
   Он жил только ею.  Одно  ожидание  встречи  пробуждало  приподнятость
настроения, все другие "земные" дела отходили на второй  план,  казались
мелкими и незначительными. Свидание было праздником, рождало  бурю  эмо-
ций, светлые и радостные чувства. И сама  она  была  праздником.  Женщи-
на-праздник.
   Свои действия теперь он рассматривал с одной позиции: как отнесется к
ним Мария? Каждый ее звонок, случайная встреча на улице  будоражили  все
его существо. Если в условленное время телефон не  звонил,  он  поднимал
трубку: не испортился ли аппарат, а услышав ровный гудок, начинал волно-
ваться, томился, не находя себе места, и не мог заниматься никакими  де-
лами до тех пор, пока не раздавался долгожданный звонок. Он понял, поче-
му пешком поднимается к ней на седьмой этаж: ценность предстоящего  сви-
дания была настолько велика, что он не мог рисковать  им  из-за  поломки
лифта. В общем, он жил только ею.
   А она... Элефантов так и не мог понять, как она относится к нему.  Он
вообще очень мало знал о жизни Марии. Что она любит и что ненавидит, чем
увлекается, где, как и с кем  проводит  время  в  промежутках  между  их
встречами? Скрытность Марии настораживала и вызывала тягостные раздумья.
Так же, как некоторые слова и фразы, проскальзывавшие в безобидном  раз-
говоре.
   - Можешь надеть эти тапочки, они специально для гостей.
   - И часто у тебя гости?
   - Довольно-таки. У меня ведь много друзей.
   "Откуда ты их берешь?" - хотелось спросить Сергею.
   Круг его друзей был довольно узок - в основном бывшие соученики, нес-
колько сослуживцев да люди, с которыми его связывали длительные  отноше-
ния и общие интересы. Он знал, что некоторые легко  зачисляют  в  друзья
случайного знакомого, попутчика в поезде, особенно, если он  может  ока-
заться чем-то полезен, обмениваются телефонами и обращаются за  помощью,
если понадобится.
   Сергею такие легкие, поверхностные отношения казались  какими-то  не-
достойными, хотя иногда он думал, что чего-то не понимает и его  взгляды
чересчур консервативны.
   Но Мария по идее тоже должна быть консервативной - женщинам, во  вся-
ком случае порядочным, вообще свойственна сдержанность при  установлении
контактов. И тем не менее ее пухлая записная  книжка  с  трудом  вмещала
многочисленные номера телефонов, в основном с мужскими именами.
   Откуда? Где она знакомится с ними и  на  какой  почве  находит  общий
язык, оставалось загадкой. Она вообще не  афишировала  свои  знакомства,
раскрывались они обычно случайно: неосторожной фразой, неожиданным теле-
фонным звонком, нежданной встречей на улице.
   Объяснить подобную контактность с противоположным полом у любой  дру-
гой женщины Элефантов смог бы двумя-тремя словами,  но  применительно  к
Прекрасной Даме такое объяснение, конечно, не годилось.
   Он отказался надевать "гостевые" тапочки и ходил босиком, решив,  что
со временем заведет здесь собственные домашние туфли. В своем  воображе-
нии Сергей рисовал приятные картины: как квартира Нежинской  станет  для
него вторым домом, а он сам превратится в необходимого Марии человека, с
которым можно посоветоваться, поделиться горем или вместе  порадоваться,
которому можно полностью доверять и на  которого  можно  рассчитывать  в
трудную минуту. И тогда все остальные "друзья" станут ей не  нужны,  ибо
женщине достаточно одного преданного и любящего  мужчины.  А  "гостевые"
тапочки она выбросит.
   Согреваемый такими размышлениями, Элефантов купил комнатные туфли, но
вытащить их из портфеля в последнюю минуту постеснялся: в  столь  тонком
вопросе инициатива должна была исходить от Нежинской. Но...
   Похоже, что Мария и не помышляла об этом.  Когда  она  встречалась  с
ним, улыбалась, разговаривала, его не оставляло болезненное чувство, что
на его месте мог быть любой другой, ничего бы не изменилось: те же обез-
личенно-ласковые  фразы,  тот  же  внимательный,  ничего  не  выражающий
взгляд, те же округловежливые благодарности в ответ на знаки внимания...
   Внешне казалось, что все хорошо, нормально, но между ними существова-
ла какая-то стена. И только в минуты близости стена растворялась,  Мария
принадлежала ему вся, целиком и полностью. Исчезала тень  отчужденности,
холодок в отношениях, бесследно пропадала горечь, постоянно  сопутствую-
щая их отношениям.
   И когда она билась в объятиях и закрывала трогательно согнутой ладош-
кой его глаза, чтобы он не видел искаженного гримаской страсти, но отто-
го еще более прекрасного лица, а он целовал эту ладошку и жадно впитывал
каждое ее движение, каждый жест, стон или возглас, он в полной мере ощу-
щал чувство, называемое любовью.
   Но когда все кончалось, между ними вновь постепенно появлялась  прок-
лятая преграда и вместе с тем возвращалась мысль, что и в постели на его
месте мог быть другой, ничего бы не изменилось, и вела  бы  она  себя  с
другим точно так же. У него сразу портилось настроение и съеденная ложка
меда начинала горчить и отдавать дегтем.
   Он мучительно размышлял, почему сила и искренность его любви не вызы-
вали у Марии такую же волну ответного чувства. Не находя ответа, он  на-
чинал опять винить себя, свою  черствость  и  бестактность,  проявленные
тогда, три года назад. Что сделано, того не вернешь. А Марию  можно  по-
нять: душевные травмы не затягиваются очень и очень долго и трудно сразу
изменить отношение к тому, кто их причинил. Но он  не  пожалеет  усилий,
чтобы убедить Машеньку: того, прежнего, Элефантова больше нет!
   Собственно, ему и не требовалось прикладывать никаких усилий: желание
помогать Марии было так велико, что у него все получалось само собой.
   В квартире Нежинской чувствовалось отсутствие мужской руки, и никогда
не занимавшийся хозяйственными делами Сергей с  удовольствием  перечинил
задвижки на дверях, поставил на место оторвавшуюся раковину в ванной,  с
трудом вывинтив пригоревший к патрону цоколь, заменил лампочку на кухне.
   - Устал? - ласково спросила Мария.
   - Да нет.
   - Чего там нет. Я же вижу. - Она поцеловала  его  в  щеку.  Элефантов
расслабился, усталость прошла. Он чувствовал удовлетворение от выполнен-
ной работы, а главное - от того, что в отличие от многочисленных  друзей
Марии, бывавших у нее в доме, обратил  внимание  на  требовавший  вмеша-
тельства непорядок.
   После ужина они сидели на балконе.
   - ...Да и вообще он был со странностями. Иногда его накрывало: внешне
вроде нормально, а на самом деле напряжен,  взвинчен,  все  внутри  бук-
вально дрожит. А я это хорошо чувствовала. Даже к психиатру  ходил,  ка-
кие-то таблетки принимал...
   Как ни старался Элефантов, понять причину развода Марии  он  не  мог.
Она отвечала округло, обтекаемо, и было не ясно, что же побудило ее  ос-
тавить человека, с которым она прожила восемь лет и который ее бесспорно
любил. Она намекала, что он "делал гадости", но привести конкретных при-
меров не могла. Да и сказанное сейчас тоже ничего не объясняло.
   - Ладно, зачем прошлое вспоминать! Смотри, какие звезды. Сюда бы  те-
лескоп. Может, увидели бы марсианские каналы.
   - А что это такое?
   - Ну и темная ты, Маруська!
   - Какая есть! - она своенравно поджала губы.
   - Только не вздумай обижаться! - Сергей схватил ее в охапку и,  прео-
долевая шутливое сопротивление, покрыл лицо поцелуями.
   Ночь он опять  провел  без  сна,  любуясь  спящей  Марией,  но  утром
чувствовал себя бодрым, сильным и отдохнувшим. До тех пор, пока не  уви-
дел, как Мария, собираясь, надела подаренный Астаховым браслет. Враз все
изменилось. Улетучилось приподнятое настроение, навалилась слабость,  он
сел на тахту и откинулся к стене - вялый, разбитый бессонной ночью,  уд-
рученный нахлынувшими мыслями.
   Она не упоминала, даже намеком, о других мужчинах, которые были в  ее
жизни. Больше того, держалась так, как будто упрекнуть себя ей было  ре-
шительно не в чем.
   - Представляешь, - пожаловалась как-то она, - к Вальке пришли  гости,
- она показала пальчиком в сторону квартиры соседки, - а среди них  ока-
зались друзья Нежинского. Так они стали жалеть  его,  а  меня  поносить:
дескать, я от него гуляла налево и направо. Представляешь? Налево и нап-
раво!
   В голосе Марии было столько возмущения, что вздорность  порочащих  ее
небылиц казалась очевидной, и Сергей сочувственно кивал головой,  разде-
ляя ее негодование, хотя глубоко-глубоко, где под чувствами  и  эмоциями
сохранялась способность объективно  мыслить,  проскальзывало  удивление:
как может Мария так искренне жаловаться  на  несправедливость  обвинения
человеку, наверняка знающему, что она, мягко говоря, не являлась  образ-
цом супружеской верности? Ведь она изменяла мужу с ним,  Элефантовым,  и
прекрасно знает, что ее отношения с Астаховым, Спирькой, да  и  связь  с
Эдиком, которая, судя по всему, возникла давно, еще в период замужества,
не могут быть для него тайной.  То  ли  у  нее  короткая  память  и  она
действительно верит в собственную непогрешимость, то ли разыгрывает спе-
циально для него сцену оскорбленной невинности. Оба объяснения не  укла-
дывались в облик той Марии, которую Сергей любил, и в результате  защит-
ной протестующей реакции он вообще выбросил из памяти этот эпизод.
   Но однажды Мария рассказывала про свою стычку с начальством, и непро-
шеная мысль появилась снова.
   - Вызывает меня Бездиков и говорит: "Вы почему отказываетесь работать
по второй теме?" Ну, а я немного сартистировала и отвечаю: "Как же я мо-
гу по ней работать, если меня не включили в список исполнителей?"
   Непривычное слово "сартистировала" резануло слух, но в большей степе-
ни царапнуло душу. Вспомнился их разговор в больнице, после которого  он
решил быть с ней во всем и всегда откровенным, и  мимолетное  подозрение
по поводу неискренности ее доведения.
   Если такое словечко обыденно в ее лексиконе и привычно  употребляется
в доверительных беседах с подружками... Значит, она "артистка"?  Элефан-
тов знал, что существует категория женщин, у  которых  фальшивы  смех  и
слезы, взгляды и жесты, горячие слова и пылкие клятвы. Тогда она сыграла
блестящую роль, возможно, лучшую в жизни. Подружки, наверное,  обхохота-
лись, слушая, как она обвела его вокруг пальца!
   Но нет, непохоже. "Артистки" всегда преувеличивают  свои  чувства,  а
Мария, напротив, очень скупа на проявление эмоций. Вот хотя бы ее  пове-
дение во время развода - держалась как ни в  чем  не  бывало.  Элефантов
спросил, чем это объясняется, неужели полным равнодушием?
   - Люди бывают разные, - ответила она. - Один кричит: "Смотрите, как я
страдаю! ", "мне плохо, пожалейте меня", "моя боль сильнее любой!  ".  А
другой молчит, никому не жалуется, переживает все внутри  себя.  Но  это
вовсе не значит, что он меньше мучается.
   После такого ответа Элефантову стало стыдно за свой вопрос.
   И все же... В память врезался давний эпизод: они очередной раз  соби-
рались "в гости", Мария позвонила мужу и озабоченно-деловым голосом  со-
общила: "Меня посылают на завод, так что приду попозже.  Да,  да...  Ну,
что делать - работа..." Интонации передавали и огорчение, и  вынужденную
уступку настоятельной необходимости, проскальзывала даже тончайшая нотка
желания как можно скорее разделаться с делами, чтобы  быстрее  оказаться
дома, рядом с супругом.
   А Элефантов, оглаживая  взором  угловатое  девчоночье  тело,  которое
меньше чем через час будет принадлежать ему, задумчиво удивлялся: "Ну  и
хитра, чертовка! А ведь никогда не подумаешь!"
   Тогда он не оценивал эту хитрость: во-первых, она была направлена  не
против него, а во-вторых, тогдашнее отношение к Марии не  вызывало  пот-
ребности или даже желания анализировать руководящие ею  побуждения  либо
каким-либо иным путем проникать в ее внутренний мир.
   Да-а-а...
   Вот и пойми ее! Настораживающие, пугающие черты настолько  тесно  пе-