Смягчающие обстоятельства | |
реплетались с вызывающими уважение и нежность, что Сергей так и не мог
разобраться, что же представляет собой Мария Нежинская.
Раньше, когда вопрос о ее взаимоотношениях с мужчинами его нисколько
не волновал, в дружеской беседе они коснулись щекотливой проблемы.
- Как живешь, Машка? - после работы они зашли в летнее кафе и лениво
ковыряли мороженое, прихлебывая мелкими глотками холодное "Ркацители".
- Да так, - она пожала плечами, разминая в мельхиоровой вазочке поли-
тые вареньем белые шарики. - Не особенно... Для души ничего нет...
Она сказала это тихим, как всегда, спокойным голосом, но с отчетливы-
ми нотками грусти, что было для нее совершенно необычно. И главное - она
говорила искренне, Элефантов почувствовал это всем своим существом и
удивился еще больше, так как излишней откровенностью она его никогда не
баловала. Он ощутил, что между ними на миг установилась такая атмосфера
доверия и понимания, какой еще никогда не было. Только на мгновение, по-
тому что он не был готов поддержать ее, сохранить, напротив, почувство-
вал неловкость и попытался ввести разговор в привычное русло ерничанья и
рискованных, на грани приличия шуток.
- А для тела?
- А-а! - Мария небрежно махнула рукой. - Для тела разве трудно найти!
Тогда он посчитал это бравадой, но потом, влюбившись в Марию, думая о
ней каждую минуту, мучительно ревнуя, он часто вспоминал сказанные ею в
мгновенье откровенности слова. И каждый раз все внутри сжималось в ко-
мок.
Но хотя он никогда не заговаривал с Марией об Астахове и Эдике, его
постоянно мучила мысль: какое место занимает он, Элефантов, в этом четы-
рехугольнике? Хотелось надеяться, что она покончила со старым, а раз хо-
телось, то он на это и надеялся. И вдруг этот браслет...
Мария заметила изменение в его состоянии и присела рядом.
- Что тебя беспокоит?
- Понимаешь, - Элефантов привлек ее к себе, прижался лицом к душистым
волосам и тонкой шее. - Когда мы близки, я чувствую, что ты меня любишь.
А так - между нами какая-то стена.
- Ну это же вполне естественно.
Мария отстранилась и внимательно, думая о чемто своем, посмотрела ему
в глаза.
- Ты чувствуешь, что я не полностью принадлежу тебе?
- Да, да, именно так, - Элефантов нервничал, не скрывал этого и
больше всего хотел, чтобы Мария развеяла его сомнения, это было легко -
улыбка, одно слово, ободряющий жест...
Но она только задумчиво наклонила голову.
- Послушай, Машенька, - решившись, он заговорил быстро и взвинченно.
- Я хочу, чтобы ты была только моей женщиной!
То, что подспудно мучило его все это время, требовало выяснения, и он
был рад неожиданно вырвавшимся словам, которые должны были сделать это.
- Это невозможно, - холодно ответила Мария.
Его как будто облили водой.
- Но почему, почему?!
- Хотя бы потому, что ты не можешь быть только моим мужчиной! - Тон
ее стал совсем ледяным.
- Почему же не могу? Я только этого и хочу! Единственное, чего я не
могу - жениться на тебе.
- Вот об этом и разговор. Что же ты мне в таком случае предлагаешь?
- Но ты можешь быть моей фактической женой...
- Да если хочешь знать, я это ненавижу! - с неожиданной злостью ска-
зала она.
- Что ненавидишь?
- Фактических жен, вот что! - Она нервно мяла руками кружевной плато-
чек.
- Но почему?
- Да что ты заладил: почему да почему! Подумай еще и о том, что я не
могу все время оставаться одна! Мне надо выйти замуж, у ребенка должен
быть отец!
- Одно не исключает другого. Встретишь хорошего человека и выйдешь...
- Как же я его встречу, если буду только с тобой? И потом, разве так
сразу выходят замуж? Этому всегда предшествуют определенные отношения!
Она была права, и эта правота убивала, так как не оставляла места на-
деждам. А мысль об "определенных отношениях" вызвала неистовую волну
ревности.
- Но я же люблю тебя... И эта неопределенность положения так унизи-
тельна... Помнишь свою шутку?
Она наморщила лоб.
- Ну, если бы ты с тем парнем поднялась к себе, а я остался сидеть
внизу? Это же чертовски обидно...
- А ты не думаешь о том, что человек, с которым я поднялась бы на-
верх, может стать отцом моего ребенка?
Приставший к ней на улице подвыпивший юнец явно не подходил на роль
отца Игоря, и Элефантов поморщился.
- Или, думаешь, меня не унижает, когда ты приходишь ко мне ночевать и
вынимаешь продукты, приготовленные руками жены, собиравшей тебя в коман-
дировку!
Такой случай действительно был, они вдвоем съели сваренную Галиной
курицу, он испытал неловкость и пожалел, что не выбросил приготовленный
дома пакет, а Мария со смехом проехалась по поводу неверных мужей и сом-
нительных командировок. Значит, она просто скрыла, что ей так же непри-
ятно, как и ему, значит, она тонко чувствует все шероховатости в их от-
ношениях, отсюда и различаемый им холодок.
- И вообще, ты думаешь о моем положении? Что могут говорить обо мне?
Шлюха, принимающая чужого мужа!
Мария вскочила и возбужденно ходила по комнате.
- Но я люблю тебя! Очень люблю! Мне тяжело, я страдаю...
- А может быть, это месть? - Она опять села рядом. - Свыше? - Пальчик
указал на потолок.
- Но за что?
- За твое отношение ко мне три года назад! Нет, она не забыла незас-
теленных диванов, будь они прокляты!
- Но тогда я был совсем другим! - в отчаянии выкрикнул Сергей.
- А сейчас я другая! - отрезала Мария, и фраза причинила ему боль.
Что она хочет этим сказать?
- Но что же делать?
- Да ничего. Пусть все так и остается. Чувства есть, будем встре-
чаться время от времени на час-два...
Ну что ж, получай по заслугам. Бумеранг возвращается. Значит, все-
го-навсего один из четырех углов.
- Ты хотя бы сняла эту побрякушку, - он схватил ее запястье.
- Не буду! - с упрямой злостью она выдернула руку. - Браслет ни о чем
не говорит! По крайней мере, о том, на что ты намекаешь!
Элефантов снова поморщился. Да что она его, дураком считает? Когда
мужчина делает женщине такой подарок, все ясно и без намеков. В память о
совместной работе или товарищеских отношениях золотые браслеты не дарят.
Зачем же отрицать очевидное? Впрочем, есть бабы, уверяющие, будто в пос-
тели с любовником их застали во время невинного отдыха!
Но тут она тяжело вздохнула и, закрыв глаза, начала массировать веки
- неприятные мысли ушли бесследно, как вода в песок.
- Я тебя расстроил? Извини... - порыв прошел. Остались только любовь,
нежность и непереносимая горечь.
- Да ничего, - судя по тону, она уже успокоилась. - Пойдем, я обещала
сходить с Игорьком в кино. Ты выходи первым.
Что интересно: когда он приходил к ней просто так, она не стеснялась
уходить вместе. А после близости предпочитала расходиться поодиночке.
Женская логика!
Поджидая ее на трамвайной остановке, Элефантов думал о состоявшемся
разговоре. И чувствовал себя виноватым: Мария - прямая и честная женщи-
на, сама не затрагивала щекотливую тему, а он напросился, и она ясно да-
ла ему понять, что он эгоист, думающий только о себе и ни в грош не ста-
вящий интересы женщины, которую будто бы любит.
Она права. Иметь комнатные туфли в ее квартире и жену - в своей может
только махровый эгоист. Разойтись с Галиной? Та уже давно не волнует его
как женщина, но она прекрасный человек, любит его и совершенно не заслу-
жила такого финала семейной жизни. И потом, Кирилл... Он никогда не пой-
мет, как это его любимый папка будет жить где-то в другом месте, с чужой
тетей и каким-то незнакомым мальчиком. И объяснить ничего ему будет не-
возможно. И как он будет существовать без Кирилла? Но без Марии он тоже
не может...
- О чем задумался? - Мария, как всегда, подошла незаметно, почему-то
он не мог своевременно увидеть ее, даже если специально поджидал.
- О тебе.
Она никак не отреагировала. И вообще держалась как посторонний чело-
век, как будто не она металась в его объятиях час назад.
Сергей проводил ее до дома матери и смотрел вслед, пока не захлопну-
лась дверь, ожидая, обернется она или нет. Она не обернулась. Как всег-
да. Тогда он поехал в аэропорт и вылетел в Москву, в командировку, кото-
рая для его жены началась еще вчера вечером.
В самолете он размышлял о разговоре с Марией и грустил, но это была
светлая грусть: его возлюбленная - умная и порядочная женщина, она отве-
чает взаимностью, но более трезво смотрит на жизнь. И она права - от
фактов не уйти...
Но эта правота казалась неправильной и несправедливой, мириться с ней
было невозможно, но опровергнуть или поколебать невозможно тоже. Оттого
и щемила душа и тоска требовала выхода.
Сергей достал ручку и пристроил на колене блокнот.
... Но внезапно проступают слезы россыпью,
Глаз твоих заледенеет свет,
Больно колешь острыми вопросами,
На которые ответа нет.
И не первый я над ними мучаюсь -
Это ведь одна из вечных тем:
Гибнут чувства, безнадежно путаясь
В паутине жизненных проблем.
Если бы она его не любила... Парадокс, но было бы легче: нет, значит,
нет! А так... Вдвое, втрое обидней от злой гримасы судьбы, до боли, до
слез жалко себя и ее. Нет, надо что-то делать! Черт возьми, но как же
разорвать проклятую паутину?
За иллюминатором поплыл вверх горизонт, сильно накренилось крыло. Са-
молет заходил на посадку.
Элефантов снова ходил по кабинетам, снова демонстрировал таблицы,
расчеты, схемы и графики, доказывал, убеждал, спорил и не соглашался,
находил союзников и противников, в общем, варился в котле, избежать ко-
торого не может ни один человек, пробивающий новую спорную идею. Но
странное дело: все это не затрагивало его как обычно, воспринималось от-
странение, словно происходило с кем-то другим. Потому что значимость
вопроса, который ему предстояло разрешить, отошла на второй план, оттес-
ненная мыслями о Марии.
После окончания рабочего дня Элефантов не бродил по столице, не ходил
в музеи, театры и выставочные залы, отклонял предложения ребят из голов-
ного НИИ "сообразить" чего-нибудь, хотя это, несомненно, способствовало
бы установлению более тесных контактов, так необходимых человеку в его
положении. Он просиживал вечера в отдаленной гостинице и остановившимися
глазами смотрел в окно, разрываемый противоречивыми чувствами.
Ему все на свете стало неинтересно. Все. Кроме одного.
До-тошноты грустно в синий вечер,
И по телу пробегает дрожь,
Я другой, такой, как ты, не встречу,
Но и ты меня второго не найдешь.
Втайне, не признаваясь даже себе, он надеялся: стихи сделают то, чего
не смогли слова, - переубедят Марию. В конце концов, логически безупреч-
ные решения далеко не всегда являются правильными, любовь выше трезвого
расчета.
Сергей писал Марии через день, как бы разговаривая с ней, ощущая ее
присутствие. Часто рвал исписанные листы и начинал все заново: оказыва-
ется, сказанное и написанное здорово различаются между собой, на бумаге
слова приобретают иной оттенок и из возвышенных могут стать стыдными и
пошлыми.
Понимая, что при нынешних темпах почтовой связи он вряд ли успеет по-
лучить ответ, Сергей имел затаенную мысль: может, Мария напишет и, когда
не заставшее его в Москве письмо вернется обратно, даст ему прочитать. А
может, напишет и сохранит до его приезда...
Когда он вернулся, оказалось, что Мария писем не писала.
- Они бы все равно не дошли.
От ее трезвого тона мысли о написанных и неотправленных письмах пока-
зались ему совсем глупыми.
Отсутствовал он немногим более недели, но за это время Мария отдали-
лась от него еще больше. Иногда оказывалось, что им не о чем говорить, и
Сергей, многократно извинившись, рассказывал привезенные анекдоты,
большинство из которых совсем не подходили для нежных ушек Прекрасной
Дамы. К его удивлению, Марию это ничуть не шокировало, более того, мно-
гие она уже откуда-то знала. Пытаясь вернуться к общему делу, Элефантов
завел разговор о науке, но выяснилось, что Мария не раскрывала принесен-
ных им книг.
- Знаешь, все некогда: то домашние дела, то с Игорьком надо позани-
маться. Да и чувствую себя неважно, головокружения донимают.
Это объяснение тоже не показалось убедительным, тем более что Мария
затеяла ремонт и тратила уйму сил и времени, чтобы добыть паркет, им-
портную плитку, необычную сантехнику.
- Валечка, здравствуй! - радостно говорила она в телефонную трубку, и
Сергей удивлялся такой сердечности, ибо Мария всегда была невысокого
мнения о соседке, считала ее сплетницей и за глаза пренебрежительно на-
зывала Валькой. - Я достала тебе чудесные босоножки. Да, да, шпилька,
двенадцать сантиметров. Что-что? Югославские. Да, сто. В общем, принесу,
посмотришь. А как там мой вопрос? Сейчас запишу. Как зовут? Молодой?
Ха-ха-ха, постараюсь. Ну" всего доброго.
- Здравствуйте, это Алик? Я от Валентины Ивановны. Да, Прохоровой. Вы
мне поможете с чешским компактом? Я буду очень признательна. Да, да.
Ха-хаха. Ну, может быть. Так когда подъезжать?
И так целый день. Элефантов давно чувствовал, что интересы Марии ле-
жат в чуждой для него сфере. Вот и сейчас он не мог понять, чем салатный
или голубой унитаз лучше обычного и стоит ли он таких усилий.
Под предлогом разгрома в квартире и крайней занятости Мария прекрати-
ла свидания с ним, и оказалось, что без постели - единственного связы-
вавшего их звена - они совершенно чужие люди. Пожалуй, со Спирькой у нее
было больше общего. В период расцвета отношений Сергея с Марией тот тер-
пеливо выжидал, а сейчас как ни в чем не бывало вернулся к прежней роли.
Вновь Мария заинтересованно обсуждала с ним что-то вполголоса, прек-
ращая разговор при появлении постороних, вновь он приносил ей какие-то
свертки и пакеты, у них была уйма общих знакомых, они могли подолгу раз-
говаривать, весело смеялись. Все это вызывало у Элефантова чувство недо-
умения и обиды: ну что, спрашивается, могло связывать Прекрасную Даму с
жалким спивающимся человечком?
Потом оказалось, что Мария подружилась с краснолицым истопником инс-
титута Толяном. Молодые здоровые парни, занимающиеся работой для пенсио-
неров, всегда казались Сергею ущербными. Но Толян, судя по всему, таких
взглядов не разделял. У него было много свободного времени и "жигуль" -
он оказывал услуги по извозу тем институтским начальникам, которым не
был положен персональный автомобиль, и, пользуясь их благосклонностью,
успевал калымить, сшибая рубли, трояки и пятерки.
Когда Элефантов первый раз увидел, как Мария любезно беседует с Толя-
ном, дружески улыбается ему, он от удивления чуть не лишился дара речи.
- Что у тебя с ним за дела?
- Договаривались насчет мебели, у него знакомый на базе.
- А почему он смотрел на тебя маслеными глазами?
- Глупый, Толян - хороший парень.
И снова для Элефантова оказалось загадкой, что хорошего может найти
Прекрасная Дама в этом прощелыге.
Дела захватили Нежинскую целиком. Алик достал голубой унитаз и рако-
вину для ванной, Толян - фарфоровые краны и какой-то необычный душ, не-
известный Саша - паркет. Эдик Хлыстунов и Толян перевозили все это на
квартиру Нежинской, Виктор монтировал.
Сергей как-то сам собой оказался вне круга ее дел и интересов. Она
его ни о чем не просила, хотя он был бы рад выполнить ее просьбу. Впро-
чем, он не умел ничего доставать и даже не знал, где водятся импортные
унитазы, паркет и тому подобное добро. Мария это прекрасно понимала.
Зато Хлыстунов проявил способности незаурядного снабженца. То он при-
нес образцы немецких моющихся обоев, то нашел человека, имеющего выход
на розовый кафель, потом договорился насчет уникальной газовой плиты.
Словом, незаменимый, очень полезный и практичный друг. Теперь Эдик захо-
дил к Марии почти каждый день, ждал ее после работы на своем "Москвиче",
несколько раз она уезжала с Толяном.
Все эти алики, эдики, толяны, саши и Викторы роились вокруг Марии,
как мошкара вокруг яркой лампы, наперебой выполняя ее желания: догово-
риться, достать, обеспечить, привезти. Вряд ли можно было предположить,
что эта прожженная публика просто так, бескорыстно, оказывала ей всевоз-
можные услуги, не ожидая ничего взамен.
Ну, Эдик понятно, но остальные... Глядя, как мило обращается Мария со
всей этой братией, Элефантов вспомнил слова Спирьки о товаре, которым
она расплачивается за услуги, и ему хотелось кричать. Разве она не пони-
мает, как могут истолковать эти прохвосты ее любезность? А если понима-
ет, почему так держится с ними?
Душа у него все время болела, он тосковал, не находя ответа на мучаю-
щие вопросы. Тугой узел проблем следовало решать радикальным способом.
Так будет правильно и честно.
- Выходи за меня замуж.
Он ожидал любой реакции, но не такой. Мария надула щеки, выпучила
глаза, сделав смешную гримасу и дурачась, закрутила головой.
- Нет, не выйду!
- Почему?
- Перестань! - она отмахнулась.
- Скажи почему, - настаивал Элефантов.
- Да потому, что это глупости, - Мария снова сделала пренебрежи-
тельный жест.
- Не понимаю.
Она оставила шутливый тон.
- У тебя хорошая семья, любимый сын. О тебе заботятся, и, к слову,
лучше, чем это делала бы я...
- Я это знаю, и все равно...
- Подожди, - она остановила его решительным жестом. - Разрушать все
это? Ради чего? Ведь нечто необыкновенное у нас будет недолго, от силы
год. А потом - все то же самое.
Мария не была мудрее его и не сказала ничего нового. Обо всем этом он
думал и сам. Но она рассуждала трезво, отстранение, чего он делать не
мог.
- Пусть только год, я согласен...
- Согласен? - раздраженно перебила она. - А о Галине и Кирилле ты по-
думал? Она отдала тебе лучшие годы жизни, родила сына, а теперь ты хо-
чешь бросить ее? Разрушить семью? Ведь семья - это самое главное, что
есть у человека!
- Постой, постой, - на этот раз он осмелился не оставлять без внима-
ния неоднократно подмечаемое противоречие между словами Марии и ее пос-
тупками. - От тебя, мягко говоря, странно слышать панегирики в защиту
семьи! Ты же сама развелась с мужем! И по своей инициативе!
Мария запнулась, как плохо подготовленный оратор при неожиданном воп-
росе, и Элефантов испугался собственной дерзости: никогда раньше он ей
не перечил.
- Да, я разошлась с мужем и живу одна, и мне это нравится! - Она
быстро оправилась, и теперь в голосе слышалась злость. - Но я не ставила
развод в зависимость от каких-нибудь причин. И не спрашивала ни у кого
предварительного согласия на замужество! А ты это делаешь!
Элефантов смутился, почувствовал себя уличенным в чем-то предосуди-
тельном, недостойном, хотя, на его взгляд, ничего предосудительного или
недостойного не сделал. А в мозгу раскаленным гвоздем торчала в запале
вырвавшаяся у Марии фраза: "Я живу одна, и мне это нравится!"
Впервые пришла ужасная мысль, что она вовсе не женщина с несложившей-
ся судьбой, напротив, она выбрала ту судьбу, которая ей больше подходит.
Представления о Нежинской как о матери, в одиночку поднимающей ребенка,
развеялись, еще когда он поближе познакомился с ее бытом. Игорек, о ко-
тором она много говорила, жил с Варварой Петровной сам по себе, лишь из-
редка на выходные Мария брала его погостить. Все остальное время она бы-
ла свободна от семейных обязательств и тех ограничений, которые неизбеж-
но связаны с замужеством. "Свободная женщина"! Когдато он считал это по-
зорящим ярлыком. И это, оказывается, ее вполне устраивало! Как же так?
От растерянности и недоумения у Элефантова перехватило горло. Как же
так? Совершенной только что открытие перечеркивало облик Марии. Значит,
в его логические построения вкралась какая-то ошибка. Но какая? Он искал
ее и не находил, спорил сам с собой, и все это вовсе не способствовало
душевному покою.
Домой он приходил рассеянным и раздраженным, Галина ничего не спраши-
вала, обходясь с ним бережно и осторожно, как с тяжелобольным. Но долго
это продолжаться не могло, и как-то она задала назревший вопрос: "Что с
тобой, Сереженька? У тебя неприятности?"
Врать, изворачиваться и лицемерить он не мог. Или не хотел. Стараясь
не глядеть в остановившиеся глаза жены, он сказал все, что требовалось в
данной ситуации. Она хорошая жена и прекрасный человек, но, к сожалению,
любовь прошла и семейная жизнь начала его тяготить. Он пытался бороться,
но с этим ничего не поделаешь. Так что...
Высказавшись, он вышел на балкон и закурил, ощущая себя предателем.
Галина весь вечер тихо плакала в спальне, потом ушла к матери, на другой
день, вернувшись с работы, он обнаружил, что ее и Кирилла вещи исчезли.
Квартира сразу опустела, и Элефантов почувствовал себя осиротевшим.
"Ничего, - стиснул зубы Сергей. - По крайней мере, так честнее".
Мария никак не отреагировала, когда он рассказал о случившемся,
как-будто его личная жизнь не имела к ней ни малейшего отношения. Она
была целиком поглощена своими новыми заботами. Толян принес ярко иллюст-
рированный западногерманский каталог "Квартирные интерьеры", и она с
упоением подробнейшим образом изучала его. У Элефантова мелькнула мысль,
что если бы она так же самозабвенно занималась теорией передачи информа-
ции, то достигла бы значительных успехов. А если бы уделяла столько вре-
мени чтению, то перечитала бы все книги из своей библиотеки.
Увы... За последние годы она прочла только несколько повестей, да и
то таких, которые пользовались шумной популярностью у играющих в интел-
лектуалов обывателей. Читала очень медленно, как второклассница, - ска-
зывалось отсутствие навыка. Суждения ее о книгах и кинофильмах были не-
самостоятельными, поверхностными, чтобы не сказать - примитивными. Все
это ей снисходительно прощалось: мол, что взять с красивой женщины!
Влюбленный Элефантов собирался подтянуть ее до своего уровня, подби-
рал книги любимых авторов, представлял, как они станут обсуждать их, на-
деялся, что сможет сформировать у нее собственную позицию.
Но у Марии находились сотни причин, мешающих выполнять намеченную
программу. В ее интерпретации все свободное время тратилось на хо-
зяйственные заботы и воспитание ребенка. Однако Элефантов видел, на что
у нее уходили часы, а то и целые дни.
Съездить в дальний конец города к знакомой посмотреть шкурки для дуб-
ленки, потом по рекомендациям искать хорошего скорняка, договариваться с
ним, записываться в очередь. Потом надо было примерить у другой знакомой
финские сапоги, и снова поиски сапожника, который может аккуратно ушить
голенища по ноге. Постепенно Элефантов понял, что эти дела никогда не
кончатся, на смену одним придут другие, отнимая у Марии силы и время.
Бег в беличьем колесе? Но можно ли осуждать женщину за то" что она хочет
быть элегантной? Жизнь есть жизнь, она молода и вынуждена сама забо-
титься о себе. Неужто было бы лучше, если бы она просиживала над книжка-
ми и одевалась в то вторсырье, которым завалены промтоварные магазины?
Элефантов представил, как выглядела бы Мария в платьях, туфлях и пальто,
купленных в свободной продаже. Нет, сказать такое мог только самый
отъявленный ханжа. И все же... Есть немало женщин, успешно сочетающих
природную тягу к красивым нарядам с занятием настоящим делом! Может
быть, и Мария научится совмещать?
Поэтому он обрадовался, увидев у нее только что купленный томик Гри-
на.
- Десять рублей отдала. Пусть лежит для Игорька.
Элефантов был противником покупок у спекулянтов. Хотя, с другой сто-
роны, где еще взять хорошую книгу? Вот только прочтет ли ее Игорек? Дос-
тать книжку, легче, чем привить интерес к чтению. А кто занимается вос-
питанием парня? Бабушка знает одно: накормить и напоить. Приходящая ма-
ма? Она больше говорит, чем делает. Многочисленные дяди, играющие с ним,
как с котенком? Впрочем, это уже другая тема.
- Дашь прочитать? - Элефантов провод рукой по обложке. Феерическая
фантазия Грина увлекала его с детских лет.
- Конечно.
- Кстати, ты знаешь, что Грин никогда не путешествовал?
- Знаю. Он был пьяницей, работал в порту, ничего не видел... Выдумы-
вал и писал...
Такая уничижительная оценка великого романтика сразу отбила охоту
продолжать разговор. Но книжку он взял.
Сергей уже понял всю бесплодность своих мечтаний. Нежинскую не инте-
ресовало то, что, по его представлениям, должно было интересовать. В
этом заключалась горькая правда. Точнее, ее половина. А вторая половина
была еще более горькой, он сам тоже не оченьто интересовал Марию. Эту
мысль он старательно прогонял и даже делал вид, что ее вообще не сущест-
вует, но она мелькала вновь и вновь, и надо признаться, что каждый раз
для нее были какие-то основания, и в последнее время все более весомые.
Сославшись на дела, она отказалась провести с ним выходные, а в суб-
боту он видел ее в машине Хлыстунова. В воскресенье он искал ее целый
день, на стук никто не отозвался, номер Варвары Петровны долго не отве-
чал, потом трубку взял Игорек и ответил, что мамы дома нет, и когда она
придет, он не знает. Голос у ребенка был печальным, и Элефантова он на-
зывал дядей Валей.
Где она? С кем? Эти вопросы грызли Элефантова, не давали ему рабо-
тать, читать, отдыхать, спать. Он чувствовал себя больным.
В понедельник Мария долго беседовала с Эдиком по телефону, он что-то
предлагал, она соглашалась. После работы Сергей пошел ее проводить,
пригласил в кино, но она ответила, что спешит к Игорьку.
- Почему так? - недоумевал Элефантов.
"Да потому, что ты отъявленный собственник и гордец. Ты презираешь
Спирьку и Эдика, считаешь себя выше их, а почему, собственно? Они доб-
рые, отзывчивые, покладистые ребята, они помогают Марии, не претендуя на
монополию в чувствах. Ей с ними легче и проще, чем с тобой, недаром она
поддерживает с ними ровные добрые отношения уже много лет. А ты вспыхнул
как порох и требуешь исключительного внимания, такой же пылкой, как сжи-
гающая тебя, страсти! Ты нетерпим, неуступчив и к тому же семейный, лю-
бые отношения с тобой создают женщине репутацию разрушительницы семейно-
го очага! Что, съел?"
Невидимый собеседник был желчным, беспощадным и злым. Но был ли он
правым?
Элефантов сидел один в пустой квартире. Вечер тянулся до бесконечнос-
ти долго, деть себя было некуда. Он стал думать о Спирьке и Эдике. У них
было много общего: оба не любили ни с кем ссориться, не могли открыто
отстаивать в принципиальном споре свою точку зрения. Не отягощены особы-
ми принципами, не стремились быть первыми в чем бы там ни было. Не ста-
вили высоких целей и вместе с тем не упускали возможности урвать то, что
можно, без особого риска для себя. Оба не слишком щепетильны в вопросах
чести, им можно безнаказанно наставлять рога, да и плевок в физиономию
они скорее всего снесут как безобидную шутку. Последствий-то никаких -
вытерся, и все.
Нет, равняться на таких славных ребят он не будет. Но что привлекает
к ним Марию? Что? Что?!
Они удобны, да, именно удобны, но разве это-свойство может казаться
привлекательным для такой женщины, как Нежинская.
Мысль Элефантова билась в тупике, что было для него совершенно непри-
вычно, он умел с ходу решать любую задачу, верил в свои силы, всегда
рассчитывал только на себя. Все, чего он достиг, являлось результатом
его собственных усилий, плодом его трудоспособности, целеустремленности,
ума. Он знал себе цену и сознавал, что обладает большими способностями,
чем многие его сверстники, поэтому чувствовал себя уверенно, не тушевал-
ся перед авторитетами, держался независимо с начальством, по всем вопро-
сам имел собственное мнение и не боялся его высказать. Это позволило до-
биться хороших результатов в науке, уважения коллег, признания, пусть
пока и небольшого, в профессиональных кругах.
Словом, у него никогда не было поводов к недовольству жизнью. Главное
у человека - перспектива, считал он. А у него перспектива была. Он ни-
когда не стремился к славе, почестям, огромным окладам и головокружи-
тельным премиям, не потому, что был аскетом и бессребреником, просто по-
лагал, что все это вторично, главное - делать Дело, и делать его хорошо,
чтобы дать Результат, а тогда как сопутствующие основному эффекту побоч-
ные явления появятся должности и почетные посты, успех и материальный
достаток.
Он не любил хвалиться и хвастать по мелочам, в принципе был равноду-
шен к недоброжелательности завистников, не участвовал в тайной борьбе за
лучшее место, десятирублевую надбавку к зарплате и благосклонность руко-
водства.
По его мнению, каждый имел свою цену, ясно видимую любому умному и
здравомыслящему человеку, и цену эту, нельзя искусственно поднять мыши-
ной возней, угодничеством и подхалимством. Такое мнение не могли поколе-
бать примеры дутых авторитетов, которые сумели окольными тропками доб-
раться до желанного кресла и накрепко вцепились в подлокотники: бедняги
всю жизнь дрожат от страха, что обман раскроется и придется покинуть чу-
жое, хотя и насиженное, место.
Он не оглядывался на других, не завидовал более пробивным и удачли-
вым, более оборотистым и ловким. Он делал свое Дело, и Дело должно было
говорить само за себя. Трамплин почти построен, оставалось прыгнуть. И
он был уверен, что ему удастся и это, как удавалось все, за что он брал-
ся.
И вдруг все пошло прахом. Оказалось, что Дело - не самое главное в
жизни, самым главным оказалась Мария. А для нее почему-то не представля-
ли ценности его достижения, цели и перспективы, отношения с ней были ка-
кими-то темными и запутанными, жила она по непонятным ему законам и ру-
ководствовалась побуждениями, постигнуть которых он тоже не мог.
Стремясь завоевать ее любовь, он как-то незаметно потерял самостоя-
тельность и независимость, а вместе с ними - уверенность в себе. И если
говорить положа руку на сердце, ничего не добился. Он чувствовал, что
она оценивает людей по своей ценностной шкале, по каким-то одной ей из-
вестным показателям, и здесь он проигрывает аморфному пьянице Спиридоно-
ву, афористичному Хлыстунову, всем этим толянам, аликам, сашам, Викто-
рам, которых он считал никчемными, нестоящими людишками.
Подошло время очередной региональной конференции по проблемам переда-
чи информации, которая в этом году проводилась на базе их института.
- Готовься, будешь знакомиться со своим научным руководителем, - ска-
зал Элефантов Марии.
Та умела переключаться быстро и несколько дней прилежно сидела над
теми материалами, которые он для нее подготовил. Эдик, Толян и остальные
исчезли как по мановению волшебной палочки, резко уменьшилось число те-
лефонных переговоров.
"Может же, если захочет!" - умилялся Сергей и с радостью разъяснял
Нежинской непонятное. У него создавалось впечатление, что непонятно ей