Детектив

Значит, машина принадлежала кому-то из жильцов! Значит, когда он в прош-
лый раз мучился подозрениями у безобидного  автомобиля,  в  квартире  на
седьмом этаже никого не было! И хотя он понимал: это дела не меняет, то,
чего он стыдился и боялся, скорее всего происходило в  другом  месте,  у
Эдика, в Южном микрорайоне, у него будто камень с души свалился.  Стран-
ное существо - человек!
   Правда, через некоторое время тоска нахлынула снова и с утроенной си-
лой. Мария готовилась к выписке. Здесь он разнообразил длинные часы  вы-
нужденного безделья, помогал отвлечься от невеселых больничных размышле-
ний, ободрял и поддерживал ее... Такая роль стала привычной для обоих. А
как сложатся их отношения теперь? Ведь он может попросту  оказаться  не-
нужным...
   - Я пока поживу у мамы, но буду звонить, - рассеянно сказала на  про-
щание Мария. - И ты звони, когда захочешь.
   Конечно, она не привязалась к нему так, как он бы этого хотел.  Пока.
Но скоро все переменится.
   Сидящий в Элефантове бес издевательски засмеялся.
   А, собственно, отчего все должно  перемениться?  Почему  Мария  вдруг
предпочтет тебя остальным?  Что  есть  у  тебя  за  душой?  Возможности,
власть, деньги? Вот то-то!
   Зато у меня голова на плечах!
   Эка невидаль! Посмотри вокруг - вон их сколько, голов-то! Да еще  ка-
ких, не чета твоей! Модные прически, фирменные шляпы, кожаные и замшевые
кепочки! А что под ними - никого не интересует. К тому  же  там  у  всех
одинаково - серое мозговое вещество. И каждому  хватает:  на  недостаток
ума никто не жалуется. Правда, ты гордишься  своей  способностью  быстро
перерабатывать информацию, выдавать качественно новые мысли, идеи,  тео-
рии... Но кому это нужно? И какая польза, например, Марии от твоего хва-
леного интеллектуального потенциала?
   И тут Элефантова осенило. Надо предложить Марии заняться наукой!  Это
ее захватит, отвлечет от глупостей и мелочей, на которые можно незаметно
растранжирить всю жизнь. Перед ней откроется необозримое поле для прило-
жения сил, появятся реальные перспективы! Скоро он получит отдел, и  Ма-
рия сможет беспрепятственно разрабатывать свою тему. Да, в конце концов,
у него самого собрано материала не на одну диссертацию!
   Его идея Нежинской понравилась.
   - Я и сама думала над этим. Я себя знаю, я справлюсь,  буду  работать
как вол, надо только взяться. И чтобы меня кто-то  подталкивал,  направ-
лял...
   - Не беспокойся, я сумею подтолкнуть тебя, помочь. Через три года  ты
защитишься, гарантирую!
   Элефантова распирала радость: он сможет  сделать  для  своей  любимой
большое дело, станет ей полезным, у них появятся общие  интересы,  общая
цель... Но почему на ее лице явственно проступает сомнение?
   - Тебя что-то смущает?
   - Все не так-то легко, - она помедлила, как бы раздумывая: продолжать
или нет. - Ты, например, до сих пор не кандидат.
   Элефантов немного обиделся.
   - Я же не ставил пока такой цели. Занимался другими делами,  экспери-
ментировал, распылялся. Сейчас оформляю результаты и выйду на защиту. Ты
что, сомневаешься?
   - Да нет.
   Сомнение на лице не исчезало.
   - Так в чем же дело? Тебе будет легче идти за мной. Я отдам  половину
того, что собрал, определю направление поиска, не будет получаться - на-
пишу сам!
   - Вот это меня и смущает: все будет находиться в твоих руках.
   Они катались в колесе обозрения, кабинка медленно поднималась над го-
родом, руки Элефантова, нервные  и  жилистые,  лежали  на  металлическом
штурвальчике.
   - А чем плохи мои руки? - он крутанул штурвальчик, и кабина  заверте-
лась вокруг оси. - Ничем не хуже чьих-либо других!
   Бодрым тоном он пытался затушевать неприятное ощущение: Мария  боится
зависимости, но от друга, к которому искренне расположен,  нельзя  зави-
сеть...
   - Да, не хуже... - неуверенно согласилась Мария. - Ну что ж, попробу-
ем...
   Прощаясь, он напросился к ней в гости и, дожидаясь назначенного  дня,
страшно волновался. Если раньше он ждал каждого телефонного  звонка,  то
теперь боялся, что Мария передумает и отменит встречу.
   Он не стал вызывать лифт и пошел пешком, опасаясь, что Марии не  ока-
жется дома. Когда дверь открылась, волнение не прошло, к нему добавились
неловкость и скованность, которых он не испытывал даже при первом свида-
нии.
   Он неуклюже вручил Марии цветы, положил на стол фрукты и поцеловал  в
щеку, ощутив горький привкус.
   - Ты как будто продолжаешь проведывать меня в больнице, -  засмеялась
Нежинская.
   - Наверное, уже привык, - Элефантов старался никак не проявить волне-
ния и неловкости. - Ты ничего не чувствовала вчера, да и сегодня с утра?
   - Ничего, - непонимающе посмотрела она. - А что?
   - Ужасно тосковал по тебе, просто выть  хотелось.  Задрать  голову  и
выть по-собачьи...
   Он уткнулся лицом в ее ладони, по одному целовал тонкие пальцы.
   - Какой ты нежный, - как-то задумчиво сказала Мария. - Я  давно  тебя
таким не видела...
   - Ты никогда меня таким не видела. Я люблю тебя.
   Этого он не говорил ни одной женщине, даже  собственной  жене.  Чтобы
избегать красивостей.
   - Что? - она, очевидно, тоже не ожидала таких слов.
   - Я люблю тебя.
   Он привлек Марию, целовал щеки, лоб, глаза.
   - Почему ты такая горькая?
   Мария тихо засмеялась, и он уловил ответный порыв.
   - Это косметическая притирка. Я же не думала...
   Она не договорила.
   Губы Элефантова вобрали привкус лекарства, и теперь горьким  казалось
все: нежная шея, трогательно худенькие  ключицы,  горькой  была  плоская
чуткая грудь с большими  коричневыми  сосками,  упругий  живот,  длинные
гладкие ноги... Горькими были мягкие губы и быстрый горячий язык, и она,
ощутив эту вернувшуюся к ней горечь, на миг отстранилась:
   - Горькая любовь?
   - Нет... Вовсе нет... - ему хотелось высказать все, что  делалось  на
душе, но слов катастрофически не хватало. - Эта горечь - ерунда...
   - Ты стал совсем другим... Такой ласковый...
   - Господи, Машенька, как я в тебя влюбился...
   - Через три года? - Мария смеялась.
   - Да, через три... Я так мучился, переживал...
   Первый раз он полностью исповедовался, наизнанку выворачивал душу,  и
ему совсем не было стыдно.
   - Я же этого не знала.
   "Конечно, не знала. А теперь знает. И все будет подругому", -  билась
радостная мысль...
   Принимая душ, Мария прихватила волосы резинкой, и они торчали  вверх,
как корона. Она ходила по комнате обнаженной, и Элефантов любовался  ею,
про себя удивляясь переменчивости восприятия.
   - Знаешь, чем отличается любимая женщина от нелюбимой?
   - Нет, - она выжидающе глянула ему в глаза.
   - На нее приятно смотреть и после этого, - он сделал паузу. -  А  мне
приятно смотреть на тебя.
   Она села на диван, и он, как мечтал когда-то, положил голову на  ост-
рые коленки.
   - Будешь меня любить?
   - Почему "будешь"?
   Подразумевалось, что она уже сейчас любит, но Элефантову  ее  тон  не
показался убедительным.
   - Будешь со мной?
   Ставя вопрос по-другому, он все-таки рассчитывал получить более  чет-
кий и обнадеживающий ответ.
   - Надеюсь.
   Снова ему не понравилась неопределенность и нотки равнодушия в  голо-
се.
   "Просто ей надо ко мне привыкнуть, - решил он. - А для этого требует-
ся время".
   Уходить не хотелось. Элефантов долго прощался в  прихожей,  оттягивая
момент, когда надо будет открыть дверь и захлопнуть ее за собой.
   - Все было хорошо? - спросил он напоследок.
   - Да, спасибо, ты молодец.
   - Тебе спасибо.
   Замок щелкнул, и Элефантов побежал вниз по лестнице. Все его существо
пело, только в глубине души чувствовался неприятный осадок: на  простыне
он заметил несколько постыдных пятен - следы своего предшественника. Или
предшественников?
   Ну, ничего не поделаешь, жизнь есть жизнь... Сейчас его совершенно не
интересовали ее взаимоотношения со Спирькой, Астаховым, Эдиком. Все  это
в прошлом!
   Прыгая через три ступеньки, он выбежал на улицу. Возле подъезда стоял
светлый "Москвич" 12-27 КЛМ. И хотя Элефантов понимал, что это совершен-
но не нужно, несолидно и даже глупо, он не удержался и показал  ему  ку-
киш.
   Упругим, пружинящим шагом Элефантов шел по сказочному, раскинувшемуся
на огромной зеленой равнине  городу.  Городу  счастья  из  мечты  своего
детства. Он чувствовал себя молодым, бодрым, стремительным. Кровь  игра-
ет, сила бьет через край. Сейчас он может бежать  без  устали  несколько
километров, прыгнуть на асфальт со второго этажа,  драться  один  против
троих, пробить голым кулаком стену в полкирпича!
   И весь этот физический и духовный  подъем,  это  чудо  перевоплощения
вызваны чудесной женщиной, которая доверилась ему и ответила любовью  на
его чувство.
   Элефантову хотелось петь.
   "Все равно обойду я любого, в порошок разгрызу удила, лишь бы  выдер-
жали подковы и печенка не подвела!"
   Огромными упругими скачками он несся по бескрайнему зеленому  просто-
ру, в лицо бил встречный ветер. Спирька, Эдик и  даже  Астахов  остались
далеко позади. Мария предпочла его им! И, черт побери, она  не  пожалеет
об этом! У нее не сложилась судьба, она металась из стороны  в  сторону,
наделала уйму ошибок... И все потому, что рядом не было надежного  любя-
щего человека, на которого можно положиться... Но теперь такой человек у
нее есть... Его захлестнула теплая волна нежности. Он сделает все, чтобы
помочь ей стать счастливой! Все, что сможет!
   В состоянии блаженной прострации Элефантов  переходил  через  дорогу,
как вдруг из-за остановившегося перед  светофором  троллейбуса  с  ревом
выскочил автомобиль; он  инстинктивно  отпрыгнул,  и  машина  пронеслась
впритирку, обдав волной спрессованного воздуха  и  парализующего  ужаса:
слишком невероятной была эта бешеная скорость на красный свет по  полосе
встречного движения, гипсовая  маска  водителя,  не  сделавшего  попытки
объехать или затормозить, чудовищная реальность  неожиданной,  а  оттого
еще более нелепой смерти, которой только чудом удалось избежать.
   "Пьяный, что  ли?"  -  подумал  ошарашенный  Элефантов,  глядя  вслед
вильнувшей обратно через осевую серой "Волге - фургону с круглым пятныш-
ком облупившейся краски на задней стойке кузова и  вывалившимся  уголком
матового стекла.
   Трудно было поверить, что похожий на человека шофер только что походя
готов был раздавить его и оставить расплющенным на асфальте  на  полпути
от дома Марии к его собственному дому. Элефантов с болезненной  ясностью
почувствовал, что его смерть стала бы подлинным несчастьем только в  од-
ном из этих домов. От хорошего настроения ничего не осталось.
   Вечером по телевизору передали сообщение про  нападение  на  инкасса-
торскую машину, очевидцев просили сообщить об увиденном. Элефантов  поз-
вонил, в институт пришел поджарый целеустремленный инспектор  с  волевым
лицом, они поговорили в вестибюле, Крылов записал его адрес и  служебный
телефон: если понадобитесь - вызовем, хотя вряд ли, опознать  не  сможе-
те...
   Разглядывая собеседника, Элефантов думал, что этому обычному  на  вид
парню предстоит стать на пути той темной  и  беспощадной  силы,  которая
вчера пронеслась рядом, внушив ощущение беспомощности,  растерянность  и
страх. А майору, похоже, не страшно, он рвется встретиться  с  взбудора-
жившими весь город "Призраками", тем острее ощущается собственная несос-
тоятельность: даже примет не запомнил... Впрочем, ерунда, у каждого своя
работа, а у него еще есть Мария" которая сочувственно выслушала  рассказ
об этой ужасной истории. Мария, Мария...
   Если бы в этот момент кто-нибудь сказал, что слова Марии про  горькую
любовь окажутся пророческими, он бы плюнул такому человеку в физиономию.

 
   Глава тринадцатая
   РАССЛЕДОВАНИЕ
 
   Слова Старика запали мне в душу. Рассматривая вразброс усеянную  про-
боинами мишень, невольно подумал: а как бы отстрелял Элефантов?  У  него
не дрожат руки, взгляд тверд и цепок, к тому же занимался альпинизмом. А
Спиридонов, кстати, боится высоты...
   Зуммер внутреннего телефона прервал размышления.
   - Саша, надо выехать на задержание, - голос Гапаськова был достаточно
серьезным. - Получи оружие, Котов уже в машине, по дороге расскажет.
   Участковый рассказал немногое. Дом спокойный, и вдруг - бытовой дебош
с ножевым ранением. Преступник вооружен, грозит убить каждого, кто подс-
тупится.
   - Наверное, это Петька - больше некому, - озабоченно размышлял  вслух
Котов. - Выпить любит, нервнобольного изображает по пьянке, но серьезно-
го за ним не водилось...
   Возле подъезда стояла "скорая", толпился народ, раненого успели  пог-
рузить в машину.
   - В живот, проникающее, - на ходу сказал врач.  -  Состояние  средней
тяжести, нетрезв. После операции можно будет делать прогнозы...
   Мигнул маячок, "скорая" рванула с места. Врачам предстоит одна  рабо-
та, нам - другая.
   - ...На кухне со всех  столов  ножи  собрал  и  бегает  по  квартире,
мать-перемать, всех порешу...
   - ...думали, притворяется, а видно, вправду дурной - глаза  вытараще-
ны, красный, ничего не соображает...
   - Хорошо, успели выбежать, мог любого зарезать, он психованный...
   Возбужденно гомонили женщины в шлепанцах и домашних  халатах,  непри-
вычно выглядящие на оживленной улице.
   - Пойдешь с нами, Васильич? - спросил Котов у крепкого,  средних  лет
мужчины в майке и тренировочных брюках и расстегнул кобуру.
   Васильич без особого воодушевления кивнул.
   По крутой лестнице поднялись на третий этаж. Котов осторожно  толкнул
дверь, возле которой лепился добрый десяток звонков.
   - Заходи, кому жить надоело! - вырвался на площадку истеричный крик.
   - Не дури, Петя, милиция.
   Котов нырнул в дверной проем, что-то ударилось о стенку, зазвенел ме-
таллический таз. Я прыгнул следом. В длинном коридоре голый по пояс  че-
ловек с охапкой ножей под мышкой занес над головой руку, Котов, закрыва-
ясь табуреткой, двигался на него. Рука резко  опустилась,  нож  пролетел
над головой и хлестко ударился о дверь. Я схватил таз, защищаясь им, как
щитом.
   Вам! Звонко отозвался импровизированный щит. Хлоп! Третий  нож  стук-
нулся о табуретку.
   Петя, как заправский метатель в цирке, выхватывал из-под мышки ножи и
бросал, а мы наступали, оттесняя его в глубь коридора. Когда мы  прибли-
зились, он повернулся и побежал, я схватил с подоконника цветочный  гор-
шок и бросил вдогонку. Горшок угодил в голую спину, дебошир шлепнулся на
пол. В каждой руке он держал ножи и отчаянно размахивал ими.
   - Все равно не дамся! Всех порежу!
   - Сейчас поглядим!
   Котов длинными деревянными щипцами, с помощью которых хозяйки вынима-
ют из выварки белье, прижал шею хулигана к полу, я наступил на одну  ру-
ку, осмелевший Васильич - на другую.
   - Докатился, поймали тебя, как гадюку! - укорил он соседа.
   - Убью и отвечать не буду! - продолжал хрипеть тот. - Ты, сука,  счи-
тай, уже мертвец!
   - Сейчас, сейчас...
   Котов защелкнул наручники.
   - Вот теперь пугай как можешь!
   - Что же вы со мной делаете, - Петя неожиданно жалобно заплакал. -  Я
- больной, у меня нервы, в психиатричке лежал, а вы -  в  кандалы...  Да
знаете, что вам за это будет?! У меня справок полный чемодан...
   - Все, Петя, кончились твои справки.
   Котов перевел дух, вытер клетчатым платком вспотевшее лицо,  поправил
галстук, поднял с пола и отряхнул о колено фуражку.
   - Кончились. Подошьют их, конечно, к делу, экспертизу тебе проведут и
напишут: психопатические черты личности, алкогольный невроз...
   Петя притих, слушал внимательно, а при последних  словах  участкового
блаженно улыбнулся и согласно закивал головой.
   - ...а в конце добавят: способен отдавать отчет в своих  действиях  и
руководить ими, вменяем. Значит,  можешь  отвечать  перед  судом,  перед
людьми, потерпевшим...
   Петя икнул, из носа выскочила сопля.
   - А если я извинюсь? Извинюсь я? Я ж его не сильно порезал!  И  перед
вами на колени встану...
   - Пошли в машину!
   По  дороге  Петя  плакал,  жаловался  на  горькую   судьбу,   нервное
расстройство, помешавшее стать дипломатом, ругал потерпевшего, который и
сам во всем виноват.
   Сдав его наконец в дежурную часть, я с облегчением  вздохнул  и  тща-
тельно вымыл руки. Но через час пришлось повторить эту процедуру, потому
что ко мне пришел сотрапезник по вечеринке у Рогальских - величавый  Се-
мен Федотович, который начал с приглашения потолковать  в  ресторане  по
душам, а закончил обещанием завтра же вручить сберкнижку со  вкладом  на
предъявителя.
   Между этими предложениями он невнятно бормотал что-то про неприятнос-
ти по работе, непорядок в документах, из-за которых образовалась  недос-
тача, упоминал Широкова, опечатавшего склад, и  делал  многозначительные
жесты, сопровождающиеся столь же многозначительным подмигиванием.
   Он изрядно подрастерял свою важность, был явно напуган и выглядел до-
вольно жалко, если бы не эти потирания пальцами  и  подмигивания  -  как
своему, я бы не вышел из себя, не стал бы хватать его за шиворот и  выб-
расывать из кабинета и уж, конечно, не наподдал бы коленом под зад,  что
совсем недостойно работника милиции.
   Тем более что к двери приближался очередной посетитель, и посетителем
этим, как ни странно, оказался Сергей Элефантов.
   - Ты что, мысли прочел? Теперь тебя можно вызывать без повесток?
   - Да я насчет Юртасика. Его мать на работу прибежала: узнай, что  те-
перь будет...
   - Какая мать, какой Юртасик?
   - Вы сегодня задержали Петю Юртасика,  он  соседа  ножом  пугал,  что
ли... Я с ним в школе учился. Вот мать и пристала: сходи, узнай у Крыло-
ва, он тебя допрашивал, вроде как знакомый...
   - А она откуда в курсе всех дел? Элефантов махнул рукой.
   - Когда придет к вам, поймете. Уникальная женщина! Энергии вагон, уже
весь город на ноги поставила!
   - Скажи, что ко мне ходить не нужно. Дело передадут в  прокуратуру  -
тяжкие телесные повреждения, сопротивление работникам милиции, а потом -
в суд.
   Раз Элефантов и без вызова оказался у меня, я решил его допросить, но
сказать о своем намерении не успел: в кабинет влетела полная краснолицая
женщина в черном траурном платье с ворохом бумаг в одной руке и клеенча-
той хозяйственной сумкой в другой.
   - Кого в суд? Петю моего?! - с негодованием закричала она и, отпихнув
Элефантова в сторону, плюхнулась на стул передо мной.
   - Да вы знаете, какой он больной? Он себя не помнит, не  отвечает  за
себя, его психозы накрывают... Вот, вот, - она бросала неразборчиво  ис-
писанные листки с лиловыми печатями и прихлопывала сверху ладонью. Толс-
тые, унизанные кольцами пальцы громыхали о стол,  подтверждая  весомость
каждого документа.
   - А вот от самого профессора Иваницкого, - победно громыхнула посети-
тельница последний раз и снисходительно глянула на меня. - А вы говорите
- под суд! - в голосе Петиной мамы слышались великодушные нотки, извиня-
ющие человеческую глупость.
   - Так что оставляйте себе справки, какие надо, кроме,  конечно,  про-
фессорской, а Петьку отдайте, мы его с Серегой  сейчас  в  психдиспансер
отвезем, я уже договорилась.
   Как у нее все просто получалось!
   - Да вы не думайте, я через час заявление от Кольки привезу,  что  он
претензий не имеет. Если надо еще чего - тоже привезу. Хотите, напишет -
сам на ножик напоролся?!
   - Ничего он не напишет.
   - Да ну! Как же иначе! Я ему уже апельсинов купила, -  посетительница
приподняла, как бы взвешивая, свою сумку. - Меду  купила,  курицу,  оре-
хов...
   - Потерпевший сейчас на операционном столе, неизвестно, выживет ли...
   - Ничего, завтра напишет. Я ему бульон понесу вместе с Серегой...
   Элефантов незаметно выскользнул за дверь.
   - Так где Петька? - деловито спросила она. -  Смирительную  надевали?
Можете снять, мы с Серегой его управим, он меня слушается.
   Я вызвал помощника дежурного и, с трудом прервав словоизвержение  Пе-
тиной мамы, объяснил, что отпускать ее сына никто не собирается, интере-
сующие вопросы она сможет выяснить у следователя, а сейчас  я  прошу  ее
покинуть кабинет.
   Сержант взял ее под локоть и, преодолевая некоторое сопротивление,  с
вежливой настойчивостью вывел в коридор, а я, чуть  не  испепеленный  ее
прощальным взглядом, посочувствовал следователю, которому придется вести
это дело.
   Бесцеремонная посетительница выбила меня из колеи и спугнула  Элефан-
това, который, видимо, хорошо знал, чего можно ожидать от матери бывшего
соученика.
   Я сидел перед чистым лицом бумаги, собираясь с мыслями, когда в каби-
нет зашел председатель домкома по Каменногорскому, 22, Бабков, такой  же
величавый, как и в прошлый раз.
   - Только что повестку принесли, - сообщил он, усаживаясь. -  Да  я  и
сам собирался. Вы меня позавчера позвали чердак смотреть, а зря... Вот!
   Он вытащил из портфеля и бухнул на стол тяжелый газетный  сверток,  в
котором оказался ржавый амбарный замок.
   - В углу лежал, а вы не заметили! Как он туда попал, где раньше висел
- вопросов встает много...
   - Егор Петрович, а вы могли бы узнать того человека?
   - Который на чердак лазил? Конечно! Только покажите, сразу скажу!
   Я пригласил понятых и положил перед Бабковым лист с десятком фотогра-
фий.
   - Не этот, не этот, не этот...
   Палец миновал фото Спиридонова, не остановился и на снимке  Элефанто-
ва.
   - Вот он!
   - Точно?
   - Абсолютно, так и запишите: твердо опознал на девятой фотографии, ну
и так далее.
   Бабков "опознал" подставную фотографию, на которой изображен человек,
заведомо не имеющий отношения к делу.
   - Ошибки не будет?
   - Никогда! У меня память острая! Я составил протокол, Бабков с досто-
инством расписался.
   - Я так понимаю, что если у вас его фотография имеется,  то,  значит,
узнали, кто такой, - он был явно доволен своей проницательностью. - Неп-
лохо, неплохо...
   Егор Петрович настолько размяк, что мне удалось убедить  его  забрать
замок. Ушел Бабков в полной уверенности, что оказал следствию неоценимую
услугу.
   На следующий день я допрашивал  мордатого  автомобилевладельца  Петра
Гасило. Он, как и в прошлый раз, ничего не знал и не помнил, но я приду-
мал, как освежить его память.
   - На каком-этаже вы живете?
   - На втором, - вопрос его явно удивил.
   - Вокруг есть высокие дома?
   - Напротив пятиэтажка... - удивление возрастало.
   - Вы занавешиваете окна?
   Гасило стал нервно теребить замок своей замшевой куртки.
   - Когда как... А почему... Почему вы об этом спрашиваете?
   - Да так. Советую задергивать шторы перед тем, как включаете свет.  И
поплотнее.
   Гасило бросило в жар.
   - Вы думаете, и в меня могут...
   - Не исключено. На всякий случай примите меры предосторожности  и  не
выходите на балкон.
   - Какие это меры! - Гасило подскочил на стуле.  -  Он  может  меня  у
подъезда, в машине, да где угодно! Не я, а вы обязаны принять меры!
   - Для этого мы должны знать как можно больше. А вы не хотите говорить
откровенно. И тем самым, возможно, подвергаете свою жизнь опасности.
   - Еще не хватало! И правда, Машка... То есть Мария Викторовна  сказа-
ла: "От него всего можно ожидать". Действительно, стрельнет в меня, чего
доброго... Вот ввязался в историю!
   Гасило обхватил голову руками. Он был готов. И я предложил ему по по-
рядку, подробно рассказать о событиях того вечера. Страх оказался  прек-
расным стимулятором памяти: он заговорил охотно, с жаром и  жестикуляци-
ей.
   - С Машкой меня кент познакомил, Толян, она с ним в институте работа-
ет. Было у них что или нет - не знаю, он говорит: помоги, баба  деловая,
внакладе не останешься. Ну, помог, не жалко, взяла стенку, потом звонит:
на чашку кофе... Ну, ясное дело. Пришел, кофе, коньяк, то да се, короче,
остаюсь ночевать, она уже постель стелит, вдруг - дзинь! Я сразу  думаю:
кто-то камень в стекло пустил! А она за бок - хвать, согнулась, смотрю -
кровь!
   Гасило испуганно выкатил глаза, заново переживая страшную картину.
   - Эх, говорит, зря связалась с этим полудурком, и мне - быстро  звони
в "Скорую".
   Он перевел дух.
   - Выбежал на улицу, позвонил, сел в тачку, а ехать не могу: руки, но-
ги дрожат. Думаю: еще чуть, получил бы "маслину" в голову,  и  все  удо-
вольствие!
   - Нежинская знает, кто в нее стрелял?
   - Конечно! - хмыкнул Гасило. - Не каждый же день в нее  стреляют.  Но
не скажет. Я потом расспрашивал, она в ответ: наверное, один дурачок  из
бывших друзей, от него всего можно ожидать. И предупредила:  держи  язык
за зубами!
   Гасило посмотрел искренним взглядом раскаявшегося правонарушителя.
   - Потому и держал. Но если самого могут  прихлопнуть  -  какой  резон
молчать?
   Уходя, он спросил, не мог бы я охранять его по вечерам частным  обра-
зом, за вознаграждение. Видно, от страха ум за разум совсем зашел у бед-
няги.
   Следующим на повторный допрос пришел Спиридонов.
   Пористая дряблая кожа, воспаленные глаза, отечность -  скрытый  порок
все отчетливее проявлялся во внешности,  по  существу,  переставая  быть
скрытым. Добавь сюда грязную мятую одежду - и никаких вопросов: спивший-
ся бродяга, готовый клиент для вытрезвителя. Но Спиридонов  в  отглажен-
ном, хотя и не слишком тщательно, костюме, чистой рубашке, при галстуке.
   И впечатление меняется, потасканный вид можно легко объяснить  нездо-
ровьем... Особенно если такому объяснению склонны верить.
   Он тоже придерживался первоначальных показаний,  демонстрируя  полную
неосведомленность по всем задаваемым вопросам.
   - Вы хорошо стреляете?
   Я спросил это неожиданно, без всякой связи с предыдущим, но  Спиридо-
нов не удивился.
   - Не знаю... Когда-то занимался, имел разряд. А недавно на соревнова-
ниях отстрелял скверно. Без тренировки навык теряется...
   "Да и пьянство не способствует точности", - подумал я и спросил,  где
он находился в вечер преступления.
   - Какого числа? - переспросил Спиридонов,  сосредоточенно  щурясь,  и
мучительно задумался.
   - Точно не помню. В какой-то компании.
   И поспешил пояснить:
   - Как раз дни рождения у товарищей шли один за  другим  да  торжества
разные.
   Он вытащил записную книжку с календариком и  принялся  тщательно  его
рассматривать.
   Я уже точно знал главное - не он. Независимо от  того,  есть  у  него
алиби или нет. Не он.
   - Вот, кажется... Да, точно! Вначале пили пиво в баре, до закрытия, а
потом пошли ко мне. Ну, в общем... посидеть. С кем был? Пожалуйста,  за-
писывайте...
   - Вас не удивляют мои вопросы?
   - Чего ж удивляться? Мария мне все рассказала. Вот вы и ищете...
   - Нежинская кого-нибудь подозревает?
   - Спросите у нее. Насколько я знаю, нет. Она вообще не  распространя-
ется об этой истории - кому приятно?
   - Что вы можете сказать об Элефантове?
   - А чего мне о нем говорить? Я не начальник, не отдел кадров.
   Спиридонов держался совершенно спокойно, хотя пальцы дрожали.  Может,
они всегда дрожат?
   Подписав протокол, он задержался у двери.
   - Элефантов - способный парень. На все руки мастер! Сейчас ищет  био-
поля, когда учился - увлекался акустическими системами,  научную  работу
писал, премию получил. А недавно вспомнил старое и сделал Громову глуши-
тель на лодочный мотор, тот очень доволен. До свидания.
   Выходя, Спиридонов чуть заметно улыбнулся.
   Что ж, намек более чем прозрачен. Интересно, за что он ненавидит кол-
легу?
   Громова я повстречал у института после работы, мы шли в одном направ-
лении и разговорились. Об отдыхе  на  природе,  охоте,  рыбалке.  Громов
рассказал, что проводит выходные на реке, забираясь на катере  вверх  по
течению, где есть необитаемые острова с прекрасными пляжами  и  отличным
клевом.
   Я спросил, сколько времени надо добираться до столь благодатных  мест
и много ли при этом сжигается бензина. Разговор  перешел  в  техническое
русло, оказалось, что у Громова такой же катер, как у моего приятеля,  я
пожаловался на сильный шум мотора, мешающий отдыхать.
   Громов обрадованно закивал, сказав, что это конструктивный недостаток
данного типа двигателя, но ему сделали специальное устройство,  сводящее
шум к минимуму. Видя мое сомнение, он азартно предложил немедленно прое-
хать на пристань и убедиться в сказанном. Я согласился.
   Действительно, небольшой перфорированный цилиндр, врезанный в  районе
выпускного патрубка, почти устранял рев мотора. Я очень  заинтересовался
приспособлением, но Громов сказал, что такие не продаются, ему изготовил
сослуживец - Элефантов, "я его знаю и могу попросить сделать еще одно".
   - Работы здесь немного, Сергей за два часа выточил, прямо у  нас,  на
производственном участке. Главное - все рассчитать. А у него  есть  уни-
версальная формула - сам вывел! Говорил: возьми авторское  свидетельство
- пойдут эти штуки в производство - разбогатеешь. А ему возиться  неохо-
та!
   Громов любезно одолжил чертеж глушителя, и расстались мы  весьма  до-
вольные друг другом.
   Мне не терпелось поговорить с Элефантовым, и хотя следующим днем была
суббота, позвонил ему домой.
   - Вас слушает автоматический секретарь, - раздался голос  Элефантова.
- Хозяина нет дома, если хотите что-нибудь передать -  магнитофон  запи-
шет. У вас есть три минуты, говорите.
   Я ничего говорить не стал и повесил трубку.
   Тут же раздался звонок.
   - Добрый день. Это я звоню.
   С момента ссоры после посещения Рогальских мы не виделись.
   - Добрый день.
   - Ты еще злишься? - Она говорила примирительным тоном.
   - Да нет...
   Я действительно не злился, но что-то в отношении к  Рите  изменилось,
хотя я пока не понял, что именно.
   - Может, встретимся вечером?
   - В семь возле речного вокзала?
   - Хорошо.
   Я позвонил экспертам, Давыдов оказался на месте.  Главный  специалист
по любым смертоносным предметам.
   - Ты мне и нужен. Сейчас подъеду.
   Через полчаса я положил перед ним чертеж  и  спросил,  можно  ли  ис-
пользовать подобную штуку для бесшумного выстрела.
   Давыдов всмотрелся, одобрительно причмокнул языком.
   - Конечно. Только почему такой здоровый? На пушку?
   - Изготовить меньшего размера, наверное, несложно?
   - Дело техники. Важно знать принцип.
   Прямо из кабинета Давыдова я позвонил Элефантову.
   - Вас слушает автоматический секретарь, алло, я слушаю,  хозяина  нет
дома, да здесь я, говорите, - два одинаковых голоса  накладывались  друг
на друга, - ...магнитофон запишет, черт, опять...
   Раздались короткие гудки.
   Я собирался вызвать Элефантова к себе, но в конце концов можно  прие-
хать и к нему домой.
   Дверь открылась после второго звонка. Элефантов держал в  руке  дымя-
щийся паяльник, пахло канифолью.
   - Только влез в схему, пока не сделал пайку, не мог оторваться, - по-
яснил он. - Проходите.
   Элефантова, похоже, не удивил мой приход. А может, он хорошо  владеет
собой.
   Серый, выкрашенный эмалевой краской ящик возле телефона был  раскрыт,
наружу торчали жгуты разноцветных проводов.
   - Автоматический секретарь барахлит. Не  отключается,  когда  я  беру
трубку. Чаю выпьем?
   Видимо, отказ прозвучал слишком сухо.
   - Это официальный визит?
   - Да, пожалуй.