Детектив

как-то суетливо заглядывая ему в лицо, и, наверное, жалел, что  сболтнул
лишнее.
   - Сейчас я тебя доведу...
   Добрый, заботливый друг. Впрочем, он, наверное, искренен и  действует
в соответствии со своеобразным кодексом чести - ни в коем случае не бро-
сать собутыльника и, оградив от возможных в таких случаях неприятностей:
милиции, вытрезвителя - доставить до самого порога и сдать на руки домо-
чадцам. Добрый, заботливый друг!
   Элефантов испытывал к Спирьке такую ненависть, что  не  мог  на  него
смотреть. Но проявить это - значило выдать себя окончательно.
   - Все уже прошло. От жары ударило в голову. Ну пока, мне сюда.
   Не подав руки, Элефантов свернул в первый же переулок.
   На неприглядном, поросшем бурьяном  пустыре  возле  трамвайного  депо
громоздились штабеля черных, крепко пахнущих смолой шпал. Выбрав относи-
тельно чистое место, Элефантов растянулся на земле и, положив  руки  под
голову, уставился в яркое голубое небо. Если бы кто-то из знакомых  уви-
дел его в таком месте и в такой позе, он бы несказанно  удивился,  да  и
сам Элефантов никогда раньше не поверил бы, что будет валяться в  жухлой
вытоптанной траве на окраине города и думать тяжкую думу о вещах,  кото-
рые не волновали его уже много лет.
   Он понял, что неимоверно любит Марию, не представляет себе жизни  без
нее и бешено ревнует. Удивительно! Когда все это зародилось в его  душе,
почему так неожиданно дало столь бурные всходы? Он  испытывал  горечь  и
обиду, и мысли были горькими и обидными.
   "Спирька... Жалкий, ни на что не годный человечишка,  пьянь...  пусть
бы кто-нибудь другой, это можно было бы понять... Впрочем, я  сам  вино-
ват... Тогда, три года назад, Мария доверилась мне - и что получила вза-
мен? Ни любви, ни тепла, ни участливости...
   Потом чертовы курсы... Вдвоем в чужом городе, это невольно  объединя-
ет. А в один прекрасный день он воспользовался ситуацией, подпоил и  до-
бился своего. Потом это могло войти в привычку - женское сердце  мягкое,
а он умеет быть обходительным, услужливым, необходимым... Ей же надо  на
кого-то опереться в жизни, и она, конечно, не подозревает, что он спосо-
бен предать за бутылку водки... Он хамелеон - с ней совершенно другой, и
она пребывает в заблуждении... Несчастная женщина. А все потому,  что  я
вел себя как животное..."
   Элефантову захотелось заснуть, чтобы уйти от тяжких размышлений,  как
давным-давно, когда все обиды и душевная боль проходили за время детско-
го сна... И оставалось только жалеть, что такой  простой  и  действенный
способ избавления от переживаний с годами становился недоступным.
   Через несколько дней на работу позвонила Мария. Ее голос подействовал
на Элефантова, как инъекция кофеина.
   - Здравствуй, Машенька! - возбужденно заорал он,  не  пытаясь  скрыть
радости. - Мы по тебе очень соскучились!
   - Я слышу, - она говорила совершенно спокойно, без эмоций, не выказы-
вая своего отношения к его радости и его словам.
   Они поболтали ни о чем, Элефантов отчетливо представлял Марию,  стоя-
щую в будке междугородного автомата, и сердце  его  колотилось  быстрее.
Где-то вдалеке мелькала мысль: "Кто ждет ее возле переговорного  пункта?
", но никаких реальных образов за ней не стояло, и поэтому она не  могла
омрачить радостного настроения.
   Поняв, с кем он разговаривает, подошел Спирька и, протянув руку, зас-
тыл в выжидающей позе.
   - Ну ладно, Машенька, тут у меня вырывают трубку, так что  до  свида-
ния, желаю хорошо отдохнуть, надеюсь, скоро увидимся.
   - Спасибо, тебе тоже счастливо.
   Элефантов передал трубку. Поговорив с Марией, он почувствовал  прилив
бодрости,  а  давешние  рассуждения  Спирьки  показались  совершеннейшей
чушью, не заслуживающей никакого внимания. Но тут же в сердце снова  за-
шевелились сомнения.
   Спирька разговаривал с Нежинской о таких же пустяках,  как  и  он,  -
спрашивал о погоде, теплое ли море, как отдыхается. Но что-то изменилось
в его лице, интонациях, он говорил очень  мягко,  с  отчетливым  налетом
грусти, и Элефантов опять ощутил укол ревности.
   - Ну пока, - Спирька печально покивал головой и слегка улыбнулся. - Я
тоже.
   От этих последних слов Элефантова снова, как  и  накануне  в  пивной,
бросило в жар, и он ощутил тошноту. Что "я  тоже"?  Это  могло  означать
только одно: на прощанье Мария сказала ему "целую" и он, чтобы не поняли
посторонние, ответил совсем безобидно: "Я тоже".
   Никто ничего и не понял, кроме того, кто обостренно воспринимал  каж-
дое слово, анализировал тональность голоса,  интонацию,  выражение  лица
говорившего... Кто знал больше других и сопоставлял фразы с  взаимоотно-
шениями, стоящими за ними, кого нельзя было обмануть кажущейся  незначи-
тельностью как бы невзначай брошенного слова...
   "Значит, все-таки правда! И она его любит - ведь  звонила  не  просто
так и не мне, а именно ему, значит, скучает!" Сердце разрывалось от рев-
ности и тоски.
   "Но почему он как в воду опущенный?"
   Спирька курил, невидящими глазами глядя в окно, и вид у него был сов-
сем не веселый.
   "Я бы на его месте веселился, дурачился, рассказывал анекдоты,  хохо-
тал... В чем же дело?"
   И вдруг Элефантов понял, что Мария в Хосте действительно  не  одна  и
Спирьку мучает ревность, поэтому он так отзывался о ней, чернил ее, что-
бы как-то загладить причиняемый его самолюбию ущерб. Но почему сейчас он
говорил с Марией как ни в чем не бывало? Впрочем, бесхребетностный чело-
вечишка... Мария ошибается в нем, не знает истинного лица...
   И Элефантов твердо решил, что, как только Мария вернется, он  вступит
в игру и вытеснит Спирьку из ее жизни. В том, что это ему удастся, он не
сомневался: Мария умная женщина и может определять цену  людям.  И  если
Элефантов по ряду показателей проигрывал Астахову, то, безусловно,  пре-
восходил Спиридонова.
   Мария вышла на работу в пятницу, и, увидев ее - красивую,  загорелую,
- Элефантов ощутил такое волнение, что у него закружилась голова. С тру-
дом он взял себя в руки, но она заметила необычность  в  его  поведении,
хотя и не подозревала, что является ее причиной.
   Во время перерыва Элефантов предложил Нежинской погулять  вечером  по
набережной, и она согласилась. Он с нетерпением ждал  окончания  работы,
потом считал минуты на месте свидания. Ему показалось, что в конце квар-
тала мелькнула тоненькая знакомая фигурка, но к условленному месту Мария
так и не подошла: либо он ошибся, либо она перепутала и свернула на дру-
гую улицу. Как ни странно, Элефантов испытал некоторое облегчение:  сей-
час его намерения открыть  Марии  душу  казались  глупыми  и  совершенно
мальчишескими. К тому же такой порыв оправдан только тогда, когда встре-
чается понимание и сочувствие, в противном случае есть риск оказаться  в
глупом положении. А глупых положений Элефантов боялся пуще всего на све-
те.
   "Ладно, подождем до понедельника, - решил он. - Там будет видно".
   Но в понедельник Нежинская на работу не вышла. В конце дня  позвонила
ее мать и сказала, что Марию сбила машина.
   Отделалась она относительно легко: ушибы, несколько ссадин  и  слабое
сотрясение мозга. Элефантов ходил к ней почти каждый день. Выдумывая са-
мые невероятные предлоги, он срывался с работы и ехал на рынок,  покупал
у краснощеких кавказцев мандарины, яблоки, персики, гранаты,  придирчиво
отбирая красивые, крупные, один к одному плоды, затем отправлялся в цве-
точный ряд. Здесь он тоже священнодействовал, выбирая самые свежие розы,
и не всякие, а только нежно-розового цвета с длинными,  туго  сжатыми  в
бутон лепестками. Потом, сгорая от нетерпения, мчался в клинику на авто-
мобиле и волновался всю дорогу и когда бросал камешек в окно на  третьем
этаже, успокаиваясь только тогда, когда за стеклом появлялась Мария и  с
улыбкой кивала, давая понять, что сейчас спустится вниз.
   Мария похудела и осунулась, под глазами появились темные круги, челка
не могла замаскировать кровоподтека на лбу, но для Элефантова она ничуть
не утратила очарования и притягательной силы.
   В отличие от большинства находящихся здесь женщин, растрепанных,  не-
опрятных, расхаживающих в рваных халатах и стоптанных  шлепанцах,  Мария
не перестала следить за собой. Красивые отглаженные платья, модные босо-
ножки. И пахло от нее совсем не больничным: чистым телом, шампунем и им-
портным мылом.
   - Как тебе это удается? - поинтересовался как-то Элефантов.
   - Очень просто: познакомилась поближе  с  сестрой-хозяйкой  и  теперь
принимаю душ каждый день!
   Встречала она его весело, целовала в щеку, зарывалась лицом в букет.
   - Ты меня балуешь! Чудесные розы! В палате все заметили, что  у  тебя
постоянный вкус!
   "И постоянен я не только к сорту цветов", - впрочем,  это  он  сказал
про себя. Решиться на объяснение он так и не мог, потому что не был уве-
рен, как расценит Мария его признание.
   Они уходили за больничную ограду в большой тенистый парк,  гуляли  по
малолюдным аллеям, сидели на разноцветных  скамейках,  грызли  яблоки  и
болтали. Травмы и больничная обстановка не оказали  угнетающего  влияния
на Марию. Она шутила, смеялась анекдотам, рассказывала забавные  истории
из местной жизни.
   Элефантов пытался расспросить, что же с ней произошло, но Мария отве-
чала кратко, без всяких подробностей:
   - Пошла на красный свет, а из-за поворота - "Волга". Хорошо еще,  что
водитель успел притормозить.
   У Элефантова на миг возникло неприятное ощущение, что она лжет. Но  с
какой стати?
   - Если посмотреть на твои ушибы, то может показаться, что ты сидела в
самой машине, - осторожно сказал он. - Знаешь, такие ссадины остаются от
удара в лобовое стекло во время резкого торможения...
   - Ну почему... Ссадины все одинаковы...
   То же самое ощущение шевельнулось опять, хотя Элефантов  не  смог  бы
объяснить, каким чувством он  улавливает  оттенок  фальши  в  невозмути-
мо-спокойном голосе. Да ему и не хотелось ничего объяснять и  ни  о  чем
задумываться. Сомнение шевельнулось и исчезло.
   Элефантову было хорошо с Марией, он подумал, что за  годы  знакомства
они никогда не проводили столько времени вместе, не гуляли  просто  так,
не разговаривали на мелкие житейские темы,  которые,  оказывается,  тоже
могут быть важными и интересными. И никогда он не хотел так заботиться о
- Марии, никогда не скучал по ней и не стремился увидеться,  никогда  не
дарил ей цветов.
   "Моя вина! - думал он, досадуя на себя. -  Сколько  времени  упущено!
Если бы я отнесся к ней тогда по-другому, все было бы иначе. Она бы, ко-
нечно, не связалась с этим ничтожеством Спирькой, дорвала бы с Астаховым
и была бы гораздо счастливее, чем сейчас... Каким же я был дураком!"
   Часы их свиданий пролетали очень быстро, она провожала его до ворот и
возвращалась, а Элефантов смотрел вслед, лаская взглядом легкую  фигурку
до тех пор, пока она не скрывалась из глаз. Каждый раз  он  ожидал,  что
она обернется, помашет рукой, улыбнется на прощание,  и  будет  понятно,
что между ними протянулась какая-то ниточка, пусть пока еще тонкая... Но
Мария никогда не оборачивалась, и это его обижало, хотя обида оставалась
глубоко-глубоко внутри, а в голову одна за  другой  приходили  тягостные
мысли.
   Да, Мария радовалась его приходу, да, она целовала его и охотно  про-
водила с ним время, но он чувствовал, что она рассматривает  его  просто
как хорошего знакомого, отвлекающего от однообразия больничной жизни.  И
не больше. Наверное, так же, а может быть, еще радостнее она встречала и
Спирьку, который тоже часто приходил сюда.
   Элефантов поморщился, как от зубной боли.
   По молчаливому уговору они со Спирькой  проведывали  Марию  в  разные
дни, и тот тоже очень суетился, собираясь к ней. После беседы  у  пивной
Элефантов почти перестал с ним разговаривать, но по отдельным  репликам,
которые предназначались специально для него, понял, что  к  Марии  ходит
кто-то еще. Присутствие этого  третьего  иногда  давало  о  себе  знать:
как-то Мария, позвонив, отменила Спирькин визит, и тот,  отвернувшись  к
окну, переживал, нервно глотая сигаретный дым. А однажды соседка по  па-
лате, которая завидовала небольничному виду Марии, частым  посещениям  и
обилию цветов, улучив момент, как бы невзначай сообщила Элефантову:
   - Сегодня к ней муж приходил. Долго разговаривали,  почти  до  самого
обеда!
   Элефантов понял, что это и есть Он. Но почему "муж"? Догадки  досужей
сплетницы? Или так отрекомендовала Мария?  Недалекие,  примитивные  бабы
всегда выдают любовников либо сожителей за законных супругов, чтобы под-
черкнуть свою добропорядочность. Но Мария не станет  прибегать  к  столь
жалким уловкам.
   Как бы невзначай, полушутя, он пересказал этот разговор Марии и  нап-
ряженно замолчал. Нежинская неопределенно пожала плечами.
   - Они же не знают, кто муж, кто не муж...
   От этого обтекаемого, ничего не объясняющего и довольно двусмысленно-
го ответа тоже дохнуло неискренностью. Почти  неуловимо.  Но  достаточно
для того, чтобы на душе заскребли кошки.
   Впрочем, теперь кошки скребли на душе постоянно. От  неопределенности
положения. Ревности. Неотвязных тягостных мыслей.
   Вчера, например, Мария привела его к остановке и посадила в  подошед-
ший троллейбус раньше обычного.  Попросту  говоря,  выпроводила.  Умело,
так, чтобы он этого не заметил. Зачем?
   Все дела и заботы отодвинулись для Элефантова на второй  план,  ничто
его не интересовало, не радовало и не огорчало. Ничто, кроме одного. Ма-
рия. Мария. Мария. Он стал хмурым, невнимательным и  рассеянным.  Работа
валилась из рук, исследования не продвигались ни на шаг, он с трудом от-
бывал урочные часы. И оживал, только когда шел к Марии. Нет, когда видел
ее одну и проходили опасения, что можно столкнуться с Ним и оказаться  в
дурацком положении бедного родственника. Он ведь ужасно боялся  дурацких
положений. И не терпел неопределенности.
   На первый решительный шаг его толкнул Спирька.
   - Наверное, лучше не ходить к Марии, - он пришел  с  опухшей  помятой
физиономией, в обед выпил пива и опять захмелел. - Даже мне.
   - Почему? - поинтересовался Элефантов.
   - Видишь ли, в чем дело, - когда у  Спирьки  пробуждался  алкогольный
интеллект, он становился вычурным и велеречивым. - Можно ей помешать.  У
нее ведь свои дела, о которых ты, как человек, бесспорно, неглупый, - он
сделал полупоклон, - безусловно, не можешь не догадываться. Она  свобод-
ная женщина...
   Элефантова передернуло.
   - ...и это многое означает. Не правда ли?
   - А почему ты подчеркнул "даже мне"? - В Элефантове вновь начала  за-
рождаться тихая ярость.
   - Да потому, - Спирька многозначительно полузакрыл глаза, - что у ме-
ня с ней особые отношения, в которые тебе лучше не лезть.
   Элефантов стиснул зубы. "Ах ты жалкая пьянь! Особые отношения!  Да  я
сделаю из тебя котлету! Но вдруг это правда? Нет, к черту, хватит! Спро-
шу у нее напрямую! Если она занята и я ей мешаю, значит, надо взять себя
в руки и кончать со всем этим! А если он пытается интриговать, то я оту-
чу его раз и навсегда!"
   - Сегодня у меня к тебе дело.
   Элефантов волновался и безуспешно пытался это скрыть, но отступать не
собирался.
   - Пожалуйста, - Мария не выразила удивления,  как  будто  по  деловым
вопросам к ней обращались тут каждый день.
   - Ты обсуждаешь с уважаемым Валентином Спиридоновым мои визиты?
   Волнение усилилось, он почувствовал, что у него дергаются  губы.  Ни-
когда раньше такого с ним не было.
   - Нет, - несколько удивленно ответила Нежинская. - Почему ты спросил?
   - Наверное, не просто так.
   Губы у него задергались еще сильнее.
   - Ты волнуешься, - встревоженно сказала Мария. -  Серега,  ты  сильно
волнуешься!
   - Да, я сильно волнуюсь, - голос предательски подрагивал. - Но я хочу
знать правду...
   Волнение Элефантова передалось и Марии,  она  говорила  напряженно  и
нервно.
   - ...и я тебе отвечу. Спиридонов хороший человек  -  добрый,  мягкий,
отзывчивый. Но он не тот, кого я могла бы любить и находиться в  близких
отношениях...
   Ее голос тоже  дрогнул,  на  глаза  навернулись  слезы,  она  сдавила
пальцами переносицу и запрокинула голову, но говорить не перестала.
   - Не тот. Он недостоин любви. Мне очень неприятно говорить на эту те-
му, но раз ты поставил вопрос...
   Ответ Марии опередил вопрос Элефантова, очевидно, она предугадала ход
его мыслей.
   - ...Я считаю, что человека, готового на все ради бутылки водки,  лю-
бить нельзя!
   Она прикрыла глаза и, закрыв ладонями лицо, приложила пальцы к векам.
Такая реакция настолько не соответствовала  ее  обычной  невозмутимости,
что у Элефантова мелькнула чудовищно нелепая мысль: Мария играет, причем
хорошо играет... Он даже не успел устыдиться: подозрение бесследно раст-
ворилось в нахлынувшей теплой волне. Она говорила искренне, она  открыла
свою душу, которую обычно прятала за напускным равнодушием и рискованной
бесшабашностью, поэтому ее поведение и кажется необычным!  Мария  оказа-
лась такой, какой он ее видел, и от этой мысли Элефантову  -  захотелось
плясать!
   - Успокойся, Машенька, - он отнял ее руки от лица и с жаром  принялся
их целовать. - Извини, что заставил тебя нервничать, ты  хорошая,  поря-
дочная женщина...
   - Порядочная! - с оттенком то ли горечи, то  ли  сарказма  произнесла
Мария, и Элефантов не понял, к чему относится эта горечь или сарказм.
   - ...А Спирька - мерзавец!
   В подсознании Элефантова вертелся целый рой вопросов по поводу обсто-
ятельств, косвенно подтверждающих слова Спирьки, но он отмел их начисто.
Если верить человеку, то полностью и безоговорочно. Именно так он и  по-
верил Марии. А всякие зацепки для подозрений...  Мало  ли  какие  бывают
совпадения, иной раз кажется, что факты бесспорны, а на  самом  деле  за
ними ничего не стоит. Мария откровенна и правдива, а раз так...
   - Завтра же набью ему морду!
   Этих слов Элефантов не говорил уже лет двадцать пять - со времен  на-
чальной школы.
   - Не хватало еще, чтобы вы из-за меня дрались - Мария несколько успо-
коилась. - Нашли яблоко раздора! Не вздумай этого делать!
   Элефантов пообещал, но про себя решил, что, если Спирька хотя бы  на-
меком еще раз бросит тень на Марию, он вобьет слова ему в глотку  вместе
с обломками зубов.
   Но Спирька больше ничего о Марии не говорил. Да и вообще  они  совсем
перестали разговаривать, за исключением тех случаев, когда  по  условиям
работы без этого нельзя было обойтись.
   Теперь Элефантов постоянно думал о Марии, - и мысли эти были  радост-
нее, чем прежде. Раскрывшись с неожиданной стороны, она стала еще  доро-
же.
   "Вот видишь, - говорил себе Элефантов,  -  стоило  только  поговорить
откровенно, по-человечески, и все стало на свои места! А  ты  почти  год
носил в себе сомнения, переживания и чувства, стеснялся... Она же не мо-
жет читать мысли?" И он решил всегда быть с Нежинской прямым и честным.
   В эти же дни, размышляя о взаимоотношениях с  Марией,  он  неожиданно
сочинил стихи. Они родились сами - оставалось только перенести на  бума-
гу:
   Будь все это игрою от скуки,
   Я, конечно, спокойней бы был
   И забыл твои нежные руки,
   Запах бархатной кожи забыл,
   Я не ждал бы тебя, как прохлады,
   И не видел бы в розовых снах,
   Позабыл бы я привкус помады
   На податливых мягких губах.
   Постоянство мне служит укором,
   Но в привычном мелькании дней
   Все стоит перед мысленным взором
   Хрупкость стройной фигурки твоей.
   Когда-то давно, в юности, он писал стихи одной женщине, но так  и  не
показал их ей. Сейчас его тоже охватили сомнения: не будет ли  он  смеш-
ным?
   Но колебался Элефантов недолго: он же решил быть откровенным  и  пол-
ностью доверять ей. А она сумеет правильно оценить его поступки.
   - Удивительно...
   Мария внимательно посмотрела на него и перечитала еще раз.
   - Удивительно... - медленно повторила она. - Просто так этого не  на-
пишешь. Тут нужно вдохновение...
   Мария с каким-то новым выражением рассматривала Элефантова, а он  ра-
достно думал, что не ошибся: только тонкая натура способна так точно все
понять.
   Фактически он признался ей в любви.
   Выздоравливала Мария медленно: мучили головокружения, иногда  наруша-
лась координация движений, резкость зрения. Ей кололи кучу  витаминов  и
укрепляющих препаратов, но особого эффекта это не давало.  Иногда  Мария
начинала грустить, и Элефантов ненавязчиво, исподволь ободрял ее, как бы
невзначай рассказывая истории об аналогичных, только еще  более  тяжелых
болезнях своих дальних знакомых, которые в конце концов полностью выздо-
равливали.
   Ему удавалось ободрить ее, поднять настроение, и как-то она сказала:
   - Ты действуешь на меня успокаивающе. Как это у тебя получается?
   Он только пожал плечами. Ответить правду? Прозвучит слишком красиво и
напыщенно.
   - Не знаю.
   Но то, что его  поддержка  нужна  Марии,  обрадовало  Элефантова.  Он
чувствовал, что она стала относиться к нему лучше, и еще, уже в  который
раз, выругал себя за излишнюю гордость, мешавшую раньше открыться  люби-
мой женщине.
   Но через несколько дней произошло событие, вновь выбившее его из  ко-
леи. Было воскресенье, и он приехал к Марии во внеурочное время -  перед
обедом.
   - Сегодня мы не пойдем гулять, - она, как всегда,  весело  поздорова-
лась, поблагодарила за цветы. - Ко мне приедут из дома...
   Они сидели на скамейке у входа в клинику, когда к ним вприпрыжку под-
бежал Игорек.
   - Мама! - Он обхватил Марию за шею, и она прижала сынишку к себе.
   Вслед за внуком не торопясь шла Варвара Петровна,  а  следом,  широко
улыбаясь, - Эдик Хлыстунов с объемистой хозяйственной сумкой в руках.
   - Здравствуй, Серега, - он протянул руку, ничуть не удивляясь  встре-
че. - Как наша больная?
   - Да вроде поправляется. - Элефантов лихорадочно думал: почему  Хлыс-
тунов здесь? Обычная услужливость свойского парня - подвезти,  поднести,
проведать? Или нечто другое? Он умел быстро реагировать  на  неожиданные
ситуации, но сейчас настолько растерялся, что не мог прийти ни к  какому
выводу.
   - Пойдем, Мария, я тебе передачу до палаты донесу, а то  сумка  тяже-
ленная!
   Элефантов первый раз встретился с матерью Марии, говорить им было  не
о чем, и он стал беседовать с Игорьком на  школьные  темы,  одновременно
напряженно обдумывая ситуацию.
   Нежинской и Хлыстунова не было долго, раза в три дольше, чем требова-
лось, чтобы отнести передачу. За это время Элефантов связал воедино  це-
лую цепь, казалось, разрозненных фактов.
   Эдик иногда звонил им и, поболтав с кем-нибудь из сотрудников, звал к
телефону Марию. Время от времени он заходил, и Мария выходила его прово-
жать. Все как в случае с Астаховым, один к одному, но Элефантов  никогда
раньше не обращал внимания на это совпадение, не проводил  между  Петром
Васильевичем и Хлыстуновым никаких параллелей. Когда  однажды  Нежинский
приревновал Марию к Эдику, Элефантов первым  посмеялся  над  вздорностью
подобных подозрений. Глупец! А цепочка разматывалась все  дальше.  Неод-
нократно Мария беседовала по телефону с матерью Эдика, на вопросы  отве-
чала, что они знают друг друга давно, через общих  знакомых.  Элефантову
показалось странным, что только после знакомства с Эдиком Мария  выясни-
ла, что давно знает его мать, но значения этому он не придал. В  прошлом
году Эдика видели в Хосте в то же время, когда там  отдыхала  Нежинская.
Но и это он посчитал случайностью.
   И, наконец, последнее - недавно Эдик на своем "Москвиче" попал в ава-
рию. Сам он не пострадал, но сетовал, что сильно повредил машину. Вот  и
разгадка таинственному происшествию с Нежинской!
   Хлыстунов! Элефантов  чувствовал  себя  последним  идиотом,  которого
только что обвели вокруг пальца. И не один раз. Он вспомнил  придуманный
Честертоном эффект почтальона: от привычного, примелькавшегося  человека
не ждут чего-то необычного.
   Вернулись Эдик с Марией. Веселые, оживленные. Он  сыплет  анекдотами,
она смеется.
   - Ну что, поехали? Я тебя подвезу!
   Эдик всегда был услужливым парнем.
   Мария поцеловала мать и сынишку.
   - А нас?
   И предприимчивым, старался ничего не упускать.
   Она чмокнула Эдика и Элефантова.
   - До свидания. Спасибо, что проведали.
   Потом подошла к Эдику вплотную и три раза крепко поцеловала его в ще-
ку.
   Сердце у Элефантова покатилось куда-то вниз.
   Эдик завез домой Варвару Петровну и Игорька,  дружески  попрощался  и
пообещал еще заехать. Чувствовалось, что он в семье свой человек.
   - Где ты отдыхал? - спросил Элефантов, когда они остались одни.
   - На море, - беспечно ответил Хлыстунов.
   - В Хосте?
   - Ага, - он отвел глаза и не спросил, откуда Сергей это знает.
   - С Марией? - продолжал Элефантов, подумав, что любой на месте  Эдика
послал бы его к черту за такую назойливость.
   - Ну как тебе сказать... Я в санатории, а она дикарем...
   Эдик не любил ни с кем  ссориться.  Элефантов  почувствовал,  что  он
врет, но даже эта ложь дела не меняла.
   - Я слышал, ты разбил машину?
   - Кошмар! Вернулся из отпуска и на второй день - бац! Пришлось  крыло
менять и лобовое стекло! Еще повезло - нашел знакомого,  он  все  быстро
сделал, и обошлось не так дорого!
   "Марии обошлось дороже, - зло подумал Элефантов. - До сих пор распла-
чивается". Он вспомнил, сколько  уколов  и  других  неприятных  процедур
пришлось перенести Нежинской. И из-за чего? Из-за этого благополучного и
самодовольного везунчика? Впрочем...
   - Ты жениться не думаешь?
   - Нет, - Эдик бросил быстрый взгляд и опять не  поинтересовался,  чем
вызван подобный вопрос.
   Взяв два дня за свой счет, Элефантов съездил в Хосту.  Зачем  он  это
делает - он не знал, но противиться охватившей его потребности  оказался
не в состоянии.
   В квартирном бюро узнал, где останавливалась Нежинская, и  через  час
стоял в маленькой опрятной комнатке с двумя кроватями и окном, выходящим
на море.
   - У меня летом жили муж и жена из вашего города, - хозяйка, маленькая
приветливая женщина, как видно, любила поговорить. - Мария  и  Эдик.  Им
понравилось. Так будете заезжать?
   "Муж и жена"! Элефантов посмотрел на стоящие рядом кровати,  предста-
вил, как Хлыстунов и Нежинская ложатся спать, как они просыпаются... Как
будто поковырял подсыхающую рану.
   - Наверное, нет, - Элефантов чуть поклонился, - слишком жаркая комна-
та, уж извините.
   То, что таинственный соперник оказался всего-навсего Эдиком Хлыстуно-
вым, вызвало у Элефантова двоякие чувства.
   С одной стороны, было досадно, что Мария связалась с  мелким  коммер-
сантом, но Элефантов ее за это не осуждал: женщина - слабое существо, ее
легко увлечь, особенно если рядом никого нет. Он вновь выругал  себя  за
старые ошибки.
   С другой стороны, Элефантов не считал Хлыстунова серьезным  конкурен-
том. Так же как и Спирька, он во многом проигрывает ему,  Элефантову,  и
Мария это увидит. А значит, можно радоваться, что у нее не оказалось ко-
го-то похожего на Астахова.
   Нежинская не спросила, почему он не приходил несколько дней,  а  Эле-
фантов, естественно, не стал ничего объяснять.
   - Скоро меня выписывают, - по тону нельзя было понять, радует это  ее
или нет. - Надо готовиться к нормальной жизни. В воскресенье нарушу  ре-
жим и отправлюсь к маме. Тут мне уже изрядно надоело!
   - Отлично! - обрадовался Элефантов. - Давай встретимся!
   - Ну что ты, -  Мария  покачала  головой.  -  Я  так  соскучилась  по
Игорьку. Проведу целый день с ним.
   - Тогда я позвоню.
   Но когда Элефантов в воскресенье позвонил, ответила Варвара Петровна.
   - Марию?.. - голос у нее был несколько растерянный. - Она уже уехала.
   "Куда?" - хотел спросить Элефантов, но  не  спросил.  Возвратиться  в
клинику она не могла: еще рано, на какой-то час не стоило и  вырываться.
Значит...
   Ему опять стало тошно. Значит, Мария соскучилась по Эдику больше, чем
по сыну...
   Сев в такси, он поехал к дому Нежинской. Если у подъезда стоит машина
Хлыстунова, значит, догадка верна.
   Еще издали среди нескольких автомобилей, припаркованных на  тротуаре,
он заметил светлый "Москвич". Тот или нет? 12-27 КЛМ. Но какой  номер  у
Эдика? Этого он не помнил. Вроде бы его машина чуть светлее... А на кры-
ше, кажется, багажник...
   Элефантов поймал себя на том, что  нарочно  занимает  голову  всякими
мыслями, лишь бы не представлять происходящего наверху, на седьмом  эта-
же, в квартире Марии.
   "Кого обманываешь? Сам себя? Ты же рассчитал, что они здесь, и  прие-
хал убедиться! Вот, пожалуйста, то, что ты и ожидал  увидеть  -  автомо-
биль, светлый "Москвич"! Не будь его - это ничего бы не  означало:  Эдик
мог повезти ее к себе на Южный, но ты бы тешил себя иллюзиями - дескать,
ошибся... Так не прячь голову в песок! Ты же не открыл для  себя  ничего
нового!"
   Но одно дело - представлять отвлеченно, а другое  -  знать,  что  это
происходит именно сейчас, сию минуту, совсем неподалеку...
   Элефантов задрожал от горя и унижения. Подняться наверх и колотить  в
дверь? Скорее всего ему не откроют... А если и  откроют?  Элефантов  по-
чувствовал, как кулаки наливались свинцовой тяжестью. Раз!  В  солнечное
правой! Два! Крюк слева в челюсть! Три! Сплетенными в замок  руками  до-
бить ударом по шее!
   Он никогда не решал таким путем никаких вопросов, считая, что драка -
не метод достижения целей. Но сейчас  испытывал  острое  желание  избить
Эдика. Жестоко. В кровь. Хотя никогда в жизни он по-настоящему не  драл-
ся, он ни на минуту не сомневался, что ему это удастся. Благопристойный,
не любящий ссор Эдик - обыкновенный трус, он ничего не  сможет  противо-
поставить его ярости! Ну, а что потом?
   Элефантов представил отвращение в глазах Марии, и  кулаки  разжались.
Но ярость требовала выхода. Проколоть шины "Москвича"?  Разбить  стекла?
Еще глупее.
   Ссутулившись, Элефантов побрел прочь.
   В конце концов, Эдик ни в чем не виноват. И она тоже. Когда у них все
начиналось, он был равнодушен к Марии и его не стоило принимать  в  рас-
чет. А сейчас изменить устоявшиеся отношения непросто. Для этого  недос-
таточно дарить женщине цветы и писать стихи. Надо убедить ее в глубине и
искренности своих чувств, войти в ее жизнь, стать для нее необходимым...
И он сумеет это сделать!
   Но безукоризненная логичность рассуждении не помогла Элефантову.
   "Значит, все верно? Женщина, которую ты любишь, спит с каким-то  хлы-
щом, а ты считаешь это правильным? - внутри сидел  злой  бес,  считавший
своим долгом как можно сильнее растравить ему душу. -  Браво!  Ты  прямо
образец объективности! И всепрощенчества!"
   У Элефантова пропал аппетит и появилась бессонница.  Осунулся,  поху-
дел. Как оленю с простреленным легким, ему не хватало воздуха, и он  хо-
дил с полуоткрытым ртом, не видя ничего вокруг.
   Как-то вечером его неудержимо повлекло к дому Марии, он  надеялся  на
чудо, и оно произошло: "Москвич" 12-27 КЛМ по-прежнему стоял у подъезда.