Смягчающие обстоятельства | |
друга Марии Нежинской.
Упаковав находку в пластиковый пакет, я подумал, что это первое мате-
риальное доказательство по делу. Если, конечно, патрон имеет отношение к
покушению. Ведь обстоятельств, подтверждающих мои догадки, как не было,
так и нет.
Вообще реальность, окружавшая Нежинскую, была зыбкой и призрачной,
факты, связанные с ней, при ближайшем рассмотрении оказывались домыслом
или прямой ложью, дымовой завесой.
И первая добытая улика не развеивала ее, а, наоборот, сгущала. Патрон
относился к неизвестной категории боеприпасов, даже всезнающие эксперты
вместо подробного ответа ограничились краткой справкой: пулевой охотни-
чий патрон калибра 8 мм иностранного производства.
Может быть, последние два слова, а может, все неясности и несуразнос-
ти этого дела привели к тому, что ночью я поверил в версию Зайцева.
В тишине шаги отдавались громко и многозначительно, лестничные марши
без перил казались гораздо уже, чем в действительности, а пропасть под
ними зияла совершенно зловеще. Чего меня понесло сюда второй раз, да еще
в такое время, я не знал, но чувствовал: впереди - важное открытие.
С прошлого раза строители успели смонтировать потолочное перекрытие -
на двенадцатом этаже царил плотный черно-серый полумрак. Стен по-прежне-
му не было, и, подойдя к краю, я невольно отпрянул: казалось, что "свеч-
ка" накренилась, как Пизанская башня, угрожая сбросить непрошеного гостя
туда, где точечные огоньки уличных фонарей обозначали широкий и оживлен-
ный обычно проспект.
Там, внизу, лежал другой мир, но и в нем сейчас жизнь приостанови-
лась: ни одной машины, ни одного движения, ни звука.
Предчувствие необыкновенного охватило меня - что-то должно произойти!
Прямо сейчас, сию минуту! Может, по темно-синему небу, перекрывая звез-
ды, косо скользнет круглая, издающая легкое жужжание тень летающей та-
релки, перемигнутся разноцветные сигнальные огоньки и ко мне выйдет
инопланетное существо - зеленое, с глазами-блюдцами и рожкамилокатора-
ми...
Подул ветер, на этаже нехорошо завыло, зашевелились силуэты бетонных
опор, из углов полезли бесформенные угрожающие тени. Желтый лунный свет
поблек, и все окружающее приобрело неправдоподобный, призрачный вид.
И тут раздался отдаленный звук... Или показалось обостренному слуху?
Нет... Вот еще... И еще... Неужели... Я уже понял, но пытался не призна-
ваться в этом. Шаги! Медленные, крадущиеся - шерк, шерк, шерк. Кто-то
поднимался по лестнице, и разумного объяснения - кому могло понадобиться
в полночь забираться на верхотуру недостроенного дома - в голову не при-
ходило. Я инстинктивно спрятался за железную бочку из-под цемента, иск-
ренне надеясь, что сию минуту все разъяснится - появится нетрезвый, об-
росший щетиной сторож и можно будет перевести дух и посмеяться над своим
глупым страхом. Шерк, шерк, шерк... шаги приблизились, уже должен был
показаться и человек, если сюда поднималось материальное существо, но в
поле зрения никто не появлялся.
Шерк, шерк, шерк... Пол на этаже покрывала цементная пыль, и сейчас
она поднималась столбиками, зависала на несколько секунд и медленно
опускалась на черные рубчатые следы, проявлявшиеся один за другим на се-
ром бетоне.
Я впал в оцепенение: руки и ноги стали чужими, голос пропал, как буд-
то кто-то другой вместо меня находился здесь и, безгласный и недвижимый,
наблюдал картину, противоречащую самим основам с детства привычных
представлений об окружающем мире.
Шерк, шерк, шерк... Следы протянулись к дальнему краю площадки, луна
наконец вынырнула из облаков, и на полу вырисовывалась квадратная, нем-
ного скособоченная тень, упиравшаяся основанием в замершие у обрыва сле-
ды.
Очевидно, разум у меня не функционировал, но гдето на уровне подсоз-
нания я почему-то отчетливо понимал: это не бестелесный пришелец из кос-
моса, нет, не научной фантастикой тут пахнет, совсем другим, дремучим,
многократно перевернутым и разоблаченным, осмеянным и развенчанным, че-
пухой, предрассудками, ставшими вдруг реальностью, страшненький такой
запашок, от которого, оказывается, и впрямь волосы дыбом встают и кровь
в жилах стынет. А ведь и выпьют, чего доброго, ее, кровушку твою, и пис-
толетик макаровский девятимиллиметровый не поможет, и приемчики всякие
хитрые, быстрые и надежные, тоже не сгодятся против потустороннего, не-
материального, тут иные средства нужны, простые, проверенные: заговор
там или молитва подходящая, кол осиновый, на худой конец пуля серебря-
ная, водица святая.
Нету у тебя ничего такого, нетути, вон ты какой голенький, мягонький
да беззащитненький, и сиди потому тихонько, не рыпайся, не кличь беды,
может, стороной пройдет, если не учуют они духу человеческого. Почему
они? Да потому что сейчас еще кто-то явится, не любит их брат поодиноч-
ке-то шастать...
И точно: раздалось какое-то мяуканье, сверху голова чья-то свесилась,
осмотрелась и спряталась, а вместо нее ноги показались, потом вся фигура
кругленькая на руках повисла, покачалась над пропастью, прогнулась пару
раз и исхитрилась на этаж запрыгнуть, прокатилась по полу колобком,
вскочила, отряхнулась по-кошачьи, так, что пыль цементная во все стороны
полетела, и прямиком к лебедке: корыто металлическое для цемента троси-
ками прихватила и вниз столкнула. Завизжала лебедка, ручка закрутилась
как бешеная, а рядом, оказывается, Семен Федотович Платошкин стоит, ди-
ректор заготконторы, пиджак платочком очищает. Почистился, прихорошился,
хвать за ручку и крутит, корыто свое обратно поднимает. Хитрец великий,
не наш клиент - обэхээсовский, живет будто на пять зарплат, а как реви-
зия или проверка какая - у него полный ажур. Чего это он ночью по крышам
лазит? Любит на здоровье жаловаться, валидол показывает, а сам может ак-
робатом в цирке работать. Да и ручку лебедки вертит легко, свободно, а
когда поднял корыто, в нем целая компания: и Рома Рогальский с женой, и
Иван Варфоломеевич Кизиров, и две девочки из "Кристалла", и тетя Маша, и
пегий Толик-повар, и какие-то незнакомые.
Веселые, нарядные, но не такие, как внизу, отличаются чем-то, хотя
сразу и не разберешь, в чем тут дело.
- Ромик, включи электричество, - Кизиров к бетономешалке подошел, го-
лову внутрь засунул. - Страсть размяться хочется.
Рогальский зажал своей лапой кабель, мотор взвыл, ноги Кизирова дер-
нулись полукругом, но он их подобрал, только туфли снаружи остались, ко-
жаные югославские, на "молнии" сбоку. Грохотало и хрюкало сильно, а все
равно хруст слышался, у меня чуть внутренности не вывернуло.
А Платошкин еще раз свой лифт поднял, и опять там была знакомая пуб-
лика: Козлов, что в прошлом году жену зарезал, не признался, хотя улик
было два вагона и на суде в последнем слове клялся, мол, невиновен, пла-
кал, уверял: ошибка вышла, Бадаев - растратчик и взяточник, Вика - сек-
ретарша большого начальника.
Бетономешалка остановилась, видно, Ромке надоело кабель держать, от-
туда какой-то куль бесформенный вывалился, полежал, поохал, а потом
опять собрался в Кизирова.
- Ох, и здорово же, Ромик! Куда там массаж в сауне!
- А ты свое начальство приезжее сразу с вокзала не на базу вези, а на
стройку, - захохотал Рогальский. - Да прокрути с песочком! Дешево и сер-
дито. Заодно посмотрят, что ты строишь, а из финского домика этого не
увидишь, даже через коньячную бутылку!
- Видят, Рома! Начальство, оно все видит! Недаром я из передовиков не
выхожу! Строить каждый может, один лучше, другой хуже - не в этом дело!
Да и какая ему, Ромик, начальству, разница, у кого качество выше - у ме-
ня или у Фанеева? Для него лично другое важно: кто умеет уважить, разв-
лечь, внимание оказать! Ко мне приедут - отдых на природе, икорка,
коньячок, банька, девочки... А к Фанееву - жалобы да проблемы: качество
бетона низкое, поставки неритмичны, столярка сырая... Потому я всегда на
первом месте, а он на втором. Кто из нас лучше? Честно скажу - он, Фане-
ев! Зато я щедрее, удобнее, приятнее. А потому - впереди. И точка! Раз я
первый, значит, и лучший. Это и справедливо. Организовать развлечения
надо уметь, средства изыскать, иногда свои деньги доложить приходится...
А дипломатом каким надо быть! Чтобы все тонко, прилично, да что там -
простая заминочка пустяковая, неловкость минутная и все - пропал, сгорел
синим пламенем!
- А строить, - Иван Варфоломеевич махнул рукой, - это штука не хит-
рая. Я девять домов поставил, он - шесть, и тут я впереди. А что у меня
щели в стенах, крыша течет, двери не закрываются - ерунда, частности. По
бумагам мои дома ничуть не хуже. А новоселы потихоньку, как муравьишки,
щелочки заделают, двери починят, крышу залатают.
- Что-то ты, Иван, те же песни поешь, как давеча на ухе. Я же тебе не
председатель исполкома, чего меня охмурять, - насмешливо прогудел Роман
и хлопнул Ивана Варфоломеевича по плечу так, что у того подогнулись ко-
ленки.
Похоже, заведующий баром чувствовал себя с управляющим треста на рав-
ных.
- А ведь прав ты, братец! - визгливо засмеялся Кизиров. - Язык, прок-
лятый, привык туману напускать. А сейчас кого стыдиться? Бояться кого?
На равных мы!
- Жулик я! - завопил он дурным голосом и запрыгнул на бетономешалку.
- Все мы жулики!
Платошкин уже давно перестал крутить ручку лебедки, на этаже собра-
лось человек двадцать. Они не разбредались, держались кучно, прост-
ранство их было явно ограничено неимоверно увеличившейся тенью Бестелес-
ного, которая занимала теперь половину площадки. Стояли небольшими
группками, прогуливались по двое, по трое, чего-то ожидая, так зрители в
фойе театра проводят время до первого звонка.
Вопль Кизирова послужил сигналом. Оживились, загалдели, руками зама-
хали.
- За два месяца четыре тысячи украл - сообщил Платошкин с нескрывае-
мой гордостью. - Кому рассказать - не поверят! И главное - концы в воду.
Копай не копай - бесполезно!
- А я и не знаю, сколько ворую, - пожаловался Рогальский. - Пиво -
дело текучее. Недолив, замена сорта, чуть-чуть разбавил - не для денег,
для порядку - доход, но тут же и расход идет: кому на лапу подкинул, а
тут бочка протекла или недоглядел - прокисшее завезли, запутался вконец!
- Чего бухгалтерию разводить, хватает - и ладно! - рассудительно ска-
зал Толик-повар, шеки которого отвисали сильнее обычного. - Мне хватает!
Вот вчера книжек купил на пять тысяч, полгрузовика, толстые, зараза, и
тяжелые, чуть грыжа не вылезла, пока таскал. Соседям сказал - чтобы дети
читали. Ха-ха, курам на смех! Надо было шкаф загрузить в немецком гарни-
туре, не ставить же и туда хрусталь! Обложки глянцевые, одинаковые -
красиво получилось.
- Это БВЛ, - вмешалась аптекарша Элизабет. - Я себе тоже взяла. В
школе двойки да тройки получала, потом, правда, всех отличниц и самих
училок за пояс заткнула - живу, как хочу, бриллиантами обвешалась, но
они, дуры, думают, что это фианиты со сторублевой зарплаты. Так я их и в
книжках переплюнула!
- МВЛ! - передразнил Толик и с похабной ухмылкой ущипнул ее за грудь.
- Хватит умную корчить! Не внизу!
- Да ничего я не корчу! Верно, как была дурой, так и осталась. Зато
при голове и всем прочем! Чего захочу, то и получу!
- Расхвасталась! - завизжала толстая, вульгарная блондинка не первой
молодости в скверно сидящем кожаном пиджаке. - Я, может, еще дурее тебя,
а бабки девать некуда! Это я придумала вместо хрусталя и ковров книги
скупать! У меня уже сорок полок, на грузовике не увезешь, и ХМЛ и энцик-
лопедии разные, доцент с третьего этажа как в библиотеку приходит. Я ему
даю, пусть читает, дочке на тот год поступать...
Атмосфера вседозволенности опьяняла собравшихся, напряженность нарас-
тала, они перестали слушать друг друга, каждый орал свое, брызгала слю-
на, судорожно дергались черные фигуры, выкрики, вой, хохот сливались в
оглушительную какофонию, в которой время от времени можно было разобрать
обрывки отдельных фраз.
- ...сто двадцать тысяч чистыми, не считая того, что роздал - ревизо-
ру, начальнику...
- ...два этажа наверху и один подземный, с виду обычный домик, никто
не догадается...
- ...они, идиоты, улыбаются, просят кусочек получше, а я каждого нак-
рываю - хоть на пять копеек, хоть на копейку...
- ...жена ему давно надоела, так он мне и путевку, и одежду, продукты
завозит, деньги дает...
- ...а мне директор сказал - поставит заведовать секцией, потому и
терплю, хотя он противный, потный...
- ...я сразу с тремя живу и никаких проблем не знаю, люди солидные,
что захочу - тут же сделают...
Они взахлеб хвастались пороками и мерзостями, которые внизу стара-
тельно прятали, маскировали, чтобы кто-нибудь, упаси Бог, не догадался,
и этот тяжкий труд утомлял настолько, что сейчас, сняв ограничения, они
буквально шли вразнос, стараясь перещеголять друг друга в мерзости, под-
лости, отвратительности. И внешность их стала изменяться, и поведение в
соответствии с тем, что произносилось вслух - глубоко скрытые качества
пробивались сквозь привычную оболочку наружу: свиные рыла, вурдалачьи
клыки, рога, острые мохнатые уши...
Галина Рогальская превратилась в плешивую мартышку, кривлялась, кор-
чила рожи, остервенело выкусывала блох. В опасливой, хищно нюхающей воз-
дух гиено-свинье угадывалась Надежда Толстошеева.
Девочки из "Кристалла" стали похожи на драных, гулящих кошек, они си-
дели на ведрах в похабных позах, курили, несли нецензурщину, похотливо
поглядывая на мужчин, подавали недвусмысленные знаки.
- ...весь вечер гудели, коньяк, шампанское, на девяносто шесть руб-
лей, а потом я в сортир пошла и смылась...
- Поймают, набьют... Я всегда расплачиваюсь почестному.
Клыкастый, потный Платошкин втолковывал низкорослому живчику с лицом
сатира:
- Твердо решил: накоплю миллион и фьюи, туда... Деньги переправлю по
частям, вызов пришлют. Хочу развернуться, настоящим миллионером себя по-
чувствовать, не подпольным.
- А мне и здесь хорошо: жратва, водка, девочки... Вот сейчас с шест-
надцатилетней...
- Говнюки вы все! - истошно заорал Козлов. - Сволочи трусливые! Я вот
жену пришил, а вы по-тихому пакостите, чистенькими остаетесь, порядочны-
ми прикидываетесь! Да я вас, если захочу!..
Он явно чувствовал свою ущербность: считал-то себя отъявленным злоде-
ем, самым страшным здесь, уважения ждал, авторитета, а на него никто и
внимания не обращал. И рожа у него оказалась не устрашающей, а противной
- обычное свинячье мурло. Не дотянул Козлов по своим душевным качествам
до волкоподобных дельцов Платошкина и Кизирова, жутковатого упыря Ро-
гальского, спрутообразного Бадаева. А уж с благочинной продавщицей пи-
рожков тетей Машей жалкий свинтух ни в какое сравнение не шел, вот уж у
кого харя наикошмарнейшая! Помесь Медузы Горгоны и кровососущего монстра
из заокеанских фильмов ужасов!
Ей выкрик Козлова, видать, сильно не понравился - шасть сквозь толпу,
вплотную, а с боков его уже волкоподобные обступили, морды клыкастые
приставили, глядят недобро, плотоядно облизываются...
- Чего... Чего... Ну... - Если и была у Козлова душа, то точно в пят-
ки ушла, жалел он уже, что повел себя не по чину, зачастил, сбился и еще
хуже себе сделал.
Тетя Маша впилась в него высасывающим взглядом, и он все меньше ста-
новился, и рыло съеживалось, и пятачок посинел.
- Это, да, ножом... Думаете, просто...
- Рви! - тихо выдохнула тетя Маша, однако все услышали. Лиловое щу-
пальце перехватило Козлова поперек лба, голову запрокидывая, тетя Маша в
кадык зубами впилась, захрипел Козлов, кровь цевкой брызнула, тут со
всех сторон клыкастые налетели, хруст, чавканье, брызги... В мгновенье
ока все кончилось. И какой тут поднялся ор, вой, галдеж!
Кизиров запихал Гришку в бетономешалку, придерживает, чтоб не вылез,
и мелет, дробит, перемеливает. Платошкин пиджак сбросил, вокруг своей
лебедки гопака отплясывает, тетя Маша козловыми костями в городки игра-
ет. Бадаев щупальцами толстую блондинку обхватил, под юбку залез, под
кофточку, сопит, потеет, а она смеется га-а-аденько так... Вика на пли-
тах стриптиз изображает, а девочек из "Кристалла" уже давно в темный
угол утащили, только и слышно, как повизгивают... Шум, гам, хруст, стук,
рев, визг... Меняются картинки, как в калейдоскопе, одна другой мерзост-
нее. Не позволили бы себе такого бюрократизированные чиновники из ор-
ловских Девяти Слоев, и булгаковская свита Князя Тьмы, грешащая иногда
забавными безобразиями, но собранная и целеустремленная, тоже бы не поз-
волила. Вот гоголевская нечисть устраивала подобные шабаши без смысла и
цели, но этот все равно был хуже, потому что и смысл и цель здесь как
раз имелись и заключались именно в упоении бессмысленностью и бес-
цельностью запретных и предосудительных там, внизу, действий, которые
здесь можно было совершать абсолютно безнаказанно и, более того, при
полном одобрении и поддержке окружающих.
Крутится колесо дьявольского веселья, все сильнее раскручивается, уже
отдельных фигур не различишь и слова не услышишь, как в кинозале, если
запустить проектор с бешеной скоростью. Чем же закончится эта ночка? Хо-
рошо еще, что они за границу тени не выходят, а то сожрали бы и тебя,
Крылов, косточками твоими в городки сыграли б...
- А ну, хватит! - голос, несомненно, принадлежал Бестелесному. - Не
за этим собрались, к делу!
Колесо резко остановилось, распалось на множество частей, и каждая
поспешно приводила себя в порядок. Поправлялись платья, вытирались крас-
ные пятна вокруг жадных ртов, да и внешность изменялась в обратную сто-
рону: рожи оборотней приобретали первоначальный вид.
Мимо прошел возбужденный, тяжело дышащий Кизиров, рядом семенил Пла-
тошкин с неизменным платочком в руке.
- Зарвался он совсем, - злобно шипел Иван Варфоломеевич, и Семен Фе-
дотович согласно кивал. - В кои веки соберемся, где еще так отдохнешь,
так недосуг, надо свою власть показать! "К делу, к делу", - передразнил
он, скорчив гримасу. - Надо будет его прокатить на отчетно-выборной!
Между тем на площадке появился стол под сукном, цвета которого было
не разобрать, и несколько рядов стульев. Начали присаживаться. Девочки
из "Кристалла" и Вика сзади примостились - растрепанные, красные.
- Ужас какой-то! Все хорошо, весело, только не нравится мне, когда
людей жрут... Каждый раз комунибудь кровь выпускают - бр-р-р...
- Ничего, привыкнешь.
- Привыкнуть-то я привыкла, только знаешь, какие мысли в голову ле-
зут? Сегодня его сожрали, а завтра меня сожрут.
- Не бойся, дура, нас не тронут, мы для другого нужны, в худшем слу-
чае морду набьют, ну да это и внизу схлопотать можно, особенно если из
кабака сбегать...
Раздался смешок.
- Тихо!
За столом появился председатель - солидно надувшийся Алик Орехов в
строгом, официальном костюме.
- Не для того мы собрались, чтобы веселиться и зубоскалить, совсем не
для того...
Начал он привычно, нравоучительным тоном, но тут же увял, запнулся и,
махнув рукой, выругался сквозь зубы.
- В общем, заслушаем Терентьева, пусть расскажет, какую пользу он
приносит нашему делу...
- Опять Терентьев! Что я, крайний, что ли! - заныл пегий Толик-повар,
скисая на глазах. - Показатели у меня хорошие: за последний месяц две
души уловил, а развратил, растлил, разложил морально - без счета. Три
инженера дипломы спрятали, двое в мебельный пошли, грузчиками, а один -
на пиво, к Ромочке подручным.
- Точно, - сочным басом подтвердил Рогальский. - Дельный парень, сра-
зу видно - толк будет.
- Во-во! А институт с отличием окончил, между прочим, в аспирантуру
собирался. Думаете, легко было его с прямого пути сбить?
- Ты расскажи лучше, как материальные фонды используешь! - перебил
его Орехов, и чувствовалось, что он большой дока по части всяких влива-
ний и нахлобучек, и уж если надо кого-то с толку сбить да дураком выста-
вить, то за ним не заржавеет...
- А чего фонды... Я знаю, это Бадаев написал... Да врет он все, гад!
Я в поте лица тружусь, тенета расставляю, в соблазн ввожу...
- Пышные фразы для низа оставьте, - снова перебил председатель. - Про
доблестный труд, про недосыпы, нервотрепки, горение на работе, инфаркты.
А нам факты подавайте.
И, расчетливо выдержав паузу, когда пегий Толик решил, что настал его
черед говорить и раскрыл рот, кляпом вбил следующий вопрос:
- Дубленку серую заказывали?
Повар снова раскрыл рот, закрыл, собрался с мыслями, набрал в грудь
воздуха, но Орехов опять не дал ему ответить.
- Сорок восьмой размер, четвертый рост, женская? Почему молчите? Или
сказать нечего?
- Так это для искушения, душу ловил... - промямлил Терентьев, но вид-
но было, что вину за собой он чувствует.
- А без строго фондируемых материалов душу поймать нельзя было?
Председатель явно расставил ловушку, но глупый Толик охотно сунул го-
лову в петлю.
- Никак! Женщина попалась с принципами, высоких моральных качеств,
тут какой-то мелочью не отделаешься!
- Да-да-да, - сочувственно проговорил Орехов. - Только нам известно,
что ту душу, по которой вы отчитались, удалось искусить флакончиком
"Же-о-зе", бутылкой ликера "Арктика" и коробкой шоколадных конфет. А
дубленку серую вы презентовали собственной супруге, душа которой и так
целиком и полностью нам принадлежит! Как вы это объясните?
Терентьев молчал, растерянно хлопая глазами, щеки скорбно отвисали
почти до плеч. Голос председателя обретал обличающую силу.
- Привыкли там, внизу! Все к рукам липнет, даже своих обманываете!
Думаете, мы с вас не спросим?
Терентьев, явно чувствуя недоброе, огляделся по сторонам.
- Товарищи, дорогие, - он не обратил внимания на пробежавший шумок и
театрально ударил себя в грудь. - Ошибся, виноват! Но по-человечески
можно ведь меня понять, по-людски?
Собрание возмущенно зашумело.
- Наглец, совсем стыд потерял!
- Людьми нас обзывает!
- С кем сравнивает, мерзавец!
- Да неужели мы еще оскорбления терпеть будем?
По рядам вновь прокатилось опасное возбуждение. Завертелись головы,
замелькали хищные хари, злые ожидающие взгляды отыскивали тетю Машу. Она
неторопливо поднялась с места и медленно направилась к трясущемуся Толи-
ку. Он дернулся было, да не тут-то было: предусмотрительные соседи вце-
пились в волосы, рукава, брюки - все, амба, деваться некуда.
Тетя Маша подошла вразвалочку вплотную, повернула Терентьева за плечи
поудобнее, в глаза уставилась.
- Ну, что с ним делать, с голубчиком?
Лениво так спросила, не скрывая даже, что для проформы.
Терентьев побледнел, схватился руками за горло. Напряжение стреми-
тельно нарастало. Назревал тот самый момент, когда оно прорвется свал-
кой, топотом, хрустом, брызгами. Девочки из "Кристалла" изо всех сил шеи
вытянули.
И тут в зловещей тишине трубно раздался голос Бестелесного:
- Баста на сегодня. В другой раз. А сейчас все вон. Некогда мне.
- Зарвался, зарвался, - снова зашипел Иван Варфоломеевич, но тень
Бестелесного начала уменьшаться, и ее границы одного за другим слизывали
участников шабаша. Через минуту площадка была пуста. Только истоптанная
цементная пыль, пятна подозрительные, перевернутые стулья да горстка
свежих, дочиста обглоданных костей - все, что осталось от убийцы Козло-
ва.
- Насвинячили-то как, - сказал Бестелесный обычным голосом справного
хозяйственного мужика. - Разве можно тут женщину принимать!
Культу-ура-а...
Пронесся легкий ветерок, заклубилась пыль, и следы шабаша исчезли.
Остались отпечатки рубчатых подошв и скособоченная квадратная тень у
края этажа. Впрочем, тень стала понемногу выправляться, а на фоне звезд-
ного неба проявился силуэт, загустел и превратился в отлично одетого
красавца мужчину лет сорока, дородного, представительного, из тех, кото-
рые, как говорится, умеют жить. Он явно кого-то ждал.
И дождался.
Между звезд появилась прямая фигура, бесшумно скользившая снизу
вверх, как будто по натянутому под углом канату. Вот она ближе, ближе,
ближе...
- Добрый вечер.
Теперь она стояла рядом с Бестелесным. Тот церемонно поклонился.
- Добрый, добрый. Рад вас видеть. Как здоровье?
Фигура повернулась, и луна осветила впалые щеки, длинный нос, мешки
под глазами. Нежинская! Точно такая, как на неудачном маленьком снимке!
- Уже хорошо. Легко отделалась.
- Да, вам повезло. Эта штука... - В руках Бестелесного оказалась ко-
роткая, тускло отблескивающая винтовка. Длинная трубка телескопического
прицела, на конце ствола - цилиндр глушителя. - Эта штука и ее хозяин
обычно не оставляют раненых. Но вам нечего опасаться, мы его устранили.
Нежинская захлопала в ладоши.
- Браво!
- Теперь о делах.
Винтовка куда-то исчезла, и Бестелесный вынул флюоресцирующий блок-
нот.
- Только... Как видите, я учел, что вам неприятно разговаривать с
пустотой. Снимите и вы это...
Бестелесный неопределенно провел пальцем полукруг.
- Что ж, пожалуй...
Нежинская ухватила себя двумя пальцами за нос и потянула. Нос вытя-
нулся, за ним, деформируясь, подались щеки, лоб, подбородок, раздался
щелчок, какой бывает, когда стягивают хирургические перчатки.
- Вот так-то лучше.
Действительно, содрав старое лицо. Нежинская стала похожа на киноз-
везду.
- Вы поработали неплохо. Теперь вам предстоит заняться этим...
Бестелесный протянул ей блокнот.
- Так, так, ясно. Завтра же приступлю.
- Канал связи меняем. Здесь все записано, - Бестелесный передал Не-
жинской пакет.
- Там же батарейки к аппаратуре. И старайтесь меньше пользоваться
внушающим блоком. Он на пределе ресурса, а новый поступит только на той
неделе. По-прежнему опирайтесь на наших помощников.
Бестелесный ткнул рукой в место шабаша.
- Жадны, глупы, беспринципны, злы, завистливы - это как раз то, что
нам нужно. И старайтесь насаждать такие же качества в ком только сможе-
те. Самое главное - находить неустойчивых и подталкивать для первого ша-
га. А дальше они пойдут сами!
Задания, формы связи, технические средства, инструктирование исполни-
теля - события вошли в более-менее привычное русло, и я почувствовал не-
обыкновенное облегчение. Да это же обычные шпионы! А оборотни-кровососы
всего лишь гипнотические штучки! Все логично, рационально, материально!
Я испытывал почти нежные чувства к Бестелесному и Нежинской. Происходя-
щее получало вполне удовлетворительное объяснение и становилось с головы
на ноги. Антигравитационные летательные аппараты, приборы невидимости и
гипноза, - все это творения человеческих рук, хотя и созданные в секрет-
ных заокеанских лабораториях, но использующие законы природы и укладыва-
ющиеся в наши представления об окружающем мире. Я ощутил почву под нога-
ми и готовность действовать. С этим надо было спешить: Бестелесный шаг-
нул с этажа и унесся прочь, превращаясь в крохотную точку, растворившую-
ся в черно-синем небе.
Нежинская осталась одна.
С трудом распрямляя затекшие ноги, я вышел изза бочки.
- Что вы здесь делаете?
Мое появление не произвело никакого эффекта. Нежинская не проявила ни
удивления, ни испуга.
- Добрый вечер.
Она была в обтягивающем черном без украшений платье, перехваченном
широким кожаным поясом с массивной резной пряжкой, на ногах узкие черные
туфельки на высоченной "шпильке". Мне стало неловко за свой мятый, пере-
пачканный цементом костюм, взъерошенный, возбужденный вид, грубый, бес-
церемонный тон.
Нежинская улыбнулась, и я понял: именно этого - смущения и замеша-
тельства - она и добивалась фальшивым спокойствием и светскими манерами,
уместными, если бы мы встретились вечером в парке возле ее дома.
На меня накатила волна злости.
- Уже не вечер, а ночь! И когда вы теми же словами приветствовали
своего шефа, тоже была ночь! Что вы здесь делаете в такое время?
- Дышу воздухом.
Ее пальцы скользнули по пряжке ремня.
- Я ведь живу поблизости, вот мое окошко.
Она показала пальчиком.
- Когда не спится, прихожу сюда немного погулять.
- По воздуху?
- Почему по воздуху? - удивилась Нежинская. - По асфальту.
Мы стояли в парке возле цветочной клумбы, мимо проходили нарядные лю-
ди, где-то играла музыка, и я не мог понять: что я здесь делаю, где на-
ходился раньше, почему на мне такой грязный жеваный костюм и с какой
стати я задаю незнакомой красивой женщине бестактные вопросы.
Но тут в поясе у моей собеседницы что-то затрещало, заискрило, вырва-
лась тонкая струя дыма, деревья, кустарник, цветочная клумба и прохожие
заколыхались, как киноизображение на раскачиваемом ветром экране, в кар-
тине окружающего стали появляться трещины и разрывы, в которые прогляды-
вали бетонные балки, перекрытия, звезды, и мы вновь оказались на двенад-
цатом этаже недостроенного дома, я все вспомнил и полез за пистолетом.
- Не шевелиться!
Но было поздно: Нежинская прыгнула вперед, вытянув руки с растопырен-
ными пальцами, из-под ногтей торчали отсверкивающие в лунном свете брит-
венные лезвия. В этот миг на ней вспыхнуло платье, удар не достиг цели:
пальцы скользнули по пиджаку, располосовав его в клочья. Нежинская зары-
чала, извиваясь змеей, сорвала через голову пылающее платье, под ним ни-
чего не было, даже тела: только голова, шея, руки до плеч и ноги до бе-
дер были из плоти, потом шли шарниры и пружины, которыми они крепились к
металлическому туловищу.
Я бросился к лестничному пролету и покатился вниз, чувствуя омертвев-
шей спиной жадное леденящее дыхание. Лестничные марши мелькали один за
другим, где-то на восьмом или седьмом этаже я почувствовал опасность
впереди и, свернув по изгибу лестницы очередной раз, увидел впереди
страшную паукообразную фигуру Нежинской, к которой меня неумолимо несла
сила инерции.
Я выстрелил. Бесшумно вспыхнул оранжевый шар, заклубилось облако ды-
ма, его я проскочил на скорости, ожидая каждую секунду, что десяток
бритв раскромсает мне горло.
Я бежал, прыгал, катился, сумасшедший спуск должен был уже давно кон-
читься, но лестница по-прежнему уходила вниз, и у меня даже мелькнула
ужасная мысль, что поверхность земли осталась наверху, а меня умышленно
гонят дальше - прямо в преисподнюю!
Но нет, вот знакомая груда кирпичей, деревянные носилки - последний
пролет. Я пролетел его как на крыльях и, не успев затормозить, с маху
врезался в бетонную стену. Выход был замурован.
Я обернулся, прижавшись к преграде спиной, и увидел Нежинскую, расп-
ластавшуюся в прыжке, рука машинально вскинула пистолет и правильно выб-
рала прицел, но я знал, что это не поможет, и точно - спуск не поддавал-
ся, мгновение растянулось. Нежинская наплывала медленно и неотвратимо,
тускло отсвечивало металлическое туловище, ярким огнем полыхали бритвы